За пещерным человеком

Медведи

Произнося слово «пещерный», большинство людей сразу же автоматически добавляют «человек» и «медведь». Уже это показывает, сколь связаны эти понятия. В одно и то же время и человек, и медведь отыскивали и заселяли пещеры (зачастую лишь после того, как один из них изгонял другого), тот и другой оставили в палеолитических пещерных отложениях и на стенах пещер выразительные следы (в прямом и переносном смысле), оба вымерли в конце плейстоцена и оба по прошествии многих тысячелетий стали для людей XIX в. прямым воплощением палеолитического времени. Роль обоих была несколько переоценена, и в настоящее время оба они заняли соответствующее им место в картине древнейшего прошлого.

В науке пещерный медведь существует почти столь же длительное время, как и человек разумный. О его существовании стало известно уже в XVIII столетии, после того как перестали верить диковинным россказням о костях и черепах драконов в пещерах Западной Европы. «Крестным отцом» пещерного медведя был немецкий палеонтолог Иоганн Кристиан Розенмюллер, профессор университета в Лейпциге (его имя до сих пор входит в научное название животного, им предложенное: Урсус спелес, Роз 1794).

В конце XVIII — начале XIX столетия «драконы» европейских пещер превратились в медведей. И когда палеонтологи научились определять их кости, находки пещерных медведей так и посыпались, словно из разорванного мешка. Дело зашло столь далеко, что возникло представление о каком-то популяционном взрыве, в результате которого пещерный медведь чуть было не вытеснил все остальные виды. Представление ошибочное, но хорошо иллюстрирующее состояние, в которое привел ученых этот непрекращающийся поток медвежьих костей — практически из каждой второй пещеры в Европе (точнее, из пещер, расположенных южнее линии Рурская область — Краковщина — Крым). Не удивительно, что интерес науки к пещерному медведю достиг своего апогея, и на этом фоне все остальные плейстоценовые медведи несколько проигрывали. Вопреки тем представлениям, которые бытовали ранее в различного рода популярных работах по ледниковому периоду, пещерный медведь являлся не единственным видом медведя в то время и, вероятно, даже не был предком современных медведей. Все это на самом деле выглядело несколько иначе.

Эволюция семейства медведей не отличалась особой сложностью, но не была она и уж очень простой. Пещерный медведь в этом семействе — лишь одна своеобразная форма, причем связанная с относительно коротким отрезком времени. Короче говоря, «только» несколько тысячелетий составили период существования этой формы. Наступившее во время средневюрмского стадиала заметное похолодание подорвало жизненную силу этого вида медведей, позднее они вступили в фазу вырождения, с тем чтобы на рубеже плейстоцена и голоцена вымереть окончательно.

По своим размерам пещерный медведь превосходил не только других плейстоценовых косматых, но и всех тогдашних хищников вообще. При этом выглядел куда более грозным, чем был на самом деле. В 1883 г. профессор Студничка писал, что «этот допотопный медведь с его мощными челюстями беспощадно свирепствовал среди мирных делювиальных травоядных». И только более поздние исследования показали, что сам он питался главным образом растительной пищей (ее недостаток в суровых условиях последнего ледникового периода и стал, вероятно, для пещерного медведя роковым, сыграв, очевидно, значительно большую роль, чем оружие палеолитических охотников; пещерный медведь был явно слишком специализированным и плохо приспособленным к изменению жизненных условий животным).

Скелет пещерного медведя

В настоящее время он известен очень хорошо, лучше, чем другие плейстоценовые хищники, и даже лучше, чем многие другие современные виды животных. Благодарить за это нужно именно пещеры, ставшие надежными хранителями ископаемых останков.

Благодаря поразительному количеству находок удалось составить прекрасное представление о физическом облике пещерного медведя, его сильных и слабых сторонах, а были они поразительны. С виду такой гигант казался «владыкой природы» ледникового времени. Взрослые звери достигали высоты 2,5 м при длине до 3 м (представьте такого медведя, вставшего на задние лапы!), от современного медведя они отличались и в деталях, в частности особенно крутым лбом. Мощные челюсти пещерного медведя были, однако, наиболее уязвимыми из его органов и первыми отказывались служить: зубная эмаль быстро стиралась, у старых животных начиналось воспаление пульпы, и зубные каналы служили воротами для проникновения различных инфекций. Это влекло за собой заболевания конечностей и изменения в костях, о чем свидетельствуют находки. Длительное пребывание во влажных пещерах также не могло не сказаться. Последствием всех этих факторов являются разного рода патологические черты: деформированные челюсти, сращение позвонков, наросты на костях, артрит… Все эти и другие осложнения способствовали упадку и вымиранию вида. Тысячи и тысячи костей остались в глинистых отложениях пещер, особенно в так называемых медвежьих пещерах.

