Забытый день рождения. Сказки английских писателей

Мы в восторге от мистера Лира,

Исписал он стихами тома.

Для одних он ворчун и придира,

А другим он приятен весьма.

Десять пальцев, два глаза, два уха

Подарила природа ему.

Не лишен он известного слуха

И в гостях не поет потому.

Книг у Лира на полках немало.

Он привез их из множества стран.

Пьет вино он с наклейкой «Марсала»

И совсем не бывает он пьян.

Есть у Лира знакомые разные.

Кот его называется Фосс.

Тело автора шарообразное,

И совсем нет под шляпой волос.

Если ходит он, тростью стуча,

В белоснежном плаще за границей,

Все мальчишки кричат: «Англичанин

В халате бежал из больницы!»

Он рыдает, бродя в одиночку

По горам, среди каменных глыб,

Покупает в аптеке примочку,

А в ларьке — марципановых рыб.

По-испански не пишет он, дети,

И не любит он пить рыбий жир...

Как приятно нам знать, что на свете

Есть такой человек — мистер Лир!

Щипцы для орехов сказали соседям —

Блестящим и тонким щипцам для конфет:

«Когда ж наконец мы кататься поедем,

Покинув наш тесный и душный буфет?

Как тяжко томиться весною в темнице,

Без воздуха, света, в молчанье глухом,

Когда кавалеры и дамы в столице

Одно только знают, что скачут верхом!

И мы бы могли б гарцевать по дороге,

Хоть нам не случалось еще до сих пор.

У нас так отлично устроены ноги,

Что можем мы ездить без седел и шпор.

Пора нам, — вздохнули щипцы для орехов, —

Бежать из неволи на солнечный свет.

Мы всех удивим, через город проехав!»

«Еще бы!» — сказали щипцы для конфет.

И вот, нарушая в буфете порядок,

Сквозь щелку пролезли щипцы-беглецы,

И двух верховых самых быстрых лошадок

Они через двор провели под уздцы.

Шарахнулась кошка к стене с перепугу,

Цепная собака метнулась за ней.

И мыши в подполье сказали друг другу:

«Они из конюшни уводят коней!»

На полках стаканы зазвякали звонко.

Откликнулись грозным бряца́ньем ножи.

От страху на голову стала солонка.

Тарелки внизу зазвенели: «Держи!»

В дверях сковородка столкнулась с лоханью,

И чайник со свистом понесся вослед

За чашкой и блюдцем смотреть состязанье

Щипцов для орехов — щипцов для конфет.

И вот по дороге спокойно и смело

Со щелканьем четким промчались верхом

Щипцы для орехов на лошади белой,

Щипцы для конфет на коне вороном.

Промчались по улице в облаке пыли,

Потом — через площадь, потом — через сад...

И только одно по пути говорили:

«Прощайте! Мы вряд ли вернемся назад!»

И долго еще отдаленное эхо

До нас доносило последний привет

Веселых и звонких щипцов для орехов,

Блестящих и тонких щипцов для конфет...

Прокрякала Утка: «Мой друг Кенгуру,

Какой же ты сильный и ловкий!

Ты скачешь и в холод, и в дождь, и в жару,

Не зная в пути остановки.

А мне надоел этот илистый пруд,

Где жалкие слизни и жабы живут.

Неужто я, света не видя, умру?

Возьми меня в путь, Кенгуру!»

«Тебя я не буду тревожить никак, —

Добавила вкрадчиво Утка, —

Я буду молчать и скажу только «кряк»,

Коль станет особенно жутко.

Увижу я бурного моря прибой

И чаек свободных игру...

Возьми же меня поскорее с собой,

Любезнейший Кенгуру!»

«Мне надо, — промолвил в ответ Кенгуру, —

Обдумать твое предложенье.

Быть может, оно нам послужит к добру,

Но есть и одно возраженье:

Меня ты прости, но учесть мы должны,

Что лапки твои чересчур холодны,

И если схвачу ревматизм,

То это не будет сюрпризом!»

Прокрякала Утка: «О нет, пустяки!

Я знала, что очень ты зябкий,

И, видишь, надела тройные носки

Из шерсти и пуха на лапки.

Купила и плащ, чтоб не стыть на ветру

Ни мне, ни тебе, Кенгуру!»

