Прислонившись к стене спортивного зала, Маклауд наблюдал, как молодой с виду мужчина перед ним последовательно выполнял серию странных эклектичных упражнений с мечом, заимствованных, как минимум, из четырех разных исторических эпох, и, не меньше чем из десяти разных стилей. Он восхищался самоконтролем и идеальной атлетической формой этого человека. Хотя упражнения не были созданы для полуторного, плохо сбалансированного меча, тем не менее, в его исполнении они выглядели на редкость простыми и естественными!
Когда тренировка подошла к концу, Маклауд начал аплодировать.
— Впечатляюще. Никогда не видел ничего подобного.
Человек усмехнулся и пожал плечами.
— Когда проживешь столько же, сколько я, Мак, у тебя тоже будет собственный тренировочный комплекс и собственный стиль.
— Да, но… — Маклауд покачал головой, — Митос, ты не перестаешь меня удивлять.
Митос улыбнулся.
— Молодых легко удивить. Сделай-ка лучше что-нибудь полезное и передай мне вон то полотенце. — Он указал кончиком меча на полотенце, лежащее на ближайшей скамейке. И в этот момент внимание Горца что-то привлекло.
— Могу я взглянуть на твой меч?
Митос нахмурился.
— Я помыл руки.
Старейший прищурился, сразу узнав реплику. Маклауд поднял руки:
— Митос, я не собираюсь рубить тебе голову или пускаться в занудные философские размышления — правда. Я просто хочу посмотреть резьбу на рукоятке.
Все еще демонстрируя крайнюю степень недоверия, Митос поменял меч на полотенце и начал вытираться. Мак, тем временем, приступил к изучению меча. Рукоять и гарда были покрыты богатой резьбой, но Маклауд не удостоил их даже взглядом: его внимание было приковано к странным знакам на самом клинке. Если бы он не разбирался в таких вещах, он бы решил, что на лезвие нанесли гравировку, а потом попытались ее удалить. Но зачем?
— Чего ж там такого интересного? — осведомился Митос.
— Эти отметины… — начал Маклауд.
— А, ты об этом, — и пренебрежительно добавил: — Просто незначительные изъяны при изготовлении, в остальных отношениях — идеально крепкий клинок. Так что, ничего такого важного.
Внешне Маклауд ничем не выдал себя, но эти слова его не на шутку встревожили — они были сказаны слишком быстро и звучали заученно. За секунду до того, как Митос почти яростно вырвал меч у него из рук, Мак успел разглядеть несколько рунических символов.
— Серьезно, тут нет ничего интересного. Это именно то, чем кажется — обычный меч двенадцатого века, — раздраженно бросил Митос, вернув себе оружие.
Мак снова поднял руки в примиряющем жесте:
— Ладно. Извини.
— Вообще то, я думал, ты хотел потренироваться, — проворчал Старейший.
— Хотел.
— Ну и…?
Маклауд позволил отвлечь себя разговорами и активными действиями во время спарринга, задвинул на задний план мысли о рунических знаках и странном поведении Старика, решив разобраться с этим потом.
Гораздо позже, попрощавшись с Митосом, Маклауд вернулся на баржу с твердым намерением выяснить, что могут значить эти символы в надежде понять, почему же Старейший так не хочет обсуждать свой меч. В конце концов, это же «просто меч», почему он так настойчиво уклонялся от этого вопроса.
Прошло уже полночи, когда Маклауд, проштудировав множество книг и других источников информации в поиске хоть чего-нибудь, что могло бы пролить свет на эту загадку, наконец, наткнулся на маленький кусок германской легенды.
«И выковал Вейлунд Кузнец семь мечей, и наполнил их силами Света и Тьмы и нарек их так: Альбион, Ориас, Маракс, Элидор, Белет, Флорос, Столас». Каждому имени соответствовало изображение из ряда переплетенных рунических символов. Почему-то Горец cовершенно не удивился, узнав в одном из изображений те самые знаки на рукояти меча. Символы на мече Митоса соответствовали тем, что относились к Белету, пятому мечу Велунда.
Инстинкт подсказывал Маклауду, что это еще далеко не все. Достав очередной справочник, он погрузился в поиски значения имени «Белет». На это потребовалось еще около часа работы. Когда, наконец, отыскав нужный материал, он начал его читать, то почувствовал, как на коже медленно проступает холодный пот. «Тринадцатый дух зовется Белет, это ужасный и могущественный Король, скачущий на бледном коне, и встречают его Трубы и другие разнообразные музыкальные инструменты. Сначала он кажется очень свирепым».
Внезапно Горец почувствовал нечто, что пересилило шок от только что сделанного открытия — холод стали прижатой к основанию его шеи.
— Знаешь, я надеялся, что ты отступишься, Маклауд.
Очень медленно и осторожно он повернулся к Митосу лицом.
— Как ты вошел? Дверь была заперта…
Но его протест угас, как только он увидел презрительную усмешку на лице Старейшего.
— Замки бессильны перед такими как я. Разве ты еще не понял?
Маклауд невольно сглотнул. Митос закинул меч себе на плечо.
— Соломон не зря заточил меня и моих собратьев совсем другим способом.
Вдруг Маклауд с кристальной ясностью осознал, что видит перед собой свою смерть.
— Но почему?
Митос ответил демоническим хохотом.
— Потому что не мог устоять. Потому что под этим солнцем ты был чем-то неизведанным, с тобой хотелось поиграть, и я поиграл. Но я не могу позволить тебе жить теперь, когда ты знаешь правду.
— Что ты демон. Что ты — Белет.
Митос снова рассмеялся, на этот раз почти весело.
— Да, я демон. А ты, — он приставил клинок к шее Горца, — мертвец.
Маклауд проснулся в холодном поту, задыхаясь, с дико колотящимся сердцем. Кошмар. Это просто ночной кошмар. Митос всего лишь древний бессмертный, не более того. Его меч — это просто меч двенадцатого века, а вовсе никакой не могущественный артефакт.
Но все было так живо. Так реально. Так… он не решался даже подумать о такой возможности, но…
Нет. Это был просто сон. Ему и правда пора уже перестать читать на ночь древние эпосы. Однако, пытаясь снова заснуть, Маклауд все-таки решил расспросить Митоса о его мече. Так, из чистого любопытства…
Легенда о «Семи мечах Вейланда», вдохновившая автора на создание этой истории, присутствует в одном из эпизодов английского сериала Robin of Sherwood (dutepp0.et.tudelft.nl/~tirza/RoS/faq.html).
Имена шести из «Семи мечей Вейлунда» взяты из «Малого ключа Соломона», из части, где приводятся подробные инструкции по вызову 72 демонов, которых Соломон, правитель Израильского Царства заточил в медном сосуде и бросил в озеро. Сосуд был найден вавилонянами и распечатан, демоны освобождены.
БЕЛЕТ (BELETH) Тринадцатый дух зовется Белет. Это Ужасный и Могущественный Король. Он едет на бледном коне, и перед ним трубят трубы и играют различные музыкальные инструменты. Сначала он кажется очень свирепым.
МАРАКС (MARAX) Двадцать первый дух — Маракс. Он — Великий Граф и Губернатор. Он появляется в образе огромного быка с лицом человека. Он может сделать людей очень сведущими в астрономии и во всех других свободных науках. Он также может дать хороших друзей и мудрое знание о свойствах трав и камней, которые могут быть драгоценными.
СТОЛАС (STOLAS) Тридцать шестой Дух зовется Столас. Он — Великий и Сильный Принц, появляющийся сперва перед заклинателем в образе могучего ворона, но после принимает облик человека. Он обучает искусству астрономии и свойствам трав и драгоценных камней.
ОРИАС (ORIAS) Пятьдесят девятый Дух зовется Ориас. Он — Великий Маркиз и появляется в образе льва с хвостом змеи, восседающем на могучей и сильной лошади; и он держит в своей правой руке двух огромных шипящих змей. В его службу входит наставлять о свойствах Звезд и знании Домов Планет и разумению свойств их.
ЭЛИГОР (ELIGOR) Пятнадцатый Дух, Великий Герцог, он появляется в образе прекрасного рыцаря, несущего копье, знамя и змея. Он открывает тайные вещи и знает о делах будущего; и о Войнах, и как следует встречать солдат.
ФЛОРОС (FLAUROS) Пятый Дух является Великим Губернатором и сначала появляется как Великий Лев, но по приказу вызывающего, приобретает человеческий облик. Он говорит правду обо всех скрытых вещах или секретах.
Очевидно, меч АЛЬБИОН (ALBION) назван исходя из древнего названия Англии, а не именем демона.
Идиотская идея, если подумать. Если не думать, то все равно — идиотская.
Ну да ладно.
Все равно Митос давно считал меня немного сумасшедшей, правда, без мании. Ему можно, а мне нельзя? Да? Дискриминация, однако. А в этом столетии снова в моде старое веяние с новым названием — феминизм.
Заведу дневник.
Все равно никто прочитать не сможет, кроме Митоса. Он бы смог. Эта носатая сволочь читает все, что попадется на глаза, ему мои записи, шифруй — не шифруй, как «мама мыла раму». А кто-нибудь другой ничего не поймет, других письменных источников этого наречия нет.
Основной вопрос даже для меня — зачем мне это надо? Хороший вопрос.
Правду сказать — боюсь, себе-то можно признаться.
Боюсь я не склероза, с этим жить можно, не помнишь и ладно. Даже хорошо, иногда, забыть. Я боюсь ложной памяти. Очень распространенный случай среди нашей братии. Вроде все помнишь хорошо: ощущения, мысли, события, людей. И не знаешь, было это или только привиделось.
Но еще хуже, когда другой участник событий все помнит не так. Событие то же, мнения расходятся. И кто прав — не знаешь.
Сколько так бессмертных разругались и не сосчитать. Встретятся, обрадуются, обнимутся, начнут вспоминать. Довспоминаются до поединка. А победитель всегда прав, победителей не судят.
Ладно, поздно лить слезы. Будем вспоминать.
Встреча с моим будущим учителем произошла вполне буднично. Ничего особенного для тех времен — он меня купил на рынке. Приличные деньги отдал. Молодая рабыня, здоровая, кожа, зубы и волосы в порядке, цену за меня заломили — дай боже каждому.
Правда я не слишком обращала внимание на окружающее, виски ломило нестерпимо. У меня тогда все болело, но голова особенно, потом узнала, — это от Митоса.
Я тогда понятия не имела, что именно со мной случилось. То ли проклятие богов, то ли наоборот, особая милость. Нас же всех тогда убили, а городок спалили.
Вначале я хотела мстить. Горло перегрызть, сердце вырвать. Эмоции через край. Я мстю и мстя моя страшна.
Не получилось.
Всех не убьешь, особенно если не умеешь это делать. Битва гигантов: хорошо обученная армия и девчонка. Меня довольно быстро схватили, я ничего сделать не успела.
Эти солдаты ведь не были виноваты, если подумать. Их послали воевать, они и воевали. Это сейчас — Гаагский трибунал, международные конвенции, защита прав человека. Тогда проще. Мужчин и стариков — убить, женщин и детей — в рабство.
Мне, конечно, жутко повезло, что меня тогда Митос купил. С моей-то историей.
После того, как меня поймали в лагере, мне досталось прилично.
Солдаты. Ничейная женщина. Тем более из побежденного города. Тем более с ножом. Тем более молодая.
Объяснять не надо? Ничего, выжила. Такие, как мы, всегда выживают.
Я не очень хорошо помню первые дни. Дом у Митоса был небольшой, но с достатком. Кроме меня других слуг не было. Днем я лежала в углу и мечтала умереть. Ночью я лежала в углу и мечтала отомстить. Он меня не трогал. Ни оклика, ни приказа, ни еды или воды. Меня не было, пустое место, на грязь и то обращают больше внимания.
Через несколько дней мне надоело умирать от жажды, и я встала.
Следующий год прошел вполне терпимо. Я готовила, стирала, убирала и была счастлива, что моему хозяину была нужна служанка, а не наложница. Еще через несколько лет я уже не была столь счастлива, что ночи он предпочитает проводить со жрицами из храма, а не со мной. Пожалуй, такое пренебрежение меня обижало. Но в остальном пожаловаться я не могла, он был довольно добрый хозяин. Мне крепко досталось только два раза. В первый раз, когда через полгода после покупки я попыталась сбежать, прихватив его вещи. Второй раз, когда через два месяца после побега я попыталась отравить его ужин и городской колодец. Да, солдаты меня били слабее. У Митоса всегда была тяжелая рука.
А через четыре года, когда мы собирались перебираться в другой город, этот сын собаки наконец-то рассказал мне, почему в его присутствии у меня шумит в голове. Нет, он действительно негодяй. Четыре года!
Спустя очень-очень много лет я, наконец, набралась смелости (и наглости) спросить, почему он молчал. Поначалу он отшучивался: кто ж откажется от рабыни добровольно, тем более, если она прилично готовит, только надо проверить, нет ли там яда. Потом, внимательно на меня посмотрев, сказал: «В тебе было слишком много ненависти, девочка, такую ненависть нельзя выпускать в мир». Почему он меня просто не убил, я так никогда и не спрашивала.
Могу со всей определенностью заявить, что хотя Митос был вполне приличным хозяином, учитель из него ужасный: жесткий, язвительный и очень требовательный. Я была уверена, что проклята и боги в наказание послали мне его. Я держалась только на мысли, что когда-нибудь выучусь и смогу победить, и уж тогда этот гад мне за все ответит.
Митос меня учил не только бою, а многому еще: письмо, счет, чтение. Ха, он даже учил меня вышивать! Прясть и ткать я умела, но все равно, мои навыки были раскритикованы. Он вообще не делал различия между мужскими и женскими занятиями, требовал, чтобы я знала все.
Наконец это случилось. Тренировка, которая превратилась в настоящий бой. Как странно было держать меч у его шеи и знать, что его жизнь в моих руках. Как странно, и как сладко. Его взгляд был внимательным. Он выглядел так, будто находился за сотню миль и смотрел на все происходящее со стороны. Вот интересно, что еще выкинет эта девчонка. Ударит или нет? Эксперимент. Опыт. Наблюдение.
Как я ненавидела его в тот момент! Он опять выиграл. Ударю я или нет, это бы ничего не решило, я могла его убить, но победить не получится.
А потом он улыбнулся, ну как он умел, одними глазами. «Весьма неплохо, девочка! — от неожиданности я чуть не задохнулась. — Но… — в следующий момент я оказалась на коленях с заломленными руками и мечом у своей шеи, — но если хочешь победить, руби сразу, а нет — так не дерись вообще».
Да, я говорила, что моя жизнь ученицы была тяжелая? Святая наивность.
Следующие полгода были адом. Он решил, что я достаточно подготовлена, чтобы тренироваться всерьез. Поединки, если это слово вообще можно употреблять для обозначения того избиения младенца (младенец — это я), были кровавые во всех смыслах этого слова. Пожалуй, это единственное определение, которое я могу подобрать.
Вот теперь я могла бы его ударить и убить, но случая не было. Застать Митоса врасплох было нереально. Оказалось, что подобраться я к нему не могу.
Мы с ним играли в игру: кто кого. Иногда я просыпалась с клинком у шеи, а иногда лезвие было уже в груди. Жаловаться было бесполезно. Истерики у меня случались регулярно, напряжение было просто непереносимое. Но мне сразу четко было сказано, что меня не держат. Если я захочу уйти — пожалуйста, с песней в добрый путь. Только путь будет очень коротким: вступают в силу Правила Бессмертных, а в поединке с Митосом у меня шансов нет. После такой тирады он обычно ехидно добавлял: «Пока нет». И я шла тренироваться.
Но я отвлеклась.
Значит еще через три года ученичества меня выпустили во взрослую жизнь. Выбросили, правду говоря. Утром я проснулась, а мои вещи связаны в узелок и стоял за дверью.
«Можешь убираться», — вот и все напутствие. Убралась с радостью.
Мысли, чтобы вызвать своего учителя, теперь уже бывшего, на поединок даже не возникло. Первое: я не самоубийца. Второе: я была ему должна. За учебу, еду, крышу над головой.
Вперед, вперед, в прекрасный новый мир!
Вначале я, конечно, отправилась на малую родину. Ну, что там никого из родных и знакомых не осталось, я знала и так. Война. Но видеть на месте своего дома чужой было тяжело. В дороге я иногда представляла, как я вернусь, и мне за все заплатят. Ха, теперь-то я умела драться, там бы все пылало от заката до рассвета.
Вернулась. И что? Другой поселок, другой народ, другой бог. А прошло всего ничего лет. Вот так и проходит мирская слава. А когда-то казалось, что ты живешь в Центре Мира. Смешно и горько.
Хотя, определить, где чувства меня-сегодня и меня-тогда теперь уже сложно. Может быть, я ни о чем таком и не думала. Вот только никого не убила, это я точно помню. Надеюсь, что помню точно.
Черт, Митос прав, что все записывает! Надо было заводить дневник раньше.
Вот и все. Там, на развалинах прежней жизни, я и поняла, что ничего нельзя вернуть. В мире тысячи дорог, но ни одна из них не ведет к дому.
Оказалось, что я очень неплохо приспособлена к новой жизни. Денег было немного, но на первое время хватило. Вот тут и пригодились уроки ремесла. Крестьянка из меня всегда была так себе, к тому же в земледельческих общинах все друг друга знают, и надел просто так не получишь. А в городе всегда нужны горшечники, ткачи, лекари и другие ремесленники. Я была чужаком без роду-племени, и к тому же женщиной, но я выживала. Законная гордость мастера. Я знала десятки ремесел, и древнейшая профессия меня миновала! Во всяком случае, я никогда не занималась этим ради заработка. Ради жизни бывало, что скрывать. Стража и местные священники тоже люди, иногда приходилось убеждать, что ты не дьявольское отродье, и таким образом. Но если ради куска хлеба — я лучше сдохну.
Я свой первый поединок помню как в тумане. Страшно было до дрожи. У меня был выбор, вполне реально было сбежать, бросить лавку, городок. Семьи тогда не было, так что людей бросать бы не пришлось. Я уже и решила так поступить. Но тот Бессмертный, я и имени его не помню, да он, кажется, и не назвался, очень уж покровительственно себя держал. Он приехал в городок и собирался остаться жить, я бы ему мешала. Ха, надеюсь Митос все же никогда мои записки не найдет, тот бессмертный моего незабвенного Учителя чем-то неуловимо напоминал. Некоторая смесь самодовольства, покровительства и пренебрежения. Но от Учителя я это терпела, потому что Митос был сильней, а этот? Вот поэтому, не в последнюю очередь, я и не сбежала. «Если хочешь победить, руби». Мне надо было победить. Себя. Я и победила. А Сила — приятный бонус.
Бухарест… Сразу вспомнились мощеные тротуары с лужами, отражающими массивные нависшие дома, нахохлившиеся голуби, запах свежего хлеба, сырости и тумана.
Эван Каспари… Что ж, рано или поздно это должно было случиться. И все равно это слишком… Слишком неожиданно, слишком рискованно, слишком неотвратимо.
Я потерял его на какое-то время — Орден все-таки не всесилен — и нашел практически под боком. Черт… Всего два дня назад я спокойно спал, насколько вообще возможно спокойно спать в моем положении. Скромный трудяга, книжный червь — Адам Пирсон, занявший свою невзрачную нишу среди прочих рядовых Наблюдателей. Конечно, кое-кто считал, что я зря протираю штаны в поисках мифического «Митоса», вместо того чтобы заниматься настоящим делом. Но таких были единицы, и они охотно мирились со сложившимся положением дел, пока я время от времени подбрасывал им информацию о «потерявшихся» объектах, случайно попавших в диапазон моих исследований. Так что мы вместе посмеивались над их шутками за бутылочкой пива, я слушал байки о сверхкрутизне полевых Стражей, а на следующий день кто-то из них вряд ли помнил, как точно меня зовут. К тому же Дон Зельцер с его идеей о базе данных оказался очень кстати, хороший человек плюс еще один повод быть полезным не высовываясь.
В итоге пока все складывалось достаточно гладко. До позавчерашнего дня. Позавчера в поединке лишился головы некий Фриц Штольберг, ведущей его Наблюдательнице удалось узнать имя победителя — Эван Каспари. Фото прилагалось. В последний раз его видели во время I Мировой в Бельгии.
Фотография вышла не слишком удачной, но сомнений быть не могло, с экрана стоя вполоборота победно скалился Каспиан. Что ж, здравствуй, брат. Сначала я просто хотел закрыть отчет, но что-то меня удержало. Что-то в выражении его лица было таким знакомым — эта хищная усмешка уверенного в себе зверя, вспомнить которую могут очень немногие. Просто потому, что мало кто из них оставался в живых после того, как ее увидел. Я знал, что она значила — Каспиан был сыт и доволен, он занимался своим любимым делом. Убивал.
Конечно, он убивал и раньше, все эти три тысячи лет он вряд ли оставался примерным мальчиком. Было время, когда мне удавалось убедить себя, что он давно встретил кого-нибудь сильнее, и одним Бессмертным маньяком на земле стало меньше. Но моим надежды, как выяснилось, так и не оправдались. Удивительно, но Всадники умудрились выжить на протяжении веков. Все четверо.
«К черту это, Митос. Ты теперь Адам Пирсон, ты Наблюдатель. Твое дело сидеть тихо и не вмешиваться…» Сколько не повторяй, а вытеснить из подкорки нахальную ухмылку братика не получится. Раньше иногда получалось…
Быть Бессмертным совсем не плохо, если, конечно, вы не страдаете манией преследования. И тут не суть важно, что или кто именно вас преследует. И, похоже, у меня начались проблемы. Как иначе можно пояснить, что вместо того, чтобы спокойно спать в своей постельке я сижу и просматриваю статистику убийств и пропавших без вести в Бухаресте. Это как грязь, от которой не отчиститься. Двое студенток исчезли пол года назад, домохозяйка, пятилетний ребенок, неопознанный труп в парке Карол (точнее часть трупа — кисть и несколько ребер)… И так далее, и тому подобное. Не факт, конечно, что все это дело рук Каспиана, но кое-что точно. За последние два года число странных исчезновений людей заметно увеличилось, слишком много для простого совпадения.
Его не поймают, я знаю. Каспиан сумасшедший, но хитрый. По-своему он даже очень умен и чертовски опасен. И будет убивать, пока не надоест. Или пока его не остановят. Нет, мне совсем не хочется срываться с безопасного места и ломать себе голову над этой проблемой. Это скорее в духе Дункана Маклауда, подопечного Джо Доусона. Но я просто не могу ничего с собой сделать.
— Церковь Св. Варфоломея? Это где? — Дон Зельцер удивленно приподнимает брови, наконец, оторвавшись от затертого тома.
— Брашов. Трансильвания.
— В Румынии? Ты что, решил вместо Митоса заняться поисками Дракулы, Адам?
— Ну, почти. — Я улыбнулся и набрал воздуха, приготовившись вещать. — Есть легенда, что во время ее основания в 13 веке…
— Ой, верю-верю, даже не начинай. — Старик больше притворно поморщился, замахав руками.
— Но там могли сохраниться сведения! Вы же сами учили, что в нашем деле кропотливый труд — это половина пути к успеху?
— Учил— учил. Что ж, если ты считаешь, что это важно, Пирсон, поезжай в свою Трансильванию.
— Спасибо. Я постараюсь не задерживаться, если в этом не будет нужды.
— Когда едешь?
— Думаю, завтра. Если «сверху» не будут против.
— Сверху… — В этот раз Зельцер скривился вполне откровенно. — Поверь, они не будут против. Им, похоже, вообще нет дела до простых исследователей.
— Шапиро?
— Угадай, кому он повысил финансирование? Опять.
— М-м-м. Нашим бравым бойцам?
— В точку.
— Если дело пойдет такими темпами, то скоро Орден превратится в частную армию.
— Думаете Шапиро и дальше будет превращать Наблюдателей в боевиков?
— Не знаю, не знаю. Кое-кто, похоже, не против, если так оно и будет.
— Я против.
— Знаю, я тоже, Адам, и многие другие… Что это мы о грустном? Ты же завтра едешь. Пойдем-ка лучше ко мне, выпьем по рюмочке коньяка. Ты уже раньше бывал в Румынии?
— Нет, никогда.
«Если не считать 14, 18, 19 века и э-э-э, не важно когда еще».
Еще одна проблема. Пока не столь насущная, но в перспективе по серьезности не менее важная. Шапиро сотоварищи. И не слишком заметное, но уверенное наращивание вооружения в Ордене. У нас уже есть свой личный спецназ: бойцы, снайперы… Конечно, охрана была всегда, но Шапиро буквально натаскивает их на Бессмертных. Не нравится мне это. Сейчас радует хотя бы то, что это не нравится не только мне. И все же ситуация требует особого внимания.
Удивительно, как мало у меня на самом деле пожитков. Хотя, если подумать, то ничего удивительного. Скромный труд Адама Пирсона не приносил особых доходов, да и покупка новых вещей для меня никогда не была слишком важной. Ведь перед тем, чтобы что-нибудь купить, надо сначала что-нибудь выкинуть, а заниматься подобной ерундой мне всегда было попросту лень. Хорошо еще, слегка, так сказать, претенциозную квартирку можно было пояснить халявой от уехавшего куда-то в Южною Африку богатого, но малость странного товарища.
Пара свитеров, пара джинсов, пара носков и нижнего белья — и Наблюдатель к командировке готов. Что может быть лучше небольшого автопробега по старушке Европе? Я знаю что — спокойное времяпровождение в своем доме без мозголомства по поводу того, что бы этакого удумать, что б и овцы целы и дальше в том же духе. Благо в пути будет время придумать план, плюс в какой-то степени отдохнуть от роли вечного студента. Это тоже иногда полезно.
И кого я пытаюсь убедить? Меня мутит от мысли, чем все может обернуться. И все же я не передумаю, брат.
— Мариус! Эй, Мариус! Даже не думай, что тебе удастся улизнуть, только что сообщили, патрульные таки обнаружили труп под мостом. Тебе ехать. Мариу-у-ус!
— Нет, Константина, только не этим вечером. Пусть Мирч ею займется.
— Мирч в отпуске, если ты забыл. И почему ею?
— В отпуске, и давно?.. — Лейтенант Мариус Элиаде рассеянно почесал затылок, все еще не в состоянии осознать, что домой ему вечером не попасть, — а разве это не труп девушки?
— Со вчерашнего дня. И это парень.
— Со вчерашнего, значит. То-то сегодня непривычно тихо.
— Его кто-то выпотрошил. Парня.
— Надо же… Я обещал Лоле быть к ужину.
В ответ плотная, коротко стриженная женщина неопределенно пожала плечами:
— Машина ждет у входа.
Дымбовица лениво чавкала о плиты на берегу, дрожа желтоватыми огнями в темной воде. Двое патрульных кивнули, зябко ежась и стараясь не смотреть на темный силуэт, над которым склонился судмедексперт.
— Каланче, привет.
— И тебе вечер добрый, Элиаде. Прохладно сегодня.
— Ага. Что тут у нас?
Лейтенант обошел эксперта и склонился над телом.
— Пресвятая богородица…
— Да уж, — вздохнул Каланче, — такое не каждый день увидишь…
— И слава богу. Что же с ним делали…
Конечно, за свою практику Мариус повидал всякого, но открывшееся зрелище способно было ошеломить кого угодно. Совсем еще молоденький парнишка был раздет до пояса и казался почти белым. Чуть ниже линии ребер, поперек живота чернела рваная дыра. Лейтенант заметил остекленевшие глаза и неестественно скрюченные окровавленные пальцы. Эти детали он потом еще ни один раз видел в кошмарных снах…
— Не хочу делать поспешных выводов, Элиаде, но судя по следам он какое-то время полз, прежде чем потерял сознание. Больше я смогу сказать после того, как изучу все детали.
— Неужели он был в сознании, когда его… резали?
— Не знаю, пока точно не знаю. Но возможно. — Обычно невозмутимый в силу профессии Каланче понизил голос. — Мурашки по коже, да?
— Когда будет отчет?
— Не гони лошадей, Мариус. Завтра утром я им займусь. А пока заканчиваем тут и по домам, хочется хоть пару часов поспать.
Коробка конфет, добытая в одном из круглосуточных супермаркетов, конечно, была слабым утешением и лейтенант Элиаде в который раз возблагодарил небеса за то, что ему досталась такая жена. Совесть мучительно взвыла при виде празднично накрытого стола с парой свечей, посуду и еду Лола уже успела убрать, и теперь, свернувшись калачиком в кресле, дремала под какое-то телешоу.
— Милая, надо было ложиться спать, я же предупредил, что задержусь. Прости, что так вышло…
— Ничего, — сонно пробормотала девушка, устало пожимая плечами, — я хотела тебе дождаться. Все в холодильнике, ты голодный, разогрей.
— Спасибо… Мне правда очень жаль, Лола.
— Что-то серьезное, да?
— Да, иначе бы я не задержался, ты же знаешь.
— Расскажешь?
— Не сейчас, хорошо? Не будем о работе. Как ты себя чувствуешь?
— Немного устала. Не делай такое лицо, глупый, чувствовать себя усталой в полпервого ночи, это вполне нормально. Не волнуйся, быть беременной это не болезнь.
Следующий день оказался на редкость неприятным. Начальство, как и положено, требовало немедленного результата. Информация о найденном у реки трупе уже попала в прессу, и хотя общественность уже сложно было чем-то удивить, но надо было создавать видимость плодотворной работы, дабы никто не усомнился в способность полиции справиться с любым делом. Оставалось надеяться, что экспертиза даст необходимые сведенья, которые помогут сформировать начальную рабочую версию.
В морге было светло, прохладно и тихо, как всегда. Мельком взглянув на блестящий стальной стол и бледное тело с ало-желтой полостью вместо груди и живота, Мариус поморщился. Тяжелый запах с металлическим привкусом вызывал тошноту.
— Порадуй меня, Николае.
— Что ж, значит так. Мужчина приблизительно 19–20 лет. Кстати, его еще не опознали?
— Нет, но после выпуска новостей, думаю, ситуация прояснится.
— Время смерти около 22 часов. Всего-то часик полежал.
— А причина смерти?
— Я и говорю. Отсутствует печень и часть селезенки…
— Черт, выходит, его убили, что бы вырезать органы?
— Не совсем. Он собственно умер оттого, что кто-то вырезал ему органы.
— Живьем?!
— По всей видимости, да. Правда, прожил он потом еще недолго, скончался от потери крови. Но пару метров проползти успел.
— Святые небеса… Но как? Он ведь должен был сопротивляться, кричать.
— На теле есть следы борьбы. На запястьях синяки, видимо, его держали. Кроме того «пальцы» на шее, скорее всего нападавший его слегка придушил. Похоже, парень сопротивлялся, но недостаточно сильно. Может от испуга. Все происходило быстро, рана неровная, кто-то спешил.
— Кстати о ране. Орудие убийства определили?
— Ага. Обычный охотничий нож.
— Обычный…
— Погоди, я не закончил. На теле есть еще повреждения — небольшие порезы. Нанесены чуть раньше смертельных. Вот тут кое-что странное…
— Ну?
— Частицы металла. Это точно не нож, что именно сказать сложно, но судя по результатам анализов — это что-то возрастом лет 300. Может, меч или рапира.
— Шутишь? Триста лет!
— Плюс минус.
— Отлично, маньяк-потрошитель с антикварным мечом. Репортеры будут биться в экстазе.
Брашов — симпатичный курортный городок, но сейчас лыжи привлекают меня меньше всего. Как я и предполагал, с отъездом проблем не было.
Надо признаться, что покинув пределы Парижа я вначале даже испытал некое облегчение. Тут, на дороге я был один и мог, наконец, стать самим собой. Впрочем, быть самим собой — это громко сказано, даже на ближайшей заправке приходится надевать маску недалекого студента. Да, с незнакомыми людьми, в незнакомом месте, я могу быть кем угодно, от уборщика до банкира. Но только не Митосом. Однако, не буду кривить душой, заявляя, что самоутверждение для меня дороже жизни.
Кто же это сказал, что в Румынии хорошие дороги?..
Отель Адаму Пирсону, конечно, не по карману, но это не проблема. На пару дней сойдет и комната, главное, что есть кровать и душ. Хозяева — суетливая, но ненавязчивая семья. Туристов мало, так как не сезон. Идеально.
Увы и ах, весь архив из Св. Варфоломея был пару лет назад перевезен в Бухарест для пущей сохранности. Конечно, отважного исследователя это не остановит, тем более что до столицы три часа езды.
Боже, знал бы Кронос, что трое Всадников находятся сейчас на маленьком пятачке восточной Европы. Мог ли кто-нибудь из нас такое представить… Живое воплощение людских кошмаров — всего лишь небольшой отрезок моего прошлого, от которого я думал, что ушел. До сих пор не могу поверить, что я это делаю. Общий план практически готов, детали подкорректирую в процессе. Но за всем этим стоит главный вопрос — смогу ли я убить его, если все-таки до этого дойдет. Уверен, что смогу. И от этого чувствую себя… Просто делаюсь сам себе противен.
Три бесконечно долгих часа промелькнули, как одно мгновение. Вот и все — сомнения прочь, если я начну сомневаться, то проиграю. Что бы там ни было, а идиотом Каспиана назвать нельзя. Иногда мне кажется, он никогда не доверял мне на сто процентов, даже называя братом. В душе он всегда был одиночкой, может, я и сам такой отчасти. Предоставленный сам себе, ни в ком не нуждающийся, не от кого не зависящей. И временами почему-то так тоскующий о ком-то и готовый рискнуть еще раз. Пусть даже зная, что потом будет больно. Но это ведь и есть — жить, правда?
Быть старейшим человеком на земле необязательно значит быть самым мудрым, самым всезнающим и тому подобное. Но пару трюков я успел выучить. В сущности, все не так сложно, если соблюдать осторожность и придерживаться общих правил.
Мой новый дом на улице Пушкина. Хороший такой зеленый райончик, квартира сдается целиком, хозяин — мягко говоря не слишком разговорчивый парень, исчезает, получив плату за три месяца вперед.
Виктор Мирч, пока еще неопределенной профессии молодой человек, только что вернувшийся, скажем, из Дании, где долго жил и чему-то там учился. Изображать румына всю жизнь не выезжавшего за пределы Бухареста у меня точно не выйдет. Физиономия-то вполне подойдет, но вот акцент никуда не денешь. Пара дней практики мне необходимы, к тому же надо получше ознакомится с городом, за 75 лет он таки успел порядком измениться. Плюс доделать кое-какие документы для полноты картины, плюс добыть информацию, и, пункт первый, не забыть купить что-нибудь на ужин. Нет, сначала ужин, потом поспать, потом все остальное.
Может, все дело в том, что я здорово проголодался, но еда в местном ресторанчике показалась необычайно вкусной. Приятное место, пожалуй, я мог бы привыкнуть.
На улице ко мне привязалась собачонка. Рыжеватая такая усатая мордашка с черными блестящими глазками. Я хотел было ее погнать, но так и не смог замахнуться, на это молчаливое дружелюбно-вопросительное существо. Словно вежливо выжидающее моего решения. И я позволил ей приплестись за мной до самого дома. В конце концов, парень с собакой обычно воспринимается положительно, словно он по определению не может быть плохим человеком.
Что ж, могу себя поздравить, теперь у меня есть домашний питомец. И не важно, что на самом деле это не мой дом и не моя собака, все равно это лишь вопрос восприятии.
Еще я решил отрастить усы. Смогу выглядеть лет на 7 старше, если вдруг понадобится.
Неделя работы — и ничего. То есть очень много всего, но ничего из того, что могло бы по-настоящему приблизить лейтенанта Элиаде к разгадке. Убитого парнишку опознали практически сразу после того, как пресса раструбила об ужасном преступлении. Иоганн Бозга, семнадцати лет отроду. Родители в глубоком шоке, кажется, никак не могут заставить себя поверить, что весь этот кошмар происходит с ними на самом деле. Ничего полезного они сообщить, конечно, не могут, что и неудивительно. Скорее было бы странно, если бы после того, как им показали выпотрошенным их мальчика, они бы сохранили нужную ясность ума. Мариус все это понимал прекрасно, и абсолютно искренне сочувствовал чужому горю, но ему нужно было хоть за что-то зацепиться.
Подружка парня, оказавшаяся еще и последней, кто с ним общался, знала только, что Иоганн пошел домой после тренировки. Оказывается, он увлекался фехтованием.
Фехтованием! Лейтенанту показалось, что он наконец-то сдвинулся с мертвой точки. Выяснилось, что и шпагу он обычно носил с собой, а рядом с телом таковой не обнаружилось. Да и порезы на теле, оставленные какой-то антикварной хренью… Возможно, это дело рук какого-то помешанного на холодном оружии психа, которого спровоцировал вид шпаги?.. И который на всякий случай таскает с собой старинный меч… Мариус поморщился, версия выходила какой-то бредовой.
Ни свидетелей, ни подозреваемого. Только располосованное тело по имени Иоганн Бозга, ошалевшие родные, счастливые репортеры и далеко не счастливое начальство. И Лола. Во всем этом списке пунктом первым следовало бы поставить ее. И для Мариуса так оно и было, но вот для лейтенанта Элиаде на первом месте должна была быть работа. Ведь если разобраться, он делал нужное и правильное дело, и к величайшему счастью его беременная жена это понимала. Ну, по крайней мере, терпела. Пока.
— Может, тебе кофе сделать, пока ты еще не уснул? — голос Константины отвлек мужчину от размышлений.
— Ага, покрепче! Ты прелесть.
— Я знаю, — фыркнула секретарша, вытягивая кружку из тумбочки.
— И еще разыщи мне всех владельцев антикварных магазинов, и коллекционеров старинного оружия, которых сможешь найти.
— Лечу-бегу, командир. — Отсалютировала кружкой Константина, медленно выплывая из кабинета.
— Раз других зацепок нет, будем искать орудие убийства, — сообщил себе Элиаде, — может, все-таки повезет…
Увы, не повезло. Музейные работники, частники, просто любители старинного оружия не то, чтобы ничего не могли сказать — о своем увлечении они могли говорить бесконечно — но выудить из этого моря информации что-нибудь стоящее оказалось сложной задачей. В итоге удалось узнать, что за последние полгода краж старинного холодного оружия не было, не считая случая, когда внук утянул у дедушки кортик 1916 года, чтобы купить… велосипед. Насчет того, что девятнадцатилетний лоб умыкнул кортик ради велосипеда, Мариус сильно сомневался, но в полицию дедушка обращаться не стал, да и на орудие убийства кортик никак не тянул. Кроме того, несколько клинков было продано, но из них одна рапира моложе даже десяти лет, вторая ушла за границу к солидному коллекционеру, и еще один меч, рыцарский, двуручный, куплен музеем Гамбурга. И все. Если кто-то и знал больше, то молчал. Оснований подозревать кого-то отдельного не было, а подозревать сразу всех слишком накладно.
Следующим шагом Элиаде стало перелопачивание архивов в надежде найти схожие случаи. Впрочем, лейтенант скорее надеялся их не обнаруживать, меньше всего ему хотелось иметь дело с серийным убийцей. Но тут-то все оказалось не так просто, первым тревожным сигналом стало дело об обнаруженных в парке останках. Кому они принадлежали, установить не удалось — от трупа остались только фрагменты. Преступление пока оставалось нераскрытым, и, судя по всему, таковым и останется.
Может, никакой связи тут и не было, но что-то подсказывало Мариусу, что была. Но без доказательств, это была всего лишь теория на уровне интуитивной догадки.
Жертва. Что у нас можно выудить из жертвы? — Элиаде взял со стола разложенные фотографии Иоганна Бозга. Обычный парень. Был. Пожалуй, даже симпатичный. Кроме увлечения фехтованием ничем особо не выделялся. Студент Института румынской культуры. Кстати, не там ли недавно пропала без вести одна из студенток? От неожиданно возникшего подозрения по спине лейтенанта пробежал неприятный холодок.
— Константина, добудь мне всех разыскивающихся за последний год! — прокричал он сквозь закрытую дверь и лишь спустя минуту, так и не услышав ответа, догадался взглянуть на часы и понял, что рабочий день давно закончен.
Интересно, почему он выбрал этот город. Неужели из любви к истории? Или может из-за легендарного прообраза Дракулы? Не исключаю, что они могли быть знакомы…
Чем Каспиан отличался от некоторых из нас, так это тем, что он не противопоставлял Бессмертных смертным. Ему одинаково нравилось убивать и тех и тех. Отрубить голову или вырвать сердце — суть вещи одного порядка, при чем ему было не важно, кому они принадлежали — великому воину или рабу, лишь бы человек был «достойный». Так что он получил свое прозвище не только из-за, мягко говоря, особых предпочтений в еде, но и за постоянную жажду крови. Забирать жизнь было для него первостепенной потребностью.
Мой новый товарищ — белый в рыжеватых пятнах пес с печально-философским взглядом и подвижными торчащими ушками, оказался вполне спокойным и удобным соседом. Он облюбовал себе место на ковре у дивана и большую часть времени дремал, изредка вздыхая и поглядывая на меня блестящими внимательными глазами. Наверное, надо было его как-то назвать, но мне не приходило в голову ничего подходящего, а потом у пса был такой вид, словно он и сам прекрасно знал, как его зовут, и в новом крещении не нуждался.
Если совсем откровенно, у меня нет четкого плана, что я должен делать. Скорее я точно знаю, чего не должен — дать Каспиану заподозрить, что я вообще еще существую. Когда-то мы поклялись, что не поднимем меч друг на друга, и я все еще стараюсь быть верен этой клятве. Не потому, что я все еще верю во Всадников, и не потому, что я хочу вернуть те времена. Но… Если бы я сам себе мог пояснить, что значит это «но»! Можно было бы сказать, что, что я боюсь, ведь убив Каспиана за то, кем он был, я тем самым утвердил бы право казнить себя за то же. Но я не настолько заморачиваюсь подобными морально-этическими вопросами. Тем более, что я убил бы его за то, кем он есть сейчас, чем избавил бы общество от весьма опасного субъекта. Почему же я не могу этого сделать? Вернее, могу, но усложняю все, пытаясь этого избежать. Может все дело в том, что я боюсь, что когда-нибудь мне все же придется взглянуть в глаза Кроносу, и… Даже самому себе не так просто признаться, что я действительно этого боюсь.
В любом случае мне надо как-то исхитриться обезвредить братишку и самому не нарваться. Надежда на полицию слабовата, для Бессмертного с трехтысячелетним опытом они особой опасности не представляют. Даже если его вдруг каким-то чудом поймают, то долго не удержат. По себе знаю.
Может, у меня получится немного им помочь. Нужен только подходящий момент и немного удачи. Никто кроме меня не понимает Всадника лучше, рано или поздно я его найду. Пусть времени у меня не так много, но Каспиан особым терпением тоже не отличался, так что думаю, он вскоре даст о себе знать. Но, скорее всего, это будет стоить кому-то жизни.
Звонок в восемь утра в воскресенье не предвещал ничего хорошего. Это успела выучить даже Лола, поэтому она, вздохнув, отвернулась к стене и натянула одеяло на голову.
С минуту Мариус молча слушал невнятное бормотание, доносившееся из трубки и лишь в конце выдав короткое «уже еду» завозился на кровати.
— Опять выходной накрылся? — Сонно и сердито пробормотала девушка.
— Извини, родная, но это важно. Очень. — Голос мужа прозвучал достаточно серьезно, чтобы Лола оторвала голову от полушки.
— Что случилось?
— Еще одна жертва маньяка. На этот раз девушка. И она… жива. В реанимации. Я должен быть там, ты ведь понимаешь?
— Да…
Два часа лейтенант Элиаде нервно менял шагами коридоры госпиталя. Усиленные патрули в районе первого (первого ли?) убийства не дали ровным счетом ничего. Теда Потек, двадцатилетняя студентка пропала накануне вечером. Просто не пришла ночевать в общежитие, но никто по этому поводу особо не обеспокоился — мало ли где может проводить ночь девушка. А на утро ее, окровавленную и без сознания, нашел дворник. Непонятно каким чудом ей удалось сбежать, тем более с такими серьезными ранениями, но видимо чудеса иногда случаются. Теперь врачи уверяли, что ее жизнь вне опасности, оставалось лишь дождаться, когда она придет в себя.
Хирург обещал, что это не займет много времени. А времени у Мариуса как раз было в обрез.
— Вечером я уже смогу с ней поговорить, доктор?
— Возможно, но я не рекомендую. Операция прошла успешно, но пациентке нужен покой, вы же понимаете.
