От полного отчаяния Хлою спасал лишь праведный гнев, продолжавший сжигать ее даже после того, как встреча с Томасом закончилась. Обычно она мгновенно остывала и, уж конечно, не могла долго сердиться на человека, но сейчас просто не находила себе места от злости. Ведь он сумел пробудить в ней такие странные, трепетно-томительные чувства…
На протяжении всего разговора Томас был сдержан и дружелюбен. Несмотря на очевидную враждебность Хлои, он предложил весьма справедливые условия и одобрил ее бизнес-план. Однако он явно что-то задумал, и, судя по выражению лица, добра от него ждать не приходится.
Слава Богу, хоть автомобиль завелся сразу. К тому времени, когда Хлоя подъехала к своему дому, она успела довести себя до такого состояния, что совсем не чувствовала холода. Промчавшись мимо двери Торнтона, она даже не чертыхнулась про себя, хотя его пуговичные глазки как обычно буквально сверлили ей спину. На сегодня ей хватит общения с одним слизняком, второй может пока подождать.
Когда она вставляла ключ в скважину, руки заметно дрожали. Скорее всего потому, что перчатки опять куда-то подевались. А может, потому, что в крови бушевала ярость, опалявшая ее жаром.
— Хлоя! Погоди!
Она не желала слышать этот чуть-чуть хрипловатый голос! Пусть непослушное сердце оглушительно стучит! Постучит, постучит и перестанет.
Хлоя, не оглянувшись, захлопнула дверь — вполне возможно, прямо перед его аристократическим носом. Но она немедленно распахнулась вновь и на пороге возник Томас — на длинном черном пальто с погончиками еще не растаяли снежинки, белая сорочка с темным галстуком подчеркивает безупречность черт, словно высеченных резцом скульптора. Вид, как всегда, мрачный.
— Хлоя, ты хоть помнишь, на какой скорости срезала последний поворот?
— Помню, на большой.
— Слишком большой, — процедил Томас сквозь стиснутые зубы. — Правое колесо повисло в воздухе, и…
— Ты преследовал меня всю дорогу, чтобы, догнав, обсудить правила дорожного движения?
— Хотел поговорить с тобой о…
— Боюсь, на сегодня я по горло сыта разговорами.
Томас нетерпеливо поправил галстук и повел плечами так, словно они у него болели.
— Иисусе, — пробормотал он, глядя на ее посиневшие пальцы. — Куда, к черту, подевались твои перчатки?
Нет! Хлоя сжала трясущиеся колени, боясь снова поддаться его демоническому обаянию. Ужасно несправедливо, что собственное тело предает ее! Но нельзя ни на секунду забывать о том, что Томас встал между ней и тем, что она любила больше всего на свете, — ее маленьким кафе!
— Только переступи порог, — предупредила она, — и я вызову полицию.
Томас, не колеблясь, сделал шаг вперед. Хлоя отпрянула и, как бы защищаясь, решительно скрестила руки на груди.
— Я не шучу. Не испытывай мое терпение.
Томас захлопнул дверь и, неожиданно быстро приблизившись к Хлое, сжал ее ледяные пальцы.
— Когда-нибудь ты обморозишься. — Он поднес ее руки к губам и начал осторожно согревать их своим дыханием.
Господи, да что с ней творится?! Желудок стиснуло, словно клещами, голова кружится, как с похмелья. Он был целиком занят благородным делом и, слава Богу, не замечал, что с ней творится. Поэтому Хлоя гордо вздернула подбородок, притворяясь спокойной и невозмутимой.
— Считаю до трех. Томас, я…
— Не волнуйся, уйду, — прервал он Хлою холодным тоном, никак не согласующимся с его горящими глазами. — Как только объяснишь, почему известие о том, что я твой кредитор, заставило тебя так разгневаться? — И, словно только сейчас поняв, что все еще сжимает ее руки, почти оттолкнул ее от себя.
С языка Хлои уже готова была слететь колкость, но при виде напряженного лица Томаса она неожиданно поняла, что едва не совершила непоправимую ошибку. Ярость мгновенно, как по волшебству, улетучилась.