Медвежьи пещеры — это те пещеры, которые служили в позднем плейстоцене излюбленным местом зимовки медведей. Среди костей, обнаруженных в такого рода пещерах, останки медведей составляют до 90 %. Такие пещеры представляют, как правило, огромные комплексы — сплетение коридоров, ниши, укромные убежища. Из поколения в поколение медведи укладывались здесь на зимнюю спячку, старые умирали здесь, новые нарождались.

Типичной медвежьей пещерой был Выпустек у Кржтин в Моравском красе: утверждалось — несколько преувеличенно, — что тут якобы погибло в течение плейстоцена около 150 000 медведей. Знамениты в этом отношении и Слоупские пещеры, вернее, пещеры Старые скалы, неподалеку от живописного утеса Гржбеначе, где зондаж мощных глинистых отложений одарил еще Ванкеля неожиданной добычей: несколько сотен медвежьих черепов и тысячи костей — не только крупных, но и мелких косточек (именно из здешних находок был собран впервые Ванкелем слуховой орган медведя). Оттуда же происходят и необычайно крупные медвежьи скелеты, смонтированные Ванкелем для Всемирной выставки 1873 г. в Вене (позднее они оказались в Придворном естественнонаучном музее) и для музеев в городах Берне, Мюнхене и Брно. Опять-таки из пещеры Выпустек ведет свое происхождение почти вся группа скелетов медведей, которая составляет гордость института «Антропос» Моравского музея в городе Брно.

Вернемся, однако, снова к рассказу о медвежьих пещерах, чтобы не проглядеть за Выпустеком Катеринскую, Баровую или пещеру Под градем, где в каминообразном провале были найдены полные скелеты медвежат и даже медвежьего эмбриона — находка действительно уникальная… В Важецкой пещере в Липтовском красе, открытой в 1922 г., мы опять-таки находим коридор, где в глинистых отложениях видны черепа и кости медведей — так называемую «костницу»^[11].

Не приходится удивляться, что находки такого рода издавна вызывали удивление, и «пещеры драконов» прошлых столетий — это на самом деле не что иное, как медвежьи пещеры.

Классическим примером в этом отношении может служить знаменитая известная Драконова пещера в Австрии. Ее вход открывается высоко над долиной реки Мура на склоне горы Рёттльштайн севернее Штырска. Уже на любопытной карте, составленной в 1678 г. Г. М. Вишером, мы находим описание этой горы, «в которой есть пещера глубиной в две мили с костями драконов». О том же, что это место было известно и намного раньше, свидетельствуют многочисленные подписи на стенах, самая древняя из них относится к 1387 г. и принадлежит священнику Отто из местечка Бруск над Мурой.

По более трезвым оценкам длина Драконовой пещеры составляет полкилометра (но и этого, думается, достаточно); считается, что за прошедшие века из нее было вывезено 3000 возов глины с костями, разложившимися останками пещерных медведей и их помета, популярного среди окрестных жителей фосфатного удобрения. Когда-то число медведей, которым принадлежали все эти кости, оценивалось цифрой 30–50 тысяч, а поскольку тут одновременно не могло обитать более пяти-шести семей, то очевидно, что период времени, в течение которого пещера служила зимним логовом для пещерных медведей из окрестных лесов, был очень и очень долог.

Кроме костей, там найдено множество каменных орудий, очаги и другие следы человеческой деятельности, которые могли бы кое-что рассказать о взаимоотношениях человека и пещерного медведя.

В Швабском Альбе (Германия) существует подземная карстовая полость, именуемая эрпфингенской Медвежьей пещерой: там прямо на полу можно видеть скелет медведя в том положении, как он был найден. Произошло это много лет спустя, после того как была открыта сама пещера — ее нашли в 1834 г.

