Синтия упаковывала чемодан, когда в комнату вошла Грейс.
— Простите, мисс… — Служанка замолчала. — Вы же не уезжаете?
Синтия посмотрела на женщину, ее лицо было бледным, с темными кругами под глазами.
— Да, я уезжаю в Лондон.
— О, мисс! — В голосе Грейс были упрек и испуг.
На мгновение старушка заколебалась, размышляя, осмелится ли она высказать то, что у нее на уме, затем решилась: — Я сожалею, мисс, ужасно сожалею! Я боялась, что так и случится.
Синтия подняла на нее глаза и отбросила прядь волос, упавших на лоб.
— Что вы имеете в виду, Грейс?
— Мистера Питера, мисс! Он один раз обидел вас и теперь вновь причинил вам боль! Я чуть не закричала, когда увидела его этим утром на пороге. Мне следовало бы закрыть дверь у него перед носом и сказать, чтобы он убирался!
— Вы не должны думать, что я уезжаю из-за мистера Питера, — сказала Синтия, но, говоря это, она понимала, что глупо лгать Грейс.
Оторвавшись от чемодана, она выпрямилась, и, подойдя к туалетному столику, уставилась на свое отражение в большом, оправленном в позолоченную раму зеркале.
— Я должна уехать, — через минуту сказала она. — Я должна!
— Я понимаю, мисс.
На лице Грейс было столько сочувствия, что Синтии захотелось расплакаться на ее уютном плече.
— Я совсем запуталась в своей жизни, да, Грейс? — спросила она.
— Я бы не стала так говорить, — ответила служанка. — Я думаю, мисс, что это другие люди портят вам ее. Вы слишком мягкосердечны, вы всегда были такой, даже ребенком. Вы так хотели, чтобы вас любили! И не ваша вина, мисс, что вы были одиноки в этом огромном доме. Мы жалели вас. Роза и я, когда вы приходили сюда повидать свою бабушку. Мы часто размышляли, какой вы станете, когда вырастете, и потом, когда полковник взял в дом молодого господина Питера, мы стали бояться.
— Бояться, Грейс?
Синтии стало любопытно и интересно.
— Да, бояться, мисс! Мы с первого мгновения, как увидели господина Питера, поняли, что он не слишком хорош для вас. О, конечно, у него были свои привлекательные стороны, но было и такое, чего вы не замечали. Вы совсем другая, мисс Синтия, вы любили людей. Вы всегда были рады видеть своих друзей, и они вас любили.
— Но я любила его, Грейс, — уныло произнесла Синтия и, отвернувшись от зеркала, опустилась на низкий пуфик. Она перестала притворяться. С Грейс она могла говорить открыто.
— Да, вы его любили, — нехотя согласилась Грейс, как будто ее возмущал сам этот факт. — Но разве у вас был шанс проверить свои чувства? В округе было всего несколько молодых людей, а в присутствии господина Питера, пританцовывавшего вокруг вас, имели ли они возможность показать себя? Мистер Марриот, например. Его экономка часто говорила, как сильно он увлечен вами. Да он до сих пор, что сухая ветка, так и не нашел себе никого милее вас.
Синтия улыбнулась:
— Я понятия не имела об этом!
— О, мисс, вы и не могли слышать наши разговоры. Свои тайны мы хранили в сердце. Мы любили вас, но ничего не могли поделать.
— Вы действительно так чувствовали, когда я обручилась? — спросила Синтия.
Грейс кивнула.
— Если честно, мисс, мы никогда не любили мистера Питера. Было слишком много историй, так или иначе с ним связанных. В Грин-Энде одна девушка… это был скандальный случай, хотя почему-то он так и не достиг ушей вашего отца. Вероятно, лучше было бы, если бы он узнал!
— Девушка из Грин-Энда, — медленно повторила Синтия. — О, Грейс, какой же дурой я была! По-моему, я просто создала идеальный образ в своем воображении и уверила себя, что бедняга Питер достоин его.