— Дело не в тебе, — тихо ответила она. — Томас, прости меня. Я настоящая эгоистка. Известно же, что чрезмерная гордость к добру не приводит. Клянусь, ты тут ни при чем.
— А мне так не показалось, особенно когда ты вылетела из кабинета, стоило попросить рассказать подробнее о твоем бизнес-плане. Обыкновенный, вполне законный интерес банкира, без всякой подоплеки, а ты, я считаю, не из тех, кто стесняется говорить о своем деле.
— Я вовсе не вылетела… то есть не совсем…
Темная бровь насмешливо приподнялась.
— Дверь с такой силой ударилась о стену, что Огастина на кухне с грохотом уронила поднос.
— Ладно, ладно, ты прав.
Отвернувшись, Хлоя уставилась в пространство, мельком отметив, что Гарольдина мирно спит на диване. Кажется, все в порядке. Шоколадный торт с вишней, который она испекла вчера, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, красуется на кухонном столе. Калькулятор, одолженный Конрадом в надежде, что Хлоя наконец займется бухгалтерией и проверит счета, почему-то оказался на стуле.
— Пойми, Томас, ужасно трудно признаться, что нуждаешься в помощи.
— Особенно в моей.
Хлоя, потупив голову, все-таки решилась задать вопрос, тревоживший ее последние несколько часов.
— Почему ты раньше не сказал мне?.. Не мог набраться мужества? Неужели в твоем сердце…
— У меня нет сердца.
Хлоя не нашлась, что ответить, и ее собственное сердце мучительно сжалось при мысли о том, через какие испытания должен пройти человек, чтобы сказать такое.
— Зато есть мозги.
— Я уже говорил, бизнес — моя работа, — чуть сощурившись, буркнул он.
— Ты не знал, кому даешь заем?
— Знал. Я видел твое имя на ходатайстве.
— И почему же не сказал мне, что ты мой кредитор?
Томас взволнованно заходил по комнате.
— Послушай, что тут такого? Я постоянно так делаю.
— Даешь кредиты? Или выставляешь людей дураками? — осведомилась она, смело выдерживая его разъяренный взгляд. — Именно так ты и поступил, Томас: выставил меня идиоткой.
На щеках Томаса заходили желваки, но он сдержался и промолчал. Хлоя заметила, какая внутренняя борьба происходит в нем, но никак не могла понять, в чем ее причина, с чем он так яростно сражается. Она сознавала лишь, что не может выносить его страданий. Повинуясь внезапному порыву, Хлоя подошла и осторожно положила руку ему на грудь.
— Полагаю, ты не хотел причинить мне боль…
Томас словно оцепенел.
— Весьма смелое предположение.
— Разве я не права? — Он принялся внимательно рассматривать узкую ладошку, лежавшую на его груди. — Не права, Томас? Значит, ты старался ранить меня побольнее?
Томас даже не шевельнулся, только прикрыл глаза.
— Что ты со мной делаешь, Хлоя? Неужели ты не понимаешь, что разрываешь мне душу.
Хлоя осторожно погладила его по груди и удовлетворенно заметила:
— Что ж, по крайней мере ты хоть что-то чувствуешь.
Из груди Томаса вырвался то ли стон, то ли смешок.
— Да, — согласился он, — таких чувств я уже давно не испытывал.
Кажется… кажется, ему это нравится! Хлоя задохнулась от неожиданного открытия. В висках застучала кровь. Взаимные обиды, неприязнь, злоба куда-то исчезли, вытесненные невероятным напряжением и предчувствием того, что сейчас произойдет.
Тихо выругавшись, Томас схватил Хлою за плечо. На мгновение девушке показалось, что он собирается ее оттолкнуть. Но Томас вдруг прижал Хлою к стене и теплыми, чуть шершавыми пальцами приподнял ее подбородок.
— Мне не нравится это, Худышка. Совсем не нравится, — прошептал он.