— Понимаю. Но и вы меня поймите, чем скорее я узнаю подробности, тем больше шансов найти того, кто это сделал.
— Как знаете. Когда девушка сможет говорить, я дам вам знать. Кстати, ее родные уже в курсе?
— Похоже, у нее из родни только престарелая бабка, живет не здесь, и вероятно приехать не сможет.
— Что ж… Вам необязательно ждать здесь, если будут изменения…
— Вот еще что. Есть вероятность, что девушка все еще в опасности. Живой свидетель, как никак. Вряд ли, конечно, убийца сунется в больницу, но я все же пришлю кого-нибудь подежурить.
— Вам видней. Меньше всего мне здесь нужны посторонние, но если это необходимо.
— Так будет надежнее.
Теда пришла в себя на следующее утро. Она помнила, как ее зовут и сколько ей лет. Это и было практически всем, что Мариусу удалось из не вытянуть, прежде чем она замолчала совсем. Худенькая девушка, не красавица, но вполне приятной наружности, смотрела в потолок широко раскрытыми серыми, чуть раскосыми глазами и на внешний мир реагировала слабо.
Раны ее, слава богу, оказались хоть и многочисленными, но поверхностными, а вот рассудок, очевидно, пострадал сильнее тела. И на второй, и на третий день ничего не изменилось…
Оставаться хладнокровным, представляя себе, как какой-то урод полосует охотничьим ножом несчастную беспомощную жертву было сложно. И лейтенант поклялся, что найдет нелюдя, чего бы ему это не стоило.
С девушкой должен был работать психолог. «Виктор Мирч» значилось в блокноте, Мариус решил не откладывать знакомство с доктором в долгий ящик.
Слоняться по улицам, рискуя нарваться на одного из нас, было бы не самой хорошей идеей, если бы временная прописка Каспиана в городе не свела этот риск к минимуму. И потом, пса надо было выгуливать.
Знать, что он здесь, может в паре кварталов от меня. было достаточно острым ощущением. И не могу сказать, что на сто процентов неприятным. Каспиана я не боялся, ни сейчас, ни раньше. Наблюдателя у него пока не было, так что Адаму Пирсону не грозила опасность разоблачения. Это была своего рода игра, которую я надеялся выиграть, а ощущение собственной силы, слегка подзабытое за годы наблюдательства, бодрило. Впрочем, забывать об осторожности никогда не стоило. Выиграть можно и без лишней бравады.
Дон Зельцер был не очень рад узнать, что моя работа с архивами обещала занять больше времени, чем я расчитывал сначала, но что поделаешь, дело есть дело. Старик ворчал, что Шапиро превратит Орден черт знает во что и интересовался, не встретил ли я какую-нибудь румынскую красавицу, ради которой решил поторчать в Бухаресте подольше. А я откармливал собаку, просматривал полицейские сводки, обзавелся кое-какими документами, пусть фальшивыми, и активно упражнялся в румынском. Заодно подновил гардероб, отрастил усы и потратил с час, решая, как теперь зачесывать волосы. Я выжидал, когда придет время сделать свой ход.
Я ошибся. Когда предположил, что следующим проявлением братца станет очередной труп. Бедняжке колоссально повезло, уйти от Глада живым в те времена, когда я его помнил, удавалось редким счастливцам. На самом деле я припоминаю всего троих, при чем про одного из них Каспиан сам забыл, он уполз и скатился в реку, чем, возможно, спасся.
Теперь у меня появилась ниточка — Теда Потек. Она же пока что и единственная надежда для полиции в лице некого лейтенанта Мариуса Элиаде, ведущего это дело.
Сейчас Теда в госпитале, и, чует мое сердце, будет лучше, если я буду рядом, когда она будет давать показания. Ну и что, что я не практиковал лет двести, я же не собираюсь кому-то об этом говорить. Впрочем, надо признать, что настоящий врач расколет меня в два счета, а на то, что бы проштудировать пару-тройку томов по современной медицине просто нет времени. У меня даже мелькнула мысль сделаться священником, дабы помочь несчастной жертве пережить ее духовные страдания, но кто знает, может Теда не слишком религиозна. Нужен кто-то, чье общение с пациенткой не будет вызывать подозрений. Как насчет психолога, с опытом работы в одной из клиник … ах да, Дании? Отличный специалист, доктор Виктор Мирч, не в первый раз помогающий жертвам насилия.
Конечно, они будут рады меня видеть, с их вечной нехваткой хороших специалистов, да еще и готовых работать за такие деньги. Прекрасная возможность спихнуть возню со сложной пациенткой и полицией на новичка, который аж «оттуда» приехал и просто обязан во всем разобраться. И не важно, что кое-каких документов не хватает, просто небольшая задержка, ему ведь не оперировать разрешают…
В итоге все оказалось даже проще, чем я опасался. Так мне показалось в первый момент, до того, как я вошел в палату. Скверную тускло-зеленую с белым потолком комнатку. Свет из окна падал на кровать, на едва заметную под серым одеялом фигурку.
— Здравствуй, Теда. Я доктор Мирч, но ты можешь звать меня Виктор.
Девушка ни на мгновение не оторвала взгляда от потолка. Даже не шевельнулась, когда я придвинул стул и присел рядом.
— Ты не возражаешь, если мы немного поговорим?… Наверное, скучно лежать здесь одной целыми днями?
Молодец, Митос, отличное начало. С таким же успехом можно побеседовать с бревном…
Она была укрыта по самую шею, но я знал, что одеяло скрывает многочисленные бинты. Все тело Теды покрыто глубокими порезами, шрамы от них останутся на всю жизнь. Они не дадут ей забыть о том, что случилось, кошмар будет повторяться каждый раз, когда она будет смотреть на себя в зеркало. Вот она — очередная жертва Всадников, а значит и моя жертва тоже. Похоже, мне этого тоже никогда не забыть.
Я осторожно коснулся места, где предположительно находилась ее рука.
— Нет! — Теда не дернулась, но я почувствовал, что ее бьет дрожь, и отстранился.
— Прости…
Все тот же отсутствующий взгляд в потолок.
В приемной меня ждет лейтенант Элиаде. Пора познакомиться с тем, от кого в большей степени будет зависеть, как обернется дело.
— Доктор Мирч, я полагаю? — Мариус протянул руку подошедшему мужчине в белом халате.
— Лейтенант Элиаде?
— Именно. Будем знакомы. Можно с вами поговорить?
— У меня тут есть что-то вроде кабинета, может, пройдем туда?
— Отлично.
Психиатра лейтенант представлял себе лысоватым старичком типа Фрейда, и был слегка разочарован, увидев относительно молодого, аккуратно одетого худощавого мужчину. Впрочем, из-за усов Мариус не рискнул бы точно угадать возраст, но навскидку определил, как лет 35. Еще у доктора был не слишком сильный, но заметный акцент. Но все равно, на первый взгляд Мирч производил положительное впечатление, может быть оттого, что Элиаде мысленно возлагал на него большие надежды.
Кабинет действительно оказался «чем-то вроде». Часть помещения занимала кое-как сваленная старая мебель, в углу примостился стол и небольшой шкафчик. Еще присутствовали чайник и два стула.
— Тут, как бы сказать… слегка не прибрано. Обещали, что это барахло скоро вынесут, но что-то не торопятся. — Слегка смущенно пожал плечами доктор. — Может, кофе хотите?
— Вообще-то хочу, если можно. — У лейтенанта была привычка никогда не отказываться от кофе. — Видели бы вы мой кабинет, вот там действительно бардак. А это ерунда — не вы же натворили.
— Хорошее оправдание. Да вы присаживайтесь. — Мирч всыпал в чашку кофе и включил чайник.
— У вас есть собака? — Мариус только теперь заметил упаковку с кормом.
— Ага. Дворняжка, правда, но очень славная псина.
— Люблю собак. Обязательно когда-нибудь заведу.
— Когда-нибудь?
— Работа. Сейчас на это нет времени. Так что, доктор, по-вашему девушка сможет рассказать, что случилось?
— Пока сложно что-либо утверждать. Она перенесла травматический шок. Плюс сильнейший стресс.
— Ее изнасиловали?
— Нет. Видимо с сексуальной стороны она нападавшего не интересовала. Ему нужно было кое-что другое…
— Что же? Ее страдания? Ему ведь доставляло удовольствие видеть мучения жертвы, правда? Это как доказательство силы или что-то в этом роде?..
— Возможно. О мотивах поведения подобных личностей сложно судить вот так, отвлеченно, без анализа. Пока это всего лишь наши домыслы.
— Пока это все, что у нас есть.
— А частицы под ногтями? Разве вы не сделали анализ? Или ничего не было?
— Было. Под ногтями жертвы обнаружены частицы ткани, не принадлежащие жертве. Но нам пока не с чем их сравнивать.
— Понимаю, для вас это сложная ситуация. Будьте уверены, я сделаю все возможное, что бы помочь расследованию. Но, прежде всего я врач, и моя обязанность помочь пациентке. Пока это, увы, все, что я могу сказать.
— Что ж, доктор Мирч, постарайтесь. Всем будет лучше, если этот маньяк окажется в тюрьме как можно скорее. Спасибо за кофе.
— До встречи, лейтенант. Успехов вам.
Доктор проводил Элиаде до двери и вернулся обратно. Мариус услышал, как тот зашелестел бумагой, и вспомнил, что на столе лежала пухлая папка. В больнице было неприятно, где-то звонил телефон, по коридору плелся куда-то щуплый старичок в пижаме и с тростью, мимо него торопливо проскочила медсестра. Специфически пахло лекарством и казалось, что этот запах за десятилетия впитался в стены. На мгновение представив, что его Лола могла бы оказаться в подобном месте, совсем одна, без родных и друзей, лейтенант внутренне содрогнулся. Пусть только появится хоть малейшая зацепка, он не даст подонку уйти.
Но прямо сейчас нужно было сделать кое-что еще, не менее важное. Мариус нащупал в кармане маленькую бархатистую коробочку и улыбнулся. Сегодня у них будет маленький, только их семейный праздник. Он сильно задолжал своей жене: за поддержку, за понимание, за то, что она ждала его каждый вечер, за тот проклятый ужин и несдержанные обещания. Расплачиваться хватит до конца жизни. Но Элиаде был не против, лишь бы у Лолы хватило терпения принимать его покаяния.
По крайней мере, он не идиот и не пытается корчить из себя большого начальника. Неплохое начало. Но без моей помощи ему не обойтись, а мне не обойтись без участия Теды Потек. И для начала я должен убедиться, что она действительно побывала в лапах Каспиана.
Наверное, это не самый лучший метод. Честно говоря, скорее даже худший. Но ничего надежнее я не придумал, а девушке вряд ли можно навредить еще сильнее, чем уже есть. Молчи, совесть, ты же знаешь, что ради яичницы надо иногда пожертвовать яйцом.
Доставая фото Каспари я, конечно, ожидал какой-то реакции, но точно не такой бурной. Увидев изображение, девушка какое-то время безучастно его созерцал, и я уже успел подумать, что ничего не выйдет. Но вдруг она издала такой дикий вопль, что у меня самого от неожиданности сердце бухнулось в пятки. Казалось, это длилось вечность, она лежала и орала благим матом, словно ее снова резали, а я просто не знал, что с ней делать. На крики прибежала медсестра. Потом дежурный врач. Они вкололи ей успокоительное и вскоре Теда затихла. «Сейчас мне влетит».
— Что, черт возьми, это было!?
Я недоуменно пожимаю плечами:
— Нормальная реакция, это новая методика, я возвращаю ее к моменту нападения. Что бы она вспомнила. Так сказать вытаскиваю подсознательное на уровень сознания…
— Знаете что, Мирч, вытаскивайте хоть кролика из шляпы, но что бы я больше не слышал здесь подобного визга. Вы всех пациентов перепугаете. Вам понятно?
— Понятно. Я просто… — в голосе звучит само раскаяние.
— Это все.
В дверях медсестра обернулась и улыбнулась мне через плечо так, чтобы доктор не увидел. Я улыбнулся в ответ. Зато я получил то, за чем пришел.
— Молодец, Теда.
В этот раз молчание в ответ знак того, что девушка в глубокой отключке.
Теперь следующий вопрос, как донести эту информацию до лейтенанта… Не могу же я просто дать ему фотографию и сказать — вот ваш преступник, ловите. Впрочем, почему это не могу? Визитка Элиаде в кармане, со второй половины дня я полностью свободен (в первой у меня прием и надо еще пару часов поторчать у постели Теды. Что бы не сидеть просто так, я читаю ей Ремарка).
Элиаде предложил, чтобы я заехал к нему в участок, пояснил, что не любит больницы, и обещал после отвезти меня домой. Мне такой вариант не подходит, не хочу без надобности светиться в полиции, и я вдруг оказался занят по горло до самого вечера. Так что мы поговорим в кафе.
У него был усталый вид, когда он с опозданием в десять минут, поздоровавшись, опустился на стул напротив меня. Мой рецепт как врача — меньше кофе и больше сна.
— Проблемы на работе?
— Начальство. Да ну их… У вас небось тоже работа не сахар. Так что, есть сдвиги?
— Определенно. Теда кое-что вспомнила, думаю, это может помочь расследованию.
— Неужели? — Лейтенант изумленно приподнял брови. — Когда я ее в последний раз видел, она ведь почти не разговаривала. Как вам удалось?
— Ну… — я просто сама скромность, — это только начало. Я использовал гипноз, если быть точнее. Очень действенный метод.
Элиады воззрился на меня с уважением и каким-то опасением, словно на алхимика, владеющего чем-то из области необъяснимого и таинственного.
— И что, она вспомнила нападавшего?
— Не то, чтобы вспомнила в полном смысле этого слова, но под гипнозом она смогла его описать. И еще кое-какие моменты случившегося.
— Потрясающе… То есть говорите, доктор, все это очень важно. Как же он выглядел?
— Судя по ее рассказу это был мужчина, выше среднего, очень сильный. Возраст лет 35–40. Длинные темные волосы, небольшая бородка. Одет в плащ. Он шел за ней по улице, когда она поздним вечером возвращалась домой. Вокруг никого не было. Теда заметила его и попыталась убежать, но мужчина оказался быстрее и схватил ее. Несколько раз ударил, пока она не потеряла сознание.
— Наверное, тогда она его и поцарапала.
— Ну да, когда отбивалась. Еще она помнит, что он смеялся. И угрожал ей ножом.
Может, все и не так было, но вроде выходило вполне правдоподобно. Лейтенант нахмурился и задумался.
— А меч? Теда ничего не говорила про меч?
— Меч? — Удивление даже не пришлось играть. — Какой еще меч?
— Да так, просто кое-что проверяю. Вы ведь слышали про убитого парня? На его теле были найдены несколько ранений, нанесенных каким-то оружием вроде меча.
— Надо же…
— Ко всему этому мечу еще и не меньше трехсот лет. Вообще-то это тайна следствия, но мне нужно это выяснить, а кроме вас помочь некому.
— Вам нужны доказательства, что убийца и напавший на Теду — одно и то же лицо, я правильно понял?
Лейтенант замялся, но все же решил продолжить.
— Правильно. Вот только сомневаюсь, что показания, добытые под гипнозом, пройдут в качестве доказательств. Но у меня есть кое-какие идеи, пока что только мои личные предположения, но их надо проверить…
— И ваше руководство не в курсе?
— Э-э-э… им пока необязательно знать, боюсь, они не оценят. Но ваша работа для меня очень важна, поверьте.
— Понимаю. Значит, возможно, Теда могла видеть меч, я это учту. Мы только начали терапию. Сами знаете, что она перенесла, я пока не рискнул зайти дальше, к тому времени, когда ее пытали. Но этого все равно не избежать…
— Да, бедная девушка. Тот, кто это сделал слишком долго находится на свободе…
— Он очень опасен, лейтенант. Это можно понять уже по словам Теды. Не рискуйте в одиночку.
Во взгляде Элиаде мелькнуло удивление. Ну и пусть, я должен его предостеречь.
— Как повезет. Сообщите, если выясните что-то еще. Мне правда нужна ваша помощь.
— Я постараюсь, лейтенант.
Надеюсь, он не будет делать глупостей.
Выйдя из кафе после встречи с Мирчем, лейтенант едва не угодил под колеса проезжавшего мимо «Ниссана», настолько увлекли его собственные рассуждения. Конечно, рассказанное доктором к делу не пришьешь, это имело ценность лично для него. Сидящее по кабинетам высокое и не очень начальство слышать не хотело о серийном маньяке, да еще и причастном к исчезновению людей. Прокурор хотел побыстрее получить подозреваемого и услышать вердикт суда, всем нетерпелось сдать дело в архив. Элиаде такой подход в корне не устраивал. Никогда. Это не многим нравилось, но лейтенант успел заработать репутацию, и с ней считались.
Теперь, когда Мариус дал себе клятву поймать убийцу в кратчайшие сроки, каждая подсказка была для него на вес золота.
Вчера у них с Лолой был отличный вечер, изящный серебряный ангел на цепочке, по-видимому, надолго поселился на шейке жены. Хорошо бы и ее улыбка сохранялась как можно дольше…
Но сегодняшнюю ночь лейтенант планировал посвятить работе. Надо было свести вместе имеющиеся факты, собственные догадки, проверить даты, адреса, показания. Одним словом, было бы чем занять целую бригаду. Но Мариус уже привык полагаться на себя, пока не получит ответы на интересующие его вопросы.
Лола понимающе кивнула, согласившись пойти спать, не дожидаясь мужа. В конце концов, пусть уж лучше он сидит дома, вооруженный чашкой кофе и заваленный кучей бумаг, чем пропадает невесть где. Женщина украдкой вздохнула — как ни крути, а она знала, за кого выходит замуж. Поэтому и с ребенком они не торопились, пока желание стать родителями не пересилило аргументы «против». Конечно, в последние месяцы Мариус стал внимательнее, но это не отменяло того факта, что он оставался полицейским.
Часам к пяти утра потребность в сне все же начала брать верх, и Элиаде решил прилечь на пару часов, устроившись на диване, чтобы не тревожить Лолу. Проделанной работой он был доволен.
Всю ночь он сравнивал, сверял и объединял сведенья об имеющихся и предполагаемых жертвах, к коим он причислял пропавших без вести молодых людей. Наконец, стала складываться более-менее выстроенная картина вероятных действий преступника. Он предпочитал действовать в старой части города или незаселенных местах и в темное время суток, обычно поздним вечером. Жертв, скорее всего, не связывало ничего личного, разве что двое учились в одном заведении и еще двое жили на соседних улицах. Знакомы между собой они не были. Единственное сходство — это были относительно молодые и здоровые люди.
Учитывая характер повреждений на теле Бозга и Теды Потек, Элиаде с неким содроганием подумал о том, что могло случиться с остальными.
Перед глазами лейтенанта все еще мелькали точки на карте Бухареста, обозначающие возможные места похищений, когда в участке Константина сообщила, что согласно его указаниям просматривала сводки и сегодня кое-что обнаружила.
— И что же? — Мариус, наконец, оторвался от своих размышлений.
— Не знаю, нужно ли тебе это, но вчера было еще одно заявление о пропавшем.
— Что?! Где?
— Да в том-то и дело, это уже за городом, практически окраина. Жена заявила, что муж не вернулся с работы.
— И где он работал?
— Кажется, Архитектурный институт, помощник завхоза что ли… Слушай, это что, так важно?
— Может быть, убийственно важно. Меня нет, я уехал.
— Куда? Эй, Элиаде, постой, а если Катунеску будет спрашивать?
— Пошли его. — Буркнул лейтенант уже в дверях.
— Черт, Мариус… — Константина устало махнула рукой. — Ну да бог с тобой.
Невероятно, пока он ломал голову, маньяк спокойно продолжал свое дело. Мариус от злости готов был вцепиться в руль зубами. Сработал по своему любимому сценарию, в исторической части города, где так легко затеряться среди узких улочек. И снова вечером. Значит, он все-таки действует по какому-то плану, хоть что-то положительное. Лейтенант переехал через мост, притормозил и достал карту. Очертил еще один, седьмой, овал — от Архитектурного института до ближайшей остановки. Двумя крестиками были обозначены места обнаружения тела парня и раненой Теды. Довольно обширный район, никакой системы на первый взгляд. Элиаде обвел еще один круг, вокруг всех отметок и, подумав, поставил точку в центре. Теда оказалась ближе всего к середине, Бозга среди двоих на периферии. Что ж, раненая девушка просто физически не могла далеко уйти.
Мариус глубоко вздохнул. Возможно, сейчас он гораздо ближе к цели, чем мог надеяться всего пару дней назад. Знакомый азарт заставлял сердце биться чаще, лейтенант уже успел соскучиться по этому чувству. Инстинкт подсказывал, что он не ошибся. Сам не зная зачем, Элиаде вылез из машины и направился к стоящей рядом кабинке телефона-автомата, на ходу вытаскивая блокнот с номером доктора Мирча.
— Вы уже читали эту страницу.
Слова были произнесены тихо, но вполне внятно. Неужели? Я повернулся к лежащей на кровати Теде, кажется, это первые сознательно сказанные слова, которые я от нее услышал.
— Что?
— Вы читали эту страницу вчера, я запомнила.
— Извини, я не заметил. Значит, ты слушала?
— Немного…
Девушка оторвалась от созерцания потолка и взглянула на меня.
— Зачем вы это делаете?
— Что это?
— Возитесь со мной.
— Я врач, это моя работа.
— Ко мне приходят врачи, но никто из них не читает мне книг и не пытается со мной разговаривать. Почему вы это делаете?
— Я хочу тебе помочь.
— Мне уже поздно помогать.
Как же легко их сломать… Наверное, каких-то пару недель назад она была веселой и беззаботной девушкой, а теперь этот равнодушный взгляд, бесцветный голос… Ни ненависти, ни страха, только обреченность, словно будущее вдруг перестало существовать.
— Хорошо, Теда, тогда мне нужна твоя помощь.
В серых глазах мелькнула тень недоумения.
— Моя? Я ничего не могу сделать.
— Ты можешь помочь найти его.
— Зачем?
— Чтобы остановить. Ты ведь понимаешь, его нужно остановить.
— Его нельзя остановить.
Что это? Какой-то вид стокгольмского синдрома — уверенность в непобедимости нападавшего? Попытка оправдаться? Произнесено таким тоном, словно она точно знает, о чем говорит. Неужели в самом деле видела что-то, чего не должна была?
— Почему ты так говоришь?
Теда улыбнулась. Точнее, ее губы исказило подобие усмешки.
— Знаете, а ведь мне и вправду нужен психиатр. Потому что я сумасшедшая. Того, что я видела, не могло быть. Так не могло быть, не могло…
— Стоп, Теда, спокойно. Что ты видела?
— Вы мне не поверите, а впрочем, какая разница. Я это видела. Его раны, они затянулись на глазах. Понимаете, доктор. Я поцарапала его, а через минуту уже ничего не было. — Прошептала девушка и добавила отрешено, почти про себя. — Если бы я так могла…
— Возможно, тебе показалось. Или прошло больше времени, чем ты подумала. Так бывает, ты ведь могла потерять сознание и не заметить.
— Могла, да. Лучше бы я его потеряла. Знаете, что он говорил? Что он никогда не умрет! Что мне осталось жить полчаса, а ему целая вечность. Что я сейчас умру. Прямо сейчас умру, понимаете?! Лучше бы я и вправду умерла…
— Не говори так. — Мне пришлось повысить голос, что бы заставить ее слушать. — Тогда, в тот момент, чего ты хотела больше всего, вспомни, Теда! Чего?
— Жить. Я хотела жить… — шепотом.
— Так живи. Теперь у тебя впереди не полчаса, ты понимаешь, о чем я говорю?
Девушка неуверенно кивнула.
— Хорошо. Я скоро уйду, и у тебя будет возможность подумать. Только один вопрос, хорошо. Как тебе удалось сбежать?
— Он ушел. Просто ушел. Не знаю, он говорил мне все это, смотрел, как я истекаю кровью, а потом вдруг словно что-то услышал. Я никого не видела, но он сказал, что у него срочная встреча, и он скоро вернется. Кажется, он был доволен. Не знаю, что это было, но когда он ушел я начала вырываться. Веревка намокла от крови, и мне удалось освободить руки. Я бежала по улице, было очень холодно. А потом я упала… и очнулась уже тут.
— Может, было еще что-то странное? У него было что-то кроме ножа?
— Еще?.. Знаете, мне показалось, когда он брал плащ, что там было какое-то оружие. Вроде сабли, изогнутое. Что это могло значить, доктор?
— Это значит, что ты не сумасшедшая. Это я говорю, как врач. Остальное пока не столь важно. Кстати, звонила твоя бабушка, она беспокоится, но не может приехать. Может, перезвонишь ей?
— Обязательно. Спасибо, доктор.
Дьявол! Бессмертный прямо под носом. А я ничего не знаю! Спокойно, Митос, спокойно. Даже если у него и есть Наблюдатель, который не поспешил с отчетом, он меня не видел. А даже если бы и видел, то пребывание Адама Пирсона в Бухаресте — это не великая тайна.
Значит, был поединок. И был победитель. Нет, это невозможно, Каспиан не мог проиграть. Вот так все закончиться не может… Почему же нет отчета? Может это новичок, или любитель попутешествовать по белу свету, за которым невозможно уследить? В любом случае, это лишний штрих в моей схеме (мне нравится думать, что она у меня есть), но не роковой. Надо будет все еще раз проверить.
Звонок в моем «кабинете» раздался как раз тогда, когда я уже собрался выходить. Ненавижу такие совпадения. И в этот раз предчувствие меня не обмануло, в трубке раздался взбудораженный голос лейтенанта Элиаде.
— Доктор Мирч? Слушайте, тут такое дело… Думаю, я его нашел. Точнее примерно знаю, где он живет. Хочу все сам проверить. Подумал, вам будет интересно узнать.
— Лейтенант, где вы сейчас?
— В старом городе. Если я не ошибся, все это может скоро закончиться. Мне надо идти, извините, если оторвал от чего-то важного.
— Подождите, он может быть опасен. Как на счет вызвать патрульную машину?
— Не хочу его спугнуть. Я сам. Все, до встречи.
— Лейтенант…
В трубке раздались короткие гудки. «Не лезь к нему один» — добавил я в пространство. Вот ведь!
Что ж, Старый Бухарест, отличное место для экскурсий.
Элиаде неспешно брел по узким мощеным улочкам, понемногу приближаясь к намеченному центру. Он представлял, как по этим переулкам, скрываясь в темноте, тихо двигался мужчина. Он тоже никуда не спешил, хладнокровно и спокойно присматриваясь к редким прохожим. У мужчины были длинные волосы, возможно, он улыбался, сжимая в кармане охотничий нож. Вероятно, еще у него был меч. Люди вокруг были для него добычей, а он охотником в поисках подходящей жертвы.
Теперь уже совсем близко. Небольшие сутулые домики с внутренними дворами. Как же тут все непохоже на ту часть города, где Мариус привык бывать. Словно другой мир, или другой век. Настоящий лабиринт из тесных переходов, стены облезли и местами позеленели, неужели здесь могут жить обычные люди? Сюда-то и второй раз захочешь попасть — ни за что не найдешь дорогу…
Элиаде, настороженно оглядевшись, пошел вдоль заросшей спутанными плетями ограды и, повинуясь какому-то внутреннему чутью, по ходу расстегнул кобуру.
Он никого не видел и не слышал ничего подозрительного, бесшумно крадущийся за ним человек ни разу себя не выдал. Для него это была забавная игра в кошки-мышки, в которой глупая мышка вдруг возомнила себя кошкой. Эвану Каспари такая ситуация казалась очень смешной, но слишком затягивать шутку он не собирался. Полицейского он вычислил еще полчаса назад, и все это время следил, как тот пробирался к его дому. Умный смертный, решил Каспари, это даже хорошо, так намного интереснее. Тем приятнее будет смотреть на его поражение и наслаждаться триумфом.
Мариус так и не услышал, как нападавший выскользнул из своего укрытия у него за спиной, но, почувствовав холодок между лопатками, успел обернуться. Еще секунда и ему не удалось бы избежать удара ножом, но лейтенант не зря выбрал для себя эту работу. Секунды хватило, что бы он успел отскочить в сторону, упав на кучу кирпичных обломков. Боли от удара он не почувствовал, слишком быстро и неожиданно все произошло. Незнакомец среагировал ничуть не хуже, с низким рычанием мгновенно бросившись в атаку, но пуля оказалась быстрее. Элиаде так и не вспомнил потом, как у него в руке вдруг оказался пистолет, но в тот момент времени на раздумья не было. Выстрел прогремел ужасно громко, оглушив Мариуса, но картинка медленно осевшего на землю тела была четкой. Кажется, на лице убитого даже успела мелькнуть злобная усмешка, прежде чем его глаза закатились.
Лейтенант стер со лба выступивший пот и тяжело поднялся на ноги. Теперь каждый острый угол, на который он упал, остро давал о себе знать. Пошатываясь, он подошел к лежащему на земле мужчине, на всякий случай первым делом отодвинул нож подальше, потом проверил пульс. Отсутствие такового было вполне закономерным — выстрел оказался удачным, пуля попала в грудь, в район сердца. Крови было не много.
Мертвец был высоким, спортивного сложения, с длинными темными волосами. Рядом валялся охотничий нож. Все совпадало, Мариус даже успел подумать, смогла ли бы Теда его опознать, когда внезапно внутри все похолодело. На мужчине не было царапин. Под ногтями девушки нашли кровь и частицы кожи, такие следы не могли зажить быстро. Лейтенант склонился над телом, молясь найти столь важное доказательство. Лицо, шея, руки — никаких повреждений. Дальше искать не имело смысла, поцарапать нападавшего под слоем одежды Теда не могла, тем более, тот был в плаще. Элиаде почувствовал, что ему не хватает кислорода и судорожно расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Пальцы слегка дрожали. Невозможно было поверить, что он застрелил невиновного человека. Хотя, конечно, это было сделано в порядке самообороны, но с другой стороны, незнакомец мог просто принять его за вора. А прическа с плащом — это еще не доказательства вины.
Выстрел наверняка слышали. Скорее всего, сюда уже едет полиция. Стараясь не поддаваться панике, Элиаде направился к ближайшей двери — будет лучше, если он сам сообщит о случившемся, до того, как прибудет патруль.
Ближайшая дверь оказалась заколоченной, следующую никто не открыл. Лейтенанту пришлось немного пройтись, прежде чем ему повезло достучаться до жильцов и получить доступ к телефону. Патрульная машина подъехала удивительно быстро, но до места происшествия пришлось добираться пешком. Элиаде сам вышел навстречу, чтобы провести коллег. Когда они достигли нужного места, дворик был пуст. Лейтенант несколько раз моргнул, потом тряхнул головой, не веря своим глазам. Тела не было. Ножа тоже. Вообще никаких следов случившегося.
— Вы сказали, что кого-то застрелили? — Недоверчиво переспросил молоденький парень в форме.
— Я? Да. Кажется… Что за чертовщина! — Мариус растерянно оглянулся. — Могу поклясться, я его убил. Кто-то забрал тело!
— Кто?
— Откуда я знаю. Я отошел, чтобы позвонить.
— Может, вы его только ранили?
— Он. Был. Мертв. Это ясно? Я еще в состоянии отличить мертвого от живого.
— Как скажете, лейтенант. — Пожал плечами патрульный. — Так что мне записать?
Впервые в жизни Элиаде почувствовал, что сходит с ума. Разум отказывался воспринимать реальность, ставшую слишком противоречивой.
«Кофе. А лучше чего покрепче, — подумал лейтенант, — и домой поскорее. Пошло оно все… Кажется, теперь и мне нужен доктор…»
Мы с псом неплохо ужились. Он не мешал мне, а я ему. Знаю, что это ненадолго, когда все закончится, он снова станет бродягой, и, может, ему опять повстречается кто-то готовый предложить дом и пищу. Надеюсь, так и будет.
Полчаса назад позвонил Элиаде, спросил, может ли он поговорить с Тедой Потек. Я соврал, что она еще не в состоянии давать показания, а терапия еще не закончена. Впрочем, не сильно я и соврал, девушке так будет лучше. Лейтенант был явно взволнован, голос звучал слишком неуверенно, но он не захотел рассказывать, что случилось по телефону. Впрочем, я и сам могу догадаться — ничего хорошего. Завтра утром он будет у меня в кабинете, наверное, без серьезного разговора не обойтись. Хотелось бы избежать ненужных ему подробностей, но, боюсь, без этого знания Каспиана ему не поймать. В любом случае худшее, что может случиться — он примет меня за сумасшедшего.
Элиаде примчался в госпиталь раньше меня. Вид у него был как у загнанного в ловушку зверька. Бедняга явно не знал, как начать разговор, нервно вертя в руках чашку с кофе.
— Может, ну… вам это покажется странным, но Теда не упоминала ничего необычного?
— Она вспомнила про меч, как вы и говорили.
— Правда? Я так и знал… И все?
— Ей сложно, кое-что она запомнила четко, кое-что совсем обрывочно. Она могла на что-то и не обратить внимания, на что-то важное для полиции, но тогда показавшееся ей несущественным.
— Понимаю. А момент нападения она помнит четко?
— Вроде бы. Относительно. Вас что-то беспокоит в ее рассказе?
— Э-э-э, немного. Я никак не могу с ней поговорить?
— Боюсь, это невозможно. Она плохо реагирует на незнакомых людей, мне едва удалось привести ее в чувства. Да это и не к чему, Теда рассказала мне все, что запомнила. Так что вы нашли вчера?
Прямого вопроса лейтенант не ожидал, но, помедлив немного, решил пойти напрямую.
— Думаю, я нашел его.
— И?
— Он напал на меня с ножом. У меня просто не было выбора. Я выстрелил, он упал. Пульса не было, я проверил. Потом я ушел вызвать подкрепление, но когда вернулся, его уже не было. Мы там все обыскали, никаких следов крови. Пули тоже нет. Вот такие дела, доктор. В участке мне никто не верит, даже предлагают взять отпуск. Дело могут передать другому, если я быстро не придумаю всему этому разумное пояснение. — Выдал он на одном дыхании.
С разумным пояснением как раз могут возникнуть проблемы. Правда, не хотел бы я оказаться на месте лейтенанта, могу поспорить, он раньше так круто не влипал. Что ж, проверим, насколько у него крепкая нервная система. Элиаде взирал на меня исподлобья, словно ожидая, что я покручу пальцем у виска и попрошу его выйти.
— Вы уверены, что он был мертв?
— Абсолютно, доктор. Мертвее не бывает.
— Можете звать меня просто Виктор. Наверное, стоило раньше вам об этом сказать, но я побоялся, что вы не поверите, лейтенант.
— Не поверю чему? Тогда уж зовите меня Мариус и давайте на «ты».
— Теда действительно упоминала кое-что странное. Как раз про момент нападения. Она точно помнит, что поцарапала напавшего, но клянется, что спустя пару минут царапины исчезли.
На лице Элиаде отразился целый поток эмоций, от облегчения, к недоверчивому изумлению и, наконец, полному ступору.
— И что это значит? — Выдал он хрипловато.
— М-м-м-м, как тебе сказать… Звучит дико, но похоже наш маньяк не совсем обычный человек.
— В каком смысле не совсем?!!
— В каком? Послушай, от тебя что, часто уходили застреленные люди? Или ты знаешь кого-то, у кого царапины заживают прямо не глазах?
— Я — нет? А ты, похоже, знаешь, если можешь так спокойно об этом говорить.
— Ну, в самом деле я уже о подобном слышал, Мариус.
— Хех, от пациентов должно быть?
— Можешь иронизировать, но боюсь, некоторые из них считали себя сумасшедшими только потому, что иначе не могли пояснить увиденное. А ведь возможно они были здоровыми людьми, понимаешь?
— Звучит жутковато. Прости, Виктор, я просто перенервничал вчера. Да и такое не каждый день услышишь. Не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Если бы не увидел своими глазами… Мне ни за что не поверят. — Мариус сокрушенно покачал головой. — Как же мне его остановить?..
— Точно не пулей. Когда Теда рассказала мне кое-какие подробности, я начал подозревать, что уже слышал о подобном.
— Но кто он такой? Или что такое?
— Не знаю. Точно не знаю. Боюсь, в полиции и вправду никто не поверит, но у меня было время подумать, что можно сделать. Если ты не против сотрудничества.
— Я против? Я даже никому рассказать не могу толком, что происходит. Да и сам не очень понимаю. Так что я готов принять любую помощь. Если у тебя есть какие-то соображения — выкладывай.
Из госпиталя лейтенант вышел со странно смешанным чувством уверенности и крайней степени озадаченности. От того, что есть кто-то, кто внимательно выслушал его соображения, поверил в историю с выстрелом и изъявил желание помочь — стало намного легче. С другой стороны все это было настолько невероятно, противоестественно и, если это действительно правда, даже пугающе. Мысль о том, что в городе бродит вооруженный маньяк, которого невозможно убить, оптимизма не внушала. В какой-то момент Мариус даже пожалел, что влез в это дело, но тут же мысленно дал себе подзатыльник — что бы там ни было, а его работа защищать людей. Не в первый раз в его жизни возникают ситуации, коварно подсовывающие морально-этические и профессиональные дилеммы. Но с подобным, без сомнения, Элиаде сталкивался впервые. Хотя, поразмыслив, он пришел к выводу, что в сущности ничего не изменилось — преступника надо найти, поймать и обезвредить. Пусть даже кое о каких обстоятельствах придется умолчать, а кое-где смухлевать. Главное — результат. Оставалось надеяться, что Виктор, как профессионал, свое дело знает и плохого не посоветует.
Для начала нужны были доказательства. Доктор был согласен, что раз маньяк решил напасть, значит, он подобрался достаточно близко. Константина уже работала над списком жильцов, благо их там было не так уж много. Катунеску смилостивился и дал добро на повторный осмотр района, поверив, что Элиаде мог только ранить нападавшего.
Возвращаясь к месту инцидента Мариус не надеялся найти там самого преступника, ему нужно было «логово зверя».
Слишком долго искать не пришлось, но найденное повергло в шок. Видимо, маньяк спешил покинуть убежище, так что не успел или просто не захотел замести следы. Эван Каспари. Теперь Мариус знал имя. И еще он узнал, что не ошибся в своих предположениях, по крайней мере, в большой их части. Пропавшего мужчину, работника Архитектурного института он тоже нашел. В стареньком холодильнике Каспари. Зрелища разделанного человеческого тела не выдержал никто, молоденький патрульный, тот самый, что приехал на вызов, был бледнее больничной простыни и, казалось, вот-вот лишится чувств. Да и сам Элиаде ощущал себя не лучше. Таким с Лолой точно не поделишься. Стоило только подумать, с каким чудовищем он имеет дело, как кишки скручивало судорогой. А ведь еще немного и лейтенант вполне мог бы занять свое место на полке. Не слишком привлекательная перспектива.
Теперь уже никому не приходилось ничего доказывать и внушать. В доме и во дворе вовсю работали эксперты. По городу объявили план «Перехват», впрочем, несколько запоздало. В эту меру Элиаде верилось с трудом, если маньяк так долго проворачивал подобные уму непостижимые зверства и не попался, то попытка выловить его за пару часов было несколько самонадеянной. Почему-то Мариус был уверен, что поимка Каспари — это дело, которое только он может и должен довести до конца. И помочь здесь мог Виктор Мирч, которому, похоже, было известно больше, чем он говорил.
В этот раз доктор позвонил сам, узнать, что они нашли. Мирч был впечатлен, но не слишком удивился, кое-что в его интонации заставило Мариуса насторожиться.
— Возможно, я ошибаюсь, но лучше тебе быть в курсе. Для типов, подобных Каспари, это перестало быть просто игрой, которую можно прервать. Ты бросил ему вызов, понимаешь? Он должен показать, кто тут жертва, а кто охотник, довести начатое до конца.
— Думаешь, он снова попытается меня убить?
— Не исключено.
— На его месте, я бы уже бежал из города. Он ведь догадался, что его будут искать.
— Но он — не ты. Он вас не боится. Конечно, Каспари не попрет на тебя в открытую, он слишком осторожен. Не хочу тебя пугать, но ты в опасности. Возможно, твоя семья тоже. Будь готов в любой момент.
— Звучит не слишком оптимистично. — Мариус надеялся, что его голос не очень заметно дрожит. — Считаешь, все на самом деле так серьезно?
— Просто хочу, что б ты не расслаблялся. Еще ничего не кончено.
— Я знаю. Если он будет охотиться за мной — тем лучше, так мы сможем его поймать.
— Это наш шанс. Но тебе придется побыть в шкуре мыши, ты готов?
— Мне это жутко не нравится, но я готов. Жена уедет из города уже сегодня, к матери.
— Отлично. Уверен, скоро все закончится.
— Так или иначе, да. И спасибо за помощь, Виктор.
— Не за что. Держись.
Лейтенант положил трубку и зажмурился. В висках стучало. Надо было как-то помягче пояснить Лоле, что ей надо уехать и при этом не слишком ее напугать. Надо было взять себя в руки и собраться с мыслями. Очень много чего надо было, но на самом деле больше всего хотелось просто сбежать куда-нибудь в тихое, спокойное место и, наконец, как следует отоспаться.
— Константина! Пошли машину к моему дому. Да, прямо сейчас. И принеси мне, пожалуйста, еще кофе.
Круг сужался, еще пару витков и можно будет поставить точку. Я надеюсь. Сейчас, после разговора с лейтенантом, еще острее стало ощущаться, как он все-таки уязвим перед Каспианом. Как, впрочем, и любой смертный перед одним из нас.
Может, было бы честнее вызвать братца и попытаться остановить его старым добрым методом. Но я не уверен, что смогу его победить. Не уверен на сто процентов. А если я проиграю, его уже никто не остановит. Это доводы труса, да? Может быть, но я не хочу, что бы моя сила досталась этому существу. И мне будет гораздо удобнее, когда Всадник перестанет мотаться неизвестно где, заставляя вздрагивать от каждого нового Зова.
Если откровенно, будь то Элиаде, Теда или кто-то другой, но здесь они всего лишь средство для достижения цели. И мне действительно не хочется, чтобы они пострадали, как бы лицемерно это ни звучало.
Когда-то Глада боялись целые племена, теперь он забавляется с кучкой полицейских, скрываясь в грязных трущобах. Звучит уже совсем не так эпично, верно? Похоже, мир таки изменился…
Моя старая бледно-голубая «Дачия», кажется, одна из самых уродливых машин, на которых мне доводилось ездить. Она скрипит, фыркает и немыслимо подскакивает на каждой выбоине.
В толстом плаще и в кепке я показался занимательным даже своему псу, он с любопытством проводил меня взглядом до автомобиля и улегся у дверей. В темноте меня не узнать. Это, конечно, просто на всякий случай, так же как меч, кинжал и пистолет.
Возле дома лейтенанта дежурил патруль. Вот и все меры предосторожности — два сонных полицейских, как на ладони. Хорошо, жену он отправил за пределы города. Понятно, мало кто из них поверил, что какой-то сумасшедший Каспари явится словно последний идиот прямо в их руки. А вот Каспиан явится, будет знать, что его ждут и придет. Специально. И после, поставив последний штрих, исчезнет уже надолго.
Ждать как всегда неприятно. Пытаюсь заставить себя расслабиться, но напряжение не отпускает. Даже издалека, готовый в любой момент сорваться с места и уехать, я рискую. Кажется, все это было вчера — Всадники, пустыня, лошадиный топот, огонь и кровь. И четверо братьев. Неужели один из них сейчас совсем рядом? Может, он сам наблюдает за мной? Нет, невозможно… Так недолго свихнуться, прочь эту паранойю, Митос. Я не боюсь Каспиана. А прошлое уже не вернется, что бы ни случилось.
В пол третьего ночи я начинаю беспокоиться, слишком уж тихо… Отлучившийся несколько минут назад в сторону дома полицейский еще не вернулся. Слишком долго. Все это очень плохо.
Будка телефона-автомата в двух шагах, я специально так встал. Лучше перебдить, чем недобдить, полиция скоро будет здесь.
Машина патрульных достаточно далеко от дома, дальше, чем распространяется Зов. Я медленно проезжаю мимо, не включая фар. Проклятье! Теперь ясно, откуда это неприятное спокойствие — в машине труп. Даже при слабом освещении ясно, что ему перерезали горло, кровь жирно поблескивает, стекая за воротник. Я опоздал. Вероятно, второй тоже мертв. С места, где я стоял, хорошо просматривался дом, но авто патрульных скрывали деревья. Рация вырвана. Каспиан не оставил им шанса. Тут очень холодно, наверное, от этого по телу пробегает дрожь. Ведь я видел сотни мертвецов. Я сам убил сотни. А вот спас единицы, и эти парни не вошли в почетный список. Еще жертвы на моей совести, если у меня вообще еще есть совесть, то на ней должно быть уже живого места не осталось.