«Ну что ж, я готов тебя в спутницы взять.

Смотри, как луна чиста!..

Но чтоб равновесья в пути не терять,

Садись-ка на кончик хвоста».

И вот они оба пустились в галоп

Вдоль горных дорожек и вьющихся троп,

По желтым пескам и лесному ковру —

Утка и Кенгуру.

Папаша Комар Долгоног,

В костюм серо-бурый одетый,

У моря бродил в стороне от дорог

В прекраснейший полдень лета.

Навстречу — мистер Зум-зум-зум,

Без у́молку жужжащий,

Одетый в праздничный костюм,

Как зеркало, блестящий.

Пока часов протяжный бой

Их не позвал к обеду,

Они вели между собой

Приятную беседу.

Потом на золотом песке

Играли мирно в бильбоке.

Комар Долгоног, оглядевшись вокруг,

У друга спросил наконец:

«Почему никогда, уважаемый друг,

Не ездите вы во дворец?

Ведь так богат у вас наряд,

Как зеркало, блестящий,

Что двор, наверно, был бы рад

Вас принимать почаще.

Средь мрамора и хрусталя

Вы увидали б короля.

А рядом королева

Сидит на троне слева.

Сияет золотом их трон.

Она — в зеленом, в красном — он».

«Нет, — Зум-зум-зум сказал в ответ, —

Бывать я там не мог.

Я вам открою свой секрет:

Все горе — из-за ног!

Богат и пышен мой наряд,

Да ноги коротки.

Об этом в свете говорят

Все злые языки.

И, если я пойду в чертог,

Мне не простят коротких ног.

Король и королева

Сойдут с ума от гнева.

И, верно, скажет мне король:

«Ты, Муха, выйти вон изволь!»

«Мой друг, — немного погрустив,

Промолвил Зум-зум-зум, —

Прошу я: спойте мне мотив,

Какой придет на ум.

Бывало, слушать вашу трель

Любили окунь и макрель,

И краб, клешнями шевеля,

Пел вместе с вами: «Тру-ля-ля!»

Вы пели так, как ни одно

Земное существо.

Но не поете вы давно.

Скажите, отчего?

Хоть ради праздничного дня

Вы спойте нынче для меня!»

«Мой друг, — ответил Долгоног, —

От вас не утаю,

Какое множество тревог

Терзает грудь мою.

Уж столько лет я петь не мог

Из-за ужасных длинных ног.

И эти ноги — целых шесть! —

Мне не дают ни лечь, ни сесть.

Шесть длинных ног — и там и тут —

Все время, кажется, растут.

Как на ходулях, я стою

Вот отчего я не пою.

Мне пенье не идет на ум,

Любезный мистер Зум-зум-зум!»

Тут мистер Комар Долгоног

И мистер Зум-зум-зум

Присели рядом на песок

Морской послушать шум.

И оба думали, полны

Тревоги и тоски:

То ноги чересчур длинны,

То слишком коротки!

Один не мог попасть в чертог

Из-за своих коротких ног.

Другой же песню спеть не мог

Из-за ужасно длинных ног...

Кругом царит такой сумбур.

Все в этом мире чересчур!

Мистер Комар Долгоног

И мистер Зум-зум-зум

К воде со всех пустились ног

Без цели наобум.

Они вскочили в утлый бот,

Столкнув его легко,

И понеслись вдвоем вперед,

Далёко-далеко!..

Они приплыли невзначай

В Громбулианский славный край

И там на золотом песке

Играют мирно в бильбоке.

Пока протяжный бой часов

Не возвестит: обед готов!

В решете они в море ушли, в решете,

В решете по седым волнам.

С берегов им кричали: «Вернитесь, друзья!»

Но вперед они мчались — в чужие края —

В решете по крутым волнам.

Колесом завертелось в воде решето...

Им кричали: «Побойтесь греха!

Возвратитесь, вернитесь назад, а не то

Суждено вам пропасть ни за что ни про что!..»

Отвечали пловцы: «Чепуха!»

Где-то, где-то вдали

От знакомой земли

На неведомом горном хребте

Синерукие Джамбли[1] над морем живут,

С головами зелеными Джамбли живут.

И неслись они вдаль в решете.

Так неслись они вдаль в решете, в решете,

В решете, словно в гоночной шлюпке.