— Многие из нас так делают, мисс. Мы ожидаем слишком многого, но люди не могут дать больше, чем есть у них за душой, и от этого никуда не денешься!
— Да, я слишком многого ожидала, — прошептала Синтия, — вот почему я до сих пор чувствую эту боль.
— Простите, что говорю откровенно, мисс, но я не думаю, что мистер Питер стоит тех слез, что вы на него потратили. Он один раз уже разрушил ваше сердце, так не позволяйте ему сделать это вновь!
— Я не позволю ему, Грейс! Мне просто тяжело, потому что он обманул… обманул мои представления о нем. Я думала… я верила… — Синтия выразительно махнула рукой. — Что я думала? Не знаю! Но в данный момент мне просто хочется убежать и спрятаться. Я не хочу больше думать, не хочу даже вспоминать прошлое.
— Понимаю, мисс. — Грейс смотрела на девушку добрыми, мудрыми глазами. — Но нечего плакать по убежавшему молоку, а еще меньше, если оно прокисло прежде, чем вы его расплескали!
Синтия хихикнула, так тихо, что это показалось почти всхлипом.
— О, Грейс, вы такая добрая! Я поняла, что вы пытаетесь мне сказать. Но трудно не печалиться, когда твой идеал растоптан в пыль чьими-то ногами!
Грейс фыркнула:
— Будь моя воля, мисс, я высказала бы мистеру Питеру все, что о нем думаю! И мистеру Шелфорду тоже, коли на то пошло! Он не должен был приглашать сюда мистера Питера. У меня предчувствие, что он еще натворит немало бед до того, как уехать.
— Здесь, думаю, больше моя вина, — возразила Синтия. — Это мне не следовало сюда возвращаться.
Грейс больше ничего не сказала. Она склонилась над чемоданом и принялась складывать в него вещи Синтии, которые та оставила на полу. Синтия равнодушно наблюдала за ней. Она чувствовала себя полностью опустошенной и обессиленной.
Возможно, Грейс права, и она любила в Питере саму любовь, а не мужчину? Но как тяжело понять это и признать.
Грейс закончила упаковывать чемодан.
— Это все, что вы хотели, мисс Синтия? Вы уезжаете только на ночь?
— Возможно, немного дольше, — ответила Синтия, избегая взгляда старой женщины.
Грейс поднялась с колен.
— Послушайте меня, мисс! Вы еще недостаточно окрепли, чтобы уезжать. Вам стало лучше, но вы еще не совсем здоровы. И вы были очень расстроены в последний день. Прошлой ночью вы совсем не спали. Я слышала, как вы бродили по дому, как отдергивали занавески рано утром.
— Сожалею, что разбудила вас, Грейс. Я думала, что веду себя тихо.
— О, вы меня не разбудили, мисс. Я плохо сплю, когда меня мучает ревматизм, и я беспокоилась о вас.
— Беспокоились обо мне?
Грейс кивнула:
— Да, мисс. Старый Эбби зашел вчера по дороге с работы и сказал, что он видел, как приехал мистер Питер. Сначала я ему не поверила, думала, он пьян. Но он сказал, что точно видел, как мистер Питер выходил из машины со своей модной американской женой.
Синтия улыбнулась:
— Новости в деревне быстро распространяются, да, Грейс?
— Слишком быстро, особенно плохие, — загадочно произнесла служанка. — Мне было интересно, как вы это воспримете, мисс, но я никогда бы не подумала, что вы сбежите.
— Да, именно это я и делаю — бегу прочь! Вы меня осуждаете?
— Я не могу осуждать вас, мисс, что бы вы ни делали. Слишком многое вам прошлось пережить. Но я хочу, чтобы вы помнили — это ваш дом, а мистер Питер всего лишь гость.
— Я должна уехать, Грейс, — спокойно произнесла Синтия и вытащила из шкафа шляпу. — Закажите мне такси.
— Хорошо, а Роза пока приготовит вам чего-нибудь поесть перед отъездом.
