2. Чернокнижник из Гвавелы

Форт Тускелан возносился на западном берегу Черной реки, волны которой омывали основание палисада. Он был построен из толстых бревен, так же, как и все строения внутри него — даже смотревшая на хмурую реку возвышавшаяся над частоколом башня, в которой находилась квартира губернатора. За рекой простиралась гигантская пуща.

Днем и ночью стражники выхаживали вдоль бревенчатых парапетов, неусыпно наблюдая за плотной зеленой стеной. Изредка на том берегу появлялась какая-нибудь зловещая фигура, и стражники знали, что и за ними тоже наблюдают с извечной ненавистью дикие, голодные и беспощадные взоры. Неискушенному глазу пуща за рекой казалась безлюдной и мертвой, но на самом деле в ней кипела жизнь — не только птицы, змеи и животные, но и люди — самые свирепые и опасные из хищных зверей. Цивилизация кончалась фортом. Форт Тускелан был последним форпостом цивилизованного мира на северо-западе, крайней точкой экспансии гиборейских племен. За рекой свирепствовал первобытный мир: в тенистых пущах, в крытых ветвями хижинах, где, оскалив зубы, висели человеческие черепа, в городищах, окруженных глинобитными стенами, где горели костры, гремели барабаны и точили копья руки смуглых молчаливых людей с черными спутанными волосами и змеиными глазами. Эти глаза часто смотрели на форт за рекой. Когда-то эти люди строили свои хижины там, где стоял форт, где теперь тянулись поля и стояли деревянные дома светловолосых поселенцев; когда-то земли пиктов простирались даже за Велитриум, этот грубо построенный, неспокойный пограничный город на берегу реки Молнии, омывающей боссонское пограничье. Сначала сюда устремились купцы и жрецы Митры, которые шли босыми и были безоружны, и в большинстве своем погибли мученической смертью; но за ними пошли солдаты и мужчины с топорами в крепких руках, и женщины, и дети на запряженных быками возах. Огнем и сталью туземцы были отброшены за реку Молнию, а потом — еще дальше, за Черную реку. Но смуглокожие люди никогда не забывали, что когда-то Конайохара принадлежала им.

…Стражник за воротами спросил пароль, через зарешеченное окошечко блеснул свет фонаря, отразившись в стальном шлеме и подозрительных глазах.

— Открой ворота! — рявкнул Конан. — Не видишь, что это я?! — Солдатская дисциплина приводила его в бешенство.

Ворота открылись и Конан с товарищем прошли через них. Бальфус успел заметить, что с каждой стороны ворот находились сторожевые башенки, вершины которых поднимались над палисадом. Увидел он и бойницы для лучников. Заметившие зловещую ношу пришельцев стражники вскрикнули.

— Что, никогда труп без головы не видели? — зло осведомился Конан.

В свете фонарей лица солдат были белыми.

— Это Тиберий, — пробормотал один из них, — узнаю его подбитую мехом тунику. Теперь Валериус будет должен мне пять лунов. Я сразу ему сказал, что Тиберий услышал зов — как только увидел его проезжающим через ворота на своем муле, с остекленевшими глазами и каменным лицом. Вот и побился об заклад, что вернется без головы.

Конан буркнул что-то непонятное и жестом приказал Бальфусу следовать за ним к квартире губернатора. Аквилонец с интересом оглядывался по сторонам; у самых стен располагались казармы и конюшни, ближе к центру форта — жилые дома. В самом центре находился плац, на котором в мирное время проводилась муштра, а сейчас горели костры, и отдыхали свободные от службы солдаты. Все спешили к воротам, чтобы присоединиться к возбужденной толпе, собравшейся вокруг носилок. Здесь были и высокие фигуры аквилонских копьеносцев и лесных следопытов, и низкорослые мускулистые боссонские лучники.

Бальфуса не особенно удивило то, что губернатор принял их лично: аристократическое общество со своей чопорностью и замкнутостью осталось далеко на востоке от границы.

Валаннус был еще молодым, крепко сложенным человеком, с благородными чертами лица, которым, однако, труд и тяжелая ответственность уже придали хмурое выражение.

