Состояние дел в Италии, на которое Велизарий взирал теперь весьма беспомощно, было создано его собственными руками. Беды, от которых он страдал, и трудности, с которыми встретился, произошли исключительно оттого, что он торпедировал договор с Витигисом, а все остальные неприятности явились следствием этой роковой ошибки.
Войны подобны ранам: если они не очищаются, то их заживление сопровождается различными осложнениями. Нашлись острые проблемы, которые постоянно бередили старые итальянские раны. Одной из таких проблем стал вопрос о престолонаследии у готов. Если бы Витигис остался в Равенне, все было бы гораздо проще. Но сложилось так, что готы не могли выбрать себе ни такого короля, которому они могли бы подчиниться, ни такого короля, которого одобрили бы римляне. Короче говоря, они вообще не могли выбрать себе короля.
Непомерный оптимизм совсем недавно мог заставить людей поверить в то, что готов можно привести к покорности в Италии, но только невежество могло привести тех же людей к выводу, что готы будут все время покорно пребывать в положении побежденных. Раздражение по поводу выборов короля держало готов в напряжении и постоянной готовности к новым бедам. Быстрая смена кандидатов на королевский трон говорила о том, что ждать осталось недолго. Скоро сама судьба подарит готам настоящего короля.
Еще до того, как с Витигисом на борту Велизарий отплыл из Равенны, готские вожди, осознав, что он никогда не рассматривал всерьез возможность принять от готов знаки королевского достоинства, решили обратиться к одному из немногих военачальников, которые продолжали держаться на севере. Этим человеком оказался Урия, племянник Витигиса, до сих пор удерживавший Павию. Вероятно, он чувствовал, что опыты с избранием короля, не принадлежащего к священным родам, всегда кончаются зловещими неудачами.[49] Урия отказался, посоветовав обратиться к Ильдибаду, сидевшему в Вероне. Ильдибад, племянник визиготского короля Теудеса, мог претендовать на титул, поскольку его родство доказывало, что в его жилах течет голубая кровь. Ильдибад согласился, мудро оговорившись, что примет титул короля, если от него официально откажется Велизарий. Римлянин принял депутацию готов и дал им соответствующие уверения, после чего Ильдибад был избран королем готов.
На троне Ильдибад продержался меньше года. Он не был богатым человеком, и, когда его супруга, обливаясь слезами, рассказала, какие наряды надевает жена Урии, его сердце не выдержало. По приказу короля Урия был убит, после чего сам Ильдибад пал от руки одного из своих воинов (5 мая). После смерти Ильдибада руги выдвинули своего кандидата — Эрариха, который не считался королем всех готов, но поскольку у всех готов не было в тот момент подходящей кандидатуры, то Эрариху позволили остаться, но он оказался скользкой личностью. Вспомнив о предложении Юстиниана разделить Италию, оставив готам территорию к северу от реки По, Эрарих сумел убедить готов принять эти предложения. Воспользовавшись этим предлогом и не возбуждая никаких подозрений, Эрарих снарядил в Константинополь посольство, главе которого были даны тайные инструкции. Коротко говоря, Эрарих выставил готское королевство на продажу.
Нам неизвестно, полностью ли дошло до готских вождей содержание предложений Эрариха, но факт остается фактом: знати пришлось думать о новом кандидате. После недолгих раздумий таковой был найден. Этого человека звали Тотила, или Бадуила, он приходился племянником Ильдибаду и, таким образом, был кровными узами связан с королем Теудесом.[50] Тотила занимал крепость Тревизо,[51] пожалованную ему его дядей. И вот, наконец, фортуна, которая столько раз безуспешно тасовала колоду и сдавала карты, на этот раз сдала их удачно, на стол выпал настоящий король. В то время Тотиле было двадцать пять лет или около того — молодой человек в самом расцвете своих физических и духовных сил. Время должно было показать, ожидает ли его поистине королевская судьба.
Тотила не был ни глупцом, ни идеалистом. Он пришел к выводу, что в этой войне готы являются проигравшей стороной и не следует тратить попусту время, оставаясь в их дурном обществе. Его переговоры с имперским командованием о сдаче Тревизо были прерваны предложением готских вождей, что кардинально изменило его взгляды. Готский народ с таким королем, как Тотила, — за это следовало драться. Самое главное, что он был готов драться.
К несчастью, условия сдачи Тревизо были уже оговорены, и, как подобает мудрому человеку, Тотила не захотел без основательных причин нарушать данное слово. Но, принимая предложение готов, он поставил условие: Эрарих должен быть убран с дороги до назначенной даты. Этой датой был день сдачи Тревизо. Будущие подданные выполнили договоренность, в этот день Тотила был провозглашен королем, но, как властитель, он не имел никакого отношения к сдаче Тревизо, и город остался в руках готов.