В конце мая того года учитель Фаут из местечка Эрпфинген отправился с лопатой в лес, чтобы отыскать валериановый корень. Вместо этого лекарственного растения он нашел дыру в земле: падение брошенного туда камня, прежде чем послышался звук удара, длилось весьма долго. Встав на колени, учитель наклонился над отверстием, желая рассмотреть, что же там внизу, но лукавый попутал: из кармана его выскользнула серебряная табакерка и исчезла в дыре. Учитель принялся поспешно расширять отверстие, желая спасти свое имущество. Копал руками, потом отвалил большой камень, легши на живот, заглянул в дыру и увидел человеческий скелет. В ужасе бросился учитель назад в селение.

На другой день в сопровождении нескольких бесстрашных мужчин, соответствующим образом экипированных, он вернулся, и несколько смельчаков спустились по лестнице в подземелье.

«С каждым шагом, по мере того как они пробирались через множество костей, человеческих и звериных, через сталагмиты и обрушившиеся глыбы, их удивление все возрастало. Наглядевшись досыта на останки обитателей пещеры и налюбовавшись на блестящие белые натечные образования… они покинули пещеру, взяв каждый несколько человечьих и звериных костей в качестве вещественного доказательства».

Ну а теперь кое-что о медведе, упомянутом в начале всей этой истории. Его обнаружили тоже случайно. Было это сразу же после окончания второй мировой войны, когда один из экскурсоводов в 7-м зале эрпфингенской пещеры заметил, что две летучие мыши исчезли в каком-то отверстии в стене…

В январе 1949 г. по следам летучих мышей отправилось семеро спелеологов. В самом начале пути по незнакомым коридорам они и наткнулись на вышеупомянутый скелет пещерного медведя; дальнейшие исследования подтвердили, что во время последнего оледенения эта часть пещеры в течение тысячелетий служила берлогой. Так пещера и получила свое название — Медвежья.

Другая пещера, носящая то же имя, находится в Словенском раю, в Стратенском красе. Обнаружили ее только в 1952 г., а имя ей дала находка многочисленных медвежьих костей в задней части главного коридора. Зато Медвежья пещера поблизости от города Ульма в Вюртемберге известна уже более 100 лет, в 1862 г. Оскар Фраас обнаружил там 10 000 костей пещерного медведя, причем там было 88 черепов.

Определение «медвежья пещера» отнюдь не значит, что медведи были ее монопольными хозяевами. Напротив, во многих таких пещерах мы находим и следы пребывания человека, его орудия и оружие, очаги и остатки пищи. Кое-где — когда пещера была достаточно велика — человек делил ее с медведем, иногда в течение тысячелетий они сменяли друг друга, а бывало, что человек приходил в пещеру лишь за тем, чтобы медведя добыть.

Опыт реконструкции пещерного медведя

Пещера Драхенлох в Швейцарии — самая высокая по положению над уровнем моря. Медвежьи кости составили там почти 100 % палеонтологического содержимого пещерных отложений. Причем, как правило, они принадлежали молодым зверенышам (их там было сотни, а может быть, и тысячи). Но среди костей оказалась всего лишь одна-единственная нижняя челюсть — череп, которому она принадлежала, опять-таки отсутствовал. Но черепа там были, однако все без нижней челюсти. Что же из всего этого следует? А то, что это вовсе не было какое-то медвежье кладбище, куда забирались старые одряхлевшие животные, чтобы спокойно умереть естественной смертью. Напротив, совершенно очевидно: здесь действовал человек — охотник.

Вещественное доказательство, приводимое Ванкелем в пользу «допотопной охоты», — медвежий череп с каменным наконечником в теменной кости

Каким образом человек это делал, мы точно не знаем, в этом отношении существуют разного рода домыслы. По мнению одних авторов, охотники за пещерными медведями отыскивали их зимой, когда звери пребывали в спячке и легче было их одолеть (при прямом столкновении этот крупный зверь становился грозным противником). Другие исследователи считают, что охотники устраивали засады в естественных сужениях пещерных лабиринтов, где они поражали зверя копьем или забрасывали его камнями, как это изображено на рисунке Зденека Буриана.

Рисунки и гравюры на стенах пещер во Франции дают возможность представить облик пещерного медведя

Доказательств того, что подобные поединки действительно происходили, в археологических материалах немного, но те, что есть, бывают весьма любопытны. Когда Индржих Ванкель вел раскопки в Слоупских пещерах, в глине поблизости от так называемого Резаного камня (откуда когда-то была вырезана плита для стола в салмовском замке у Райци) обнаружили теменную часть черепа пещерного медведя. Это был своеобразный костный гребень, к которому крепились мышцы могучей головы. Несколько дней спустя рабочие передали Ванкелю кусок красноватого камня — яшмы, найденного якобы под черепом. Ванкель сразу же установил, что перед ним обломок каменного наконечника копья, и это его чрезвычайно поразило, так как до тех пор в пещере никаких следов пребывания человека не находили. Однако его ожидал еще один сюрприз: на гребне медвежьего черепа сохранилось углубление от старой зарубцевавшейся раны, и когда Ванкель попытался вложить в углубление обломок наконечника, тот подошел почти полностью.

