За пригоршню чар

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Куда-то я двигалась, и ни черта при этом не соображала, куда и зачем. Понятия не имела, что происходит, но кто-то обнимал меня за плечи, держал на руках, и остро пахло хлорофиллом. А сообразить, это я на улице с закрытыми глазами или в помещении, но с открытыми — было за пределами моих возможностей. Еще мне было холодно, но так было всегда.

Вот чувство падения и ощущение кровати под собой я узнала. Тогда я попыталась что-то сказать, и у меня не получилось. Чья-то большая рука приподняла мне затылок, из-под него вытащили подушку, голова провалилась в перину, а подушку подсунули мне под коленки.

— Рэйчел, не отключайся, — донесся голос, с ним запах помадки, и я попыталась вспомнить, как открываются у меня глаза. Чьи-то руки гладили меня, теплые и легкие. — Не отключайся. Давай сперва в тебя воды вольем, потом дам отдохнуть.

У меня качнулась голова, в шее появилась пульсирующая боль. Голос был тихий, но в нем слышалась паника. Мысль о воде напомнила мне название моих ощущений, а то я не могла вспомнить. Жажда. Да, я пить хочу.

И еще меня мутило, и состояние было слишком усталое, чтобы шевелиться — только веки трепетали. Помню, помню. Было такое.

Где Кизли? — шепнула я, слыша сама всего лишь шорох своего дыхания. За звуком наливаемой воды никто меня не услышал.

Джакс, соломинку! — потребовал напряженный голос. — В мусорке у телевизора.

Треск разрываемого целлофана, кто-то приподнял мне ноги, подсовывая под них еще одну подушку. Будто вдруг убрали занавес — и все стало понятно. Глаза открылись, реальность выровнялась и установилась. Я лежала в номере мотеля, на кровати, ноги выше головы. Мне было холодно. Дженкс меня сюда занес, а крылатый солнечный зайчик, порхающий над телевизором — это Джакс.

О Господи, я же попросила Айви меня укусить! С глубоким вдохом я попыталась сесть — Дженкс тут же оказался рядом, прижал мне плечи к кровати.

Какие у него большие руки, подумалось мне. И теплые.

— Не так сразу, — сказал он. — Глотать можешь? Я покосилась на пластиковую чашку у него в руке, облизала губы. Хотелось, но шея болела. И очень болела.

— Где Айви? — сказала я неразборчиво. Лицо у Дженкса закрылось. Я смотрела в его зеленые глаза, и зрение у меня заволакивало серым с краев, живот сводило тошнотой. Кистен когда-то говорил, что забывался под жестокой хваткой Пискари и мог убить человека в порыве кровавой страсти. Я думала, Айви лучше собой владеет. И Кистен так говорил, и с виду было похоже. Очевидно, попросив ее отделить любовь от голода, я отобрала у нее цепи, которыми она этот голод сдерживала. В три минуты я отбросила ее в бездну греховности, из которой она так отчаянно и давно пыталась вырваться. Это я с ней сделала. Я.

— Я виновата, — сказала я, начиная плакать, и он взял обе мои руки в ладонь, не давая мне поднять их к шее. — Я только хотела понять. Я не хотела ее столкнуть за край, Дженкс, не злись на нее.

Он убрал мне волосы со лба, но в глаза мне не смотрел — не готов еще был поверить. Лицо его было слишком молодо для отца взрослых детей, но в глазах, знающих страдание, читалось, что он прожил жизнь, полную скорбей и радостей.

Давай в тебя воды зальем, пока ты не отключилась, — сказал он, отворачиваясь. — Джакс! — рявкнул Дженкс, что было очень на него не похоже! — Где эта соломина? Не хочу я ей голову поднимать.

Которая ее, па? — спросил озабоченный голос пикси-подростка.

— Без разницы, дай любую!

Зайчик на потолке потемнел, из открытой двери донесся нерешительный голос:

— Она пила «спрайт», вот ее чашка — все пупырышки внутрь вдавлены.

Джакс взлетел на три фута на сверкающем столбе искр. И как вам это? От пупырышек на пластике тоже польза бывает.

