Забег на невидимые дистанции. Том 2

Episode 1

ОН ЕЛ БЫСТРО И ЖАДНО, роняя еду изо рта, хотя спешить было некуда. Приходилось делать вид, что не замечаешь этой поспешности, подозрительно нервозного аппетита, блестящих беглых зрачков.

Столик между ними занимал поднос с горячим супом, чизбургером, картошкой и острыми куриными крылышками с соусом барбекю, в котором перепачкался каждый его палец. Все блюда он кусал по очереди, двигаясь в одном и том же порядке. Завершая круг, запивал полулитровым стаканом крепкого черного кофе. Как будто торопился попробовать все в равном количестве, пока его отсюда не выгнали, чем вызывал недовольные взгляды гостей и официантов.

Разучился не привлекать внимания, хотя сам когда-то наставлял, что это самое важное в их работе.

Параллельно поглощению целого подноса еды он успевал говорить, жестикулировать и строить рожицы. В этом было что-то мерзкое, неестественное, как говорящая обезьяна. Веко над правым глазом у него подергивалось, как и мизинец на левой руке. Подозрительный голод и впалые щеки на обтянутом смугло-желтой кожей черепе наводили на неприятную догадку. Неужели он нарушил главное правило успешного дилера – не употреблять товар, который распространяешь?

Должно быть, это случилось не очень давно, несколько месяцев назад.

Судя по условным сигналам и внешним признакам, которые он сам учил когда-то считывать с подсевших, камнем преткновения стал наркотик, быстро сжигающий калории и превращающий человека в гиперподвижную марионетку.

Вероятнее всего, амфетамин.

Он высох. И мало был похож на прежнего себя.

Сет машинально посмотрел в окно и вспомнил, как сидел на этом же месте пару дней назад и увидел: снаружи пробегает Нина, выставив руку вперед, словно супермен, а за ней вприпрыжку следует Отто, поддерживая невидимый плащ. Оба хохочут так, что спотыкаются, но не могут остановиться. Сет в тот момент глотал колу из банки, но от увиденного уголки губ сами собой расплылись в улыбку, из-за чего напиток пролился на белую футболку.

– Я дал тебе время подумать. Много времени. Сколько прошло с того разговора на спортплощадке? Месяц, два? Неужели этого недостаточно, чтобы сделать выбор?

– Достаточно было минуты. Выбор сделан давно.

– Ну, принципы, я все понимаю, гордость там, совесть, душевная чистота, забота о будущем и прочая ересь. Только эта демагогия в одном углу ринга, там, где романтика и красивые слова. А прямо напротив знаешь, что? Прямо напротив потребность выживать и зарабатывать деньги, и не у всех эта потребность совпадает с возможностью, понимаешь меня? У тебя, например, совпадает. И еще как. Благодаря твоим исключительным способностям. Даже больше – тебе вежливо предоставляют второй шанс. Счастливчик! Знаешь, сколько парней хотели бы оказаться на твоем месте? И я это серьезно, не убеждения ради. Лично таких знаю. Целый конкурс на вакансию. Я тебя позвал сюда не только пообедать, но и поговорить, как в старые добрые времена, приятель, когда я еще имел на тебя влияние и мое мнение что-то для тебя значило. Не теряю надежды переубедить. Слова – это сила. Диалог – лучший путь к цели. Ну, что скажешь?

– Мне больше нечего тебе сказать.

– Это твое финальное решение? Советую хорошенько подумать, так сказать, в последний раз. Потому что, как бы это помягче до тебя донести, чтобы ты не обиделся… ну, мы знаем про эту твою девчонку, за которой ты по пятам ходишь. Как ее там? – Грек защелкал грязными пальцами, якобы пытаясь вспомнить. – Дженнифер, Джанин… а, Дженовезе! Странная такая фамилия, не американская, я бы сказал. Наверное, итальянская? Хотя она совсем на итальянку не похожа, в ней больше чего-то восточноевропейского… учитывая ее корни, неудивительно.

Лицо горело, а тело ниже шеи как будто поместили под лед. Сет медленно глотнул колы из стакана, стараясь двигаться непринужденно. Газы разъедали слизистую носа, действуя как слезоточивые. Ридли прокашлялся.

– Не знаю, о ком ты.

– Знаешь.

Сет небрежно пожал плечами, хотя внутри его трясло, как от нескончаемого удара электричеством. Он мог позволить себе блеф, потому что, к неочевидному счастью, у Нины была хоть какая-то защита в лице проклятого Клиффорда.

– Она мне никто.

– Я бы так не сказал, судя по твоим действиям.

– Тебе виднее, куда давить. В организации ведь так дела делают.

– Как будто ты этого не знал! – Ухмылка грека пропиталась лукавым снисхождением, как половая тряпка грязной водой. – Удивительные такие люди. Они долго могут игнорировать зло и несправедливость вокруг себя, но как только дело коснется лично их жизни, возмущению не будет предела! Как будто они какие-то особенные, как будто чем-то отличаются от остальных. Никогда не перестану этому удивляться. Всегда так было, ты это видел и знал. Больше того – сам выступал карающей рукой. Разве не так, Сет?

Брюнет не ответил.

Это был уже не тот грек, что помог ему однажды выбраться из серьезной задницы. Тот грек не сидел на наркоте, и этим все сказано. Теперь в нем затаилось что-то нехорошее. То, что невозможно предсказать. Но в то же время такое очевидное, что мозг отказывается верить.

Давнее знакомство с этим человеком, узнаваемые внешность и мимика, манера общения (говорить в пятьдесят раз больше, чем собеседник) и факт оказанной в прошлом помощи притупляли бдительность. Разум все еще отказывался принять то, что этот человек в своей новой сущности способен причинить ему зло. Это казалось антилогичным.

– Ты веришь в баланс вселенной?

Сет вздрогнул (такое могла спросить Нина, но не Саул) и молился, чтобы грек не заметил. Любая трещинка сейчас могла стать серьезной пробоиной и затопить судно его уверенности. Несмотря на новый статус, грек по-прежнему оставался опасным манипулятором. Только раньше он в основном направлял свои умения на других.

– Это еще называют правилом бумеранга, но суть та же. Если где-то убывает, то где-то еще в этот момент прибывает. Слышал о таком? Короче говоря, вещи и люди стремятся заполнить пустое пространство. Вот, например, один человек отказывается занимать должность, которую ему предлагают. Но на это место обязательно подыщется другой. А отказ гарантированно породит последствия, словно камушек, брошенный в воду.

У всех наших решений, Сет Ридли, есть последствия. Плохие или хорошие не важно. Важно, что логичные. То есть наши выбор и его результаты подчиняются законам причины и следствия. Ты отказываешь мне уже во второй раз. Но нам нужен человек в этой школе. И не факт, что тебе не станет хуже, если это будешь не ты. Выбор меньшего из двух зол – не лицемерие ли? И то и другое – зло. Так какая разница? Выбери хотя бы то, что принесет тебе прибыль, а другим не принесет боли.