Ванкель рассудил, что наконечник когда-то застрял в черепе медведя и выпал только позднее, после того как зверь умер естественной смертью в Слоупских пещерах. Ванкель стал в литературе искать сведения о такого рода находках и действительно установил, что еще в 1835 г. профессор Жоли из города Монпелье (Франция) обнаружил похожий череп в пещере Набригас; только на сей раз в глине рядом с черепом находились и черепки — остатки керамических сосудов, поэтому находка ошибочно, заодно с последними, была отнесена к позднему доисторическому времени, и на нее не обратили внимания.

Картины поединка прачеловека с исполинским зверем волновали воображение специалистов и любителей археологий еще с тех пор, как в 1873 г. было опубликовано исследование О. Фрааса о пещере, находившейся в недрах живописных скал Хехле Фельс (неподалеку от вокзала в Шельклингене в долине Ахи). Фраас по следам на костях установил, что «пещерные люди» охотились на медведей.

Потому-то с таким интересом были встречены открытия в швейцарских пещерах, сделанные сразу же после окончания первой мировой войны и поколебавшие спокойную гладь установившегося научного и общественного взгляда на палеолит Центральной Европы.

У истоков истории «культуры охотников за пещерным медведем» стоит уже известная нам Драконова дыра. Пещера в заоблачных высотах над долиной реки Тамины образовала на своем 70-метровом протяжении шесть своеобразных залов — уже этого было бы предостаточно и для исследования в нормальных условиях. Присовокупив к этому ее положение на высоте 2445 м над уровнем моря, мы поймем, почему преподавателя Теофила Нигга, забравшегося туда в полном снаряжении в июле в 1917 г., люди посчитали помешанным. Однако Ниггу не пришлось разочароваться в своих ожиданиях. О Драконовой дыре было известно издавна, рассказывали, что когда-то там обитал крылатый дракон, и еще в 1869 г. в путеводителе по этому краю говорилось, что прямо на полу пещеры лежит множество огромных костей. Нигг нашел то, что искал, а поскольку он не заблуждался относительно своих собственных возможностей, то сразу же после первых находок обратился по телеграфу к Эмилю Бёхлеру из музея в Сен-Галлене с просьбой о сотрудничестве.

Вместе они ежегодно проводили здесь раскопки вплоть до 1921 г., и полученные ими данные произвели прямо-таки революцию. В глинистых отложениях пещеры, где не предполагалось даже незначительное поселение, ими были найдены (кроме останков более чем 1000 медведей) среднепалеолитические каменные орудия и очаги — простые и огороженные плоскими камнями, заполненные пеплом и обгоревшими медвежьими костями, в другом зале, за перегородкой, сложенной сухой кладкой из известняковых плит, захороненные медвежьи черепа. Еще более интересная находка ожидала исследователей на пути к третьему залу: рядом с большим, обложенным крупными камнями очагом находилась обширная ниша, закрытая мощной известняковой плитой, а в нише — семь медвежьих черепов, обращенных в одном направлении — в сторону входа в пещеру. Некоторые из черепов сохранили последние шейные позвонки, т. е. были преднамеренно отделены от туловища.

Через год после находки этого первого медвежьего погребения, в августе 1920 г., было сделано еще одно открытие: в третьем зале в естественных полостях и нишах в стенах были обнаружены аналогичные камеры, в одной из которых был найден медвежий череп, над ним в виде свода бедренная кость, а по сторонам две берцовые кости (причем две из этих четырех костей принадлежали одному зверю). Много лет спустя все это и целый ряд других вещей Бёхлер описал и проиллюстрировал рисунками в своих публикациях, опираясь главным образом на собственную память, ибо, как это ни странно, свои исследования он почти не документировал.

Что касается Драконовой дыры, то, по-видимому, речь здесь шла не только о присутствии палеолитического человека как таковом, сколько о непосредственных следах его духовной жизни (верованиях) и мышления. Потому-то столько энтузиазма, с одной стороны, и скепсиса — с другой, вызвали эти находки.

