Ведьма ненадолго задержалась, чтобы поработать над своей внешностью. В результате ее фигура приобрела более чувственные очертания, лицо в обрамлении пышной шапки волос цвета красного дерева засияло красотой. В таком виде она могла бы соблазнить евнуха или заставить монаха забыть все его обеты. Удовлетворенная, Морага вышла из тени кустарника на дорогу и остановилась в десяти футах перед лошадью Грегори.
На лице ее блуждала игривая улыбка, глаза были многообещающе прищурены.
— Добрый день, сэр рыцарь.
— М-м-м, — Грегори был озадачен, хотя это никак не отразилось на его лице.
Он долго ехал, прислушиваясь к мыслям Мораги, становившимся все ближе. Он был готов ко встрече.
Однако женщина перед ним мало напоминала сбежавшую пленницу в ее малопривлекательном наряде.
Старомодная роба куда-то подевалась, вместо нее на девушке были юбка и блуза с лифом, эффектно обозначавшим высокую грудь и тонкую талию. Взгляд юноши задержался на соблазнительном изгибе бедер. Вот так сюрприз! Но ведь мысли-то…мысли принадлежали Мораге! В этом Грегори был уверен! Он узнавал их мельчайшие оттенки, их эмоциональную окраску, как узнал бы хорошо знакомое лицо.
— Боюсь, что я заблудилась, сэр рыцарь, — девушка нервно вертела в гибких пальцах сорванную травинку. — Не поможете ли отыскать дорогу в здешних лесах?
— Отчего же нет, мадемуазель, с превеликой радостью, — почувствовав, как поднимается в нем волна желания, Грегори судорожно сглотнул.
Он напомнил себе, что перед ним всего лишь иллюзия, проекция сознания Мораги, и отважно предложил:
— Если вас не пугает езда верхом, соблаговолите усесться позади меня, и я вывезу вас из леса.
— О, я бы предпочла, чтоб верхом оказались вы.
Хотела б я поменяться местами с вашей лошадью! Уж, будьте уверены: вы остались бы довольны! — промурлыкала мнимая молочница.
Грегори при этих словах попытался сохранить невозмутимое лицо и — потерпел фиаско!
— Ну, что ж, я поднимусь к вам в седло, — рука девушки скользнула на его колено. — Хотя, право, лучше бы вы спустились ко мне.
Пальцы девушки переместились на его бедро, но на этот раз Грегори был начеку. Его ответ звучал вполне хладнокровно:
— Благодарю вас за столь любезное приглашение, милая девушка…
— Я не девушка, — тут же возразила его собеседница своим грудным голосом. — Да и не желала бы ею быть! Откровенно говоря, единственное, что меня огорчает с тех пор, как я рассталась с девственностью, так это то, как мало на свете молодых людей, которые готовы играть в мои игры! Или имеют достаточно сил для этого!
— Боюсь, мадемуазель, что я не очень игрив, — парировал Грегори.
— Тогда я научу вас…
Юноша улыбнулся с облегчением — уверенность вернулась к нему.
— Сомневаюсь, мадемуазель. Долгие годы я был усердным учеником, но безрезультатно. Я проделывал все упражнения, надеясь вкусить обещанные наслаждения, однако испытывал только скуку.
Глаза Мораги вспыхнули радостью:
— Уверяю вас, мои игры не покажутся вам скучными, сэр рыцарь!
— Не сомневаюсь, — кивнул Грегори. — Но, похоже, мне недоступны радость и веселье в этом вопросе. И подумайте, мадемуазель, насколько вам самой понравилось бы развлекаться с мужчиной, контролирующим каждое свое движение и со всем тщанием анализирующим правила игры.
Финистер невольно содрогнулась такой перспективы. Тем не менее она попыталась игриво отмахнуться от его слов:
— Ну, полноте, кто же может быть столь прискорбно серьезен?
— Немногие, — согласился Грегори. — Подобная исключительность меня самого не сильно радует. Но таково положение вещей, и я к нему уже приспособился.
Полагаю, можно было бы достичь определенного успеха. Для этого нужно установить соответствие отдельных ласк вызываемому эффекту…
Это было чересчур даже для Финистер!
— Ну, так желаю вам получить максимальное удовольствие от этих опытов — похоже, это единственная радость, которая вам доступна! — она резко повернулась и через мгновение скрылась в подлеске.