Невозможно спрятать город, расположенный на вершине холма, еще труднее не заметить явления людей определенного типа. Восшествие Тотилы радикально изменило отношения между готами и империей. Изменилась духовная атмосфера, было такое впечатление, что после полной бедствиями ночи, наконец, взошло благодатное солнце. Готы под водительством Витигиса и Эрариха были совершенно несчастными созданиями; когда же их возглавил Тотила, они вдруг снова стали готами Теодориха и Ирминриха. Задолго до того, как Тотила начал совершать свои славные деяния, Юстиниан понял, что из себя представляет этот воин. Один лев учуял другого. От Тотилы пахло настоящим королем.
Гнев Юстиниана был направлен на тех, кто нес настоящую ответственность за случившееся, — на римских военачальников в Италии. У империи был властитель, способный на масштабные действия; как же вышло, что у него нет подчиненных, способных быстро действовать в более мелком масштабе? Гнев был обоснованным, но это была ссора ремесленника со своими орудиями, а такая ссора всегда очень опасна. Если они были не способны делать то, что он от них требовал, то зачем он просил их это делать? Если же они просто не могут работать вместе, то в чем причина? Но именно этот вопрос Юстиниан не мог задать самому себе. Ответ мог оказаться слишком трудным.
В Италии с самого начала все пошло не так, как следовало. Начал Велизарий; и вполне можно допустить, что если бы не его опрометчивый разрыв договора с Витигисом, то дела в Италии не были бы в том плачевном состоянии, в каком они оказались. Финансовая администрация, устройством которой в Италии по распоряжению Юстиниана занимался Александр Логофет, могла бы оказаться действенной и эффективной, если бы строилась в усмиренной соответствующими договорами стране. Но война продолжалась; не были выработаны устраивающие все стороны условия умиротворения. Александр весьма прохладно относился к требованиям армии о финансовой поддержке. Он пользовался любой возможностью положить эти требования под сукно. Непопулярность Александра среди военных можно сравнить только с его непопулярностью у итальянского чиновничьего класса, который получил от него требования полного отчета о всех деньгах, полученных и израсходованных за время готской оккупации Италии. Требование было обоснованным, ибо теоретически чиновники были ответственны перед императором за все, что происходило в Италии во время правления готских вице-королей. Однако то, что думали об Александре итальянские чиновники и чего они ему желали, стоит лучше прикрыть завесой благопристойности. Хуже всего было то, что Александр решил лично проверить все бухгалтерские отчеты, поступившие к нему, а у него был зоркий взгляд и проницательный ум. Чиновники испытывали весьма неприятные чувства.
Итальянские чиновники были абсолютно беззащитны. В отличие от них военные могли отплатить администрации многими неприятностями. Представляется, что они воспользовались такой возможностью. Поняв, что финансистам нет никакого дела до их нужд, они решили сами заняться неформальным сбором налогов в свою пользу. Поскольку никакие статьи этих доходов Александром не проверялись, то принимались весьма оптимистические цифры, никак не соответствовавшие реальному состоянию имперского бюджета.
Совершенно ясно, что такие вещи не могли вызвать у итальянских чиновников восторга по поводу действий императорской власти.
Трудности и трения, возникшие внутри итальянской государственной машины, со временем, конечно, могли быть преодолены. Существуют даже определенные предположения относительно того, что, ориентируясь на ход событий, Юстиниан уже заранее выработал план соответствующих действий. После неудач Велизария император не мог ничего усовершенствовать, ему пришлось приложить к Италии схему, разработанную для иных условий. Однако восшествие на готский престол Тотилы разительно изменило всю картину. Неосторожность превратилась в преступление; неловкость — в измену. Жестокая критика со стороны императора заставила военачальников собраться в Равенне на экстренное совещание. В результате было решено на деле перейти к энергичным действиям. Была собрана армия численностью двенадцать тысяч человек. Целью наступления была названа Верона.
С таким войском Велизарий мог завоевать половину Европы. Сборище военачальников, каждый из которых в отдельности был весьма способным военным, не смогло взять даже Верону. Начались переговоры о том, чтобы пятая колонна изнутри открыла имперским войскам ворота. Сначала все шло, как было задумано. Ворота были открыты, и для занятия города в него был послан воинский отряд. Это тоже было исполнено. Готы, которых неожиданный удар застал врасплох, в панике покинули город, как только в него вошел римский отряд. Когда наступило утро, готы, проведшие весьма неудобную ночь на склоне близлежащего холма, увидели, что остальная часть имперского плана повисла в воздухе. Вместо того чтобы вслед за передовым отрядом войти в город, армия топталась на месте, а ее начальники обсуждали размеры выплаты изменникам, открывшим ворота. Готы снова заняли город. Передовой отряд, поняв, что становится по-настоящему жарко, покинул город самым коротким и быстрым путем — воины просто попрыгали с его стен, естественно, не все прыжки оказались удачными. Армейские начальники отложили совещание и, не взяв Верону, приказали армии отступать.