Не только толкования удивительных находок, но и основанная на них теория существования самобытной «культуры охотников за пещерным медведем» нашли как своих приверженцев, так и своих противников. Профессор Г. Обермайер писал о тесном симбиозе человека и медведя, между тем как Л. Зотц, автор исследования о медвежьих пещерах Силезии, объявил швейцарские находки свидетельством лишь временной практики охотничьих групп, поднимавшихся в горы с низменных территорий на протяжении различных эпох палеолита и бывших носителями различных культур. Самым серьезным противником «культуры охотников за пещерным медведем» после второй мировой войны стал швейцарский ученый из Базеля Ф. Э. Коби. Если Бёхлеру случалось иногда принимать за человеческие орудия возникшие естественным путем каменные и костяные отщепы, Коби приписывал возникновение всех без исключения описанных артефактов действию природных химических и механических процессов. Истина же, как это всегда случается в подобных полемиках, лежит где-то посредине. Каменная индустрия, действительно, выглядит малопривлекательно: она малочисленна, грубо обработана, примитивна. Те, кому она принадлежала, должно быть, стояли на очень невысоком уровне культурного развития, или же их пребывание в пещере было весьма непродолжительным, и более совершенные орудия они уносили с собой, а здесь оставляли только то, что изготовлялось при случае из местного сырья.

Для выделения какой-то самостоятельной культуры этого, разумеется, недостаточно, и в настоящее время представляется, что именно Зотцу принадлежит правильное толкование.

Между тем поиски велись и в других местах, и в 1928 г. вскоре после открытий Бёхлера на свет явилась еще одна своеобразная «культура охотников за пещерным медведем» — на сей раз в Словении. Эта культура получила наименование ольшевьен, так как местом ее первого открытия была пещера Поточка зиялка в горном массиве Ольшева в Караванских известняковых горах на границе современной Югославии и Австрии.

Раскопки продолжались до 1935 г., но вскрыта была лишь малая часть этой гигантской пещеры. Пришлось заняться и другими открытиями: на следующий год начались исследования другой пещеры — Морновой зиялки, расположенной высоко в горах, выше границы леса, у населенного пункта Шоштань, где дело также ограничилось разведывательным обследованием. (Ведь длина пещеры составляла 115 м, пещерные отложения достигали такой мощности, что в некоторых местах при зондировании на глубину 10 м все еще не достигали дна.)

Первоначально ольшевьен считали совершенно самостоятельной культурой людей, специализировавшихся на охоте за пещерным медведем в высоких горах, и относили ее к началу позднего палеолита. Типичными орудиями, найденными в этих пещерах, были длинные остроконечники, изготовленные из костяных отщепов. В настоящее время их считают скорее предметами сезонного снаряжения охотничьих групп, которые большую часть года обитали в каком-то ином месте, а сюда в горы приходили, по-видимому, лишь один раз в году, в сезон охоты. И здешняя каменная и костяная индустрия была, очевидно, лишь охотничьей разновидностью материальной культуры разных групп людей, населявших Центральную Европу в первой половине последнего ледникового периода, свидетельством их случайной хозяйственной деятельности в негостеприимной среде, которую они в другое время года, вероятно, избегали. С увлекательным представлением о человеческих группах, постоянно обитавших в высоких горах и добывавших средства к существованию охотой на пещерных медведей, мы теперь, по-видимому, должны распроститься.

Отдельно встает вопрос о том, как же, в сущности, обстояло дело с культом медведя? Он как-то спаялся с проблемой существования оригинальной «культуры охотников за пещерным медведем», но в этом случае уместно вспомнить известную поговорку: вместе с водой не выплеснуть бы и ребенка: явление это не столь простое, чтобы его огульно отвергать или отбрасывать.

При изучении югославской пещеры Ветерница череп пещерного медведя был обнаружен в изолированной нише

Имеются такие случаи, которые никак нельзя обойти молчанием и которые, по-видимому, подтверждают факт совершенно особого отношения к черепам медведей:

— пещера Вилдеманнлислох в Швейцарии;

— Петрова пещера (Петерхехль) в Велдене в Баварии;

— Радоховская пещера в Польше у населенного пункта Ладек Здрой;

— пещера Зальцофенхёхль в Австрийских Альпах;

— Кударо 1, в одной из долин Кавказа, в Юго-Осетинской автономной области;

— пользующаяся широкой известностью среди археологов пещера Ишталлошко в Буковых горах в Венгрии;

— хорватская пещера Ветерница, представляющая особый интерес, так как здесь состоялась новая и весьма убедительная находка.

