Когда Луисита поняла, что ее привезли в дом греха, она не стала плакать, как остальные девчонки. Она столкнула со стола вазу с цветами, подобрала с полу самый большой осколок и накинулась на миссис Фраун, чтобы перерезать той глотку. Но запуталась в платье, упала, и охранники навалились на Луиситу сверху.
В наказание ее долго били по пяткам. Она кричала, извиваясь от боли. Но так и не заплакала. А потом сказала:
— Зря вы это сделали, миссис Фраун, Когда мой старший брат найдет вас, я не позволю, чтобы вы умерли сразу.
Рыжая толстуха только посмеялась над ее словами. Но больше Луиситу никто и пальцем не трогал.
Ее и других малолеток сразу увезли из Тирби еще дальше, на виллу. Там она узнала, какое будущее ее ждет. Сюда приезжал Главный Хозяин, чтобы наслаждаться любовью девственниц. Миссис Фраун искренне недоумевала, что хорошего можно отыскать в этих худеньких запуганных существах, которые, к тому же ничего не умеют. Но у Хозяина был свой вкус. Он любил ложиться в постель сразу с двумя, а то и тремя девочками, которых ласково называл «цыплятами». Первые недели проходили в относительно невинных забавах — разговоры, осторожные прикосновения, отеческие поцелуи. Ложились одетыми, понемногу раздеваясь. Примерно через час он их отпускал, а их место в постели занимала какая-нибудь из девушек постарше — таких называли «курочками «.
Все «курочки» тоже когда-то были «цыплятами». Всех их однажды, после длительной подготовки, лишил невинности Хозяин. После первой ночи девчонку отдавали в обучение опытным шлюхам, прислуживавшим на вилле, и через неделю-другую она снова оказывалась в постели Хозяина. А дальше все зависело только от нее. Если она не доставляла ему наслаждения — ее отправляли в городской бордель. Но сначала несчастную на несколько дней отдавали тройке негров, которых специально для этого Эвелина Фраун держала на вилле. После них даже самый изощренный клиент должен был казаться проститутке робким подростком.
Если же вчерашняя девственница вела себя как опытная женщина, угадывая малейшие прихоти полковника, — тогда ее оставляли на вилле. Иных оставляли надолго. Одна, говорят, продержалась почти год. Но рано или поздно появлялись новые «курочки», а старых кидали на потеху неграм или охранникам, прежде чем отвезти в одно из городских заведений сестер Фраун.
Слушая эти разговоры, Луисита перебивала подруг:
— Мой брат скоро найдет меня. Хозяин не успеет увидеть даже кончики моих кос.
— Твой брат не найдет сюда дороги…
— Да он знает все пустыни и горы! Когда он скрывался от солдат, ему давали приют и в Сьерра-Неваде, и в Чиуауа!
— Твоего брата подстрелят охранники.
— Ха-ха! Мануэль сам подстрелит любого раньше, чем тот его увидит! Он быстр, как молния! И свиреп, как бешеный волк! Не дай Бог вам увидеть, как он орудует кнутом! Однажды у меня на глазах он двумя ударами рассек убегающего койота! Знаете, как враги называют Мануэля? Мясник из Сан-Педро, вот как!
С каждым днем ее рассказы о старшем брате становились более подробными и красочными. Уже не только подружки, но и служанки, и охранники виллы знали о неуловимом и беспощадном Мануэле. Все, конечно, посмеивались над деревенской вруньей. Однако почему-то Луиситу до сих пор ни разу не запускали в спальню Хозяина — а ведь с тех пор, как ее привезли, он уже дважды побывал на вилле. Наверно, это должно было случиться в самое ближайшее время, когда Хозяин посетит виллу вместе с гостями.
Накануне миссис Фраун уехала в город за деликатесами, а пару «курочек» приказала готовить к отправке в бордель. Охранники толкались на крыльце и, прижимаясь потными мордами к стеклам в дверях, наблюдали за работой негров. «Цыплята» забились в угловую комнатушку, с ужасом прислушиваясь к тому, что творилось в холле. И вдруг одна из девчонок глянула в окно и увидела всадника, летящего по склону горы.
— Посмотри, Луисита, не твой ли это Мануэль?
— Да! — закричала она, распахнув окно. — Это он! Мясник!
«Мясник! Мясник из Сан-Педро!» — словно эхо разнеслось во дворе. Растерянные охранники уже не посмеивались, а с нарастающим страхом глядели на цепочку всадников, которые с дикими воплями летели к вилле…
— Все понятно, — сказал Остерман. — Пусть она увидела не Мануэля, а Рико, неважно. Я одного не могу понять. Почему все девчонки пьяные?
