Зачет по выживаемости

26

С наступлением утра дождь кончился. Порывы ветра еще стряхивали с необъятной кроны целые каскады брызг, но туман уже рассеялся, и под пробившимися лучами солнца заросли слепили глаза яркой зеленью. Немного похолодало. По крайней мере, вчерашняя изнуряющая духота спала. Перед рассветом джунгли снова наполнились свистом, скрежетом, чириканьем, разбудившими нас. Рядом с деревом с трескучим звуком пролетело что-то вроде гигантской пятнистой стрекозы, держа в передних лапах остатки лягушки. Раскрашенный камуфляжными полосами питон, метров шести длиной, блеснул радужным отливом в траве, попав под солнечный луч, и бесшумно скрылся в подлеске.

— Я надеюсь, крупные хищники тут ведут исключительно ночной образ жизни, — сказал Алексей, выбравшись из расщелины, в которой мы ночевали. Берцовую кость он выволок за собой и теперь разглядывал джунгли, купавшиеся в лучах солнца.

Мышцы все еще ломило от непривычной силы тяжести, но голод донимал нас меньше, чем вчера. Вместо завтрака мы вдоволь напились дождевой воды, собравшейся в ложбинах широких листьев.

Первые часа полтора после рассвета идти было даже приятно. Жара еще не началась. Под сводами ливневого леса стоял зеленоватый прохладный полусумрак. Алексей, прихрамывая, шел рядом со мной и даже скоро начал насвистывать сквозь зубы какой-то бравурный мотивчик, — то ли «Железных ребят», то ли «К неизведанным мирам».

— Ты знаешь, — сказал Алексей, когда мы остановились, чтобы немного передохнуть и отдышаться, — как ни парадоксально, ветхая «Сова» сослужила нам хорошую службу.

Сентенции Алексея мне уже слегка поднадоели, поэтому я промолчал.

— Мне только сейчас это пришло в голову.

— Что именно? — спросил я.

— Сеть срезала двигатели, как ножом. Если бы на месте «Совы» был мезонатор поновее, не такой изношенный, и крепления выдержали, мы бы наверняка тоже застряли, как «Сент-Мартен». — Алексей сделал многозначительную паузу. Не дождавшись от меня никакой реакции, он закончил уже не так уверенно: — Можно подумать, что эту ситуацию кто-то просчитал заранее. — Алексей, прищурившись, посмотрел мне в глаза. — Что скажешь?

— Тебе бы, Леша, романы писать научно-фантастические, а не зачеты сдавать.

Алексей вздохнул.

— Ну-ну. Пошли что ли?

Шум водопада мы услышали за несколько километров. Ни я, ни Алексей не могли вспомнить, должен ли был оказаться водопад на нашем пути.

Река открылась перед нами неожиданно, и сразу же мы увидели вездеход. Это были поржавевшие останки одноместного «Скифа», десантного восьмиколесника времен Первой Дисперсии. Он лежал на боку, перевернувшись на песчаном склоне. Было видно, что лежит он тут очень давно, нижние колеса его занесло песком, сквозь который проросла густая трава. Алексей в две минуты обыскал сиденье и багажник, но не нашел никакого оружия, ни запаса галет, даже зажигалки — вообще ничего.

— Невезуха.

— И куда же делась твоя дорога? — спросил я Алексея, присев на камень рядом с покореженным капотом.

— Она такая же моя, как и твоя, — огрызнулся Алексей. — Подвинься, — он сел рядом со мной.

Некоторое время мы молча разглядывали дальний берег реки, густо заросший узловатыми стволами с широкими перистыми листьями. Бородавчатые воздушные корни деревьев стелились по черной воде, точнее, водяные корни.

— Как лодыжка?

Алексей промолчал.

Я встал и, запрыгнув в кабину вездехода, откинул сиденье и пошарил под ним. Хоть бы что-нибудь. Ничего. Проклятье.

— Слушай, Леша, по-моему, здесь недавно до нас кто-то побывал.

— С чего ты взял?

— На капоте свежие царапины… не ржавые.

— С-следопыт. Фэ Купер, — Алексей, крякнув, поднялся и провел пальцами по царапинам на борту вездехода. Потом взобрался на покатый бок «Скифа» и начал вглядываться в заросли впереди.