— Я слышал, ты оставил форт перед рассветом, — обратился он к Конану, — я уж боялся, что пикты, наконец, нашли тебя.

— Если пикты когда-нибудь будут коптить мой череп, об этом узнает вся река, а вопли пиктских женщин над убитыми будут слышны до самого Велитриума. Я был в разведке. Один. Слушал, что говорят барабаны за рекой.

— Они каждую ночь говорят, — напомнил губернатор, глядя на Конана и прекрасно понимая, что к словам этого человека необходимо прислушиваться.

— В последнюю ночь было что-то новое, — продолжил Конан. — Это началось с той минуты, когда Зогар Саг переправился обратно через реку.

— Надо было или щедро одарить его и отправить домой, или повесить, — вздохнул губернатор. — Ты предупреждал меня об этом, но…

— Нелегко вам, гиборейцам, понять обычаи границы, — ответил Конан. — Поздно говорить об этом, но не будет мира на границе до тех пор, пока Зогар Саг жив и помнит тюрьму, в которую его бросили. Я шел по следу воина, который переправился через реку, чтобы сделать пару насечек на своем луке. И когда уже раскроил ему череп, встретился вот с этим парнем. Его зовут Бальфус, он прибыл из Таурана, чтобы помочь нам удержать границу.

Губернатор одобрительно окинул взглядом открытое лицо и крепкую фигуру молодого человека.

— Рад приветствовать тебя, молодой господин. Хотелось бы, чтобы сюда пришло побольше твоих земляков. Нам очень нужны люди, привычные к жизни в лесу. К сожалению, многие наши солдаты, да и поселенцы, пришли сюда из восточных провинций и ничего не знают не только о лесной, но и о крестьянской жизни.

— Таких полно и в Велитриуме, — добавил Конан, — но слушай, Валаннус, мы нашли на дороге мертвого Тиберия…

В нескольких словах он рассказал всю эту печальную историю; Валаннус побледнел.

— Я не знал, что он ушел из форта. Для этого надо было сойти с ума!

— Он и сошел, — отрезал Конан. — Как и те четверо. Каждый из них, когда приходил его час, терял разум и бросался в лес навстречу смерти, как кролик, прыгающий в пасть удава. НЕЧТО вызывало их из глубины пущи, НЕЧТО, что люди именуют ЗОВ; да, пожалуй, это наиболее точное название. Но слышать его могут лишь люди, обреченные на смерть. Зогар Саг пустил в ход свои чары, против которых бессильна аквилонская цивилизация.

Валаннус ничего не ответил, лишь вытер лоб дрожащей ладонью.

— Солдаты знают об этом?

— Мы оставили тело у восточных ворот.

— Надо было скрыть это, оставить труп где-нибудь в лесу. Солдаты и так обеспокоены.

— Все равно узнали бы другим способом. Тело Сорактуса специально привязали к воротам с наружной стороны, чтобы наши люди увидели его утром.

Валаннуса передернуло. Он подошел к окну и долго молча смотрел на реку, черную и блестящую в свете звезд. За рекой эбеновой стеной возносились джунгли. Тишину на мгновение разорвал далекий рев пантеры. Наступала ночь, голоса солдат под блокгаузом стали приглушеннее, один за другим гасли костры. Ветер что-то шептал среди черных ветвей, покрывая рябью мрачную поверхность реки. На его крыльях долетал какой-то низкий пульсирующий звук, грозный, как чуть слышные шаги приближающегося леопарда.

— А вообще, — проронил наконец Валаннус, как бы разговаривая сам с собой. — Что знаем мы… Что знает хоть кто-нибудь о тайнах пущи? До нас доходят какие-то слухи об огромных реках и болотах, о лесах, о неизмеримых просторах и взгорьях, заканчивающихся на побережье Западного океана. Мы не осмеливаемся даже думать о том, что может таиться между рекой и океаном. Ни один белый человек, вошедший в эти дебри, не вернулся живым, чтобы рассказать об этом. Предел наших знаний здесь — на западном берегу этой старой реки. Кто знает, какие существа, земные или неземные, таятся за узким кругом, освещенным нашей наукой? Кто знает, каких богов чтут во мраке этого языческого леса, какие демоны выползают из черной трясины их болот? Кто может иметь уверенность в том, что обитатели этой жуткой страны — существа нашего, привычного мира?.. Зогар Саг… Мудрецы из городов востока скорчили бы презрительную гримасу — но ведь он довел до безумия и убил пятерых мужчин способом, который никто не может понять. Иногда я задумываюсь над тем, а является ли он вообще человеком?