— Я ничего не хочу, — запротестовала Синтия, но Грейс уже вышла из комнаты.
Синтия со вздохом повернулась к туалетному столику. Она немного успокоилась, и дела теперь не казались ей такими безнадежными, как полчаса назад. У нее были Грейс, Роза и этот дом. Эти три драгоценности уцелели, став светом в темноте и фундаментом будущего, но сейчас, пока Питер остается в Бетч-Вейле, ей придется покинуть их.
Поезд до Лондона был переполнен, и Синтия смогла занять лишь угловое место. Всю дорогу она пыталась привести в порядок мысли и чувства, но понимала, что сейчас ею движет единственное желание — уехать, избежать еще одной встречи с Питером, забыть, если сможет, прикосновение его рук и выражение его лица.
Наконец Синтия добралась до вокзала Паддингтон. Она постояла немного среди бурлящей суматошной толпы пассажиров и носильщиков, размышляя, что ей дальше делать, чувствуя себя потерянной и бесполезной, потому что достигла конечной точки своего путешествия.
Она заставила себя пройти по платформе и поискать такси. Назвала водителю адрес тихого домашнего отеля, где в прошлом часто останавливался ее отец. «Ну, сниму я там комнату… и что дальше?» — спросила она себя и, взглянув на свои руки, белые и безупречно чистые, вдруг нашла ответ. Работа спасла ее когда-то, спасет и теперь. Она опять станет сиделкой, найдет в этом утешение и покой. Она сможет, хотя это и кажется сейчас невероятным, забыться, убежать от прошлого, которое прежде не могла забыть. Совсем недавно она с болью в сердце думала о Питере, стремясь удержать неоскверненной драгоценную память о годах, проведенных вместе.
Теперь она думала о Питере, каким увидела его несколько часов назад, — чужом, распутном, без совести и чести. Она вспомнила о его грязном предложении, и сердце ее обливалось слезами и кричало от мучительной обиды и боли, ранившей ее гораздо сильнее, чем в прошлом.
Теперь, наконец, она осталась наедине с правдой, и эта правда была тяжелой и горькой, чтобы можно было перенести ее спокойно.
Когда она добралась до отеля, оказалось, что он переполнен. Бессменный клерк, служивший там без малого пятьдесят лет, помнил отца Синтии и предложил ей, по старой памяти, крошечную комнатушку, не больше одноместной больничной палаты, на пятом этаже.
— Она маленькая, мисс Морроу! — извиняясь, сказал он. — Туда мы обычно селим служанок, но все гостиницы в Лондоне переполнены, и даже иностранцы бывают рады найти хоть какой-то уголок, чтобы дать покой своим уставшим ногам и больной голове.
— Я с удовольствием возьму эту комнату, спасибо, — успокоила клерка Синтия.
— Хорошо, мисс Морроу. Мы были бы рады дать подходящее пристанище нашим старым клиентам, но дела обстоят совсем не так, как прежде. Времена изменились!
Он печально покачал седой головой и позвал молодого нахального боя, который отнес багаж Синтии наверх.
Безликая тусклость комнаты обрадовала ее. В данный момент ей хотелось укрыться от всего, что могло напомнить ей о других местах, других временах и других людях.
Синтия подошла к телефону у кровати и набрала знакомый номер.
— Госпиталь Святой Агнесс, — раздалось на другом конце провода.
— Простите, не могу ли я поговорить с матроной?
— Сейчас посмотрю, сможет ли она подойти. Ваше имя?
— Синтия Морроу… Сестра Морроу.
— Хорошо, сестра. Подождите минутку.
Минутка оказалась очень длинной. Наконец голос в трубке произнес:
— Соединяю вас с матроной. Оставайтесь, пожалуйста, на линии.
Раздался щелчок, и Синтия услышала голос матроны:
— Сестра Морроу?
— Да, матрона. Вы помните меня?
— Конечно, я вас помню. Чем могу помочь?
— Мне хотелось бы с вами встретиться. Не могли бы вы принять меня прямо сейчас?
