Зачарованный книжник

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

В темные глубины ее сна пробилась радостная песня жаворонка, возвещающая рассвет. Она зацепила Финистер и повлекла за собой наружу, из спасительного беспамятства. Девушка сопротивлялась, не желая подчиняться чужой воле. Но затем вспомнила, что ведь она — Алуэтта, тоже жаворонок. Маленькая тезка своим пением пыталась пробудить ее к жизни!

И тогда она стала медленно подниматься из пучин забытья. Лежа с закрытыми глазами, еще не восстановив связи с действительностью, девушка отчаянно цеплялась за остатки сна, хотя уже понимала бесполезность борьбы. Нехотя, с большим сожалением она открыла глаза.

Рассветные лучи отзывались болью в воспаленных глазах. Финистер прищурилась и попыталась разглядеть в небе утреннего певца, нарушившего ее сон. Это ей не удалось, вместо того взгляд наткнулся на юношу, совсем молодого, почти мальчишку — ее объект! Человека, которого следовало убить или поработить.

Чувство раскаяния внезапно охватило Финистер, навернувшаяся на глаза влага затуманила зрение, превращая лицо юноши в размытое белое пятно. Она сердито попыталась сморгнуть непрошеные слезы — вот еще, глупость какая! Именно теперь, когда ей необходима ясная и четкая картина мира! В душе царил совершеннейший разброд. Девушка твердо знала: отныне она не станет покушаться на жизнь людей, не представляющих непосредственной угрозы для нее самой. А может, и вообще никогда…

В следующий момент Финистер обнаружила, что сидит и заботливая рука поддерживает ее, обнимая за плечи. Это прикосновение почему-то мешало, и она подалась немного вперед, стараясь высвободиться из тревожащих объятий. Испытующе поглядев в глаза юноши, она увидела там участие и тревогу. «Бедняжка! Он все еще под действием чар», — подумала Финистер и попыталась избавить его от плена своей проецирующей магии.

Однако выражение глаз Грегори не изменилось, а рука зависла в дюйме от ее спины.

Финистер встревожилась. Неужели чары были так сильны, что даже она сама не могла с ними справиться?

Затем в душе ее проснулся привычный циник и шепнул: да нет, конечно же, эта тревога не имеет никакого отношения к ней. Скорее всего, юноша переживает за кого-то из своих близких. В конце концов, он так долго демонстрировал полное равнодушие к ухищрениям Финистер. Лишь в последнем объятии неожиданно и мощно выплеснулась его страсть, которую ведьма решила использовать в своих целях…

Девушка вздрогнула — воспоминание о неудавшейся попытке убийства было болезненным. Однако изгнать его не удалось, напротив, одно воспоминание потянуло за собой другие: вереница мертвецов прошла перед ее мысленным взором. Это оказалось столь невыносимым, что горькие и жгучие слезы неожиданно хлынули из глаз. Такая внезапность ошеломила Финистер.

Грегори снова привлек ее к себе на грудь.

— Ничего, ничего, это всего-навсего слезы, — бормотал он. — Естественное выражение чувств, переполняющих ваше сердце. Не сдерживайте их!

Его голос звучал так нежно и убедительно, что на мгновение Финистер поверила и затихла в объятьях. Но потом она вспомнила, кто этот человек. Ее предполагаемая жертва! Осознание данного факта заставило ведьму оцепенеть, а затем с новой силой оттолкнуть юношу, одновременно смахивая незваные слезы. Чувство вины навалилось тяжким грузом, и сознание Финистер лихорадочно заметалось в поисках какой-нибудь лазейки.

Хоть что-нибудь! Любая мысль, которая позволила бы ей справиться с этим ужасным грузом — и с совершенно невыносимым сочувствием в глазах Грегори!

— Та добрая леди, — прошептала она, — женщина, что сопровождала меня в моих снах. Где она?

— Не знаю наверняка, ведь меня там не было, — ответил юноша. — Но думаю, это моя мать, леди Гвендолен. Ведь именно она сидела все время рядом с тобой и трудилась над изломами твоего ума и сердца.