— Э-эгей! — закричал Алексей, — Э-эгей! Кто-нибудь!

Неожиданно сзади в ответ раздался вчерашний утробный вой. Совсем близко. Аж мороз пошел по коже. Начался он с низкого рычания и, перелившись в протяжный вой, закончился на пронзительной тоскливой ноте.

Алексей побледнел.

— Мегалодон.

Больше всего вой был похож на крик мегалодона с Гондваны, непонятно как оказавшегося здесь. Хотя, конечно, вряд ли это был мегалодон. Как бы он попал сюда, за сорок световых лет от родных джунглей? Но есть что-то общее в криках хищных тварей.

— Скорее, — я дернул Алексея за рукав.

Мы скатились к реке. Выбор у нас был небольшой. Почему-то в ту секунду мне пришла в голову мысль, что, если мы побежим по береговой отмели, тварь не сможет взять наш след. И, только добежав через десять минут до водопада, мы поняли, что попали в ловушку.

Вода срывалась с высоты метров тридцати — высота десятиэтажного дома. Внизу, там, где речной ноток падал в небольшое озеро, стоял плотный водяной туман, над которым сверкала чистыми спектральными цветами двойная радуга. Каменистый обрыв, над которым нависали корни деревьев, вертикальной стеной уходил вправо и влево на сотни метров.

Никакого шанса спуститься по нему. Ни единой зацепки. Никаких стелящихся лиан или пучков травы в расщелинах — голые камни. Бежать вдоль обрыва? Возвращаться? Прыгать? Я вдруг заметил недалеко широкую промоину, оставленную, очевидно, пересохшим боковым руслом, доступ к которой перегораживало нагромождение поваленных гигантских стволов.

— Побежали в обход!

Но мы успели сделать не больше десятка шагов.

Алексей оглянулся и вскрикнул.

Бежать вдоль обрыва было поздно. Никакой это был не мегалодон. Ничего общего. В первое мгновение мне показалось, что по реке вслед за нами плывет чудовищная змея. Удав. Высоко поднятая над водой треугольная голова, покрытая роговыми пластинами, переходящими на затылке в иззубренный костяной щит; чешуйчатое невероятно длинное тело. А еще через секунду мы встретились с ней глазами. Тварь пригнула голову к самой воде и снова испустила душераздирающий вопль.

— Прыгаем! — заорал Алексей.

Огромное змеевидное тело взвилось над водой, и стал виден веер коротеньких ублюдочных ног, бьющих в воздухе кривыми когтями.

Я попятился.

— Прыгаем, Васич!

— Что?

— Прыгаем! — заорал Алексей мне в лицо.

Мне показалось, что я это вижу в замедленной съемке со стороны: взвившееся тело твари в султане брызг падает в воду, и мы с Алексеем бок о бок на каменистой отмели. А сзади с ревом рушится в пропасть водопад.

«…У нас много шансов погибнуть?» — «Чем раньше вы справитесь с заданием, тем лучше».

Вам приходилось бегать во сне, спасаясь от смертельной угрозы? Ощущение приблизительно то же: ты напрягаешь мышцы, но вода мешает, не дает сделать широкий шаг, брызги летят в лицо и сбивают дыхание…

Собственно, другого выхода у нас не было. Или — или… За секунду до того как водопад подхватил нас, я почувствовал, как дно ушло из-под ног. Теперь, даже если бы мы захотели, ничего изменить уже было нельзя. Мощный пенящийся поток нес нас вперед, навстречу обрывающемуся в бездну грохоту.

— Алексей!

Я вдруг подумал, что лишняя четверть g во время падения превратит тридцатиметровую высоту, по крайней мере, в сорокаметровую, и скорость, с которой мы шлепнемся вниз, будет равняться никак не меньше ста километрам в час. И хорошо бы, чтобы внизу оказались не камни. Это была моя последняя мысль. Горизонт вдруг накренился, ушел куда-то в сторону, и внутри все оборвалось, как во время испытаний на невесомость.