Но беды на этом не кончились. Армия не успела укрыться за надежными стенами Равенны. В поле ее перехватила готская конница, численностью вполовину меньшая, чем имперское войско. Возглавил готов сам Тотила. В битве при Фавенции римляне были разбиты и рассеяны, а Тотила захватил все их знамена.
С этого момента Тотила перестал соблюдать осторожность. Он выиграл еще одно значительное сражение при Муцеллии в Этрурии; он захватил укрепленный туннель в Петра-Пертузу, кроме других крепостей. Ему стало ясно, как это было ясно Гайзериху и другим выдающимся умам северных племен, что для воинов, вооруженных и обученных как готы, война осад — это проигранная война. Целью должно было стать полномасштабное использование мобильных конных отрядов как главной ударной силы. Восприятие Тотилой этого фундаментального принципа качественно отделяет его от такого вождя, как Витигис, чья военная доктрина отличалась примитивной прямолинейностью. На этот раз готы воспользовались решающим фактором, определяющим победу, — человеческим разумом.
В то время, когда Велизарий на персидской границе сумел выпроводить из имперских пределов Хосру, заставив его перейти Евфрат и отправиться домой, Тотила победным маршем шел на юг Италии по открытому пространству, нападая на неподготовленные к нападению города, сводя на нет все, что сделал в свое время Велизарий. Причем Тотила взял на вооружение тактику Велизария — быстрота, натиск и корректность. Вскоре готский король подчинил себе практически всю Италию к югу от Вультурна. Значение этого заключалось в том, что на захваченной территории Тотила начал собирать налоги. Страна была не только потеряна для империи, она начала снабжать и поддерживать возрожденное готское королевство.
Кульминацией похода Тотилы в Южную Италию стало его появление в Кампании. Встревоженные обыватели были потрясены до глубины души, увидев, что король готов милостив и гуманен к тем, кто не оказывает сопротивления. Вместо того чтобы съесть живьем, он достойно обошелся с семьями римских сенаторов, жившими на виллах Кампании, и отпустил их с почетом. Самым последним и наиболее важным действием Тотилы в ту кампанию стала осада Неаполя.
Вторая осада Неаполя продолжалась около девяти месяцев. Тотила и теперь проявил свойственную ему мудрость. Военные действия носили характер скорее блокады, нежели правильной осады. Время шло, и осада все больше и больше становилась неким символическим действом. Это была не просто борьба за конкретный город в Южной Италии; скорее, это была война в небесах. Если Юстиниан сможет удержать Неаполь, то будущее мира навеки связано с Римской империей. Если Тотила сможет захватить Неаполь, то будущее мира станет темным и непредсказуемым, но оно не будет связано с Римом. Речь шла о том, сможет ли империя возродиться и существовать, или она рухнет во время этого противостояния.
Юстиниан не мог в этот решающий момент отправить Велизария в Италию. Сделать это означало открыть фронт на востоке и освободить путь в Рим армиям Хосру. Велизарий, как мы видели, был занят тем, чтобы заставить царя царей отвернуть от Иерусалима и дороги в Египет. Одновременное нападение на империю персов и готов и есть разгадка тайны, почему Юстиниан выделил так мало сил на войну в Италии. Однако политика, которой он следовал, была индивидуальной и сильной. Во главе верховного командования в Италии он поставил гражданского человека (дав ему чин преторианского префекта и военного заместителя) по имени Деметрий, прошедшего выучку у Велизария. Были направлены в Италию и войска: фракийцы, армяне, гунны.
Деметрий — многообещающее имя для воина. Новый командующий вместе со своим войском прибыл на Сицилию, ознакомился с последними сведениями и начал быстро действовать в соответствии с ними. Неаполь голодал, и Деметрий поставил себе задачу вызволить город из тисков блокады.
Пока его флот продвигается к итальянским берегам, мы приближаемся к водоразделу мировой истории. До этого момента Римская империя, империя I Августа и Константина, все еще стремилась к победе. Никто не мог отрицать, что следующей после готской будет франкская война, за которой последует британская, что будет означать полное восстановление старых границ империи. То, что этого не произошло, можно отнести на счет нехватки сил, находившихся в распоряжении Деметрия. Он был отважным человеком, и военная хитрость, которую он мог применить, оказалась бы весьма впечатляющей. Даже готы, прослышав о приближении флота и полагая, что на кораблях находится обычное количество воинов, пришли в некоторое смятение. Если бы Деметрий, не колеблясь, ввел свой флот в Неаполитанский залив, то этим шагом мог бы принудить готов к отступлению и изменить ход истории с помощью нескольких пустых торговых кораблей. Но — и пусть это послужит моральным уроком для молодых — в критический момент твердость духа изменила Деметрию. Он отступил и направил флот в Рим, чтобы набрать там достаточно войска из воинов римского гарнизона. Римский гарнизон отказался участвовать в этой авантюре, и Деметрию пришлось в прежнем составе вернуться в Неаполь, но момент был уже упущен. Правда о численности его войска стала известна неприятелю. Тотила организовал импровизированный флот, с которым напал на флот Деметрия. Сам римский полководец с немногими своими воинами сумел спастись на лодках. Корабли попали в руки Тотилы.