И на мачте у них трепетал, как живой,

Легкий парус — зеленый платок носовой

На курительной пе́нковой трубке.

И матросы, что с ними встречались в пути,

Говорили: «Ко дну они могут пойти,

Ведь немыслимо плыть в темноте в решете,

В этой круглой дырявой скорлупке!»

А вдали, а вдали

От знакомой земли —

Не скажу, на какой широте —

Острова зеленели, где Джамбли живут,

Синерукие Джамбли над морем живут.

И неслись они вдаль в решете.

Но проникла вода в решето, в решето,

И когда обнаружилась течь,

Обернули кругом от колен до ступни

Промокашкою розовой ноги они,

Чтоб от гриппа себя уберечь,

И забрались в огромный кувшин от вина

(А вино было выпито раньше до дна)

И решили немного прилечь...

Далеко-далеко,

И доплыть нелегко

До земли, где на горном хребте

Синерукие Джамбли над морем живут,

С головами зелеными Джамбли живут.

И неслись они вдаль в решете.

По волнам они плыли и ночи и дни,

И едва лишь темнел небосклон,

Пели тихую лунную песню они,

Слыша гонга далекого звон:

«Как приятно нам плыть в тишине при луне

К неизвестной, прекрасной, далекой стране.

Тихо бьется вода о борта решета,

И такая кругом красота!..»

Далеко-далеко,

И доплыть нелегко

До страны, где на горном хребте

Синерукие Джамбли над морем живут,

С головами зелеными Джамбли живут.

И неслись они вдаль в решете.

И приплыли они в решете, решете

В край неведомых гор и лесов...

И купили на рынке гороха мешок,

И ореховый торт, и зеленых сорок,

И живых дрессированных сов.

И живую свинью, и капусты кочан,

И живых шоколадных морских обезьян,

И четырнадцать бочек вина Ринг-Бо-Ри,

И различного сыра — рокфора и бри, —

И двенадцать котов без усов.

За морями — вдали

От знакомой земли —

Есть земля, где на горном хребте

Синерукие Джамбли над морем живут,

С головами зелеными Джамбли живут...

И неслись они вдаль в решете.

И вернулись они в решете, решете

Через двадцать без малого лет.

И сказали друзья: «Как они подросли,

Побывав на краю отдаленной земли,

Повидав по дороге весь свет!»

И во славу пловцов, что объехали мир,

Их друзья и родные устроили пир

И клялись на пиру: «Если мы доживем,

Все мы тоже туда в решете поплывем!..»

За морями — вдали

От знакомой земли —

На неведомом горном хребте

Синерукие Джамбли над морем живут,

С головами зелеными Джамбли живут.

И неслись они вдаль в решете.

У Поббла Без Пальцев Ног

Были пальцы в былые года.

Но в ответ

На совет,

Чтоб он пальцы берег,

Отвечал он всегда: «Ерунда!»

А тетя Джобиска,

В сырую погоду

Давая племяннику

Хинную воду,

Клялась, что никто бы

Придумать не мог

Лекарства полезней

Для Поббловых ног.

Поббл Без Пальцев Ног,

Едва он немного подрос,

Бристольский канал

Пересек

Поперек,

Фланелью укутав нос.

От леди Джобиски он знал, что вода

Ногам никогда не приносит вреда,

И тот, кто от холода нос уберег,

Навек не расстанется с пальцами ног.

В пути он все время повязку хранил,

А если встречал корабли,

«Динь-динь-дили-динь», — в колокольчик звонил,

Чтоб сбоку его обошли.

И каждый морской капитан, адмирал,

Увидев плывущего Поббла, кричал:

«Плывет он за рыбой для киски

Почтеннейшей леди Джобиски!»

И вот уж близка его цель —

Почти переплыл он канал.

Как вдруг мимоходом цветную фланель

Дельфин с его носа сорвал.

Он на́ ноги бросил испуганный взгляд,

Где было на каждой минуту назад

Пять розовых пальцев, уложенных в ряд,

И замер в тоске и тревоге,

Увидев беспалые ноги.

И никто никогда не узнал —

И не сможет узнать, вероятно, —

Кто начисто пальцы ему обкорнал

Так быстро и так аккуратно:

Акула, чьи зубы кинжала острей,

А может, русалка — жилица морей,

А может быть, краб или вобла

Насытились пальцами Поббла...