Грегори поглядел девушке вслед, сдерживаемые чувства распирали его грудь. Облегчение от сознания, что он вновь нашел свою пленницу, сменилось более сильными эмоциями — сейчас, после словесной пикировки, Грегори так и трясло. Усилием воли сохраняя внешнюю невозмутимость, он чувствовал, как, подобно морской волне, внутри него поднимается незнакомое дотоле желание. Никогда прежде не приходилось Грегори испытывать ничего подобного. Впрочем, это-то было неудивительно: ведь до того он и не встречал подобной женщины, ослепительно прекрасной и соблазнительной одновременно. Хуже было то, что женщина являлась проецирующим телепатом и осознанно придавала своему посылу — чувству грубого вожделения, небывалую, почти фантастическую интенсивность. Похоже, однако, она перегнула палку: именно сила чувств напугала Грегори и уберегла от падения — с лошади прямо в объятия красотки! Будучи аналитиком по складу ума, юноша страшился потерять контроль над ситуацией, оказаться во власти той страсти, которая сулила ему небывалые наслаждения. С одной стороны, он горячо желал этого. Но с другой, Грегори претила перспектива отдавать этой неожиданной страсти время и силы в ущерб его исследованиям. Именно эта привычная осторожность сослужила ему добрую службу. Ведь теперь, когда объект его вожделения скрылся из виду, юношу посетила куда более трезвая мысль: что помешало бы ей всадить кинжал в спину трепещущей от страсти жертвы? Или, что тоже вероятно, силой гипнотических чар заставить несчастного чувствовать себя неким отвратительным существом, пленником вымышленного мира? Так уже случилось с его братом Магнусом, вообразившим себя змеем, обреченным вечно ползать по кругу у подножия дерева.
Под бременем этих мыслей Грегори сгорбился и с удивлением обнаружил, что его бьет дрожь. Он ощущал не страх, не усталость, а все то же неуемное желание. Подобная сила страсти была для него внове, и юноша остановился, чтобы прочувствовать эту новизну, проанализировать ее корни и изгнать воспоминания о тяжком испытании. Его удивляла интенсивность ощущений, вызванных незнакомкой. До встречи с ней Грегори всегда удавалось справляться со своими чувствами, направляя энергию в область исследований — куда более полезную область!
Однако нынешняя ситуация имела свои плюсы. Прежде Грегори нередко задумывался над тем, что же находят в общении с дамами другие мужчины, например, его брат Джеффри? Он мог бы понять, иди речь о совместной работе, изучении какой-нибудь проблемы, попытках облегчить жизнь женщины в конце концов! Но тратить время на пустые шуточки или убивать его за чашей вина в обществе подружки! В этом не было ничего интеллектуального, ничего продуктивного. Казалось загадкой, как вполне нормальный во всех прочих отношениях парень может заниматься подобной ерундой. Грегори чувствовал: сейчас он близок к разгадке.
Услышав звуки голосов в передней, Гвен оторвала взгляд от книги. Она посмотрела на мужа, писавшего за рабочим столом по другую сторону потолочного окна, и увидела, что он тоже оторвался от работы и прислушивается. Брови его были приподняты, рот искривлен, выражая готовность услышать неприятные известия. Гвен улыбнулась ему понимающей улыбкой из своего кресла, она тоже чувствовала: происходит что-то тревожное.
Их террасу заливал свет, льющийся через цветные стекла — прозрачные окна были еще редкостью, обычно стекольщики раскрашивали их, что придавало освещению особое очарование. Недостаток мебели в комнате компенсировался изобилием книг, каменный пол покрывал узорчатый ковер, над камином красовался гобелен. В целом комната казалась теплой и уютной, хотя и несколько пустоватой с тех пор, как разъехались выросшие дети. Хотя считалось, что они все еще живут здесь, на самом деле отпрыски Гэллоуглассов всегда пропадали где-то, озабоченные нуждами королевства и войной с бандитами, которыми так и кишело это средневековое общество.
— Прошу прощения, милорд и миледи, — заглянул в комнату часовой.
— Да-да, конечно, ратник Харл, — ободряюще улыбнулась ему Гвен.
С тех пор, как замок был очищен от привидений и стал резиденцией Гэллоуглассов, масса народу стекалась сюда за милостыней. Род и Гвендолен взяли с десяток человек на службу в замок (это был самый практичный вид благотворительности). После того, как дети разъехались, число слуг значительно выросло. В настоящее время под крышей Гэллоуглассов жило около дюжины стражников (ни один из которых прежде и в глаза не видел оружия), с десяток слуг, а также три с лишним десятка крестьян и лесничих. Начав с трудоустройства людей. Род закончил чистой выгодой. К своему удивлению, он обнаружил, что перестройку замка можно осуществить с помощью всего лишь одного каменщика и одного плотника. Целая куча учеников и помощников всегда была под рукой.