Наступила пауза. Синтия была уверена, что матрона сверяется с небольшими золотыми часиками, висевшими на ее обширной груди.
— Я смогу принять вас через три четверти часа, сестра. Точно через три четверти.
— О, спасибо! Большое спасибо!
Синтия положила трубку. Она привела в порядок волосы, припудрила нос, подкрасила губы, но передумала и стерла помаду. Потом вымыла руки и, безуспешно порывшись в чемодане в поисках белых перчаток, спустилась вниз, где попросила швейцара найти ей такси.
В госпиталь она прибыла на двадцать минут раньше, чем было условлено. Зная, что бесполезно пытаться повидать матрону до назначенного времени, Синтия принялась прохаживаться у входа, глядя на длинное серое здание, по виду напоминавшее то ли тюрьму, то ли средневековый замок. И все же как много этот дом значил для большого количества людей, как много жизней было спасено в операционных, расположенных на верхнем его этаже.
Сколько сил и самопожертвования требовалось от сестер в белых шапочках, спешащих к палатам по бесконечным лабиринтам зеленых коридоров! Синтия знала, что все их интересы сосредоточены только здесь. Плохо оплачиваемая и безмерно утомительная, работа эта, однако, приносила им радость. Каждая из них ощущала себя здесь частью целого, а не одинокой душой, плывущей бесцельно по беспокойному изменчивому морю.
Синтия взглянула на часы. Да, наконец она может войти! Она подошла к двери и спросила матрону. Ее бросило в жар при одной только мысли, что она может опоздать. Привратнику, старому и дряхлому, казалось, потребовался целый час, чтобы записать ее имя в журнале и подтвердить условленную встречу.
— Матрона ждет, мисс. Я провожу вас.
— Не беспокойтесь, — ответила Синтия. — Я сама найду дорогу.
Дойдя до тяжелой двери, ведущей в рабочий кабинет матроны, Синтия на мгновение замешкалась. На нее нахлынули знакомое чувство неуверенности и благоговейный трепет, которые она всегда испытывала у этой двери. Она постучала.
— Войдите!
Матрона что-то писала за столом. Дневное солнце образовало ореол вокруг ее белоснежной шапочки, высоко сидевшей на седых волосах. Женщине было почти семьдесят, но держалась она как королева. Она всегда была тщательно одета, с неизменными золотыми часиками на груди.
— Ну, сестра, это для меня сюрприз! — Матрона поднялась и протянула руку.
— Как любезно с вашей стороны, что вы согласились меня принять.
— Вовсе нет! Я рада такой возможности. Мы слышали только хорошие отзывы о вашей работе в Индии. По-моему, вы были награждены?
— Да, матрона.
— Мои поздравления, сестра. Это одновременно честь и для госпиталя.
— Я всем обязана ему, матрона.
Матрона улыбнулась. Она с удовольствием приняла этот комплимент.
— Что я могу для вас сделать?
— Пожалуйста, возьмите меня назад!
Синтии показалось, что матрона испытующе взглянула на нее.
— В госпиталь, вы имеете в виду?
— Да, матрона.
— На полную ставку?
— Пожалуйста!
Матрона надела пенсне и открыла папку, лежащую перед ней на столе.
— Как я знаю, сестра, вы покинули Индию по причине расстройства здоровья.
— Это верно, — ответила Синтия, — но теперь мне лучше… гораздо лучше.
— Вы поправились? Вот в чем вопрос.
И вновь Синтия почувствовала на себе испытующий взгляд матроны. Как хорошо она помнила эти проникающие в душу глаза, пресекающие всякую попытку увильнуть или солгать!
— Надеюсь, что так. Я чувствую себя вполне хорошо.
— А что говорит ваш доктор?
— Я не виделась с ним уже два месяца.
— По-моему, вы не выглядите достаточно здоровой.
— Но я здорова! — настаивала Синтия. — Просто устала немного. Вчера поздно легла, а сейчас только что с поезда. Вы сами знаете, что это такое.