— С первого дня им давали вино вместо воды, — сказал Фернандо Васкес. — Эх, вот житуха!
Он наконец приладил бочонок с вином за седлом, любовно похлопал его и повернулся к Илье:
— Ну, я готов. Пошли. Покончим с этим грязным делом.
Пригибаясь, они подбежали к изгороди, за которой прятались Кирилл, Рико и Кардосо. Шон и Пит залегли где-то сбоку.
Из окна барака снова выглянул ствол винтовки. Кирилл вскинул винчестер, но Кардосо его удержал:
— Пусть постреляют еще немного.
— Я могу его снять отсюда.
— Зачем? Они станут сговорчивее, когда истратят патроны.
— Эти патроны и нам бы пригодились, — проворчал Фернандо. — Где их найдешь, патроны к «маузеру»?
Выстрел из барака отозвался эхом от стен виллы. Пуля смачно шлепнула возле ворот, выбив изрядный кусок штукатурки.
— Не надоело вам? — крикнул Кардосо. — Выходите по-хорошему! Нам от вас ничего не нужно! Мы только заберем оружие на всякий случай! А вас отпустим с миром!
— Ищи дураков! — прокричали из барака. — Знаем, как вы, мексиканцы, поступаете с пленными!
Кардосо похлопал по шее одного из связанных охранников, сидевших у его ног:
— Парни, идите к своим. Объясните, что мы не бандиты. Мы не режем пленных.
— Майор, что за дела? — недовольно спросил Васкес. — Вы их отпускаете? Их там всего пятеро, теперь будет семь. Давайте я этим хоть пальцы отрублю, что ли? Чтоб не стреляли нам в спину.
Связанные испуганно глянули на мексиканца и перевели молящий взгляд на Кардосо.
— Шагайте, — приказал тот. — Даем вам пять минут на сборы. Все оружие выбросить через окно, чтобы я видел. Уходить по дороге.
— А если… А если нас не послушают? — стуча зубами, спросил охранник.
— Через пять минут мы подпалим барак. Кто останется в нем — сгорит. У кого есть еще мозги в голове — дойдет до города.
— И будет жить долго и счастливо, — добавил Остерман. — Ну, чего расселись? Шагайте, пока не пришел Мясник.
Он и сам не ожидал, какой эффект произведут его слова. Оба вскочили и побежали к бараку, семеня и пригибаясь, будто ждали, что по ним будут стрелять.
— Что еще за Мясник? — спросил Кирилл.
— У нашего Мануэля появилась новая кличка, — сказал Илья. — Представляю, что будут рассказывать о нем эти уроды, когда вернутся в город.
— Зря вы их отпустили. — Васкес сплюнул и длинно выругался. — Они нас видели. Слышали наши разговоры. Знают имена. И еще, майор. Как вы собираетесь поджигать барак?
— Этим займутся Шон с Питом. У них керосин. Но, я думаю, до этого не дойдет.
Из окон барака вывалилась сначала одна винтовка, примерно через минуту — еще несколько. Потом под окна стали падать патронташи и револьверы.
— Поверили! — Фернандо хлопнул в ладоши, — Жалко. Я бы с удовольствием их поджарил.
Охранники высыпали из барака и затрусили по дороге. Некоторые оглядывались, другие бежали зигзагом.
— Они не взяли раненых, — сказал Кирилл.
— Этого следовало ожидать, — кивнул Кардосо.
— Черт! Теперь еще и за ними надо присматривать! — возмутился Васкес. — А если у раненых осталось оружие?
— Вряд ли они им воспользуются.
— Не скажите, майор! От раненых гринго всего можно ожидать. Я и убитым-то не доверяю! Они, бывает, оживают в самый неподходящий момент. Скажем, когда ты снимаешь с него перстенек. Нет, их придется держать на мушке! А вдруг они начнут бить нам в спину? А вдруг там еще несколько человек осталось, которых мы раньше не видели?
— Это проверят Шон и Пит, — сказал майор.
Он выпрямился над изгородью и покрутил в воздухе шляпой, потом махнул в сторону барака и показал два пальца.
Илья догадался, что таким образом майор общается с ирландцами, которые пока оставались невидимыми. Как он ни вглядывался, ему не удалось ничего рассмотреть за кустами, окружавшими барак. Но спустя несколько минут из-за него показались Шон и Пит. Они собрали оружие, валявшееся под окнами, и подошли к изгороди.
— Они их добили, — сказал Пит. — Обоих.