Тишина. Прошло всего пару минут, но ощущение такое, что пару часов. В доме Элиаде горит свет в одной из комнат, уже давно горит. У него красивый дом — небольшая старинная постройка, но совсем не угрюмая, в отличие от соседской. В таком доме хорошо жить вместе с семьей и растить детей. Возможно, самого хозяина уже нет в живых…
Зов ударяет по нервам неожиданно резко, это даже почти больно. Я жму на газ. Раздается выстрел, потом еще. В темноте чуть не врезаюсь в дерево, сердце колотится, но через пару секунд присутствие Бессмертного уже не ощущается. Вдалеке слышен сигнал сирены, звук нарастает, приближаясь.
Он. Каспиан. В горле пересохло, но это пройдет, просто последствия небольшой встряски. Хотя, не такой уж и небольшой, кажется, я до сих пор слышу, как грохает в груди. Хорошо бы выпить.
Он не мог меня видеть. А даже если бы и увидел, то не узнал бы в темноте и «камуфляже». Мне не о чем беспокоиться пока что. Прямо сейчас можно расслабиться. Можно, но как-то не выходит. Сидеть и не знать, что произошло, ничуть не легче, чем ожидать. А если Каспиан сбежал, если все же видел меня, если ищет? И что с Элиаде, жив ли он?.. Как же я это ненавижу! Но все, что я могу пока сделать — это ждать.
Обнаруженные во дворе Каспари останки вкупе с «припасами» в холодильнике достаточно впечатлили начальство, что бы к дому Мариуса была отправлена машина. Все-таки кто знает, что на уме у этих маньяков?..
Лейтенант сидел в кухне, на столе перед ним лежал пистолет, в чашке остывал кофе. После звонка Лолы, (слава богу, согласившейся поехать к маме на пару дней без выяснения подробностей) он почувствовал, как дышать стало немного легче. Теперь о ней можно было не переживать, самое важное и дорогое оказалось в безопасности. А о себе Элиаде мог позаботиться.
Нельзя было сказать, что ему совсем не жутко было сидеть в темноте и ждать, когда в дом полезет неубиваемый маньяк-каннибал, но пистолет и патрульная машина на улице добавляли уверенности. Пусть убить пуля и не убьет, но на какое-то время все же остановит, а там и ребята подоспеют.
В гостиной уютно горел торшер, и мягкий диван выглядел очень привлекательно по сравнению с жестковатым кухонным табуретом, но там бы Мариус точно уснул часам к двум ночи. Оставалось время от времени разминать затекшую шею и прислушиваться к каждому шороху, доносившемуся со двора. Смотреть на собственную гостиную, затаившись в кухне, было немного странно.
Лейтенант вздрогнул, услышав шаги, и судорожно схватился за оружие. Мимо окна, что-то бормоча себе под нос, протопал один из патрульных.
— Я отлить! — громко сообщил он и зашуршал кустами где-то за углом.
«Идиот, — подумал Мариус, опуская пистолет, — мог бы тогда и в дом зайти, чем обгаживать мне двор».
Прошло две минуты. Потом еще две. Пистолет снова перекочевал в ладонь Элиаде. Другой рукой он снял трубку телефона, стоящего рядом. Мертвая тишина…
Мариус заставил себя глубоко вздохнуть и бесшумно скользнул в сторону, прижимаясь спиной к стене. Едва слышно скрипнула задняя дверь. Лейтенант мог поклясться, что сам запер ее на ключ три часа назад. Замок могли вскрыть, пока он отвлекся на решившего «отлить» патрульного. А может и еще раньше. Мариус почувствовал, как потеют ладони от мысли, что убийца вполне возможно спокойно прогуливался по его дому, пока он торчал в кухне. Быть в шкуре мыши оказалось намного хуже, чем представлялось вначале.
Откуда появился Каспари лейтенант так и успел понять. Плеча внезапно коснулось что-то ледяное, и в следующее мгновение обожгло болью, пальцы беспомощно разжались, выпуская пистолет.
— Здравствуй, лейтенант. Скучал? — Каспари довольно оскалился, наслаждаясь видом скривившегося от боли и испуга Элиаде. С широкого охотничьего ножа в его руке капала кровь, мужчина медленно провел языком по краю лезвия. — Поиграем?
Киношные герои в таких ситуациях обычно умудрялись выдавать что-нибудь остроумное, Мариусу ничего подобного в голову как-то не приходило. Из раны толчками вытекала кровь, перед глазами все плыло, не было сил даже закричать. Отчаянно, панически не хотелось умирать.
Каспари с наслаждением смотрел, как дрожащая от боли и беспомощности жертва пытается отползти подальше и почему-то тянется к свету, как мотылек к лампочке. Глупо, очень глупо, ведь там еще лучше видно, как от его тела будут неторопливо отрезать кусочек за кусочком.
Едва ступив в гостиную убийца вдруг вздрогнул и чертыхнулся, на секунду отвернувшись от истекающего кровью человека. Это было его единственной ошибкой, но и ее хватило. С такого близкого расстояния Мариус не промахнулся, даже держа револьвер левой рукой. Запасной «Вальтер» не подвел, снова спасая жизнь своему владельцу. После первого выстрела убийца покачнулся, после второго, захрипев, упал. Лейтенант с трудом защелкнул скользкие от крови наручники на его запястьях, от усталости и ощущения пустоты закружилась голова. Элиаде даже не сразу понял, что звуки сирены слышны на самом деле, и это ему не кажется.
— Вот и все, — пробормотал он, приваливаясь к стене и закрывая глаза. Терять сознание было нельзя, Каспари мог очнуться в любую секунду, но помощь была уже близка.
Лейтенант был бледен и явно еще не до конца пришел в себя после пережитого. Но он был жив, и улыбнулся, когда я вошел в палату.
— Привет, док! Хочешь поговорить о моих проблемах?
— А они у тебя есть?
— Ну… Если ты под гипнозом сумеешь убедить мое плечо, что оно не болит, я буду не против.
— Боюсь, так далеко медицина еще не шагнула.
— Жаль. А если серьезно, думаю, Каспари получит по полной. Я об этом позабочусь.
— Так что все-таки случилось?
Улыбка слетела с лица Элиаде, когда он вспомнил ночь. На самом деле все произошло лишь пару часов назад.
— Ты был прав, он пришел ко мне домой. Я ждал его, но все равно облажался. Подонок убил двоих из наших, бедные парни, похожее, они даже не успели попытаться защититься… Не знаю, как он это сделал. Если честно, мне просто повезло, может, это провидение помогло или…короче, ему ведь почти удалось. Я уже подумал, что все, конец, никогда так раньше не боялся. Я бы не успел достать револьвер, он глаз с меня не сводил… все улыбался… И вдруг отвернулся. Даже не представляю, что это было. Какое-то чудо…
— Главное, все уже позади. Ты сделал все, что мог.
— Патрульные погибли. Из-за меня. — Лейтенант вздохнул и опустил глаза.
Глупый. Иногда от этого просто хочется лезть на стену. Он ведь так и будет винить себя, будет думать, что мог бы догадаться и раньше, что жертв могло быть меньше, что полицейские могли быть живы, окажись он внимательнее, быстрее, лучше… Но он всего лишь смертный, и так сделавший больше, чем я. Даже не смотря на то, что без моего вмешательства он уже был бы мертв — это я мог сделать больше, но не сделал.
— Виктор.
— Да?
— Без тебя бы ничего не вышло. Спасибо. — Элиаде протянул мне руку, сонно моргая — начало действовать лекарство.
— Я ничего не сделал. Это тебе спасибо.
— Может, зайдешь к нам, когда меня выпишут. Лола отлично готовит.
— Звучит заманчиво, я это обдумаю. А пока отдыхай.
Дон Зельцер будет рад узнать, что я возвращаюсь. Адам Пирсон снова в строю. Доктор Виктор Мирч перестал существовать пол часа назад, когда я сбрил усы и по-старому взъерошил волосы.
Мариус расстроился, услышав, что мне нужно срочно уехать, он, похоже, уже успел причислить меня к друзьям, вообразив совместные ужины, рыбалку и походы на футбол. Или что-нибудь в этом духе. Зато мой пес не оказался на улице. Лейтенант согласился пристроить его на своем дворе и кормить, так что этому четвероногому меланхолику осталось только решить, устроит ли его новое место жительства.
Могу поспорить, Каспиана его новое место жительства не устроит. Полутюрьма, полукрепость, мрачный сырой и надежный склеп, где умалишенные гниют заживо. Для него самое место. Наблюдатели уже знают, что Эван Каспари — Бессмертный и находится под стражей.
Дождливым туманным утром я покидаю Румынию, прощай Бухарест, здравствуй Париж. Интересно, когда я вернусь сюда снова?
Молодой человек в сером плаще стоял, прислонившись к стене невысокого кирпичного дома, имевшего множество братьев-близнецов на этой глухой улочке Парижа. На город опустился прохладный мартовский вечер, и он, зябко поежившись, поглубже упрятал руки в карманы. От нечего делать парень стал наблюдать за невесть откуда взявшимся в это время года пауком, вяло карабкавшимся вверх по фонарному столбу. Постепенно его мысли вновь возвратились к недавнему разговору с шефом.
— Проходи, Мишель, садись.
На лице молодого человека, замявшегося было в дверях и явно не знавшего, что делать дальше, отразилось некоторое облегчение. Он прошел в просторный кабинет, которому тяжелые шторы, темные обои на стенах и громоздкая мебель придавали несколько мрачный вид, и опустился в темно-коричневое кожаное кресло, предназначенное для посетителей. Руки положил на колени, затем сцепил перед собой, нервно перебирая пальцами. Обычно вызов к начальству не сулил ничего хорошего. По пути к кабинету Мишель Д’Эстэн вспоминал события последних дней во всех деталях. Ничего особенного. Все это время он занимался теми же рутинными исследованиями, что и обычно, вот уже полгода со дня своего перевода из полевых Наблюдателей в архив. Так в чем же дело? Он выжидательно смотрел на Патри́ка Вьера́, своего непосредственного начальника. Это был среднего возраста и такого же роста мужчина с первыми признаками лысины и лишнего веса. Морщинки на лбу и по углам рта говорили о волевом жестком характере. Наконец-то тот произнес:
— Мишель, ты ведь знаешь, что у нас в последнее время катастрофически не хватает людей. Последние события ослабили орден, многие вышли из состава, да и поток новых кадров значительно уменьшился. Каждый человек на счету.
— Я пока не вполне понимаю, мсье Вьера, — Мишель внимательно смотрел на мужчину напротив.
— Тогда перейду сразу к делу. Пельрен вчера попал в больницу, нужно чтобы ты его подменил, до тех пор пока не найдем кого-нибудь еще, или он сам не вернется в строй.
— В больницу? Это из-за…
— Нет, — перебил Мишеля Вьера, поняв, куда тот клонит, — просто приступ аппендицита.
— И за кем я буду наблюдать?
— За Симоном Д'Артье. И поосторожнее. У него тяжелый характер. Через пару дней, когда Пельрену станет лучше, навестишь его. Он введет тебя в курс дела. Тогда и приступишь. Пока можешь изучить хроники Д’Артье.
Мишель вздохнул. Работа Наблюдателем казалась уже не столь манящей как в первое время. Он вспомнил первый шок от увиденного: двое сражаются на мечах, и он — случайный свидетель. Потом люди, кажущиеся поначалу безумцами: Бессмертные, Игра, Приз, Наблюдатели… чушь! И осознание того, что все это правда, Академия и неудержимый энтузиазм молодости. Бессмертие — уникальное явление! И он прикоснется к этому, сможет хотя бы наблюдать!
Он витал в облаках недолго. Первое назначение — та Бессмертная. Мишель зябко передернул плечами, вспомнив горячее дыхание на лице, холод стали на шее, затем зловещий шепот: «Беги!». Она играла с ним как кошка с мышью, перед тем как съесть. При воспоминании об ожидании кинжала в спину каждую секунду, по спине пробежал неприятный холодок. Затем был курс психологической реабилитации и перевод в архив.
Сейчас, спустя все это время в Ордене, он начал понимать Хортона. Нет, он не считал убийства выходом, но теперь видел, почему тот пошел по этому пути. События практически любой хроники достаточно пожившего Бессмертного были полны крови и не только себе подобных. Даже у «лучших» представителей в биографиях находились моменты, от которых волосы становились дыбом. Их появление было лишь вопросом времени. Те, кто был не способен убивать, долго не жили. Сколько их было на полках архива, тоненьких папок, каждая — чья-то жизнь.
Наконец пришла горечь. Им дана вечность, и как они это используют?! Нет, Мишель твердо решил, как только закончатся обязательные по контракту пять лет после Академии, он уйдет. Он не хочет больше иметь со всем этим ничего общего.
Из задумчивости Мишеля вывело движение около дома, расположенного на самом краю улицы. Из его подъезда вышел невысокий мужчина. Длинные светлые волосы спадали на плечи, не давая как следует разглядеть лицо. При его появлении Наблюдатель поспешно шагнул за угол дома, скрывшись в тени. Затем, убедившись в том, что не был замечен, он на значительном расстоянии последовал за объектом своего наблюдения. После 15 минут слежки он потерял Бессмертного из вида и, еще немного побродив по запутанным улочкам пригорода, в растерянности остановился.
— Следопыт из тебя никудышный, — Мишель вздрогнул от неожиданности и обернулся в сторону, откуда послышался голос. В нескольких шагах от него стоял тот, за кем он так неудачно пытался следить и разглядывал так, как мальчишка разглядывает лягушку, прежде чем посмотреть, что у нее внутри. Не из жестокости, а так, из любопытства.
— Итак, чем обязан такому вниманию к моей персоне?
— Простите? Я не понимаю, — при этих словах голос предательски дрогнул.
— Ты следил за мной, я ошибаюсь?
— Видимо, это совпадение. Я просто иду домой.
Бессмертный усмехнулся.
— Знаешь, даже следить у тебя получается лучше, чем врать.
На это Мишель ничего не ответил. Он сделал пару шагов назад и оглянулся по сторонам. Но здесь и днем было не слишком людно, а в это время и подавно. Д’Артье даже не двинулся с места, лишь угрожающим тоном заметил:
— Даже не думай, если догоню, будет очень больно. Так зачем тебе понадобилось таскаться за мной? На грабителя ты не похож.
Ответом было молчание.
— Ладно, тайной это останется ненадолго, — с этими словами Симон двинулся к Наблюдателю. Тут Мишель словно очнувшись от оцепенения поспешно сунул руку в карман плаща, но д’Артье, в один прыжок оказавшись рядом, железной хваткой сжал его запястье.
— Газовый баллончик?! Даже как-то обидно, — он играючи прижал несчастного к стене, свободной рукой слегка сдавив горло. И хотя Мишель был намного выше, Бессмертный был шире в плечах и явно сильнее. Борьба ни к чему не привела.
— Итак, продолжим беседу, — но едва произнеся эти слова, Д’Артье вдруг напрягся и бросил пару быстрых взглядов по сторонам. Воспользовавшись тем, что хватка ослабла, Мишель рванулся было прочь, но тут же был вновь впечатан в стену резким толчком. Бессмертный вернул ему свое внимание.
— Извини, но нам похоже придется отложить разговор, — с этими словами он выхватил из под пальто меч и нанес удар прямо в сердце. Безжизненное тело тяжело повалилось на асфальт.
Вместе с жизнью вернулась и боль. Мишель судорожно вздохнул, ловя открытым ртом ночной воздух, тело выгнуло дугой, по мышцам пробежала судорога. Некоторое время он безуспешно пытался подняться. Когда все же удалось, дико оглянулся кругом. Кирпичные стены, ночь, все та же пустынная улочка, лишь два силуэта в свете фонарей. Постепенно вернулась память, а вместе с ней и леденящий душу страх. Он ведь… Мишель прижал дрожащую руку к груди, к тому месту, которое пронзил меч Бессмертного. Только порез на рубашке и постепенно прямо под его пальцами исчезающий рубец. Боль постепенно уходила, и теперь он смог ощутить иной источник дискомфорта — неприятное незнакомое ощущение, словно тысячи крошечных иголочек впивались в мозг.
Мишель обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть взмах меча и падающее тело. На несколько мгновений повисла такая тишина, словно само время остановилось. От темной фигуры на асфальте поднялось облако света и вот оно, началось: Молнии, всполохи света, искры — все слилось в один дикий вихрь, центром которого была одинокая человеческая (человеческая ли?) фигура.
Это было уже слишком. Куда угодно, только подальше отсюда. Следующие несколько часов, оставшиеся до рассвета, Мишель помнил смутно. Редкие прохожие спешили пройти мимо, оглядываясь на странного вида молодого человека, который шарахался от предложений помощи как от чумы.
Куда идти? Что делать? Домой, — устало подумал он. Хотелось лишь спать, думать о произошедшем сейчас не было сил. Автоматически, не трудясь дать себе отчет в том, что делает, Мишель поднялся по лестнице, нашарил в кармане ключи, открыл замок. Единственной мелькнувшей мыслью было, — хорошо, что разъехался с родителями.
Да, с вступлением в Орден он переехал. Квартира казалась каморкой по сравнению с их особняком, но это было лучше, чем бесконечные объяснения странностей новой работы. Тем более, что ни отец, ни мать не одобряли внезапную смену настроений сына, который готовился стать врачом.
Мишель прошел в спальню и, не раздеваясь, без сил повалился на кровать, но вожделенный сон не шел. Перед глазами опять проплывали последние события. Он резко сел и встряхнул головой. Нет, с этим нужно что-то делать, иначе он сойдет с ума. Сбросив плащ прямо на пол, он прошел на кухню. Недолгие поиски увенчались успехом: коньяк — то, что нужно. Но и после нескольких стаканов мир не стал казаться менее мрачным. Мишель со злостью отшвырнул прочь бутылку, откинулся на спинку дивана. Секунду спустя его плечи уже тряслись в приступе беззвучного смеха, который закончился всхлипом. Какая ирония. Теперь он один из них, тех, кого уже практически презирал, тех, о ком хотел бы никогда не узнать. Бессмертный Наблюдатель. Бессмертный, это ведь значит… от этой мысли внутри что-то оборвалось. Почему они не сказали ему сразу в детстве, что он приемный? Сейчас бы было не так погано. Хотя навряд ли.
Его разбудил настойчивый стук в дверь. Как, значит все же уснул? Да, конечно, все это был просто кошмарный сон! Но беглый взгляд вокруг и аккуратная дыра в свитере лишь подтвердили реальность происшедшего. Мишель встал и осмотрелся, на столе все еще лежал штопор. Он поднял его и, глубоко вздохнув, ткнул в руку. Ахнув от боли, с отчаянием принялся наблюдать, как затягивается порез. К стуку в дверь теперь прибавилась и трель звонка. Мишель, поспешно стерев кровь, направился к двери. За ней стояли несколько человек в которых он с содроганием узнал ребят из 5 отдела, силового подразделения Ордена. Один из них, видимо старший, произнес:
— Мсье д’Эстен вам придется проехать с нами.
— Зачем? — Мишель уже знал ответ.
— Наблюдатель Рады Залесской подал рапорт, о ее вчерашнем поединке с Симоном Д’Артье и том, что ему предшествовало. Мы подождем, пока вы переоденетесь. Никаких вещей брать с собой не нужно.
Мишель молча кивнул. Вернувшись в спальню, секунду подумал и, просто подобрав с пола плащ, последовал за своими коллегами, теперь уже наверняка бывшими.
«Теперь, наверное, навсегда, — подумал он, закрывая входную дверь. — Может, оно и к лучшему».
Ступенька вниз, еще одна и еще. Все меньше остается времени… На улице вновь вечерело. Сколько же он проспал? Тот же человек, что говорил с ним наверху, указал на автомобиль у обочины. Мишель глубоко вздохнул. И тут на него обрушилось понимание, как же все-таки, несмотря ни на что, он хотел жить! У него не было иллюзий по поводу того, что его ждет. Устав Ордена не оставлял по этому поводу вопросов. И прецеденты были. Это не афишировалось, но шила в мешке не утаишь. Сейчас ситуация предстала перед ним во всем своем кошмарном комизме: должен умереть потому, что бессмертен! Если бежать, то теперь. Из резиденции Ордена, и думать не стоит…
…и вот — стук сердца, бешеный ритм бега. Которое уже дыхание, второе, третье, пятое? Сколько позади, квартал, два? Нет, нельзя останавливаться. Хорошо, что он теперь Бессмертный. Наконец Мишель просто повалился на колени, дыхание отказывалось повиноваться, а ноги идти. Хотя бы раз ему повезло. Если бы не тот полицейский… Он поднес руку к губам: кровь? Ах да, он ведь вцепился в руку тому рыжему верзиле.
Везение… Мишель горько усмехнулся. Ни дома, ни семьи, ни друзей — ничего… ничего из прошлой жизни. Да, он просто невероятно везуч! Переведя дыхание, Мишель поднялся и поплелся прочь.
Радомира, а в миру теперь Рада Залесская, неохотно вынырнула из под одеяла и посмотрела на часы: 3 часа дня. Можно конечно еще поваляться, но от этого продукты в холодильнике не появятся, да и счета оплатить пора бы, пока и она бодрствует, и банки открыты. Обычно совпадали они редко.
Спустив ноги на пол, Рада попыталась нашарить тапочки. Опять только один. Отшвырнув и его, Бессмертная босиком пошлепала в ванную. Так как кофе закончился, то для того, чтобы окончательно проснуться требовались радикальные меры. Наступив на что-то мягкое, Рада опустила взгляд и увидела изодранную, окровавленную футболку. Да, бурная выдалась ночка. Симон д’Артье, являясь посредственным фехтовальщиком, был, тем не менее, настоящей занозой на протяжении нескольких последних лет. Оскорбившись по причине отвергнутых чувств, он начал делать гадости окружавшим её людям и не только Бессмертным. Пришлось удалить его, как опухоль, пока не переросла в злокачественную.
Как только на нее обрушилась струя ледяной воды, сон как ветром сдуло. Рада пулей вылетела из-под душа и завернулась в полотенце. Мысли опять вернулись к вчерашнему поединку.
Д’Артье оказался на редкость скользким типом, и когда после первого поединка (который пришлось прервать, чтобы не объяснять полиции, а что это они здесь делают) понял, с кем связался, то стал её старательно избегать. Она проохотилась на него почти год. Так же вчерашняя схватка показала, что хотя она и в хорошей физической форме, но побольше практики ей бы не помешало. Раньше она бы с таким противником столько не провозилась. Вон, даже тот парень, предбессмертный, вернее уже бессмертный — поправила она себя — успел оправиться. Интересно, он её узнал? Их единственная встреча наверняка стала для него памятным событием.
В общем-то теперь ей было его почти жаль. Паренек просто попался под горячую руку. Она в тот день была не в лучшем из настроений. Сколько прошло с тех пор? Кажется, около полугода.
Опять ускользнул! Нет, на сей раз она не успокоится, пока у одного из них голова не покатится с плеч. У нее и так осталось слишком мало друзей, чтобы прощать их убийство. И уж точно она не собиралась прощать того, кто убил только, чтобы насолить ей. В свое время она мстила и куда за меньшее. Ничего, рано или поздно они с Симоном встретятся!
Рада ускорила шаг — не особо приятно было мокнуть под этим нудным осенним дождем — и в очередной раз злобно чертыхнулась про себя. И все из-за этого сопляка! Стоило ли так аккуратно держаться за пределами Зова Д’ Артье, если этот идиот, таскающийся за ней, снова предупредил того о ее приближении! Ну надо же, чтобы именно ей попался Наблюдатель-предбессмертный!
Слабое подобие Зова вот уже в который раз за день царапнуло по нервам — опять он подошел слишком близко! И, хотя, даже после рассказанного Галати она решила сперва разузнать об этих Наблюдателях побольше, а, разузнав, предпочла не связываться, этот ее уже достал, постоянно мозоля глаза и мешаясь под ногами.
Отогнав соблазнительную мысль, подарить надоедливому Наблюдателю вечную жизнь, Рада свернула за угол и зашагала по направлению к своему нынешнему жилищу, располагавшемуся в том районе города, в котором люди с достатком обычно и носа не показывают. Гнев начинал постепенно отступать, и она даже усмехнулась, мысленно представив себе новенького. Эти Наблюдатели явно считали ее молодой да глупой, иначе не приставили бы этого олуха, или у них были очень большие проблемы с кадрами. Его же за версту видно. Она бросила притворно рассеянный взгляд через плечо, якобы провожая взглядом проехавший автомобиль — вон, и встречные девушки оборачиваются, кокетливо улыбаются симпатичному высокому парню. Парочка даже пыталась познакомиться, а он смешно краснел и поспешно отнекивался, боясь потерять её из виду. Рада почти с сожалением вспомнила о прежнем Наблюдателе. Интересно, куда он исчез? Пошел на повышение или, может, вышел на пенсию? С ним было куда удобнее — невзрачный пожилой человечек бесследно растворявшийся в толпе и практически ей не докучавший.
Нет, от этого положительно нужно как-то избавиться. У Д’Артье уже и так выработалось нечто вроде условного рефлекса: чувствует предбессмертного, значит, она рядом. А тратить время на беготню еще и от этого мальчишки, зачем, когда можно решить все раз и навсегда.
Приняв решение, Рада в очередной раз свернула на улицу побезлюднее и, пройдя немного вперед, остановилась. Ждать пришлось недолго, вскоре из-за поворота появился и Наблюдатель. Увидев ее так близко, он слегка замялся от неожиданности. Прохожих вокруг не было, из-за дурной славы района и времени суток, магазинов, на витрины которых можно было бы полюбоваться — тоже. Оставалось лишь зайти в один из подъездов или пройти мимо. Наблюдатель выбрал второе. Что ж, это только облегчало ей задачу. И Рада дала волю злости на нового Наблюдателя, на Д’Артье, на плохую погоду и все, что её раздражало в последнее время.
Немного агрессии, зловещий тон и холодное оружие — и вот уже парень улепетывал со всех ног. Немного погоняв его по району и доведя почти до истерики, Рада отправилась домой. Не следующее утро у нее был уже новый Наблюдатель.
Наконец-то Радомира вышла на улицу. Так, сперва перекусить где-нибудь, а потом все остальное. До любимого кафе хотела было пройтись пешком, но передумала. Погода к прогулкам не располагала. Хотя и мотоцикл в этом случае не самое комфортное из средств передвижения, но по крайней мере быстрее. Проезжая мимо небольшого парка, она почувствовала Зов, и подумала уже прибавить газа: ни поединков, ни даже дружеских встреч сейчас не хотелось, тем более что вероятность первого была намного выше. Друзей у нее раз два и обчелся, а вот тех с кем отношения были если не вражескими, то по меньшей мере напряженными — хоть отбавляй. Да и охотников за головами со временем не убавлялось. Но в этот момент на мостовую выскочил молодой парень и практически кинулся под колеса её мотоцикла.
— Пожалуйста, помогите, они убьют меня! — но, разглядев её лицо, парень осекся, в его глазах мелькнуло выражение отчаяния и безнадежности, и он оглянулся назад, на ворота парка, откуда выбежала пара молодцов с пистолетами наперевес.
Опять этот горе-Наблюдатель — усмехнулась про себя Рада. Судьба упрямо в который раз за столь короткое время пересекла их пути. И судя по выражению лица Наблюдателя, Рада оставила глубокий след в его памяти. Где-то внутри опять шевельнулись остатки совести. Но времени предаваться её угрызениям не было. Преследователи выглядели весьма решительно настроенными.
«Ладно, — вздохнула про себя Радмира, — надеюсь, я об этом не пожалею».
— Садись, — бросила она. Парень уставился на нее как Хоттабыч, которому сказали, что земля круглая.
— Быстро! Или собираешься дождаться их? — Кивнула она в сторону преследователей и заметила, что один сосредоточенно целится и, кстати, не в Наблюдателя. Рефлекс сработал почти автоматически и мужчина, корчась от боли, повалился на землю. Но кинжалов у неё с собой было не бесконечное количество (и вообще этот был единственным и любимым). Оставалось либо переехать этого недотепу, все еще возлежавшего у неё перед колесом, либо…
Рада, нагнувшись, схватила перепуганного парня за шиворот и, со всей силой вздергивая на ноги, прикрикнула:
— Ну?!
Тот, наконец выйдя из ступора, повиновался. Она резко тронулась с места к ближайшему повороту. Вдруг парень позади охнул, и его хватка на её талии стала ослабевать. Рада чертыхнулась сквозь зубы. Выстрела слышно не было — пистолеты с глушителями.
— Не смей вырубиться. Упадешь, возвращаться не буду, — бросила она через плечо, надеясь, что Наблюдатель еще в состоянии её услышать.
Как ни странно, но это видимо подействовало, парень, прерывисто дыша, привалился к ней, судорожно вцепившись в складки её недлинного плаща. Отъехав на достаточное расстояние, чтобы выиграть немного времени, Рада остановилась, выбрав безлюдное место. Бледный как мел Наблюдатель смотрел с опасливым ожиданием. Она усмехнулась.
— Если думаешь, что убью, зачем сел?
— Потому что, они бы в любом случае убили, — выдохнул он.
Рада, протянув руку и заставив повернуться, оглядела рану. Простреленное навылет плечо, удивительно, что её не задело. Но ничего час-полтора — и следа не останется.
— Но они смертные, — заметила она.
— Они знают, как меня убить.
— Коллеги? — при виде удивленного взгляда через плечо Рада вновь усмехнулась, — ладно, разговоры могут подождать. Поехали. Когда Наблюдатель второй уже раз за сегодня послушно сел позади, обхватив ей здоровой рукой, она обернулась.
— Кстати, как тебя зовут?
— Мишель.
— Мое имя, думаю, ты знаешь.
Молчание потенциального ученика подтвердило её правоту.
Руки уже онемели от холода и длительного пребывания в одном положении. Левое плечо ныло и зудело, а мозги отказывались ясно соображать. Столько событий за последнее время. Неделю назад он глотал архивную пыль и, в общем-то, был вполне доволен. Сейчас он был Бессмертным, из-за которого стояла на ушах добрая часть службы безопасности Ордена (он, конечно, может, и льстил себе, но не каждый день Наблюдатель оказывается Бессмертным), и сидел за спиной у той, которая полгода назад чуть его не убила. Хотя теперь Мишель совсем перестал понимать, что же тогда произошло. Понятно, как она его вычислила, ведь Бессмертные вроде чувствуют тех, кто только должен ими стать. Но зачем тогда был тот спектакль? Воспоминания о хрониках Бессмертных с тем, что сейчас называют «психическими отклонениями», а таких он перевидал немало, Мишель старался гнать подальше. Мысль, что подобравшая его была именно такой, не грела.
Вообще-то пару раз он всерьез подумывал спрыгнуть, но, во-первых, скорость была приличной, и поэтому шансы удрать, ему казались очень невеликими, а злить Бессмертную после прежней встречи и её сегодняшней бесцеремонности с его преследователями лишний раз не хотелось и, во-вторых, он безумно устал от всей этой беготни. Будь, что будет, решил Мишель.
Наконец-то они подъехали к какому-то жилому многоэтажному зданию. Велев ему сойти, Бессмертная — её зовут Рада — напомнил он себе, оставила мотоцикл тут же у стены и жестом велела ему следовать за ней, скрывшись в подъезде. Немного поколебавшись, Мишель двинулся следом, идти ему все равно было некуда, а Бессмертная с экзотичными для французского уха именем и фамилией пока вроде бы вела себя вполне если не дружелюбно, то мирно.
Поднявшись на несколько этажей, Рада позвонила в одну из двух дверей, выходивших на лестничную клетку. Дверь открыла полная дама почтенного возраста в домашнем халате и устрашающего вида очках.
— Здравствуйте, мадам. Жан должен был оставить мне ключи от квартиры, — белозубо улыбнулась Бессмертная. Тут она представилась и, видя недоверчивый взгляд, протянула женщине документы.
Взглянув на паспорт, старушенция не удосужилась ответить на улыбку, и, что-то ворча про нравы современной молодежи, удалилась в квартиру. Через некоторое время она вернулась с парой ключей и без прощания захлопнула дверь перед носом визитеров.
— Старая мегера, — беззлобно бросила Рада, направляясь к противоположной двери.
Мишель невольно улыбнулся, подумав, что «мегера», очень может статься, моложе своей посетительницы.
Открыв замок, Рада прошла внутрь и щелкнула выключателем в прихожей.
— Проходи, — пригласила она, не оборачиваясь, — и захлопни за собой дверь.
Когда Мишель выполнил сказанное и повернулся, то наткнулся на изучающий взгляд Бессмертной. Она критично оглядела его с ног до головы.
— Думаю, тебе сейчас не помешает душ. А я пока поищу, что тебе одеть, чтобы ты снова стал похож на человека. Потом расскажешь, чем не угодил тем парням и еще, думаю, много всего интересного.
Мишель, наконец-то решился подать голос.
— А где мы? Это ведь не ваша квартира?
Рада усмехнулась.
— Гениальная догадка. Если те парни с пушками действительно из твоей конторы, то моя квартира будет первым местом, куда они нагрянут. Надеюсь, эта не станет вторым. Ванная там, — указала она, — и уже было направившись мимо в комнату, снова обернулась: — Да, думаю, после всего что случилось, формальности излишни. Зови меня Радой и обращайся на «ты».
С этими словами она скрылась из виду.
Разбирая вещи в шкафу в поисках чего-либо подходящего, Рада услышала, как хлопнула дверь ванной. В дверях появился Мишель. Поскольку халатов у хозяина квартиры видимо по какой-то причине не водилось в принципе (либо они были в жутко секретном тайнике, который укрылся от её взора), то на нем было только принесенное ею полотенце.
— Где моя одежда?
— В мусорном ведре, — Рада не смогла удержаться от искушения вогнать парня в краску, пройдясь оценивающим взглядом по его фигуре. Фигура была вполне ничего себе. Немного худоват на её вкус, но вообще паренек должен был нравиться девушкам: полные губы, ярко-голубые наивные глаза, темные брови и волосы — просто почти по девичьи нежное лицо, немного спасала положение только форма подбородка, выдающая жутко упрямый характер, и все это в купе с приличным ростом. В общем, полный набор для того, чтобы направо и налево разбивать сердца.
Заметив, что уже и уши Мишеля начали приобретать приятный багровый оттенок, Рада наконец протянула ему одежду.
— Вот, по размеру вроде должно подойти, — она усмехнулась, заметив выжидательный взгляд и подумав, какой же насыщенности цвета достигнут эти щеки, если ему и переодеваться при ней придется, и вышла из комнаты, отправившись на кухню.
Через несколько минут там появился и Мишель. Одежда сидела мешковато, но сносно.
— Поскольку хозяин в отъезде, то поживиться особо нечем, — сообщила Рада. На столе перед Мишелем возникла чашка кофе, и видимо где-то завалявшаяся пачка печенья.
— А это удобно? Чья это квартира?
— В твоем положении все удобно. Не волнуйся, квартира одного знакомого. Он пробудет в отъезде дольше, чем планировал, просил присмотреть за ней.
— А где он?
— В Таиланде, ждет суда. Но это длинная история.
Рада села напротив него.
— Теперь, когда я удовлетворила твое любопытство, я внимательно тебя слушаю. Чем своим не угодил?
В бар вошел запыхавшийся мужчина. По нему видно было, что он спешил.
— Джозеф, у нас большие проблемы.
— Здравствуй, Патрик. Судя по тому, что ты зашел впервые за последние 3 года, проблемы действительно серьезные.
— Нам нужно поговорить без лишних ушей, — полный мужчина достал из кармана платок и вытер пот с высокого лба. Доусон с мгновенье изучал выражение его лица — Патрик Вьера — его коллега, в данный момент подчиненный и давний знакомый был как всегда сдержан и все же заметно взволнован. Джо кивнул ему на дверь в углу бара, и Наблюдатели прошли в небольшой кабинет. Когда они сели друг напротив друга в кресла, Вьера заговорил первым.
— Я о Д’Эстэне.
Джо поморщился.
— Да, ты знаешь, я был против, но Трибунал большинством голосов все равно решил, что сейчас не время пересматривать Устав.
— Пару дней назад его прямо из под носа у ребят Леру увела Бессмертная. Один в больнице в тяжелом состоянии.
— Знаю, читал отчет. Её опознали. Некто Рада Залесская, хотя это имя уже шестое. У себя она не появлялась, на работе тоже. Сейчас проверяют её знакомых.
— Я просмотрел её хроники. Не густо. Заведены в 1962-м. За это время больше десятка голов, причем, в основном случайные охотники, которые вызывали её сами, некоторые довольно опытны. Тебе не кажется, что это слишком для такой молодой Бессмертной?
— Да, аналитики давно уже твердят, что она не из новых, видимо, одна из тех, кого мы по какой-то причине раньше потеряли или считали погибшими. Сейчас поднимают архивы, пытаются её идентифицировать.
— Она была у меня.
— Что?
— Да, я пока не докладывал. Хотел посоветоваться.
— У тебя это?…
— Это у меня дома.
— Д’Эстэн знал твой домашний адрес?
— В том-то и дело, что нет. Но сейчас не об этом.
— Что ей было нужно?
— Пока просто поговорить.
— Пока? — на лбу Джо пролегла складка.
— Да, ей идея убить парня, из-за того, что он оказался Бессмертным, очень не понравилась, — тут Вьера слабо усмехнулся, — надо же, сами рубят друг другу головы почем зря, а если кто-то другой, то сразу шерсть дыбом.
Джо пропустил мимо ушей это замечание.
— Сомневаюсь, что она приходила только чтобы выразить свой протест.
— Правильно сомневаешься. Мадмуазель Залесская, или кто она там на самом деле, велела, цитирую: «Передай начальству, что вы слишком много на себя берете. Вам и так повезло, что история с Хортоном улеглась без плачевных для вас последствий. Так что лучше лишний раз не нарываться». На прощание добавила, что, убив Мишеля, мы наживем врага в её лице. А если что-то внезапно случится и с ней, то все её знакомые Бессмертные узнают о некоей агрессивной организации. Что будем делать?
— Подавать отчет. Думаю, после него Трибунал соберется на чрезвычайное заседание. Надеюсь, на сей раз у них хватит ума признать, что устранение Д’Эстэна может принести намного больше вреда, чем если его отпустить. Только второго Галати нам не хватало.
— Знаешь, у меня такое впечатление, что эта Рада гораздо хуже. Он был психом, а она производит впечатление неглупой расчетливой стервы.
— Зачем ей тогда спасать парня?
— А я откуда знаю? Но по мне, уж лучше отдать его ей, и пусть успокоится.
Мишель вздохнул и повернулся на бок. Уже добрых пару часов он, так и не раздевшись, ерзал на чужой постели, пытаясь уснуть. Несмотря на чудовищную усталость, сон не шел. И он принялся размышлять над произошедшим.
Рада, хмурясь, выслушала его короткую историю. Вернее неизвестную ей часть. Он постарался как можно меньше говорить об Ордене, озвучив лишь тот факт, что Наблюдатель и Бессмертный — статусы несовместимые, и как в Ордене решали подобные проблемы.
Тут Мишель задумался, а вдруг он ошибся? Ходили слухи, что пару лет назад среди них обнаружился Бессмертный, и его отпустили. Но даже если это было правдой, подробности явно знало только руководство Ордена и распространяться о них не собиралось. Тут он одернул себя, ну да, конечно, ошибся. И поэтому, когда он помедлил, его попытались силой затолкать в машину, а потом устроили настоящую охоту… в общем, насчет намерений Наблюдателей в облаках витать не стоит.
Мишель сел и, подняв подушку, прислонился к ней спиной и скрестил руки на груди. А Рада? Вспомнилась усмешка и досадливое «дурачок», когда при дальнейших вопросах об Ордене он насупился и замолчал. А почему он должен ей доверять? Полгода назад чуть в капусту не изрубила, а теперь спасительницу изображает. Если бы хотела, изрубила бы… возразил надоедливый здравый смысл. По крайней мере, выглядит вполне на это способной. С Д’Артье она не церемонилась. Но все равно он просто не мог вот так просто взять и сдать Наблюдателей с потрохами. При одной мысли об этом становилось мерзко. Даже после всего, что случилось. Кто знает, что у неё на уме? Свою неприязнь к ордену она скрывать даже не пыталась, а у него там остались знакомые, друзья.
Мишель тут же горько усмехнулся собственным мыслям. И где теперь эти друзья? Рада права, теперь у них разные жизни. Но мстить он не собирался, тем более так — это низко. После того, как он сказал это ей, Бессмертная внимательно взглянула на него с непонятным выражением. Мишелю становилось не по себе, когда она смотрела на него вот так, в упор. От этого появлялось неприятное ощущение, что она чуть ли не мысли его читает. Еще хуже было то, что он чувствовал, как каждый раз начинает заливаться краской, злился на себя и… краснел еще больше. А Рада, заметив это, похоже, от души забавлялась. Оставив попытки вытянуть из него еще что-нибудь о Наблюдателях, она собралась и, велев ему не выходить из квартиры, отправилась куда-то, на ночь глядя, и пока не вернулась.
Все прошедшее с её ухода время Мишелю не давала покоя пришедшая во время разговора мысль. А что, если он нужен ей только из-за сведений об Ордене, и когда она поймет, что толку не будет, то… нет, не хотелось верить. Он извлек из памяти все, что помнил из её хроник. Портрет выходил противоречивый.
Впервые замечена она была только в 60-х, когда срубила голову одному молодому охотнику. Встреча видимо была случайной, и они не были знакомы раньше. Так Наблюдателям стало известно о жившей в УССР Раде Алексеевне Орловой, работавшей рядовым инженером на одном из местных заводов.
Как долго она была Бессмертной до этого, осталось загадкой. Имена с тех пор она меняла довольно часто, хотя составляющая «Рада» была неизменной. Настоящее имя? В архивах не нашли ни одну Бессмертную с тем же именем, подходящую под описание. Еще чаще сменялись место жительства и профессии. Бессмертная была не самым легким объектом наблюдения.
Радой Залесcкой она стала несколько лет назад в Польше, где пожила только год после того, как ей пришлось исчезнуть из бывшей теперь Югославии. Там она работала военным корреспондентом и была «убита» в уличной перестрелке якобы шальной пулей (По невероятному стечению обстоятельств Рада, занималась весьма неудобным для некоторых лиц расследованием, репортаж о котором чудесным образом вышел в свет даже после её «смерти» и наделал много шума).
Вот уже пару лет эмигрантка Рада Залесская обитала в Париже и работала… инструктором по современному танцу в одной из частных школ. В общем, контрастов в сферах деятельности и образе жизни хватало. И как ни мало Мишель пробыл её Наблюдателем (да, и вообще Наблюдателем), даже он понимал, что все это лишь верхушка айсберга.
Судя по внешнему виду, Раде в лучшем случае едва пошел третий десяток, когда она стала Бессмертной. Хотя, внешность — зыбкая почва для подобных выводов. Встречаются люди, что и в 30 чуть ли не подростками выглядят и наоборот. Но выбирать не приходилось, больше опираться было не на что. Плюс те годы, что о ней известно, ну, шестьдесят лет, ну семьдесят, пусть даже восемьдесят, с учетом того, что о ней не сразу после первой смерти узнали. Но Мишелю казалось, что Рада была явно старше. И тогда кто знает, чем она занималась раньше, кем была? Хотя, возможно, он и ошибался. Много он Бессмертных видел? Разве что еще Д’Артье. Ну, с этим все понятно: триста с небольшим лет, редкий сукин сын со вздорным характером, злопамятный и мстительный и, кстати, не неопытный мальчишка, хотя противников заведомо опытнее и сильнее старался избегать. Не крутовато ли для Бессмертной, которой меньше века? Или ходила в ученицах у кого-то из искусных воинов? Тогда бы её наверняка заметили еще в то время. Тут Мишель подобрался от пришедшей мысли. Или просто грязно играла? Что ей стоило, скажем, застрелить Д’ Артье перед тем как отрубить голову? Он ведь практически ничего не видел.
Все, хватит накручивать себя. Что толку строить предположения одно мрачней другого?
Мишелю захотелось пройтись, все равно не спится, а здесь, в этих четырех стенах, в голову лезет чёрте что. Он немного поколебался, все же Рада велела сидеть и ждать, но потом решил, что просто побродит неподалеку.