— Ну разумеется, мы всегда можем провести для вас полное обследование, — заметила матрона. — Это может сделать или ваш доктор, или один из старших хирургов. — Заметив появившееся на лице Синтии хмурое выражение, матрона перешла к главному:
— Почему вы захотели вернуться?
— Я… — Синтия никак не могла подобрать слова. — Я хочу что-то делать, я хочу работать!
Матрона сняла пенсне и положила его на стол.
— Вы по-прежнему бежите от своего несчастья, сестра Морроу?
Синтия вздрогнула. Она не ожидала, что матрона затронет настолько личное, потаенное.
— Что вы имеете в виду? — пробормотала она и добавила потерянно: — Как вы узнали?
Матрона немного помолчала, затем улыбнулась той кроткой светлой улыбкой, которая в одно мгновение превращала ее из суровой сторонницы дисциплины в сердечную женщину, обладающую даром понимания и сострадания.
— Я считаю своей обязанностью знать по возможности как можно больше о своих сестрах. Когда вы были здесь с нами, я поняла, что вы переживаете сложнейший период в своей жизни. Я думала, мы помогли вам. Рекомендуя вас на работу в Индии, я надеялась, что время, проведенное там, исцелит вас и заживит раны. Я верила также, что смена окружающей обстановки поможет… Теперь же я вижу, что ошибалась.
Синтия поняла, как мало знала она эту женщину, хотя и работала под ее руководством. Порой ее раздражали деспотичные требования матроны. Теперь ей было невыносимо стыдно.
— Вы очень любезны, — быстро произнесла она. — Я и понятия не имела, что вы знаете о моем несчастье.
— Вам было трудно скрывать свои чувства, — заметила матрона. — И я вижу, что вы по-прежнему несчастны.
— Да, но теперь совсем по другому поводу, — ответила Синтия. — Вчера… вернее, этим утром я испытала настоящий шок. Вот почему я выгляжу утомленной. Пожалуйста, не обращайте на это внимания. Позвольте мне вернуться. Мне это необходимо. — В голосе ее слышалось отчаяние.
— И вы думаете, потерпев неудачу исцелить вас в прошлом, мы сможем помочь вам сейчас?
— Дело не в этом, — ответила Синтия. — Я вовсе не надеюсь на излечение. Я просто хочу что-то делать. Я хочу работать!
— Как я понимаю, для временного облегчения. — Тон матроны был сух. — Вы думаете, сестра, что, убегая от своих проблем, вы сможете когда-нибудь их решить?
Синтии захотелось отвергнуть обвинение, но это было невозможно. Она молчала, и матрона продолжила:
— Я старая женщина, сестра. За свою длинную жизнь мне пришлось сталкиваться со многими людьми, разными по характеру и положению, и я знаю, что только одна вещь в мире имеет значение и ценность.
Она замолчала, и Синтия задала тот вопрос, который от нее ждали:
— И что же это?
— Мужество! — ответила матрона. — Мужество выдержать и плохое и хорошее. Мужество бороться и не отступать тогда, когда все остальные сдались. Мужество смотреть в лицо себе самой и правде и не бояться ее!
Голос ее, казалось, звенел. Синтия изумленно смотрела на матрону.
— Мой совет вам, сестра Морроу, — отправляйтесь домой и мужественно посмотрите в лицо своим проблемам. Вы еще недостаточно окрепли для работы в госпитале. Если у вас не пропадет желание присоединиться к нам, через три месяца я вновь рассмотрю этот вопрос. Но в душе я твердо уверена, что прежде вам следует решить свои проблемы.
— Но, матрона… — продолжала умолять Синтия.
— До свидания, сестра Морроу, было очень приятно вас вновь увидеть. Через три месяца я буду вас ждать.
Синтия знала, что умолять матрону переменить решение бесполезно. Она пожала ей руку и пробормотала слова благодарности. Выйдя из госпиталя, она медленно побрела по заполненным людьми улицам прочь от мрачного серого здания, где ей отказали в пристанище.