Водораздел был пройден. С этого момента река человеческой истории сменила направление своего течения. Стало ясно, что Римская империя не будет отныне доминирующей силой в европейской истории; более того, стало ясно, что империя не сможет доминировать даже в одной Италии.
Значение таких событий можно правильно оценить только с далекой исторической перспективы. Оно совершенно не осознавалось теми людьми, которые сражались за Неаполь. Если бы они обладали даром предвидения, то не увидели бы за своим сражением никакого будущего. Но они не обладали таким даром и продолжали воевать, словно ничего не произошло.
Деметрий, вернувшись на Сицилию, увидел, что его армия наконец прибыла вместе с преторианским префектом. Из осажденного Неаполя доставили экстренное послание, в котором гарнизон просил немедленно предпринять попытку деблокировать голодающий город. С одобрения новоприбывшего начальника Деметрий организовал такую попытку. Зима была в самом разгаре, но положение города было слишком тяжелым, чтобы это соображение могло поколебать чашу весов.
Вторая попытка деблокирования Неаполя оказалась почти успешной. Флот, имея на кораблях достаточное количество воинов и съестных припасов, благополучно достиг города. Прежде чем были начаты военные действия, на море разразился шквал, ветер выбросил корабли на берег, разметав весь флот. На этот раз сам Деметрий оказался в числе пленников.
В том, что Неаполь оказался в полном окружении, не имея практически никакой надежды на освобождение, не было вины Юстиниана. Если, дойдя до последней степени истощения, гарнизон и жители города не видели иного выхода, чем сдача Неаполя, то в этом не было их вины. Они голодали столько времени, сколько могли выдержать. Тотила, сильный и здравомыслящий человек, обратился к защитникам города, проявив ясное мышление и великодушие. Он предложил превосходные условия, против которых нечего было возразить. Гарнизон мог с почестями и в полном вооружении покинуть город. Неаполь продолжал голодать, не понимая, стоит ли свеч эта игра. Наконец начальник гарнизона принял решение сдаться, если помощь не придет в течение тридцати дней.
— Тридцать дней! — воскликнул на это Тотила. — Почему не сказать три месяца? Я все равно буду сидеть и ждать.
Неаполь не стал ждать три месяца, он не стал ждать и тридцати дней. Через короткое время он отдался на милость победителя. Случилось это в марте или в апреле, когда достигла своего апогея смертность от чумы, свирепствовавшей в Константинополе.
В Тотиле было нечто очень для него типическое. Когда он дал защитникам города свое слово и горожане приняли это слово и открыли ворота Неаполя, пораженным неаполитанцам король показался почти экстравагантным. Для того чтобы сдержать обещание, Тотиле не требовалось никаких скрепленных печатями документов. Он кормил город, как родной отец, сначала ограничив, а потом постепенно расширив рацион питания голодавших горожан до нормы. Когда гарнизон, покинув город, попытался отправиться в Рим на судах, но противный ветер помешал этому, Тотила дал римлянам коней и проводил их на дорогу. Его поведение породило эффект, на который он, по-видимому, и рассчитывал. Мелкие птички клевали зернышки из его рук.
Теперь готский король обратил свое пристальное внимание на Рим. Имперское командование в Италии упрекнуло Юстиниана в том, что он выделяет недостаточно ресурсов для обороны страны от Тотилы. Юстиниан, находившийся в это время между жизнью и смертью, не мог принять никаких действенных мер. Положение осталось прежним, Тотила вручил начальнику неаполитанского гарнизона письмо, адресованное римскому сенату. В этом письме он отстаивал свои права. Тотила утверждал, что восстановление готского государства послужит благу Италии, так как правление готов лучше правления имперского. Римский военачальник не мог воспрепятствовать передаче письма сенаторам, но мог помешать сенаторам ответить на послание готского короля. Тотила мог только гадать, какое воздействие на умы произвело его письмо. По прошествии года он приготовился к движению на север. Предвестниками его прибытия к стенам Рима стали большие прокламации, в которых содержались торжественные обещания не причинять вреда римлянам. После того как Тотила выделил войска для того, чтобы закончить войну в Южной Италии захватом Отранто, готы сели на свои повозки и направились к Риму.
Вторая осада Рима началась в совершенно иных условиях, чем первая около семи лет назад. Обе стороны были сильно ослаблены, и этот факт препятствовал принятию ясных решений. Тотила начал осаду так же, как он начал осаду Неаполя. Бессас, римский военачальник, придерживался сугубо оборонительной тактики, которая, будучи очень удобной для гарнизона, причиняла массу неприятностей мирным жителям. Пассивная тактика под стенами Рима с лихвой компенсировалась активными действиями готов в Центральной Италии. Мобильные колонны Тотилы брали одну крепость за другой. Он захватил Тибур, город, запиравший большую Валериеву дорогу и блокировавший путь на Пиценум.