Вот тут Мишель вспомнил о том, что его одежду Рада отправила на свалку, и о том, что после событий дня совершенно вылетело из головы. Вместе с одеждой исчезли мобильный, деньги и, самое главное, документы.
В слабой надежде все же найти их, он порыскал по квартире, заглядывая во все места, где только могли лежать его вещи, а затем и в те, где не могли, если здраво посудить. Поиски, как он и ожидал, оказались бесплодными. И почему-то мысль, что Бессмертная просто забыла или не догадалась проверить карманы, не показалась убедительной. Мишель вздохнул. У него ведь вдобавок и ключей от квартиры не было. Прогулка отменялась.
«Может в полицию податься?» — мелькнула шальная мысль. Но он тут же с раздражением отогнал её. И что он там скажет? «Знаете, за мной гоняется добрая часть некоей тайной организации, а мои вещи сперла Бессмертная. Да, забыл сказать, я тоже Бессмертный, именно из-за этого мне и хотят отрубить голову…» — сочувственный взгляд и люди в белых халатах обеспечены. Можно было, конечно, и насочинять что-нибудь, но он решил дождаться возвращения Рады. Он должен поговорить с ней и расставить точки над «и». Неопределенность и ожидание подвоха отовсюду просто сводили с ума. Так недолго и в паранойю впасть.
В ожидании прошла еще пара часов. А что если она не вернется? Тут стало совсем не по себе. Какой подозрительной ни казалась новая знакомая, перспектива оказаться снова со всем этим наедине абсолютно не вселяла оптимизм. Чтобы хоть чем-то заняться, Мишель устроился в кресле и стал читать, найденный здесь же на столике журнал.
Когда Мишель открыл глаза, комнату уже озаряло солнце, выпавший из рук журнал лежал рядом на полу. Голова как-то странно гудела, совсем как… Мишель рывком поднялся с кресла — рядом был другой Бессмертный. Он вышел в коридор. Со стороны кухни доносилось журчание воды и звук передвигаемой посуды. Когда он вошел, Рада обернулась и приветливо улыбнулась.
— Доброе утро, вернее уже день. Ну, ты даешь. Я пришла, ты даже ухом не повел.
— Я не заметил, как уснул.
— И сколько до этого не спал? — поинтересовалась Рада и, вытерев руки об висевшее у крана полотенце, подошла к плите.
— Около двух суток, — признался Мишель.
— Тогда понятно, — кивнула Бессмертная, — иди есть, — пригласила она. — Надеюсь, против яичницы ничего не имеешь?
В данный момент Мишель абсолютно ничего не имел против этого незатейливого блюда, напротив, был очень даже за.
Когда голод отступил, он вспомнил, о своем вчерашнем открытии и как можно более буднично поинтересовался:
— Где мои вещи?
— Я же сказала, выкинула, — Рада закончила с яичницей и взяла бутерброд.
— Но там были документы!
— Ах, вот ты о чем. Держи, Мишель Д’Эстэн, — протянула ему извлеченный из кармана джинсов паспорт Рада, — мой тебе добрый совет, смени фамилию. С этой хлопот не оберешься.
— И что не так с моей фамилией? — слегка ощетинился Мишель.
Раду это видимо позабавило.
— Про Моргана Д’Эстена никогда не слышал?
— Слышал, и что?
— Ничего, — пожала плечами Рада, — просто репутация у него не ахти, и желающих отправить в мир иной хоть отбавляй, перепутают еще.
— Но ведь Морган мертв.
— Ну, не все же такие просвещенные, как ты.
На это Мишель не нашелся, что ответить, и вернулся к прежней теме. Про деньги спрашивать было как-то неудобно, да, и было их у него с собой — не озолотишься.
— А телефон?
— Продала, еды купила.
Мишель удивленно уставился на Раду. В принципе она действительно не обязана была тратить на него собственные деньги, но…
— Зачем? Там же кредитка была.
Рада достала кусочек пластика и бросила на стол перед Мишелем.
— Можешь на память оставить. Вынуждена вам сообщить, мсье Д’Эстэн, что ваш счет заморожен. Расторопные у тебя коллеги.
— Но как они?..
— Ну, не так уж это сложно, как ты думаешь. Тем более если есть нужные связи. Да ладно, насчет денег не переживай, достану. Просто пока не до того было. А телефон… кому тебе сейчас звонить?
— Родителям. Они наверное с ума сходят.
— Глупо. Только сам подставишься.
— Но я же только позвоню. Скажу, что все в порядке. Наблюдатели ведь не ЦРУ.
— Врага лучше переоценить, чем недооценить. Вообще разумней будет просто исчезнуть без всяких звонков.
Мишель собрался уже горячо возразить, но Рада перебила его.
— Когда-нибудь все равно придется, так лучше уж сразу.
— Да куда я денусь? — в голосе против воли пробилась горечь.
— Я подумаю, — пообещала Рада.
У Мишеля стало как-то пусто внутри. Пока мысли были заняты только тем, чтобы сохранить на плечах собственную голову, он о том, что будет дальше, не думал. Теперь будущее рисовалось не особо красочным. Если оно вообще будет, это будущее…
— Эй, рановато раскисаешь.
Мишель вздрогнул и взглянул на Раду. Та помешивала ложкой кофе, наблюдая за ним. Особого сочувствия, впрочем, ни во взгляде, ни голосе не чувствовалось. И тут он вспомнил о мучавшем его всю ночь вопросе.
— Почему вы… ты, — поправился он, когда Рада поморщилась, — мне помогаешь?
— Странно, что это тебя только теперь заинтересовало, — заметила Бессмертная и, откинувшись на спинку стула, добавила: — Не люблю, когда смертные лезут не в свои дела.
Раду удивило то, что когда она вернулась, парень даже не проснулся. То ли притворялся, то ли действительно был настолько измотан.
Услышав ответ, на свой вопрос, он затих и теперь просто сидел напротив, ковыряясь в тарелке и украдкой разглядывая её. Рада делала вид, что не замечает, полностью увлекшись едой. Парень пока явно дичился, так что пусть смотрит, с неё не убудет. Но, наконец, она не выдержала.
— Ну и как, нравлюсь?
— Что? — Он тут же отвел взгляд. Да, откуда ж он такой взялся? Рада покачала головой, усмехнувшись. Стеснительность не входила в список ценимых ею качеств, так как весьма мешала жить. Хотя паренек был весьма забавен в своем смущении. Но все хорошо в меру, пожалуй, пора сломать лед. Не то он чего доброго от неё удерет. Хотя, только себе этим и навредит, а её в общем-то только от проблем избавит.
— Нравлюсь, спрашиваю? Ты уже добрых полчаса мной любуешься, — она наконец поймала взгляд голубых глаз.
— Простите.
Опять на «вы». С ним придется попотеть. Рада облокотилась локтем о стол и подперла рукой голову.
— Да чего ты жмешься, ясноглазый? Не съем я тебя.
Новое прозвище парню явно пришлось не по душе, как и фамильярность фразы, но он промолчал. В душе Рады начал разгораться азарт. Интересно, долго его придется злить, чтобы он забыл о приличиях? Но она отложила это на потом, сейчас было любопытно узнать о своем экс-Наблюдателе побольше.
— Ты давно на них работаешь?
Парень не стал делать вид, что не понял, о ком речь, и ответил сразу, хотя и без особой охоты.
— Год.
— Не густо. Это тебя сразу ко мне приставили?
Мишель кивнул.
Рада вспомнила, чем все это закончилось. Черт, вылетело как-то из головы, так вот в чем дело? Похоже, она тогда все-таки перегнула палку. Прощения что ли попросить? Обойдется. Да и сказать можно много чего, она бы на его месте не поверила. Хотя в его возрасте еще вполне можно верить в бескорыстность намерений. Рада усмехнулась. Самое забавное то, что она действительно ничего кроме головной боли, ввязавшись в эту историю, не заработала. Выходит, она сейчас была благородной спасительницей? Впрочем, её мало волновало, кем она была, еще меньше, кем её считали. Но парень ей понравился, а идея тайного сборища смертных, которые оправдывают свое существование каким-то бредом и нет-нет да устроят охоту за такими, как она — не очень.
— А потом к Симону приставили?
— Нет, тогда… тот вечер был первым.
Тут Мишель набрав воздуха все же выпалил:
— Почему ты не сказала, кто я? Ведь почувствовала.
Вот оно.
— И испортить тебе остаток смертной жизни?
— Но тогда… все бы могло сложиться по-другому!
— Я рассчитывала, что ты и так бросишь это занятие. — «Хотя по большому счету, мне тогда было наплевать», естественно осталось непроизнесенным. Рада давно скептически относилась к считающим горькую правду ценной вещью. Мишель недоверчиво взглянул на неё.
— Я не мог уйти, — произнес он и осекся.
Та-а-ак, все интереснее и интереснее.
— Что значит, «не мог»? Живьем ваши ряды покинуть, что, невозможно?
Мишель уставился на неё, потом до него дошло.
— Нет! Что ты. Просто Орден оплачивает учебу в Академии, и потом по контракту работаешь определенный срок.
Что за «Академия», Рада выяснять не стала, хотя перечень учебных дисциплин узнать было весьма любопытно — «дипломированный Бессмертовед, прослушавший курс…» Она подавила не к месту пробивавшуюся улыбку.
— А самому оплатить нельзя?
— Можно, но мне было не по карману. А родители были против, и я не стал просить.
Мы еще и гордые. Рада вздохнула.
— Ладно, я могу сказать: «Прости, мне жаль, что так вышло» — но от этого ничего не изменится. Или я могу помочь тебе сейчас, если…
При «если», парень напрягся, устремив на неё внимательный взгляд.
— Если перестанешь смотреть на меня как кролик на удава, — закончила Рада и улыбнулась.
И что это за мина? Будем считать вымученной улыбкой. Значит, контакт установлен.
Рада не считала, что осторожность бывает лишней. В квартире Жана она предпочла не задерживаться. Оставив успокоившегося вроде Мишеля в номере недорогого отеля — все, на что хватило денег, надо было заняться этим вопросом — Рада отправилась узнать, нет ли новостей. Для этого было достаточно посетить интернет-кафе. Она оставила Наблюдателю электронный адрес. Тот обещал связаться и сообщить, что решило руководство.
В зарегистрированном на днях на бесплатном хостинге ящике обнаружилось свеженькое письмо, гласившее, что есть хорошие новости. Рада, немного поразмыслив, настучала ответ:
«Детали обсудим завтра, в 19.00 в *** сквере. Думаю, напоминать о нежелательности компании излишне. Р. Залесская».
Отправив письмо, она спокойно занялась другими насущными проблемами.
Вьера с чрезвычайно довольным видом просто-таки влетел в бар, что при его габаритах смотрелось… весело.
— Она назначила встречу!
— И кого направили?
— Меня конечно, как уже общавшегося.
— Ну да, зачем светить еще кого-то, — согласился Джо.
— Как ты думаешь, её устроит решение Трибунала?
— А почему нет? Такого исхода даже я не ожидал.
— Прецедент — великая вещь. Парень должен сказать спасибо Пирсону.
— Скорее судьбе. Не наткнись он на эту Бессмертную, и никакие прецеденты бы не помогли. Когда вы встречаетесь?
— Завтра в семь. Место довольно людное, так что, думаю, никакой опасности нет. Ты подумал над моим предложением?
— И не собирался. Я тебе сразу сказал — это бред, не говоря уже о том, что мы оба можем вылететь из Ордена за подобные инициативы.
— Попытка — не пытка, Джо. Ты только подумай, сколько всего она может рассказать.
— Забудь об этом, Патрик.
— Ты как хочешь, а я рискну. Победителей не судят.
— Ну-ну, в лучшем случае она тебя просто пошлет.
Рада наблюдала за подъездом, развлекаясь мыслями о выражении лица Наблюдателя, когда он её увидит. В прошлый раз оно было презабавным.
Когда он подъехал, уже начало темнеть. Полный невысокий мужчина вышел из своего «Рено» и собрался было войти в здание. Тогда она и скользнула к нему бесшумной тенью. Это она умела.
— Добрый вечер, мсье Вьера.
Наблюдатель вздрогнул и обернулся. Рада внимательно следила за каждым его движением, держа руку, утопавшую в складках плаща, на рукояти простого раскладного ножа — весьма неравноценной замены, утраченному кинжалу. В том, что у Наблюдателя с собой имелось оружие, она не сомневалась. Но мужчина благоразумно держал руки на виду.
— Я думал, мы должны встретиться завтра. Или я перепутал?
Напряжен, но голос спокойный, да и руки не дрожат, как в прошлый раз — неплохо.
— Нет, все верно. Просто я слишком нетерпелива.
А он думал, что она даст ему подготовиться? Наивный.
— Прогуляемся?
Наблюдатель немного расслабился, когда она махнула рукой в сторону людного проспекта, кивнул, и они направились в указанном Радой направлении.
— Так что за новости?
— Трибунал вынес решение.
— Я внимательно слушаю.
— Решено, что Мишель Д’Эстен не представляет существенной угрозы Ордену.
Очаровательно. Худой мир — лучше, чем добрая война, они не так уж глупы.
— И это значит?
— Это значит, он может не опасаться за свою жизнь и свою безопасность. По крайней мере, в том, что касается нашей организации.
— Рада слышать.
Наблюдатель немного замялся, прежде чем продолжить.
— Но есть пара условий.
Ну, куда уж без них. Проигрышу нужно придать хотя бы видимость победы.
— Не тяни кота за хвост, Патрик.
Наблюдатель выглядел не столько недовольным фамильярностью, сколько удивленным, но затем спохватился и продолжил.
— Д’Эстэн должен уехать из страны. По крайней мере, на некоторое время, пока вся эта история не уляжется. Решение было не единогласным.
Рада кивнула.
— Разумно. Что-нибудь еще?
Последовала пауза, после которой её собеседник наконец произнес.
— Да, свобода и жизнь Мишеля в обмен на информацию.
Теперь уже Рада с ироничным интересом глянула на Вьера.
— То есть?
— Факты для хроник.
Она резко остановилась.
— Вам, что, эксклюзивное интервью дать?
Наблюдатель начал заметно нервничать.
— Да, история Вашей жизни, Ваших знакомств.
Он это серьезно? До пенсии же записывать придется, если с подробностями.
Рада долго смотрела на нервно теребящего карман собственного пальто, и похоже не замечающего этого, Вьера, потом расхохоталась.
— Вы действительно ненормальные!
Наблюдатель явно не ожидал ничего хорошего от этой вспышки веселья.
— Так Вы согласны?
— Да, — неожиданно легко согласилась Рада, — но у меня встречное условие.
— Какое?
— Можешь задавать только вопросы, требующие ответа «да» или «нет».
— Но…
— Тогда катись к черту, — перебила Рада и зашагала прочь.
— Подождите! — догнал её Вьера, — по рукам.
— Значит, если проявишь изобретательность, узнаешь интересные вещи, — усмехнулась Рада, — Это все, или еще условия есть?
— Все.
— Куда приходить? Учти, в ваш крысятник я не сунусь.
Наблюдатель сжал губы, но смолчал.
— В Блюз-бар на углу ***.
— Завтра загляну. Но замечу что-то похожее на подстраховку и можешь обо всем этом забыть.
— Не будет никакой подстраховки, — уверил её Наблюдатель, — только… один мой коллега, чтобы он мог подтвердить ваши слова, — оправдался он и затих в ожидании решения Бессмертной.
— Идет.
— Во сколько?
Рада усмехнулась.
— Как получится. Счастливо.
С этим она оставила Наблюдателя в одиночестве.
Сперва Мишель сквозь сон почувствовал, что Рада вернулась, и сел на кровати. Потом негромко стукнула дверь, и она проскользнула в номер, освещенный только тусклым светом ночника, приютившегося на куцей тумбочке. В руках Бессмертная держала весьма объемную сумку. «Надо же, у меня такая же», — заметил Мишель. Рада опустила сумку на пол.
— Разбудила?
— Я не спал, — зачем-то соврал он.
Рада глянула на него, усмехнулась, но ничего не сказала.
Мишель встал, сумка снова притянула внимание. Что-то с ней было не так. И тут он увидел то, за что взгляд сразу не зацепился — брелок на замке. Это не такая же как у него сумка, это его сумка.
— Откуда это?
Погруженная в собственные мысли Рада подняла на него рассеянный взгляд и некоторое время словно осмысливала сказанное.
— Что? Ах, это. Я собрала все необходимое для отъезда.
— Ты была у меня? Но ты же сама говорила…
— Я говорила, что тебе не нужно светиться.
Мишель собрался было возразить, но тут мысли перескочили на ответ Рады.
— Для отъезда? Мы уезжаем?
— Ты уезжаешь. Завтра вечером.
И тут он узнал содержание разговора с его бывшим начальником.
— Но… но если меня оставят в покое, почему я не могу остаться?
— Чтобы не мозолить глаза недовольным решением — это раз. Я не особо верю в искренность великодушного жеста — это два. На другого Бессмертного гораздо проще нарваться в крупном городе, а уж Париж, я смотрю, так просто кишит нашим братом — это три. Достаточно, или дальше перечислять? — наконец взглянув на Мишеля Рада добавила: — Да не делай такое лицо, это же не навечно. Лет через 15–20 вернешься, про всю эту историю и не вспомнят. У смертных память короче нашей.
20 лет… это же целая вечность!
— И куда я еду?
— Летишь, — поправила Рада, протягивая билет.
Увидев место назначения, Мишель поперхнулся следующим вопросом, затем и вовсе забыв о нем.
— Что я буду делать в Африке?
— Понятия не имею. Но ты вроде парень с фантазией. Когда прилетишь, тебя встретит мой хороший друг. Первое время поживешь у него.
— Друг? — насторожился Мишель, — он… Бессмертный?
— Да, — Скинув и небрежно бросив на стул плащ, Рада села на вторую кровать и принялась стягивать видавшие виды кроссовки. В отличие от предыдущих дней, сегодня она была неразговорчивой, мрачной и выглядела так, словно её мысли далеко, а его расспросы её только раздражают. Но выбирать не приходилось, речь не о поездке на рыбалку за город шла. Мишель, некоторое время молчал, соображая как спросить об этом «друге», чтобы не обидеть Бессмертную недоверием.
А когда вроде что-то надумал, опять почувствовал — не увидел, именно почувствовал на себе этот взгляд. И не ошибся. Бессмертная снова изучающее на него смотрела, затем слабо улыбнулась, подошла и села рядом.
— Не мучайся. Дипломат из тебя так себе.
Опять, у него, что, действительно на лбу бегущая строка с мыслями?
Когда Рада вновь заговорила, насмешливые нотки в голосе исчезли. Осталась только усталость, разбавленная дружелюбием, которое так хотелось считать искренним.
— Он действительно мой друг, Мишель. Его можешь не бояться. И… я не отправлю тебя к человеку, который причинит тебе вред, хотя бы потому, что это сведет на нет все усилия по сохранению вот этой симпатичной головы на плечах, — и она легонько ткнула пальцем ему в лоб.
Мишель не знал, что ответить, взгляд Рады теперь не сверлил, ощупывая, так что хотелось уменьшиться в размерах и испариться. Наоборот стало уютно, и почему-то верилось, что она действительно не причинит зла. Бессмертная отвела с его лба непослушную прядь волос и убрала руку. Какое-то время они просто сидели молча, и Раду в отличие от него это, похоже, совсем не тяготило. Она смотрела на него …так странно. Он и прежде пару раз замечал это выражение, но тогда оно было мимолетным. У Мишеля сложилось впечатление, что он о чем-то или о ком-то напоминает Бессмертной, и никак не мог понять, хорошо это или плохо. Вот и сейчас Рада, словно опомнившись, досадливо скривила губы, встала с кровати и направилась в ванную комнату. У двери она обернулась.
— Ложись спать. Завтра день будет долгим и суматошным.
Несмотря на усердные попытки последовать совету, ко времени, когда Рада закутанная в халат вернулась в номер, Мишель еще не спал. Он украдкой стал наблюдать за ней сквозь полуопущенные ресницы.
Бессмертная села на свою кровать, поджав под себя одну ногу, и принялась сушить волосы полотенцем. Светло-каштановые тяжелые пряди опускались почти до пояса. И за все это время Мишель впервые видел Раду с волосами не собранными в конский хвост или заплетенными в косу. Так она выглядела еще моложе. Сколько же ей было лет, когда она умерла впервые? Двадцать? Меньше чем ему. Несмотря на это, он не мог заставить себя общаться с ней как с ровесницей. Сочетание девичьего тела с не полагающимися юным годам повадками и иногда кажущимся не по-человечески проницательным взглядом было непривычным. За эти дни Мишель привык воспринимать Раду как кого-то, кто намного старше него. Теперь, когда она вот так просто сидела, с мечтательно-задумчивым видом глядя перед собой, он словно видел другого человека, и трудно было поверить, что ей по самым скромным подсчетам пошел седьмой десяток.
— Не спится?
Мишель вздрогнул. Рада за все это время ни разу не взглянула на него, а сейчас и вовсе смотрела в другую сторону. Вопрос был произнесен негромко, но отчетливо.
— У тебя глаза на затылке?
Рада обернулась, одарила его неожиданно лукавой улыбкой и чуть склонила голову на бок.
— Если бы ты спал, то просто бы не ответил.
Мишель прикусил язык, поняв, что сам себя только что выдал. Потом вздохнул и сел на кровати.
— Сколько тебе лет? — вдруг поинтересовалась Рада.
— Двадцать четыре.
— М-м-м-м… — то ли удовлетворенно, то ли удивленно протянула Бессмертная.
— А ты думала сколько?
— Двадцать три с половиной, — Рада явно вернулась к своему обычному настроению.
Немного поколебавшись, Мишель все же не удержался.
— А сколько тебе было, когда… ну… когда в первый раз.
— Что именно в первый раз? — расплылась в улыбке Рада.
Мишель порадовался тому, что комната погружена в полумрак. Он не сомневался, что в считанные секунды стал пунцовым.
— Я о первой смерти, — немного раздраженно уточнил он, уже жалея, что вообще спросил, и ожидая очередного подкола. Но Рада просто ответила.
— Девятнадцатый шел.
— 18 лет? — не смог удержаться от возгласа Мишель.
Рада приподняла брови.
— Так удивила? Не думала, что настолько плохо выгляжу.
— Не плохо, просто, — Мишель сделал паузу, — взросло.
— И на сколько же? — неожиданно совсем по-детски заинтересовалась Рада.
Тут ухмыльнулся уже Мишель.
— На девятнадцать… с половиной.
Рада притворно грозно нахмурила брови, и в Мишеля полетело мокрое полотенце.
— Остряк нашелся.
— Есть у кого учиться, — парировал Мишель, выпутываясь из пушистой материи, и улыбнулся Раде. Впервые по настоящему улыбнулся за последнее время.
Просыпаться совсем не хотелось, но немилосердное солнце, пробивавшееся сквозь щель в неплотно задвинутых шторах, светило прямо в глаза. Рада, поморщившись, повернулась на другой бок и тут… зачирикал будильник — одно из самых мерзких в своей полезности изобретений человечества. Проклятье, она же только заснула… плюнув на все, Рада отключила будильник вместе с совестью и здравым смыслом и снова закрыла глаза.
Когда она вновь вынырнула из объятий Морфея, перевалило уже за полдень, постель Мишеля была пуста, в номере его тоже не было. Сколько же они вчера проболтали? Светать уже начало перед тем, как она уснула. Парень выглядел таким потерянным, когда она сказала ему, что придется уехать, что сквозь раздражение и усталость пробился укол совести. Он то при чем, если она злится на себя за то, что ей и самой не хочется его никуда отправлять? Но так действительно лучше. Рядом с ней ему не место. Ей не нужен сейчас ученик, вообще не нужен новичок, камнем висящий на шее. Решено, сегодня она развяжется со всей этой историей. Кассим станет парню куда лучшим наставником.
Поначалу она сомневалась, у Кассима сейчас не самый легкий период в жизни. Что ж, с другой стороны, может, забота об ученике его наоборот отвлечет. Тем более, что Мишель кажется неплохим парнем, с идеализированными представлениями о жизни и людях, конечно. Но это свойственно молодости. Главное — чтобы не приземлили слишком резко, как её в свое время — очень легко удариться в крайности. Впрочем, развеять его веру в людей, похоже труднее, не смотря на нынешнюю потерянность, в парне чувствуется характер. За все это время, она не слышала от него ни одной жалобы, более того ни одного плохого слова в адрес «коллег», которым хватило того, что парень оказался не таким как они, чтобы вынести приговор. Желание отплатить за предательство казалось столь обычным, что она удивилась твердому отказу как-либо мстить. Тогда она и решила всерьез помочь этому пареньку. Рада хмыкнула. Наверное привлекло то, чего недостает самой — никогда не отличалась великодушием и умением прощать, если били по правой щеке, то как минимум получали в ответ по обеим.
Она принялась одеваться. Еще ведь с Наблюдателями встретиться нужно. Информацию им, значит, подавай? Будет им столько информации, сколько унести смогут.
Тут Рада ощутила Зов и на всякий случай подошла к плащу с мечом. Но это был всего лишь Мишель, и она снова села на кровать.
— Я принес завтрак, — сообщил Мишель, довольно улыбнувшись, и перед Радой опустился поднос с горячими круассанами и ароматным кофе. Очень даже кстати, она вчера так и не поужинала.
— Уходишь? — Мишель кивнул на плащ на кровати.
— Теперь, пожалуй, погожу, — и Рада с энтузиазмом принялась за завтрак.
Мишель молча наблюдал за ней.
— А ты?
— Я уже поел.
Парню явно что-то не давало покоя. Казалось, он пару раз порывался что-то сказать, но в последний момент не решался. Чтобы не убеждать его еще больше в своем «ясновидении» Рада терпеливо ждала, пока он созреет.
— Рада?
— Да? — оторвалась она от чашки и вопросительно взглянула на него.
Мишель, опустив голову, разглядывал сцепленные руки.
— Я хочу попрощаться с родителями, — тут он взглянул на неё с упрямым выражением, явно заранее подготовившись к насмешкам и обвинениям в глупости.
Но острить совсем не хотелось. Как же он все-таки похож…
— Хорошо. Только подожди, пока я вернусь.
Мишель некоторое время удивленно смотрел на неё, потом растерянно улыбнулся.
— Спасибо.
Рада не ответила, просто взяла плащ и пошла к двери, проходя мимо Мишеля положила руку ему на плечо.
— Я постараюсь обернуться побыстрей.
— Ты неисправим! — Джо раздраженно оттолкнул от себя стакан, — все равно и меня впутал!
Приунывший после предшествующей выволочки Вьера все еще пытался возразить, хотя и слабо.
— Джо, но только подумай, сколько всего мы можем узнать.
Доусон вздохнул и покачал головой, устав от попыток достучаться до Патрика.
— Если: а) сможешь спросить, б) она не соврет, — тут он взглянул на часы, — в) если она вообще появится.
Тут словно в ответ на его слова в бар вошла девушка. По выражению лица Патрика Джо понял, что прибывшая — как раз та, кого они ждали. Рада оказалась молодой на вид и высокой, даже по современным меркам, девушкой. О фигуре было трудно судить из-за мешковатой одежды.
Бессмертная обвела взглядом бар и, заметив Вьера, подошла к ним. Джо встретил холодный и не особо дружелюбный взгляд серых глаз. Пару мгновений поизучав его и лишь мельком глянув на Вьера, Рада подвинула ногой стул, села и без приветствия бросила:
— У вас один час.
Коротко и ясно — хмыкнул про себя Джо. Все, что Рада о них думала, у неё было на лице написано. Сейчас она сверлила насмешливым взглядом Вьера. Весь былой энтузиазм того, видимо испарился, и он с надеждой взглянул на Джо — ну, нет уж, друг. Сам все это затеял, сам и разбирайся. Джо скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула и приготовился молча наблюдать. Заскучавшая, но не спешащая начать разговор Рада начала разглядывать обстановку.
— Мило, — наконец снизошла она, — а где детектор лжи? Или поверите на слово?
— Поверим, — поспешил заверить Патрик. Джо скептически поморщился, что не ускользнуло от взгляда Бессмертной, — ваше доверие так лестно, — хмыкнула она. Наконец Рада снова повернулась к Вьера, — Ну, так спрашивать о чем-нибудь будешь? Или я пошла?
— Да, конечно, — встрепенулся Наблюдатель, — просто не знаю с чего начать, — немного беспомощно признался он.
— Тяжело, — посочувствовала Рада, — я думала, раз позвал, так просто засыплешь вопросами.
— Ваше условие усложнило дело.
Тут Рада ухмыльнулась и, подавшись немного вперед, облокотилась о стол:
— А я тебе и впредь ничего облегчать не собираюсь.
Пока вконец потерявший нить мысли Вьера пытался вспомнить, о чем хотел спросить, Рада завела беседу с Джо:
— Он твой начальник?
— Это имеет значение?
— Ты его начальник? — не унималась Рада, — нужно же мне знать, кто из вас старший.
— Зачем?
— Чтобы показать вот это, — Бессмертная вытащила из кармана диск и, положив на стол, подвинула его к Джо.
— Что это?
— Взгляни, узнаешь. Да, и можешь, кстати, захватить мне чего-нибудь выпить на обратном пути.
Джо, не ответив, взял диск и вышел из зала.
— Вы стали Бессмертной в двадцатом веке? — наконец-то нашелся Вьера.
— Нет, — не раздумывая, ответила Рада.
— В девятнадцатом? — продолжил гадать Вьера.
Тут Рада хмыкнула, покачав головой:
— Нет, — и предугадывая следующий вопрос, — не в восемнадцатом, семнадцатом, шестнадцатом и даже пятнадцатом, а если собираешься продолжить в том же духе, учти, как только мне станет скучно, я уйду.
— Но так же невозможно, — взмолился Вьера.
— А ты не жалуйся и пораскинь мозгами, — посоветовала Рада, поглядывая на дверь, за которой скрылся Джо.
— Рада ваше настоящее имя?
Тут Рада слегка задумалась, потом ответила.
— Считай производным от него.
Тут к столику вернулся Джо.
— Откуда у вас это? — указал он на диск.
— А ты как думаешь? — прищурилась Рада, — увидев выражение лица Джо, она рассмеялась, — не то думаешь, зачем насилие и угрозы там, где можно обойтись деньгами. Это, — указала она на диск, — можешь оставить себе, у меня еще есть. Небольшая гарантия того, что вы не передумаете. Ты же понимаешь, что начнется, если эти данные выйдут ограниченным тиражом и пойдут по рукам.
— И где гарантия, что этого не случится?
Рада развела руки, пожав плечами:
— взрослый уже вроде человек, а задаешь такие вопросы, — потом уже серьезно добавила: — мне не нужна бойня, Наблюдатель. Забудьте обо мне и Мишеле, и я забуду о вас.
— Ну, надумал что-нибудь? — обратилась она к непонимающему, что происходит, Вьера.
Поскольку тот совсем растерялся, Рада махнула рукой?
— Черт с тобой, еще один вопрос, любой, и я пошла.
Вьера задумался, но Джо спросил первым.
— Кто ваш первый учитель?
Рада посмотрела на него, словно колеблясь, отвечать ли, потом, откинувшись на спинку стула, бросила.
— Курган.
Воцарилась тишина, оба Наблюдателя уставились на неё один изумленно, второй недоверчиво.
— Вижу, имя знакомое, — заметила Рада, потом поднялась, — прошу прощения, если не вполне удовлетворила ваше любопытство, но мне пора, — тут она словно вспомнила что-то: — Да, если Мишель вдруг случайно упадет под поезд или наткнется на охотника, я буду считать это объявлением войны.
— Но он может действительно наткнуться на охотника! — возразил Джо.
Рада пожала плечами:
— значит, вам не повезет.
Не оборачиваясь, и без прощаний, Рада вышла на улицу.
Вьера, видимо все еще переваривая сказанное Бессмертной, взглянул на Джо.
— Думаешь, она это серьезно насчет учителя?
— Кто её знает, — проворчал тот, — убить тебя мало, за всю эту кашу.
— Я то причем? Я только хотел…
— Да ладно, подозреваю, что она и без твоего безумного предложения наведалась бы к нам. Лучше уж ко мне, чем скажем, к тому же Леру.
— Что на диске?
— Список сотрудников по Европе, паспортные данные, адреса, телефоны… вся личная информация.
— Невозможно! Доступ к ней у единиц…
— Вот и мне интересно, как это — Джо бросил диск на стол, — к ней попало. Она явно не пару дней назад начала копать. Сдается мне, теперь концов не найдешь.
— А может фальшивка?
— Ну, твой и еще парочка файлов точно настоящие.
Тут у Джо зазвонил мобильный.
— Алло, — слушая, он все больше мрачнел, потом чертыхнулся.
— Останови её! К черту правила, Эжен, под мою ответственность. Просто не дай ей отрубить парню голову! Где вы? Еду, — он повесил трубку. — Проклятье! Что за день такой?!
— Что еще случилось? — обеспокоено поинтересовался Вьера.
— Д’Эстен нашелся, — Джо был уже у двери, — и в свете сказанного твоей Радой, мы по крупному влипли.
— Ну, как, нашел что-нибудь? — поинтересовался, Джо, довольно резко свернув на очередную улицу. Вьера схватил норовивший съехать с колен ноутбук, недовольно покосившись на него.
— Если ты забыл, то мы не Бессмертные.
— Поэтому нам лучше найти твою Раду, пока она не наворотила дел.
— С каких это пор она «моя»? — возразил Вьера. — И это точно был Мишель?
— Точнее не бывает. Забыл, что они с Эженом одногрупники? Что мне интересно узнать, так это как его дамочка вышла на парня? И, черт возьми, именно сейчас!
— Подозрительное совпадение. Но, может, она не его искала, — резонно предположил Вьера, — будем надеяться, что Рада еще в отеле, — тут он вздохнул, — и что пока она будет убивать одного из нас, второй успеет сказать хоть слово.
— Оптимист. Ты так и не ответил. Что там с хрониками?
— Ничего, нет у Кургана учениц. По крайней мере, о которых известно, у него и учеников-то не особо много. В живых осталось только двое.
— Значит, минимум трое.
— А, может, она просто цену себе набивала?
— Вполне возможно.
— Погоди, вот.
— Что, все-таки нашел?
— Не уверен. Бессмертная по имени Радомира была ученицей Кургана. Но о ней ничего не слышно с восемнадцатого века.
— И что там о ней? Особенно интересует внешность.
— Сейчас… — Вьера постучал по клавишам, — Имя: Радмира, или Радомира. Настоящее или нет — неизвестно, но когда у неё появился первый постоянный Наблюдатель, звалась так. Первая смерть: неизвестно. Ничего себе… хо-хо, на кого мы наткнулись, если это она… Первый учитель: Курган, но это опять же только с её слов, подтверждений нет.
Вьера немного помолчал, быстро пробегая глазами строчки.
— И когда они сталкивались, явно особых симпатий не выказывали, но до поединка не доходило. Статус: не известен. Никакой информации нет с 1702 года. Так, где тут у нас о внешности… нашел: «Роста выдающегося, из-за него кажется худой, хотя на самом деле телосложения крепкого, волосы скорее темные, прямые», — начал перечислять Въера, — глаза светлые, нос прямой, кожа… видимо это означает, что светлая, на спине множество еле заметных шрамов, есть еще шрам на руке, повыше локтя и родинка… так, это нам не пригодится, интересно, откуда такие подробности? — пробормотал Вьера, потом хмыкнул.
Джо задумался, мысленно представив новую знакомую.
— Насчет шрамов и родинок, не знаю, остальное вроде подходит.
— Кроме роста.
— Почему, довольно высокая.
— Но не «выдающаяся».
— Это сейчас, раньше, может, и была.
— И имя… вроде сходится. Ты уверен, что ехать к ней сейчас хорошая идея? Если это действительно она, то хроники меня не вдохновляют.
Они стояли у светофора. Джо устало потер переносицу и вздохнул.
— Можешь придумать что-нибудь получше?
Сзади раздался нетерпеливый гудок, и они тронулись с места.
Показался нужный им отель. Оставалось надеяться, что они не разминулись с Бессмертной. Джо остановился у обочины.
— Пошли?
Вьера мрачно кивнул и открыл дверцу.
Наблюдатели не знали, радоваться или пугаться, увидев Раду в холле. Она о чем-то разговаривала с портье, вернее внимательно слушала с напряженным выражением на лице, иногда прерывая, наконец-то кивнула, видимо поблагодарив, и повернулась. Когда она увидела подошедших, то просто опалила их взглядом. Джо порадовался, что вокруг были люди, столько гнева читалось в выражении лица Бессмертной.
— Где он?
— Успокойтесь и выслушайте, мы… — попытался начать Вьера.
— Будет лучше, если мы все расскажем по пути, — перебил его Джо. Вьера взглянул на него как на умалишенного, ему явно не хотелось оставаться с Радой наедине, — он действительно в опасности, и это действительно не из-за нас.
Рада очень внимательно взглянула на Джо, поверила она или нет, сказать было сложно.
— Так ты знаешь, где он?
— Не точно.
Выражение лица Бессмертной стало каменным.
— Не играй со мной Наблюдатель, от тебя требуется ответ на один простой вопрос.
— Сейчас он с Бессмертной по имени Фелис Мартен — или сейчас Фелисия Мартинс — направляется к южной окраине города, куда именно мы не знаем.
Джо надеялся, что слова звучат достаточно убедительно, вообще идея увезти с собой Бессмертную уже не казалась такой удачной, но упускать её из виду, да еще в таком настроении, было опасно. Судя по портрету, складывавшемуся по хроникам, она вполне может и не утрудить себя поиском виноватых.
— Но у неё ведь есть Наблюдатель?
— Он позвонит, как только выяснит.
Бессмертная направилась к выходу.
— Тогда идем.
— С ума сошел?! — прошипел Вьера, хватая Джо за руку.
— А что ты предлагаешь? Если Мартинс охотилась на неё, то это их дело. Представляешь, если с Фелисией придется разбираться Эжену? Ей же человека убить, что муху прихлопнуть.
— А этой, нет? Я же предлагал сообщить Леру, пусть ребят для подстраховки подтянет, и не надо мне опять про «наблюдаем, не вмешиваемся», и так уже вмешались по уши!
— Зная Леру, он предпочтет избавиться от проблемы целиком. Ты же видишь, мы ходим по ниточке, одно резкое движение…
Вьера отчаянно покачал головой.
— Ты видел, как она на нас смотрела?
— Пока она никого не убила.
— Вот именно, что пока.
— Ладно, оставайся, — Доусон отвернулся и пошел к выходу.
Он услышал, как Вьера чертыхнулся у него за спиной, потом послышались шаги. Джо взглянул на приятеля, когда они поравнялись.
— Да, я дурак, — буркнул тот, заслужив легкую улыбку.
Рада, уже стоявшая у обочины, нетерпеливо взглянула на вышедших Наблюдателей.
— Который твой?
Джо указал в сторону своего джипа.
— Давай ключи, — протянула руку Рада.
Вьера открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Джо выудив из кармана ключи от машины, протянул их Бессмертной. Учитывая ситуацию, он предпочитал пока не спорить, просто молча открыл дверь и сел на пассажирское место, Вьера пришлось устроиться на заднем сидении. Рада, вставив ключ в зажигание, бесцеремонно заметила:
— Я думала, у тебя ручное управление, — потом, не дожидаясь ответа, без перехода бросила, — ты хотел, что-то объяснить. Я слушаю.
Джо окинул Бессмертную взглядом. Судя по виду, ей хотелось разорвать кого-нибудь на очень мелкие кусочки. Оставалось только не давать ей повода. Как будто он ей понадобится, если что…
— Через некоторое время после вашего ухода, мне позвонил Эж… наблюдатель Бессмертной, называющейся сейчас Фелисией Мартинс, и сказал, что видел её, выходящей из вашего отеля с Мишелем, они сели в машину и уехали. Зная её репутацию…
— Кто она такая? — перебила Рада.
Тут на неё с удивлением взглянули оба Наблюдателя.
— А вы не знакомы? — подал голос Вьера.
Рада одарила его отражение в зеркале заднего вида раздраженным взглядом, но язвить не стала.
— Впервые слышу.
— Значит, она просто мстит за д’Артье, — пробормотал Вьера.
Теперь взгляд Рады стал очень внимательным.
— Причем здесь Симон?
— Они были вместе, когда вы… — продолжать не было нужды.
Услышав следующую фразу Бессмертной, любой сапожник с матросом прониклись бы осознанием полной никчемности своего словарного запаса.
— Теперь вы видите, что мы не имеем к этому отношения? — прибавил Вьера. Джо при этих словах нахмурился и внимательно взглянул на Бессмертную, небрежно покручивающую руль.
— Не вижу, — что ж, ответ был вполне ожидаем.
— Но… — начал было Вьера.
— Уважаемый Патрик, — подчеркнуто вежливо произнесла Рада, — вы пытаетесь мне сказать, что появление этой… Фелисии, именно сейчас, и то, что она наткнулась не на меня, а на Мишеля, и то, что она таким чудесным образом его отыскала — совпадение? Почему-то мне это совпадение кажется слишком продуманным.
Джо покачал головой. Да, картинка вырисовывалась очень четкая, и все срасталось. Наблюдатели, пронюхав, где Мишель, натравили на него охотницу, сами оставшись в стороне. А когда узнали, чем им грозит его смерть, пытаются дать задний ход. Он повернулся к Раде.
— Трибунал действительно принял решение не трогать Мишеля. Знаю, что это звучит, мягко говоря, неубедительно, но Орден здесь не при чем.
Рада отвлеклась от дороги и посмотрела на него, изучая. Джо не отвел взгляда, в конце концов, он не врал.
— Допустим, ты действительно веришь, что это правда, — наконец-то признала она, — ты готов ответить за весь Орден?
Джо понял, о чем она. Ему самому приходила в голову мысль о том, что кто-то решил сыграть в свою игру. Но это должен был быть кто-то высокопоставленный, остальные были просто не знали о деталях. Всех касающихся «дела д'Эстена» Джо знал лично не один год. Нет, они не могли пойти на такое. К тому же, если все всплывет, тут одним исключением дело не обойдется. И все же момент, чтобы с уверенностью сказать «да!», он упустил, Рада взглянула на него теперь с какой-то горькой улыбкой.
— Не стоит судить всех людей по себе, Джозеф. Вас ведь так зовут?
Джо был несколько обескуражен тоном и переходом на «вы»?
Однако, издевкой, как только что с Вьера, это не звучало. Джо кивнул.
Некоторое время ехали молча, размышляя каждый о своем. Затем Рада достала из кармана телефон, в котором Мишель узнал бы свой, и, поискав нужный ей номер, нажала на клавишу вызова. Спустя пару мгновений она с вернувшейся в голос иронией поприветствовала.
— Добрый день, Франсуа.
Выслушав ответ, Бессмертная усмехнулась.
— В этом мире не так уж много великих тайн Мсье Леру. Ваш номер телефона к ним не относится.
Леру?! Джо ушам своим поверить не мог. Впрочем, чему он удивляется? Если у Рады есть информация на всех сотрудников ордена в Европе, почему глава службы безопасности должен быть исключением? Но, черт возьми, что ей от него нужно, и знает ли она во что влезает? Франсуа Леру был последним человеком, к кому он сам обратился бы за помощью.
— Неплохая комбинация, Франсуа, — продолжила Бессмертная, — но, боюсь, мы оба перехитрили сами себя. Что мне полагается по сценарию? Автокатастрофа, после которой меня увезут в больницу «заботливые случайные проезжающие»? Или что-нибудь менее изящное?
Так они с Леру знают друг друга?! Постепенно разрозненные кусочки начали складываться воедино. Диск. Леру с его положением легко мог добыть данные… судя по выражению лица Патрика, он думал о том же.
— О, вам уже сообщили, замечательно. Да, ваши коллеги со мной.
А вот роль залога безопасности Бессмертной Джо совсем не нравилась. В том, что Леру это остановит, он сомневался. И тогда на выходе будет три трупа. Для Франсуа интересы Ордена, или то, что он таковыми считал, всегда были превыше всего, и в том, что точно превыше жизней пары, пусть и нерядовых членов Ордена, сомнений у Джо не было. Незаменимых, как известно, нет. Но как тогда это связать с диском? Крючок для Бессмертной? Но ТАКОЙ крючок? Леру должно быть сошел с ума.
Рада тем временем, выслушав то, что ей говорил Наблюдатель, вдруг очень нехорошо улыбнулась.
