Юный техник, 2014 № 02

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ «Эстафета»

(Окончание)

Владимир МАРЫШЕВ

Маркин вгляделся в пространство перед собой, и в воздухе вдруг обозначились контуры чего-то большого, шарообразного. Маркин вылепил из ничего прозрачный сосуд с переливающимися, как у мыльного пузыря, стенками, после чего движением мизинца уничтожил его. Затем он резко взмахнул рукой, и в воздухе, повторяя траекторию его ладони, вспыхнул алый след.

Лицо Маркина виновато сморщилось.

— Сам не знаю, как это у меня выходит. Наверно, побочное следствие преобразования мозга. Изменилась энергетика организма… Но слушай, что со мной было дальше. Конечно, согласие я дал. И тогда… Это было нечто неописуемое! Мое «я» раздвоилось, растроилось, многократно умножилось, и все новые сущности стали осмысливать мир одновременно с различных сторон. Я проник, казалось, во все первоэлементы материи, научился складывать кирпичики мироздания, а потому и проблема Инта показалась мне чрезвычайно простой. Возраст хозяина Линды, структура составляющих его ячеек, магнитное поле планеты, даже кривизна пространства в этой области галактики — факты и фактики укладывались в стройную логическую последовательность. До разгадки, казалось, рукой подать — и вдруг я словно уперся в стену! Данных было предостаточно, но проблема по-прежнему не решалась ни в какую…

Последовала пауза.

— Я пробыл на Линде почти сутки — пожалуй, самые насыщенные в моей жизни. Беседуя с Интом, погружался в глубины микромира и вычислял силы, движущие галактиками, решал вопросы, которыми человечество еще никогда не задавалось! Конечно, ему незнакомо понятие «дружба» — он признавал во мне лишь коллегу в решении определенных задач. Но, честное слово, прощаясь, я испытывал к Инту самую настоящую симпатию. И, разумеется, пообещал передать его призыв о помощи команде корабля. Ясно было, что, если даже всего несколько человек согласятся перестроить свой мозг, шансы Инта получить долгожданный ответ многократно возрастут.

— Ну и?.. — не вытерпел я.

Маркин сцепил пальцы и хрустнул ими.

— Понимаешь… В идеале все выглядело прекрасно. Но я как-то упустил из виду, что любое человеческое общество, даже такое крошечное, как экипаж корабля, подчиняется своим законам и правилам. И один из этих законов, едва ли не самый древний и неистребимый, — закон отторжения чужаков. Мне, «перестроенному», подобные атавизмы казались вздором. Но я ошибался.

Чтобы стать как все, мне пришлось долго тренироваться. А тогда… В общем, стоило мне выйти из стыковочного шлюза, как сработал один из этих побочных эффектов. Помнится, я внезапно полыхнул чем-то оранжевым. Помню лица ребят. Эти лица с выражением ужаса мне не забыть никогда. Я пробовал что-то объяснить. Бесполезно. Меня уже не считали своим. Ребята попятились, затем молча расступились, освобождая середину коридора.

Я вылез из скафандра и направился в каюту, чувствуя, как по спине скользят взгляды, и в каждом — не произнесенное вслух: «Чужой. чужой. чужой.»

Корабельный врач мучил меня несколько суток. Выявил и описал массу загадочных эффектов. Затем, перейдя к изучению психики, предложил целую кучу тестов. Наконец он заявил, что образ моего мышления совершенно сбивает его с толку. Мог бы выразиться проще — что я потенциально опасен.

Это напоминало приговор. Ребята со мной еще общались, но между нами стремительно росла стена отчуждения.

Маркин слез с генератора и стал прохаживаться по рубке.

— Между тем, — продолжал он, — капитан послал на Линду несколько роботов — одного за другим. Все они по возвращении несли какую-то чушь. Уж не знаю, что за эксперименты проводил с ними Инт, только этим он навредил самому себе — кэп окончательно уверился в том, что планета враждебна людям. В общем, не стоит удивляться, что впоследствии Линду закрыли.

На Земле меня сразу же передали в руки врачей. Они дружно набросились на добычу, проделали массу опытов, извели меня бесчисленными тестами, словно непременно решили доказать, что Освальд Маркин — шпион злобных галактических чудовищ. Я долго терпел эти дурацкие процедуры, но в конце концов взбунтовался. И меня все-таки отпустили, хотя с большой неохотой. Еще бы — феномен, на изучении которого можно сделать себе имя!

Что ж, первую победу я одержал, оставалось вернуть утраченное место в жизни. Я хотел летать. Но… Представляешь — десять лет хождения по инстанциям! Десять лет среди бюрократов, боящихся чихнуть не по инструкции! На любое мое обращение ответ был один: продолжай обследование, твоя дальнейшая судьба зависит от его результатов. В общем, я смертельно устал от этих попыток прошибить стену. Только одно меня и спасало.