– Разве у вас уже нет там людей? – Сет начал искать соломинки, за которые можно ухватиться в последних попытках сопротивляться.

– Есть, но не наши. Мелкие местные. Кстати, с недавних пор школу мониторят из УБН. Организации необходим в ней свой, проверенный человек. Который устранит конкурентов. Может быть, даже подставит, сдаст копам, снимет со школы наблюдателей. Пусть думают, что с торговлей тут покончено, а мы развернемся, пока суть да дело. И кто, как не ты, способен на такое, и уже неоднократно проворачивал сложные схемы? Ты проверенный. Ты свой. Поэтому мы так за тебя трясемся, несмотря на временные разногласия. Распоряжение свыше.

– Временные разногласия? Ты лучше всех знаешь: я вышел из игры. Больше не занимаюсь подобным.

– Знаю. Но время прошло. И многое поменялось. Должно было поменяться, как я думаю. Я тебя выпустил, я и возвращаю. Логично, опять же. Ты пожил здесь спокойно… распробовал на вкус простую жизнь. Неужели сам не закис? Не надоело без дела сидеть?

– Даже года не прошло.

– Если человек что-то получает, обязан и отдать, по-другому жизнь не работает. Мы дали тебе перерыв, дали отдохнуть, как ты и хотел.

– Я уйти хотел. Навсегда. Не на время. Я деньги заплатил. Все сделал, как ты сказал.

– Ну-ну, Ридли, неужели ты не понимаешь, как ничтожна твоя сумма на фоне финансового оборота организации? Это же просто пшик. Нам гораздо выгоднее, если ты вернешься в ряды. Слишком ценный кадр. Я бы даже сказал – бесценный. Ты будешь в неделю получать столько, сколько заплатил, чтобы выйти. И все равно принесешь нам больше прибыли. Так что все в плюсе.

– Саул, пожалуйста.

– Саула больше нет, – улыбнулся дилер. – Остался только грек.

Он произнес это так, будто сообщал, что человек в нем умер, а его место занял беспринципный исполнитель чужой воли. Примерно так все и было.

Заглянув в его мутно-карие глаза с огромными зрачками, Сет начал догадываться, что все это, возможно, было частью их плана. Его временный выход из организации, переезд сюда, поступление именно в эту школу – вероятно, подстроены. Они все знали заранее. И действовали с расчетом на год вперед. Очень дальновидно с их стороны.

От переизбытка эмоций Сет не нашелся что ответить. Догадки терзали его, но озвучить их означало показать себя наивным дураком. Все и так ясно.

– В силу моей непрофессиональной привязанности к тебе как к бывшему подчиненному и просто хорошему парню даю тебе маленькую подсказку. Ты же понимаешь, что мы от тебя так просто не отстанем? И все необходимые рычаги будем использовать, если придется.

Сет Ридли стиснул зубы, глядя мимо него. Четко и ясно, мать твою.

– Давай уже, возьми себя в руки. Хватит развозить людям жратву за копейки. Можешь развозить другой товар за приличную плату и быть под крылом. Велосипед тебе купим, если это так важно. А можем и мотоцикл, ты же хотел когда-то. Чтобы не пешком. Ты же сам отлично знаешь, что по уму и способностям сверстников давно перегнал. Эта подработка не для тебя, а для какого-нибудь придурка. Слишком несерьезно. А ты такой потенциал просираешь.

Грек вытер руки салфеткой, но они остались грязными, поднялся, отсчитал несколько крупных купюр и оставил под тарелкой. Ридли внимательно следил за ним, не скрывая враждебности и отвращения, которые тот упрямо игнорировал.

– Тут намного больше, чем нужно, можешь и себе поесть взять, – он на прощание наклонился к Сету, положил костлявую руку на плечо, дохнул парами мяса и барбекю изо рта, – деньги, мой друг, нужны для того, чтобы никогда о них не думать. Поэтому соглашайся, не вороти нос. У нас тебя примут таким, какой ты есть, причем с распростертыми. Ладно, даю тебе время до конца лета. Догуляй последние каникулы, а потом обратно во взрослую жизнь. Тебя уже заждались.

Только убедившись, что грек скрылся, Сет позволил своему телу отреагировать на весь пласт информации, который на него обрушился в течение последнего получаса. На лице выступила испарина, пальцы немного тряслись, кислая слюна собралась во рту, а в груди утонуло что-то из ржавого железа, массивное и тяжелое. Должно быть, это было его сердце.

Несмотря на напускное безразличие, Сет боялся этих людей, и страх был до того отчетливым, что, накапливаясь, становился физическим недомоганием. Боялся, потому что знал их. Боялся, потому что на них работал.

Пальцы ходили ходуном, как при лихорадке, но Сет достал телефон, открыл чат и кое-как набрал текст.

Icebreaker: у меня плохое предчувствие. Пожалуйста, будь осторожна.

Затылком он ощущал, как над головой сгущалось и подрагивало зло, обещая коснуться тех, кто ему дорог. Оно вращалось и росло невидимым смерчем, поднимающим волосы, и бессилие, сопровождающее его, было невыносимо.

Сет ненавидел чувствовать себя беспомощным. Все плохое, что могло случиться, кажется, случилось сегодня.

Бромгексид_скумбрии: предчувствие? Ты меня пугаешь. Что происходит?

Icebreaker: просто делай то, что я говорю: не ходи нигде одна хотя бы ближайшее время.

Бромгексид_скумбрии: если что и случится, я могу за себя постоять.

Icebreaker: не сомневаюсь. И все же не теряй бдительности.

Бромгексид_скумбрии: в чем причина?

Icebreaker: просто доверься мне.

– Дженовезе, не отвлекайся. Решишь свои дела потом.

– Извините. Срочное.

Из уважения к Видару пришлось спрятать мобильник подальше, хотя эти странные сообщения взволновали ее. Обычно Icebreaker не вел себя так. Нина приказала себе выбросить это из головы хотя бы на время и сосредоточиться на обсуждении. Отто посмотрел на нее, заломив бровь, но ничего не спросил. Видимо, на потом оставил.

– Ну что, мои оболтусы, тему выбрали уже?

На Видаре был его любимый разношенный джемпер оттенка горького шоколада, под ним – кремовая рубашка, толстые очки в темной оправе такого же цвета, как старомодные льняные брюки с выстиранными коленками. Этот человек отдавал своему внешнему виду примерно столько же внимания, сколько его любимые подопечные.

– Не то чтобы мы пришли к соглашению, – признался Отто.

– Тему-то выбрали, но каждый свою, – кивнула Нина.

– Вот как. Ну, рассказывайте, потому что у меня тоже есть предложение.

Речь шла о теме для проекта по физике, с которым Нина и Отто представляли школу в будущем учебном году, планируя получить грант на новое оборудование и денежный приз для дальнейших исследований в выбранной области. Чтобы впервые обсудить детали предстоящего конкурса, они встретились в школе в последние дни каникул.