За многие тысячи и тысячи лет водопад вымыл под собой глубокую ложбину шириной с приличный бассейн. Упав с десятиэтажной высоты, я больно ударился коленом о каменистое дно (по-моему, это был какой-то валун, который в незапамятные времена река стащила вниз), оттолкнулся от него, вынырнул, в ту же секунду поток закрутил меня, бросил на отмель, а еще через секунду я увидел Алексея. Он что-то кричал мне, но сквозь плотный водяной туман и грохот ничего разобрать было нельзя.

— Что?! Не слышу!

Алексей на четвереньках выбрался на мель и, пошатнувшись, показал рукой куда-то назад и вверх.

Я поднял голову, в этот момент солнце скрылось за тучу, двойная радуга над потоком погасла, и сквозь водяную пыль и брызги я увидел нависшую над водопадом огромную полосатую корягу, неизвестно за что зацепившуюся на краю. Внезапно я понял, что это. Коряга шевелилась и ощупывала бесчисленными короткими корнями мокрые камни под собой, а потом вдруг встала на дыбы и исторгла пронзительный знакомый вопль.

— Вот тебе! — заорал Алексей, перекрикивая шум падающей воды. Только теперь я заметил, что одна щека у него оцарапана, и из нее сочится кровь. — Вот тебе! — Он согнул руку в локте и ударил ребром ладони по сгибу локтя. — Тварь безмозглая, скотина! Что, позавтракать захотела? Ну, что ж ты не прыгаешь? Прыгай! Кишка тонка?

Нас теперь разделяли тридцать метров вертикальной стены и тонны падающей воды. Неожиданно тварь, зацепив хвостом за накренившееся над обрывом дерево, изогнувшись, нащупала передними лапами расщелину в вертикальной стене там, где поток воды был меньше и, цепляясь бесчисленными ногами за мокрые скользкие камни, начала спускаться.

Силы небесные!

Спотыкаясь и путаясь в лентах придонных водорослей, мы добежали до пологого берега заводи. И оглянулись.

Тварь успела добраться до средины обрыва и, судя по темпу, через одну-две минуты должна была спуститься к подножию. Совершенно невозможно было представить, что она сорвется, имея по крайней мере пять десятков ног, в разных местах стены цепляющихся за малейшие трещины и выступы. Даже если рвануть что есть духу, за это время мы успеем покрыть расстояние не больше полукилометра. Догонит.

— Ну, теперь молись, Васич, — задыхаясь прошептал Алексей.

— Бежим, — пробормотал я, хотя прекрасно понимал, что никуда добежать мы уже не успеем. Спасти нас, поистине, могло только чудо. Мы не двинулись с места. Алексей рядом то ли вздохнул, то ли всхлипнул.

Тварь спускалась с ошеломляющей быстротой. Было в ней что-то противоестественное, механическое, что-то вообще не от живого существа. На Земле ни животные, ни насекомые не двигаются так. Она не лезла, не ползла, а как бы струилась между камнями. Каждый изгиб в ней жил отдельно. Вам не представить существо более чуждое земному воображению, чем эта тварь — исчадие другого мира.

Не знаю, как описать мое состояние. Возможно, то же испытывает приговоренный к смерти за несколько секунд до гибели. В человеческом языке не придуманы такие слова. Все те слова, которые, кажется, выражают самые трепетные оттенки эмоций, тут никуда не годятся. Это чувство проще, грубее, что ли. Не обреченность — отчуждение — вот, пожалуй, наиболее верное слово: отчуждение. Я вдруг с необычайной простотой почувствовал, что все вокруг: скалы, и водопад, и клочки неприветливого пасмурного неба в просветах деревьев, и сами деревья — все это уже не для меня. Может быть, для кого-то другого, но… И дело даже не в том, что это — другая планета. Вчера ничего подобного мне не приходило в голову. Вот через минуту меня не станет, и ничего не изменится, не дрогнет в мире с моей гибелью, мир покатится дальше, словно ничего не случилось, словно я никогда и не существовал.

Неправильно, когда говорят, что в такие моменты душа уходит в пятки. Никуда она не уходит — отделяется от тела и еще некоторое время находится рядом с тобой. Чуть сзади и правее. И ты словно видишь себя со стороны. Очень острое чувство — пронзительное. И продолжалось оно не дольше пяти секунд.