— Леди Гвендолен! — в ужасе вскричала Алуэтта. — Мой враг и жена моего врага! Мать тех, кого я собиралась безжалостно убить! Твоя мать!

— Именно так, — кивнул головой Грегори. — Она была той, кто разглядел твою истинную ценность, и немало потрудилась, чтобы, несмотря ни на что, освободить тебя!

Слезы брызнули с новой силой, Алуэтта сердито отстранилась, когда Грегори хотел обнять ее и успокоить.

Как она могла выслушивать утешения человека, которого совсем недавно хотела убить? Можно ли принимать исцеление от женщины, чьих детей она собиралась умертвить или кастрировать?

Былая изворотливость помогла Финистер подыскать необходимые доводы.

— Это ради тебя она пыталась меня спасти! — запальчиво выкрикнула девушка. — Твое, а не ее желание стало причиной лечения!

— Отчасти ты права, — согласился Грегори. — Но она никогда бы не согласилась видеть своего сына жертвой femme fatale[10]. Поверь, моя мать даже не стала бы браться за этот труд, если б не видела те запасы доброты, что похоронены в тебе.

— Ты лжешь! Я — злая, продажная женщина!

— Осознание этого означает победу, — тихо произнес Грегори. — Зло в тебе побеждено и больше не существует.

— Очень даже существует! — выкрикнула Финистер. — Знаешь ли ты, что я убила тринадцать человек, искалечила одного и намеревалась убить тебя самого! А также твоего брата! И сестру!

— Как раз моя сестра просила пощады для тебя, — странным голосом сказал юноша.

Алуэтта обернулась на этот голос и пристально посмотрела ему в глаза. То, что она увидела, обожгло ее, как огнем.

— Ты собирался убить меня! Казнить за все мои преступления! Конечно же, иначе и быть не могло. Ты должен был поступить таким образом!

— Именно благодаря Корделии я понял, что милосердие — неотъемлемая часть правосудия, — признался Грегори. — Это она научила меня прислушиваться не только к рассудку, но и к чувствам.

— Она встала на мою сторону, не желая обременять свою совесть убийством!

— Пожалуй! — он посмотрел прямо в глаза девушке. — Твоя гибель, неважно от чьей руки, была бы большим горем для меня. И я б не перенес, если б сам явился причиной смерти самого дорогого мне человека!

Вольно или невольно, сознание юноши выплеснуло такую бурю переживаний, что, достигнув Финистер, они заставили содрогнуться ее. Затем волна исчезла — Грегори восстановил контроль над своими чувствами, но сила его любви потрясла девушку. Все еще защищаясь, она пробормотала:

— В тебе говорит страсть, рожденная моей магией!

— Нет, — покачал головой юноша. — Ведь мой разум был надежной защитой против твоих чар! Я всегда знал, что это всего лишь фокусы твоего сознания.

— Неужели? Тогда что же позволило мне завоевать твое сердце?

— Твой ум и целеустремленность, — ответил Грегори. — И еще — жажда жизни и сила духа, которые я в тебе обнаружил. Вот где корни моей любви! Я был покорен еще до того, как увидел твой истинный облик.

— Мой истинный облик! — удивленно воскликнула Алуэтта. — Я знаю, что я невзрачная и малопривлекательная.

— Ты прекрасна, — прерывающимся голосом возразил Грегори. — У тебя очаровательное лицо и потрясающая фигура!

Затем юноша внезапно умолк, как будто поток его чувств наткнулся на неожиданную преграду, и без сил опустился на землю.

— Поверь мне, — тихо сказал он, — я б никогда не пленился прелестью твоего лица, если б уже не был покорен твоим умом и характером.

— Но у меня нет характера!

— Ну ум-то ты, по крайней мере, не отрицаешь! — улыбнулся Грегори.

Алуэтта вспыхнула и невольно подумала, что не краснела уже лет восемь. Она резко отвернулась и встала.

