Юстиниан. Великий законодатель

ПРЕДИСЛОВИЕ

Имя Юстиниана стало таким же нарицательным, как имена Иосифа, Иуды и Юлия Цезаря. Как и в случае с этими выдающимися людьми, имя Юстиниана стало нарицательным благодаря одной замечательной черте его характера, которая затмила другие причины, по которым личность этого императора может вызвать наш интерес. Юрист знает о великом вкладе Юстиниана в историю права, но тот, кто предпочитает изучать разные стороны человеческого характера и области деятельности, к которым этот характер был приложен, приглядевшись к личности Юстиниана, вдруг увидит, что как человек и муж этот деятель был много крупнее, чем как законодатель. Это была великая личность, чья история может Расширить наши представления об идеалах, которым хотят следовать люди, и о делах, которыми они хотят заниматься. Даже в его время находились люди, считавшие, что он был не человеком, а воплощением зла, десницей дьявола. Только человек с очень сильным характером и железной волей может заслужить такой комплимент от врагов. Так как Юстиниан был воистину великим человеком, то он проявил себя во многих областях деятельности.

Он в высшей степени обладал даром, в котором, пожалуй, уступал только Александру Великому: даром объединять и примирять другие сильные личности. Его жена, которую он вытащил со сцены (некоторые утверждали, что из сточной канавы), была самой замечательной из когда-либо живших женщин. Юстиниан отыскал и воспитал одного из величайших воителей — Велизария, чей военный талант можно сравнить с гением Ганнибала, и одного из самых знаменитых архитекторов Антемия Тралльского, который построил храм Святой Софии. Он привлек к себе одного из самых опытных юристов — Трибониана, который возглавил комиссию, создавшую кодекс и дигесту. Павел Молчаливый и Роман были поэтами, чьи творения не вышли за пределы языка, на котором были написаны; но в лице Прокопия Цезарейского он имел первоклассного историка, запечатлевшего его царствование со всеми приключениями, авантюрами и скандалами. Все эти люди нашли возможность идти к своим целям, объединенные великой идеей Юстиниана создать новую имперскую цивилизацию.

Страницы Прокопия являются самыми живыми и увлекательными из всех источников наших сведений о Юстиниане и времени его царствования. Отчасти достоинства работы Прокопия объясняются тем, что, будучи греком и творя в рамках интеллектуальной греческой традиции, он стал не II просто описателем событий. Прокопий обладал греческим идеалом стиля, который создает всеобъемлющее выражение; он видит действия и поступки людей, прозревая за ними глубинные мотивы; он точно передает нам характер, настрой и противоречия, сквозь призму которых нам являются мотивы поступков. Он и сам был человеком, со своими мотивами и противоречиями. Самое интересное историческое занятие — следовать за Прокопием, используя его свидетельства, отбрасывая искажения истины, порожденные его предрассудками, извлекая на свет божий чистую истину. То, что это нелегкая задача, делает изыскание еще более интересным.

В самом начале XVII века произошло одно знаменательное событие. Была открыта работа Прокопия, о которой едва ли кто-нибудь подозревал: его Anecdota-Тайная история, которая была немедленно напечатана. Предполагалось, что это сочинение станет девятой книгой «Истории». Книга была написана, но Прокопий так и не обнародовал ее при жизни. Причина такой скромности очевидна. На страницах книги читатель сможет найти сенсационные утверждения, касающиеся императрицы Феодоры и других персонажей того времени, уснащенные такими деталями, какие заставили бы покраснеть Чосера и Рабле. С момента своей публикации эта книга стала предметом спора среди историков. Для этого есть основания, ибо сочинение Прокопия — весьма читаемое исследование, поднимающее множество проблем первостепенной важности. Массовый читатель, как мы знаем, склонен искать в книгах, посвященных Юстиниану и Феодоре, смутные голословные обвинения относительно морального облика императрицы, причем эти обвинения не подтверждаются доказательствами. Все эти обвинения взяты из «Тайной истории», а подробности не приводятся, так как такого рода детали не было принято в прежние времена публиковать для всеобщего прочтения. Но теперь мы все психологи, поэтому на нынешних молодых людей скандальные откровения «Anecdota» произведут гораздо меньшее впечатление, чем на их викторианских прабабушек и прадедушек. Можно сказать, что за прошедшие пятьдесят лет вера в скандальные пассажи постепенно сходила на нет, и сегодня ее надо считать совершенно угасшей. Утверждения Прокопия оспаривались и, наконец, были отброшены по двум независимым причинам. С одной стороны, весь опыт человечества, древнего и современного, приводит к заключению, что женщина такого типа, как описал ее Прокопий в своей «Тайной истории», не могла быть исторической Феодорой. Это такое же невероятное утверждение, как то, что Иммануил Кант в молодости был страстным карточным игроком. С другой стороны, каждый, кто изучает Прокопия, вскоре начинает понимать характер этого историка, что помогает осознать, почему упомянутые утверждения были высказаны и почему они являются ложными.