Ветерница расположена всего в 9 км от города Загреба, в горах, носящих весьма примечательное название (хотя и не в связи с нашим случаем) — Медведница; протяженность ее подземных лабиринтов оценивается более чем в 2 км.

Речь идет о типичной медвежьей пещере: пока там обнаружено 70 черепов и 200 нижних челюстей, однако если говорить о выкопанных костях вообще, то они принадлежат не менее чем 700 медведям — от эмбрионов до престарелых. За медведями сюда приходили среднепалеолитические охотники, оставившие в Ветернице три очень интересных памятника.

Первый представляет собой группу из шести медвежьих черепов со следами воздействия человека. Второй был замечен доктором Мирко Малежем уже по окончании обследования: ему показалось, что стена пещерного коридора производит впечатление неоднородной; и он оказался прав, ибо это были лишь тщательно уложенные камни, закрывающие естественную нишу, а в ней череп медведя, нижняя челюсть у которого отсутствовала. В непосредственной близости от ниши располагался очаг, а в нем еще один череп. В стене напротив была обнаружена третья достопримечательность: опять-таки заваленная каменной глыбой камера с медвежьим черепом — самым крупным из тех, что были здесь когда-либо найдены, и снова обращенным к отверстию камеры, лицом к лицу посетителя пещеры! То, что это дело рук человеческих, на сей раз было неопровержимо, так же как и особое назначение тайников в пещерных нишах.

Можно думать, что вслед за наплывом некритических восторгов по поводу «культуры охотников за пещерным медведем» и культа этого зверя, а затем столь же резкого разочарования в них как следствия критического скепсиса общее мнение склонилось в пользу трезвых оценок ситуации: существует несколько достаточно убедительных находок, свидетельствующих о том, что в среднем палеолите и на начальных этапах позднего палеолита отдельные группы древних людей использовали в своих проводимых в пещерах обрядах охотничьей магии (?) черепа пещерных медведей, иногда укладывали в каких-то ритуальных целях в каменные «лари», специально для того устроенные, или закрытые стенные ниши.

Какое конкретно отношение к медведю или какой культ медведя следует иметь в виду (был ли он связан с охотничьей магией, поклонением тотемному животному или божеству, культом предков, особым положением медведя в системе представлений древнего человека о мире и природе), едва ли можно установить. Ясно лишь то, что особое отношение к медведю, которое прослеживается у охотничьих племен Северного полушария (в Сибири и у айнов Северной Японии), а также в языке и мифологии древних исторических европейцев, имеет действительно древнюю традицию.

«Пещерный человек», претендент на роль будущего владыки природы, и пещерный медведь, властелин делювиальных лесов, выступали, скорее всего, как соперники, причем благодаря оружию, которым располагал человек, и коллективным методам охоты соперники почти равные по своим возможностям. Чем был человек для медведя (кроме носителя опасности), этого нам, конечно, ни один медведь не поведает, что же касается значения медведя для человека, то, видимо, оно было намного более важным, чем это осознавал сам палеолитический человек и чем это представляется нам. И дело было не только в охотничьей добыче (мясе, шкуре, нижней челюсти, из которой могло быть сделано весьма действенное оружие с острием — единственным оставленным клыком на конце). Это было еще не все.

Кто ведает, не побудили ли к подражанию царапины на стенах пещер, оставленные медведями, точившими свои когти, и не способствовали они, таким образом, возникновению палеолитического искусства? Так считал по крайней мере большой знаток этого искусства профессор Гуго Обермайер, а за ним и некоторые другие. Рассказ о медведе как персонаже палеолитического искусства мог бы стать самостоятельной главой.

И еще долгое время спустя после своей смерти пещерные медведи служили пользе потомков тех, кто на них охотился, принося выгоду тем, кто добывал удобрения, или «скальным духам» — жителям Моравского краса, копавшим в одних им известных и сохраняемых в строгой тайне местах зубы «медведьяков», а затем продававшим эти зубы туристам и коллекционерам.

Сегодня в качестве типичного представителя и символа той давней эпохи общепринято считать мамонта, и это едва ли справедливо по отношению к пещерному медведю — его взаимоотношения с человеком были явно разностороннее и сложнее.