Такова была обстановка, когда Велизарий вернулся в Италию. Как мы видели, он вернул империи Отранто и одержал несколько мелких побед. Что касается остального, то ему оставалось безучастно взирать, как готская держава Тотилы победно продвигалась на север. У Велизария не было средств сдержать это продвижение, не говоря о том, чтобы сокрушить его. В конце года он написал Юстиниану письмо с подробным изложением положения дел в Италии. До этого военачальники в Италии уже докладывали императору свое мнение по этому поводу. Император в ответ прислал им Велизария, а тот, в свою очередь, отправил ему еще одну жалобу.
Еще до того, как Велизарий прибыл в Италию и ознакомился со сложившейся там обстановкой, он выступил с предложением, чтобы война кормила себя сама. Первая горькая истина, которая дошла до его сознания, заключалась в том, что в Италии такие методы ведения войны невозможны. Тотила захватил позиции, которые невозможно было отбить. Готский король владел теперь всеми южными и большей частью центральных, самых богатых провинций Италии. Подобно большинству выдающихся людей более позднего времени, сам Тотила не был землепашцем. Его не интересовало владение землей и ее обработка. Он желал, чтобы законные владельцы имели в своем распоряжении земли Италии и обрабатывали их. Единственное, чего он хотел: чтобы землепашцы аккуратно платили законные налоги. Землевладельцам по большому счету было все равно, платить налоги фракийцу в Константинополе или готу в Равенне. Преимущества и недостатки были почти одинаковы. Таким образом, человеком, добившимся того, чтобы война кормила сама себя, оказался не Велизарий, а Тотила. Велизарий не мог даже собрать собственную дружину из людей, которых мог получить в свое распоряжение в Италии. Вероятно, оставались еще границы благоразумности, которые он не хотел переступать. Например, он не пожелал набирать дружину на свои деньги, чтобы не растрачивать их попусту. Он решил остановить процесс до того, как достиг цели.
Даже если бы в его распоряжении оказались средства из местных ресурсов, то они не смогли бы обеспечить его воинами такого типа, какие были ему нужны. Лучшие воины императорской армии в Италии находились теперь на жалованье у Тотилы. Остальные не выражали восторженного желания воевать. Короче говоря, чтобы продолжать войну, армии была Нужна более сильная поддержка, чем та, которую мог предоставить ей Велизарий. Нужна была поддержка императорского казначейства.
Таковым было донесение, отправленное Велизарием императору. Оно дошло до Юстиниана весной следующего после осады Эдессы года. Мир, который Юстиниан заключил с Хосру, был обусловлен необходимостью обеспечения ресурсами, которые резко истощились, войны в Италии.
Как ни трудны были эти обстоятельства для Велизария, они были не менее трудны и для Юстиниана, который не мог, по соображениям государственного престижа, объяснить некоторые неудобные факты. Но было необходимо после замирения Хосру обратить самое пристальное внимание на Тотилу. Готский король становился очень опасным. Тотила оказался лучшим стратегом и тактиком, чем великий Теодорих. Кроме того, новый король понимал психологию и менталитет людей, с которыми ему приходилось иметь дело. Необычное сочетание гениальности и терроризма могло оказаться смертельным для империи. Покончив с завоеванием Италии, Тотила мог расширить свои владения за счет исходных владений самого Юстиниана. Если Тотиле удастся достигнуть взаимопонимания с Персией, а желательность такого союза была ясна даже такому тугодуму, как Витигис, в тисках этих двух сил империя треснет, как пустой орех. Мы, мудрые задним умом, теперь видим, что Юстиниану можно было и не бояться некоторых вещей, но он, не имея нашего преимущества исторической перспективы, должен был учитывать не только благоприятные возможности, но и не столь благоприятные вероятности.
В качестве курьера Велизарий использовал Иоанна, «племянника Виталиана», того самого Иоанна, который некогда взял Аримин, а потом спасся благодаря действиям Нарсеса. Иоанн обладал умопомрачительными способностями и неустойчивым темпераментом уроженца Юго-Восточной Европы. Пока Иоанн ехал в Константинополь, Велизарий удалился в Диррахий, чтобы восстановить свои силы.
Иоанн обещал скоро вернуться, но обещания не всегда легко выполнить. Вероятно также, что просьбы Велизария нельзя было выполнить так скоро и легко, как ему хотелось бы. При этом надо было принять во внимание не только деньги, вопрос о наборе воинов также не был лишен сложности. Велизарий не получил назад свой комитат; он не получил его ни целиком, ни хотя бы большую часть. Военачальники, получившие в свои руки этих людей, не горели желанием с ними расставаться. Надо было найти новое войско, составленное из людей, привычных к итальянскому климату. Пока шли организационные дела, Иоанн совершил нечто такое, что само по себе не может вызвать большое удивление. Он женился.