Отто предлагал действовать на стыке дисциплин, чтобы продемонстрировать универсалии квантовой физики в тех областях, которые с нею, мягко говоря, не соприкасаются, например история и философия. Его идея заключалась в том, чтобы осветить ключевые события мировой истории с точки зрения теории вероятности и квантовой множественности исходов, равновозможных между собой. В качестве одного из примеров он предлагал убийство Цезаря.

– Вдумайтесь, просто вдумайтесь: его ведь решили убить не за конкретное совершенное злодеяние, а лишь за вероятность таких преступлений в будущем! Теоретически возможный исход заставил заговорщиков действовать, чтобы исключить любой риск. И полностью изменил историю. А теперь обезличим ситуацию. Например, у нас есть частица, которая может двинуться влево, а может вправо, а может прямо, или вверх, или вниз, ну вы поняли. Тысяча вариантов. И один из них, всего один из них, нас не устраивает. Например, гарантирует истребление человечества. И что мы делаем? Уничтожаем эту частицу, чтобы не позволить ей совершить перемещение, вероятность которого мизерна, но существует. Только тут не частица, а целая человеческая жизнь, причем жизнь правителя, от которого зависит целый народ. Кто знает, каким был бы мир, если бы Цезаря оставили в живых? Может, это эффект бабочки? Чем вам не крутая параллель? Они решили предотвратить то, чего еще даже не случилось, и, возможно, не случилось бы.

– Прямо как у Филипа Дика в «Особом мнении», помните? – спросил Видар.

– Вот именно! – оживился Отто, и еще несколько минут они обсуждали книгу и ее вполне удачную экранизацию.

– Прикладное применение теоретической физики к нерешаемым вопросам этики и философии – довольно свежо и смело, – похвалил Йорскиллсон, поправляя съехавшие от горячего спора очки. – Это может по-новому раскрыть суть некоторых исторических событий с позиции наблюдателя. Дать новый взгляд на развитие человечества. Не «почему это произошло», а «что бы произошло вместо этого». Интересно.

– Я хотел отталкиваться от идеи, что перестраховку в виде убийства Цезаря можно привязать к мультивселенным. Потому что обязательно существует та, где он остался жив и наворотил дел, да таких, что все пожалели, что не остановили его, пока могли. С другой стороны, если в нашей вселенной его устранили, осталось огромное множество вариантов миров, где он выжил или вообще не подвергся нападению.

– Или даже не пришел к власти, – заметила Нина.

– Любопытно. Но не зацикливайся на этом. Убийство Цезаря – не единственное происшествие, которое можно обозреть в твоем ключе, но достаточно яркое, чтобы стать базовым примером. Отлично, Отто, превосходная тема, если не увлекаться вопросами морали и не оправдывать убийства квантовым бессмертием. Так что будь осторожен. Джен, а у тебя что?

Немногие могли себе позволить называть Нину по сокращенной форме фамилии, только очень близкие люди, вроде отца и Отто. Видар в этот круг тоже входил.

Девушка очнулась от размышлений.

– На TED [12] как-то было выступление о новых компьютерных технологиях, которые неожиданно помогли развитию микробиологии. Ученый рассказывал о важности 3D-визуализации клеток, молекул и различных процессов внутри них. Практика использования динамических электронных моделей реально помогла ученым лучше понять, как все устроено изнутри и как работает. Вплоть до того, что разрешились какие-то старые вопросы и споры, просто потому что они своими глазами увидели то, что раньше только воображали.

– Очень необычно. Продолжай.

– Я, кажется, понял. Ты хочешь сделать виртуальную модель для демонстрации какого-нибудь квантового парадокса? – Биллингсли пришел в восторг, временно позабыв о своей теме.

– А лучше нескольких, – кивнула Нина.

– Знаете, у вас обоих прекрасное будущее, я вами очень горжусь.

Нина и Отто смутились, заулыбались. Они не могли позволить себе ответить нечто столь же откровенное, но надеялись, что их взгляды скажут Видару все необходимое.

– Получается, Отто хочет копнуть глубоко в прошлое, а Нина, наоборот, устремлена в технологии будущего, едва начавшие развиваться и вступать в нашу жизнь.

– Я не думал об этом, но, получается, что так. – Отто скрестил руки на груди, они с Ниной переглянулись, поиграли бровями, изображая соперников.

– Вопрос в том, что из этого более реализуемо без команды профессионалов, с одной стороны, а с другой, что больше впечатлит жюри смелостью и нестандартным подходом?

– А какую тему вы хотели предложить, мистер Йорскиллсон? – напомнила Нина.

– На самом деле, ничего интересного. Хотел, чтобы вы подробнее покопались, в чем конкретно ОТО [13] и квантовая теория противоречат друг другу, и попробовали предложить какой-нибудь свой любительский компромисс.

– Предложить компромисс? То есть, по сути, поискать решение нерешаемого в течение полувека вопроса? – Отто хмыкнул. – Вы слишком высокого о нас мнения, мистер Йорскиллсон.

– Да уж, теперь наши темы кажутся просто аттракционом для дошкольников.

– Не прибедняйтесь, я вполне знаю вас и трезво оцениваю ваши силы. Истина, она же в мелочах. А вы двое с вашей фантазией способны дать нестандартный взгляд на ситуацию, в режиме игры попробовать смоделировать решение этой задачи. Мы можем попытаться объединить наши темы, найти между ними точку соприкосновения. Уверен, что это возможно, потому что…

– Все элементы во вселенной взаимосвязаны, – синхронно закончили ученики.

– Именно так. Но выбор ведущей темы нам сделать все равно придется. Одна главная концепция, а остальные будут ее инструментами для полноценного раскрытия вопроса.

Они помолчали, переглядываясь несколько секунд, словно читали мысли друг друга. Затем, не сговариваясь, каждый выкинул перед собой руку, чтобы решить назревшее разногласие по старой традиции: пусть случай рассудит их, и никто не останется в обиде. Все трое считали этот способ самым непредвзятым из существующих и самым уважительным к сопернику. Ведь бог не играет в кости [14].

– Раз!

– Два!

– Три!

Отто выкинул камень, Нина ножницы, Видар – камень. Девушка выбыла, ученик и учитель продолжили, и на этот раз оба выбросили ножницы. Йорскиллсон выбыл, проиграв следующий раунд – бумага Отто накрыла его камень.

– Что ж, жребий брошен [15]. – Видар подмигнул блондину, и тот расплылся в улыбке, затем взглянул на подругу.

– Не расстраивайся, у меня есть мысль, как нам объединить твою и мою идеи.

Но Нина и не думала расстраиваться. Они обсудили детали, сроки, технические возможности, связи, потребность составить последовательный план действий и методику.

Затем Биллингсли изложил свои домыслы по поводу сопряжения двух концепций в одну в качестве теоремы (его идея и примеры из истории) и доказательства (реализация, предложенная Ниной). Йорскиллсону понравилось, и он с любовью потрепал обоих за волосы, а потом пригладил вихры.

– Так мы сможем показать, что квантовые законы распространяются и работают за пределами субатомного мира, даже если к этому не относятся всерьез.