— Миледи, привратник говорит: у дверей молодой крестьянин — он пришел за помощью.
— Ну так впустите и покормите его.
— Мы вынесли парню еду, миледи, но приближаться не стали. Дело в том, что его деревню поразил невиданный мор, им требуются лекарства.
— Чума? — похолодела Гвен.
— Мы идем, — решительно поднялся Род.
— Не совсем так, дорогой, — Гвен встала и отложила в сторону очки, которые подобрал ей муж с помощью Векса — своего робота-коня. — Пойду я и выясню, в чем там дело. Это должна быть действительно очень серьезная болезнь, чтоб я не справилась с ней сама.
Тебе же лучше вернуться к своей истории — это столь же важно для будущих поколений, как мое искусство лекаря — для нынешних, — Что ж, должен признать, в медицине ты смыслишь гораздо больше меня, особенно на микроскопическом уровне, — Рода явно не слишком радовало это обстоятельство. — Но ты позовешь меня, если понадобится какая-нибудь помощь?
— Тотчас же, — пообещала Гвен и позвонила в колокольчик.
Когда появился стражник, она велела:
— Как только появится Ланая, пусть принесет мою аптечку на метлодром в западную башню.
— Да, миледи, — поклонился страж.
Гвен, шурша юбками, поспешила прочь со своей благородной миссией.
Род снова вернулся к столу, но помедлил, прежде чем нацепить очки. На сердце было тревожно, он хмурился, беспокоясь за жену.
В конце концов, за кого еще ему теперь беспокоиться?
Опечаленный Грегори продолжал свой путь по лесной дороге, мечтая о новой встрече с Морагой и одновременно страшась ее. Он был настороже и, распахнув мозг, ловил все мысли, которые проносились в ментальном пространстве. Он почувствовал крестьян за работой на отдаленном поле, поближе — веселье какой-то игры и поверх всего — море эмоций животных, которые трудно было облечь в слова.
Внезапно Грегори натолкнулся на мысли какого-то человека, напуганного и растерянного, но полного решимости противостоять опасности. Аура была несомненно женской, ее хозяйка обнаруживала готовность к приключениям, причем романтического свойства. Юноша исподволь и очень аккуратно прозондировал открывшееся ему сознание — он был уверен, что снова столкнется с Морагой. Но на этот раз ведьма приняла совершенно новое обличье: когда Грегори обогнул огромный дуб, он увидел юную девушку благородной наружности. Обман был столь искусен, что почти не оставлял места для сомнений. Лишь в самой глубине, под защитной скорлупой вымышленного персонажа, юноша ощущал глухую злобу и мстительность, которые, увы, слишком хорошо были ему знакомы.
Девушка, представшая взору Грегори, поражала изумительной красотой. Ее лицо необычной сердцевидной формы обрамляли роскошные черные косы. Незнакомка была облачена в просторное дорожное платье голубого цвета, которое выгодно подчеркивало фигуру и удивительно гармонировало с лазурью глаз. Девушка взглянула на Грегори, и он почувствовал, как прежнее желание охватило его. Несомненно, перед ним была девственница, но девственница, стремящаяся поскорее распроститься со своим богатством. Взгляд выдавал в незнакомке страстную натуру, жаждущую познать радость любви и пронзительность экстаза, о которых она столько читала в романах, но которые досель не испытала сама ввиду бдительности строгих родителей и многочисленных дуэний.
Нет, конечно, ничего подобного не было сказано!
Увидев Грегори, девушка отпрянула назад, за дерево, однако ее осторожность не могла скрыть страстного желания.
Грегори невольно восхитился совершенным качеством этой телепатической проекции. Он мог видеть не только то, что было перед его глазами — черноволосую красавицу из знатной семьи, но и прозревал ее внутреннюю сущность, черты выдуманного характера, заложенного в пси-конструкции. Это был высший пилотаж!
Юноша придержал коня и вежливо поклонился:
— Добрый день, о прекрасная дева!
— День добрый, сэр рыцарь, — девушка говорила осторожно, но взгляд ее засветился любопытством и удовольствием при виде молодого человека.
— Меня зовут Грегори Гэллоугласс. Боюсь, не очень-то учтиво с моей стороны ехать верхом, когда юная леди вынуждена путешествовать пешком. Если позволите, я спешусь и помогу вам сесть в седло.