— Загляните в электронную почту Франсуа, а потом сравните эти данные с теми, что мне дали вы, думаю, вы почувствуете разницу. Я не люблю тратить деньги зря, тем более такие.
Джо услышал отрывистый ответ в трубке, но не смог разобрать слов. Теперь он понимал, «как», но не мог понять «почему»? Если уж Леру продался, то кому же тогда можно верить?
— Вы крепки задним умом, — снова хмыкнула Рада, — и, нужно отдать вам должное, расторопнее, чем я думала. Должно быть старею. Теперь, думаю, вам стоит отозвать своих людей, и если верите в Бога, молиться, чтобы мальчишка был жив, когда я его найду.
От тона, которым была произнесена последняя фраза, Джо стало не по себе. Он вздрогнул, когда в кармане заверещал его собственный мобильный. Рада, услышав бросила последнюю фразу — Джо не разобрал слов — и, повесив трубку, выжидательно взглянула на него.
— Да, Эжен?
— Они свернули в рощу на 216 километре, — парень назвал шоссе, — боюсь, если я и дальше последую, она заметит, — голос Эжена звучал напряженно.
— Проклятье, мы в лучшем случае в 20 минутах езды.
Некоторое время парень молчал.
— Я постараюсь сделать, что смогу, — наконец произнес он. Джо не успел ничего ответить, в трубке раздались гудки. Еще один герой…
Джо изредка поглядывал на Бессмертную за рулем. Теперь не оставалось сомнений в том, что названное им время поездки сократится чуть ли не вдвое. К счастью, город с перекрестками и светофорами остался позади. Оставалось надеяться, что полицейских тоже не попадется. Деревья, мелькавшие за окном, слились в сплошную бурую стену со скупыми вкраплениями зелени. Джип несся по внешнему ряду, то и дело нетерпеливо сверкая фарами и требуя, чтобы его пропустили. Впрочем, когда едущий впереди не спешил уважить просьбу, Рада обгоняла и слева и по встречной. Действительно, чего ей осторожничать? Не из-за двух же смертных в машине.
Но куда большее беспокойство, чем скорость, вызывала резкая смена настроения Бессмертной. Теперь она излучала ледяное спокойствие, а взгляд серых — стальных, подумалось вдруг — глаз, не отрывался от дороги. Чему Джо при поддерживаемой скорости движения был в общем-то рад. Но вот эта внешняя сдержанность почему-то беспокоила больше, чем прежнее раздражение, готовое вылиться в гневную вспышку. Тогда хотя бы было понятно, чего бояться, а стало быть пытаться предотвратить. Удалось ли, или все это вообще было частью спектакля специально для них, знала только Бессмертная, теперь словно забывшая о том, что у неё были попутчики. Пытаясь убедить себя, что хуже уже не будет, Джо, не видя причин ходить вокруг да около, наконец спросил.
— Как вам удалось подбить Леру на такое?
Рада и не подумала оторвать взгляд от дороги. Единственной реакцией стал спокойный ответ:
— Никто его ни на что не подбивал. Ваш Леру нашел меня сам. И сделал весьма соблазнительное предложение. Я не смогла отказаться. Увы, он попытался смошенничать.
И все же новые факты не желали укладываться в единую картину.
— Но если Леру знал, где вы, а стало быть, Мишель. Почему просто не убить обоих? Зачем вся эта комбинация с диском?
Рада хмыкнула.
— Спрашивать у меня, почему меня не убили… поинтересуйся прямо у своего друга. Для меня очевиден один ответ, мсье Леру нужна была не моя голова, а мои деньги. Или деньги, а потом уж голова, как выясняется. Нужно сказать ваш начальник безопасности, или кто он там, весьма предприимчивый человек. Только деньги на счет, он за охоту и весьма энергично и виртуозно.
— Но Леру не мог! Не из-за денег… — по крайней мере до сегодняшнего дня Джо так думал.
— Так вы друзья? — поинтересовалась Рада, впрочем, без особого интереса.
Джо отрицательно покачал головой. Дружба и Леру, казалось, были несовместимы. Но кем бы ни был Франсуа, он бы не продал Орден. Хотя, откуда ему знать, сколько предложила Бессмертная. Как там, у всего есть своя цена? Гадко.
— Чтобы ты не совсем утратил веру в человечество, диск был фальшивкой, — сообщила Рада.
Джо теперь не отрываясь, внимательно смотрел на Бессмертную. Хотя, толку-то. Иди, пойми, что у такой в голове творится.
— Если Франсуа… продал, — каким же мерзким иногда может быть вполне безобидное слово, — вам не те данные, то как у вас оказался диск, что вы принесли мне?
— Ну, я давно уже не преисполнена верой во всеобщие благородство и честность. Так что пока мсье Леру самозабвенно плел свою паутинку, предпочла скопировать первоисточник. Благо выследить его было проще, чем он думал. И, мой вам совет, в наш век высоких технологий, когда информация становится таким опасным оружием, охранять её стоит тщательнее.
Джо спросил бы, как Бессмертной удалось незаметно влезть в кабинет главы службы безопасности, если бы не был уверен, что его пошлют. Рада и так слишком охотно беседовала. Но одно дело сдать, пытавшегося тебя надуть Наблюдателя коллегам, другое — раскрывать собственные секреты. Вьера явно придерживался другого мнения, так как заговорил впервые со времени звонка Эжена. До этого только молчал с мрачным видом.
— И вы все это провернули в одиночестве?
— Тебе подробный план нарисовать? С детальным описанием всех прорех этой самой «безопасности», которая в ведении дражайшего Франсуа? Не хочу отнимать у него хлеб.
Ну вот, что и требовалось доказать.
Джо хотел было спросить, почему Бессмертная перечислила деньги, если знала, что Франсуа всучил ей подделку, но Рада заговорила первой.
— Теперь, будьте добры, отдайте оружие. Так, на всякий случай.
— С чего вы взяли… — Вьера осекся под взглядом Бессмертной. Она вновь разглядывала его отражение в зеркале заднего вида.
— Патрик, спорить с женщиной за рулем опасно, а спорить с Бессмертной женщиной за рулем — глупо.
Замечание было сопровождено очередным обгоном по встречной. Причем вернуться в свой ряд Рада успела перед самым носом истошно сигналившего грузовичка.
Взяв протянутый ей Вьера пистолет, Рада сунула тот куда-то под плащ. Потом крутанула руль и свернула на проселочную дорогу, тонувшую в роще. Значит, они уже почти приехали. Не без сожаления Джо тоже расстался со своим пистолетом, надеясь, что поступает благоразумно. Рада, не произнеся ни слова, взяла его и выкинула в окно.
— На обратном пути подберешь.
Ну да, над ним будет неоновая табличка светиться. Но, значит, все же подразумевается, что они вернутся. Уже неплохо.
Вот и все. Сейчас он умрет. Глупо. Мишель просто стоял и смотрел, как женщина напротив неспешно вытянула из машины меч и ухмыльнулась.
— Ничего личного, парень, но, надеюсь, твоя смерть станет ударом для подружки.
Мишель пожалел, что сбежал тогда от своих. По крайней мере, все бы уже закончилось. Нет, жить все еще отчаянно хотелось, но убить его пытались с завидным упорством, а жить постоянно дергаясь и оглядываясь было невыносимо, а ведь так оно и было бы дальше, если не эта Бессмертная, появился бы другой. Охотников до легкой добычи что ли мало? Пока они ехали сюда, Мишель пытался убедить себя, что так будет все равно лучше, чем жить с мечом в руке, убивая, или вечно прятаться от этой самой жизни на святой земле. Легче не стало. Но и жить, зная, что из-за него кто-то погиб, он не смог бы. Не кто-то — Рада. Так не должно быть. Поэтому, услышав, что от его поведения зависит его жизнь, он без лишних разговоров пошел за этой Бессмертной. Было глупо верить на слово, но проверить, правду ли она говорит, он не мог, а рисковать чужой жизнью не хотел.
Та, кто назвалась Фелисией, неспешно направилась к нему. Хотелось закрыть глаза, но страх неизвестности был сильнее страха смерти. Он должен был видеть, когда. Так в раннем детстве сердобольный врач, да и мама советовали ему закрыть глаза и не смотреть, как будут колоть палец, а он упрямо мотал головой и, пряча страх, заворожено наблюдал. С чего сейчас вдруг вспомнилось? Странная штука память.
Стук собственного сердца в ушах заглушал остальные звуки. Но и сквозь него пробился громкий хлопок. Фелисия метнулась в сторону, оборачиваясь, и так и не добравшись до машины, упала на пробивающуюся траву. Некоторое время Мишель просто тупо смотрел на женщину. В неё стреляли — дошло наконец. Из-за деревьев показался невысокий светловолосый парень, и Мишель попятился, но, приглядевшись, не смог сдержать удивленного восклицания.
— Эжен?! Ты?
— Я, — подтвердил тот, изо всех сил стараясь казаться спокойным, удавалось посредственно. Но Мишель подозревал, что выглядит ненамного лучше, если вообще лучше. И пистолет, и взгляд Эжена не отрывались от Бессмертной. Эжен Ранто, одногруппник, молчаливый, неприметный, задумчивый парень, хронический отличник, которому преподаватели наперебой прочили блестящую карьеру. И быть бы ему белой вороной, если бы эта сомнительно почетная роль не выпала Мишелю. Правда, почему, он не мог понять до сих пор, в университете все вроде шло нормально, а в Академии стало с ног на голову. Наверное, они могли бы сдружиться, но дальше приятельства дело так и не пошло.
Но что он здесь делает? Если бы послали за ним, то точно не в одиночку. И Рада ведь сказала, что Наблюдатели оставили его в покое…
— Как ты узнал?
— Я её Наблюдатель, — Эжен осторожно приблизился к Фелисии, не опуская оружия, та не двигалась, уткнувшись лицом в землю. — Надо же, не ожидал, что с первого раза попаду. Надо убираться отсюда, пока она не очнулась.
Мишель покачал головой.
— Я не могу. Мне нужно узнать, что… с одним человеком, — дурак, что он несет? Эжен ведь Наблюдатель Фелисии, он должен знать. — Где Рада?
— Кто? — не понял Эжен, повернувшись к нему.
Ответить Мишель не успел. Сбоку что-то мелькнуло. Ранто отпрянул в сторону, поднимая пистолет.
«Не успеет», — отчаянно вспыхнуло в мозгу, и, не думая, что делает, Мишель кинулся на бессмертную сбоку, перехватывая меч у рукояти, но рука соскользнула на клинок, распарывая ладонь. Мишель почувствовал сильный толчок в плечо и земля начала уходить из под ног.
— Щенок! — прошипело над ухом.
То ли от боли, то ли от страха он отчаянно ухватил Бессмертную за воротник куртки и потянул за собой, все еще не отпуская меч. Только не дать ей ударить. Снова раздался выстрел, и снова, и снова. Мишель почувствовал, как что-то ударило в бок, стало трудно дышать, а мир вокруг вдруг решил пуститься в пляс. Эжен попал. …и не только в Фелисию, которую Мишель сжимал мертвой хваткой, пока не встретился взглядом, который не мог принадлежать живому человеку. Теперь она точно не притворялась. Мишель попытался оттолкнуть тело и подняться, и вот тут стало действительно больно, он охнул и повалился обратно на землю, кажется, пуля перебила ребро.
Добрую часть неба закрыло лицо Эжена, оставившего попытки казаться невозмутимым.
— Мишель?
— Я в порядке, не забывай, что на мне теперь заживает, как на собаке.
Лицо Эжена немного просветлело, только он стал еще бледнее, или показалось?
— М-можешь… встать?
Пока Мишель лежал, не двигаясь, боль немного отступила и снова шевелиться ой как не хотелось, но дождаться, пока очнется эта фурия, не хотелось еще больше. Мишель стиснул зубы и сел, на сей раз удалось. Правда, думать снова стало тяжеловато.
— Наконец-то.
Ну, не так уж долго он поднимался. И Мишель уже почти сказал об этом, но Эжен смотрел в другую сторону. Тут Мишеля в довершение к боли в руке и боку накрыло ощущение Зова. Он заметил подъехавший черный джип и вышедшую из него Раду и еле удержался от того, чтобы рухнуть обратно в траву. Живая.
С Радой были Патрик Вьера и Джозеф Доусон. Второго Мишель видел только пару раз, но он ему показался неплохим человеком. Значит, Наблюдатели решили помочь, но почему?
Эжен попытался подняться с колен, но покачнулся и ухватился за плечо Мишеля, привалившись к нему. Мишель чертыхнулся про себя. Он очень надеялся, что все-таки про себя. Когда способность соображать вернулась, он оглядел своего спасителя и заметил, что правый рукав куртки того залит кровью. Рада уже присела рядом на корточки и, достав из кармана брюк простой складной нож, разрезáла материю. Увидев рану, Мишель ахнул, а Рада присвистнула. Теперь стала понятной неестественная бледность. Фелисия конечно целила не в руку, но совсем отвести удар он не успел.
— И ты с такой рукой стрелять умудрился? — поинтересовалась Рада, в голосе скользнуло уважение.
— Я левой, сперва уронил… — растерянно попытался объяснить Эжен. Звучало так, словно он пытался оправдаться. Тут парень снова покачнулся, и упал бы, но Рада уперлась рукой в его плечо и поддержала. Эжен моргнул, словно ему было трудно сфокусировать взгляд на чем-то. Было похоже, что он вот-вот потеряет сознание.
Рада к этому времени уже быстро перетянула его руку повыше локтя своим ремнем и бросила подошедшему Доусону.
— Этого в больницу и быстро.
Потом она подхватила парня за здоровую руку, помогая подняться, перекинула её себе через плечо и обратилась к стремившемуся посоперничать цветом лица то ли с Эженом, то ли с молодой травой Вьера.
— Помоги.
Достав из под плаща пистолет, Рада вручила его Доусону.
— Присмотри за этой. Если что, выпусти всю обойму и желательно в голову.
Джозеф молча взял пистолет, с беспокойством оглядывая Эжена.
— Ты как?
— Жить будет, — ответила за того Рада, — если поторопитесь, то даже с рукой, — и они с Вьера почти понесли парня к машине.
С ним Рада не обмолвилась и словом, словно его здесь и не было. Невзирая на боль, Мишель встал на ноги, земля качнулась, но устоять удалось.
Обратно Рада вернулась одна и, снова подхватив у Доусона пистолет, наконец обратилась к нему.
— Какого ты с ней поперся? — что было жестче тон или взгляд, сказать было сложно. Бессмертная не кричала, и все равно захотелось провалиться сквозь землю. А что он мог ответить? Из боязни, что Фелисия не врет, а он не хотел, чтобы её убили? Что он… нет, это он не мог заставить себя произнести. Лучше уж молчать.
— Я слушаю. Если не терпится умереть, сказал бы сразу, я бы с тобой не возилась.
— Она сказала, что вы подруги, — нелепая ложь. Но правда еще нелепее.
Рада скривилась как от зубной боли.
— Ладно, езжай с ними. Держи, — сунула она ему в руку пистолет.
— А вы? — заговорил Доусон.
— А у меня, как ты видишь, появилось неотложное дело, — кивнула на Фелисию Рада и снова холодно глянула на Мишеля.
— Ты еще не в машине?
Сил на возражения уже не осталось, и Мишель поплелся к джипу. Рада о чем-то еще говорила с Доусоном, и он подошел последним.
Заурчал мотор, рядом, откинув голову на спинку сидения и закрыв глаза, сидел Эжен. Когда Мишель оглянулся, увидел как Рада, бесцеремонно ткнув ногой, перевернула тело Фелисии на спину и стояла над ней, разглядывая.
Рада склонилась над Фелисией, размышляя, с чего Симон привязался к ней, если в его вкусе были вот такие? Единственное, что между ними было общего — они обе женщины. Значит, вот эта, раскрашенная как маори, достигший совершеннолетия, дрянь решила поквитаться с ней с помощью Мишеля, ну, и не без участия Леру, конечно.
Преодолев порыв пнуть распластанное перед ней тело, Рада присела на корточки и стала обшаривать одежду Фелисии. Запасные кинжалы и другие сюрпризы в поединке были совсем ни к чему, если их можно избежать.
На запястье бездыханной Бессмертной золотисто сверкнула несколько раз обвитая вокруг него цепочка. Рада замерла, разглядев крепившийся к ней медальон — небольшое солнце. Она слегка коснулась кончиками пальцев золотого диска с пухлыми, изогнутыми лучами, упирающимися в обхватывающий их обруч. Медальон пропал после первого поединка с Симоном. Рада осторожно, стараясь не порвать, сняла с Фелисии цепочку и застегнула её у себя на шее, спрятав медальон под майку. Он никогда не был для неё украшением. Когда впервые потеряла, было обидно до слез, но потом Рада заметила, что рано или поздно он к ней все равно возвращается, иногда через несколько столетий, а иногда почти сразу. Видно был подарен действительно от чистого сердца.
Фелисия не приходила в себя уже довольно долго. Рада насчитала, что Наблюдатель попал трижды. Оставалось только ждать. Между делом она заглянула в красный БМВ, вытащив ключ из зажигания. Вокруг было тихо. Наблюдатели давно уехали. Рада уселась на нагретый солнцем капот, подставив лицо легкому ветерку. Такой спокойный, ясный день, а внутри до сих пор все клокотало. Давно она не хотела кого-то убить до такой степени, даже Д’Артье. Потому, что её давно никто так не пугал. Черт возьми, да она действительно боялась за дурака. Только этого не хватало. Зря она с ним связалась.
Ожидание «пробуждения» спящей… красавицей язык не поворачивался назвать, прошло в размышлениях. Решено было просто исчезнуть после поединка. Доусон парня не тронет и другим не даст. Да и не до него им теперь будет. Еще бы, такой скандал. Глава службы Безопасности вступил в сговор с Бессмертной, результат — утечка весьма опасных данных. Скормила бы она им Леру, если бы он оставил её в покое? Вообще-то не собиралась, но раз уж он дал ей повод, то пусть теперь расхлебывает.
«И теперь вот так просто бросишь парня одного?» — вяло куснула позабытая совесть.
— Брошу, — зло процедила Рада, обращаясь к самой себе, — я ему не нянька.
Новый приступ досады на себя был успешно перенаправлен на загоравшую в нескольких шагах от неё мерзавку. Когда она уже очнется? Рада устроилась поудобнее, из кармана плаща выпал смятый клочок бумаги. Должно быть машинально сунула. Это была записка, найденная на столе после возвращения в отель: «Красивый у тебя любовник, пожалуй, оставлю голову себе на память», — ровный, аккуратный почерк, никак не вяжущийся с внешностью своей владелицы. Рада разорвала послание на мелкие кусочки, которыми тут же заигрался ветер. Тогда в этом несчастном отеле память о другом, таком же молодом, наивном, так и не успевшем пожить резанула так, что не сразу удалось заставить себя соображать. Нет, от Мишеля нужно держаться подальше. Она еще не готова вспоминать. Рада сжала кулаки и глубоко вздохнула, а будет ли когда-нибудь готова. Сколько лет прошло. За это время она научилась запирать память на замок, иначе давно бы сошла с ума. Но быть рядом с живым напоминанием оказалось труднее, чем она думала поначалу.
Фелисия добилась своего, разозлить её вполне удалось. Рада хищно ухмыльнулась. Мерзавка была из попадавшегося и раньше разряда хитрых дур. Эмоции могут как ослабить противника, так и придать ему сил. Вопрос в том управляют они тобой или подпитывают. Сегодня Рада знала, что будет драться с особым удовольствием, и умирать Мартинс будет долго.
Фелисия вздрогнула и закашлялась. Наконец-то. Она, конечно, была далеко не в форме для поединка, но Раду это не волновало.
— С возвращением, но, боюсь, ненадолго.
Фелисия пыталась отдышаться и нашарить меч. Он лежал недалеко, прямо у её руки.
— Используешь смертных, у самой сил не хватает? — с таким бы голосом, да в рок-певицы, или всяких тварей в мультфильмах озвучивать.
— Кто бы говорил, — Рада не шевельнулась, дожидаясь пока противница достаточно придет в себя, хотелось видеть, что она вполне в состоянии её убить, при первой же возможности. С возрастом странностей становится все больше, а достойных противников все меньше.
Фелисия поднялась и прислонилась к дереву, выжидая, пока заживут раны, и с вызовом, оценивающе разглядывала противницу.
— Скучаешь по Симону? — Взглядом, который бросила на Раду Фелисия, вполне можно было плавить металл, но зря стараться не стоило, она к ненавидящим взглядам привыкла. Затем губы Мартинс скривила злобная усмешка.
— По этому идиоту? Нет, но я не переношу, когда у меня уводят добычу.
Ах, вон оно что. Симон был мерзавцем — это да, но никак не идиотом, так что, кто чьей добычей стал бы — это вопрос.
— Так попробуй забрать его обратно, с бонусом.
— С удовольствием! — Меч Фелисии прогнул капот в том месте, где мгновенье назад сидела Рада. И та решила, что у противницы нет не только ни малейшего вкуса в одежде, но и тормозов. С другой стороны, переход витано все равно разнесет несчастный автомобиль, так что церемониться с ним действительно было ни к чему. Решено было попытаться увести любительницу грязных игр подальше, пешком обратно идти не хотелось.
Фелисия была намного ниже, и приходилось то и дело отбивать удары, метившие в ноги. А еще она была довольно сильной, но глупой, или придурялась. Очередной удар в исполнении Кургана переломил бы противника пополам, но Фелисии силовые приемы не шли никоим образом. Рада уже собиралась ей об этом сообщить, но отвлек весьма редкий финт. Похоже, мерзавка знавала Ксавье. В ближний бой она однако не лезла и старалась не дать навязать себе высокий темп, восстанавливаясь после ранений. Кружа вокруг Рады, как падальщик, в ожидании, когда свалится с ног очередная жертва, Фелисия выискивала брешь в обороне, и выискивала очень явно, что ей чести тоже не делало. Похоже, так и не увидела и хорошо, потому что они наверняка были. Следующая атака оказалась прямолинейной и весьма стремительной. Действенно, если умело провести. Фелисия явно решила компенсировать недостаток умения бешеным напором. Порочная практика. Рада только собралась это наглядно подтвердить, как нога соскользнула куда-то вниз, отвлекая от боя и выбивая из равновесия. Нора. Проклятье, как же не вовремя!
Больше чем спать Джо хотелось только, чтобы прежде уснул Мишель. Оставлять парня наедине с собой в таком настроении было нельзя, еще глупостей наделает, а Вьера, долго крепившись, захрапел таки прямо за столиком в закрытом баре. Однако когда Джо его растолкал, он в очередной раз наотрез отказался ехать домой. Компромисс был достигнут, когда Вьера отправился «немножко вздремнуть» на диван в кабинете. А вот у Д’Эстена сна не было ни в одном глазу. И это после такого дня.
До больницы — ближайшим оказался военный госпиталь — они добрались без приключений. Похоже, с рукой у Ранто все будет в порядке. Осматривавший его врач, похвалил за вовремя оказанную первую помощь, иначе по его словам, они могли парня и не довезти. По официальной версии, совместно придуманной по дороге, Эжен поранился, случайно разбив окно.
Мишель всю дорогу молчал, поинтересовавшись только, все ли Наблюдатели теперь носят при себе оружие, странно усмехнулся, узнав, что это действительно так, и больше не произнес ни слова, не спросил даже, куда его везут, после того как помог донести Эжена до здания госпиталя. С тех пор Джо всюду таскал его за собой, и не только потому, что Рада недвусмысленно дала понять, что он отвечает за парня головой. Выглядел Мишель, мягко говоря, неважно. Улыбчивый, застенчивый паренек, разыскивавший для него пару раз нужные бумаги в архиве, бесследно исчез.
Уйти из людного в вечернее время зала в баре Д’Эстен наотрез отказался. За причинами, почему он не хотел оставаться наедине с бывшими коллегами, далеко ходить не нужно было. И Джо его понимал. Весь вечер Мишель с ожиданием вскидывал взгляд на дверь с каждым новым посетителем, словно забыв о том, что приди сюда Рада, он бы почувствовал заранее.
Пару раз он порывался уйти, и оставил попытки только, когда Джо сообщил ему, что несколько часов назад проезжавшие по шоссе, на Марсель, видели над лесом молнии средь бела дня и ясного неба, а Наблюдатели не нашли там ничего, кроме обожженных деревьев и забрызганной кровью травы. Кем бы ни была победительница, она увезла с собой тело. Мишель вроде согласился, что лучше всего будет подождать в баре. Но как же нелегко ему давалось это ожидание.
Джо взялся за очередную чашку кофе. Начинало светать. Мишель с отвращением смотрел в стакан с виски, потом залпом его осушил. Он пил всю ночь. И не пьянел. И, черт возьми, не засыпал. Джо вздохнул, и в сотый раз за эту ночь сказав себе, что он слишком стар для всего этого, сел напротив Мишеля и налил и себе. Тот поднял на него взгляд, нет, похоже алкоголь свое дело все же делал.
— Если бы она победила, то уже бы пришла, — черт, по глазам видно, что парень до смерти хочет, чтобы ему возразили, но опровержения, утешения и предположения встали комом в горле, и надежда во взгляде напротив погасла.
— Она это из-за меня, — прошептал Мишель.
— Брось, Фелисия не из тех, кто забывает обиды. С тобой или без. Она бы все равно мстила, — Мишель не слушал, он судорожно сжимал в руке стакан, глядя сквозь соседний столик.
— Я не хочу быть Бессмертным, я не хочу так… ну, почему я?! — сколько глухого отчаяния. Что Джо мог на это ответить? Почему именно Мишель Д’Эстен оказался Бессмертным? А почему Маклауд, Митос, Аманда, тысячи других? Ведь по сути никто из них этого не выбирал, в один прекрасный день они просто были поставлены перед фактом. Джо пожал плечами.
— С тем же успехом я могу спросить, почему я смертен?
Мишель уставился на него, словно впервые увидел, и собрался было что-то сказать, но вдруг вздрогнул и резко поднес руку к виску. Рывком поднявшись и опрокинув стул, он, не обращая внимания на окрик Джо, опрометью кинулся на улицу.
Молодой дурень! Можно подумать, в Париже Бессмертных — одна только Рада. А если это Мартинс, получив голову той, явилась за упущенным?
Вытащив из брошенного Д’Эстеном плаща пистолет, Джо как мог быстро последовал за ним.
Снаружи по земле пеленой стелился туман, обволакивая все предметы легкой серой дымкой, впитываясь промозглой сыростью в волосы и одежду. Поблизости стояли двое Бессмертных. Джо медленно убрал пистолет. В нескольких шагах от него Мишель сжимал в объятиях Раду, уткнувшись лицом ей в плечо. Парня трясло. Показалось из-за утренних сумерек, или на лице Бессмертной мелькнула растерянность? Немного поколебавшись, Рада высвободила руку и стала осторожно, словно боялась обжечься, поглаживать Мишеля по спине, тихо что-то сказав. Джо встретился с взглядом серых глаз, повернулся и медленно пошел обратно в бар. Нет, он определенно слишком стар для всего этого.
— Привет! Смотрю, ты процветаешь. Ты везде, куда придется ехать, будешь открывать «Блюз-бар»? — Вьера присел на стул у барной стойки и жизнерадостно улыбнулся Джо. Тот хмыкнул и вместо приветствия протянул Патрику пиво.
— У меня плохо с фантазией.
— Ничего не слышно? — без перехода спросил Вьера, уточнять, о чем он, не было необходимости.
Джо отрицательно покачал головой.
— Нет. В последний раз их видели у особняка Д’Эстенов. Мишель пробыл там пару часов, а Рада ждала на улице. После этого они как сквозь землю провалились.
— Думаешь, она специально подставила Леру, чтобы от них отвлеклись и дали спокойно уехать?
Джо свел брови, вспомнив, о Франсуа.
— Леру сам себя подставил… когда похороны?
Вьера помрачнел.
— Завтра. О чем он думал? Девчонка совсем одна осталась.
— О ней и думал.
— Пустить себе пулю в лоб, оставив дочь сиротой?
— Хватит, Патрик, её бы в любом случае оставили сиротой. Ты знал, что она больна?
— Откуда? Франсуа к себе на километр никого не подпускал.
Вьера немного помолчал.
— Думаешь, поэтому Бессмертная все же заплатила?
Джо пожал плечами.
— Кто её знает?
Вьера вздохнул.
— Надеюсь, девчушка никогда не узнает, какой ценой куплена её жизнь.
— В отличие от Мишеля.
— У него будет время с этим смириться.
— Надеюсь.
Солнце палило. Вокруг галдела пестрая толпа, отовсюду неслись предложения что-нибудь купить, сновали туда-сюда шустрые, грязные ребятишки, скорее требуя, а не выклянчивая, у редких туристов денег. Стряхнув с себя очередную стайку юных мошенников, Рада нашла взглядом Мишеля. Какой-то проныра без пары передних зубов настойчиво пытался, всучить ему платок дикой расцветки, явно не утруждая себя вопросом, зачем он молодому человеку. Мишель улыбался, глядя на стоявшего рядом Кассима. Тот переводил ему несомненно виртуозные восхваления шедевра ткаческого искусства. Видно было, что оба позабавлены. Рада улыбнулась, хорошо, что они сдружились. Кассим за тех, кого считает своими подопечными, любому глотку перегрызет. Да и Мишель от него ни на шаг не отходит. Наконец-то он начал снова смеяться.
Теперь можно идти.
Владелец платка разразился новой пулеметной очередью слов, сопровождая их оживленнейшей жестикуляцией. Кусок материи выписывал в воздухе причудливые фигуры. И Мишель был сосредоточен на том, чтобы уворачиваться от норовившего хлестануть по лицу ало-сине-золотого матерчатого вихря. Рада встретилась взглядом с Кассимом и кивнула. Тот укоризненно покачал головой, но все равно улыбнулся и сделал еле заметный жест рукой. Он объяснит Мишелю. Со смесью теплоты и раздражения Рада подумала, что еще и защищать её будет. А она просто ненавидит прощаться, сразу появляются тысячи поводов не уходить. Отвернувшись, Бессмертная быстро зашагала прочь, легко просачиваясь сквозь бреши в толпе. У ворот она слегка замедлила шаг и обернулась. В воздух унеслось слышное только ей одной:
— Удачи, ясноглазый.
Кроссовер.
Мэттью Мак-Кормик был серьезно обеспокоен. Он привык чувствовать себя цельной личностью, вполне успешно сочетая в своей жизни участь бессмертного и деятельность агента ФБР. Это было как две половинки одной монеты, аверс и реверс, никогда не могущие пересечься друг с другом, но всегда находящиеся в параллельных плоскостях существования Мак-Кормика. Но сейчас, сидя в кабинете своего непосредственного начальства Мэттью ощущал, что эти две несвязанные половинки его жизни смыкаются, подобно челюстям какого-нибудь жуткого монстра, готовые в любую минуту уничтожить застрявшего между ними человека.
— Так что, Мак-Кормик, зайдите к агенту, который ведет дело. Вы ведь были в Догвилле как раз, когда это произошло, может, сумеете чем-либо помочь. Я понимаю, вы очень заняты, но я вас прошу как друга. Либо наш агент сошел с ума, либо там действительно творится какая-то чертовщина.
Мак-Кормик действительно был в Догвилле в апреле. Он вел одно запутанное дело об убийстве и наркоторговле, след которого и привел Мэттью в этот тихий городишко. Расследование было успешно завершено и вот уже как полгода сдано в архив.
Но в Доргвилле произошел неприятный инцидент, несвязанный с расследованием. Мэттью был уверен, что убрал все следы случайного поединка. Конечно, молнии, сопровождающие выброс витано, никуда не спрячешь, но обезглавленный труп никто найти не сможет, Мэттью в этом не сомневался ни минуты. К тому же он организовал якобы срочный отъезд своего незадачливого соперника.
И теперь, спустя восемь месяцев, этим делом все еще интересуются в ФБР! Мало ли людей пропадает без вести в США каждый год? Почему одинокого наемного работника-мексиканца ищут так долго?
Полный неясных тревожных предчувствий Мак-Кормик зашел в кабинет агента, который занимался делом пропавшего обитателя Догвилля. Навстречу ему поднялся молодой человек, похожий скорее на увлеченного студента, чем на агента ФБР. Чем больше Мэттью слушал этого… этого мальчишку, тем больше успокаивался. Наконец, он решил прервать монолог хозяина кабинета:
— Синие зарницы и поникшая по кругу трава? Послушайте, вы это серьезно? Да был я на этой заброшенной ферме спустя несколько дней! Местный шериф и возил. Вот снимок подошвы, которым вы тут размахиваете, наверняка мой. Я проверял, что за пожар был в амбаре, предполагал, что мои подозреваемые пытались уничтожить улики, но наркотиков я не нашел. А зарницы, трава… Я не натуралист, не метеоролог и даже не сельский житель.
Стремительно поднявшись со стула, Мэттью Мак-Кормик, не слушая возражений своего оппонента, продолжил:
— Я понимаю, истина где-то рядом. Но будь в Догвилле маленькие зеленые человечки, думаю, я бы их заметил. Послушайте, Малдер, кончайте ловить гипотетических инопланетян, и займитесь реальными наркодельцами, убийцами и грабителями, мой вам совет.
Выходя из кабинета, Мэттью Мак-Кормик позволил себе широкую несдержанную улыбку. Он не анализировал, кто же сейчас веселится — бессмертный Мэттью радуется, что его тайна не раскрыта, или специальный агент Мак-Кормик посмеивается над своим младшим коллегой. Может, сама судьба решила сыграть с ним в орлянку, и сейчас монета, которой являлась жизнь Мэттью Мак-Кормика, встала на ребро.
Я прошу прощения у всех любителей «Секретных материалов», но не сдержалась:)
Альтернативная концовка эпизода «Новый Прометей» и то, что за ней последовало. Еще кто-то не в курсе патологической любви автора к Байрону? Так вот, это ее практическое выражение.
Безумец! Беглец! Дороги нет,
Ты видишь неверный свет.
Твой ангел зажёг мираж огня,
Он хочет убить тебя…
Он так и не понял, что на него нашло. Возможно, он просто понял, что не имеет права допустить этого. Что не может опять сдастся под напором Горца.
Бег. Неровное дыхание. Скомканные объяснения охранника. Снова бег.
«Ты понимаешь, чего ты лишишься?»
«Я уже лишился всего. В Бордо…»
Мертвый взгляд. А ведь там был такой же огонь, как в глазах Мака. Был. Когда-то.
Звуки боя. Чей-то голос. Вскрик…
Выстрел. Пока в воздух.
— Что ты здесь делаешь?!
Бедняга Мак… Он, и правда, ничего не понял…
— Останавливаю тебя.
Непонимание в глазах…
Глупый Байрон… Ты стал лишь пешкой в нелепой игре… Но ты хотя бы, возможно, останешься жив.
— Он убийца! Ты не понимаешь этого?!
— Уходи. Прошу.
— Нет.
— Уходи, мать твою! Или…
— Или что?
Глупый шотландец…
— Уходи.
И он убирает меч от шеи поэта. Проходит мимо, а в глазах… Конец. Конец ради нового начала. Ради спасения. Спасения Байрона? О, нет…
— Зачем? Что ты делаешь?
— Поймешь.
Убрать пистолет. Подойти ближе. Взглянуть в глаза. Положить руку на плечо…
— Зачем, Док? — смех. — Он был прав…
Вторая рука в кармане плаща. Глаза. Чертовы глаза. Взгляд сумасшедшего. Такие глаза бывают у маньяков. И озлобленных детей…
— Так нужно.
Нож. Сдавленный вскрик. И проклятые глаза. Конец. Или начало?…
Горло пересохло, в глазах было темно. Он попытался встать с постели, но не смог. Его руки были крепко привязаны к спинке кровати. В квартире явно больше никого не было. Слишком тихо в ней было. Тихо и темно. Шторы на окнах были плотно задернуты. Свет выключен. Док явно сделал все, чтобы в его отсутствие ученик чувствовал себя максимально «комфортно» Но Байрон умел ждать. Ненавидел, но умел…
В баре было не очень многолюдно. Джо сидел за столиком и пил виски.
— Можешь ничего не говорить. Маклауд мне уже звонил. Ты поступил правильно, Митос. — Старейший видел, что в глазах наблюдателя нет и следа осуждения лишь горечь.
— Джо, я знаю, этот парень был тебе дорог, но пойми, я не мог поступить иначе.
— Я знаю. И понимаю. А вот поймет ли Маклауд? Ты знал другого Байрона, был его другом. Но Мак его не знал. А его неприязнь к Байрону нынешнему мне вполне понятна.
— Нет, Доусон. Ты не прав. Дункан знал другого Байрон — гения, поэта… Но не захотел об этом вспоминать. Я уважаю шотландца, я даже скажу больше — я люблю его, Джо. Но он считает, что в этом мире только его мнение является правильным! Джо, я делал все, чтобы сохранить между нами хоть какое-то подобие дружбы. Он же не сделал для этого ничего, а идти у него на поводу в этот раз я не мог. Байрон не был моим другом. Он был моим учеником, хотя и это далеко от истины, на самом деле. Если бы Райен оступился, если бы я убил его за это, сколько бы я прожил?! Час?! Два? Сутки? — голос начал срываться на крик.
Митос кричал не на Джо. На упрямого бойскаута, на Байрона, скатившегося ниже некуда, на себя…
— Мак знал? — Джо же говорил очень тихо.
— Догадывался, я так думаю. Налей мне виски, пожалуйста.
После пары бокалов, гнев отступил… Но Джо все еще мешкал не в силах продолжить разговор. Наконец он решился:
— Что ты собираешься делать дальше? С Байроном, я имею ввиду?
— Попробую вставить ему мозги на место — Митос невесело усмехнулся — А если не выйдет… Убью, наверное. Но Маку его голову не получить. Это дело принципа, Джо.
— И ты прав, наверное. Митос… Если бы тебе вдруг пришлось выбирать, кому из них жить, то кого бы ты выбрал?
— Я не знаю. Не хочу об этом думать. А к чему ты спрашиваешь?
— Ты ведь знаешь Мака. Он может тоже пойти на принцип в этом деле.
— Кто бы из них не вышел победителем из этого боя, если он случится, ему не жить. Пусть, это звучит ужасно, но больше я не могу оставаться сторонним наблюдателем. После истории с Кроносом… Если я вернулся в игру, то я вернулся в нее окончательно, и теперь она будет идти по моим правилам.
Зов, словно что-то чужеродное, враждебное, ворвался в его голову. Маклауд стоял в дверях и смотрел прямо на него.
— Может тебе стоит уйти? — в голосе стража чувствовался страх.
— Нет, Джо. Пора все решить.
Маклауд подошел к ним, и сел на свободное место.
— Митос, может быть, ты мне наконец-то все объяснишь? Что на тебя нашло?
— Дункан, ты действительно ничего не понимаешь? А если бы это был Ричи? Если бы я попытался убить его?
— Ричи никогда не убивал ни в чем неповинных людей! — слова Митоса привели Маклауда в ярость.
Но и сам Старик сохранять спокойствие намерен не был.
— Зато Кристин убивала! Кокрейн убивал! Кенни убивал! Но ты делал все, чтобы они остались живы! Если бы не я, Кристин бы продолжала убивать смертных, вставших у нее на пути! Кокрейну может в любой момент вновь снести крышу, и он пойдет валить людей направо и налево, во имя своего дорогого Чарли! Да и история с Кеннетом тебе славы не добавляет! И это малая часть! Знаешь, про твою милую Касс я тоже могу тебе много рассказать! Чем Джордж хуже, чем они?!
— Не трогай Кассандру! Ей ты и так причинил достаточно боли!
— О да, а я и забыл! Спасибо тебе, великий Маклауд, борец за права униженных и оскорбленных! Я, если бы не твои напоминания, и забыл бы о том, что был Всадником! Которого ты тоже пощадил, смею тебе напомнить. Ты борешься со злом! Но я, о чудо, в отличие от братьев, жив! В чем отличие Байрона от всех тех, кого я назвал?! — сердце колотилось как бешеное, горло словно сдавило удавкой.
— В том, что никто из них не убивал от скуки и недовольства собой!
— Никто. Кроме меня.
— Что ты, черт побери, несешь!
— То, что ты очень не любишь — правду, — с этими словами Митос встал и направился к выходу.
— Стой! Мы не закончили!
— Мы — нет. А вот я закончил!
Старик ушел, а Маклауд повернулся к Джо:
— Что на него нашло?!
— Думай сам. Тебе, знаешь ли, полезно, а у меня еще куча дел.
В квартире было темно и тихо, словно в склепе. И лишь Зов доказывал, что Байрон все еще здесь. Митос включил свет и прошел в спальню.
— С возвращением, Док! Как отдохнул? — сколько же яду было в его голосе!
— Прошу тебя, давай поговорим завтра. Я устал. Смертельно.
— Ладно! Замечательно! Может, хотя бы покормите, мой повелитель?
— Байрон! Я прошу тебя! Я тебя умоляю, заткнись! — такими темпами он рисковал сорвать голос.
— Тебя никто не просил останавливать Маклауда, Док…
— Знаешь, если тебе твоя жизнь, да и жизни окружающих безразличны, то прошу, не мерь всех по себе. Тебя устроит пицца? Ничего другого у меня нет, — Митос сел на кресло рядом с кроватью и, откинувшись на спинку, закрыл глаза.
— Зачем? Ведь он был прав? — голос поэта был теперь каким-то слабым, ненормальным…
— Потому что я устал терять. Потому что мне не все равно. Потому что ты не только подонок, наркоман и убийца, но и мой ученик. И в том, что ты такой есть и моя вина, наверное.
— Нет. Твоей вины — нет… — его едва заметно трясло, и Митос понял, что происходит.
Пусть Байрон и был бессмертным, пусть его организм и был во много раз крепче, но от обычной ломки это его спасти не могло.
— Я скажу тебе сразу, — Митос решил расставить все точки прямо сейчас, — своей дряни ты не получишь. Кричи, плач, рыдай — мне все равно. Я не затем поставил себя под удар, спасая твою шкуру, чтобы позволить тебе и дальше гробить себя.
— Ну, хоть на стакан воды то я рассчитывать могу? — казалось, еще чуть-чуть и он уже не сможет сдержать себя.
— Можешь.
— А на то, что ты меня развяжешь?
— И не подумаю.
— Замечательно! Знаешь, что? Иди к черту, — он попытался дернуться, но Док постарался на славу, привязывая его. — К черту, слышишь, ублюдок! Урод! Сволочь, паршивая тварь! Какое ты вообще имеешь право меня тут держать!
Митос вздохнул и встал с кресла:
— Кричи столько, сколько тебе угодно. Я принесу еду.
Уснул он лишь под утро. Ночь была не просто тяжелой. Это было похоже на ад. В итоге, он, со всеми своими познаниями в медицине, валясь с ног от усталости не нашел ничего лучше, как пристрелить своего ученика. И пока тот не пришел в себя, просто сидел и смотрел в потолок.
Он сам до конца не знал, почему так поступил. Просто, когда они расстались с Дунканом перед концертом, Митос вдруг понял, что смерти Джорджа он допустить не может. Он не представлял, что ему делать дальше. И как никогда раньше тосковал по Дарию. Тот бы точно придумал, как вернуть Байрона к нормальной жизни.
Потом Байрон очнулся. Было видно, что смерть помогла. Выглядел он уже лучше, хотя его все еще немного трясло. Но хотя бы не сыпал всеми известными проклятиями в адрес Митоса. И через полчаса заснул. Митос же просидел еще минут двадцать и отключился прямо в кресле.
Проспать удалось лишь часа два. Разбудил его телефонный звонок. Джордж, все еще, спал. И Митос взяв телефон, ушел на кухню.
— Адам?
— Да, Джо.
— Я не разбудил? — голос Доусона звучал обеспокоено.
— Нет, дружище, — правду говорить не хотелось.
— Как вы там?
— Нормально. Я зайду вечером?
— Да, конечно. Мне звонил Мак…
— И?
— Ничего нового. Он никак не может понять, почему ты поступил так.
— Поймет. Рано или поздно. Ладно, Джо. Байрон проснулся, кажется.
— До вечера.
Когда он вернулся в комнату, Джордж уже действительно не спал.
— Доброе утро. Развязать не хочешь? А то мне скажем так, нужно отлучиться в ванную.
— Хорошо, — Митос развязал веревки.
— Можешь за мной не ходить. Я не сбегу.
Через час они сидели на кухне, и пили кофе.
— Док, я так и не пойму, чего ты хочешь?