Секрет Прокопия заключается в том, что он был импрессионистом. Это означает, что он мог правдиво и живо передать то, что видел собственными глазами или переживал, но органически не способен понять, когда ему лгут. У Прокопия не было дара интеллектуального суждения; он не мог распознать, истина перед ним или ложь, по их характеристическим качествам или внутренней структуре. Молниеносная интуиция, которая помогает отличить правду от лжи, была не свойственна Прокопию. С широко открытыми от удивления глазами он слушал россказни остроумных господ, которые за бутылкой вина сообщали ему то, что считали правдой. Прокопий не присутствовал на оргиях Феодоры и не знал, что творится в голове Юстиниана. Все это были сказки, которые он услышал. Он проглатывал их так же, как проглотил россказни, которые поведал ему некий Синдбад с берегов Персидского залива: о плавающих раковинах и смеющихся акулах. Сколько выпивки поглотил Синдбад за счет Прокопия или сколько получил от него денег, мы не знаем, но определенно можем сказать, что Синдбад был лжец. Таким же был тот «знаток», который поведал Прокопию страшную правду о Феодоре.

Феодора и Юстиниан были не единственными, кто пострадал от рук Прокопия. Он нарисовал фальшивый портрет Хосру, великого персидского царя. Но при всех своих ошибках Прокопий сумел передать нам с небывалой живостью огромное полотно политики и войны, но не сухим языком, а с потрясающим богатством человеческих персонажей, которые осуществляли историю. Даже абсурдные вещи трогают за душу, мы чувствуем, что этот мир не может быть безнадежно плохим, если даже зло и сумасшествие могут быть интересными. Когда он забывает о своих предрассудках, о своей ненависти, о себе и просто описывает историю, развертывающуюся перед его глазами, он воссоздает мир, в котором ему пришлось жить; он передает нам опыт, которым мы (если бы не он) не могли бы в такой мере воспользоваться… Для нас он практически единственное окно в тот мир. В то время, когда британская история была погружена в сумрак периода, прошедшего от битвы у горы Бадон до появления Кевлина Уэссекского, Прокопий рисует яркими красками пламенный рассвет жизни Италии, Африки и окраины Персии.

В дни, когда история часто излагается в виде механистических гипотез, словно действия людей можно адекватно вычислить и перенести в виде графика на миллиметровую бумагу, стоит потратить время на изучение истории эпохи, в которой поразительно силен элемент человеческой личности. Беда заключается не в том, что действия и поступки людей нельзя переносить на кальку. Это можно делать, но после свершившегося факта. Практическая разница между механизмами и личностями заключается в том, что механическое движение можно показать математически до того, как это движение произойдет в действительности, а действие личности можно показать только после события. Личность — это сила, которая постоянно демонстрирует новый закон. Некоторые люди являются большими знатоками характеров, но этот дар основан скорее на телепатии, нежели на опыте.

В истории Юстиниана и Феодоры никто не может отделаться от подавляющего влияния личностей. Каждый шаг в этой истории определен чисто человеческим мотивом и влиянием качеств человеческого характера. Все могло быть по-другому; все и было почти всегда по-другому. Когда Деметрий вместо Неаполя поплыл в Рим или когда Исаак Армянин напал на Остию, они делали такие же обычные вещи, как купить в киоске вместо одной газеты другую. Разница заключается в том, что их поступки изменяли ход истории. Это исключительное чувство опасности и риска составляет половину интереса при чтении истории Прокопия.

Современному человеку особенно полезно читать эту историю, хотя бы потому, что сам он живет в эпоху, в которой личности, как мне представляется, перестали существовать. Сейчас никому не кажется, что индивидуальное действие отдельного человека может изменить историю. Но сама мысль об этом уже изменяет ее течение. Что бы мы ни делали, всеми своими действиями мы все же изменяем историю, хотя немногие из нас доживут до того момента, когда на противоположном конце доски напишут итоговое число.