— Довольно этой чепухи! — воскликнула она. — Пора продолжить наше путешествие!

Грегори также поднялся, глаза его по-прежнему сияли, на губах играла едва заметная улыбка.

Девушка в нерешительности взглянула на него, не зная, о чем говорить.

— И где же твоя мать? — спросила она, меняя тему. — Та леди, которая была проводником в моих снах?

— Отправилась отдыхать, — ответил юноша. — Ибо Эта работа, даже при том, что мы все ей помогали, совершенно исчерпала ее силы.

— Все вы? — уставилась на него Алуэтта. — И кто же эти все?

— Я, Корделия и Джеффри.

Девушка едва сдержала вопль отчаяния — быть обязанной жизнью ненавистным Гэллоуглассам! Хватаясь за соломинку, она съязвила:

— Ага, а ваш старший брат не принимал участия!

— Он не мог этого сделать, так как в настоящий момент путешествует среди далеких звезд. Но Магнус тоже высказался за милосердие и, без сомнения, отдал бы все силы для твоего исцеления, если был бы тут.

Алуэтта закусила губу, чтобы не закричать. Это так горько, так унизительно — принимать прощение от своих врагов! Она встряхнула головой, плотно сжав веки, но непослушные слезы уже вовсю текли по щекам.

— Мне так стыдно! Я была несправедлива к тебе, ко всем вам! — плакала Алуэтта. — Но, наверное, это можно как-нибудь исправить? Каким образом я могу отплатить за вашу доброту, чтоб не терзаться так сильно?

— Помогая другим людям, — просто сказал Грегори. — Пусть доброта переходит от одного к другому неиссякаемым потоком, и ты увидишь, как невообразимо вырастет количество добра в мире.

Алуэтта слушала в изумлении.

— Сегодня у меня день поразительных открытий, — произнесла она почти неслышно.

Она отвернулась, пряча лицо от Грегори.

— Как же вы, после всего, должны меня презирать!

— Вовсе нет, — возразил он. — Мы прекрасно понимаем, что твоя душа была намеренно исковеркана, из тебя растили убийцу и предательницу, уродовали ложью и нажимом, против которых ты была бессильна.

Мы презираем тех, кто все это проделал, но не тебя!

— Не понимаю, как ты можешь так говорить, зная о моих преступлениях, — покачала головой девушка.

— Все прошлое перевешивается добротой и великодушием твоей натуры. Этот клад был спрятан в глубине тебя и открылся, когда моя мать окунулась в пласты воспоминаний, — Грегори нахмурился. — Знаешь, она ведь говорила, что труднее всего будет тебе самой простить себя.

— Это действительно так, — отвела глаза Алуэтта, чувствуя, как в ней закипает гнев против справедливости этого утверждения. — А что еще говорила твоя мать?

— Что, поскольку ты была мне спутницей во время поисков моего Места Силы, будет только справедливо, если я помогу тебе познать твое истинное предназначение.

— Истинное предназначение? О, мне оно хорошо известно! Я — убийца и потаскуха!

— Нет! — горячо воскликнул юноша. — Это то, к чему тебя толкали другие люди, а не твоя натура! Поскольку ты уже начала искать пути исправления, необходимо простить себя!

— Исправления? — на губах девушки мелькнула слабая горькая усмешка. — Для этого ты должен помочь мне изыскать такое наказание, чтобы оно удовлетворило меня саму.

— Пожалуй, — согласился Грегори. — И знаешь, я Думаю, нам не удастся познать твою истинную сущность, пока мы не найдем его.

— Хотя ты утверждал, что все знаешь про меня?

— Конечно, — он приветливо улыбнулся ей. — Ты — это образец красоты и нежности, ума и упорства, внимания и остроумия!

Алуэтта почувствовала, что краска заливает ей лицо, и поспешно отвернулась.

— Боюсь, вы ошибаетесь, сэр!

— Увидим, — примирительно сказал Грегори и поглядел на лошадей.