— Для начала, я хочу, чтобы ты мне все объяснил. Как случилось, что мой друг, великий поэт превратился в то, что я вижу?
— Я всегда был таким, Док. Грязь и ничтожество. Которое по ошибке получило дар, а благодаря ему — бессмертие. Которое этого не желало. Знаешь, я, кажется, понял, почему все еще здесь, с тобой. Для того чтобы лишить тебя иллюзий.
— У меня нет иллюзий на твой счет, я не слепой.
— И все равно, слушай. Знаешь, я даже не заметил, когда стихи стали единственным смыслом моей жизни. Смыслом, который уничтожил меня. Казалось, еще вчера были друзья, была любовь, жизнь, веселье. И бац! Пустота. Одиночество в толпе. И вот я вою по ночам, словно раненый зверь. И пишу. А раны свои залива вином. Бац! Писать больше нет сил. Потому, что знаю, что должен воспевать чувства, всю их глубину, волшебство. А вокруг грязь, одна грязь. Любовь — грязь, жизнь — грязь. И сам я тоже грязь. Бац! Смотрю на стихи, которые казались гениальными, а вижу глупость, ерунду! Хочется взлететь, забыть обо всем этом. И опять приходят вино и наркотики…
— «Но что мгновенный бред похмелья…»
— «Я сердцем, сердцем одинок…» Хорошо я сказал, правда? И главное — в точку. Вокруг бездна. Пустота. И ты в ней горишь. Ты не хочешь умирать, Док. А я… Я хочу оставить после себя что-то, что не умрет. И исчезнуть. И при этом я ужасно боюсь смерти. Бездарь и глупец. Никчемная тварь, одаренная талантом, — голос Байрона дрожал, слезы лились из глаз, но этого словно не хотел замечать. — А потом приходит еще одно развлечение — грань, танец на грани жизни и смерти. И все на этой гране так четко, ярко, живо. Только вот одиночество не уходит, и вот ты ищешь кого-то, тянешь с собой на эту грань. Потому что он тоже грязь, раз идет за тобой. И становиться все равно, что он в отличие от тебя не бессмертен! Ты не желаешь ему смерти при этом. Не из доброты не желаешь, а потому, что невозможно желать смерти игрушкам. А потом ты вспоминаешь лицо единственного человека, который держал тебя на этом свете, оглядываешься, а его нет. И вот он появляется, а ты просто уже не можешь иначе. И ломаешь очередную игрушку, очередную жизнь — он замолчал и закрыл лицо руками.
Митос не мог пошевелиться. Мальчишка словно вскрыл нарыв в его душе. Заставил снова вспомнить о чувствах. У боли Байрона не было имени. А вот у обиды и проблемы Митоса имя было…
Он встряхнулся, отгоняя лишние мысли. Джордж сидел и смотрел на него, ища помощи. Из его слов понятно было лишь одно — парень запутался и крепко запутался.
— Это не конец, — больше слов он найти не смог.
— Ошибаешься, Док. Конец. Маклауд должен был меня остановить. Спасибо тебе за все, но ты не должен был вмешиваться. От судьбы не сбежишь. Я убивал, убивал просто от скуки. Кто-то должен был меня остановить.
— Остановить не значит убить! Маклауд не судья! Ни тебе и не мне! Если ты так хочешь умереть — ты умрешь, но не от его руки.
— Док, спасибо за все, но я пойду, — в голосе парня что-то внезапно переменилось.
Байрон встал и направился к дверям кухни. Митос среагировал мгновенно, и вот уже дуло его пистолета упиралось ученику в спину.
— Ты не уйдешь. Я докажу Маклауду и тебе, что вы ошибались!
— Зачем тебе это?
— Потому что мне надоела ваша игра в мудрецов.
— А ты не боишься Док, что я тоже могу выпустить когти?
— Попробуй, — Митос швырнул пистолет на пол и резко развернул Байрона лицом к себе. — Рискни, но я тоже не буду с тобой нянчиться. Знаешь, когда ты говорил о том, что у тебя в душе, я решил, что был прав. Но если я ошибался, и тебе нравиться жить так — уходи. Но учти — я не позволю тебе и дальше безнаказанно ломать жизнь другим. Свою, если хочешь — пожалуйста! Но только свою!
Он отпустил Байрона и сел на стул. Пять минут они, молча, смотрели друг на друга. Потом Митос отвернулся и, глядя в окно, обратился к Байрону:
— Я должен отлучиться по делам. Если ты решил уйти, то я тебя не задержу. Но в любом случае тебе сначала нужно привести себя в порядок. Можешь взять что-нибудь из моих вещей. Они тебе будут великоваты, но ничего лучше я предложить не могу.
— Я не уйду, Док. — Джордж подошел и положил руку ему на плечо. — Все-таки мне интересно посмотреть, что ты собираешься делать — Митос не видел этого, но знал, что Байрон улыбается.
Митос обернулся:
— Хорошо. Тогда я поеду, но ключи оставлю, на всякий случай — он направился к выходу.
— Постой. Знаю, что глупый вопрос, но все же: у тебя нет ничего… Хм.… Для укладки? — что невероятно родное было в его улыбке.
— Нет. — Митос улыбнулся в ответ. — И тебе, кстати, лучше с кудрявыми волосами.
— У тебя нет вкуса, — он рассмеялся. — До вечера, брат.
Митос вздрогнул.
— Байрон, не называй меня так больше. Дело не в тебе. Просто не надо.
— Хорошо. Кстати, как тебя сейчас-то зовут?
— Адам Пирсон.
— Тогда до вечера, Адам.
— Не скучай тут.
…Лишь на лестнице Митос сумел вздохнуть спокойно. Что же, первый раунд остался за ним. Нет, он ни разу не слукавил за этот разговор. Просто, сыграл на нужных эмоциях ученика. Когда Байрон стал вести себя агрессивно, он уже начал думать что проиграл, но нет. Все прошло очень удачно.
Он посмотрел на часы. Нужно было еще заехать на работу, забрать кое-какие бумаги. А потом, перед походом к Джо навестить шотландца, расставить все точки в этом деле…
В одном Бен оказался прав — размер одежды у них явно был разным, а уж вкус и подавно. Полчаса прокопавшись в шкафу, Байрон таки обнаружил более-менее приличную рубашку. Благо, брюки можно было не менять — они почти не пострадали.
А вот ванная Дока его порадовала. Просторная, светлая — как раз то, что было необходимо.
Отправив всю свою одежду, за исключением брюк в мусорное ведро он залез в горячую воду. Мысли путались, и нестерпимо хотелось курить. Не обязательно травку, подошли бы и обычные сигареты, но они в квартире тоже отсутствовали.
Он не знал, насколько хватит заряда энергии, полученного во время разговора с Доком. Пока все было более-менее. Мир казался вполне цветным, а жизнь — интересной. Но он точно знал, что это ненадолго. И скоро ему потребуется подзарядка. Обычно в этой роли выступали наркотики, адреналин и музыка. Здесь он был всего этого лишен. Уходить, правда, почему-то не хотелось. То ли из-за Дока и его надежд, то ли из-за того, что ему самому хотелось посмотреть, что выйдет из попытки Адамса вправить ему мозги. Это, по крайней мере, было интереснее, чем уже наскучившие кутежи с безмозглыми девицами. И уж точно лучше, чем сталь катаны Маклауда на его шее. Тем более, он мог в любой момент уйти…
Когда мысли более-менее успокоились, а вода остыла он, накинув халат Дока, вышел из ванной. Адамс собирался вернуться только вечером, но сегодня ему хотя бы было чем заняться. К примеру, обследовать обиталище своего учителя.
Обстановка чем то напоминала обстановку его собственного жилища. Светлые тона, много металла, большая кровать. Правда, тут ничего не напоминало о личности владельца. Разве только пара фотографий. На одной — Док с каким-то стариком, на другом — с Маклаудом, Доусоном и некой весьма симпатичной леди. И еще фотография другой девушки. Она была моложе, менее яркой, но с невероятно красивыми, живыми глазами. И все. Куча разных безделушек. И ни одна ничего не говорила о своем хозяине. А еще никакого оружия. Судя по всему, это Бен предусмотрел.
Правда одна находка его весьма порадовала — бутылка весьма хорошего вина. Но вот только пить в одиночестве совсем не хотелось и, выпив бокал, он убрал бутылку обратно.
Зов заставил его подскочить на месте. До возвращения Дока было еще далеко, а оружия не было. В следующую секунду послышались настойчивые звонки в дверь. Недолго думая, он вооружился стоявшим на полке подсвечником, подошел к двери и прислушался:
— Адам! Адам, я знаю, что ты дома! Открой, черт побери, — голос Маклауда хотелось слышать в последнюю очередь.
Он не знал, что делать? Не открыть? Этот тип может и дверь вышибить. В итоге, он все-таки открыл дверь…
— Ты? Что ты тут делаешь? — вдруг в его голосе появилось беспокойство: — Где Адам?
«О нет… Этот идиот думает, что я убил Дока, а теперь расхаживаю по квартире в его халате…»
— О! А какая его часть тебя интересует? Голова — на кухне, а тело… Тело в спальне, по-моему.
«Что ты несешь, жить совсем надоело!?»
— Где он, я тебя спрашиваю? — Горец схватил его за халат и слегка приподнял.
— Эй ты, отпусти! Док тебе за порванный халат спасибо не скажет! Он уехал. Вернется вечером! — он с трудом удержался, чтобы не ударить Маклауда подсвечником по голове.
— А ты что тут делаешь, ублюдок?
— Временно проживаю, месье Маклауд, — Байрон поправил халат и нарочито низко поклонился гостю. — Гощу так сказать у старого друга. Может, не будете стоять в коридоре?
— Мне и здесь неплохо. Запомни, мы еще не закончили с тобой. Ты ответишь и за Майкла, и за остальных.
Гнев начал застилать глаза…
— Уже отвечаю, поверь. Только ваш Майкл был далеко не таким хорошим мальчиком, как ты думаешь. Не пойди он за мной, пошел бы за кем-нибудь другим!
От удара он отлетел к стене.
— Не забудь закрыть дверь, и запомни, что ты жив только благодаря Адаму. — Маклауд вышел, громко хлопнув дверью напоследок.
…Кровь из рассеченной брови стекала по лицу и смешивалась со слезами. Губы были искусаны в кровь. Волна отчаянья захлестнула его с головой. Хотелось уйти отсюда и напиться в усмерть. Но что-то останавливало. И у этого чего-то было имя — Бенджамин Адамс. Док. Зачем? Зачем ему понадобилось спасать то чудовище, которым он стал?
С трудом поднявшись на ноги, он закрыл дверь и вернулся в гостиную. Распахнул окно. Холодный ветер ударил в лицо. Байрон опустился на диван. Тишина начинала действовать на нервы, и он включил музыкальный центр. Заигравшая песня заставила его вздрогнуть. Это была его песня. С каждой нотой, с каждым словом он все больше ненавидел то, что когда-то казалось ему гениальным. Прошло минут десять. Одна песня сменялась другой. Гнев сменился апатией. В комнате стало совсем холодно. Но, подняться и закрыть окно не было ни сил, не желания. Он скинул халат и надел рубашку и брюки. Подумав, взял из шкафа свитер и, надев его поверх рубашки, вновь опустился на диван. Руки дрожали. Мысли путались…
Забрав бумаги, Митос сразу же поехал на баржу. Маклауда не было, и он решил подождать его у сходней. Он уже не раз успел пожалеть, что оставил ключи Байрону. Парень мог уже быть дома и заливать свои проблемы смесью вина и наркотиков. Думать об этом не хотелось, он надел наушники и включил музыку на полную громкость.
Прошел час, а Мак все не появлялся и Митос уже собрался уходить, как вдруг почувствовал Зов…
— Не ожидал тебя здесь увидеть, Митос, — улыбка Дункана ничего хорошего не сулила.
— Люблю совершать то, чего от меня не ждут, Мак.
— Я заметил. Знаешь, я и сам хотел с тобой кое-что обсудить. Я не отступлюсь. Я долго думал… Пойми, смерть Майка безнаказанной остаться не должна. И еще я навел справки… Неделю назад погиб один паренек. Он погиб после концерта Байрона. А наблюдатели утверждают, что после концерта они уехали вместе.
— Я знаю. Парень сорвался с большой высоты. Точнее спрыгнул.
— И давно ты в курсе? — казалось, Дункан уже знал, что услышит.
— Навел справки, как только встретился с Байроном в баре.
— И ты не предупредил нас с Джо?!
— Да. Зачем задавать бессмысленные вопросы?
— Знаешь… В такие моменты мне кажется, что в словах Кассандры был смысл.
Боль от ножа Кроноса была слабее.
— Правда? Спасибо, что признался. Тогда какого черта ты со мной разговариваешь? Разберись с проблемой так, как ты любишь!
— Митос, перестань нести чушь!
— Чушь? Знаешь, что было чушью? То, что я поверил в то, что ты веришь мне, а не Касс, в то, что у нашей дружбы есть будущее! Ты не умеешь прощать Дункан. Вот во что мне следовало поверить!
— Ты предлагаешь мне простить Байрона?
— Дай ему хотя бы один шанс!
— Шанс нужно заслужить.
— Маклауд! Он мой друг! Пусть сейчас мы с тобой уже не в лучших отношениях! Но ведь было другое время! Ради меня дай ему еще один шанс?
— А вы с Доусоном дали шанс Джекобу Галлати?
— Джейкоб останется на нашей с Джо совести навсегда, но другого выхода у нас не было! Иначе бы ты уже был мертв!
— Пусть тогда на моей совести окажется Байрон.
— Я этого не допущу!
— То есть ты готов пожертвовать нашей дружбой ради этого психопата?
Митос рассмеялся:
— Мак, ты сам-то себя слышишь? Ты сам весь этот разговор вбиваешь гвозди в крышку гроба. Если кто нашу дружбу разрушает, так это ты, Дункан. И он не псих, Маклауд. Точнее, он точно такой же псих, каким был когда-то я.
— Ты делал все это по приказу Кроноса!
— А еще от скуки и ради удовольствия!
— Митос… Ты не сможешь ему помочь. Это бессмысленно. Ему может помочь только он сам.
— Ты хочешь сказать, что все, что делали Дарий и Шон Бернс было бессмысленным? Они ведь помогали таким как он!
— Ты не Шон. И уж точно не Дарий.
— Да. Я Митос. Бывший Всадник, бывший наблюдатель и видимо твой бывший друг. Я не Бернс и не Дарий. Но в одном я с ними согласен — душевные раны нужно лечить точно также как и телесные. И если человек не может сделать это сам ему нужно помочь, а не убивать. Я не раз помогал тебе Мак. Теперь его очередь. До встречи. Надеюсь, что она будет не скоро. Кстати, я собираюсь сегодня к Джо. А тебе советую посидеть дома! — с этими словами он зашагал прочь от баржи.
— Хорошо. Я останусь дома. До скорой встречи, Митос.
Митос обернулся, хотел что-то сказать, но махнул рукой и пошел дальше.
Он налил себе вина, и сел на кровать. Он знал, что сделал правильный выбор, но почему же ему было так паршиво? Почему он был сам себе противен?
«Ты хочешь сказать, что все то, что делали Дарий и Шон Бернс, было бессмысленным?»
«Ты не умеешь прощать Дункан. Вот во что мне следовало поверить!»
«Ради меня дай ему еще один шанс».
«Я Митос. Бывший Всадник, бывший наблюдатель и видимо твой бывший друг».
«Кристин убивала! Кокрейн убивал! Кенни убивал! Но ты делал все, чтобы они остались живы!»
«Тогда какого черта ты со мной разговариваешь? Разберись с проблемой так, как ты любишь!»
Слова Митоса не выходили из головы. Неужели все действительно кончено?
И он знал ответ. Все было кончено еще в Бордо. Байрон лишь расставил все точки над «и».
Он не верил Кассандре. Он верил себе. И понимал, что Митос его другом никогда не был. Его другом был лишь Адам Пирсон…
Все, что ему было сейчас нужно — это поддержка друга, и он набрал номер единственного человека, в котором был сейчас уверен.
Аманда сидела на кресле и вертела в руках бокал с вином. Ему понадобился час, чтобы все ей рассказать.
— Я устал, Аманда. Устал гадать, что он выкинет в следующий момент!
Она подошла к нему и обняла:
— Какой же ты еще ребенок, Дункан!
Он тут же отстранился:
— Что ты имеешь в виду?
— Неужели ты совсем ничего не понимаешь?
— Мне начинает казаться, что да. Может, ты объяснишь?
Аманда подошла к столику и налила им еще виски:
— Пойми Митоса, прошу! Ведь он стольким ради тебя пожертвовал, судя по твоему рассказу!
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Аманда!
— Обо всем! Начнем с самого начала — Мак, просто так люди друг друга братьями не называют!
— Если ты о Кроносе, то не начинай, прошу!
— Нет, я начну! Ты говоришь, что Митос был с ним только из страха, но ведь когда ему захотелось уйти, он ушел! Значит, что-то еще их связывало!
— Да — кровь.
— Или дружба! А тот, которого убил Митос?
— Силас…
— Ты сказал, что Митос был сам не свой после этого убийства! Мак, неужели ты так ничего и не понял?!
— Нет!
— Тогда слушай — он убил одного своего друга и позволил тебе убить еще двоих. И все это лишь ради тебя! Ведь, он мог поступить и иначе!
— Стать убийцей и чудовищем? Держать мир в страхе?!
— Да ему плевать на этот мир! Всем нам плевать! Для каждого мир состоит из маленькой кучки близких людей! Мы вспоминаем о мире лишь, когда опасность грозит им! Люди эгоистичны по своей природе! Митос уже был убийцей, ему не надо было никем становиться! Но он пожертвовал близкими ему людьми! И все ради тебя! Ты никогда не задавался вопросом, почему Митос не убил Кроноса еще тогда? Ведь ты убить его смог! А Митос не слабее тебя! Можешь мне поверить!
— Мне страшно тебя слушать!
— Потому что — это правда! Митос далеко не ангел! Но он тебя любит! Не это ли главное? А еще, он любит Байрона! И не хочет, чтобы кто-то из вас умер!
— И ты предлагаешь мне оставить этого психа в живых?!
— Да! Или это так сложно?
— Для меня — сложно. Аманда, уходи, прошу тебя!
— Хорошо! Я уйду, но обещай, что подумаешь над моими словами.
— Обещаю…
Бутылка из-под вина полетела в стену, как только за Амандой закрылась дверь. Дункан обессилено рухнул на пол и в голове у него вертелась теперь лишь одна мысль — он остался совершенно один…
Бутылка из-под виски ударилась о стену, осколки посыпались на пол.
После ухода Маклауда он опустошил найденную у Дока бутылку вина. Потом нашел виски. Музыкальный центр в очередной раз проигрывал один и тот же диск. А он сидел на полу, возле кресла и смеялся. Потом плакал. И снова смеялся. Он даже уже собирался уйти, но застыл перед дверью не в силах ее открыть. Ветер, проникавший в комнату из открытого окна, стал еще холоднее, но он так и не удосужился его закрыть. Байрон взглянул на часы — 21–30. Док должен уже придти, но его все нет.
Он встал и подошел к открытому окну, взглянул вниз. Мир как мир, город как город — люди, машины, дома. Обычное небо, обычный ветер. Все до тошнотворности обычное.
Он распахнул окно еще шире и залез на подоконник, встал на самый край. Ветер дул прямо в лицо, развивал волосы… Успокаивал, манил своей свободой…
Байрон не обратил внимания ни на Зов, ни на звук открывшейся двери. Он очнулся, лишь тогда, когда его стащили с подоконника и со всей силы ударили по лицу.
— Док… Здравствуй, дружище! Почему так долго? — слова давались ему с трудом, язык заплетался.
— Что ты творишь? Кретин! — голос Дока срывался. — Зачем? Зачем я, черт побери, притащил тебя к себе? Чтобы ты выпрыгнул из моего окна?!
— Я не собирался прыгать! Просто… Просто там так хорошо! Иди сюда, давай! — он высвободился из хватки шокированного Бенжамина и с трудом вновь залез на подоконник. — Давай, Док! Или ты боишься? Если боишься, так и скажи!
В лице учителя явно читались гнев и… сомнения? Адамс явно колебался, решал, стоит ли эта игра свеч.
— Не сомневайся, Бен! То есть, Адам! Давай, — он протянул ему руку.
И тот не отказался…
— Зачем? Ну, ответь, Джордж! Зачем? — только сейчас Байрон начал понимать, что его друг не сильно трезвее его.
— А ты зачем? Я-то еще утром все объяснил.
— Я устал. Устал бороться с собственной тенью, с Маклаудом, с тобой, — его голос, правда, звучал очень устало…
— Так расскажи мне в чем дело! Может, полегчает! Слушай, тебе стоять не надоело? Садись! — с этими словами Байрон сел на подоконник и спустил ноги вниз, за окно.
Док, пусть и с большей осторожностью, проделал то же самое.
— Можно попробовать… Скажи, ты когда-нибудь убивал друзей, пусть даже бывших.
— Друзья, как и возлюбленные, не бывают бывшими. Нет, слава Богу…
— Тогда не поймешь…
— Попробую, — парень опустил руку на плечо учителя.
— А вот мне пришлось. Ради другого друга. Нет, я понимаю, я поступил правильно, я должен был их остановить, но почему, если все правильно мне так больно, черт подери!
— Правильно — не всегда просто и хорошо. Ты ведь не первый век на свете живешь!
— Ты тоже. Только от ошибок не спасают ни двести лет, ни пять тысяч.
— Думаешь, Митос тоже ошибается и страдает от своих ошибок? Не знаю… Мне кажется, будь все так, он бы столько не прожил, — Байрон вдруг рассмеялся. — А ты бы хотел прожить пять тысяч лет? Я — нет. Это же кошмар!
— Почему ты так думаешь?
— Потому что перестаешь жить, когда так долго живешь, мне кажется. Живешь, но ты уже не человек — ты легенда. Ты не можешь ничего и никого любить, потому что знаешь, что все исчезнет.
Теперь рассмеялся уже Док:
— А может, как раз зная это, начинаешь любить все, что тебе дорого сильнее? Гораздо сильнее…
— Так ты не ответил? Ты хотел бы этого?
Бен поверну голову и пристально всмотрелся в лицо Байрона:
— Ответь сначала ты мне на один вопрос: ты смог бы убить меня?
— Ты это к чему, Док? Не шути так! Я ведь псих, помнишь? У меня и истерика может начаться!
— Отвечай! — откуда-то в его голосе появились непривычные, властные ноты.
— Нет. После последних событий — точно нет! Я боюсь быть один, Док. А ты — единственный кто у меня есть…
— Даже после того, как я забыл о тебе на много лет?
— В любом случае. Чтобы не случилось.
Его друг засмеялся, но в этом смехе было больше горечи, чем веселья.
— Прости, просто я хотел услышать эти слова от другого человека. А слышу лишь обвинения.
— Дружба умирает дольше, чем что-либо еще…
— Я врач. Я должен бороться со смертью.
— И должен знать, что иногда это бессмысленно. Док, к чему все это? Ты просто не знаешь, хотел бы жить пять тысяч лет или нет?
— Почему же знаю. Хотел бы. Потому и жив до сих пор. Уже пять тысяч лет.
— Док, у тебя странные шутки, — только вот что-то подсказывало ему, что Адам не шутит…
— Это не шутка. Бенжамин Адамс, Адам Пирсон и Митос — это все один и тот же человек. Царь и раб. Воин и беглец. Чей-то убийца и чей-то возлюбленный, — таким он своего учителя еще не видел. Словно вместе с признанием на него легла тень всех прожитых лет…
— И мой друг. Видимо, хоть в чем-то я лучше, а не хуже других. Раз такой человек все еще хочет, чтобы я жил.
— Возможно. А возможно, этот человек просто не знает, что он будет делать, если потеряет еще и тебя, — на лицо Дока вернулась такая родная улыбка. — Байрон, обещай мне, что попытаешься снова начать жить, что сегодняшний день больше не повторится.
Он не знал, что будет дальше. Не знал, имеет ли право жить. И сможет ли жить, не причиняя другим вреда. Он знал лишь одно:
— Если ты этого так хочешь — я попробую. Это может быть интересно.
— Вот и хорошо. А теперь — давай слезать, а то еще кто-нибудь нас увидит — с этими словами Адам попытался забраться обратно на подоконник, но пошатнулся и…
Он успел в последнюю секунду.
— Держись! — он знал, что даже если тот упадет, ему ничего не грозит…
Но в тот момент он видел перед собой не только Митоса. Он видел того мальчишку, погибшего на заброшенном заводе, видел Майка, видел себя. И ему вдруг стало так страшно, как не было еще никогда в жизни…
— Держись, мать твою!
Они сидели на полу и смеялись словно дети! Он не представлял, откуда Митос взял еще одну бутылку виски. Казалось, что они до сих пор в Швейцарии. Что не было вовсе ни долгих лет одиночества, ни Маклауда, ничего не было кроме этого момента. Были лишь они, и весь мир принадлежал им.
— Слушай, а кто там на фотографиях? Доусона и Маклауда я знаю, а остальные?
— Тот мужчина — это Дональд Зальцер. Смертный, мой друг, которого убил один из наших. С короткой стрижкой — это Аманда, ученица Ребекки и моя подруга. Я ведь рассказывал тебе о Ребекке, да?
— Да. Жаль, что ее убили. А вторая девушка?
На лицо Митоса словно легла тень:
— Алекса. Моя жена. Смертная. Она умерла.
— Прости. Ладно, давай не будем об этом? Хорошо? — он глотнул еще виски и протянул бутылку другу. — Знаешь, а я ведь догадывался, что не все с тобой так просто!
— Ври больше! В Бене Адамсе Митоса было узнать невозможно!
— Не забывай — я гений.
Митос рассмеялся:
— Ты псих! И я такой же!
— А ты знаешь кого-то, кто в таких условиях, в которых находимся мы, может оставаться нормальным?
— Думал, что знаю, — он залпом допил все виски, остававшееся в бутылке. — Ладно, пошли спать!
Байрон попытался встать, но тут же рухнул. Адам лишь рассмеялся:
— А знаешь, зачем куда-то идти?
Кофе уже давно остыл, а Митос так и не притронулся к нему. Надо было собраться с мыслями, решить, что делать дальше. И желательно, до того момента как проснется Байрон.
Ему было неприятно осознавать истинную причину своего вчерашнего откровения. Но деваться от этого было некуда. Он подготавливал себе путь к отступлению, если план провалится, и Байрон попытается вернуться к прежней жизни. Теперь у него просто была еще одна причина избавиться от парня, если это произойдет.
«Нет. После последних событий — точно нет!»
Митос был рад, что Байрон не задал ему тот же вопрос. Потому что пришлось бы сказать «да». Да. Он может убить его. И, у него не было иллюзий по этому поводу. Что будет с ним, если придется убить Джорджа, он тоже примерно представлял — несколько дней он проваляется, как после убийства Силаса, полностью обессиленным, а потом… Потом все вернется на круги своя.
Думать об этом не хотелось абсолютно, но иного выбора у него не было. Он привык рассматривать все варианты развития ситуации. Но надежда пока была. Вчера он получил шанс заполучить доверие Байрона, и он этот шанс не упустил. В первую же секунду, когда Байрон протянул ему руку, он знал, что будет делать. И не прогадал. Он получил еще кое-что, кроме доверия бывшего ученика. Он получил удовольствие. Грань. И осознание того, что рядом есть тот, на кого можно положиться. Мак и Джо посчитали бы, что он спятил, но впервые после встречи с Касс, он по-настоящему смог расслабиться и на кого-то положиться, пусть даже этот кто-то и был конченым психом.
Вот что в его планы не входило точно — так это падение с десятого этажа. И действия Байрона его действительно удивили, но еще больше его поразили глаза Джорджа. Это были глаза абсолютно нормального человека, того, с кем он был знаком уже не первый век. И что-то еще было в этих глазах. Скорбь? Боль? Раскаяние? Всего понемногу и ничего конкретного.
— Доброе утро, Док. Или лучше называть тебя настоящим именем, Митос?
Старик вздрогнул, он не заметил, когда парень зашел на кухню.
— Называй так, как тебе удобнее. Голова не болит? — он не мог оставить колкость Байрона без ответа.
— Тогда — Док. Нет. Голова не болит, а вот от чашки кофе не отказался бы.
Митос встал и подошел к кухонному шкафу:
— Для тебя есть кое-что получше. Этот отвар научил меня готовить один старый друг. Он был спец по разного рода чаю и отварам, — он достал из шкафа маленькую стеклянную баночку и высыпал немного ее содержимого в стоящую на столе кружку.
— С каких пор ты начал интересоваться нетрадиционной медициной?
— Дай-ка подумать… Где-то полторы тысячи лет назад, пей. Дрянь редкостная, но нервы успокаивает.
«А еще неплохо помогает наркоманам в завязке…»
— Я и так не нервничаю. Пахнет гнилью, между прочим, — Байрон скривился и поставил кружку обратно на стол.
— Пей, я сказал!
— Хорошо, хорошо! — еще раз поморщившись, парень залпом осушил кружку и закашлялся. — Мерзость!
— А кто сказал, что будет легко. Теперь собирайся. У нас еще есть одно дело.
— А завтрак?
— Потерпишь. Иди, собирайся.
— Я хоть могу узнать, куда мы едем?
— Узнаешь на месте.
— Ладно.
Уже в дверях молодой человек обернулся:
— Кстати, забыл сказать. Вчера приходил Маклауд.
Митос вскочил со стула, чуть его не опрокинув:
— Зачем?
— Искал тебя. И напомнил, что у нас с ним остались нерешенные вопросы.
— Ладно. Иди.
Примерно через полчаса, они уже вышли из квартиры.
Байрон выглядел не очень-то довольным. Закутавшись в плащ и надвинув на глаза кепку, он, оглядываясь по сторонам, поспешил к машине.
— От кого прячешься? — Митос улыбнулся.
— А сам не догадаешься? Или забыл, что я персона медийная?
— Ну, раньше тебя это не останавливало, и ты красовался вовсю. Что-то изменилось?
— Если я скажу, что мне это надоело, поверишь? — Байрон невесело усмехнулся.
— Вполне. Ладно, садись в машину.
— Как скажите, сэр, — Байрон, с ехидной улыбкой на лице, сделал реверанс.
Митос уже собирался сесть за руль, но внезапно обернулся к другу:
— Джордж, почему ты меня слушаешься? Это на тебя не похоже.
— Хочу узнать, что будет дальше. Не люблю, когда все обыденно — мне тогда скучно.
— Защищайся! Или эта жизнь тебе совсем надоела? — казалось, бой совершенно не отнимал у Митоса сил — голос был практически спокойным.
— Вполне возможно. Но уж поверь — сейчас я умирать не намерен, — Байрон, улыбнувшись, отразил атаку Старика, но, несмотря на внешнее спокойствие, он уже изрядно вымотался.
Плечо словно горело огнем, сердце колотилось так, словно он недавно пробежал стометровку, а отсутствие второго клинка серьезно усложняло ситуацию.
Следующую атаку Митоса он отразить уже не смог и схватившись за раненое бедро, рухнул на пол. А над ним летали птицы, он видел их сквозь дыру в крыше. Странно — птицы, в такое-то время года. Но приглядевшись, он все понял — вороны. Темные вестники…
От этих мыслей его отвлекла сталь клинка у горла и голос Митоса:
— Ты не меняешься, Байрон. Удивительно — каким чудом ты прожил столько лет. И не плети мне про то, что бастард — оружие не для тебя. Ты бессмертный и должен уметь пользоваться чем угодно. Жаль, что ты так это и не понял!
Ему потребовалась минута, чтобы ответить:
— Ладно, я понял. А теперь, Митос, будь другом убери эту дрянь от моей шеи, дай полчаса на отдых и продолжим, — он попытался выдавить из себя улыбку.
Но взгляд Адама мгновенно стер ее с его лица…
— Кто тебе сказал, что для тебя будет продолжение? Приятель, если ты еще не понял — это конец, — он впервые видел подобную улыбку на лице Дока.
Он не успел ничего ответить. Противник замахнулся, Байрон лишь успел зажмуриться, и…
Прошла словно целая вечность, прежде чем он понял, что все еще жив. Сердце, казалось, сейчас выскочит из груди, по лицу стекали струйки холодного пота. Он набрался смелости и открыл глаза.
Старейший сидел на какой-то бетонной плите, опустив меч, и пристально смотрел на Байрона.
— Тебе не кажется, что допустить дважды за неделю, присутствие чужого меча возле своей шеи — это недопустимая роскошь?
— Ты… ты… Зачем? — капли начавшегося на улице дождя капали на лицо, прорываясь в помещение сквозь дыры в крыше, смешивались с потом и… Черт! Он что, опять плачет?!
— Считай это уроком. Никогда не надейся на пощаду. Даже во время тренировки, дружеского спарринга делай все, чтобы не допустить поражения. Ты еще не дожил до тех лет, когда можно будет позволить себе расслабится. И не доживешь, если продолжишь такими темпами. Поверь, убить может не только враг. Любимая, друг, учитель, ученик — кто угодно может нанести последний удар. Нельзя жить в ожидание этого удара в спину, но и забывать про то, что он возможен, прав у нас нет, — он ненадолго замолчал, словно собираясь с мыслями. — И еще я хотел кое-что проверить.
— И как? Проверил?
Док улыбнулся:
— Да. Что бы ты ни говорил, жить ты до сих пор хочешь. Ладно, успокойся. Вставай, нам пора. Продолжим завтра.
Байрон с трудом поднялся на ноги — отсутствие трости сильно мешало, а опираться на меч было неудобно:
— Я не собираюсь ничего продолжать! Иди к черту! Ты пропадаешь, черт знает на сколько лет, потом врываешься в мою жизнь, пытаешься приучить меня жить по своим правилам! Тебя и учителем-то я могу назвать лишь с натяжкой! Друг? Какая, мать твою, дружба!? Чего ты от меня хочешь?
— А вчера ты говорил иначе… Я хочу, чтобы ты жил, кретин! Пойми это! Пойми! — крик Адамса, такой не привычный, заставил его застыть на месте. — Я ненавижу лезть в чужие жизни! Ненавижу заниматься чужими проблемами и подставлять себя под удар! Но я это делаю! Так сложно понять зачем!?
Он слышал такие слова впервые. Хотелось что-то сказать, объяснить, попросить прощения, но он смог сказать только одно:
— Знаешь, Док, тут холодно. Поехали домой.
В машине они молчали. Байрон всю дорогу смотрел в окно, а Митос и не думал начинать разговор.
Был ли он доволен реакцией Байрона на свой маленький спектакль? Отчасти. Вот только горечь, появившаяся после его упреков, все не отпускала. Когда все начиналось, он был готов к тому, что с этим парнем просто не будет. Только все обернулось иначе. Старейший ждал скандалов, попыток сбежать, напасть на своего спасителя и тюремного надзирателя в одном лице. Но ничего этого не было. Был лишь молчаливый упрек в глазах, редкие вспышки гнева, покорность и абсолютное безразличие к происходящему, пусть и умело прикрытое. Митос не мог понять, в чем его обвиняют, но куда больше его заботило другое — куда делся прежний Байрон. Ведь, даже в том человеке, который пришел в бар к Джо, было больше от прежнего Байрона, чем в том, кто сейчас сидел на заднем сидение его машины. И все чаще эти его размышления приходили к печальному финалу. Все чаще он задавался вопросом: а не сломал ли его он сам? Не добил ли он его в тот момент, когда не дал Маку нанести последний удар. Ведь он не раз видел подобное. Видел как приговоренные к смерти и спасенные в последний момент люди ломались, превращались в живых мертвецов. Ему самому однажды с трудом удалось удержаться и не позволить своему сознанию рухнуть в эту яму. Невозможно жить как прежде после того, как смиришься со смертью, с последней смертью. Что-то всегда меняется. И иногда эти изменения способны свести в могилу или сделать трупом уже при жизни. Так неужели именно так и произошло в случае с Байроном?
Митосу с трудом удалось отогнать от себя эти мысли и сосредоточится на дороге. Когда они подъехали к дому, и Митос припарковал машину, он обернулся к Байрону. Ему казалось, что он должен сказать хоть что-то…
— Слушай, а тебя не начнут искать? Ты уже дня три не даешь о себе знать.
Байрон вздрогнул. Он был слишком погружен в себя и не сразу понял, что же произошло.
— Что? А… Нет. Последний концерт в Париже только через две недели. Я и так собирался отдохнуть пару дней. Последние месяцы были тяжелыми. Запись альбома, съемки, концерты. Выматывает, знаешь ли…
Старик усмехнулся:
— И что выматывает больше? Работа или ночные оргии?
— Глупые вопросы. А если серьезно… Меня некому искать. Музыканты и приятели, скорее всего, думают, что я где-нибудь отрываюсь. Прислуга только счастлива, что их никто не гоняет.
— Вот и хорошо. А до концерта, я думаю, мы все уже решим, — Митос улыбнулся.
— Да, решим. Я или выступлю или это будет концерт памяти Лорда Байрона, — с этими словами он вышел из машины.
Пять дней пролетели как один. Они вставали в немыслимую рань, Док вливал в него очередную кружку травяной дряни, они завтракали на скорую руку и отправлялись тренироваться на заброшенный завод, за городом.
Тренировки выматывали, Адам был беспощаден. До убийства дело, конечно, не доходило, но ему и без этого хватало.
Хотелось ли уйти, вернуться к прежней жизни? Поначалу — очень хотелось, но с каждым днем это желание уходило куда-то на задний план. На его место приходили азарт и давно забытый интерес к жизни. Байрону было интересно, что Старейший выкинет дальше. Ночью, после одной из тренировок он поймал себя на мысли, что уже в десятый, наверное, раз проматывает в памяти прием, которым Док «добил» его в этот раз и пытается придумать, как лучше всего прервать комбинацию Адама и не оказаться на полу.
Желание закурить, правда, все не отпускало, а вот дури почему-то не хотелось совсем. Ну, ладно — почти не хотелось. Ему начинало нравиться смотреть на происходящее трезвыми глазами, а не сквозь туман наркотического бреда. Док сделал все верно: он не уговаривал, не объяснял. Он просто взял и выдернул его из прежней жизни.
Правда, тоска все не отпускала. Он не мог писать, казалось, что он забыл, как это делается. И от этого хотелось выть и громить все вокруг. Но он держался. Пытался держаться, сколько хватало сил.
На третий день Митос наконец-то вернул ему трость и оружие, все, кроме пистолета. Да он и не требовался.
А еще, его спаситель откуда-то притащил ему старенькую акустическую гитару. И это, как оказалось, было именно то, что «доктор прописал». Да, он не мог написать ничего нового, но ведь играть и петь свои старые песни это ему не мешало. Док остался все таким же благодарным слушателем, каким был раньше. Вечера расцвели новым цветом. Как только они приходили в норму после тренировки, Байрон усаживался в гостиной с гитарой, Старейший располагался на диване и начинался импровизированный концерт. Адам редко просил спеть что-то конкретное, но если просил, то всегда попадал в точку. Он выбирал именно те песни, которые Байрон любил особенно, которые больше всего хотелось петь снова и снова.
Изредка, ему удавалось уговорить Дока присоединиться. И вечер становился особенным. Его песни в исполнении Митоса звучали совершенно иначе, и это их новое звучание почему-то придавало Байрону сил.
Когда он уставали от музыки, то начинали травить какие-нибудь старые байки. Или рассказывать истории из собственного прошлого. Правда, оба знали, что для каждого существуют запретные темы.
Жизни стала цветной. Точнее, она наконец-то снова начала становиться жизнью, а не существованием.
Если бы он знал, что скоро все вновь встанет с ног на голову…
День начался просто замечательно. После весьма удачного вечера подняться с постели им удалось только к одиннадцати. Точнее, первым поднялся Байрон и незамедлительно решил разбудить его громким заявлением о том, что у них в холодильнике пусто. И так как он, Байрон, натура тонкая, творческая и питается исключительно духовной пищей («Угу. А вчерашняя отбивная съела себя сама. Духовной пищей он питается»), виноват в этом один прожорливый доктор. Отправив поэта куда подальше («Лорд Байрон, а не пойти ли вам убрать кровать») Митос поплелся заваривать чай, а заодно попытаться устроить им что-нибудь на завтрак.
Последние дни он был… Счастлив? Нет, мешали обстоятельства и память. Доволен? Уже ближе. Байрон уже не казался приговоренным, молча плетущимся за своим палачом. Митос хорошо видел, что парню совсем нелегко, не раз замечал как того без причины начинает бить дрожь, слышал его стоны ночью… Но Байрон так и не заикнулся о дозе. Из страха? Или потому что действительно что-то понял? Да и потому ли его трясло? Этого Митос не знал. Но кроме дрожи и стонов было кое-что еще. Были вечера. Была гитара. И улыбка, которую Старик увидеть уже и не надеялся. Это все заставляло его верить в то, что у этой истории возможен хороший конец.
Правда, все эти мысли разбивались на мелкие кусочки, когда он вспоминал о Маке. Вечный бойскаут… Кем же он его теперь считает? Уж точно не другом. Один вопрос мучил его все чаще: а стоила ли игра свеч? Стоило спасение Байрон их дружбы с Маком?
— Эй, Док, так что там с завтраком? — так и не убравший постель поэт теперь пытался докричаться до Митоса из ванной, игнорируя шум воды.
Стоило. А Маклауд когда-нибудь поймет.
— Скорее, с обедом. С ним все плохо, так что, вылезай оттуда, пей чай и поехали.
— Ты умеешь поднять настроение, Адам.
— Художник должен быть голодным! Так что, терпи, гений!
Звон разбитого стекла заставил его броситься в ванну.
Байрон стоял перед разбитым зеркалом и с непониманием смотрел на свою окровавленную руку. Рана уже затянулась, но судя по количеству крови, была она довольно глубокой. Кровь стекала и по лицу. Пол был усыпан осколками.
— Извини. Я… Я заплачу за зеркало. Не знаю, что на меня нашло.
Пустой взгляд, мертвый голос.
— Успокойся. Вымойся и пойдем. Ничего особенного, — Митос старался сохранять спокойствие.
— Док… Это когда-нибудь закончится?
— О чем ты?
— О страхе. О ненависти. О скуке. О жизни, черт возьми!
Старейший устало провел рукой по лицу:
— Байрон… Ты ведь далеко не глупый парень. Талантливый. Да, сейчас все паршиво, не буду отрицать. Но изменить все можешь только ты. А как… Жизнь сама подскажет. Успокойся и собирайся, нам уже пора. И пожалей мою мебель. Пожалуйста.
Байрон выдавил из себя подобие улыбки:
— Наверное, ты прав. Еще раз прости за зеркало, Док. И оставь меня одного, ненадолго, прошу.
— Хорошо. Жду на кухне.
Он был удивлен, когда они начали тренироваться. Такой энергии от Байрона он не ожидал. Казалось, что он снова тренирует молодого парня, недавно ставшего бессмертным, но уже очень прилично обращающегося с мечом. Удивительно ловкого, несмотря на больную ногу, шального.
Они вышли из машины. Смеясь, Байрон выудил из пакета с продуктами бутылку минеральной воды и обещал «охладить пыл некого Доктора», когда нахлынул Зов.
— Стой здесь — Митос напрягся и огляделся по сторонам.
Маклауд стоял рядом со своей машиной. Судя по лицу шотландца, ничего приятного эта встреча не сулила.
— Э-э-э-э! Док, это мое дело!
— Твоим это дело было до того момента, как ты проиграл поединок. Так что стой и не вздумай вмешиваться.
Он подошел к Дункану. Тот, словно не замечая Митоса, «сверлил» глазами Байрона. Поэт лишь пожал плечами и направился к дому. У самых дверей он остановился и поставил пакеты на землю.
Митос кивнул ему и повернулся с Маклауду:
— Зачем ты пришел, Мак? Мне казалось, мы все уже решили.
— Ты нарушил правила, Митос. Вмешался в мой поединок, спас убийцу.
— Я спас старого друга, который, к несчастью, стал убийцей. Видишь разницу, Мак?
— Убийца всегда остается убийцей.
— Тогда, мы с тобой не лучше. Ведь убийца всегда остается убийцей. Время и обстоятельства, войны и месть ничего не меняют. Так?
— Хватит, Митос. Чего ты хочешь добиться?
Митос рассмеялся:
— Чего я хочу? А ты еще не понял? Я хочу, чтобы ты забыл об этой истории, оставил Байрона в покое и жил своей жизнью.
— А ты? Что будешь делать ты?