— Вон отсюда! — вскипел Дженкс. Он выпрямился, снял с меня теплые пальцы.

На меня обрушилось чувство вины, захотелось свернуться в клубок и умереть. Что же я наделала, это ведь уже не исправить! Я только и хотела, что понять Айви, и вот — лежу в номере мотеля с дырками в шее, и двое моих лучших друзей стали друг другу врагами. Жизнь превратилась в кучу дерьма.

— Дженкс! — шепнула я. — Перестань!

Я ей нужна, — немедленно ответила Айви. Было слышно, что она все еще стоит на пороге, и в полном отчаянии. — Это вышло случайно, я больше никогда к ней не притронусь. Я могу помочь, я знаю, как.

Это уж точно, — едко ответил Дженкс, упирая руки в бока. Теперь, когда он был шести футов четырех дюймов роста, это почему-то не выглядело агрессивным. — Ты нам не нужна. Пошла вон!

Хорошо бы они уже как-то договорились, чтобы мне кто-нибудь дал воды. Джакс летал надо мной, держа красную соломинку больше своего роста. С отстраненным нереальным чувством я раскрыла глаза пошире, разглядывая его.

Па? — позвал маленький пикси тревожным голосом, но они его не слушали.

Ты, кретин-переросток! — крикнула Айви, — это вышло случайно! Ты слышал, что она говорит?

Слышал. — Он отошел от меня, беззвучно шагая по ковру. — Она скажет теперь все, что ты захочешь, да? Ты же ее привязала к себе, Айви, черт тебя побери! Ты, слабовольный и ревнивый мешок вампирской слюны! Ты же говорила, что справишься! Ты же обещала мне, что не укусишь ее!

Кричал он яростно, а мне стало еще холоднее. Что если она действительно меня привязала? Я бы знала об этом?

Мне отчаянно хотелось повернуть голову, но Джакс стоял меня на носу теплыми босыми ножками, и капля на конце соломинки пахла сахаром и воском. Я хотела ее, а потом мне стало стыдно: как я могу хотеть пить, когда сейчас мои друзья убьют друг друга?

— Я не буду повторять, Дженкс. Уйди с дороги. Резкий вдох — и Джакс с воплем взлетел к потолку. Кто-то крякнул, потом что-то покатилось тяжелое по полу. Плеснул адреналин, я оттолкнулась от матраса, пытаясь сесть, но шея ответила резкой болью, и я свалилась спиной на спинку кровати.

Они боролись на полу, слишком быстро, чтобы мой обескровленный мозг успевал следить. Столик у кровати перевернулся, я не видела, где чьи руки и ноги.

— Ты лживая и хитрая вампирская шлюха! — орал Дженкс, яростно выворачиваясь из ее захвата. Она прыгнула на него прямо с пола, и они влетели в стену. Дженкс, невероятно быстро двигаясь, выскользнул из-под нее, завернул ей руку за спину и припечатал к ковру, прыгнув сверху. Ну и скорость у него.

Ой, — сказала она в стенку, вдруг затихнув с вывернутой неуклюже рукой. А в свободной руке Дженкс держал нож, упираясь острием ей в почки. Откуда он нож взял?

Дженкс, черт тебя побери, — сказала Айви, чуть шевельнувшись. — Слезь.

Сперва скажи, что ты уйдешь и больше не вернешься, — ответил он, тяжело дыша, с разметавшимися белокурыми волосами. — А то я тебе руку сломаю. И ты никогда больше не подойдешь к Рэйчел. Понятно? И если я увижу, что она тянется к тебе, потому что ты ее к себе привязала, я тебя найду и убью дважды. Убью, Айви, не думай, что это мне не под силу!

У меня во рту пересохло, меня начало трясти. Начинался шок. Рука, прижатая к шее, стала липкой. Я хотела, чтобы они перестали, но могла только сидеть прямо.

Айви дернулась и застыла, когда Дженкс упер в нее нож.

— Слушай, старый пикси, — сказала она с лицом, обращенным к стене. — Ты грозен, ты быстр, да, но если ты ткнешь в меня этим ножиком, я тебя заброшу в безвременье. Я ее к себе не привязывала. Я хотела уйти, а она попросила меня остаться. Она хотела знать. Черт тебя побери, Дженкс, она хотела знать!