— Вы пытались решить проблему Инта? — догадался я.

— Да! Все эти десять лет я ломал голову над тем, почему мой необычный знакомый обязательно должен погибнуть. Знал, что свидеться с Интом не придется, но занимался этим… из спортивного интереса, что ли. Обновленный мозг жадно требовал пищи! Конечно, и в нашей повседневной жизни хватает загадок. Но мне нужна была необыкновенная, колоссальная!

— Так вы… решили?

— Почти, — Маркин стрельнул профессиональным взглядом в правый нижний угол панели управления, где светился экранчик таймера. — Скоро переход. Готовься. Тебе помочь?

Я замотал головой и, развернувшись к приборам, стал снимать показания.

— Что ж, тогда слушай дальше. Ключ к решению я увидел месяца два назад. Требовалось создать на экваторе Линды мощное энергетическое поле очень сложной структуры — этакую пространственную улитку. Тогда некоторые процессы, происходящие в Инте, потекут вспять, повлияют еще кое на что — и пошло-поехало, а в конце цепочки зловещий ограничитель сломается. Весь этот механизм объяснить не могу — на обычный язык мои выкладки не переводятся. Для этого требовалась эскадра земных кораблей и колоссальные затраты энергии извне.

На решение задачи я потратил десять лет. Сколько их понадобится, чтобы убедить кого-нибудь послать эскадру к Линде? Еще десять? Двадцать? Конечно, отступать я не собирался, уже приготовил доводы: мол, в случае успеха операции мы приобретем могучего союзника, великолепного партнера в разгадке тайн Вселенной! Хотя лично для меня подобные аргументы ничего не значили. Просто хотелось, чтобы Инт жил.

И тут оказалось, что радоваться рано. Повторно проверив свое решение, я понял, что оно не безукоризненно. Была деталь, вызывающая сомнения. В конце концов я понял: мне просто не хватило данных. Надо было во что бы то ни стало попасть на Линду и задать Инту вопрос. Всего один вопрос, от ответа на который полностью зависел успех дела. Теперь понимаешь, почему я оказался здесь, на твоей яхте? Ринус-Два — отличный трамплин: отсюда всего один переход до Линды! Вот так.

Я оторвался от приборов и вгляделся в лицо Маркина, словно ища признаки одержимости. Да, этого человека стоило запомнить! Не могу отнести себя к любителям спокойной жизни, но постоянно плыть против течения я бы не смог.

Яхта вынырнула из гиперпространства. Несколько маневров — и планета, освещенная тусклыми лучами красного солнышка, появилась на обзорном экране.

— Скачок напряженности гиперполя в момент выхода, — произнес Маркин, взглянув на приборы. — Ну да ничего, еще научишься. В первый раз ныряешь?

— В первый. — нехотя выдавил я.

— Ладно, — он не стал развивать тему, — пойду готовить посудину. Подождешь меня на орбите. Постараюсь не задерживаться.

Я представил себе, как Маркин, скорчившись в крохотной кабине спасательной капсулы, ведет свое суденышко вниз.

— Зачем вам это нужно? Сядем на яхте. Капсула же одноразовая! Вам не взлететь с планеты!

— Взлечу. У меня такое уже было. Приходилось экспериментировать.

Я пожал плечами.

— Хоть убейте, не понимаю. Какой в этом смысл?

— А вот какой, — жестко ответил Маркин. — Рано тебе туда соваться. Хватит Земле одного меня.

Его тон мне не понравился. Гордецом себя не считаю, но не выношу, когда что-то хотят решить за меня.

— Собрались меня опекать? Между прочим, этот ваш Инт перед тем, как изменить структуру мозга, спрашивает согласия!

— А я, знаешь ли, не уверен, что ты избежишь искушения. — Маркин пристально и, как мне показалось, озабоченно вглядывался в показания индикаторов.

— Это уж мое дело. — Я поднялся.

— Сидеть! — неожиданно рявкнул Маркин, рубанув ладонью воздух. — Успеешь еще дров наломать!

— Ну, знаете! — вспыхнул я. — Вы не командир яхты и не имеете права…

— Стоп! — Маркин замер. Казалось, он прислушивается, пытаясь уловить страшно далекий, почти не воспринимаемый ухом звук. — Ну-ка, парень, выйди из рубки.

Я чуть не задохнулся от возмущения.

— Это еще зачем?

— Намудрили, похоже, мы с переходом. — Он сказал «мы», хотя все операции производил я. — Нестабильность гиперполя растет, понял? На приборы не смотри, они пока молчат. — Маркин быстрыми точными движениями отсоединил лицевую панель энергоблока. — У тебя сколько чувств? Пять. А у меня не меньше десяти. Вот, наверно, десятое и сигнализирует. Выйди, ты все равно ничем не можешь помочь.