Неожиданно дерево на краю обрыва, за которое тварь ухватилась хвостом, начало крениться: подмытые речным потоком, корни не выдержали. Обламывая ветви, ствол рухнул на край водопада, переломился с оглушительным треском, верхняя часть вместе с камнями и обломанными сучьями соскользнула вниз и, словно чудовищный веник, смела со стены извернувшуюся в воздухе тварь. Все произошло в мгновение ока.

Если нам повезло, потому что речной поток вынес нас к центру водопада и внизу мы упали в глубокую промоину, то чудовище спускалось по самому краю, где вода разбивалась о ступенчатые гранитные скосы. Голова кошмарной многоножки попала под валун, рухнувший вместе с деревом. Кр-ракх! Ствол опять раскололся, застряв среди валунов. Из раскрытой пасти брызнула кровь, перемешанная с пенистой слюной. Течение подхватило безжизненное тело, как огромную полосатую водоросль, и потащило вниз по реке мимо нас, обдав волной запаха гнилой рыбы.

Некоторое время мы молчали, не в силах двинуться с места. От пережитого ужаса и изнеможения подкашивались ноги, и я с трудом смог удержаться, чтобы не сесть тут же в воду и не зарыдать. Рыцарь духа.

— Еще одна такая встреча, Васич, и нам с тобой конец, — пробормотал Алексей. — Всякому везению есть предел.

Я нащупал оберег у себя под комбинезоном — маленький теплый кусочек земного металла чуть пониже ямки между ключицами. «Это тебе зачтется», — сказала Женевьева.

— Что молчишь?

— Пошли.

Прошел дождь. Перебравшись через плавни, мы снова углубились в джунгли. Часа через два крейсерского хода стало заметно, что местность постепенно повышается. Маленькие болотца-змеючники, которые мы старались обходить стороной, встречались все реже и реже. Подлесок, состоявший в основном из растений, похожих на земные папоротники и хвощи, сменился редким кустарником, что рос между серыми пирамидальными стволами, возносившими кроны на высоту метров сорока. Алексей окрестил их термитниками. Они действительно напоминали бледные термитники. Сходство усиливалось из-за полчищ многоногих термитов не термитов, муравьев не муравьев, сновавших по ним вверх-вниз.

Солнце, невидимое за облаками и густыми кронами, постепенно клонилось к западу: лес темнел.

Мы пересекли неглубокий ручей, проломились через густые заросли колючего кустарника и вдруг оказались на дороге. Старое бетонное шоссе. Сквозь щели в плотно уложенных плитах пробивались пучки травы. Стелящиеся ветви лиан покрывали некоторые участки дороги сплошным ковром.

Минуту или две мы стояли, молча глядя друг на друга, на шоссе, не в силах сказать ни слова. Наконец Алексей отдышался. Глаза его в тени нависающих крон, казалось, слегка опалесцировали.

— Есть! — Алексей ударил кулаком в раскрытую ладонь. — Дошли, Васич. — Класс! Дошли! Слышишь?! Все!

Он опустился на колени и, мягко повалившись на бок (в первую секунду я испугался, не стало ли ему плохо), с хохотом упал на бетон.

— Нет, не зря все это.

— Не зря. Вставай.

— Дошли… — Взгляд Алексея был устремлен куда-то вверх мимо меня. Я стоял над ним и смотрел на него сверху вниз, а он смотрел куда-то мимо моего лица, и взгляд его блуждал то ли по кронам, то ли по низким клубящимся облакам.

— Все-таки есть правда на этом свете.

Я огляделся. Справа в метрах трехстах шоссе делало поворот, а за поворотом виднелся… забор, высокий решетчатый забор, оплетенный лианами и потому почти незаметный на фоне пятнистой лесной зелени.

Губы Алексея чуть слышно шевелились.

— Не зря. Слышишь… Устал.

— Забор, — сказал я.

— Что?

— Забор, — повторил я. — Вставай.

Алексей вскочил на колени. Переход был разительный. Переход типа суббота, вечер — понедельник, утро: мгновение назад расслабленный рот и бесцельный блуждающий взгляд счастливого кретина, и вдруг словно после снежка в лицо… Несколько секунд он, не отрываясь, вглядывался за поворот шоссе.