Отто заметил, что Кассия и Брута придется превратить в летающие разноцветные шарики из пикселей, а Нина заверила, что вряд ли они обидятся. На это Видар, главный адепт теории симуляции, заявил, что и Цезарь, и сами они, возможно, являются пикселями на чьем-то экране, так что нестрашно.

– Кстати, о Бруте. Из нашей школы заявку на грант подал еще один ученик.

– Кто?

– Итан Гардинер. Со своим репетитором по физике.

– Пожалуй, единственный сильный соперник, хоть и немного не в себе.

– Немного?

– С парнем действительно что-то не в порядке. Я подумываю вызвать его родителей к школьному психологу, если случится еще один такой конфликт, как тогда. Но, надеюсь, за лето он проветрил голову. Перенапряжение от учебы только во вред.

Нина и Отто живо вспомнили конец учебного года, последние дни перед каникулами, омраченные скандалом из-за годовых оценок по физике и литературе. Кто-то слишком привык быть круглым отличником с безупречной репутацией.

– У ботанов часто едет крыша от усердия.

– Но не настолько же.

– А представьте, что с ним будет, если он не выиграет грант.

– Наверное, придет в школу заминированный, – хихикнула Нина, но Видар строго посмотрел на нее.

– Это не смешно. Советую вам остерегаться этого парня. Его следует показать специалисту.

– Мне кажется, он озвереет, услышав о себе такое.

– Так или иначе, он ваш конкурент. Поменьше с ним общайтесь.

– Мы с ним вообще не контактируем. Он даже в столовой сам сидит. У него мания величия под весом собственного интеллекта. – Отто несколько раз покрутил указательным пальцем вокруг головы, как будто изображал движение по орбите.

– Ага, личность в суперпозиции.

– Это ты так биполярку назвала?

– Было бы на самом деле замечательно подключить его к вам третьим. Как бы это увеличило шансы на победу! Он ведь голова, несмотря на некоторые особенности и… заносчивость. А то где это видано, чтобы одну школу представляли две команды, да еще настроенные друг против друга…

Все понимали, о чем речь. Если претенденты на грант от одной школы сложат усилия, от этого выиграют все. И школа, и ученики. Ведь победа нужна не только ради денежного вознаграждения (которое поровну делится между участниками), но и ради статуса. Это большой плюс при поступлении в колледж. Их могут позвать стажироваться куда-то сразу после выпуска или даже во время обучения.

Впереди был выпускной класс, но об окончании школы говорили неохотно, избегали этой темы, пока возможно. Ни Нина, ни Отто еще не решили, куда будут поступать. Откладывали, потому что знали – они не окажутся в одном и том же колледже. После школы их пути разойдутся, и совместная учеба закончится навсегда.

Чертовски грустно, но сердцу не прикажешь. Нину тянет в одно русло, Отто – в другое. Это видно даже по разнице их тем. Биллингсли все больше кренится в гуманитарные науки. Нина – в опасность и риск, во что-то трудно реализуемое и энергозатратное, в какой-то степени даже эпатажное.

Видар тяжело вздохнул, разглядывая этих двоих, – таких разных личностей, но все-таки лучших друзей. Его любимых учеников. Его лучших учеников. Несмотря на запятнанную репутацию, отсутствие статуса отличников и большие проблемы с дисциплиной. Это очень хорошие, умные и искренние дети. Других таких же во всем штате не найдется. Повезло, что они учатся именно здесь.

Биллингсли и Дженовезе были идеальным тандемом во всем, чем интересовались, включая научную сферу. Они дополняли друг друга, понимая без слов, действуя как один мозг. Вместе они могли справиться с чем угодно. С любой задачей, если она была им любопытна. Фантазия, оригинальность и эрудированность Отто сталкивались с дерзостью, умом и нестандартным мышлением Нины, создавая нечто небывалое. Как будто фундаментальное сливалось с прогрессивным, консервативное – с инновационным.

Принципиально новое – это всегда симбиоз противоположностей.

Видар обожал их обоих. До такой степени, что мысль о последнем годе обучения причиняла ему боль. До чего же он привык к своим оболтусам за несколько лет…

Поразмыслив над сложностью проекта, Йорскиллсон все-таки предложил подключить кого-то еще, чтобы добиться большей эффективности и точно уложиться в сроки.

– Возьмите себе подмастерье, не обязательно же всем в команде быть лидерами. Может, кто-то захочет побыть в качестве помощника.

– И кто, например?

– В последнее время Сет Ридли показывает растущие результаты по физике, даже непонятно, где он раньше был и почему так резко выстрелил. Предлагаю его. Если вам удастся его уговорить.

Отто со вспыхнувшей надеждой посмотрел на Нину, но увидел, как она поморщилась, и поспешил поддержать Видара.

– Вообще-то Сет умнее, чем кажется, и я удивлен, что он наконец-то начал это демонстрировать. Мы с ним немного общались. Я тоже не против его кандидатуры.

– Да бросьте, – Нина по очереди посмотрела в глаза учителю и другу, – вы же не всерьез.

– Что ты имеешь против него?

– Во-первых, такой, как Сет, никогда не согласится на второстепенную роль, да он с нею и не справится, это не соответствует его альфа-энергии. Отто, неужели ты сам не замечал, как часто мы с ним в чем-то соревновались и как важно ему было выиграть, оказаться на первом месте, обойти всех остальных? Я не вижу его в качестве компаньона, которому дают поручения, а он выполняет. Я вижу его в качестве балласта. Послушай, мы с тобой – слаженно действующий дуэт, которому совсем не нужно становиться трио. Это вставит палки в колеса. Ридли хоть и одноклассник, но человек посторонний, у нас с ним нет взаимопонимания. Ни он, ни мы к этому и не стремились. Он же одиночка, который сторонится всех. В этой школе он так и не стал своим. Во-вторых, Итан вообще действует один, поэтому мы с тобой вдвоем спокойно справимся. Я не хочу опозориться, выставляя целую команду против одиночки. Это лишний раз подчеркнет его превосходство.

Под тяжестью аргументов Видару и Отто пришлось отступить. Как тут спорить, если Нина права.

Этот парень, Сет, вызывал в ней противоречивые чувства, особенно в последнее время. Чем больше она общалась с Icebreaker, тем больше думала о Ридли, никак не связывая их между собой. Спящие ассоциации дергали за верные ниточки, даже если Нина отказывалась это замечать.

Переписки с Icebreaker увлекали ее целиком и полностью, притупляя подозрения.

Умный, тактичный, ненавязчивый собеседник быстро завоевал ее внимание и стал неотъемлемой частью будней. Они могли часами обсуждать самые разные темы, отыскивая смежные интересы и отстаивая не всегда совпадающее мнение. Общение в Сети продолжалось, даже когда она по традиции почти на весь август уехала в Бостон, откуда только что вернулась.

Девушка больше не пыталась узнать, кто он на самом деле. Обоих устраивало общение без лиц, это не мешало сближаться. Но в конечном итоге это был просто приятель по переписке, который в реальности мог оказаться кем угодно, даже девушкой или взрослым мужчиной. Нина давно оставила мысль, что это Клиффорд, вероятность чего теперь составляла не более процента. Недели переписок расставили все по своим местам.