Узда, привязывавшая их к ветвям деревьев, распуталась, и животные тяжело переступали с ноги на ногу, поглядывая на своих хозяев.

— Ну что, по коням? — предложил юноша. — Отправимся на поиски вашей истинной сущности и доказательств моей не правоты.

— Это вызов? — блеснула глазами Алуэтта, ей легче было с ним соревноваться, чем спорить.

Она шагнула к своей кобыле, но Грегори подхватил ее за талию и поднял в седло. Улыбка сползла с лица девушки, и она усаживалась верхом с негодующим видом. Хотя, по правде сказать, сила юноши приятно удивила Алуэтту.

— Если вы не возражаете, впредь я буду делать это сама, сэр!

— Как будет угодно, — с притворным раскаянием ответил Грегори.

Он был уже верхом и разворачивал свою лошадь в направлении лесной дороги.

— Куда направимся?

— Разве мы не должны следовать в Раннимид? — удивилась девушка.

— Да, но туда ведет множество дорог — одни длиннее, другие — короче. Так какую же вы выбираете?

— Это зависит от цели, — прищурившись, посмотрела на него Алуэтта. — Как по-вашему, что мы ищем?

— Возможно, вы решите провести свою жизнь, помогая бедным и семьям ваших жертв.

От неожиданности она осадила лошадь, и Грегори поспешно добавил:

— Я не имею в виду свою семью. Может быть, вы выберете какую-то другую деятельность, которая, пусть косвенно, но послужит к пользе людей, например, будет направлена против войны или бедности.

— Вы увлекаетесь фантазиями, сэр!

— Такие фантазии, на мой взгляд, делают мир лучше, — ответил Грегори. — А возможно, ваше покаяние примет такие формы, которые я не могу себе представить, но зато сможете вы.

— Итак, мы едем неизвестно куда искать неизвестно что, — подытожила Алуэтта.

— А почему бы и нет? — блеснул улыбкой Грегори. — Я знаю: рано или поздно, вы обретете себя в этом поиске. А еще я верю, вы не успокоитесь, пока не найдете то, что ищете.

— Если это существует в природе.

— Даже если и нет!

— Кажется, ваша вера в меня больше, чем моя собственная.

— Я действительно верю в вас, — согласился юноша. — Ну что, поскакали?

Не дожидаясь ответа, он вонзил шпоры в бока своей лошади и припустил по лесной дороге.

Алуэтта смотрела, как он скачет прочь, почти возмущенная его доверием, его верой. Однако куда ж ей теперь еще идти, когда все уже сказано и сделано?

Исследуя свое сердце, девушка не обнаружила там ни малейшего желания следовать идеалам своих приемных родителей и организации анархистов. Со вздохом она тряхнула поводьями и направила кобылу вслед за Грегори.

Молодые люди удалялись от Места Силы, от бледной стены, выстроенной Грегори. Время от времени он внимательно поглядывал на девушку. Та казалась подавленной, и юный чародей гадал о ее тайных мыслях и прикидывал, достанет ли ей сил принять информацию, с которой она столкнулась. Временами он тосковал по тому старому образу Финистер, который исчез навечно.

Однако он понимал, что это была не более чем иллюзия. Искусственный образ, созданный в корыстных целях. Так что, в конце концов, Грегори вернулся на прежние рубежи, остановившись на роли изысканной любезности.

Они разбили лагерь на закате. Грегори взялся за приготовление ужина из солонины и съедобных кореньев. Алуэтта поинтересовалась, какие корешки следует выбирать, и он стал объяснять. У него был сильный соблазн предостеречь девушку относительно ядовитых и несъедобных растений, но возобладала привычная осторожность. Однако следом явилась мысль: если ей по-прежнему нельзя доверять, то он предпочел бы узнать об этом как можно раньше. Кроме того, ему действительно хотелось верить: прошлое осталось позади.

Таким образом, встречая опасные растения среди безобидной петрушки и диких трав, он откровенно рассказывал обо всем Алуэтте.