— Если б я настиг его на расстоянии броска топора, сомнений бы больше не было, — проворчал Конан.

Не спрашивая разрешения, он налил вина и толкнул стакан Бальфусу, который нерешительно посмотрел на губернатора.

Губернатор повернулся к Конану и задумчиво поглядел на него.

— Нет на свете ничего такого, чего бы не рассекла холодная сталь. Я метнул топор в этого демона; может, он и не причинил ему вреда — но ведь я мог и промахнуться в сумерках; может, ветка помешала. Я не сворачиваю с пути, чтобы разглядывать демонов, но и не уступаю дорогу, чтобы пропустить какого-нибудь из них.

Валаннус поднял голову и посмотрел Конану в глаза.

— От тебя сейчас зависит больше, чем ты можешь себе представить. Ты знаешь, что наша провинция — это острие, вошедшее в эти неукротимые дебри. Знаешь также — жизнь всех поселенцев западной границы зависит от существования форта. Если форт падет, окровавленные топоры разнесут ворота Велитриума раньше, чем всадник домчится до развалин форта. Его Величество — или советники Его Величества — игнорировали мою просьбу о подкреплениях. Они ничего не знают о местных условиях и противятся любым расходам на эти районы. Судьба пограничья полностью зависит только от людей, охраняющих его.

Ты знаешь, что отозвана большая часть армии, которая покорила Конайохару. Знаешь, что силы, которые мне оставлены, недостаточны, особенно с тех пор, как этот дьявол Зогар Саг отравил наши запасы воды, и сорок человек погибло в один день. Из оставшихся есть много больных, или укушенных змеями, или раненых дикими зверями, которые сейчас особенно кишат возле форта. Солдаты верят в похвальбу Зогара, что он может вызвать зверя, чтобы убить своего врага.

У меня три сотни копьеносцев, четыре сотни боссонских лучников и около пяти десятков искусных, хотя и не таких, как ты, следопытов. Каждый из них стоит десятка солдат, но их слишком мало. Искренне тебе говорю, Конан, положение наше становится слишком серьезным. Солдаты потихоньку шепчутся о дезертирстве, они боятся, они верят, что Зогар наслал на нас демонов. Они боятся черной смерти — чудовищной черной смерти из болот. Когда я вижу больного солдата — я дрожу от страха — страха увидеть, как он чернеет, высыхает и умирает на моих глазах.

Конан, если зараза действительно падет на нас — солдаты дезертируют до последнего! Граница останется неохраняемой, и ничто не сможет сдержать натиск темнокожих орд до самых стен Велитриума, а, может, и дальше. Если форт падет, гарнизон не удержит город.

Конан, если мы хотим удержать Конайохару, Зогар Саг должен умереть. Ты проникал в пущу дальше, чем кто-либо другой, ты знаешь, где находится Гвавела, знаешь тропы за рекой. Можешь ли ты взять несколько человек и попытаться убить его или похитить? Знаю, что это безумие. Не больше одного шанса из тысячи за то, что кто-то из вас вернется живым. Но если мы от него не избавимся — смерть настигнет всех нас.

— Дюжина воинов здесь пригодится больше, чем полк, — подумав, ответил Конан, — пять сотен солдат не пробьются в Гвавелу и обратно, но дюжина может проскользнуть.

Но только я сам буду выбирать людей. Солдаты мне не нужны.

— Позволь мне пойти с тобой! — с горячностью воскликнул Бальфус. — В Тауране я всю жизнь охотился на оленей.

— Хорошо. Валаннус, мы подкрепимся там, где собираются следопыты, и я выберу подходящих людей. Выйдем через час. На лодке подплывем до места чуть ниже их деревушки и проберемся в нее лесом. Если останемся в живых — вернемся на рассвете.

Загрузка...