В отличие от Icebreaker, Сет Ридли был реальным, не эфемерным. Плоть и поступки вместо пикселей на экране и оповещений из чата. Он находился рядом с нею в действительности, и делал это довольно часто.

По неизвестной причине тело Нины воспринимало Сета как идеальный биологический материал для продолжения рода и не могло об этом молчать. Оно отчаянно сигнализировало, что с этой конкретной особью наблюдается удачное совпадение по химическим и физиологическим факторам, от запаха кожи до звука голоса. Он подходит ей, подходит по всем параметрам, которые важны эволюции.

Позывы, возникающие из-за «слизней» (мужчин, необъяснимо и спонтанно вызывающих у нее влечение). Нина уже приучилась игнорировать, то же самое могла делать и сейчас. Но было кое-что еще.

Со временем благодаря необычному набору качеств Ридли приобрел статус потенциального кандидата на место того, кто может заинтересовать не только инстинкты, но и разум Нины. Мрачное спокойствие, самоконтроль (за исключением того единственного раза, когда он сорвался на физруке), умеренный темперамент, молчаливость, склонность к одиночеству, абсолютная уверенность в себе и неприступность вызывали нарастающее любопытство. И даже волнение.

Сильный и всегда невозмутимый Сет Ридли как будто собрал в себе все, чего в Нине никогда не было. Прохладного нрава, трезвости и некоторой флегматичности ей не хватало даже в окружающих.

Это влекло.

И отталкивало тоже.

Ей не хотелось сближаться с одноклассником, который вызывал не только предательскую пульсацию в паху, но и теплый ветерок в голове. Не хотелось из упрямства или какого-то еще пока неясного чувства враждебности, тревожившего грудную клетку каждый раз, как Сет появлялся в поле зрения.

Если бы этот парень обладал ментальными качествами ее друга по переписке, пожалуй, она бы не смогла перед ним устоять.

Над Мидлбери разразилась страшная гроза, и это вполне соответствовало настроению.

Крупные капли упрямо барабанили по черному капоту, как будто ставили жирные точки в каждом предложении, которое он успел обдумать, пока ждал, припарковавшись напротив входа. Скрываться ни к чему: как официальный надзиратель он имеет право приехать за подопечной куда угодно. Включая школу.

Нина вот-вот должна была показаться, а пока он ждал, ливень составил ему компанию. Именно непогода, обрушившаяся на Мидлбери после полудня и прогнозируемая до самой ночи, обещая потоп, позволила Клиффорду предложить услуги водителя, от которых школьница в этот раз не отказалась.

После уроков она спешила на тренировку по хоккею, и Ларс вызвался ее отвезти, потому что спорткомплекс находился в другой части города, а у него так удачно образовалось свободное время.

Бам-бам-бам, – стучали крупные капли. Ту-ту-ту-ту-ту, – тараторили вдогонку мелкие, перебивали. Вместе они заливали лобовое стекло, срастаясь, скрещиваясь в ручейки, словно водяные канаты, и вновь распускались на отдельные веревочки. Дворники Лоуренс выключил, устав слушать скрип резины о стекло.

Снаружи было мрачно, как в ранние сумерки, но душно из-за высокой влажности и не слишком упавшей температуры. Ливень шумел громче обычного, свирепствовал, настигая землю под крутым углом. Как будто хотел пробить насквозь все, чего касался.

Небо выглядело тяжелым и низким, набухшим, набрякшим избыточной влагой. Вода извергалась оттуда неравномерно, как будто кто-то выжимал вручную эту черно-серую вату, тут посильнее, там послабее.

Время от времени на востоке вспыхивало слепящее зарево, настолько яркое, что самой молнии было не разглядеть, но половина неба становилась белой. Несколько секунд спустя за ним следовал отдаленный гром, похожий на недовольное ворчание атлантов, вынужденных поддерживать такое тяжелое небо в условиях бушующей стихии…

Офицер полиции думал о своей подопечной.

Влечение к Нине, как это ни парадоксально, росло пропорционально ее возрасту, а не наоборот. Питающий запретную слабость к нимфеткам, Ларс в глубине души надеялся, что, как только подопечная станет постарше, ее губительный магнетизм уменьшится, отпустит его, перестанет душить по ночам.

Но ничего подобного не произошло. Девочка, превращаясь в девушку, по-прежнему сильно его влекла. И выходить из головы не собиралась. Возможно, потому что с самого начала дело было не только в количестве лет, но и в самой Нине.

Очень умная и временами по-взрослому серьезная, внутри она оставалась все тем же вредным непосредственным ребенком, что и в пятнадцать лет, когда впервые попала в участок. Но сейчас Ларсу казалось, что они знакомы гораздо, гораздо дольше. Может быть, всю его гребаную жизнь.

Он никогда не делился с Ниной этим ощущением. Это слишком сентиментально.

Вот уже и начало ее выпускного класса. Осталось немного. Всего лишь один учебный год, и она выскользнет из его рук навсегда. Выйдет из программы и отправится дальше своей дорогой. Будет жить где-то, но не здесь, с кем-то, но не с ним, вряд ли вспоминая офицера полиции, когда-то назначенного приглядывать за нею и помогать.

Как и эти два года, самые полноценные в жизни Лоуренса. Самые яркие, эмоционально насыщенные и запоминающиеся. Два года, в которые было много разговоров, серьезных и не очень, много игр и соревнований во что угодно, но мало побед, много встреч, поездок, смеха, взглядов, попыток дружить и флиртовать.

Эти два года всегда будут вызывать улыбку на его лице, чем бы все это ни кончилось. Потому что это время, когда у него получалось быть обычным человеком, а не бездушным устройством для достижения целей. Время, когда ему приходилось (и нравилось) очеловечиваться ради нее.

Нина выбивала из него все дерьмо. Сама того не замечая. Одного пронизывающего взгляда хватало, чтобы содрать гладкую маскировку с приятного лица Лоуренса Клиффорда и обнажить смердяще-бугристую уродливую сущность.

Она видела его насквозь. Буквально с первой встречи видела, это он знал наверняка. Прочитал по глазам, когда она впервые сидела перед ним в кабинете и словно бы собиралась пересказать ему все его гадкие поступки из прошлого. И впоследствии Клиффорд лишь убеждался в своем первом впечатлении.

Несколько раз она приходила в ярость, замечая, что Клиффорд жульничает или поддается, и тогда ему доставалось особенно. Она становилась сама не своя – могла смахнуть все со стола, ударить по нему кулаком или вообще отшвырнуть свой стул в стену, сломать что-нибудь, попавшееся под руку.

Но все это не вызывало беспокойства до тех пор, пока Нина продолжала издавать звуки. Ведь настоящие приступы отнимали у нее дар речи. Во время них она не могла ни говорить, ни кричать. И ее внезапное молчание перепугало бы сильнее, чем буйная сила, несоразмерная телосложению. Как будто вместо костей у нее внутри только мышцы. Оставалось благодарить психолога (и правильно подобранные таблетки), что вспышки становились кратковременными и чаще вызывали у нее мигрень, нежели ярость.