Захваченная в плен, Хлоя ощущала себя беззащитной, беспомощной. Желание сжигало ее с такой силой, что она едва сдерживала крик.
— Боюсь, тут уж ничего не поделаешь.
— Хлоя, — прошептал он, — ты не представляешь, чем рискуешь.
Но она всем телом прильнула к нему, и Томас обо всем забыл.
Такие мягкие, такие нежные губы… никакой помады, только живая плоть. Между ними нет ни одной преграды… Только бездонная пропасть… Он коснулся языком уголка ее рта, и она приоткрыла губы. Ни колебания, ни сопротивления.
Томас уже не владел собой. Жаркая волна окатила его исступленным желанием, и безумная потребность обладания этой женщиной заставила забыть обо всем остальном. Он ожидал, что она начнет вырываться, разозлится на него, но этого не произошло. Хлоя оказалась права — тут уж ничего не поделаешь. Каким-то непостижимым образом она проникла ему в сердце, а такого он никак не ожидал. Не верил, что это вообще возможно.
Сладостно-свежий вкус ее губ сводил Томаса с ума. На его пути встречалось много женщин, но ничего подобного он еще не испытывал. Этот поцелуй окончательно лишил его самообладания и обнажил душу: месть, корысть — разве это главное в его жизни?
Хлоя, тихо застонав, выгнулась, и Томас с ужасом осознал, что хочет навсегда забыть о мрачных тайнах, о том, что не имеет права никому доверять, о своих обидах… Сейчас он желал лишь целовать ее.
Томас нежно прикусил ее нижнюю губу, и Хлоя приподняла голову, словно требуя новых ласк. Он снова припал к ее рту и с необъяснимым восторгом ощутил ответную дрожь. И тогда рванул Хлою к себе, сжал так, что острые твердые соски уперлись ему в грудь. Он просунул ладонь между спиной Хлои и стеной и притиснул ее упругие бедра к своим. Она, закрыв глаза, все теснее прижималась к его затвердевшей плоти, но Томас еще не верил, что они могли зайти так далеко. И всего лишь после одного поцелуя! Он прильнул губами к ее шее, отодвинул ворот жакета…
Резкая трель телефонного звонка отрезвила их. Хлоя испуганно забилась в его объятиях, и Томас, выругавшись, медленно отступил. Она поспешно схватила трубку.
— Привет, па, — поправляя жакет и смущенно одергивая юбку, сказала Хлоя.
Ее широко раскрытые глаза не отрывались от Томаса. Никогда прежде женщины не смотрели на него так… доверчиво и невинно. Неловко поежившись, он отвернулся, но не мог не слышать того, что она говорит.
— Да, я знаю, что он приехал навсегда, — пробормотала она срывающимся голосом, и Томас резко обернулся. Хлоя отвела глаза, и он понял: они говорили о нем. — Этого я не сделаю. Он мой друг.
Она вздохнула, наклонившись, погладила Гарольдину и терпеливо выслушала привычную тираду насчет недопустимости ее поведения. Отец уже в который раз повторил, что давно пора найти приличную квартиру, нанять еще одну повариху, чтобы не трудиться, в кафе с утра до вечера, а еще лучше — подыскать приличную работу, как у сестры… Словом, перестать быть собой, с тоской думала Хлоя, и превратиться в самодостаточную женщину, какой ее и хотели видеть родители…
Сморгнув навернувшиеся на глаза слезы, Хлоя выпрямилась и, чтобы не дослушивать проповедь до конца, торопливо сказала:
— Мне жаль, что ты так считаешь, но волноваться не из-за чего. Никто не причинит мне зла. — Встретившись глазами с Томасом, Хлоя перевела дыхание. — Мне нужно идти, па. Пожалуйста, не тревожься.
Она повесила трубку, и Томас смог наконец перевести дыхание.
— Насколько я понимаю, тебя предупредили насчет страшного серого волка.
— Он боится неприятностей. Считает, будто ты специально приехал, чтобы обрушить на головы горожан всякие беды. — Хлоя нервно засмеялась. — Ну там, побить витрины в магазинах, взорвать пару домов…
Кажется, у старого негодяя отличное чутье!