Никто не установил ясные мотивы, вдохновившие Иоанна на этот шаг. Однако мотивы, приводящие мужчин к женитьбе, обычно отличаются сложностью; если речь шла об Иоанне, то можно догадаться, что в этом случае сложностей было в несколько раз больше. Более того, поступок Иоанна имел одну специфическую особенность: он привел к его острому конфликту с Феодорой.
Невеста оказалась дочерью Германа, племянника императора. Женитьба Иоанна не сделала его наследником императорского трона, так как между Иоанном и троном стояло много других наследников мужского пола, но женитьба ввела Иоанна в круг императорской семьи. Герман действительно был очень важной персоной. Не принадлежа к узкому, избранному свыше племени людей, отмеченных печатью гения, он был одним из тех, кто нередко делает миру добро. Это был способный, компетентный человек с манерами, которые вызывали восхищение. Родство с Юстинианом делало его весьма влиятельным, и, насколько мы можем судить, он очень терпимо пользовался этим влиянием. Герман возглавлял партию безупречных людей, оппозиционно настроенных к Феодоре. Он не был создан для грубого прямого противостояния, которое было уделом таких раблезианских личностей, как Иоанн Каппадокийский, который мог позволить себе быть открытым противником императрицы. Все, что делалось Германом, делалось в рамках приличий и с соблюдением должного декора. Против Германа у Феодоры не было шансов. Ее политика состояла в притеснении и причинении всяческих неприятностей сторонникам и последователям Германа. В этот круг ненавистных императрице людей новый зять Германа гордо ввел себя сам.
Еще задолго до этого у Велизария были причины не одобрять многие поступки Иоанна, но теперь его чувства были задеты в гораздо большей степени. Но Иоанн был человеком, которому было трудно возражать. Представляется, что он относился к тому типу людей, которые берутся горячо и ревностно, приводя массу аргументов, отстаивать все, что бы они ни делали. Он не стал избегать Велизария, а прибыл к нему в Диррахий вместе с подкреплением, которое ему удалось получить.
История не сохранила документальных свидетельств разговора (вероятно, весьма горячего), который состоялся между Велизарием и Иоанном. Если Иоанн сказал, что Феодора не желала помогать Велизарию за счет государственной казны и ему удалось добиться помощи только благодаря содействию Германа, то Велизарию было бы трудно опровергнуть утверждение Иоанна. Фактом остается, что Иоанн, как всегда, вышел из затруднительного положения со славой, а Велизарий — нет. Вероятно, он был также не в восторге, когда узнал, что Нарсес был послан набирать войско к герулам, чтобы потом вместе с Велизарием участвовать в итальянской кампании. У Велизария были не такие теплые воспоминания о не столь давнем сотрудничестве с Нарсесом, чтобы он желал повторения этого опыта.
Словом, каковы бы ни были причины, Велизарий не получил свой старый комитат; хотя ему дали подкрепления и помогли деньгами из казны, все это пришло поздно и было совсем не тем, чего он желал.
Перерыв в военных действиях позволил Тотиле закончить завоевание Центральной Италии и отрезать Велизарию путь к освобождению Рима. Прежде чем Велизарий успел привести свое войско в боеспособное состояние и вывести его в поле, Тотила продвинулся еще дальше на север и захватил Плаценцию, город, расположенный у места, где большая Эмилиано-Лепидова дорога, пересекая реку По, направляется в Милан и на северо-запад. Защитники Плаценции, как защитники Неаполя, бесконечно долго ждали помощи и голодали. Говорили, что от голода они дошли до каннибализма. Все было напрасно. Их твердость и стойкость оказались никому не нужными. Помощь не пришла. Но Велизарий твердо решил спасти Рим. Поскольку он не мог добраться до него по суше, то решил плыть туда морем.
Иоанн не одобрил такой план. Он предложил высадить войско в Брундизии и идти к Риму по дороге, по которой когда-то шел к Риму Сулла. Этот путь слабее защищается, и по нему легче идти. Велизарий не желал принять такой план действий. Но Иоанн был упрям; в конце концов они согласились разделить силы, при этом каждый из них будет действовать по собственному плану. Велизарий согласился, так как можно было многое сказать в пользу комбинированного удара с суши и моря.
Истинная причина такого разделения у Иоанна заключалась в том, что он начал чувствовать опасность, причем не столько со стороны Велизария, сколько со стороны Антонины. Велизарий, даже если чувствовал унижавшее его отношение к себе, никогда не делал больше того, что говорил вслух. Но эпизоды с папой Сильверием, Константином и Иоанном Каппадокийским убедили Иоанна в том, что Антонина, подстрекаемая Феодорой, могла сделать гораздо больше того, что говорила вслух. У нее были причины так поступить. Если Велизарий хотел получить в полном объеме нужное ему подкрепление и деньги, то ему могла потребоваться помощь Феодоры. Иоанн не мог предположить, что Антонина будет равнодушно взирать, как ее знаменитого мужа низводят до положения второсортного солдафона. Велизарий ввязался в войну в Италии по ее настоянию, и сделал это в самых неблагоприятных для себя обстоятельствах. И Антонина должна будет получить все, что необходимо, для удачного окончания похода. В обмен на это Феодора, подобно Иродиаде, может потребовать голову другого Иоанна — его голову.