А сколько раз она уличала его в лицемерии, обмане, шантаже, жестокости и двойных стандартах – не перечесть. От ее сканирующего, словно сине-зеленый эхолот, взгляда не могла укрыться ни одна мерзкая тайна, ни одна паршивая черта его характера. Он был перед нею обесточенным голым проводом. Вывернутое наизнанку и потому безвредное создание.

Зная, каков Клиффорд на самом деле, она принимала его со всеми недостатками. Почему – оставалось загадкой. Наверное, Нина была из тех, кто никого не стремится исправить, потому что сам не готов меняться ради кого-то и не допустит на себя влияния. Может быть, это Ларсу и нравилось в ней больше всего. Рядом с нею делалось спокойно, как в нирване. И он чувствовал себя… одушевленным.

Нине всегда удавалось играючи найти общий язык с теми, кто пожил дольше, чем она. Она ладила со старшими, взрослые ее любили. Директор школы, тренер по хоккею. Отец. Даже Лиотта задавал о ней пару вопросов, хотя Ларс был уверен, что комиссар не станет интересоваться конкретным подростком, взятым на курирование, да и вообще кого-то из них запомнит надолго. Последнее время у отдела нравов были дела посерьезнее.

Нина умудрялась общаться и сближаться с Ларсом, несмотря на бездну разницы между ними. И несчастные девять лет эту бездну создавали в последнюю очередь. Откровенно говоря, они даже не ощущались.

Девчонка всегда его слушала, чем бы он с нею ни делился – рабочими проблемами, личными наблюдениями или вопросами из той научной области, которая ее по большому счету не интересовала. Но она всегда демонстрировала, что лишних знаний не бывает, и в любом новом для себя материале находила точки соприкосновения с тем массивом данных, которые хранила в себе. Она любила повторять, что все взаимосвязано, и ни одна система не работает сама по себе, в изоляции от фундаментальных уровней материи.

Ларс понял: Нина много в себе накапливает. Аккумулирует, собирает. Люди вокруг – ее энергия. Но она никому не позволяет подобраться слишком близко.

Ему нравились ее саркастичные, емкие комментарии, которые она вставляла повсеместно и настолько смело, что порой у Ларса временно исчезала возможность говорить, и все, что он мог делать в ответ, – это молчать и ухмыляться, собирая себя в кучу.

Нина позволяла себе быть дерзкой и острой на язык, потому что совершенно не боялась ни его, ни каких-либо последствий. Но стоит отдать ей должное, она никогда не унижала его при коллегах, особенно подчиненных, и при задержанных. У всего есть предел, и девчонка точно не стремилась пошатнуть его авторитет.

Нина знала о его заторах на работе, о зависших, тупиковых делах и даже личных переживаниях, об отношениях с родителями, коллегами и задержанными. Знала то, чего не знал о Ларсе больше никто. И он сам это позволил. За то время, что они знакомы, Нина как будто залезла ему под кожу и поселилась там постоянным фантомным ощущением.

Нет, ничего она не делала, это он сам взял шприц и ввел ее в свои вены. По собственной воле. И не надо вешать ответственность на девчонку, которую ты впервые увидел, когда ей едва стукнуло пятнадцать. Если что-то случится, спрос всегда будет с тебя, Клиффорд. Ты мужчина, ты старше, ты, мать твою, офицер полиции.

Нина блуждала по его крови, как инфекция, это было безвозвратно и бесповоротно. Осознание этого факта приносило горько-сладкую истому, ведь Лоуренс знал, что не умеет любить, что им с Ниной не стоит и нельзя быть вместе, что у них ничего не получится, кроме как испортить друг другу нервную систему или жизнь.

Они слишком разные. Слишком. Таким людям не положено общее будущее.

И при этом его неисправимо к ней влекло, он ничего не мог с этим поделать, словно героиновый наркоман, он искал ее, он скучал по ней даже неосознанно (когда мозг не понимал, но тело ныло от ее отсутствия), он обожал играть с нею во что угодно и совсем иначе себя чувствовал, если она находилась в участке. Работалось по-другому. Дышалось. Думалось.

Его ничуть не волновало, что Нина не проявляет к нему ответного интереса. Она мягко пресекала либо игнорировала попытки флирта, которые начались сразу после наступления семнадцати (Ларс готовил почву к совершеннолетию), пока он не оставил их вовсе, напомнив себе, что она, во‑первых, его подопечная, во‑вторых, он может лишиться работы, в‑третьих, она все еще ребенок.

Хотя в глубине души ничто из этого не могло бы его остановить.

Ничто из этого не являлось убедительной причиной изничтожить чувство, которое в нем разрасталось, когда он наблюдал за Ниной и слушал ее голос… Да, она не планировала с ним отношений, это очевидно. И она была в этом просто молодец, совсем не то, что он. Благо ему хватало мозгов не распускать руки, хотя порой очень хотелось, ведь в присутствии Нины проявлялась его истинная сущность.

Догадывалась ли она? Вероятно, в отдельные моменты – да. Но все остальное время он вел себя примерно и, должно быть, это помогало ей забыть наклюнувшиеся догадки, переубедить себя. Это тоже была своего рода игра, которую он вел с нею. Называлась «угадай, кто я, если 99 % времени я веду себя как обычный человек».

Непонятно, кто выигрывал, но, наверное, как всегда, Нина.

Иногда Клиффорду казалось, если бы он по-настоящему захотел взаимности, это стоило бы ему совсем небольших усилий: немного надавить, немного постараться, активировать навыки обольщения, и все – штурм будет недолгим. Но Ларс этого не делал, одергивая себя, чтобы не прослыть самоуверенным идиотом в ее глазах. И чтобы не наткнуться на острый край своих просчетов. То, что срабатывает на сотне других девушек, на Нине обязательно даст сбой.

Он напускал на себя язвительное безразличие, а вот безразличие Нины его не расстраивало и не смущало. Наоборот, он радовался ему. Ее сдержанность позволяла и ему держать себя в руках. Что вряд ли получилось бы, если бы он увидел хоть намек на заигрывание с ее стороны.

Он часто обдумывал перед сном последнюю встречу с Ниной, предвкушал предстоящую… и засыпал с легкой улыбкой, которую не пытался спрятать даже от себя. Если, конечно, не проводил ночь с кем-то из девушек. Но и тогда о подопечной он думать не прекращал.

Временами прямо в ее присутствии у него случалась эрекция. И возможно, Нина это замечала, однако при всей остроте языка ей хватало такта не реагировать. Просто иногда девчонка творила вещи… наивные и безобидные в ее понимании, но им воспринимаемые иначе в силу его дурных наклонностей.

Например, однажды в кафе напротив участка, где они обедали, Нина заказала себе самый большой хот-дог и предложила посмотреть, как она «заглотит его полностью». Конечно, для нее это был просто веселый спор и развлечение, она обожала еду и ни о чем больше не могла думать, если та возникала в поле зрения. А вот Клиффорду поплохело.