— Обычно в этом сведущи женщины или монахи, — сказала девушка во время еды. — Как случилось, что вы так хорошо знаете травы?

— Вы не первая сравниваете меня с монахом, — улыбнулся Грегори. — Видите ли, по части знаний я всеяден.

— А зачем вам знания? — допытывалась Алуэтта. — Что вас привлекает — богатство, власть?

— Просто радость учения, — ответил юноша. — Если эти знания могут принести какую-то пользу, то я, рано или поздно, это обнаружу. Пока же мне просто приятно учиться.

Алуэтта какое-то время разглядывала своего спутника, пережевывая пищу. Затем, наконец, проглотила кусок и изрекла:

— Если все обстоит именно так, то вы глупец, сэр.

— Ну что ж, это я слышу не в первый раз, — насмешливо ответил Грегори.

Алуэтта не сочла необходимым извиниться, и до конца трапезы воцарилась задумчивая тишина.

По окончании ужина они вместе перемыли чаши и ложки, после чего девушка пожаловалась на усталость.

— Странное дело, я чувствую себя страшно утомленной.

— Ничего удивительного, — пожал плечами Грегори. — Хотя вы проспали, должно быть, целые сутки, вряд ли этот сон принес отдохновение: ведь вам пришлось заново пережить целую жизнь.

— Неужели я спала так долго, — удивилась Алуэтта. — Ну, так или иначе, голова у меня раскалывается от боли, я должна поскорее лечь, что и вам советую.

— Конечно, ложитесь, — ответил Грегори, — а я посторожу.

«Как обычно», — подумала девушка, но промолчала.

Он не мог не догадываться об ее раздражении, но Алуэтта рассудила, что демонстрация обиды бесполезна, и покорно улеглась на свою постель из папоротника. Она солгала насчет головной боли, но вот усталость действительно одолевала ее, глаза сами собой закрывались. Последнее, что девушка видела, был Грегори, принявший позу для транса: ноги скрещены, руки на коленях, взгляд устремлен в лес, хотя, наверняка, перед глазами у него стояли не деревья, а какой-то замысловатый пейзаж из его внутреннего мира. Обида еще раз вспыхнула напоследок, и Алуэтта пообещала себе непременно изучить природу трансов Грегори.

Но не сейчас. В настоящий момент все, что ее волновало, это манящая теплая чернота, где она намеревалась спрятаться от всех забот и тягот жизни.

Он все еще сидел в прежней позе, когда птичьи голоса разбудили Алуэтту. Господи, ну и зануда! Девушка с наслаждением потянулась — всем телом, по привычке стараясь выглядеть как можно соблазнительнее.

Увы, Грегори реагировал не больше, чем окружавшие Деревья. Первым ее желанием было вывести юношу из транса несколькими игривыми словами, но затем она Удивилась: откуда такая мысль? Похоже, она по-прежнему делала ставку только на свою сексуальность.

Алуэтта отругала себя — по большому счету, она не нуждалась в мужском внимании. И, уж конечно, в том традиционном внимании, которое обычно уделяли ей мужчины. Все же девушка посчитала поведение спутника оскорбительным, ведь он явно пренебрегал ею.

Проблема была налицо. Алуэтта жаждала привлечь внимание Грегори, но при этом не хотела прибегать к своим проецирующим чарам. Как же ей достичь желаемого?

Ну что ж, клин клином вышибают. Если юноша игнорирует ее, то она отплатит ему тем же. Алуэтта решила во что бы то ни стало освоить его технику медитации. Помимо всего прочего, разделяя с Грегори его транс, она получала, возможно, единственный шанс завладеть его вниманием. «Это просто смешно! — одернула себя девушка. — Ну подумай, как он может в трансе обратить на тебя внимание, если он отключается от всего мира?»

Тем не менее данную идею стоило обдумать. Алуэтта раздула костер и поставила кипятиться котелок.