— Если это не мираж, Васич, — голос у него был совершенно ясный и трезвый, без малейшего драматизма, — нам просто несказанно, фантастически повезло. Просто два туза в прикупе.

— Так не бывает, — сказал я.

— Что? Два туза? Бывает и три.

— Шулер, — сказал я.

— И все три козырные. Это, не иначе, тот самый особняк.

Алексей, согнувшись, вдруг со всей силы ударил кулаком по бетонному покрытию.

— Мираж?! — закричал он — Черта с два! Судьба не бывает шулером! Просто так легла карта. Фарт это называется! Слышал такое слово? Фарт!

— Слышал, — сказал я.

— А если кто из вас, господа, — он впился глазами мне в переносицу, — смеет обвинять меня…

— Что, к барьеру? — спросил я.

Алексей, прищурившись, смерил меня взглядом а-ля Сирано де Бержерак, прикидывающим, как без лишних хлопот разделаться с наглецом коронным фамильным ударом. При этом он все так же продолжал стоять на коленях. И в этот момент сзади, совсем недалеко, опять раздался протяжный вой. Алексей вскочил как ужаленный.

— Дьявольщина!

Я резко оглянулся и едва не упал: голова пошла кругом. Ч-черт, как плохо. Только этого не хватало.

— Бежим! — закричал Алексей. — Чего ты ждешь?!

Мы рванули к повороту шоссе, за которым открылся ажурный забор с решетчатыми воротами, тоже оплетенными лианами. Несомненно, лет уже сто до них никто не дотрагивался. За воротами, полускрытый стволами бледных термитников, выросших прямо посреди двора, темнел кирпичный двухэтажный коттедж с покатой замшелой крышей.

— Туда!

Мы уже подбегали к воротам, когда нарастающий трескучий звук за спиной, похожий на шум крыльев гигантской стрекозы, заставил меня оглянуться. Алексей тоже оглянулся и закричал что-то нечленораздельное.

В сливающемся веерном мелькании десятков ног на шоссе выплеснулось полосатое змеевидное тело. Мне показалось, что на мокрой коже его еще блестят капли водопада. Даже запахом знакомым потянуло: разлагающейся рыбы.

Невероятно! Монстр. Неужели тот же самый? Бич божий. Если бы не массивная треугольная голова ящера на гибкой шее, тварь можно было принять за чудовищно раскормленный хлыст. Даже окажись перед нами Красная кнопка, все равно ее было бы поздно нажимать. Никогда и ничего в жизни я так страстно не желал, как увидеть у себя под ногами брошенный лучемет. Но никакого лучемета не было, а было влажное от недавнего дождя бетонное шоссе, а впереди решетчатые створки ворот и спина Алексея, а сзади нас настигал трескучий топот чудовищной многоножки.

Одним махом мы перепрыгнули через забор. Алексей неожиданно поскользнулся и едва удержался на ногах.

— Нога-а-й…

Я подхватил Алексея под мышку. Приземистое кирпичное здание было уже совсем близко.

— Эй!

— Кто-нибудь! — закричал Алексей, — Э-э-эй!

Вряд ли там кто-то был. Двор зарос пышным подлеском. Окна и стены здания оплетали вьющиеся чешуйчатые побеги. Никого там не было.

Я оглянулся последний раз и понял, что мы не успеем. Над забором вспузырилось, переливаясь во двор, кошмарное многоногое тело. В глазах потемнело, я уже ничего не видел перед собой, только наши окровавленные растерзанные останки посреди мокрой травы. «Этого не может быть, не может быть. За нами наблюдают!» В эту секунду я ожидал чего угодно. Например, залпа лазерной пушки с орбитального спутника.

И тут Алексей упал, и одновременно навстречу нам рванулся грохот пулеметной очереди. Я покатился по земле. Все смешалось: визг летящих над нами пуль, низкое обычное небо, извивающееся в агонии тело твари, которое рвет крупнокалиберный свинец, и тот, кто стоит, откинувшись назад, в дверях коттеджа и в руках его пляшет, изрыгая длинные очереди из бешено вращающегося шестиствольного барабана, сама смерть, больше всего похожая на вертолетный пулемет. Валентин. Хома-киммериец. То есть Конан Брут.