Он, конечно, посмотрел, а потом аккуратно вышел в уборную, сославшись на какую-то глупость и моля, чтобы девушка не обратила внимания на его походку. Как ни крепки армейские ремни, а сдержать его член не могут. Особенно если представить себя на месте хот-дога. Она так расширила свой маленький рот, что у нее лопнула нижняя губа, окропив сосиску дополнительным соусом. Но ей было смешно, и на покрасневшего офицера она даже не взглянула, силясь пережевать все, что запихнула в себя.

Иными словами, Нина держала его в тонусе, и Клиффорд ловил от этого мазохистский кайф. Нет, это, разумеется, была не любовь. Но симпатия точно. Стойкая, жгучая, неистребимая временем. А еще – привычка и привязанность, ранее незнакомые Ларсу даже в отношении родителей.

Между ними возник тот особый тип взаимоотношений, который основывается не на взаимном чувстве в настоящий момент, а скорее на предчувствии, потенциально возможной влюбленности, которая могла бы случиться между ними в параллельной реальности, не в этих обстоятельствах и не в это время.

В этом смутном предчувствии Ларс проживал день за днем, иногда позволяя себе гадать, ощущает Нина то же самое или нет? Спросить прямо он никогда не решился бы.

Нина была самым искренним и неиспорченным созданием на пути Ларса. Он старался уберечь ее от себя самого и радовался, что она не влюбчивая дурочка, которая будет строить ему глазки, вешаться на шею и исполнять любые желания, как соседская дочь. Подобные женщины вызывают только презрение.

В интересы Нины Ларс входил косвенно. Девчонка была сама себе на уме, и всегда казалось, что если он исчезнет из ее жизни, она это спокойно перенесет. И слава богу. В этом и была Нина, которая ему нравилась. В том, что сама она не питала к нему откровенной симпатии, планов, которые бы все усложняли. Всегда легче одному быть ответственным за ситуацию, верно?

Как это ни парадоксально, но растущее чувство к Нине чуть не стало вершиной его эгоизма. Само по себе прекрасное, оно как будто абсорбировало все самое худшее, что могло пробудиться в Ларсе, и возводило в абсолют. Ревность, собственничество, тирания, потребность все знать и контролировать каждый шаг. Злость. И нечестная игра.

Это было чувство, которое улучшает жизнь обычного человека, но уничтожает все вокруг, если его доводится испытывать таким жадным ублюдкам, как Лоуренс Клиффорд. В ядовитых людях даже самые лучшие намерения прокисают, тухнут и гниют, превращаясь во что-то ужасное, как чудовище Франкенштейна.

Звонок с урока был настолько громким, что Клиффорд разобрал его трели даже за стеной дождя, сидя в машине с закрытыми окнами. Если Видар не задержит ее, она появится с минуты на минуту.

Ларс почувствовал, как у него усилилось слюноотделение. Условный рефлекс на Нину, как у собаки Павлова. Он подобрался, вцепился в руль белыми пальцами, повернул голову, разглядывая широкую входную лестницу из убитого временем бетона. Струи воды на стекле мешали видеть четкую картинку. Это раздражало.

На ступеньках возникали ученики, они смотрели на небо, высовывали руки из-под навеса, брызгали друг другу в лицо, визжали, надевали дождевики и доставали зонтики, болтали и смеялись. Толпа густела и копошилась, не обращая внимания на полицейский автомобиль. Никто не спешил выходить под ливень. Вдруг через несколько минут он поутихнет, и можно будет двинуть домой?

И он действительно поутих, как будто специально для Нины, чтобы та не сильно вымокла, пока пробежит пару ярдов от одной крыши к другой, забросит баул с формой, клюшкой и коньками на заднее сиденье и плюхнется на переднее, по-собачьи отряхиваясь от воды.

– Усэйн Болт занервничал, увидев скорость твоего спринта.

– Зато почти не промокла! – зубоскалила Нина.

– Тогда почему воняешь мокрыми лопухами?

– Тебе-то откуда знать, как пахнут лопухи? – засмеялась Дженовезе.

– На ферме Стакеров позавчера пропал козел. – Лоуренс комично вздохнул. – Пришлось выезжать на место происшествия. Помогать искать. А лопухов там, как наркош в твоей школе.

– Звучит как очередная байка.

– Держи. – Ларс недовольно протянул пачку сухих салфеток. – Весь салон мне забрызгала.

– Дед говорит, у природы нет плохой погоды.

Нина стала вытирать лицо, замечая, что одежда все-таки пропиталась водой и теперь покрыта темными пятнами.

На ней была тонкая сине-зеленая водолазка в оттенок глаз. Впервые Ларс видел на ее фигуре что-то более облегающее, чем худи или безразмерная футболка. Он удивился, отметив, что Нина стала выглядеть более утонченно, но все еще небрежно. Клешенные ниже колен джинсы не по размеру съехали бы с нее, не затяни она их на поясе, продев шнурок (от кроссовок?) в шлевки. Нина обожала, чтобы на ней что-нибудь болталось, как брелоки на рюкзаке или мелочь в кармане.

Собранные в пучок отросшие за лето волосы были наскоро схвачены карандашом на затылке, отдельные пряди ложились на скулы и щеки, но вряд ли она замечала очаровательную нестройность этой прически.

Ларс поймал себя на мысли, что хочет вытащить карандаш и посмотреть, как медные волосы, смоченные дождем, рассыплются по плечам. Она бы восприняла это как безобидную шалость и не обратила внимания. Ну, вытащил карандаш, и что? Может, позлить хотел, но уж точно не полюбоваться. Она с его волосами и не такое вытворяла.

И все же Нина изменилась. Не внешне даже, а как-то изнутри. Сияет. Нет, это все еще была старая добрая Дженовезе, только теперь немного более… взрослая. И женственная. Всего одного лета хватило, чтобы она так подросла. Клиффорд вздохнул, задумавшись о том, как скоротечно время, как неизбежно оно меняет любимых нами людей.

– Почему тебе грустно? – тут же отреагировала Нина, как всегда уловив мизерную перемену в его настроении.

Клиффорд невесело усмехнулся.

– С таким чутьем тебе точно надо у нас работать.

– Твоя работа – самая скучная в мире. Даже просто глядя на нее, можно скиснуть. Нет ничего опасного в том, чтобы искать пропавших домашних животных.

– Совсем забыл, что главное в профессии – ежедневный риск для жизни.

– А ведь раньше у тебя была феноменальная память… Стареешь.

– Похоже на то. А ты вот взрослеешь.

– Забавно, я сейчас подумала, что когда у тебя пойдут седые волосы, ты об этом даже не узнаешь, потому что они мало чем будут отличаться от твоего натурального цвета. Сколько тебе там? Возможно, парочка уже имеется.

– С такой подопечной, как ты, уверен: их значительно больше.

Нина хрюкнула, поощряя удачную остро́ту, но Клиффорд не поддержал ее веселья.