— А как по-твоему, почему я здесь?
Лицо Хлои осветилось милой, почти детской улыбкой, и у Томаса заныло в груди. Она подошла совсем близко, но не стала дотрагиваться до него.
— Наверное, для того чтобы наконец примириться с прошлым, разве нет?
Какая слепая вера, подумал он, отступая. Жаль, что придется ее разрушить, ведь уничтожив Хизер Глен, он нанесет Хлое смертельную рану. В нем еще оставалось достаточно человечности, чтобы проникнуться к ней состраданием.
— Я уже объяснял, у меня здесь дела.
— Ты мог бы заниматься делами где угодно. Говори, что хочешь, но я не могу представить, чтобы ты без достаточно веских причин вернулся сюда.
Если бы она только знала… Но сколько лет прошло с тех пор, когда она была одной из немногих, кто не обвинял его во всех грехах. Да и теперь десятки служащих Томаса старались держаться от него на расстоянии и работали в его фирме лишь потому, что он нанимал только профессионалов высокого класса и платил им куда больше, чем другие. А вот Хлоя не опасалась его. Однако Томас вовсе не был уверен, что это так уж хорошо.
— Насколько я поняла, ты банкир, — продолжала она, склонив голову набок и необычайно серьезно изучая Томаса. — Но мне-то, по крайней мере, мог бы довериться? Я просила о займе чуть не год назад. Ты до приезда в Хизер Глен знал, кому принадлежит «Домашняя выпечка»?
— Но ты могла хотя бы проверить, у кого собираешься брать кредит, — парировал Томас.
Хлоя болезненно поморщилась.
— Говоря по правде, у меня просто не было выхода.
Он уже знал это, знал, в какое отчаянное положение попала Хлоя, когда он, как она, наверное, думала, пришел на выручку. Собственно говоря, Томас на это и рассчитывал.
— И ты все еще злишься?
— Злюсь? — раздумчиво повторила Хлоя. — Нет, скорее разочарована.
— И все же целовала меня.
Хлоя смущенно потупилась.
— Одно другому не мешает.
— Ты все еще разочарована?
Он шагнул ближе, ощущая, как в брюках нарастает напряжение, и с наслаждением представляя, что может больше всего понравиться Хлое и как…
— Мяу.
Нервный смешок снова сорвался с губ Хлои. Подняв котенка, она потерлась о него носом.
— Голодна, малышка?
— Ты все еще держишь у себя это существо?
— У этого существа есть имя и чувства.
Она погладила крохотный рыжий комочек. Светло-голубые глаза серьезно уставились на Томаса. Котенок все еще был до ужаса тощим и жалким. Гарольдина цеплялась за руки Хлои и тоскливо мяукала.
Хочет есть… Томасу слишком хорошо было знакомо это ощущение невыносимого, отупляющего голода, когда за целый день во рту не оказывалось и крошки. И страха. Страха, что не сумеешь раздобыть еды.
И тут с Томасом снова произошло нечто странное — он вдруг осознал, что прекрасно понимает это беззащитное создание и сочувствует ему. Напрасно Томас напоминал себе, что это всего лишь кошка. Не малыш, который способен украсть, лишь бы утолить невыносимый голод. Однако в нем нарастало желание броситься в кухню, открыть холодильник и наполнять раз за разом мисочку Гарольдины, пока ее животик не станет волочиться по полу.
— Рассуждай, как хочешь, — сухо заметил он, намеренно отводя глаза от кошки, чтобы немного прийти в себя. — Ему нельзя здесь оставаться.
— Ей, — поправила Хлоя. — И с каких пор ты стал таким строгим приверженцем правил?
— Правила и законы все обязаны выполнять.
— В детстве правила для тебя существовали лишь затем, чтобы их нарушать, — фыркнула Хлоя.
— Это было давно.
— И ты настолько изменился? — Хлоя засмеялась и покачала головой. — Не думаю, Томас. В глубине души ты все тот же упрямый и своенравный мальчишка.