Я еще осмысливал услышанное, а Маркин уже с непостижимой скоростью переставлял узлы аппаратуры. Что-то жутковатое было в безошибочных, как у автомата, движениях пальцев. Вдруг в полуметре от его лица возникло и закрутилось на месте, непрерывно увеличиваясь в размерах, облачко оранжевых искорок. Я остолбенел. Редчайший, почти невозможный случай! Об этой чертовщине, не имеющей даже названия и появляющейся при неудачных гиперпереходах, ходили легенды.

Не знаю, сколько бы я простоял, скованный ужасом, но Маркин схватил меня за плечо и вышвырнул в коридор. Я упал на пол и метра полтора проехал на животе. Сзади раздался щелчок — автоматически закрылась дверь. Я вскочил и заколотил кулаками по упругому суперпластику.

— Откройте! Я помогу вам! Откройте!

Помощь. Какая от меня могла быть помощь? Но я ломился в дверь, за которой безумствовали кванты вырожденного пространства, словно больше всего на свете боялся остаться по эту сторону. И тут возник невыносимый, раздирающий барабанные перепонки свист. У меня в голове словно что-то переключилось. Вспомнив про экран внутреннего обзора, я бросился в каюту.

Увиденное на экране заставило меня содрогнуться. По рубке гуляли золотистые волны. Сквозь янтарные сполохи проступали очертания распотрошенных блоков. На полу, раскинув руки, неподвижно лежал Маркин.

Я до крови искусал губы, прежде чем система безопасности, зафиксировав снижение уровня излучений до нормы, открыла дверь. Дальнейшее запомнилось отрывисто. Помню, как ворвался в рубку и тут же со всего размаху ударился о какой-то прибор. Боль взорвалась в колене. Глаза застлала дрожащая багровая пелена. Помню искаженное, запрокинутое вверх лицо Маркина, мои руки, лихорадочно расстегивающие у него на груди нелепый радужный комбинезон, страшную в своей неподвижности прямую линию на экранчике кибдиагноста. А потом, угадывая путь в колеблющемся мареве, я тащил тело Маркина из рубки, и нечем было смахнуть жгучую влагу, помимо воли наполнившую глаза.

Лучшего саркофага, чем спасательная капсула, мне найти не удалось. Сколько времени я просидел возле нее, прямо на полу аварийного отсека? Три часа? Пять? Сутки? Время утратило смысл. «Меропа» описывала вокруг планеты виток за витком, а я все сидел, и мысли мои медленно и обреченно бродили по замкнутому кругу: «Как это случилось? Он погиб из-за меня. Я виноват. Как это случилось?..»

Застоявшуюся тишину нарушили скрипучие металлические звуки. Я не сразу сообразил, что это голос ремонтного кибера. Автомат докладывал о полном восстановлении работоспособности яхты.

Я поднялся и направился в рубку. Там уже был относительный порядок, и только блоки управления гиперустановкой, вынутые из привычных мест и бессмысленным, на первый взгляд, образом соединенные между собой, напоминали о схватке человека с неистовством бушующей материи. В голове не укладывалось, как Маркин успел столько сделать за отведенные ему мгновения.

На обзорном экране застыла разноцветная пена, словно приклеенная к поверхности планеты. Чем дольше я всматривался в нее, тем отчетливее сознавал, что Линда замерла в ожидании. «Неужели ты бросишь меня, человек?» — словно спрашивала она, и я почти физически ощущал, как Инт, скрытый броней облаков, в порыве гаснущей надежды тянется ко мне.

«К черту! — подумал я. — Чего ты хочешь от меня? Маркин сделал для тебя все, что было в человеческих и нечеловеческих силах. И — погиб. А ты. В любом случае тебе жить еще тысячу лет после того, как меня не станет. Так чего ради я буду тратить крохи отпущенной мне жизни? Чтобы обеспечить тебя бессмертием?»

Мир, проплывающий подо мной, молча ждал, ждал.

И тут мне стало страшно. Я вдруг понял, что после всего происшедшего уже не смогу жить, как раньше. Меня грызла совесть — беспощадно, как казавшийся до поры до времени домашним маленький хищный зверек, в котором вдруг пробудилась древняя дикая кровь. Маркин не достиг цели, к которой стремился десять лет, а готов был — целую жизнь. Из-за меня не достиг. Но что я мог сделать сейчас? Принять эстафету? Заменить Маркина и, начав все с нуля, пройти его путем?

Я отключил внешний обзор, и экран погас, стал мертвым и серым. Мне представилось, что я стою у подножия гигантской, теряющейся в облаках лестницы. Еще не поздно развернуться и уйти, но если ступлю на первую ступеньку, то должен буду непременно подняться на вершину. Назад пути нет. И никто во всей беспредельной Вселенной не может решить за меня, стоит ли делать этот первый шаг.

Художник Ю. САРАФАНОВ