Поход Иоанна по Южной Италии оказался успешным. Он подошел к Канусию и захватил его. Что касается Велизария, то для него Иоанн мог бы вообще исчезнуть. Операции Велизария против Тотилы стали сражениями, в которых решались судьбы мировой истории.
Велизарий послал в Рим передовой отряд, чтобы ободрить римлян и вселить в них мужество, призывая их держаться до подхода его главных сил. Начальник римского гарнизона был вынужден защищать Рим с отрядом, насчитывавшим всего три тысячи человек. По этой причине он не желал рисковать и наотрез отказался сотрудничать с Велизарием. Вероятно, он хорошо знал своих людей и знал, что Тотила начеку и воспользуется первой возможностью, чтобы отрезать прибывающим войскам все пути подхода к Риму. По этой причине моральная поддержка городу оказалась не той, в которой нуждались римляне. Попытка папы прислать в Рим корабли с зерном не увенчалась успехом, они были остановлены готами у самого устья Тибра, у входа в Порт. Епископа, который находился на борту, привели к Тотиле, который допросил его. Король решил, что епископ неискренен в своих показаниях, и велел в назидание другим отрубить ему руки. Таким образом, римляне не получали поддержки, которая была им так необходима.
Была предпринята попытка вступить с готами в переговоры. Дьякон Пелагий, будущий папа римский, богатый и влиятельный человек, потратил много денег, чтобы помочь отвести бедствие от Рима, и добился аудиенции у Тотилы. Пелагий собирался предложить готам, если Рим к назначенной в предполагаемом договоре дате не будет освобожден, сдать город Тотиле на трех условиях. Условия были такими: будут сохранены жизнь и имущество всех проживающих в городе сицилийцев, стены Рима останутся неприкосновенными и все римские рабы, находящиеся в войске готов, будут возвращены владельцам. Тотиле заранее были переданы эти условия, и король решил, что они не стоят его внимания. Не дав Пелагию возможности сказать что-либо в защиту его условий, он отклонил их, и Пелагий возвратился в Рим, ничего не добившись.
Мирные жители города, терпевшие ужасный голод, обратились к начальнику гарнизона. Они потребовали, чтобы он либо дал им хлеба, либо выпустил их из города, либо убил их, В ответ начальник только покачал головой, отвергнув все три требования. Первое было невозможно, второе — опасно, а третье — немыслимо. Если горожане 1 проявят терпение, то все будет хорошо. К Риму уже приближается Велизарий с войском, которое спасет Рим.
Тем временем в городе усиливался голод. Сначала богатые граждане по баснословным ценам покупали хлеб в армейских магазинах, обогащая этим военачальников, но потом и этот источник продовольствия иссяк. Когда оставшиеся в городе люди-призраки начали питаться крапивным супом и вареными собаками и крысами, Бессас разрешил мирным жителям покинуть город. Вероятно, он знал, каким будет результат. Ушли почти все.
Конец древнего Рима, города Ромула и Августа, наступил в тот миг, когда толпа истощенных беженцев тронулась в путь. Исаврийские и армянские воины наблюдали со стен зрелище, скрытое от более мудрых и великих людей. Некоторые беженцы были убиты готами, некоторые захвачены в плен, но большинство их падали на дороге и умирали от голода и истощения. Так закончилась долгая традиция древнего Рима.
Велизарий прибыл в Порт слишком поздно, чтобы прекратить страдания мирного населения, но вовремя, чтобы облегчить положение гарнизона. Велизарий сразу понял, что о сражении с готами не может быть и речи. Оставалось только одно — снабдить город продовольствием.
Тотила перекрыл реку укрепленным брусом и цепями. Это препятствие было нелегко преодолеть. Велизарий начал строить плавучий брандер, который превосходил по высоте самые высокие места заграждения. Башню брандера венчала лодка, начиненная веществом, хорошо зарекомендовавшим себя при осаде Эдессы. Брандер был беспрепятственно выведен на исходную позицию, так как готы не понимали, что делает Велизарий, и не мешали ему.
Оставив Антонину в Порте под охраной Исаака Армянина, Велизарий издал приказ. Исаак должен был оставаться в Порте и не покидать его ни при каких обстоятельствах. Вдоль берега Тибра был послан отряд, который должен был пробиться в город. Бессасу было приказано оказывать содействие всеми имеющимися в его распоряжении силами. Начальник римского гарнизона не стал ничего делать, и ход дальнейших событий подтвердил его правоту.