Поббла Без Пальцев Ног

Уложили заботливо в барку,

А потом понесли

(Ведь ходить он не мог)

По тропинке к Джобискину парку.

И тетя от счастья, что он не погиб,

Устроила завтрак из жареных рыб —

Из тех, что в Бристольском канале

К племяннику в руки попали.

И Побблу сказала: «Конечно, беда,

Что пальцев своих ты лишен навсегда.

Но, если ты ноги без пальцев сберег,

Куда это лучше, чем пальцы без ног!»

Кот и Сова,

Молодая вдова,

Отправились по́ морю в шлюпке,

Взяв меду в дорогу

И денег немного

(Чтоб за́ морем делать покупки).

Сова, поглядев на луну,

На волну,

Запела под звон гитары:

«Ах, милый мой Кот, ты хорош

И пригож.

Давай обручимся — нигде не найдешь

Такой восхитительной пары,

Такой, такой,

Такой, такой,

Такой восхитительной пары».

«Голубушка! — Кот

В ответ ей поет. —

Как ваше прекрасно лицо!

На вас, моя птица,

Хочу я жениться,

Но где бы найти нам кольцо?»

И ночи и дни

Скитались они,

Покуда в прибрежном лесу

У края земли

Свинью не нашли

С кольцом обручальным в носу,

В носу, носу,

В носу, носу,

С кольцом обручальным в носу.

«Продашь ли колечко иль дашь нам без денег? —

Свинья отвечала: — Продам!»

И этим кольцом обручил их священник —

Индюк, оказавшийся там.

В тот день они ели

Бисквит, карамели,

А вечером, счастья полны,

Рука в руке,

На прибрежном песке

Плясали при свете луны,

Луны, луны,

Луны, луны,

Плясали при свете

Луны...

Чики-Рики — воробей

Отдыхал в тени ветвей,

А жена его для крошек

Суп готовила из мошек,

Для полдюжины ребят,

Желторотых воробьят.

И над ними тихо-тихо

Пела песню воробьиха:

«Твики-вики-вики-ви,

Чики-рики-твики-ти,

Спики-бики-би!»

Воробьиха шепчет мужу:

«Милый друг, в такую стужу

Мне все ночи напролет

Спать твой кашель не дает.

И чихаешь ты ужасно.

Мне давно уж стало ясно,

Что тебе во время сна

Шапка теплая нужна!

Чики-вики-мики-ти,

Бики-вики-тики-ми,

Спики-чипи-ви!

Ты не стар, но и не молод,

И тебе опасен холод.

Надо, надо не забыть

Завтра шапку раздобыть».

Воробей ответил: «Верно!

Ты заботлива безмерно,

И тебе желаю я

Счастья, уточка моя!

Витчи-битчи-литчи-би!

Твики-мики-вики-би!

Тики-тики-ти!

О тебе, в постели лежа,

Я сегодня думал тоже —

Как ужасно ты храпишь,

И чихаешь, и сопишь.

Воробьи — народ незябкий,

Но нельзя нам спать без шапки.

Полетим с тобой вдвоем,

Капор в городе найдем.

Витчи-китчи, китчи-ви.

Спики-вики, мики-би,

Чипи-випи-чи.

Купим в Лондоне сапожки

На твои босые ножки,

Купим платье мы с тобой,

Шарф небесно-голубой,

Теплый капор самый модный,

Как у дамы благородной!

Джики-вики-бики-ти,

Чики-бики-вики-би,

Твики-витчи-ви!»

Утром оба, встав с постели,

В город Лондон полетели.

Опустились на момент

На старинный Монумент.

А потом на Пикадилли

Платье с обувью купили,

Воробью купили шляпу,

Воробьихе — модный капор.

Зики-вики-мики-би,

Витчи-витчи-митчи-ки,

Рики-тики-ви!

Увидав отца и мать,

Дети начали кричать:

«Как нарядны мама с папой!

Как идут обоим шляпы!»

Воробей сказал: «О да!

Мы одеты хоть куда,

Можем в этаком уборе

Красоваться на заборе

И чирикать:

Чики-чи!

Чиви-чиви-бики-би!

Чики-рики-ми!»