Перед глазами плыло. Я попыталась натянуть на себя одеяло, но пальцы были слабее разваренных макарон. Дженкс отреагировал на это движение, увидел, что я сижу и смотрю. Злобное выражение треугольного красивого лица сменилось бесстрастным.

— Ты ее соблазнила, — сказал он, и я опустила глаза, устыдившись.

Я ведь только хотела понять, что в этом такого плохого, что так вот получилось?

Айви, прижатая щекой к ковру, рассмеялась коротко и беспомощно:

— Она меня соблазнила. — Я вынырнула на миг из одуряющей боли и забытья от потери крови, потому что это была правда. — Я ушла. А она позвала меня обратно. Я бы все равно ушла, но она сказала, что хочет этого для себя. Не для меня, а для себя. Я тебе говорила: если она так скажет, я не уйду. Я тебе не врала!

От учащенного дыхания у меня начала кружиться голова — гипервентиляция. Джакс порхал надо мной, пытаясь посыпать укус, но только заставляя меня щуриться, чтобы видеть сквозь искорки его пыльцы. По крайней мере, я думала, что у этих искорок такое происхождение. О Господи, как же мне худо. Сейчас я либо помру, либо меня стошнит.

Дженкс ткнул Айви кончиком ножа через свитер, и она дернулась.

— Если ты мне соврала…

Айви расслабила плечи, явно сдаваясь.

— Я думала, что справлюсь, — сказала она, и чувство вины в се голосе поразило меня почти физической болью. — Я так старалась, Дженкс. Я думала, что наконец-то… Она не хотела… не могла добавить сюда секс, и я постаралась его отделить от крови. Я чего-то от нее хотела. А она могла дать мне только кровь. И я… я снова потеряла контроль над голодом. Черт меня побери, я чуть ее не убила.

Не сводя глаз с меня, Дженкс отпустил ее руку, та со стуком упала на пол. Айви медленно подтащила ее поудобнее.

— Ты не секс отделила от крови, ты любовь убрала оттуда, — сказал Дженкс, и я снова всплыла из беспамятства, чувствуя, как стучит пульс. Что я ее просила сделать? — Убрала, и остался только голод.

Я тяжело и прерывисто дышала, стараясь только не свалиться. Что, о вампирах все знают больше меня? Дженкс — пикси, и он знает больше.

— Я пыталась, — шепнула Айви. — Она не хочет, чтобы я к ней так прикасалась.

Невероятно подавленная, она сделала долгий прерывистый вдох.

Дженкс покосился на меня, увидел мое застывшее лицо и понял, что Айви говорит правду. Очень медленно он с нее слез, Айви села ровно, прижавшись лбом к коленкам, обняв ноги руками. Резко вдохнув, она задержала дыхание.

— То есть Рэйчел сама захотела? — надавил Дженкс.

— Она говорила, что ей жаль, что ждала так долго, — прошептала Айви, будто сама этому не верила. — Но она видела мой голод, Дженкс. Видела его как есть, и я этим голодом ее чуть не убила. Она теперь, зная это, вообще со мной знаться не захочет.

Она говорила тихим и жалким, испуганным голосом, а Дженкс смотрел не на нее, а на меня.

— Зачем ты пытаешься скрыть, кто ты такая? — сказал он тихо, и это предназначалось нам обоим. — Ты думаешь, ее шокировало зрелище твоего голода? Думаешь, она так поверхностна, что тебя осудит? Ты думаешь, она не знала раньше, что в тебе это есть, и все равно тебя любила?

Айви замотала уткнувшейся в колени головой, и у меня потекли слезы. Голова болела, в шее пульсировала боль, но по сравнению с душевной болью это была просто ерунда.

— Она любит тебя, Айви, Бог знает почему. Она сделала ошибку, когда попросила тебя отделить любовь от голода, а ты сделала ошибку, решив, что ты это можешь.

— Я хотела того, что она могла мне дать, — сказала Айви, так и не выпрямившись. — И этого было бы достаточно. Никогда больше, — сказала она. — Никогда, Дженкс, не притронусь я к ней. Ты был прав, я разрушаю все, к чему прикасаюсь.

