За век до встречи

15

Книжный магазин, магазин комиксов, два бутика, магазин нижнего белья, крошечная художественная галерея, бар и пекарня… Бетти обошла их все, и в каждом из этих мест ей отвечали, что в ближайшее время ей вряд ли стоит рассчитывать на постоянную работу. Одно из агентств по трудоустройству, куда она обратилась, подобрало ей временное место в ателье на Блумсбери, где она должна была пришивать пуговицы (три дня в неделю, по 2 фунта и 85 пенсов в час). Бетти нехотя согласилась, но уже через две минуты пребывания в пыльном и похожем на гробницу ателье, которым владели три пожилых брата-португальца, подкрашивавших волосы чем-то вроде сапожной ваксы (к тому же все трое смотрели на нее так, словно она выскочила из юбилейного торта), – ей стало очевидно, что эта работа не для нее. Пробормотав что-то насчет больных пальцев, Бетти поспешно ушла, чтобы больше не возвращаться.

Другое агентство известило Бетти об ожидающейся вакансии на пункте сортировки почты в Ислингтоне (так же временной) или – в еще более отдаленной перспективе – о месте приемщицы заказов в фотостудии в Кентиш-Тауне, но Бетти не особенно надеялась его получить, так как почти провалила тест на скорость печати. Она была уверена: в городе найдется немало симпатичных девчонок с обворожительными улыбками, которые умеют печатать гораздо быстрее, чем ее тридцать слов в минуту.

Первая неделя жизни в Сохо подошла к концу, а никакой работы у Бетти по-прежнему не было, и она все чаще испытывала приступы острого отчаяния. Что, если ей так и не удастся найти место прежде, чем закончатся деньги? Неужели ей придется возвращаться на Гернси несолоно хлебавши? А как же ее надежды и мечты? А как же поиски таинственной Клары Каперс? Неужели все пойдет прахом? Нет, невозможно!

И вот во время одного такого приступа Бетти совершила страшную вещь, от которой ее чуть не вывернуло наизнанку, но другого выхода она не видела. Сражаясь с тошнотой и подступившими к глазам слезами, она сунула руку в сумочку и нашарила на дне шариковую ручку. Потом Бетти порылась в куче бумаг на тумбочке рядом с кроватью и отыскала бланк заявления о приеме на работу в «Вендиз». Она заполняла его очень медленно, стремясь насколько возможно отдалить момент, когда ее заявление попадет в плохо отмытые руки жалкого клерка, который будет решать, достойна ли она работать в провонявшем горелым жиром и томатным соусом ресторанчике. Бетти дошла до того, что намеренно написала некоторые слова с ошибками в надежде уменьшить свои шансы на прием на работу еще до того, как она выйдет из дома. Она также не стала красить губы и расчесывать волосы, а из одежды выбрала мешковатый кардиган зеленого цвета и синие тренировочные брюки, сделав себя, таким образом, настолько непривлекательной внешне, насколько это было в человеческих силах.

Медленно бредя по тротуару в направлении Шафтсбери-авеню, Бетти специально сутулилась, пытаясь придать себе вид никчемной неудачницы. Может, ее все-таки не возьмут?.. Такая работа была ей не нужна. Ей не нужна была такая жизнь.

Менеджер по персоналу оказался маленького роста испанцем, а звали его Родриго. У него были черные усы и совершенно седые волосы, к тому же он заметно шепелявил. Взяв у Бетти бланк заявления, он грустно вздохнул, заметив размазанные кое-где чернила и круг от чашки с чаем, и посмотрел на нее сквозь полуопущенные густые ресницы. В этот момент Родриго выглядел таким несчастным, что Бетти захотелось обнять его словно плюшевого мишку.

– Спасибо, што обратилишь к нам, – прошепелявил он. – Какой вы насиональности?

– Я англичанка, – проговорила она самым оптимистичным тоном, стараясь хоть немного сгладить неприятное впечатление от измазанного заявления.

Родриго удивленно вскинул голову, и его блестящие черные брови подскочили высоко вверх.

– Англишанка? – повторил он.

– Да.