Ей наконец удалось достать его. Томас решительно, безжалостно похоронил ту кошмарную часть своего прошлого и не желал, чтобы ему о ней напоминали. И уж во всяком случае не хотел, чтобы его сравнивали с тем мальчишкой, каким он был тогда. Слабым, зависимым, отчаявшимся. Он давно переменился и никогда уже не будет ни на кого полагаться, кроме себя.
— Ты ничего не знаешь обо мне, Хлоя, — бесстрастно напомнил он, — так что не стоит притворяться, будто понимаешь меня.
— Но я понимаю тебя, Томас, — спокойно ответила Хлоя все с той же разрывающей сердце улыбкой. — Придется тебе смириться с этим.
Томас пробежал пальцами по клавиатуре компьютера и, ожидая, пока на мониторе появятся финансовые сводки, посмотрел в окно, где в темноте резко выделялись снежные сугробы. Холод, даже морозы, метели, туманы, словом — зима в горах. Однако сегодня один из его складов сгорел дотла. Совсем новое здание. Остались лишь канализационные трубы. Страховой компании вряд ли это понравится, хотя вроде бы ничего подозрительного не обнаружено. Несчастный случай.
Ну конечно! Бывает, что и коровы летают. Неважно, что там твердят пожарные. Томас точно знал: без поджога здесь не обошлось. Здорово, должно быть, он кому-то досадил. Это, по идее, должно было тревожить его, но Томас почему-то не мог сосредоточиться. Перед глазами стояла Хлоя в легкомысленном костюме, идеально облегавшем каждый изгиб точеной фигуры. В роскошных волосах переливаются снежинки, глаза горят, щеки раскраснелись от холода. И посиневшие пальцы…
Дурочка проклятая! Неужели она не способна позаботиться о такой простой вещи, как перчатки?
Какого дьявола!.. Нет, он окончательно спятил. Волноваться из-за чужих перчаток? Да что это с ним? Собирается разорить женщину и в то же время не может не тревожиться за нее! Бред какой-то. Долго он еще будет распускать сопли?! Нельзя отступать теперь, когда он так близок к цели. Поцелуем больше, поцелуем меньше — какая разница?
Он взглянул на экран, и ему стало ясно, что за последнюю неделю обитатели Хизер Глен скупили почти всю землю вокруг города. Многие при этом наверняка безнадежно залезли в долги.
Томас удовлетворенно кивнул, но тут в дверь постучали. На пороге появился помощник шерифа. Как всегда при виде полицейского значка Томас оцепенел.
Успокойся. Ты не сделал ничего дурного. Больше ты уже не перепуганный мальчишка, не знающий своих прав. Когда же он наконец перестанет съеживаться при виде представителя закона? Да, старые привычки трудно умирают…
— Это всего лишь я, — беспечно улыбнулся Конрад, входя в кабинет без приглашения. — Кажется, твоя секретарша вышла. Надеюсь, не возражаешь против моего визита?
Он дружелюбно улыбался, но Томас в ответ мрачно свел брови. Он возражал. И не желал никого видеть. Не хотел лишних напоминаний о прошлом.
— Я занят.
Конрад ничуть не обиделся.
— Вижу, ты как всегда приветлив. Рад, что все осталось по-прежнему.
— Ошибаешься. Многое изменилось. Ты носишь форму?
Глаза Конрада блеснули едва заметным вызовом.
— Нервничаешь?
— А следует?
— Вряд ли, по крайней мере мне поводы для этого неизвестны. — Конрад уселся и откинулся на спинку стула. — Ну и денек! Говорят, тебе тоже нелегко пришлось.
Кажется, он недооценил Конрада. Взгляд так и пронизывает насквозь. И ничего не упускает.
— Не понимаю, о чем ты…
— Разве? Странно… — Конрад сунул руку в карман и вытащил блокнот. — Здесь говорится, что склад полностью уничтожен огнем. Досадная случайность? Странно, что при такой сырой погоде… А ты что скажешь?