Я заставила себя не поддаваться обмороку, не терять сознания. Она же не чудовище!

— Айви?

Она вскинула голову, лицо у нее было белое, в полосках слез.

— Я думала, ты без сознания, — сказала она, поднимаясь на ноги и вытирая лицо.

Я заморгала, покачнулась. Вина лежала на мне тяжелым грузом, а Дженкс сел по-турецки у открытой двери, в пятне солнечного света, и грустно улыбнулся.

Айви встала в застывшей неловкой позе.

Как ты? — спросила она. Ей хотелось броситься ко мне, но она боялась. Если бы не потеря крови, я бы рассмеялась такому абсурдному вопросу.

Как-то, — ответила я, уже не пытаясь что-либо осмыслить. — Воды бы… — попросила я шепотом и повалилась на бок.

От кинжального удара боли в шее у меня перехватило дыхание, лицо уткнулось в одеяло. Хотела вскрикнуть, но не получилось. Черт возьми, даже руки, и те не работали.

Бог мой! — ахнула Айви и подняла меня холодными руками. Я была счастлива возможностью сделать вдох, попыталась что-то рассмотреть сквозь боль. Дженкс взял меня за ноги и выпрямил их, укладывая меня на спину. Я теперь смотрела вверх распахнутыми глазами, снова балансируя на грани беспамятства, потому что адреналин уже выдохся. Мелькнула совершенно идиотская удовлетворенная мысль, что ноги я успела побрить, и тут же исчезла.

Па, вот! — Джакс протянул двумя руками красную соломинку.

Дженкс схватил с тумбочки нелепо маленькую чашечку с водой, поднял, не расплескав.

— Опять кровь пошла, — сказал он мрачным голосом. — Посыпь ее пыльцой.

— Не давай ей пока воду. — Айви куда-то стремительно двинулась, я не могла уследить. — Я туда добавлю одну штуку.

Стараясь не впасть в беспамятство, я смотрела, как она лихорадочно роется в сумочке. При виде крошечного флакона у меня похолодело в животе.

— Бримстон? — спросила я жалобно, ожидая протестов Дженкса. Но услышала я от него только фразу:

— На этот раз поменьше.

Овальное лицо Айви, откручивающей крышку, исказилось гримасой гнева:

— Я знаю, что делаю.

Дженкс посмотрел на нее не менее сердито:

— Она слишком слаба для того, что ты обычно даешь ей. Ей сейчас не съесть столько, чтобы поддержать такой активней метаболизм. Учитывая еще, сколько крови ты у нее вышла.

— А ты, пикси, все про это знаешь? — спросила она язвительно.

О Господи, опять они собачатся. Я закрыла глаза от усталости, пока они спорят, надеясь только, что не успею умереть раньше и не сделаю проблему неактуальной. Кажется, никто мне воды не даст. Никогда.

— Рэйчел?

Прямо мне в ухо. Я встрепенулась, открыла глаза. У кровати присел Дженкс с чашкой и соломинкой в руке. Айви стояла за ним, скрестив руки на груди, на щеках — красные пятна, а лицо сердитое и встревоженное. Что-то я пропустила.

— Без бримстона, — промычала я, подняв руки, чтобы его оттолкнуть. В горле стоял ком — эмоции метались между крайностями. Они оба так обо мне волновались.

Дженкс нахмурил лоб, приняв слишком суровый вид для существа столь молодого.

— Не будь дурой, Рэйчел, — сказал он, ловя мои руки и без усилия опуская их на постель. — Либо выпьешь воду с бримстоном, либо проваляешься на заднице целый месяц.

Он ругается — значит, мне становится лучше. Запах воды я чуяла, но руками не могла двигать под его мягким нажимом, и мне было нехорошо. Зачем меня заставляют это делать?

Я посмотрела на соломинку, и Дженкс, истолковав это как положительный ответ, вставил ее мне в губы. Задержав дыхание, я присосалась, думая, что вкус ржавой воды куда лучше, чем у холодного пива, что я пила в последний раз. У меня потекли слезы, все эмоции вышли из-под контроля. Я представила, как Айви вот так же высасывает меня досуха, и во рту у нее тот же металлический вкус.