– Так это же прошто прекрашно! – воскликнул он с такой искренней радостью, что Бетти в свою очередь почувствовала, как в ее душе проснулось что-то доброе и чистое. Наконец-то кто-то был рад ее видеть. Наконец-то кто-то решил, что она достаточно хороша сама по себе – вне зависимости от того, что́ она говорила, делала или писала в своем резюме. Оказывается, ей вовсе не нужно было расписывать свои многочисленные способности и таланты; достаточно было просто сказать, что она англичанка, и – готово! Этот маленький милый человечек с добрым лицом тут же захотел взять ее на работу, хотя они оба прекрасно понимали, что англичанкой Бетти стала по чистой случайности. Она просто родилась в Англии, и никакой ее личной заслуги в этом не было.

– По правилам, для приема на работу вы должны пройти шобеседование, – сказал Родриго. – Я готов побешедовать с вами… – Он бросил взгляд на массивные часы в пластмассовом корпусе, красовавшиеся на его волосатом запястье. – …Да хоть шейчас. Надеюсь, вы не возражаете? – Он проникновенно взглянул на нее, и Бетти поспешно кивнула, боясь, что может передумать. Она просто не могла сказать «нет» этому человеку. Ее отказ, несомненно, разбил бы ему сердце.

Кабинет Родриго представлял собой крошечную каморку в дальнем конце сложенного из шлакобетонных блоков тоннеля, проходившего под рестораном. В само́м кабинете стены были выкрашены блестящей белой эмалью и увешаны плакатами, обещавшими сотрудникам ресторана достойную оплату труда, бесплатное питание и перспективы карьерного роста. («От младшей посудомойки до старшей официантки или даже – страшно подумать! – менеджера какого-нибудь зачуханного филиала!» – с сарказмом подумала Бетти.) Стол был завален какими-то бумагами. Родриго уселся за него, предложил сесть Бетти и начал задавать вопросы, которые звучали как пустая формальность. Было видно невооруженным глазом, что он твердо решил взять ее на работу, и когда Родриго сказал: «Пождравляю, вы приняты», Бетти нисколько не удивилась.

– А можно я сначала побуду у вас на испытательном сроке? – спросила она, в последний момент решив оставить себе хоть какую-то лазейку. – Скажем, неделю или полторы? Мне, видите ли, хотелось бы убедиться, что…

– …Что вы выдержите? – уточнил Родриго с широкой улыбкой.

– Нет, не совсем так, просто… просто я еще никогда не работала в ресторане, и боюсь – у меня может не получиться или получиться недостаточно хорошо.

– На этот шет можете не волноваться, мисс. – Родриго слегка сжал край стола своими волосатыми пальцами. – У вас все полушится прекрашно, я обещаю. Вы готовы начать жавтра? В девять утра? И если вы не возненавидите работу у нас с первой же минуты, во второй половине дня можно будет закончить бумажные формальности и оформить вас офишиально. Договорилишь?

С этими словами Родриго ослепительно улыбнулся и протянул Бетти волосатую руку, которую та пожала. Рука была мягкой и теплой, как ухо спаниеля.

– О’кей. – Бетти просияла в ответ. – Почему нет?

Минуту спустя Бетти уже шагала вслед за Родриго обратно по длинному серому коридору, делая отчаянные усилия, чтобы не пялиться на его толстый зад, втиснутый в коротенькие нейлоновые брючки. Поднявшись наверх, они попрощались и еще раз обменялись рукопожатием. Дальше Бетти двинулась одна. Пробравшись сквозь кухонный чад обеденного зала и благополучно миновав столики, за которыми гужевались наркоманы и пьяницы, она словно очумелая вывалилась из дверей ресторана в свежесть и абсолютную нормальность Шафтсбери-авеню. Некоторое время Бетти стояла неподвижно, словно скала посреди реки, и просто дышала, а с обеих сторон ее огибали движущиеся в разных направлениях потоки пешеходов. Наконец она стронулась с места и медленно пошла в свою квартиру, изредка покачивая головой, как человек, который только что совершил в высшей степени странный поступок и никак не может в это поверить.

– Куда ты устроилась на работу?! – в ужасе вскричала мать Бетти. – В «Вендиз»? В эту забегаловку, где подают гнилую картошку и гамбургеры из тухлого мяса?..

– На самом деле не все так страшно, ма. – Бетти вздохнула. – Но в общем и целом – да. Именно туда я устроилась.

– Но почему?!

– Потому что там хорошо платят. И работа постоянная. А еще мой начальник – очень милый человек. Кроме того, сотрудникам предоставляют бесплатный обед и ужин. И среди клиентов попадаются очень… любопытные люди. Ресторан совсем рядом, так что я смогу ходить на работу пешком – ехать никуда не надо. Ну и наконец… – Бетти снова вздохнула. – Чертов кризис в самом разгаре, и поэтому другой работы я просто не нашла.