— Я как-нибудь разберусь, Мак.
Маклауд глубоко вздохнул, было видно, что ему нелегко дается этот разговор.
— Нет, Митос. Прости, но — нет. Майк тоже хотел жить.
Митос сжал кулаки:
— Тогда пришло время все решить окончательно, Дункан. Сегодня в полночь. Под тем мостом, где я предложил тебе свою голову.
Дункан заметно побледнел, но ему удалось спокойствие:
— Ты уверен?
— Да. До встречи, Горец.
В начале, Байрон пытался прислушиваться к разговору Митоса с Горцем, но шум машин этому явно не способствовал. Через несколько минут, проведенных в безуспешных попытках хоть что-то расслышать, он сдался. Благо, ждать окончания разговора пришлось не долго. Митос и Маклауд закончили свой разговор, и Док подошел к нему.
— Ну как? Сколько мне еще осталось? — Байрон попытался отшутиться, но Митоса его попытка явно не вдохновила.
Доктор схватил его за воротник плаща и прижал к стене:
— Слушай меня, внимательно слушай. Только что я, возможно, лишился всего, что строил последние годы. Я не обвиняю в этом тебя, ты лишь стал катализатором. Но запомни — если ты, мелкий пакостник, посмеешь взяться за старое, я, лично снесу твой кудрявую башку, а потом вскрою, чтобы проверить на наличие мозга!
Байрон, сначала стоял в ступоре, глядя прямо в глаза Старейшего, а затем улыбнулся и, освободившись от хватки Митоса, прошептал ему на ухо:
— Только ради тебя. Слушай. Я клянусь, что завяжу с наркотиками. Постараюсь. Вернусь к нормальной жизни, насколько это возможно. Верь мне.
Секунду он мешкал, а потом еще тише, еле слышно, прошептал:
— Верь мне, брат.
Митос вздрогнул и отстранился от Байрона:
— Попробую. А теперь пойдем. Надо успеть перекусить.
— Ты куда-то торопишься?
— Нет. Это ты торопишься. Я забыл кое о чем. Тебе нужно объяснить свое отсутствие продюсеру.
Все время, пока готовилась еда, Байрон пытался выяснить у друга, о чем они говорили с Дунканом и к чему пришли, но тот стойко отмалчивался. После еды, Митос пошел в гостиную, и через пару минут позвал Джорджа. Тот вошел в комнату и чуть не обомлел. На диване лежал черный бархатный костюм и рубашка бордового шелка, одежда выглядела так, словно Байрон покупал ее сам. Но главным было не это. Рядом лежал бархатный футляр, а в нем — сабля, по сравнению с которой клинок самого Байрона был детской игрушкой. Джордж подошел к футляру и осторожно взял саблю. В руке она лежала идеально. Он провел пальцем по лезвию и вздрогнул — на пальце проступила кровь.
— К чему это, Док?
Старейший улыбнулся:
— Одежда — взамен испорченной, не идти же тебе к продюсеру в моих вещах, я же вижу, как ты воротишь от них нос. А клинок… Когда-то, ты сказал, что ты поэт, а не войн. Так вот, пришла пора стать воином. И я верю, что у тебя все получится.
Байрон устало сел на диван, не выпуская сабли:
— Митос… Когда-то одна девушка, с невероятно светлой душой, пыталась меня спасти, вылечить мою душу. Ее звали Анабелла, и она стала моей первой женой, а я выжег из ее сердца свет. Потом, был друг, спасавший меня от тьмы. Он сам утонул в ней. Не повторяй их ошибок, друг.
— А ты не забывай своих клятв. К тому же, никто из них не был старейшим из ныне живущих, — он улыбнулся, и потрепал волосы поэта. — Все. Пора. Закончишь с делами — езжай к Джо. Я позвонил ему и предупредил. Жди меня там.
Он подошел к двери, но вдруг резко обернулся:
— Все будет хорошо, доверься мне.
Байрон сумел лишь кивнуть.
— Дункан, умоляю, скажи, что ты отказался принять вызов — Аманда сидела на кровати, ее взгляд, казалось, был направлен куда-то сквозь Дункана.
На что она надеялась, зная Дункана столько лет? На то, что он не сможет принять вызов от лучшего друга? Лучшего? Друга?
Кого же этот упрямец теперь видел на месте Митоса? На месте ИХ Митоса?!
Она была уверена, что Байрон — это лишь повод, катализатор. Начало было раньше…
А теперь? Теперь конец?
— Дункан, а давай уедем? В Риме, сейчас, должно быть замечательно. Поехали, прошу тебя!
Аманда не ждала ответа — она его знала…
— Нет, прости, но нет.
Теперь конец.
Он не поехал в офис. Зачем? Лишние вопросы Байрону были ни к чему.
В квартире было тихо и холодно, словно в склепе. В его собственном склепе.
Он поклялся Доку, что не вернется к прошлому. Поклялся, зная, что обещает невозможное. Или…
Байрон подошел к тумбочке, возле кровати и открыл верхний ящик. Серебристая шкатулка была на прежнем месте. Можно протянуть руку и все закончится. Перестанет так противно ныть в груди. Руки не будут предательски тянуться к рукояти сабли, тянуться лишь для того, чтобы понять — прошедшие дни не были сном. Или были? Сладкими грезами или кошмаром? Или все же реальностью, близкой и родной. Шаг от грани, минута, что бы вспомнить жизнь и увидеть себя. Шаг, последний шаг назад перед разбегом и прыжком. И в этот раз уже никто не протянет руку. А даже если и протянет…
Пальцы потянулись к шкатулке, но тут он заметил то, чего почему-то не видел раньше. Книга, старая, потрепанная, с почти стершимися буквами на обложке: Джордж Гордон Байрон. «Избранное». Он с трудом сдержал смех. Когда-то в этом был смысл, когда-то в этом была вся жизнь. Только вот, жизнь давно прокисла. Душа сгнила.
Душа сгнила, а буквы — нет. Слова живы, слова переживут автора. Если только автор не вспомнит, что эти слова значат, и не сделает первый за долгие годы вздох.
Слова… Любовь, дружба, свобода, небо, душа, жизнь, смерти… Или все-таки не только слова?…
Секунда. Вторая. Третья. Вдох. Выдох. Вдох.
Крик…
«Франкенштейн. Новый Прометей».
Холодный воздух комнаты наполняет легкие. Приносит боль. И счастье. Неужели, нужно было просто поверить? Наплевать на всю абсурдность этих слов и просто поверить?!
«Но запомни — если ты, мелкий пакостник, посмеешь взяться за старое, я, лично снесу твой кудрявую башку, а потом вскрою, чтобы проверить на наличие мозга!»
Не снесешь, доктор. И сам не посмеешь умереть. В этой истории, место героя, который ищет смерть, отведено только ему самому. И он, Байрон, это место никому не отдаст.
Должен же кто-то, в конце концов, восхищаться его будущей писаниной?!
— Ты опоздал, Горец, — что-то чужое в голосе Старейшего заставило Дункана резко остановиться.
С виду, это был тот же человек, который несколько лет назад предлагал ему на этом месте свою голову. Он все так же кутался в плащ и явно замерзал. Все было так же. Если только не смотреть в глаза.
«Ты врал Митос. В тебе все еще есть огонь. Он отражается в твоих глазах».
— Мне нужно было разобраться с кое-какими делами. Митос, что же для тебя значит этот мальчишка?
«Живи Горец. Набирайся сил. Сражайся в другой день».
Другой день наступил?
— Не поверишь — не больше, что кто-либо другой. Знаешь, люблю поэзию. Только вот, сейчас, пора перейти к прозе.
— Еще не поздно остановиться, Митос…
— Маклауд, ты забыл кто я? Поверь, мне виднее, поздно или нет. Так вот — поздно.
— Джозеф! Вы должны сказать мне, где они! — Байрон подошел к Джо вплотную и тот мог почувствовать запах крепких, что удивительно — дешевых — сигарет.
Обычных сигарет.
— Я сказал — нет, — Джо сел за столик напротив сцены. — Я не хочу, чтобы все, что сделал Адам, оказалось напрасным. Перестань пытаться испепелить меня взглядом. Садись, — он показал взглядом на соседний стул.
— Простите, но нет, — Байрон подошел к сцене, возле которой стояла старенькая электрогитара. Он осторожно, словно боясь, что от его прикосновения инструмент рассыплется в пыль, провел рукой по грифу. Он словно физически ощущал на себе взгляд этого человека с пронзительными глазами и прекрасным голосом. И от этого взгляда ему хотелось провалиться сквозь землю.
— Джозеф… Я не буду просить у вас прощения — смерть нельзя простить. Я не буду просить вас понять меня — я сам не в силах сделать это. Но я хочу вам сказать — если бы это повторилось вновь, я поступил бы иначе. Я ХОЧУ верить, что поступил бы иначе, — он продолжал стоять спиной к Джо, боясь обернуться.
— Хорошо, что не оправдываешься. Я тоже не буду лукавить. Знаешь, мне все еще хочется пристрелить тебя, а потом снести тебе голову. И если сегодня кто-нибудь из них не вернется — я так и сделаю. Но ты дорог Адаму. А поэтому — успокойся. Лучше сыграй что-нибудь.
Байрона словно окатили холодной водой…
— А что сыграть? — он понимал, как по идиотски звучит его вопрос, но поделать ничего не мог.
— Все равно. Главное — пожестче. Чтобы отвлечься.
Он никогда не знал Митоса. Такого Митоса. Быстрые, продуманные движения. Каждый удар вполне мог стать последним для Дункана. Но он не мог позволить себе ошибиться.
Казалось, что весь мир двигался с ними в этом злосчастном поединке, подстраивался под их темп. Только сейчас Дункан понял, почему именно Митос был Смертью. Непредсказуемый, безразличный ко всему. Беспощадный, но напоминающий хищника, играющего с жертвой.
Но даже по его лицу было заметно, что этот поединок давался ему нелегко. И то, что ему мешало, было не снаружи, а внутри.
Где?! Где теперь его Адам? Ехидный, наглый, но родной Адам?!
«Ты оставил его в Бордо».
Сердце сжалось. Клинок Митос чуть не рассек ему бровь.
Нет. Он не имеет права на такие мысли. Поверить в правоту Митоса — это значит обречь себя на поражение. Лишиться последнего шанса на победу.
А ему нужна эта победа?
Дункану начало казаться, что из мира исчезли все звуки, кроме двух, кроме звона клинков и стука сердец. Воздух словно потяжелел. Он давил на тело, а каждый вдох был тяжелее предыдущего.
Дункан Маклауд не имел права на ошибку, но все-таки ее допустил. Катана упала на землю, ее хозяин опустился на колени и поднял взгляд на Старейшего. Торжества в его лице Маклауд не увидел. В глазах Митоса не было ничего, кроме какого-то потустороннего огня.
— Знаешь, а умирать от рук друга все-таки легче.
Откуда взялись силы, чтобы это сказать?
— Тебя невозможно понять, Горец. Меня ты называешь то другом, то предателем. Знаешь, что я старше тебя, но плюешь на мой опыт. То ты не слышишь меня, когда я кричу тебе о твоих ошибках, то замечаешь, как я шепотом предупреждаю твоих врагов. И не можешь поверить, что твои враги могут быть моими друзьями. Да и не только моими — на мгновенье он затих — Ты называешь меня другом и продолжаешь верить, что я смогу тебя убить.
Второй клинок отлетел в сторону, туда, где лежала катана.
— Что, что ты делаешь? — рана начала затягиваться, говорить стало значительно легче.
— Ровно то, что ты видишь. Смешно, но вспомни — ведь Байрон тогда спросил меня тоже самое. Выходит, в чем-то и вы похожи.
— Ты хочешь, чтобы я простил его? Это невозможно, Митос, — и плевать, что эти слова могут дорого ему обойтись.
Митос только усмехнулся:
— Он сам не в силах себя простить. Так что, на твое прощение ему глубоко наплевать. Да и мне. Просто, я знаю, что был Всадником, он знает, что убивал смертных ради забавы. И мне, и ему это ничего хорошего не принесло. Только вот судить нас не тебе. Я же не кляну тебя за предательство, а оно было равносильно убийству, — он рассмеялся.
— Что… — он попытался спросить о чем говорит Митос, но осекся…
«Ты оставил его в Бордо».
— Ну, так как? Все еще жаждешь справедливости?
— Положи гитару. А то весь инструмент кровью зальешь.
Слова Джо вернули его на землю. Байрон замолчал и, положив на место гитару, посмотрел на свои руки. Вот черт… Пальцы были стерты в кровь. Раны, которым не давали затянуться, мерзко ныли. Горло ссадило. Он посмотрел на часы — прошло больше трех часов. Даже на концертах он не выступал столько, без перерыва.
«Он прожил пять тысяч лет. Он не может не вернуться. Из-за меня…»
— Держи. Это виски.
Байрон взял стакан, протянутый Джо, и опустошил его залпом. Ему показалось, что в глотку залили кислоту. Несколько минут ушло на то чтобы откашляться.
— Твою мать, кто так пьет! Ты точно психопат…
— Нет, — попытка улыбнуться не удалась. — Я покойник.
Улыбка Доусона тоже смотрелась уж очень неестественно:
— Ты и правда волнуешься за Адама?
— Мне больше не за кого волноваться. Да, я волнуюсь за него, неужели это так странно?
— Если честно, то да. Что ты будешь делать, если вернется только Маклауд? — эти слова явно дались мужчине с трудом.
«Мстить. И умирать».
— Попробую сбежать из страны. Или умру. У меня не так много вариантов. И если вернется доктор, я буду делать то же самое. Тупик, куда не погляди. Док не простит мне друга. Вы не простите мне его.
Джо налил себе еще виски и внимательно посмотрел на парня:
— Уходи. Езжай домой и собирай вещи. Если сегодня суждено кому-то умереть, то пусть эта смерть будет единственной. Не хочу, чтобы все это превращалось в замкнутый круг.
— Нет. Не сегодня.
— Адам бы тебя вздернул за отказ…
— Вы не Адам. Да и Адам мне не хозяин. Теперь. Я дождусь судьбы.
— Ты идиот, — Доусон хлопнул кулаком по столу. — Такие поступки, как тот, что совершил Адам, не должны становиться бессмысленными!
Вот теперь у него хватило сил рассмеяться:
— Он и не станет бессмысленным. Дело не в жизни, не в физическом существование, Джо. Я не Док. Для меня жизнь — это кое-что другое. Это, в первую очередь, чувства и способность творить. А их он мне вернул.
— Но…
В этот момент Байрон вскочил, почувствовав Зов, и Джо не успел договорить. Доусон сразу понял, что происходит. Глаза обоих были прикованы к входу.
Джо рухнул на стул и обхватил голову руками. Байрон стоял, закусив губу, и смотрел прямо на него.
— И снова здравствуй, Дункан Маклауд — от прежнего насмешливого, язвительного тона не осталось и следа.
Дункан стоял у дверей, держа в руке меч Митоса.
— Мак, но… Почему, черт возьми!?
— Уйди, Джо. Прошу.
— Проще будет выйти нам, — поэт взял висевший на спинке стула плащ. — Спасибо за то, что приютили Джо.
— Он прав. Прости, Джо.
Место Дункан выбрал сам. Всего в паре улиц от бара. Дом, подготовленный под снос.
— Ты, правда, хочешь этого поединка?
Байрон поднял глаза. Вопрос прозвучал так неожиданно и глупо!
Неожиданно и глупо. Все сегодня было неожиданно и глупо. Оставалось только поверить в приметы и вспомнить проклятое зеркало, разбитое им утром.
— Я не люблю оставаться в долгу, Маклауд.
— Ты мне ничего не должен.
Парень рассмеялся. Остановиться удалось с трудом. Он стер сжатой в кулак рукой выступившие на глазах слезы.
— Тебе? Маклауд, я считал вас… Я считал тебя гораздо умнее. Конечно, я ничего тебе не должен. Зато я многим обязан Адаму.
— В том, что произошло, виноват лишь ты.
— Не буду отрицать. Только вот это не я загнал своим недоверием в тупик родного человека. Не я убил его.
— Зато ты убил других. Смертных, которые были не способны тебе противостоять.
На улице начинался мокрый снег, ветер проникал в здание сквозь окна, в которых уже не осталось стекол.
За все это время, что он провел в Париже, ни одного солнечного дня… Байрон выдохнул и посмотрел на темную дыру окна. Внезапно уголки губ тронула легкая улыбка. Ему почему-то показалось, что завтра обязательно будет солнечно.
«Это не конец».
И все-таки Митос ошибся. Это был конец. Конец всего. И для всех. Даже, для Маклауда.
Сейчас, Байрону, еще сильнее, чем обычно, казалось, что он проклят…
— И из-за того, что я убивал смертных, ты убил Дока? Этот разговор пора закончить. Скоро ты получишь то, что хотел.
Он отбросил трость в сторону и достал саблю.
— Дерись ЕГО мечом. Твоей катане не суждено второй раз коснуться моей шеи.
Шотландец, кивнув, отбросил катану.
— Пора. В этот раз не буду мучить тебя своими стихами.
Стоя на коленях, он улыбался. В этот раз ему удалось продержаться гораздо дольше. Без трости, без пистолета, с одной, подаренной Старейшим, саблей. Байрон даже пару раз довольно ощутимо задел Маклауда…
Он не будет закрывать глаза. Потому что, теперь ему не страшно.
Байрон улыбался, когда почувствовал Зов. Улыбка слетела с его лица, как только он увидел того, кому этот Зов принадлежал.
— Ну как? Ты получил доказательства, Мак?
Митос стоял в пустом дверном проеме, скрестив руки на груди…
— Не знаю, но… Я готов тебе поверить. В этот раз ты был прав, — Маклауд протянул Старику его меч. — Каждый имеет право на второй шанс. Прости. Не за него. Просто, прости.
Старейший улыбнулся:
— Ты упрямый баран, Маклауд, но это можно списать на молодость, — он повернулся к Байрону. — Ладно. Хватит смотреть на меня как на приведение. Вставай, нам пора.
Тишина.
— Вставай! Байрон, ты что, оглох от удивления?!
— Я никуда с тобой не пойду, — он все же поднялся на ноги. — Значит, вот зачем я был тебе нужен? Чтобы доказать Маклауду, что ты всегда прав?! Скажи, я с самого начала был лишь пешкой в твоих играх?!
— Что за чушь ты мелишь?! Ты был пешкой?! По-твоему, ради пешки я бы стал рисковать своей головой?!
— А ты не рисковал. Брось, я фехтовал с тобой, фехтовал с Маклаудом. Я знаю, что он для тебя не противник. Я помню, что ты говорил мне тогда, когда мы сидели на окне. Ты, просто, хотел проучить его. Проучить и вернуть. Но знаешь… За одну вещь я тебе благодарен. Теперь я, действительно, опять хочу жить. Хотя бы для того, чтобы доказать, что способен на что-то большее, чем быть пешкой в твоих руках.
Митос пытался что-то сказать, но Байрон его уже не слушал. Он, молча, прошел мимо Митоса и направился вниз по лестнице к выходу.
Сабля и трость так и остались лежать на полу.
— И что ты будешь делать дальше?
— Отдыхать. Пошли. Нам еще нужно успокоить Джо. А за Байрона я не волнуюсь. Выживет. Теперь выживет.
— А вот и наша пропащая звезда. Мы уже начали думать, что ты нас окончательно покинул!
Ребята… Его группа. Они сидели в репетиционном зале, с бутылкой текилы. Все уже более чем навеселе.
Остаток ночи он без сна провалялся в постели. Попытка «развеяться» окончилась тем, что почти час он просидел, склонившись над унитазом и пытаясь унять рвоту. Почему-то сразу вспомнилась настойка трав, которой его поил Док. Больше попыток он не предпринимал, а остаток «зелья» спустил все в тот же унитаз…
— Эй! Байрон! Ты с нами или нет? — Ли, их ударник, щелкнул пальцами возле его уха, отчего Байрон вздрогнул.
— Да, да, Думали, что отдам вам всех поклонников? Рано радовались!
— Вот и отлично, кстати, Джимми где-то нарыл такой порошок, что мы тут уже два дня в облаках летаем по вечерам. Будешь?
Сразу вспомнились последствия ночной попытки отдохнуть и…
«Если ты, мелкий пакостник, посмеешь взяться за старое…»
Нет, он не боялся гнева Митоса, просто…
— Уберите его от меня. Не со мной. Я пришел репетировать, а не развлекаться.
Просто, он ведь обещал…
— Ты чего? Байрон, ты завязал что ли?
Просто, что-то изменилось…
— Скорее, начал.
Просто, он начал жить. Пытаться жить. И сегодня, на рассвете, понял, что будет дальше.
Когда он вышел из дома, светило солнце…
— Все. Поехали. Репетируем последний альбом.
Потом Ли будет вспоминать, что в тот день Байрон будто бы сделал ударение на слове «последний». Но это будет потом.
— Завтра его концерт.
Митос отпил виски.
— О чем ты, Джо?
— Он о Байроне, — Маклауд крутил в руках подставку под бокал, было видно, что эта тема его напрягала. — Завтра его последний концерт в Париже. Ты пойдешь?
— Зачем?
— Чтобы поговорить с ним. Объяснить, что все было не так, как он подумал.
— После концерта это будет трудно сделать. Тем более… Ты уверен, что все было не так, как он сказал?
— Уверен. И ты должен с ним поговорить.
Старик холодно посмотрел в глаза Горцу:
— Опять указываешь мне, что делать?
— Нет. Просто советую, по дружески.
Он все-таки включил вечером телевизор. Концерт крутили в прямом эфире на одном из музыкальных каналов. Митос сел в кресло и открыл пиво.
В углу стояли сабля и трость. На стуле висела смятая рубашка в клетку, и валялся рядом черный свитер. Его, Митоса вещи, но… Он вряд ли их еще оденет.
Пешка. Возможно, отчасти, он и был пешкой. Но только потом что-то изменилось. Незримо, почти незаметно. И навсегда.
Его голос в динамиках телевизора… Его акустика, лежащая на диване.
Да. В этот раз, прав оказался Маклауд. И теперь Митос это отлично понимал. А значит, завтра, он соберет эти вещи и поедет к Байрону. Чтобы доказать ему, что из разряда пешек он перешел в разряд фигур высшего ранга.
Не вышло…
Его разбудил звонок Мак, требующего включить телевизор…
— Итак, в завершение передачи мы возвращаемся к главной новости в мире музыки. Вчера, после концерта, трагически погиб солист группы «Lord Byron & the Undead», Джордж Родчайлд, более известный, как Байрон. Машина музыканта упала с моста в Сену. Тело пока не найдено, но как утверждают эксперты, шансов на то, что Родчайлд выжил, практически, равны нулю. Многие утверждают, что музыкант был пьян…
Он не стал слушать до конца…
— И что ты будешь делать? — голос Мака на том конце трубки звучал встревожено.
— Теперь — ничего.
Спустя три недели
— Митос! Ты почту просматриваешь или шумерскую рукопись переводишь?! Аманда нас убьет, если мы опоздаем!
Они сидели у Митоса дома. Мак заскочил с утра пораньше, чтобы напомнить ему о приглашение Аманды. Дама весьма настойчиво звала их посетить какую-то новомодную выставку импрессионистов.
— Знаешь, Мак, боюсь, тебе придется извиниться за меня перед Амандой, — он показал пальцем на письмо, которое читал. — Догадайся, что это?
— Понятия не имею, — Дункан пожал плечами.
— Приглашение присутствовать на оглашении завещания некоего Джорджа Родчайлда.
Глаза Горца заметно расширились:
— Что за чертовщина? Зачем?
— Так хотел покойный. Оказывается, за пару дней до смерти он написал завещание и указал, что я должен присутствовать при его оглашении.
— Что за фарс он затеял?
— Сегодня узнаю, — Митос пожал плечами и улыбнулся.
Он все понял, когда, подходя к кабинету адвоката, почувствовал Зов. Осталось лишь узнать, что придумал прохвост, чтобы присутствовать при оглашение собственного завещания…
То, что он увидел, превзошло все его ожидания, и лишний раз подтвердило, что актерское мастерство вполне можно было отнести к списку талантов Байрона…
Рубашка в клетку (ему что, понравилось?!), дешевый пиджак, очки, кудрявые, растрепанные волосы… Да, человек, сидящий напротив адвоката, был чем-то похож на известного, ныне покойного, певца, но сказать, что это был он… Нет. Увольте.
— Здравствуйте, месье Пирсон. Познакомьтесь — месье Ноэль Родчайлд, брат Джорджа Родчайлда.
— М-м-лад-д-ший.
Черт! Этот псих еще и заикался!
— Значит, в Грецию? — Митос положил на заднее сидение машины Байрона чехол с гитарой и захлопнул дверцу.
— Да. Хочу отдохнуть, а Греция для меня рай, в этом плане, — в отсутствие посторонних исчезли очки, да и голос он не коверкал, зато одежда и прическа… Байрон бы так из дому не вышел.
— И все-таки, ты хотя бы понимаешь, какой это был риск? Они могли не поверить, могли что-то заподозрить…
— Я люблю риск, так уж сложилось. Захотелось поиграть.
— Психом был, психом и остался, — Старик улыбнулся. — А чем собираешься занимать после Греции?
— Хочу попробовать себя в прозе. А ты знаешь, с чего Цвейг советовал начинать прозаикам?
— Я знаю, но не смеши меня. Ты — начинающий?!
Байрон лукаво прищурился и подошел к водительской дверце:
— Буду начинающим. А это значит, что после Греции, я вернусь в родные края и поищу работу в какой-нибудь газетенке. В разделе криминальной хроники, — он уже открыто смеялся.
— Ты же не любишь Лондон?
— Я-то не люблю, а вот Ноэль Родчайлд там еще не был. Вдруг, ему понравиться, — он вздохнул и положил руку Митосу на плечо. — Спасибо, что вытащил. Еще увидимся, надеюсь. Я напишу, как только приеду в Лондон и обживусь там. Береги себя, Старейший. И Доусона. И своего Горца береги. Передай ему, что он истинный сын своего народа.
Митос кивнул.
— Хорошо. И еще — он запустил руку в карман и достал маленькую стеклянную баночку — Это та трава. Вдруг пригодится.
Байрон взял баночку из его рук:
— Еще раз — спасибо. И за отвар, и за клинок… И за жизнь. Пока.
— До встречи… И постарайся ни во что не вляпаться.
— Обещаю.
В Париже начиналась весна, солнце все чаще радовало жителей столицы. Люди спешили по своим делам, птицы кружили в небе, деревья начинали покрываться первыми цветами…
А на подоконнике окна, одной из квартир на десятом этаже, свесив вниз ноги, сидел темноволосый мужчина, улыбаясь весне. И ему было совершенно наплевать на то, что подумают люди внизу. Ведь, должны же и у Старейшего быть свои развлечения? В конце концов, он ведь, всего лишь, обычный псих. Такой же, как и все, кто еще умеет чувствовать.
Существуют и другие виды бессмертных.
Неприятное чувство того, что за ним наблюдают, заставило Митоса выпрямиться и внимательно осмотреть тускло освещенный ресторан Мориса. Джо был на сцене со своей группой, исполняя что-то медленное и тягучее, Маклауд, Аманда и Ричи оставались за столом, остальные посетители слушали музыку или пили — никого знакомого, никто не обращал на него ни малейшего внимания. Потом Митос заметил ее. Она сидела одна за дальним столиком и, смело встретив его взгляд, подняла бокал в знак приветствия.
«Почему бы и нет, в конце концов?» Он взял свой стакан, предоставив официанту отнести поднос обратно к его друзьям, подошел и сел рядом с девушкой.
— Привет.
— Привет. Извини, не хотела тебя беспокоить.
— Разве?
Она чуть наклонила голову, признавая свое поражение.
— Меня зовут Сара.
— Адам. Раньше я тебя здесь не видел.
— Правильно, не видел.
Он улыбнулся и глотнул из своего стакана.
— Ты не похожа на туристку.
Сара тоже улыбнулась, и на ее щеках заиграли очаровательные ямочки.
— А на кого я похожа?
Митос внимательнее посмотрел на девушку: длинные каштановые волосы, немного вздернутый носик, усыпанный веснушками, едва заметная ямочка на подбородке. Ему понравился прямой и открытый взгляд ее светло-голубых глаз.
— На художницу?
Она наморщила нос.
— Ах, если бы. Я всего лишь библиотекарь.
— Эта догадка была как раз второй в списке.
Ее улыбка стала еще шире.
— Я так и поняла. Не особо впечатляет, да?
— Ну, почему же. Очень даже увлекательно, если любишь книги.
— Ты любишь?
— Да, очень. — Митос задался вопросом, как бы она отреагировала, расскажи он, что был свидетелем появления письменности или, что скоротал пару веков в Александрийской библиотеке. Просто удивилась бы или приняла за ненормального?
— Ну а ты? — Сара подняла тонкую изящную руку, украшенную двумя золотыми кольцами филигранной работы и начала рассеяно накручивать завиток волос на указательный палец.
— Представь себе, моя работа тоже связана с книгами. Я владелец «Шекспир и Ко», знаешь, американский книжный?
— Ты не шутишь? Должно быть, это судьба.
— Может быть. — Как бы невзначай Митос коснулся другой ее руки и осторожно повернул так, чтобы было видно запястье. Провел пальцами по гладкой коже, на которой отсутствовали какие-либо знаки, но полностью расстаться с подозрениями не смог. Наблюдатели прекрасно знали, что тату — это первое, на что он обратит внимание, и вряд ли бы послали кого-то со столь очевидными признаками принадлежности к их обществу.
Он покинул ряды Наблюдателей как Адам Пирсон, просто уволился по личным причинам после истории с Шапиро и Галати. Вполне вероятно, они уже идентифицировали его как бессмертного и даже, возможно, как неуловимого Митоса. Он припоминал эпизод в Люксембургском саду, когда кипящий праведным гневом Маклауд поймал его, собирающегося взять голову Кина и громогласно заявил: «Митос, клянусь…» — если Наблюдатель Кина был достаточно близко, чтобы слышать, то тайное уже стало явным. С трудом верилось, что Наблюдатели закрыли бы глаза на подобную новость. Однако, если весь этот фарс Шапиро — Галати научил их чему-то, то есть шанс, что они спустят все на тормозах и просто в следующий раз будут внимательнее при найме новых работников.
Или же он мог снова исчезнуть. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть. Это оставалось его девизом последние пять тысяч лет, и живя в мире, где Дунканы Маклауды являются скорее исключением, чем правилом, отказываться от такой философии было, по меньшей мере нецелесообразно.
— Так откуда ты, Сара?
— Поверишь, если скажу, что из Канзаса?
— Может быть.
— Мои старики оставили мне немного денег, так что я решила воплотить мечту всей жизни: провести год в Париже, представляя себя Зельдой.
— Почему бы не представить себя кем-нибудь более счастливым? — Митос решил, что все это достаточно глупо, чтобы быть правдой.
— Я думаю, Париж был по-настоящему классным местом в те времена — Скотт и Зельда, Хемингуэй, вся эта толпа.
— Гм, да, Париж всегда был «классным местом», — ну, если забыть о царстве террора.
— Я вижу, ты здесь давно.
— Так, бываю наездами. Год здесь, век там… И когда же ты уезжаешь?
— Через неделю, — стрельнув глазами, Сара провела кончиками пальцев по его ладони, — но я подумываю над тем, чтобы продлить свое пребывание.
— А как же все эти книги в Канзасе, которые только и ждут, чтобы их каталогизировали?
Она мученически вздохнула.
— М-да, дилемма. Но чтобы ее разрешить, я собираюсь принять участие в двенадцатиступенчатой программе. Знаешь, в Обществе Анонимных Классификаторов?
Митос рассмеялся и, наконец, расслабился. Паранойя может и подождать.
— Похоже кое-кто нашел себе подружку, — заметил Джо, присоединяясь к Дункану и остальным. — она одна из вас, ребята?
Дункан отрицательно покачал головой.
— Она здесь завсегдатай?
— Нет. По крайней мере, я ее впервые вижу.
— Слушайте, Митос прекрасно может о себе позаботиться, — пожала плечами Аманда, — и я думаю, он уже вышел из возраста, когда спрашивают разрешение пойти на свидание.
— Ему надо быть осторожнее, — сказал Дункан, хорошо зная, насколько друга беспокоит возможное раскрытие Наблюдателями его инкогнито. К тому же он чувствовал себя немного в этом виноватым.
— Мне она кажется вполне безобидной, — встрял Ричи.
— Тебе и Лукреция Борджиа показалась бы безобидной, — возразил Дункан.
— Эй! — Аманда ткнула его кулачком в грудь, — я знала Лукрецию, она вовсе не была такой злой. Это все ее отец-извращенец Папа Римский и Цезарь…
— Вау! Ее отцом был Папа Римский? — Ричи подался вперед. — странно, почему в школе ни о чем таком не рассказывали?
— Послушай, — сказал Джо, — она не Наблюдатель и не одна из вас. Не вижу никакой проблемы, Мак. Аманда права: он уже большой мальчик, и ты ему в качестве дуэньи не нужен.
Дункану ничего не оставалось, как признать, что они правы. Кого Митос подцепит в баре, совершенно не его дело. Никто бы не прожил так долго, делая глупости. Но эта женщина его беспокоила, хотя он так и не смог определить чем. Аманда и Ричи явно ничего необычного не замечали, а если Митос что-то такое и ощутил, то это его не отпугнуло. Пока Дункан наблюдал за ними, испытывая двойственные чувства, пара поднялась, собираясь уходить.
— Ладно, — решил Дункан, когда Митос обернулся, чтобы махнуть на прощание рукой, — беспокоиться действительно не о чем. В конце концов, что такого она может сделать бессмертному?
— Ну? — спросила Аманда, — кто за то, чтобы заняться чем-нибудь более интересным, чем обсуждение личной жизни Митоса?
Митос проснулся разбитым, чувствуя непривычную боль во всех членах. С кряхтением выпутался из смятых простыней, протер глаза и уставился на часы у кровати. Без четверти час… дня? Вздохнув, он откинулся обратно на подушки, пытаясь привести в порядок мысли. Вчера они с Сарой гуляли, да, это он помнил хорошо. Она не стала стесняться и сразу дала понять, чего хочет. Последовал нестерпимо страстный поцелуй, который оказался лишь прелюдией к не менее страстной и долгой ночи, после того, как они добрались до его квартиры. Да, вспомнилось еще много чего. Митос снова открыл глаза и осмотрелся по сторонам.
— Сара?
Никого. Она давно ушла, что, возможно, и к лучшему. Он даже удивился этой мысли. Детали происшедшего все еще ускользали, но у него возникло четкое ощущение, что не все ночные утехи были приятными. Чем таким они, например, занимались, что на простыне в нескольких местах остались пятна крови? Митос осторожно дотронулся до одного из них пальцем, продолжая ломать голову над загадкой.
Ладно, по крайней мере, эта безумная ночь не оставила сколько-нибудь серьезных последствий.
— Ну, как вчера прошел вечер?
Митос вздрогнул и обернулся, только чтобы увидеть Маклауда, подошедшего составить ему компанию у бара.
— Что? — он с удивлением воззрился на Горца, только сейчас почувствовав Зов.
Веселый огонек в темных глазах Маклауда исчез и взгляд стал озабоченным, когда он присмотрелся к Митосу получше.
— С тобой все в порядке? Выглядишь ужасно.
— Большое спасибо, а ты как всегда образец элегантности, — едко ответил Митос, потом вздохнул и пожал плечами. — Со мной все в порядке, Мак. Просто, не удалось как следует выспаться.
И возможно у него похмелье или еще что-нибудь. Однако за все свои пять тысяч лет, он ни разу не пропустил приближение другого бессмертного. Митос хмуро уткнулся в открытый на стойке ноутбук, гадая, стоит ли сейчас об этом беспокоиться.
Маклауд понимающе кивнул и сел рядом на табурет.
— Еще увидишься с ней?
Митос бросил на него косой сердитый взгляд.
— И ты считаешь это своим делом, потому что…?
— Просто из любопытства.
— Ух, именно это сказала Пандора перед тем, как открыть ящик.
— А ты ее знал лично?
Митос загадочно улыбнулся.
— Не уверен, что ты хочешь это знать.
Он выпрямился и расправил плечи.
— Не знаю, может быть годы, наконец, берут свое.
— М-да? — Маклауд поднял брови. — Это как «дух бодр, но тело…»? — поддразнил он.
— Знаешь, в мое время молодежь уважала старших.
— В твое время считалось, что земля плоская.
— Много ты знаешь. Люди плавали вокруг земли задолго до Магеллана, и куча народа побывала в новом Свете до Колумба. А сколько знаний было накоплено до того, как варвары и церковь устроили эти пресловутые Темные века.
— М-м-м, — Маклауд достал стакан и налил себе скотч из стоящей перед Митосом бутылки.
— Дарий говорил тоже самое. Думаю, он всю жизнь чувствовал вину за то, что его армии разрушили и разграбили пол-Европы.
Митос пожал плечами.
— Sic transit gloria mundi.[1] Возможно, даже мы не можем жить вечно.
— По крайней мере, большая часть нашей истории сохранится, — задумчиво произнес Маклауд, наполняя их стаканы.
— Да.
Какое-то время они пили свой виски в дружеском, хоть и немного мрачном молчании, а Джо стоял неподалеку, протирая бокалы, и смотрел на обоих с любопытством. Заметив это, Митос нахмурился, но потом вспомнил, как Джо говорил, что делает Морису одолжение, подрабатывая у него барменом.
— Ну что? — спросил он, наконец, не выдержав.
— Ничего, — Джо лишь покачал головой.
— Ты о чем-то думал.
— Просто размышлял, как на бессмертных влияют антидепрессанты.
— Я правильно понял, в этом кроется какой-то намек? — Маклауд снова потянулся к бутылке, но обнаружив, что она пуста с разочарованным видом поставил обратно.
— Только один — даже на похоронах я слышал более веселые разговоры.
— Мы тебе мешаем? — осведомился Митос. Он, конечно, понял, что Джо имеет в виду — joi de vivre[2] определенно отсутствовала сейчас в здешней атмосфере.
Он попытался подавить зевок, но не преуспел.
— Извини, думаю, я просто устал.
— Гм, очень жаль, — Джо кивнул в сторону входной двери, — кажется твоя подружка вернулась за добавкой.
Митос взглянул в том же направлении и обнаружил Сару, которая шла прямо к нему. Он прекрасно заметил многозначительный взгляд, которым обменялись Джо и Маклауд, явно нашедшие в ситуации повод развлечься. Митос решил, что это просто смешно. Большинству мужчин польстило бы, что их преследует столь привлекательная особа — если, конечно Сара делала именно это, а не просто заскочила попрощаться.
«Тогда почему вторая перспектива кажется более привлекательной?» — подумал он, поднимаясь ей на встречу.
— Привет.
Она немного неуверенно улыбнулась.
— Адам, привет. Я, м-м-м… заезжала к тебе домой, но тебя там не оказалось.
— Ну, гм, я был здесь, — это прозвучало настолько глупо, что Митос невольно поморщился, избегая смотреть на Маклауда и Джо.
Сара помолчала пару неловких мгновений, будто ждала, что он добавит что-то еще и, не дождавшись, сказала:
— Просто ты говорил вчера что-то насчет обеда. Ну, знаешь, вроде… настоящего свидания.
Она пожала плечами. Вид у нее при этом был смущенный.
— М-м-м, что-то изменилось, или…?
Маклауд толкнул друга локтем в бок, заставив выйти, наконец, из ступора.
— Нет, нет, ничего не изменилось, просто я… — Митос вздохнул и изобразил на лице улыбку, — да, конечно, я помню.
Сказать что-то иное было бы грубо и невежливо, а он очень давно не позволял себе грубить женщине.
В том, что он чувствовал себя сегодня несколько выбитым из колеи, не могло быть ее вины.
— Да, Сара, это Дункан Маклауд и Джо Доусон.
— Привет, — едва посмотрев на Джо, Сара надолго задержала взгляд на Горце, что, как ни странно, вызвало у Митоса вовсе не ревность, а тревогу. Женщины всегда обращали внимание на Маклауда, но взгляд Сары был не столько восхищенный, сколько оценивающий, будто она пыталась определить насколько он подходит для ее целей. Каких, интересно? И во взгляде Горца, обращенном на нее читалось неприятие.
— Мак?
Тот тряхнул головой и с виноватым видом посмотрел на Митоса.
— Нет, ничего. Все нормально.
Митос кивнул, все еще чувствуя необъяснимый дискомфорт, однако решил, что не стоит зацикливаться на этом сейчас, тем более, что Сара всем своим видом показывала, что хотя она очень рада познакомиться с его друзьями, но предпочла бы сейчас находиться в другом месте и заниматься совсем другим делом.
— Ладно, увидимся позже.
— Пока, — крикнул Маклауд вслед удаляющейся парочке и развернулся к Джо, который и не пытался скрывать распирающее его любопытство.
— Что?
— Нет, это ты мне скажи, в чем дело. По-моему, она очень приятная девушка.
— Думаешь? — Дункан рассеяно провел пальцем по ободку своего пустого стакана. Вероятно, Джо прав, но при воспоминании о том, как эта Сара на него посмотрела, Маклауда захлестнула новая волна беспокойства. В ее взгляде не было и намека на флирт, что само по себе могло бы стать проблемой. Однако… Он затруднялся точно описать ощущение, но больше всего это походило на то, как хищник присматривается к своей новой жертве. Что было уже полным бредом, не так ли?
Что ж, пусть это бред, который вряд ли кто-то воспримет всерьез, но Дункан решил, что первым делом утром заглянет к Митосу.
Когда поцелуй, наконец, закончился, и Сара оторвалась от него, Митос покачнулся, внезапно почувствовав головокружение. Но едва он успел перевести дыхание, как она снова обвила руками его шею и притянула к себе, собираясь повторить. Спустя мгновение, он с трудом высвободился из ее цепких объятий и отодвинул девушку на расстояние вытянутой руки.
— Люди смотрят.
Как будто кто-то возмущается. И с каких это пор он настолько щепетилен относительно публичного проявления страсти? Митос не мог ответить на этот вопрос, не мог объяснить, почему одновременно испытывает сразу два противоречивых желания: немедленно затащить Сару в постель и бежать от нее без оглядки. К тому же его беспокоило чувство, что с ним что-то не так. По идее, он должен быть польщен, что она практически запрыгнула на него, еще до того, как они добрались до машины. Правильно?
— Какое нам дело? — Сара мягко взяла его за руку и прижалась всем телом теснее, чем позволяли даже парижские стандарты.
— Знаешь, у меня комплекс насчет вуайеристов, — проговорил Митос нетвердо, потому что в этот момент она приподнялась на носочки и, захватив зубами мочку его уха, начала тихонько покусывать.
— Сара…
— Тогда, — выдохнула она, — пойдем куда-нибудь, где никого нет.
— Кажется, мы собирались пообедать.
— Сейчас, ты единственное блюдо в меню, которое я хочу попробовать, — и она снова впилась в его губы.
Этому действительно было трудно сопротивляться. Разве что, Митос не привык к такому напору. Он всегда помнил о хрупкости Алексы; был осторожен даже в самые страстные интимные моменты их недолгой совместной жизни. Может быть, проблема как раз в том, что он так давно не был с кем-то настолько полным жизни, что теперь просто не знает, как с этим справиться.
Сжалившись, наконец, Сара чуть отступила назад и оглядела его с головы до ног.
— Адам, ты ведь не провел последние десять лет в монастыре, правда?
— Не последние десять, нет.
— Тогда в чем дело?
— Я стеснительный.
— Гм. Это я заметила еще прошлой ночью, — она снова повисла у него на шее, — домой?
— Хорошо.
— И мы всегда можем поиграть в монахов и монахинь, — добавила Сара, чмокнув его в губы.
Прежде чем отправиться к машине, Митос бросил на нее крайне подозрительный взгляд.
Тихо выскользнув из постели Адама, Сара огляделась вокруг в поисках своей одежды. Обнаружив на полу небрежно брошенные юбку с футболкой, наскоро натянула их, вдела ноги в туфли и схватила сумочку. Нужно было поспешить, если она не хотела опоздать на встречу. Ей потребовалась масса усилий, чтобы покинуть Адама сейчас. Несмотря на то, что он был почти полностью истощен, Сара все еще ощущала зов его жизненной силы, вызывающий у нее желание есть, пока не насытиться.
Для этого будет достаточно времени — позже. Теперь было чего ждать, предвкушая, что скоро она удовлетворит мучающий ее голод. Сара задержалась на мгновение, склонившись над спящим Адамом, и потрепала его по волосам. Может быть, они отдадут его ей. В конце концов, спросить не помешает.