Поперхнувшись водой, я заплакала. Черт побери, что это такое у меня с нервами?

— Хватит, — тихо сказала Айви. Слезящимися глазами я видела, как она потянулась и взяла Дженкса за плечо. Он вздрогнул, и Айви убрала руку. Лицо ее было полно страдания.

Она считает себя чудовищем. Она думает, что не может никого тронуть, не убив при этом, и я доказала, что она права.

Масштаб ее жизненной трагедии наконец до меня дошел, и меня затрясло.

— У нее развивается шок, — сказала Айви, не замечая настоящей причины.

Я ей сильно напортила. Я думала, что мне хватит сил, чтобы выжить в нашем контакте, но оказалась слабачкой и ее подставила.

Дженкс поставил чашку и встал:

Пойду принесу одеяло.

Уже несу, — ответила она издали.

У меня дрожали руки, я заметила, что перемазала кровью всю постель. Они хотят мне помочь, но я их помощи недостойна. Если бы только всего этого не случилось! Я допустила ошибку, а они так оба тактичны по этому поводу!

Меня снова затрясло, мне пришлось скорчиться сильнее в попытке согреться. Прищурив зеленые глаза, Дженкс посадил меня, сам протиснулся мне за спину. Обнимая меня руками, он не давал мне развалиться от тряски.

Айви это не понравилось.

— Что ты делаешь? — спросила она издали, поджав губы и встряхивая коричневое гостиничное одеяло.

— Не даю ей замерзнуть.

От Дженкса пахло зеленой листвой. Руки его обернулись вокруг меня, грудь и живот прижались к моей спине. У меня кружилась голова, шея болела неимоверно. Я знала, что не надо бы так сидеть, но не могла вспомнить, как надо сказать, что я лечь хочу. Кажется, я плакала, потому что лицо у меня было мокрое, и звуки всхлипываний вроде бы от меня шли. Айви вздохнула и встала передо мной.

— Она сейчас потеряет сознание, если ты будешь ей так держать голову, — сказала она вполголоса, накрывая нас одеялом.

— Пыльца пикси ее поддержит лишь постольку поскольку, — так же тихо ответил Дженкс. — И я не хочу, чтобы Джаксу пришлось бороться с вытекающей от силы тяжести кровью, пока он будет швы накладывать.

Тут у меня веки распахнулись. Швы? Ну уж нет, хватит. Я только от шрамов избавилась.

— Погодите, — сказала я, собравшись от страха при мысли о том, что это будут за ощущения, когда вампирская слюна почти перестала действовать. — Никаких швов. Амулет от боли мне дайте.

Вроде бы они не поняли. Айви наклонилась ниже, глядя не на меня, а мне в глаза.

— Можно бы ее отвезти в «Скорую».

Дженкс у меня за спиной покачал головой:

— Вервольфы нас оттуда проследят. Удивительно, что они до сих пор нас не нашли. Не могу поверить, как ты додумалась ее укусить? У нас на хвосте четыре стаи вервольфов вынюхивают нашу кровь, и ты решила, что как раз время устанавливать новые отношения?

— Дженкс, заткнись ты к чертовой матери.

У меня свернулся ком под ложечкой. Мне нужен амулет от боли, нету у меня мужества! Видала я в кино, как одного мужика зашивали без анестезии проволокой. И это было, больно.

— Где мой амулет? — заплакала я, чувствуя, как сердце стучит. — Кизли, где Кизли?

Айви отодвинулась.

Заговаривается. — Она нахмурилась, обычно гладкое лицо ее покрылось морщинами. — Рэйчел? — заговорила она громко, подчеркнуто медленно. — Слушай меня. Тебе нужно наложить швы. Всего четыре маленьких шва. Я тебя не порвала. Все будет хорошо.

Нет! — воскликнула я. В глазах темнело. — У меня нет амулета от боли!

Айви стиснула мне плечо через одеяло, глядя полными сочувствия глазами.

— Не беспокойся. Сиди прямо, ты через три секунды отключишься сама.

Она была права.