Элисон тоже тяжело вздохнула. «А ведь я тебе говорила!..» – вот что означал этот вздох.

– Да нет, мам, не переживай, все будет в порядке, – быстро проговорила Бетти, прежде чем мать успела сказать еще что-нибудь раздражающее. – И потом, я же там не навсегда, так что можешь не волноваться. Я уверена, со временем я найду себе что-то более достойное.

– Я и не волнуюсь, – ответила мать. – Как ты только что сказала, тебе двадцать два, а не двенадцать. С чего бы мне волноваться?

– С того, что я, как-никак, твоя маленькая дочка.

– Да, ты моя маленькая девочка, но… но я тебе доверяю. Ты знаешь, что делаешь. После того как ты столько лет жила совершенно одна в этом кошмарном доме наедине с сумасшедшей старухой…

– Арлетта не была сумасшедшей.

– Возможно, но все равно она была серьезно больна. И ты заботилась о ней, ухаживала за ней – сама. Думаю, что, столкнувшись с реальной жизнью, ты не спасуешь.

– И вовсе ты так не думаешь.

– Думаю. – Элисон рассмеялась. – Честное слово – думаю. Ты довольна, а мне большего и не надо. Кстати, ты подружилась еще с кем-нибудь?

Бетти пожала плечами, хотя мать и не могла ее видеть.

– Вроде того, – сказала она. – В «Вендиз» работает один парень, его зовут Джо-Джо. Он гей.

– Ух ты! – воскликнула Элисон. Она была в восторге от мужчин нетрадиционной ориентации, считая их самыми талантливыми. В прошлом году она специально отправилась на пароме в Портмут, чтобы побывать на выступлении Джулиана Клэри[13] в Нью-Рояле. – Какой он?..

Бетти ответила не сразу – она пыталась припомнить их первый разговор, который состоялся не далее как вчера. «Привет, – сказал он. – Меня зовут Джо-Джо. Рад познакомиться». Судя по акценту, парень приехал откуда-то из Южной Америки.

Бетти улыбнулась в ответ.

«Я тоже рада».

«Ты симпатичная».

«О, спасибо!»

«Мне нравятся твои волосы».

«Спасибо большое».

«И глаза у тебя тоже красивые. Ты похожа на кошку. Или на рыбу».

«На рыбу?»

«Да, на очень красивую рыбу».

«Гм-м…»

«Мне нравится твой акцент».

«Благодарю, но…»

«Мне нравится, как британцы выговаривают слова».

«Гм-гм…»

«И твоя улыбка мне тоже нравится».

«Мне очень приятно»,

«И зубы. У тебя очень красивые зубы».

«Я рада».

«Я родом из Аргентины».

«Правда? Из Буэнос-Айреса?» – По географии у Бетти в школе всегда было «отлично».

«Да! – От ее слов Джо-Джо пришел в какой-то непонятный восторг. – Из Буэнос-Айреса. А откуда ты знаешь? Может, ты вроде экстрасенса?»…

Вспомнив эти слова, Бетти улыбнулась и сказала в трубку:

– Он очень милый. Совершенно безумный, но очень милый!

Не успела она это сказать, как дверь подъезда отворилась, и Бетти увидела на пороге азиатку из нижней квартиры. Она тут же отвела глаза и подвинулась на ступеньке, на которой сидела, чтобы дать ей пройти. Азиатка, прищурив и без того узкие восточные глаза, смерила ее мрачным взглядом, и Бетти, не чувствовавшая за собой никакой вины, на миг потеряла нить разговора.

– А еще я познакомилась с парнем, который торгует на рынке старыми дисками. Его киоск прямо у моих дверей. Я, кажется, о нем тебе уже расска… – Бетти не договорила, осознав, что ее соседка остановилась на нижних ступеньках лестницы и выжидательно глядит на нее.

– Одну секундочку, мам… – Зажав ладонью микрофон, Бетти посмотрела на женщину. – Вы что-то хотели? – как можно вежливее осведомилась она.

– Да, – хрипло прокаркала азиатка. – Это ты жить наверху?

– Да, – неуверенно подтвердила Бетти.

– Ты курить?

– Да, а что?

– А то, что весь дым идти в мою квартиру. – Азиатка с отвращением поморщилась. – Через окно – прямо в квартиру. Понятно?