Юстиниан и Феодора представляют нам первый в истории пример равноправного партнерства между мужчиной и женщиной. Возможно, это самый разительный пример союза ума в высшей степени мужественного с умом в высшей степени женственным. Все, кто их знал, признавали, что факт партнерства был главным и решающим фактом их жизни. Даже современный читатель может найти интересной и полезной эту рабочую модель идеально отлаженного и прекрасно действующего семейного механизма. Феодора была первой феминисткой в новой истории. Если она делала какие-то ошибки, то про нее можно с известной долей уверенности сказать, что Бог думал сотворить ее равной мужчинам.

С теми мужчинами было трудно равняться. Даже если мы примем самое худшее, что говорит о ней Прокопий, то из него мы сможем вывести лишь то, что она делала все со всей силой и страстью, на какие была способна. Он признавал ее красоту, ее очарование, ее ум и душевную твердость. Он давал волю своему воображению только по поводу ее характера.

Из всего сказанного естественным образом следует, что эта книга по большей части основана на сочинениях Прокопия как единственного автора, оставившего нам живое повествование о своем времени. Наша книга следует принципу доверять «Anecdota» за те ценности, достоинства и недостатки, которыми отмечены остальные произведения Прокопия. Если мы решительно отвергаем измышление о Феодоре и сорока юношах, то с полным доверием относимся к сведениям об участии Феодоры в убийстве Амаласунты. Первое — выдумка, последнее — существенная связь в построении верной картины той эпохи.

В то время как Прокопий, подобно Геродоту, Ксенофонту или Фукидиду, является автором, рассчитанным на обыкновенного культурного читателя, другие источники по истории Византии того времени представляют материал исключительно для профессиональных ученых или студентов-историков. Исправления и дополнения к заметкам Прокопия взяты из других работ, когда это представлялось мне полезным для рядового читателя. Подготовленные читатели не нуждаются, конечно, в таких указаниях. Особое внимание было уделено взглядам покойного профессора Дж. Б. Бэри, высказанным им в «Истории поздней Римской империи» (1923). Эта работа, в которой суммированы результаты исследований Дана, Хори, Панченко и целой плеяды других ученых, является скорее критической и обзорной, нежели повествовательной. С этой точки зрения эта книга превосходит все другие работы, посвященные исключительно этому предмету, но она не передает (и не претендует на это) связную картину рассматриваемой эпохи и хитросплетение действовавших в то время сил. Сам Бэри признает в предисловии, что при обзорном методе написания исторических книг теряется перспектива. Именно эту перспективу мы находим у Прокопия. Одной из целей написания настоящей книги стала попытка соединить упомянутые достоинства и перспективу Прокопия с существенными деталями, установленными современными исследователями.

Нет нужды добавлять, что есть и другая цель — приспособить к современным условиям метод Прокопия. Поскольку настоящий труд призван сохранить верные суждения о Юстиниане, постольку в нем предпринята попытка правильно оценить перспективы эволюции процессов, частью которых были жизнь и труды Юстиниана. Развитие политической цивилизации от стадии городов-государств до нового времени представляет собой длительный и неразрывный процесс, который можно описать одной определенной формулой. На карьерах Ганнибала и Суллы мы видим, как отдельные города-государства сливались в сложно устроенные государства и какие проблемы возникали в связи с этим политическим изменением. Мы видим на примерах жизни Тиберия и Константина те влияния, которые создали определенный тип монархии для этих больших государств, уничтожив при этом другие ее типы. На примере жизни Юстиниана можно с необычайной ясностью проиллюстрировать борьбу между старой, зрелой имперской системой и молодой, незрелой системой национальных государств, которые начали зарождаться в Западной Европе. Некоторые из влияний, которые оказали сильнейшее воздействие на европейскую историю в более поздние времена, были отчетливо видны уже в те времена: трудность, с которой столкнулись северные европейцы, пытаясь удержаться в Африке, немногим меньшие трудности сохранения господства над Италией. Даже в правление Юстиниана можем мы видеть первые признаки действия политических факторов, которые со временем стали жестче и острее. Впоследствии складывается система национальных государств, центром которой становится область в Северной Галлии.

Таким образом, эта книга, как и ее предшественники, не является энциклопедией известных фактов, относящихся к предмету ее рассмотрения. Скорее, это попытка найти место Юстиниана в рамках процесса эволюции, контуры которого мы набросали в книге «Сулла Счастливый». Это попытка не столько обсудить или установить какие-то частные детали, касающиеся Юстиниана, сколько с пользой применить те факты, которые с достойной доверия определенностью уже установлены.