Со счастливой улыбкой, она выскользнула из дома и остановила первое попавшееся такси.
Войдя в полупустое кафе, где несколько редких посетителей начинали свой день или заканчивали длинную ночь, Сара сразу заметила тех, с кем у нее была назначена встреча. Это была весьма экстравагантная пара, особенно женщина: высокая и стройная шатенка с блестящими зелеными глазами. Мужчина — среднего роста, с короткими светлыми волосами и холодными голубыми глазами, может быть и не представлял ничего особенного с виду, но, благодаря своей… ауре, привлекал к себе внимание.
— Ты опоздала, — сказала женщина.
— Я пришла сразу, как смогла, — ответила Сара, стараясь говорить твердо, чтоб никто не подумал, будто она оправдывается. Как могли они понять, что значит вечно мучиться жаждой? И каково это — держать в руках вожделенную добычу, в лице Адама, не имея возможности насладиться ею до конца. По крайней мере, пока не имея.
— Делай с ним, что хочешь, после того, как мы закончим, — сказал мужчина, — он все равно лишь часть программы. Ты встречалась с Горцем?
— Маклаудом? — Сара кивнула. Его жизненная сила привлекала ее почти так же сильно, как сила Адама, хотя он был гораздо младше. Она таких и раньше встречала — молодых, но с мощной сущностью, — да, вчера. Кажется, я ему не понравилась.
— И не должна была, — заявила женщина, — так даже лучше для нас. Ты слышала о принципе «разделяй и властвуй»?
— То есть все, что мне надо делать, это отвлекать Адама?
Простая работа. Чем дольше она сможет держать его рядом, тем лучше.
— Пусть он займется тобой и оттолкнет Маклауда, — сказал мужчина, — встань между ними, поссорь их.
— Ладно.
Сделать это — раз плюнуть, мужчины порой так предсказуемы…
— А вы отдадите мне Маклауда, когда все закончится?
Мужчина и женщина обменялись странными взглядами, на их лицах промелькнули зловещие усмешки.
— Скорее всего нет, — ответила женщина, — думаю, к тому времени, как мы закончим с Маклаудом, от него мало что останется.
С точки зрения Сары, это было расточительством, но она не стала спорить. Если они отдадут ей Адама, это будет достаточной компенсацией.
— Знаете, а вы так и не сказали, кто вы такие.
Мужчина улыбнулся:
— Разве это важно? Ведь мы — в одной команде.
Сара с трудом удержалась, чтоб не закатить глаза. Можно подумать, она не в курсе.
— Да, но обо мне-то вы знаете все.
— Если тебе нужно имя, то зови меня Джеймсом.
Женщина тоже улыбнулась, так же насмешливо и зловеще, как раньше.
— Зови меня Кассандрой, если хочешь.
Джеймс и Кассандра — да, так лучше, располагает к более дружеским отношениям. И Саре было приятно думать, что ей хоть ненадолго отдали Адама. Конечно, тут надо быть осторожной. Ее пристрастие к бессмертным, к их силе, их крови, напоминало пристрастие к наркотикам, и порой ей было трудно остановиться, чтобы сохранить их живыми подольше.
Если бы только она умела контролировать свои аппетиты. Однако, если, когда дойдет до дела, Адам сделает правильный выбор, она сможет наслаждаться им еще очень долго.
Нужно только как следует все рассчитать. Насколько это может быть сложно?
— Адам? — Дункан снова нетерпеливо надавил на кнопку звонка, и в дополнение начал барабанить в дверь. — Адам! Я знаю, что ты там!
Он едва мог чувствовать присутствие другого бессмертного, и именно это беспокоило его больше всего. У Митоса был особенный, мощный Зов — в свое время именно это помогло Дункану сделать интуитивный вывод, что Адам Пирсон и Митос — одно и то же лицо. Однако сейчас, он ощущался слабее и был странно разгармонирован.
Зов приблизился, дверь распахнулась и на пороге возник раздраженный и злой Старейший.
— Какого черта ты здесь орешь? — вопросил он, завязывая пояс халата.
Если накануне Митос выглядел просто уставшим и осунувшимся, то сейчас…
— Что с тобой случилось?
Он был еще более изможденным, лицо избороздили морщины, в волосах появилась седина.
— Ничего, — Митос явно пребывал в дурном расположении духа, — что тебе надо?
— Войти. — не дожидаясь приглашения, Дункан прошел вперед. В первую очередь его обрадовало отсутствие Сары. — я тебе звонил, но никто не брал трубку.
— Ты хоть знаешь, который час?
— Да, уже полдень. Ты смотрел сегодня в зеркало? — Дункан не мог смириться с тем, каким постаревшим и потрепанным выглядел его друг.
По выражению лица Митоса было ясно — он решил, что его гость спятил.
— Маклауд, я устал и действительно не в настроении для игр. Что ты хочешь?
— Я хочу знать, какого черта с тобой происходит — ты выглядишь старше, чем Джо Доусон.
Видимо, последние заявление подтвердило опасения Митоса, что Дункан Маклауд в конец лишился рассудка. Это ясно читалось у него в глазах:
— Я на самом деле старше Джо, я на несколько тысяч лет старше тебя, шотландский дурак.
Дункан схватил его за плечо, притащил в ванную и поставил перед зеркалом:
— а с каких это пор ты выглядишь на свой возраст?
Митос уставился на собственное отражение и его гнев мгновенно выветрился, сменившись растерянностью, а потом и страхом, когда он дотронулся до лица и взглянул на свои руки, покрытые тонкой, пергаментной кожей со старческими пятнами.
— Мак…
— Одевайся, — сказал Дункан мягче, — надо позвонить Джо, чтобы приехал.
Митос немного неуверенно кивнул, не в силах оторвать взгляд от отражения в зеркале.
— Может быть, наше бессмертие на самом деле конечно… — тихо проговорил он, — только мы об этом не знали.
— Или кому-то нравится, какие мы на вкус.
— Что?
— Потом. Одевайся. — Дункан прошел обратно в комнату, и начал искать телефон, не зная в точности, как он скажет Митосу и Джо о своих подозрениях, как поделится, внезапно проснувшимися воспоминаниями.
Дункан отвлекся от шахматной партии, которую на этот раз почти выиграл и взглянул на глубоко погруженного в свои мысли Дария. Похоже, священник был чем-то сильно озабочен.
— Дарий? Что-то случилось?
— М-м-м? А, — бессмертный вернулся на землю, — я просто размышлял над тем, что твой родственник Коннор как-то рассказал мне о своем друге Филиппе Лондри. Ты его знал?
— Нет. Он один из нас? — Дункан передвинул слона на две клетки.
— Был одним из нас. Коннор как раз рассказывал о его смерти. — Дарий с рассеянным видом сделал ход ладьей. — Он умер не от обезглавливания.
Дункан нахмурился, склонившись над доской:
— но как такое возможно? Для нас не существует иного способа умереть, — решив, что его король скоро может оказаться в опасности, он убрал его из-под удара.
— Коннор сказал, Филипп буквально зачах у него на глазах. Будто он прожил тысячу лет за пять дней. Коннора это сильно потрясло.
Что совсем неудивительно. Дункан даже не знал, что сказать. Он вполне допускал, что являясь относительным новичком в Игре, может не знать всего о бессмертии, но это показалось ему явным перебором.
— Да, — кивнул Дарий, будто прочитав его мысли, — это также вне моего понимания, — он сделал с виду бессмысленный ход конем. — я надеялся как-нибудь изучить этот феномен, но так и не собрался.
— Тогда почему ты вспомнил о нем сейчас? — Дункан проанализировал ситуацию на доске и спокойно двинул своего слона еще дальше вперед, намереваясь следующим ходом взять ферзя противника.
— Джекоб Солдберг. Он заходил ко мне на той неделе. Выглядел ужасно — высохший, как одна из тех мумий, что недавно нашли в Египте, — Дарий взял слона Дункана конем, — он рассказал мне о женщине. Очень красивой, очень соблазнительной и полной желания безраздельно владеть им. Он так и сказал «владеть».
— Но, Дарий…
Священник улыбнулся.
— Да, я знаю. Ты скажешь, что я слишком много времени провел затворником и забыл, что такое желания плоти. Может быть. Но Джекоб сказал, что здесь нечто большее, чем просто страсть — он сказал, что она высасывает его силы.
Дункан взглянул на друга скептически.
— Он сказал, что она вампир?
— По-твоему это невозможно?
— Дарий… — Маклауд пожал плечами, вспомнив шум, который в свое время поднял Николас Вард.
— Хорошо, «мы» существуем, но это не значит, что призраки или другие магические существа реальны. В нас нет ничего сверхъестественного.
— Кто может сказать наверняка, что других видов бессмертных не бывает? Если мы формируем основу для большинства мифов, то, возможно, в них есть толика правды и об этих существах.
— Я полагаю, все возможно, — согласился Дункан, — так что случилось с Солбергом?
— Он пропал. Я попросил… друга помочь с поисками: Бенжамин сказал, что Джекоб просто исчез с лица земли.
К разочарованию Дункана экс-генерал Дарий, взяв ладьей его ферзя, объявил шах королю.
— Если эта тварь существует, то она, похоже, предпочитает старых бессмертных, — на этот раз священник улыбнулся совсем невесело. — будем надеяться, что она тоже уважает святую землю.
— Помню, я читал про Солберга, — сказал Джо, когда Дункан закончил, — все очень странно; он числится у нас в списке пропавших без вести, предположительно, мертвых. В последнем отчете его наблюдателя говорится, что Солберг отправился куда-то с неизвестной женщиной. И пропал.
По крайней мере Джо не сказал ничего противоречащего рассказу МакЛуда, и Митос, видимо, решил внести свою лепту. Он выпрямился, охнув, будто каждая косточка в его теле болела.
— Послушайте, о чем мы здесь говорим? Я помню и Солберга, и некоторых других, которых Дарий просил меня проверить…
Дункан бросил на него быстрый взгляд.
— Только не говори, что это ты был Бенжамином.
— Ладно. Не скажу, — вернул Митос, но без обычного сарказма в голосе, — имели место несколько странных смертей и исчезновений, но я сказал Дарию, что при желании можно всему найти логическое объяснение.
Джо посмотрел на Старейшего исподлобья.
— Например, какое?
— Например… не знаю. Я никогда особо не вникал. — Митос взглянул на Дункана, мысленно призывая его высказать все, что было на уме. — Так что ты об этом думаешь?
Чувствуя себя весьма некомфортно под этим немигающим взглядом и не слишком-то веря в то, что собирался сказать — больно это расходилось с его мировоззрением — Маклауд, твердо посмотрел Митосу прямо в глаза и произнес:
— Я думаю, что-то или кто-то, имеет способность ощущать твою жизненную силу. Она их притягивает, так же, как бессмертных притягивает твой квикенинг, рождая желание снести голову, чтобы получить его. И это существо питается тобой, постепенно истощая. И убивая.
— И ты знаешь, кто это? — спросил Джо серьезно, явно не спеша вызывать психиатров.
Дункан кивнул.
— Сара.
На лице Митоса отразилась крайняя степень удивления.
— Ты думаешь, Сара — вампир?
— Да, — ответил Дункан убежденно, — или суккуб. Черт, я не знаю, — он вскочил на ноги и начал мерить комнату из конца в конец, пытаясь совладать с волнением. — Думаете, я не понимаю, как это звучит? У кого-то есть лучшее объяснение? До встречи с Сарой с тобой все было в порядке.
— Мак, — Митос вздохнул и потер шею, — если бы такие вещи действительно существовали, неужели ты думаешь, что я бы о них не слышал? Хотя бы упоминаний…
— Разве ты не слышал? Разве мы все не слышали? Может быть 99 % этих рассказов — чистый вымысел, но как насчет 1 оставшегося процента? Или ты думаешь, что любой человек на улице вот так возьмет и поверит в бессмертных?
— И не похоже, что они афишируют свое существование, — добавил Джо, задумчиво почесывая бороду. Он смотрел на Старейшего и видел то, что уже заметил Дункан: даже за то короткое время, что они находились в у него квартире Митос успел еще состариться — морщины стали глубже, волосы почти совсем поседели и истончились, скулы выступили сильнее прежнего.
— Что она сделала с тобой?
— А я откуда знаю? — огрызнулся Митос ясно давая понять, что считает сложившуюся ситуацию исключительно своей проблемой.
— Послушай, если Мак хотя бы отчасти прав, нам надо выяснить, что произошло между тобой и Сарой. Если это всего лишь старый добрый секс, прекрасно, будем искать ответы в другом месте. Так расскажи хоть что-нибудь или ты предпочитаешь выглядеть, как египетская мумия?
Митос долго и пристально смотрел на обоих, но в его глазах читался скорее страх, чем оскорбленное самолюбие.
— Она… Не знаю. Она подавляюще напориста, даже агрессивна, — он пожал плечами. — Но она не кусала меня за шею и не сосала кровь, если это то, что вы хотите услышать.
Джо вскинул голову.
— Как ты можешь знать наверняка? Такая рана — ничто для вас, ребята.
— Думаю, я бы помнил такую значительную деталь.
— Да? А если она не хотела, чтобы ты помнил? Кажется, умение гипнотизировать жертву, управлять ее памятью и мыслями входит в число их талантов.
Теперь пришла очередь Митоса подняться и начать мерить комнату шагами — он был слишком вздвинчен, чтобы продолжать сидеть на одном месте.
— Хорошо. Предположим, Мак прав. Предположим, она действительно сосала кровь. Но почему это так странно сказалось на мне? Даже если бы я умер от кровопотери, то не стал бы таким… Все пришло бы в норму, как только бы я воскрес.
Дункан остановил его, осторожно взяв за плечи. Он почувствовал под пальцами выступающие кости, и ему вдруг стало страшно дотрагиваться до друга, будто малейшее прикосновение могло его теперь поранить.
— Митос, все иначе, потому что Сара сосала не только кровь. Когда она пришла вчера в бар, ты вовсе не был счастлив ее видеть. Почему?
Одно только это должно было их насторожить. Но они с Джо были слишком заняты, с интересом наблюдая, как «Адам» разыгрывает простачка, чтобы обращать внимания на подобные мелочи. Чтобы заметить, что Митос очень, очень давно не играл в Адама таким образом.
— Я, я не знаю. В ней было что-то… неприятное, — ответил Митос, избегая смотреть ему в глаза.
— Потому что ты знал, кто она. Видишь, память никуда не делась. Просто ты пока не можешь связать концы с концами. Я прав?
— Я… Д-да, наверное. Не знаю. — Митос взъерошил свои тонкие седые волосы, пытаясь скрыть собственные страх и растерянность. Что-то щелкнуло у него в мозгу и маленький кусочек мозаики стал на место.
— Я не знаю, — повторил он тихо, будто про себя.
— Митос, ну же, что ты помнишь? Что она с тобой сделала?
Что он помнит?
Нечто неуловимое дрейфовало на грани подсознания, но не давалось в руки. Митос сел, пытаясь заставить себя успокоиться, подавить смятение и тревогу, которые овладели им, еще утром, когда, глянув в зеркало, он увидел отражение своих ночных кошмаров.
Если бы он просто выглядел старше, это еще пол беды, к такому, наверное, можно привыкнуть. Хотя шансов проверить у него до сих пор не было, но смертные живут с этим каждый день, не так ли? Митос посмотрел на Джо, размышляя, что же происходит на самом деле? Ты меняешься так медленно, что даже этого не замечаешь или в один прекрасный день, глянув в зеркало, с удивлением обнаруживаешь, что состарился?
Он знал, что для него это останется вечной, неразрешимой загадкой. Можно попытаться представить, через что вынужден проходить больной, представить боль, которая не исчезает сразу, раны, не закрывающиеся как по мановению волшебной палочки. Можно прочитать горы медицинской литературы, тысячи раз быть беспомощным свидетелем чужих страданий и смерти, но так и не суметь их постигнуть. Он способен лишь посочувствовать, но не испытать на себе. Иногда, Митос даже сожалел об этом, но чаще радовался, что навсегда избавлен от подобного опыта.
Он хотел выбросить это из головы, как выбросил, сняв с себя личину доктора Адамса, вдруг осознавшего тщетность своих усилий. А потом он влюбился в Алексу, столкнулся с необходимостью заботиться о ней, по мере того, как рак прогрессировал. Те последние несколько недель, были до сих пор свежи в памяти: Алекса все больше слабела, сломленная болью. Болезнь лишила ее всех желаний, жизнь превратилась в борьбу за еще один вздох, а все, что он мог сделать, это сидеть рядом, держа ее за руку, говорить, надеясь, что она слышит его голос.
И память вдруг вернулась…
Он переводил дыхание, после страстных любовных утех, которым только что предавался с Сарой, когда она, внезапно сев, положила руку ему на грудь и попросила:
— Расскажи мне об Алексе.
— Что? — Откуда она знает об Алексе? Он был уверен, что ни разу не упомянул ее имени.
— Память о ней невероятно сильна в тебе, — Сара осторожно коснулась пальцами его лба, — так много воспоминаний… Сколько тебе лет, Адам?
— Сара, я понятия не имею, о чем речь, — и с этих слов дело начало принимать неприятный оборот.
Она покачала головой.
— Нет, я поняла еще прошлой ночью, почувствовала в твоей крови. Ты самый сильный из всех, кто у меня был — древний, как само время.
Она говорила так, как тонкий ценитель мог бы рассуждать о букете вина многолетней выдержки:
— ты знаешь, какое это наслаждение?
— Нет, не знаю, Сара. Я думаю… — Митос попытался высвободиться, отодвинуться подальше, но она вжала его в постель, и он почувствовал, что тонет в ее странных светящихся глазах.
— Что ты делаешь? — выдохнул он едва слышно.
— Пытаюсь выжить, — прозвучал хриплый шепот, — и ты как никто должен меня понимать.
Она еще сильнее вдавила его в матрас, провела языком от ключицы до подбородка, отстранилась, облизываясь, потом, оскалилась по волчьи, и, впившись клыками ему в шею, начала сосать брызнувшую из раны кровь.
Митос почувствовал, как вместе с кровью из него уходит жизнь, будто она добралась до сАмого его квикенинга.
Он моргнул и вернулся к реальности, поймав на себе озабоченные взгляды друзей.
— Это, как передача наоборот. Думаете, так и умирают? По настоящему, я имею ввиду.
— Я не знаю, и тебе не позволю узнать. Только не так, — заявил Маклауд с той непререкаемой убежденностью, которая обычно радовала и одновременно раздражала Митоса, и которая сейчас предала ему столь необходимую уверенность.
— Послушайте, я предлагаю начать с передислокации, — сказал Джо, — как насчет святой земли?
Дункан был согласен, но Старейший не разделял его мнения.
— Может быть, Дарий только надеялся, что это поможет?
— Ну, в любом случае, хуже не будет.
Митос устало кивнул.
— Ладно, а что потом?
— Знаешь, где она живет? — спросил Джо.
— Нет, она никогда не говорила. — Она вообще мало разговаривала с той, первой встречи в баре. «Проклятье!» Как он мог быть настолько глуп? Кронос прав — он размяк.
— Я не знаю, кто она — если нравится, называйте ее вампиром, но она не такая, как в книгах и фильмах. Ее не уничтожить с помощью чеснока или распятия. — «Возможно и с помощью осинового кола тоже».
Джо поднял глаза на Мака.
— Знаешь кого-нибудь, кто пережил бы обезглавливание?
— Нет.
Митос вздрогнул, заметив холодный, почти жестокий блеск в глазах шотландца.
«Неужеди, это последние, что Кронос и Байрон видели в своей жизни?» Он невольно поежился при мысли, как близко подошел к тому, чтобы поймать этот взгляд на себе.
— Мак, я…
Выражение изменилось, смягчившись и Маклауд понимающе кивнул.
— Ты бы сделал это для меня.
Да, вероятно. Другое дело, что он не стал бы это афишировать. Спустя мгновение, Митос тоже согласно кивнул, оценив неожиданную поддержку, которую получил от обоих своих друзей. После той истории с Кроносом и Кассандрой, он запретил себе даже надеяться на восстановление отношений, и был признателен, что никому не пришло в голову напомнить о ней сейчас.
Митос устало сидел на стуле в церкви Дария, сфокусировав взгляд на алтаре. Отсутствие зеркальных поверхностей радовало — полные жалости испуганные глаза Джо и Маклауда, сказали ему, что улучшений святая земля не принесла. Он так же был согласен с решением не вовлекать Аманду и Ричи. Не столько из-за возможной опасности, сколько из-за того, что не хотел, чтобы они видели его в таком состоянии. Он бы предпочел вообще обойтись без свидетелей, но раз по другому нельзя, так пусть это будут Джо и Мак.
Что это? Гордость, тщеславие — не они ли всегда были причиной старых добрых трагедий. Нет, не стоит себе льстить, Софокл или Шекспир вряд ли заинтересовались бы подобным материалом, вот Анна Райс… Митос улыбнулся и тихо вздохнул: что, что, а чувство юмора у него еще осталось. Уже неплохо.
— Как ты себя чувствуешь? — подошедший Джо сел рядом.
— Великолепно.
Бармен улыбнулся бледно и неискренне.
— Ты никогда не пытался выяснить, что такого особенного в святой земле?
— У меня есть теория. Дело, скорее всего, в природной энергии. Если ты, конечно, веришь в то, что священные места привязаны к лей-линиям[3].
— Ты веришь?
— Может быть. Думаю, это имеет смысл. Если один из нас убьет другого, возьмет его голову на святой земле, то выплеснувшаяся энергия сольется с естественными силами, заключенными в лей-линиях, и в следующее мгновение бабах! Мистер Везувий с грохотом лишается своей вершины.
Джо взглянул на Митоса с нескрываемым интересом.
— Мне всегда хотелось знать, где ты был, когда все случилось. Значит, это правда, а не просто одна из легенд Наблюдателей?
— Ну, хм. Я не принимал непосредственного участия в событиях, — бессмертный нахмурился. — а почему ты спрашиваешь? Из чистого любопытства или…?
Джо пожал плечами.
— Просто интересно. Всегда полезно узнать что-то новое.
Какое-то время они молчали, потом Митос спросил:
— Джо, ты когда-нибудь думал о смерти?
— Да. Часто, особенно во Вьетнаме, после того, как лишился ног.
— Примерно в то время, когда Ян завербовал тебя в Наблюдатели?
— Примерно тогда. Знаешь, я так до конца и не привык, — иногда просыпаешься утром, совершенно забыв, что не можешь так просто взять и вскочить с кровати.
Несколько мгновений Митос обдумывал сказанное.
— Все еще болят? Я имею ввиду фантомные боли.
— Иногда, — Доусон рассеяно потер колено, — но все не так страшно, когда знаешь, чего ждать.
— А ты никогда не сожалел, что смертен?
— Видишь ли, чем старше ты становишься, тем сильнее ощущаешь приближение неизбежного. Но если думать об этом постоянно, то можно свихнуться.
Джо поднялся.
— И с этим ничего не поделаешь. Если повезет, я проживу еще лет тридцать. В том случае, конечно, если мне вдруг не стукнет выйти сейчас на улицу и броситься под грузовик. Люди живут, люди умирают.
— Как и бессмертные. Я умирал столько раз, что сбился со счета, неоднократно рисковал жизнью, но все-таки в большинстве случаев, был уверен, что это не навсегда, что я смогу вернуться.
— Ты и сейчас справишься, Митос.
— Правда?
— Мак так считает.
— Мак также верит, что есть некое вселенское правило, по которому хорошие парни всегда побеждают.
Джо улыбнулся — скорее циничности самого замечания, чем философии шотландца.
— Ну, мне кажется, ему неплохо удается защищать свои убеждения.
С этим было трудно поспорить, к тому же, Митос, вряд ли хотел, чтобы Маклауд полностью растерял присущие ему уверенность и идеализм. Хотя к ним бы не мешало добавить известную долю скептицизма.
— Тем не менее, Мак уязвим, как и все мы, — осторожно начал Митос, — но он мог бы получить гарантию…
Нахмурившись, Джо скрестил руки на груди, будто пытаясь защититься от холода или крайне неприятного разговора.
— Адам! Ты не можешь все время предлагать ему свою чертову голову!
— Это моя голова и я буду делать с ней все, что захочу, — горячо возразил Митос, — послушай, Джо, если ничего не поможет… — он глубоко вздохнул, — убеди Маклауда взять ее. Пообещай мне.
— Митос!
— Пожалуйста, Джо, — «пожалуйста» сказанное таким тоном, всегда срабатывало безотказно.
Доусон нехотя кивнул. Все это ужасно ему не нравилось, но Митос просил о чем-то только в самых крайних случаях.
— Сделаю, что смогу, но ты знаешь Мака.
О, да, он знал. И ему ни разу не пришло в голову занести знакомство с шотландцем в длинный список своих сожалений.
Томясь ожиданием в переулке напротив квартиры Митоса, Дункан начал подумывать, что ничего не выйдет, что Сара не осмелится снова открыто явиться к Старейшему, и что ему сейчас лучше находиться в церкви с друзьями. Он уже, было, направился к своему ситроену, когда поблизости затормозило такси и из него вышла Сара. Проверив, на всякий случай, наличие меча, Дункан пересек улицу. Она будто почувствовала его приближение и обернувшись, пригвоздила к месту тяжелым взглядом, что сразу напомнило Дункану о предупреждении насчет ее способностей. Митос говорил, что Сара может гипнотизировать взглядом так же, как Кассандра голосом.
— Его нет, — сказал он не дрогнув.
— Нет? — Сара сделала несколько шагов вперед. — что ж, зато ты здесь.
— Я думал, ты предпочитаешь бессмертных постарше, — добавил Дункан насмешливо, стараясь не обращать внимания на мурашки, которые внезапно поползли у него по спине.
Она лишь улыбнулась — ни дать ни взять, сексапильная соседская девчонка, по которой сходит с ума весь двор.
— Для главного блюда — безусловно, но почему я должна отказываться от закуски?
«Ну да, соседская девчонка, при условии, что соседи — семейка Аддамс».
Вокруг никого не было. Но сейчас даже наличие прохожих не остановило бы Дункана. Он вынул катану и привычно взвесил ее в руке.
— Это была твоя последняя трапеза, — шотландец приблизился, зорко следя за ее движениями, убеждая себя, что это совсем не то, что было с Ингрид и Нефертири. Потому что она… она даже не человек.
Ее улыбка стала презрительной.
— Думаешь, что сможешь убить меня, Горец?
— О, да.
Сара криво ухмыльнулась.
— Но ты даже не знаешь, что я такое.
— Мне плевать, — он подошел вплотную и, с быстротой молнии подняв клинок, нанес не менее стремительный удар, который рассек лишь воздух, заставив Дункана в изумлении развернуться. Только, чтобы обнаружить ее позади себя.
— Промахнулся, — прошелестело в ухе, прежде, чем он смог осознать, что она уже рядом, — скоро придет и твое время, Горец, — ее пальцы скользили по его шеи, острые ногти больно царапали кожу, — просто скажи мне, где Адам.
— Отправляйся в ад! — высвободившись из цепких рук, Дункан сильно толкнул Сару, и пока та лежала, распростершись на тротуаре, снова ударил — катана высекла фонтан искр, соприкоснувшись с камнем. Где…?
Улица была абсолютно пуста — ни звука, ни шепота.
Дункан прекрасно представлял, насколько по-дурацки выглядит, таращась в пространство посереди тротуара, и попытался собраться с мыслями. Никто бы не смог вот так просто взять и исчезнуть — нет, он не совсем прав, кое-кто мог. Кассандра была способна заставить раствориться в воздухе собственный дом. А если Сара была к тому же чем-то сверхъестественным, то вполне могла прочитать его мысли и узнать, где находится Митос. И Дункан сломя голову кинулся к машине, молясь лишь о том, чтобы не опоздать.
Это было, как предчувствие, как легкое прикосновение страха к обнаженным нервам, будто кто-то только что прошел по его могиле — да, кажется, именно это выражение лучше всего характеризовало сейчас ощущения Митоса. Он моргнул, стремясь сделать картинку четче. Где-то здесь должен быть Джо.
— Джо? Джо, это ты?
Он поднялся на ноги с гораздо большим усилием, чем рассчитывал и пошел вперед по проходу, держась за спинки стульев.
— Джо? — Митос едва не упал, неожиданно споткнувшись о Наблюдателя. Опустившись на колени рядом с телом, он попытался нащупать на шее Доусона пульс.
К его великому облегчению тот был сильным и стабильным.
— Он случайно попался под руку, — прозвучал из темноты чей-то неуловимо знакомый голос.
Митос осмотрелся, пытаясь разглядеть, что скрывают мрачные глубины церкви и заметил в одном из углов слабое подобие человеческой фигуры.
— Сара?
Она сделала шаг вперед и ступила в круг света, падающего от свечей.
— Знаешь, а у тебя есть выбор, — он вздрогнул, услышав идеальную имитацию голоса Кроноса.
— Да что ты? И какой же? — спросил Митос, с видимой безмятежностью, которая стоила почти всех его сил.
— Останешься в стороне — будешь жить. Это все, — она смотрела на него, судорожно облизываясь, будто это единственное, что не давало ей вцепиться ему в горло прямо здесь и сейчас. — не делай ничего, забудь.
Вероятно, он должен был оценить иронию, но не мог.
— Отступиться?
— Именно. Ведь это так просто… правда? Нелегко взять и выкинуть на ветер пять тысяч лет, да, Адам?
Митосу вдруг вспомнились слова незнакомца, присвоившего себе его имя: невозможно прожить столько времени ничего не делая и ничем не рискуя.
— Ты не причинишь вреда Джо? — тихо спросил он.
— «Я» не причиню, — последовал ответ.
— Но кто-то другой может? — волновала ли его сейчас эта двусмысленность?
Сара мило, даже слегка застенчиво улыбнулась:
— На это, я не могу тебе ответить.
Похоже, она не лгала.
— А Маклауду?
— Что тебе за дело до Маклауда? Он убьет тебя рано или поздно. Ты же знаешь: должен остаться только один.
— Почему это тебя так волнует? Ты ведь даже не бессмертная.
— Ах, Адам, я принадлежу к самому древнему роду бессмертных, обитающих на земле.
«И какого дьявола это значит?»
Он чувствовал, как все его тело сопротивляется неловкой позе — колени болели от соприкосновения с ледяным полом, спину саднило — он поднялся на ноги, только, чтобы оказаться нос к носу с Сарой, которая сделала еще один шаг вперед. И Митос внезапно понял, что ему предстоит сделать чуть ли не главный выбор в его жизни. Кто-то или что-то хотело убрать его с дороги, неважно какими средствами. Ситуация со всех сторон проигрышная. Для него. А как же остальные? Джо и Маклауд? Если он сейчас сдастся, означает ли это, что они будут в безопасности? Или же им тоже грозит смерть?
Митос действительно не представлял себе, при каком раскладе, его присутствие рядом с Маклаудом могло бы чем-нибудь помочь, и тем не менее… И тем не менее, сейчас это облегчало ему выбор.
Выпрямившись во весь рост и глядя ей в глаза, он сказал:
— Ладно, пусть я умру — раз это все, что я могу сделать. Или не сделать.
«Неплохая фраза, черт возьми».
Если бы только, он чувствовал себя хотя бы наполовину таким смелым, каким хотел казаться, если бы его сердце не выпрыгивало из груди, при ее приближении.
— Плохой выбор, Адам, — Сара провела пальцами по его щеке и Митоса начала бить дрожь, когда острые ногти вонзились ему в кожу и его жизненная сила, его квикенинг, начала медленно перетекать к ней.
Он был почти так же удивлен, как и Сара, когда во тьме вдруг сверкнуло лезвие катаны, и ее голова слетела с плеч.
Дункан взглянул на Митоса, который впервые за последние несколько минут перевел дыхание. Все это время он ждал. Они оба ждали привычного пиротехнического шоу. Квикенинга. Время шло, но ничего не происходило, единственным звуком был стон пришедшего в себя Доусона, и Дункан позволил себе, наконец, расслабиться. Он сделал шаг вперед, немного нетвердый, из-за вдруг наступившей реакции.
— Все кончено.
Митос кивнул. Чтобы удержаться на ногах, ему пришлось вцепиться в спинку ближайшего стула.
— Помоги Джо.
— Да, сейчас.
Пока Дункан помогал Наблюдателю подняться, осторожно поддерживая под локоть, тот озирался по сторонам, пытаясь оценить ситуацию: тело распростертое в проходе, чуть поодаль голова, глаза широко распахнуты в удивлении, и Митос, который все еще выглядит как мумия пару тысяч лет пролежавшая в песках.
Передавая Доусону трость, Дункан не мог не заметить странного взгляда, которым Наблюдатель обменялся с Митосом, обреченности в глазах последнего, выражения скорби на лице Джо, когда тот согласно кивнул, будто в ответ на невысказанную просьбу.
Маклауд выпрямился, переводя взгляд с одного на другого. Внезапно овладевшее им несколько минут назад чувство эйфории начало так же стремительно таять.
— Все кончено, — повторил он, но уже гораздо менее уверенно.
— Нет, не думаю. Я же говорил тебе, — едва слышно пробормотал Митос и, выпустив спинку, за которую держался, сделал осторожный шаг вперед, — это совсем не кино…
И он рухнул на пол к ногам Дункана.
— Митос! — Маклауд опустился рядом с ним на колени и, положив руку на иссохшую, худую грудь, почувствовал неистовое биение сердца под ладонью.
Через секунду Митос открыл затуманенные глаза и попытался сфокусировать взгляд.
— Мак, — его голос был хриплым шепотом, губы едва шевелились, — сделай это…
Дункан покачал головой.
— Нет. Нужно только… немного времени.
Этого не может случиться, только не так. Только не так…
— Нет времени… Дункан, — речь становилась все более и более невнятной, каждое слово давалось с трудом. — Я умираю. Нельзя, чтобы все пропало так…
— Митос, нет, я не могу, — запротестовал Маклауд, полностью отвергая саму возможность исполнения подобной просьбы.
Ему на плечо легла рука и сжала.
— Мак, — твердо сказал Джо, — ты должен.
Дункан поднял голову, встретившись взглядом с Наблюдателем.
— Нет, — возразил он, сглотнув застрявший в горле комок, — с ним все будет нормально.
— Мак, — тихий голос Джо был полон той глубины, которая делала незабываемыми его песни.
— Ты сделал все, что мог, теперь нужно закончить. Это то, чего он хочет.
— Джо… — Дункан чувствовал, как постепенно слабеет биение сердца под ладонью, видел, как меркнет свет в глазах его друга. Еще немного и Митос будет мертв, действительно мертв; все, чем он был, будет навсегда потеряно. Пять тысяч лет — на ветер. Дункан несколько раз глубоко вздохнул, чтобы обуздать обуревавшие его чувства, и кивнул.
— Только не здесь. Нужно вынести его наружу.
Если время еще осталось.
Он осторожно просунул руки под слабое безвольное тело и уже собрался подняться, но вдруг замер, нахмурившись и вскинув голову, будто пытался уловить чей-то шепот.
— Давай же, Мак, — поторопил его Джо, — иначе будет поздно.
Дункан кивнул, но не Доусону. Поднявшись на ноги, он быстро зашагал со своей ношей по проходу и, дойдя до небольшого, отгороженного от основной церкви помещения у двери, бережно опустил Митоса на пол. После чего вынул из ножен катану.
— Мак, это все еще может расцениваться как святая земля.
— Я знаю, ты можешь уйти.
— Черта с два!
Дункан слабо улыбнулся. Не зная хорошенько, чем заслужил такую преданность со стороны смертного, он все равно был ему безмерно за это благодарен. Гораздо легче, когда рядом есть человек, который уверен, что ты поступаешь правильно, какими бы ни были причины.
Он лишь надеялся, что не предаст это доверие.
Сжав рукоять катаны двумя руками, всеми силами ненавидя то, что ему предстояло сделать и сомневаясь в правильности принятого решения, Маклауд вогнал клинок глубоко Митосу в грудь и, пронзив сердце, остановил его.
Он слышал, как Джо позади него с шумом набрал в грудь воздуха и через мгновение выдохнул:
— И что теперь?
Покачав головой, Дункан аккуратно вынул меч и отложил в сторону.
Потом опустился на пол и, приподняв неподвижное тело, крепко прижал к себе.
— Ждать, только ждать, — прошептал он, закрывая глаза.
Он понятия не имел, что должно произойти и можно ли вообще на что-то рассчитывать, он мог лишь молиться, что поступил правильно, а не просто отправил своего друга в небытие.
Несколько мгновений спустя Джо спросил:
— Что случается с бессмертным, который умирает без квикенинга?
— Никто не знает, Дарий думал… — Дункан сглотнул, — Дарий думал, что не все теряется, но… никто не знает наверняка.
Больше он не мог говорить, не сейчас, когда от подступающих слез сжималось горло, и предательски щипали глаза. Если бы только воспоминания не тревожили его разум. Столько связанных с Митосом воспоминаний за это короткое время.
Древний миф вдруг обрел плоть и кровь в лице скромного исследователя Адама Пирсона — «лови пиво» — и попытался убедить его взять свою 5000-летнюю голову после какого-нибудь часа знакомства.
Митос, влюбленный в Алексу и такой подавленный известием о ее болезни. Митос, отчаянно пытающийся спасти ее с помощью камня Мафусаила и тихо горюющий после. Его удивление, когда Дункан предложил свою поддержку, хоть и неловкую. Просто возможность поделиться с кем-то, кто слишком хорошо знаком с потерями. В тот день он впервые говорил о Тэссе с кем-то кроме Ричи. Митос избавивший его от последствий темной передачи, Митос, оставивший Алексу, чтобы примчаться к нему на помощь, такой упрямый и решительный в стремлении спасти его, несмотря на риск. И, Боже, какую боль, это причиняло после… Сидеть и слушать, как Кассандра уговаривает его убить Митоса и думать лишь о том, что в свой черный час, его друг обречен противостоять своим демонам — противостоять Кроносу в одиночку. И что еще хуже, знать, что он никогда не ждал ничего, кроме осуждения.
Эти последние несколько недель, — что за бесполезная трата времени. Поддерживать приятельские отношения, но так и не решиться сказать ничего важного. Он был уверен, что они снова смогут вернуться к прежней дружбе, нужно лишь время и расстояние. Никакой спешки, ведь у них было все время в мире.
— Мак, — голос Джо пробился через туман воспоминаний и вернул Дункана на землю, — все кончено, он ушел. Ты это знаешь.
Он упрямо покачал головой и еще сильнее прижал Митоса к себе.
— Нет, нет, еще немного, еще несколько минут.
— Нет, Мак, — Джо наклонился и дотронулся рукой до его плеча, — прошло уже почти полчаса, он не вернется.
Дункан взглянул на тело, которое сжимал в руках, холодное, застывшее, ни малейшего шепота дыхания, и слезы, так долго сдерживаемые, наконец, хлынули у него из глаз.
— Прости меня… прости…
Он еще на мгновение задержал Митоса в объятиях, потом поднялся и понес его обратно в церковь, где осторожно опустил рядом с алтарем. Не зная, что делать дальше Мак вопросительно посмотрел на Джо.
— Он оставил мне некоторые распоряжения, на случай если… — голос Наблюдателя был непривычно хриплым, глаза блестели, — его имущество… Завещание. Он хотел, чтобы его кремировали, пепел развеяли… — Джо внезапно замолчал и Дункан понял, ему не мерещится, что они оба это видят.
Не веря собственным глазам, друзья смотрели, как тело Митоса оплели белые молнии квикенинга, рождающиеся из самой земли и воздуха. Похожая на скелет фигура внезапно обросла плотью, пергаментная кожа вновь стала молодой и упругой, волосы — густыми и темными. Возвращающаяся жизнь сотрясла тело и одновременно, с первым вздохом широко раскрылись глаза.
— Митос!
Дункан смахнул остатки слез с лица ладонью и, присев на корточки, дотронулся до его плеча — крепкого и сильного. Теплая плоть поверх твердых мускулов, буквально звенящая от энергии и жизни.
— Все хорошо, ты в безопасности — все закончилось, действительно закончилось.
Дункан обменялся с Джо радостной улыбкой.
— Маклауд? — Митос несколько мгновений переводил изумленный взгляд с него на Доусона, прежде чем его глаза обрели привычный блеск.
— Ты должен был взять мою голову, — сказал он почти разочаровано.
Разрядить обстановку саркастическим замечанием, показалось Дункану неплохой идеей:
— Сделаешь еще раз что-нибудь подобное и можешь не сомневаться, что возьму!
— Ты что же думаешь, — заявил Митос с улыбкой, — что я побегу подавать объявление в газету «Одинокий белый бессмертный ищет вампира или суккуба»? — он замолчал и огляделся по сторонам, — где она, кстати?
— М-м-м-м… Джо, — осведомился Маклауд, — куда делось тело?
Джо уставился на него с выражением «откуда я, черт побери, могу знать».
Митос позволил Дункану помочь ему подняться с пола и все трое обменялись тревожным взглядами.
— С вашего позволения, я притворюсь, что ничего этого не было.
Митос принял вид самонадеянной беззаботности, засунув руки в карманы и вздернув подбородок.
— Давайте-ка убираться отсюда, — предложил Дункан, чувствуя, что был бы не против поймать Старейшего на слове.
— Я намереваюсь вернуться, к исследованию, которое не закончил Дарий, — сказал Джо по дороге к машине. Он взглянул на Митоса.
— Поможешь, Бенжамин?
— Слушай, если Дарий просит внедриться в одну секретную организацию, которая следит за бессмертными, ему трудно отказать, — сказал Митос таким тоном, будто с треском провалил эту миссию. — к тому же, если они и не узнали про Бенжамина, то уже пригвоздили меня к столбу за легендарного Митоса.
— И? Чем это помешает тебе стать моим мальчиком на побегушках?
Митос с оскорбленным видом устроился на заднем сидении.
— Хотелось бы напомнить, что я старейший на земле человек. Разве я не заслуживаю немного уважения хотя бы за это?
— Нет, — хором ответили остальные.
Всю дорогу, они продолжали спорить и препираться, пытаясь абстрагироваться от того, что недавно произошло, но Дункан так и не смог избавиться от ощущения, что это еще не конец.
Человек, называющий себя Джеймсом, раскрыл ладонь, и горстка пепла просыпалась у него сквозь пальцы.
«Сара, Сара, вот что значит не знать меры. Рано или поздно за жадность приходится расплачиваться».
Проследив, как последнюю песчинку унесло ветром, он обратил взгляд на свою спутницу.
— Что насчет ведьмы?
Та улыбнулась.
— Как ты думаешь, почему я выбрала именно это обличье? Нужно было изначально придерживаться другого плана. Между этими троими еще столько нерешенных проблем, столько нестабильности в отношениях. Все, что требуется, это поднести спичку.
Он улыбнулся в ответ.
Разбуженная страшными образами, Кассандра сидела на диване, подобрав ноги, с чашкой горячего чая в руке и пыталась согреться. Была весна, холодная, промозглая весна в Шотландии. Огня в камине оказалось недостаточно, чтобы обогреть ее жилище и избавить хозяйку от озноба.
Она глядела в чашку так, будто ждала, что янтарная жидкость вдруг превратиться в магический кристалл. Но снова увидеть те образы Кассандра не хотела.
Потерявший разум Дункан убивает своего ученика — некое древнее зло вырывается наружу из тысячелетнего заточения. Но это был лишь кошмар. И тем не менее…
Почему она продолжает видеть пророческие сны о нем? Это началось после того, как Дункан убил Кантоса. Тогда она поняла, что сам Кантос являлся лишь частью пророчества, должен был быть кто-то еще. Появление Кроноса и объединение всадников несло с собой достаточно зла, чтобы объяснить видения о Чемпионе, воине света, побеждающем тьму.
Но… Всадников тоже больше нет. Остался один Митос, но она не будет думать о Митосе. Не теперь. Если пророчество было не о Кантосе и не о Всадниках, то чего же ждать?
Кассандра раздвинула занавески и взглянула на унылый пейзаж снаружи. По телу прошла дрожь, ей захотелось прошептать: «Кровь застыла, пальцы — лёд, что-то страшное грядёт».
«Теперь осталось только смешать «Пясть лягушки, глаз червяги, Шерсть ушана, зуб дворняги…» — она попыталась избавиться от тревожного чувства, но не смогла.
Кассандра со вздохом поднялась и пошла искать телефонный справочник, гадая, как быстро ей удастся вылететь в Париж.