– Гм-м… понятно. Извините, – пробормотала Бетти. Ее собеседница держалась откровенно враждебно, и она почувствовала, как у нее учащенно забилось сердце. – Я только не понимаю, как… Ведь я всегда выхожу на пожарную лестницу, а она расположена гораздо выше, чем ваши окна.

– Ну и что? – отрезала азиатка. – Дым опускаться вниз, понятно? Прямо в моя форточка. Этот запах везде, я постоянно его чувствовать. Вся моя одежда провонять твоим табаком. – Она взяла в щепоть свитер на груди и, оттянув, поднесла к носу. – И волосы тоже, – злобно добавила азиатка, потянув себя за локон.

Бетти в замешательстве смотрела на нее.

– Господи, я… я не знаю даже, что сказать. Я же выхожу на улицу… Где, по-вашему, мне еще курить?

– А ты не курить. Совсем не курить! Не будешь курить – не быть проблем. – Она неожиданно улыбнулась почти ободряюще. – Кроме того, твоя кровать стоять прямо над моей кровать. Она скрипеть. Каждый раз, когда ты поворачиваться – она скрипеть. Всю ночь я только и слышать – скрип-скрип-скрип… Ты должна прекратить, понятно?

Бетти смотрела на нее во все глаза, пытаясь найти слова, которые не привели бы к ссоре. Наконец она через силу улыбнулась и промолвила:

– Прошу прощения, я не знала. Я только не понимаю, чего вы от меня хотите?

– Ты перестать ворочаться. Ты все время ворочаться, как заведенная!

Бетти моргнула.

– Значит, вы хотите, чтобы я не курила на пожарной лестнице? И не ворочалась во сне?

– Да! – Азиатка улыбнулась так широко и с таким удовлетворением, словно ей только что удалось разом решить все свои проблемы. – Да! Спасибо. – Не прибавив больше ни слова, она поднялась на свою площадку и исчезла за углом. Бетти проводила ее взглядом. Дождавшись, пока за соседкой захлопнется дверь и щелкнет замок, она отняла ладонь от микрофона трубки.

– Что случилось? – заинтересованно спросила Элисон.

– Ничего особенного. – Бетти резко выдохнула. – Это просто соседка.

– Соседка? – проговорила мать таким тоном, что сразу становилось ясно: она рада, что у ее дочери есть соседи.

На этом разговор практически закончился – главным образом потому, что Бетти была настолько вне себя от ярости и негодования, что просто не могла припомнить, что́ еще она собиралась сказать матери.

Когда Бетти наконец поднялась к себе в квартиру, ее неприятно поразила царившая внутри пустота и лежащая буквально на всем печать одиночества. Пожалуй, впервые с тех пор, как она сюда переехала, Бетти пожалела, что живет одна, без подруги. Сейчас ей очень нужен был человек, которому можно было бы прямо с порога крикнуть: «Боже мой! Это нечто неслыханное! Ты знаешь соседку снизу – ту, которая так громко вопит во время секса, что у меня уши закладывает? Она только что заявила, что, когда я курю на пожарной лестнице, ей мешает мой дым. И еще – что моя кровать слишком скрипит, когда я ворочаюсь во сне! Можешь себе это представить?!» Но такого человека у нее не было, поэтому она взяла кисет и бутылочку сидра и вышла на пожарную лестницу. Затягиваясь, Бетти нарочно выпускала дым в промежутки между металлическими ступеньками, чтобы он наверняка проник в форточку соседки.

Наконец она вернулась в квартиру и опустилась на диван, чувствуя, что голова у нее кружится от сидра и слишком большого количества выкуренных сигарет, что от ее волос и одежды пахнет прогорклым ресторанным жиром и лондонским смогом, а стены пустой и темной квартиры все теснее смыкаются вокруг нее, грозя задушить. Пока она сидела, дневной свет окончательно померк, и за окнами начала понемногу набирать обороты ночная жизнь Сохо. Разгорались, моргая, уличные фонари, открывали двери пабы, торговцы на рыночной площади собирали нераспроданный товар и складывали лотки, звенела посуда, горланили пьяницы, но сегодня Бетти все это не трогало, и она по-прежнему сидела неподвижно, словно хотела, чтобы ее одиночество просочилось как можно глубже и пропитало ее тело насквозь.

В ресторане ей обещали платить двести фунтов в неделю. И теперь, когда у нее была работа, она могла наконец-то сосредоточиться на поисках Клары Каперс. Вот только Бетти по-прежнему не знала, с чего начать.