Только любопытного копа ему не хватало! Нельзя позволять ему рыть слишком глубоко. Конрад достаточно умен, чтобы собрать недостающие кусочки головоломки и связать «Маунтин Могидж» со «Сьерра риверз».
— Поджоги — дело довольно обычное.
— Только не здесь.
— Все когда-нибудь бывает впервые.
— А причина? — вкрадчиво спросил Конрад, поднимая брови. — У тебя есть враги?
— Конечно. И тебе это прекрасно известно. Кстати, я уже говорил, что занят? — не слишком вежливо спросил Томас, наблюдая, как лицо Конрада медленно расплывается в улыбке. — Интересно, что тут смешного?
— Посмотри на себя!
Томас раздраженно стиснул зубы. Единственное, что он ненавидел больше незваных гостей, — это если над ним смеялись. Особенно, когда смысл шутки был ему непонятен.
— Послушай…
— Рад, что ты снова в городе, Томас. Очень рад.
Томас досадливо вздохнул и уставился на экран.
— Не знаю, что тебе сказать.
— Как насчет «и я ужасно рад»? — Конрад рассмеялся при виде ошеломленного лица Томаса. — Ладно, может, я слишком тороплюсь? Давай помедленнее. Шаг за шагом. Я здесь, чтобы расспросить тебя о пожаре.
— Мне твое расследование ни к чему.
— Может, и так, но это моя обязанность. — Выхватив ручку, он сел поудобнее и взглянул Томасу в глаза. — Скажи, неужели так трудно отнестись ко мне как к товарищу?
Дьявол! Он не нуждается в товарищах и понятия не имеет, что с ними делать… Но почему-то не может заставить себя оскорбить Конрада, сказав ему об этом. Когда-то, давным-давно, Конрад был единственной доброй душой среди моря ненависти, а такое трудно забыть. А теперь вот Хлоя. Она тоже добра и заботлива. Но как быть с тем, что Конрад смотрит на Хлою столь же жадно, как и он сам?
— Не сказал бы, что мне так уж нужны друзья, — сказал наконец Томас.
Конрад пожал плечами.
— Всем рано или поздно нужны друзья. Помни об этом. А теперь расскажи, что случилось со складом.
Еще одна бессонная ночь. Томас уставился в потолок широко открытыми глазами. Слишком много мыслей теснилось в голове. После всего, что произошло с ним за последние несколько недель, ему следовало бы радоваться, что почти все предприятия Хизер Глен перешли в собственность «Сьерра риверз», а их бывшие владельцы и не догадываются, кто хозяин этой компании. Но почему-то он не испытывал ничего, кроме досады и горечи.
По правде говоря, он не мог представить себе, кто способен так ненавидеть его и кому нужен этот бессмысленный вандализм. А тут еще телефонный звонок от мэра. И хотя тот всего лишь справился, не собирается ли Томас вступить в местную ассоциацию предпринимателей, подтекст был достаточно ясен: веди себя прилично и держись подальше от моей дочери, иначе пожалеешь.
Поскольку Томас не хотел лишних неприятностей, следовало бы прислушаться к предостережениям мэра, какой бы чертовски сексапильной ни была его драгоценная доченька. Тем более, что в ее присутствии Томас теряет способность мыслить связно. А тут еще Конрад вцепился в него, как пес-ищейка. Желает, видите ли, докопаться до причин странного пожара на складе и погрома в административном здании. Еще один повод для раздражения. В общем, как он ни старался, воспоминания о былом не умирали. И кроме того, он не раз ловил на себе любопытные и недружелюбные взгляды жителей городка, которые очень любили посплетничать, особенно о прошлом Томаса. Интересно, что скажут его злопыхатели, когда узнают, что никакого курорта не будет, а они вконец разорены? Вот тогда-то и выяснится, кто смеется последним.
Томас ожидал, что наконец успокоится и уснет, но сон все не шел. Не давала покоя неотвязная мысль, день и ночь сверлящая мозг. Почему до деталей продуманный план мести уже не кажется ему совершенным? Что это, переоценка ценностей? Неужели он все-таки передумает? Нет, он никогда в жизни не отступал от принятого решения.