— Благодарю… благодарю вас, сэр, — молодая девушка отошла на несколько футов от дерева. — Я — Лилия, дочь господина и госпожи Халлам, и я действительно устала.
Ее глаза, однако, опровергали последнее утверждение.
— Тогда вы поедете верхом, — Грегори соскочил с коня и обернулся.
Он обнаружил девушку всего в футе от себя. Во всяком случае, ее лицо было там, а грудь — и того ближе.
Ее веки подрагивали, губы увлажнились. Девушка откинула голову и промолвила:
— Благодарю за учтивость, сэр.
Волна желания толкала Грегори вперед гораздо сильнее, чем удерживало благоразумие. В результате он сделал шаг, и губы их соприкоснулись. Ощущение было подобно электрическому разряду. Он почувствовал, как ее губы дрогнули, а затем приоткрылись. Девушка с вздохом расслабилась в его объятиях, кончик ее языка прошелся по его нижней губе. В ответ на эту ласку все тело Грегори напряглось — момент был критический!
Но тут привычная осторожность взяла верх над влечением, и юноша, задыхаясь, отшатнулся.
— Прошу… прошу прощения, госпожа. Я не знаю, что на меня нашло.
— Зато я знаю, — прошептала девушка, восстанавливая прежнюю позицию: ее жаркое тело вновь оказалось рядом. — Пусть это найдет на нас снова!
Однако на сей раз Грегори был настороже и воспрепятствовал сближению. Его руки сомкнулись на девичьей талии и рывком переместили драгоценный груз в седло. Движение, начатое Лилией в любовном экстазе, привело ее на спину коня Грегори. Но опасность не миновала! Руки юноши на ее талии горели: казалось, сквозь шелк платья в них переливается жар молодого упругого тела. Грегори машинально отметил, какая тонкая талия у девушки — пальцы почти смыкались на ней! Хотя в настоящий момент ему куда больше хотелось заняться ее бедрами. Он попытался вырваться из этого головокружительного состояния и — не смог! Ощущение было сладостное и мучительное одновременно.
Девушка же удивленно взирала на него сверху вниз.
Ну что ж, по крайней мере губы ее оказались на безопасном расстоянии.
— О, спасибо, сэр, — промолвила она, не слишком обрадовано.
— Я тоже должен благодарить вас, от всего сердца!
Фактически это был первый поцелуй в жизни Грегори, и все его чувства пришли в полное смешение, как смешался бы десяток волн, столкнувшихся с неожиданным препятствием. Подавив это хаотическое бурление, юноша усилием воли восстановил относительное душевное равновесие.
— Но как могло случиться, что столь благородная девица оказалась одна в диком лесу?
— О, это все мои родители! Они несносны! — Лилия буквально взорвалась от возмущения. — Они не выпускают меня из дому! А если порой и удается вырваться на танцы или на свидание, то и тогда старая нянька дышит мне в спину! Что это за жизнь: без развлечений, без тех радостей, которые по праву принадлежат молодости!
— Действительно, — согласился потрясенный Грегори. — Однако, мадемуазель, это довольно опасно — гулять по глухому лесу без всякой охраны.
— Меня не страшат никакие опасности, — ее веки вновь дрогнули. — А может, вы, сэр, — одна из них?
— Я? Нет, никогда! — запротестовал шокированный Грегори.
— А жаль, — Лилия склонилась вперед, губы ее снова увлажнились. — Как бы мне хотелось, сэр, чтоб именно вы посягнули на бедную девушку!
Грегори смотрел на нее в немом изумлении.
Лилия тем временем еще больше наклонилась и вдруг с легким возгласом упала с коня. Грегори автоматически рванулся подхватить девушку, падавшую прямо ему в руки. И вот теперь он держал ее в объятиях, теряя голову от прикосновения ее груди, ее бедер. Ощущение было таким ошеломляющим, что юноша, покачнувшись, отступил на шаг.
Однако она по-прежнему оставалась в его объятиях: губы мечтательно улыбались, глаза под тяжелыми веками томно полузакрыты, лицо запрокинуто. Хрипловатым голосом она проговорила:
— Вы так красивы и благородны, сэр. Не сомневаюсь, что вы столь же терпеливы и не оскорбите женщину грубым прикосновением. Я так хочу, чтоб именно вы стали угрозой моей невинности!
Это прозвучало излишне откровенно. Грегори ощутил укол тревоги и запротестовал:
— Но так нельзя, мадемуазель! Это удовольствие лишь для женатых людей!
