— Доброе утро! — присаживаюсь на крылечко рядом с Шолоховым, который потягивает ароматный кофе из большой кружки.
— Доброе… Как спалось?
— Отлично. Не думала, что буду спать без задних ног после всего произошедшего.
— Я тоже не думал, что ты так быстро смиришься с участью пленницы. Кофе?
— Да. Я сейчас, — сбегала в дом за чашкой.
Шолохов налил мне из кофейника кофе и протянул шоколадный батончик.
— Почему ты решил, что я смирилась? — продолжила начатый разговор.
— Ты не выглядишь расстроенной.
— Если ты не можешь изменить ситуацию — измени своё отношение к ней, — откусила кусочек лакомства с орехами.
— Слышал где-то, — бросил косой взгляд на мою грудь.
— Станислав Ежи Лец. Проще говоря — прими и живи с этим, от тебя всё равно ничего не зависит. Я не могу покинуть это место, не могу связаться с родными, от тебя избавиться тоже не могу. Выход один — смириться.
— Ты хочешь от меня избавиться? — посмотрел, прищурившись, кольнув взглядом.
— Немного. Но без тебя я здесь не выживу. Придется терпеть. А ещё ты варишь вкусный кофе.
— Ну, хоть на этом спасибо, — посмеялся, отворачиваясь от меня. — В бане теплая вода. Если хочешь, можешь помыться. А я пойду, кое-что в сарае посмотрю, — поднялся. — Ты готовить умеешь? — посмотрел пристально.
— Не очень…
— Значит, придётся учиться. И не гоняй так больше, — показал на кружевной лиф пижамы, через который видна грудь. — А то я за себя не отвечаю.
Я и забыла, что она ничего не скрывает. Но красивая: приятный кремовый цвет и шелковистость. Выбрана с любовью. От одной мысли, что он прикасался к ней, у меня что-то щелкает в голове и становится жарко.
Назло ему нахожу в вещах "для Маши" бикини и короткие шорты, которые немного маловаты и облегают слишком плотно мою попу.
— Не перебор? — спрашиваю у своего отражения в зеркале.
Оно мне подмигивает и хитро улыбается. Правильно, пусть Шолохов окончательно слюни пустит.
Не страшно? Может и не сдержаться.
Ему тоже никто разрешения щеголять передо мной, в чём мать родила, не давал. Устроил тут стриптиз для бедной сиротки.
И жарко вообще-то!
Чтобы занять себя отмыла окна и постирала занавески, которые вчера везде содрала. Если мне предстоит здесь жить, то без пыли и грязи.
— А ты хозяюшка, — приближается ко мне Шолохов с большим букетом полевых цветов, пока я развешиваю бельё на верёвках.
— Это мне? — смотрю на цветы.
— Тебе. Не розовые розы, но… — отдаёт.
— Они даже лучше, — втягиваю аромат луговых трав.
— Хоть чем-то угодил, а то ты моими подарками направо и налево разбрасываешься.
— Потому что не надо было. Ещё и каждый день…
— Надо как большинство мужиков — в день рождения и восьмое марта?
— Нет. Но когда часто, эффект приятной неожиданности пропадает.
— Запомню. Я обед готовить. А то, узнав, что повариха из тебя никакая, боюсь — отравишь, — произносит с сарказмом.
— Угу, — плетусь за ним следом, перебирая цветы в букете. — Во что их поставить? — осматриваюсь в доме в поисках вазы.
— В буфете должен быть кувшин.
Наверное, он имел в виду эту глиняную крынку — достаю её с полки внизу.
Цветы занимают место на узком подоконнике и радуют глаз. Смотрятся очень органично в этом доме, по-деревенски. А я присаживаюсь за стол и наблюдаю за тем, как готовит Шолохов. Он даже газовую плиту походную с собой взял.
Смотреть на готовку мужчин — особая эстетика. Они же это для тебя делают, стараются. И даже простые блюда у них кажутся очень вкусными, пальчики оближешь. Обожала, когда обеды или ужины варил папа. А шашлык в его приготовлении был сногсшибательным.
— Давно ты готовишь? — наблюдаю, как он ловко режет картофель, зажав его в кулаке. Я на досточке это делаю.
— С детства. Дед научил.
— Он для тебя был важным человеком.
Шолохов на мгновение замер. В глазах заскользила печаль.
— Да…
— Как он умер?
— Сердечный приступ. Нашли только через неделю. Спохватилась знакомая из посёлка, к которой он приезжал раз в неделю помочь по хозяйству. Подняла шум, участкового, они и обнаружили его в сарае мертвым.
— То есть он умер в одном из этих…? — выглянула в окно.
Брр, немного не по себе стало.
— Нет. Тот я снёс, разобрал на доски. На его месте теперь яблоня посажена.
Я видела её за баней. Вот где место упокоения дедушки.
— Давай не будем о грустном за едой, — предложил не вспоминать.
— Хорошо.
Поставила локти на стол и уперлась подбородком в кулаки.
Шолохов посмотрел на меня, нервно закусил губу и попробовал бульон от супа, даже не подув на него.
Видела, как обжёгся и у него на глазах проступили слёзы. Побежала за холодной водой.
— Пей, — протянула кружку.
Он отпил половину.
— Хана, я себе язык сварил. Просил же не гулять в таком виде, — бросил взгляд на лиф от купальника.
Я скрестила руки на груди.
Допрыгалась коза? Покалечила парня.
— Не смотри, — начала защищаться.
— Серьёзно? Как ты себе это представляешь? Если ты в таком виде, а я… — не договорил.
И так понятно. Хочу тебя. Вот что имел в виду.
Пошла к шкафу, достала и надела футболку.
— Так сойдёт? — посмотрела на него и развела руки в стороны.
— Да. Вполне.
— Давай помогу доварить суп, — пододвинула его боком в сторону и порезала зелень.
Демонстративно подув на ложку, попробовала еду на соль.
— Ммм, вкусно!
— Спасибо!
— Тебе в повара надо было идти, а не управленцы. Открыл бы свой ресторан.
— А комбинатом кто руководить будет? — кинул на меня взгляд, пожёвывая обожжённый язык.
— Не сразу же твой отец передаст тебе бразды правления. Тебе всего двадцать.
— Двадцать один, — поправил.
— Не велика разница.
— Да ладно! Тебе двадцать пять и ты считаешь, что между нами целая пропасть. Хотя я тоже большой разницы не улавливаю.
— Почти двадцать шесть… И она есть.
— У меня были девушки, которые мне в мамы годились и ничего, ни одна этого не стеснялась.
— Ты это сейчас серьёзно говоришь? — неприятно удивляюсь.
— А что? У меня ровесниц или младше вообще никогда не было.
— Опытных любишь?
— Да сейчас такие малолетки пошли, что опыта у них выше крыши, ещё тебя научат, — смеётся в ответ на мой вопрос.
— Тогда почему?
— Без понятия. С девушками своего возраста могу только дружить из-за схожести интересов. Но не более. Они меня не привлекают.
— Я догадывалась, что ты извращенец…
Он засмеялся, а потом нажал на рычажок на плите, тот громко щёлкнул и я подпрыгнула. Плита отключилась.
— А ты трусиха.