Пока не встретил Хлою Уокер…
Тяжело вздохнув, Томас встал, надел шорты и отправился в тренажерный зал, намереваясь довести себя до изнеможения. Но, спускаясь по лестнице, услышал странный звук у входной двери. Какой-то шорох… Такой тихий, что Томас засомневался. Может, это ему почудилось? Нет, слишком острый у него слух.
Сколько раз он спасал собственную шкуру, полагаясь на свой ум и удачу. И поскольку сейчас у него нет при себе ничего, наверное, придется вспомнить прежнюю сноровку, приобретенную тяжелым опытом и беспощадной школой улиц. Он молниеносно и бесшумно слетел вниз и прижался к стене.
Тишина…
Но через несколько секунд звук повторился.
Томас прикинул, что до двери осталось футов десять. В доме царил непроглядный мрак, и Томас решил, что можно действовать смелее. Он осторожно двинулся дальше. Восемь футов… Пять…
И тут раздался приглушенный шепот, от которого по телу пробежал неприятный озноб, а волосы поднялись дыбом. Не отрывая взгляда от двери, Томас протянул руку, на ощупь отыскал на стойке зонтик с тяжелой ручкой из красного дерева и поднял его над головой.
С улицы не доносилось ни звука. Даже ветер унялся.
Томас не поверил своим ушам, услыхав робкий стук. Какому грабителю придет такое в голову? А это, несомненно, взломщик, потому что ни одному уважающему себя обитателю Хизер Глен не придет в голову тревожить соседей в такой час. Не говоря уже о том, что дом Томаса вообще обходят стороной, как зачумленный. Не далее как сегодня Томас имел сомнительное удовольствие беседовать по телефону с президентом «Ледиз клаб», которая в недвусмысленных выражениях посоветовала ему убираться в ту грязную дыру, из которой он вылез. Да, настоящая леди, ничего не скажешь!
Томас почувствовал, что начинает мерзнуть, и только сейчас сообразил, что стоит полуголый. Да, его костюм вряд ли подходит для приема гостей, кем бы они ни были. Но так или иначе, он явно забыл запереть дверь и не собирается бежать наверх за джинсами, предоставив вору хозяйничать в доме.
Ручка медленно повернулась, и Томас приготовился нанести удар. Сейчас он способен сокрушить кого угодно. Оставалось лишь надеяться, что явился вконец проигравшийся папаша. В нынешнем настроении Томас сделает из него отбивную.
Крепко сжимая зонтик, он шагнул вперед, ожидая появления ночного визитера. На этот раз перевес явно в его пользу. Он уже не тот беззащитный мальчишка, которого Джеймс мог безнаказанно дубасить кулачищами.
— Томас!
Черт! Он узнал этот голос, милый нежный голос, который в последнее время постоянно звучал в его ушах.
— Томас!
Может, если не отвечать, она просто уйдет?
— Томас!
Нет, со вздохом подумал он, не видать ему такой удачи. Хлоя не успокоится, пока не настоит на своем. Тут, не успел он и глазом моргнуть, в холле вспыхнул свет. Хлоя догадалась повернуть выключатель и теперь в немом изумлении стояла на пороге, кутаясь в пальто.
— Вот это да!.. — прошептала она.
Точно, сцена живописная, ничего не скажешь! Полуголый кретин с занесенным над головой зонтиком, готовый к атаке.
— Томас, — сдавленно прошептала Хлоя, по всей видимости едва удерживаясь от смеха. Ее взгляд медленно скользил по нему, беззастенчиво задерживаясь на определенных частях тела, и Томас понял, что очень хочет провалиться сквозь землю. Щеки запылали от стыда, и он с изумлением сообразил, что Хлоя — единственная женщина на свете, способная заставить его покраснеть.
Наконец она обрела дар речи и, все еще запинаясь, участливо спросила:
— Почему ты в таком виде? Не боишься подхватить воспаление легких?