— Вот как? Я так не думаю, — лениво улыбаясь, девушка еще крепче прижалась к нему. — Мне известны многие, кто делил ложе и без благословения Святой Церкви.
— И что же, разве не были они в результате опозорены перед всем светом? — запинаясь, спросил юноша.
— Отнюдь, — ответила Лилия. — У девушек имелись лекарственные снадобья, полученные от опытных женщин. Как и у меня самой, между прочим. Вовсе незачем открывать свои тайны окружающим.
Даже в нынешних смятенных чувствах Грегори уловил некий изъян в ее логике.
— Согласен, мадемуазель. Но позвольте спросить: если их падение не стало достоянием гласности, тогда как же вы умудрились узнать об этом?
— Сплетни, сэр, — вздохнула Лилия, ее дыхание напоминало подогретые благовония. — Слуги любят хвастаться. И, представьте себе, не только мужчины! Я сама как-то слышала спор трех не слишком скромных девиц о том, кто раньше заманит в постель деревенского красавчика.
Грегори трудно было поверить в это, но, с другой стороны, девушке виднее.
— Ну ладно слуги, пусть их! Но люди вашего класса! Не хотите же вы сказать, что знатные девицы ведут себя так же?
— Ха! — фыркнула Лилия. — А что ж, оставить все удовольствия простолюдинам? Ну же, сэр, испытайте новые ощущения в моем обществе!
Она поймала его руку и притянула к своей груди.
Грегори пытался отнять руку, но девушка проявила незаурядную силу — или правильнее было говорить о его собственной необычной слабости?
— Так что же, сэр? Вы получили приглашение от прекрасной дамы. Если вы пренебрежете им, она будет думать, что имеет дело с девственником, который боится наслаждений!
— Но… это действительно так.
Хватка на запястьях Грегори ослабла: девушка удивленно глядела на него.
— И вы не стыдитесь заявлять это? Да все мужчины засмеяли бы вас, узнай они, что вам незнакомы женские объятья! Нельзя признаваться в таком!
— А я вот признаюсь, — Грегори почувствовал, как к нему потихоньку возвращается присутствие духа. — Видите ли, мадемуазель, меня гораздо больше интересуют книги, чем данный вид спорта. Да и любовник из меня, подозреваю, неважный по причине отсутствия навыков. Совершенно не представляю себе, как дарить женщине наслаждение.
— Ну так давайте же пройдем этот курс обучения! — жарко проговорила девушка, вновь прижимаясь к Грегори. — Будем учиться вместе! Неужели вы начисто лишены жажды знаний?
— Вовсе нет, — быстро возразил юноша. — Однако мои интересы лежат в области наук.
— Но это — тоже наука! Целая область человеческих знаний, о которых вы даже не подозреваете. Хорош ли тот ученый, что не прочел множество книг и даже не догадывается об их содержании? Сэр, такой прекрасной возможности пополнить свои знания вам больше не представится. И знаете что? Я готова смириться с неопытностью при условии вашей нежности ко мне.
— Но… какие могут быть гарантии у человека, распростившегося с привычными чувствами?
— Да нет же, сэр, не горюйте о них. Со мной вы обретете истинные чувства… или, по меньшей мере, настоящую цель в жизни, — ее голос снова стал низким и вкрадчивым. — Или вы думаете, что какая-нибудь девушка пожелает выйти замуж за мужчину, не имеющего ни малейшего представления о любви?
Это был ошибочный ход: данный аргумент Грегори не раз обсуждал с монахами в монастыре.
— Женитьба не входит в мои намерения, мадемуазель. Но если б это и произошло, думаю: первый любовный опыт, совместно пережитый мужем и женой, только крепче связал бы такой брак. Никакая подпорка не окажется лишней для здания, которому со всех сторон грозят опасности.
Лилия отшатнулась в отвращении.
— Очень мрачная картина. Пожалуй, такое здание долго не простоит. Но что за опасности, по-вашему, угрожают браку двух людей?
— Бедность и угнетенность, мадемуазель. Но еще хуже для людей, живущих бок о бок долгие годы, опасность потерять самих себя в суете семейной жизни. Так страшно оказаться навечно связанным, лишиться свободы, гордости, возможности принимать самостоятельные решения!
— То есть оказаться господином или рабом? — Лилия отодвинулась еще дальше, ее глаза сердито сверкали.
А Грегори снова пробрала дрожь. Надо признать: эта девушка в гневе казалась столь же прекрасной, как и в любви. А уж когда оба чувства присутствовали одновременно, сопротивляться было бесполезно.