– Так тебе грустно, потому что время идет вперед?

Глядя на руль, Ларс неохотно повел плечом, блеснув значками на идеально отпаренной черно-синей форме. Это означало «не знаю» и «не хочу об этом». Нина выучила.

– Но ведь время невозможно притормозить, я тебе объясняла почему. Естественный порядок вещей не должен кого-то расстраивать. На тебя это не похоже. Время – просто еще одно измерение, мы движемся по нему, потому что неизбежно движемся в пространстве. И речь сейчас не только о том, что мы куда-то ходим или ездим на машине. Планета вращается вокруг оси и движется по орбите вокруг солнца, наша солнечная система и галактика тоже не стоят на месте, да и вся вселенная расширяется. Поэтому время идет вперед, и мы никак не можем этого изменить. Только вещь в абсолютном покое может выпасть из цикла.

– А разбитые чашки не прыгают на стол, собираясь в целую, – добавил Ларс как будто сам себе.

– Вот именно. И на одном месте в воздухе тоже не зависают. Время останавливается для тех, кто преобразовался в энергию и больше никуда не движется. Следовательно, времени не существует только для тех, кого тоже больше не существует. Ты же не хочешь нам такой участи? Мы с тобой еще живы, поэтому надо жить. Точнее сказать, у нас нет выбора.

Клиффорд решил, что пора сменить тему, иначе можно наговорить лишнего. Повернув ключ зажигания, он взглянул на Нину и заметил за окном высокую темную фигуру, которая неподвижно стояла у входа, рассекая надвое поток учеников, покидающих школу.

Подростки осторожно обходили его с двух сторон, как горный ручей огибает камень, а он не шевелился и смотрел Клиффорду прямо в глаза, изучающе наклонив голову набок и спрятав руки в карманы ветровки. Свет молний выхватывал часть озлобленного лица, шею и плечо, подчеркивал угрожающий вид, как вспышка засвечивает фотографию.

Нина строчила что-то в телефоне, потирая колени, чтобы согреться. Наверное, переписывается с Отто, как всегда. С кем же еще? Ларс машинально включил печку, наклонился над девушкой и без надобности пристегнул, на что она тоже не отреагировала, привыкшая к подобным жестам с его стороны.

Но главное, чтобы заметил наблюдатель. Заметил и сделал выводы.

На этом офицер не закончил. Он демонстративно задержался над коленями Нины, шаря рукой в бардачке и не прерывая зрительного контакта с фигурой в черном плаще. Та следила за его движениями, продолжая стоять на крыльце школы, словно памятник. Или надгробие.

«Смотри на меня, Сет Ридли. Смотри внимательно. Эта девочка – моя. Я тебя сразу раскусил, и теперь я все о тебе разведал. Ты у меня на крючке. Только попробуй сунуться, вмешаться, забрать мою Нину, я потяну за леску и разорву тебе рот».

Совершенно никто, кроме этого парня, не смотрел в их сторону. Дженовезе, сидящая в полицейской машине, перестала быть диковинкой у местных года полтора назад.

Ожидая уведомления от Icebreaker, поведением которого в последнее время была обеспокоена, девушка не замечала манипуляций Ларса, пока он не извлек из бардачка пачку Jelly Beans – единственных сладостей, которые она любила.

Лоуренс был так увлечен желанием насолить сопернику, что не заметил, как Нина все это время не отрывается от мобильника. А Сет заметил. Ублюдский альбинос не знает, что у него есть козырь в рукаве, да такой, что подавиться можно. Вот бы эта кость насмерть застряла у него в горле.

«Да, ты увозишь ее от меня, но пока она сидит в твоей машине, она набирает мне сообщение и ждет моего ответа, а о тебе совершенно не думает, все ее мысли заняты мною, так что не обольщайся, говнюк кукольный».

На этом игра в гляделки кончилась. Они сказали друг другу все, что хотели, и обошлись без слов. Лоуренс плавно утопил педаль газа, и «форд», хлюпая шинами, покатил прямо в стену дождя. Фигура осталась позади, где ей самое место.

Что-то подсказывало Клиффорду: с молчуном будут проблемы. Ну, это ничего. Главное, чтобы проблемы не коснулись Нины. А Ридли мы устраним с дороги одним мизинцем, если ему хватит духа пойти против легавого.

В отношении Сета интуиция Клиффорда не просто потрескивала, а захлебывалась, как дозиметр в зоне повышенной радиации. Парень «фонил» опасностью. То, с каким выражением он наблюдал, как Ларс пристегивает Нину… этот жуткий черный взгляд исподлобья транслировал серьезность его намерений.

Впервые увидев этого верзилу рядом с Ниной в начале лета, он подумал: «Неужели она якшается с этим придурком? Нужно выяснить, кто он такой». Ларс его раньше не видел, а он помнил все лица, которые видел. Может быть, из другой школы? Или вообще студент.

Первый месяц лета Клиффорд потратил на то, чтобы разнюхать о Ридли все, что мог себе позволить в пределах полномочий, а когда не нашел ничего примечательного, принялся по привычке злоупотреблять властью. Даже заработал выговор от Лиотты за грубые нарушения. И все равно ничего не добился.

Парень оказался чист, как не бывают чисты обыкновенные граждане, тем более – старшеклассники с угрожающим видом и шрамом через всю рожу. Скорее он выглядел как тот, кого покрывают довольно влиятельные люди. И это был первый тревожный звоночек. А то, что Ридли переехал в Мидлбери относительно недавно, добавляло масла в огонь разгорающейся паранойи.

Если проанализировать его усердно маскируемое прошлое, комплекцию и привычку не высовываться (наверняка отработанную), подозрения становились не такими уж призрачными. Вообще-то он идеальный кандидат. Засланец, которого перебросили на новую точку. Ведь там любят делать все чужими руками, не выходя из тени.

Тем не менее работа по устранению очевидных криминальных следов Сета была выполнена довольно грязно. Ларсу пришлось собирать все по кусочкам, как хирургу – раздробленную кость. Используя личные каналы и нестандартный ход мышления, он выяснил то, чего не значилось в общем доступе полиции штата.

Стало очевидно, что первые догадки его не подвели и Ридли – немного не тот, кем кажется. Догадывалась ли об этом Нина? Как много она вообще о нем знала?

Всплыли несколько задержаний по подозрению в торговле наркотиками (но никто ничего не доказал, прямых улик не было), а также парочка тяжелых драк с кучей пострадавших, к чему парень приложил непосредственные усилия и загремел под домашний арест.

И вот этот ублюдок околачивается вокруг Нины? Да у него к семнадцати послужной список как у отпетого бандита, хотя его покровители делают все возможное, чтобы отвести подозрения полиции от подопечного. Коррупция в Нью-Хейвене процветает. От этой мысли Ларсу стало противно.

А может быть, это паранойя и разыгравшееся от ревности воображение. Больше всего Клиффорда смущал тот простой факт, что активно барыжить наркотой в школе Нины начали задолго до переезда Ридли в этот город.