Эти приметы утра были замечены Грегори и сделали то, что не смогли предшествующие уловки Алуэтты — он начал выходить из транса. Сперва пошевелился, углубил дыхание, и вот, наконец, медленно поднялся, потягиваясь и жадно вдыхая утренние ароматы.

— Доброе утро, — он посмотрел с улыбкой на девушку.

— Добрый день, — ответила та и добавила:

— Вы должны рассказать мне, как вы это делаете.

— Делаю что? — удивленно переспросил юноша. — Потягиваюсь? Но у вас и у самой это прекрасно получается.

Так, значит, он все же заметил!

— Вы правы, — подтвердила Алуэтта с легкой самодовольной улыбкой, — но я не о том. Как вам удается спать и бодрствовать одновременно? Это какой-то трюк?

Грегори начал серьезно объяснять ей свою технику.

Девушка недоверчиво хмурилась, но все же решилась испытать первую стадию медитации. Она уселась со скрещенными ногами, прямой спиной и положила руки на колени. Для нее было настоящим потрясением то ощущение безмятежного покоя, которое постепенно спустилось на нее. Дыхание ее замедлилось, пульс громко стучал в ушах, картина леса в ее глазах стала постепенно удаляться, как будто она смотрела на нее сквозь толстое стекло.

— На сегодня достаточно, — услышала она голос Грегори. — Лучше этому учиться постепенно — по одному шагу в день.

Сердцебиение Алуэтты набирало силу, дыхание становилось глубже и быстрее, а мир… Мир снова приблизился и обрел свои четкие очертания. Девушка вышла из транса и вернулась в обычное состояние, чтобы поделиться с Грегори своим удивлением.

— Это поразительно!

Тот кивнул с улыбкой, его глаза сияли.

— Вы убедились, что это не трюк?

— О да, теперь я вижу! — Алуэтта отвернулась, чтобы скрыть замешательство.

На самом деле, она была потрясена своим открытием. Оказывается, пси-силы неизмеримо возрастали в состоянии транса. И, что еще более замечательно, усиливалась защита и боеготовность.

— Скажите, а не теряется ли связь с реальностью при погружении в более глубокий транс? — спросила она.

— Если вы сейчас рискнете, то подобное, наверняка, произойдет, — уверил ее юноша. — Как я уже говорил, это искусство надо постигать медленно, ведь здесь требуются как знания, так и навыки. Новичков поджидает множество опасностей на этом пути, поэтому лучше учиться под присмотром опытного наставника.

— Кого вы имеете в виду? — бросила лукавый взгляд девушка.

Грегори лишь улыбнулся в ответ.

— Вам предстоит немало практиковаться.

Его обещания сбылись. День ото дня Алуэтта осваивала все более глубокие стадии транса, не уставая удивляться открытиям, которые ее поджидали на каждом шагу. Прежде всего возросла наблюдательность: ее мозг теперь регистрировал такие подробности, которые прежде проходили мимо. Она научилась видеть систему взаимоотношений в природе и проводить параллели между этими явлениями и тем, что происходит в человеческом обществе. Мало помалу к ней пришло осознание: в этом мире существует нечто, неизмеримо большее, чем отдельная человеческая жизнь или даже политические организации.

Однако это был медленный прогресс, требующий дней и даже недель. А в тот первый, достопамятный день они свернули лагерь, оседлали лошадей и продолжили свой путь по лесной дороге.

Теперь они находили прелесть в долгих дорожных беседах, причем Алуэтта сдабривала их немалым количеством двусмысленностей с тайным умыслом смутить юношу. Грегори, взамен, рассказывал ей множество довольно рискованных историй из жизни греческих богов, заставляя смеяться над романами божественных олимпийцев с простыми смертными.

Так незаметно они двигались через лес, и скоро очутились на его опушке. Перед ними стоял большой дом, а на холме позади высился господский замок. Приблизившись, молодые люди увидели двух всадников, ехавших по обеим сторонам дороги. Перед собой они гнали женщину с детьми.