Началось большое движение. Продвигаясь вперед на своих защищенных кораблях, буквально перегруженных лучниками, Велизарий рассеял оборонявшихся готов, прорвал цепь и подошел вплотную к деревянному заграждению. Тотила бросил в бой подкрепления, и на заграждении вскоре появилось великое множество готов. Пока лучники, прикрываясь щитами, обрушивали на тесные ряды готов град стрел, к заграждению подвели брандер и поставили его напротив бревенчатой преграды. Лодку подожгли и толкнули вперед. Через мгновение заграждение было объято пламенем. Говорят, что в нем сгорели заживо более двухсот готов. Заграждение было прорвано, водный путь к Риму был открыт.
Вечером Велизарий был бы в Риме, если бы не произошло нечто странное. Прибыл гонец из Порта и сообщил, что Исаак попал в плен к готам. У Велизария не было времени на философские размышления. Подобно многим людям, которые привыкли распоряжаться большим количеством подчиненных, Велизарий обладал своего рода «телескопическим» мышлением. Пленение Исаака свидетельствовало о том, что Порт тоже захвачен готами и Велизарий теперь отрезан от своей базы. Не тратя время на оценку обстановки, Велизарий отдает приказ об отступлении.
Можно себе представить, что немногие люди приходили в такой ужас, убедившись, что их худшие предположения не оправдались. Порт был в целости и сохранности вместе с целой и невредимой Антониной. Исаак нарушил приказ и переправился через реку, решив немного пограбить. Тут он и попал в руки готов. Без серьезной причины Велизарий сорвал важнейшую военную операцию, принеся в жертву фикции все, чего с таким трудом достиг.
Безопасность людей, которые творят чудеса и достигают блестящих результатов, не располагая для этого нужными средствами, часто зависит от их успехов. Стоит им сделать один неверный шаг, и они падают, разбивая себе голову. Такое падение пережил на этот раз Велизарий. Совершив невозможное и преодолев все трудности, он пробился, но все закончилось смехотворным провалом. Через несколько часов Велизарий превратился в тяжело больного человека.[52] Прошли месяцы, прежде чем он снова встал на ноги и был готов работать.
Ни гениальность Велизария, ни осторожность Бессаса не смогли спасти Рим. Дисциплина войска упала, душа города была утрачена. Два предприимчивых исаврийца продали за деньги свои посты, покинув их. Через пролом в стене 17 декабря в город проник готский отряд. Были открыты Асинарийские ворота, и Тотила вошел в Рим.
Гарнизон и богатые горожане верхом бежали из Рима, а оставшиеся, числом пятьсот человек, нашли убежище в церквах, которые впервые за всю историю Вечного города не смогли заполнить до отказа его жители.
Когда Тотила вступил в собор Святого Петра, его встретил Пелагий, несший в руках Священное Писание. Готский король услышал слова дьякона:
— Спаси, Господи, люди твоя.
— У тебя больше нет никаких условий, Пелагий? — спросил Тотила.
Дьякон ответил:
— Бог сделал нас твоими рабами, так пощади своих новых слуг, господин.
Тотила пустил слух, что Рим сдался сам, и поэтому его жителям не причинят никакого вреда. Были убиты шестьдесят человек. Оставшиеся четыреста сорок, как представляется, остались живы. В отличие от многих завоевателей, живших до и после Тотилы, его воины не причинили зла женщинам. В войске короля царила жесткая дисциплина.
Тотила надеялся, что на этом войну можно закончить. Его власть над Италией была истинной и действенной. Он послал Пелагия в Константинополь с письмом к Юстиниану. Предложения Тотилы, содержавшиеся в письме, своей трезвостью и примирительными нотами разительно отличают этого великого короля от франкских вождей. Он предложил, чтобы за ним признали то положение, которое имел король Теодорих, чтобы он пользовался такими же правами и обязанностями по отношению к своему имперскому сюзерену. Он не стал требовать императорских регалий, как это сделал Гейламир.
Если Юстиниан откажется принять эти условия, пригрозил Тотила, он сровняет Рим с землей и двинется в поход на Константинополь.
Император отказался обсуждать этот вопрос, передав все полномочия на ведение переговоров Велизарию. Пусть Тотила обращается к нему.
Итак, Тотила стал приводить в исполнение свою угрозу, начав разрушать Рим. Он уже подготовил поджог нескольких больших зданий, когда получил из Порта письмо от Велизария, прикованного к одру болезни. Вот что писал королю инвалид:
«Насколько похвально отзываются о тех, кто творил красоту города, настолько же считают глупцами тех, кто города разрушает. Рим — величайший и наиглавнейший из всех городов света. Его создала долгая история и высокое искусство многих мужей. Его памятники принадлежат потомству, которое строго осудит тех, кто их разрушит. Если ты победишь в этой войне, Рим будет для тебя потерян. Если же ты потерпишь поражение, то плохо придется разрушителю Рима. Ставкой в глазах мира будет твоя репутация и добрая слава».
Тотила принял это письмо всерьез. Он читал его не один раз. Результатом стал приказ не причинять разрушений городу Риму.
В феврале, оставив у Порта отряд, который должен был следить за Велизарием, Тотила отправился в поездку по своему итальянскому королевству.