— Ножом, вот так. — Шон провел ладонью пониже уха.
Фернандо Васкес в ярости ударил прикладом по земле:
— Сукины дети! Рогоносцы! Сами зарезали, а скажут, что мы!
— Какая разница, что еще про нас будут говорить? — Кардосо поправил шляпу и отряхнул сюртук. — Надо собираться.
— Не беспокойтесь, — сказал Рико. — Мануэль уже все собрал. Идите, я тут покараулю.
Илью удивило, как изменился Рико всего за несколько минут. Вроде бы только что он носился, как безумный, громя все на пути, только что кипел от ярости, молотя рукояткой револьвера разбегающихся врагов. Илья все время держался рядом и отстал только тогда, когда пришлось вступить в перестрелку с охранником, засевшим возле ворот. Рико вместе с Кардосо ворвался в замок, и оттуда послышался такой шум, будто виллу штурмовала целая армия. А когда все стихло, он появился во дворе, угрюмый и вялый.
Илья ожидал, что Рико познакомит его со своей невестой. Он просто умирал от любопытства, так хотелось поглядеть на девчонку, из-за которой они устроили натуральный штурм Бастилии. Но Рико постоял во дворе, безучастно наблюдая за суматохой, а потом ушел вместе с Кардосо выкуривать охранников, засевших в бараке. И сейчас равнодушно глядел на опустевшую дорогу.
— Эй, амиго! — Фернандо тряхнул его за плечо. — Ты тут не зевай! Они могут вернуться с подкреплением.
— Я их задержу, — ответил Рико и взвел курок винчестера.
Вернувшись к вилле, Илья увидел, что Мануэль не тратил время даром. Девчонки уже сменили свои платьица на джинсы и рубашки, найденные в комнатах прислуги, и теперь крутились возле лошадей и мулов — затягивали подпруги, навьючивали тюки я корзины. Мануэль стоял на крыльце и покрикивал:
— Живее, живее! Луисита, помоги вон той белоручке, что возится с мулом! Городская, что ли? Кто так накидывает оголовье! Не бойся, не укусит! А если и укусит, невелика беда!
Илья подошел к мулу, который капризно выгибал шею, не давая надеть на себя узду, и крепко обхватил его голову снизу.
— Вот теперь накидывай, — сказал он девушке с уздечкой.
Он мог бы справиться сам, и гораздо быстрее. Но ему хотелось постоять хоть несколько секунд рядом с девушкой. Она казалась ему ослепительно красивой, несмотря на мешковатый наряд и растрепанные волосы. Узкая шейка и по-детски хрупкие ключицы выглядывали из непомерно большой рубахи. Из-под закатанных рукавов белели тонкие запястья.
«Белоручка, — подумал Илья. — Как она выдержит путь через горы? Как она будет продираться в лесу, карабкаться на скалы, спать на голой земле? Эта изнеженная пташка годится только для того, чтоб ее носили на руках и осыпали поцелуями. Как „поцелуи“ по-испански? Забыл. Нет, я просто не знаю таких слов. Мой лексикон нуждается в срочном обновлении».
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Инес. — Она наконец засунула удила в страшную зубастую пасть этого чудовища-мула и быстро отдернула руки. — А тебя?
— Билли.
— Ты не похож на гринго.
— А вот ты похожа. Американки часто ходят в мужской одежде.
Она запахнула ворот.
— Так приказал Мануэль. Думаешь, очень приятно натягивать на себя чужие тряпки?
— Где твоя лошадь? Ты ее оседлала? Ты умеешь ездить верхом?
— Не беспокойся. — Она сердито дернула мула за узду и повела за собой. — Пошли, чего встал!
Видимо, эти слова были адресованы мулу, но Илья тоже послушно зашагал рядом с девушкой.
— Я и не беспокоюсь, — сказал он. — Я просто…
— Сеньор Билли! — закричал Мануэль. — На этого мула грузим ящики с патронами!
Две девушки подтащили к нему пару квадратных зеленых ящиков. Навьючив их на мула, он обернулся к Инес — но ее уже не было рядом.
Фернандо Васкес привстал на стременах, оглянулся и махнул рукой:
— Все за мной! И не разбредаться!
Мануэль щелкнул кнутом, подгоняя медлительных мулов, и нестройная колонна потянулась поперек склона, направляясь в каньон.
Илья и Кирилл ехали последними, прикрывая тыл.
— Кира, мы влипли, — сказал Остерман. — С такой толпой далеко не уйдешь.
— А нам и не надо далеко. Перейдем границу и разбежимся. У них своя дорога, у нас — своя.