19

Дарелл пытался убедить себя, что это невозможно. Яхта не могла исчезнуть. Ведь он провел на берегу не больше получаса. И тем не менее это произошло. Яхты нигде не было. На всем доступном его взгляду пространстве, на севере и на западе, на востоке и на юге, не было никаких способных его обрадовать признаков жизни.

Тринка присела на верхушку дюны. Лицо ее побелело.

– Якорь подвести не мог? – прошептала она.

– Нет, – отрезал он. – И даже если бы так случилось, "Сюзанна" застряла бы на отмели. – Он показал ей на поворот канала. – Кто-то увел ее отсюда.

– Джулиан Уайльд, – прошептала она.

– Ты же мне сказала, что он уплыл.

– Возможно, он заметил твое прибытие. Должно быть, спрятался, когда ты выбрался на берег, а когда ты пошел к маяку, просто привязал свою моторку к "Сюзанне" и уплыл на ней.

– Бросив нас здесь?

– Конечно, – кивнула девушка.

– Как высоко здесь поднимается прилив?

– Достаточно, чтобы нас утопить.

– Я не слишком внимательно обследовал развалины маяка, – сказал он. – Это, пожалуй, самая высокая точка на острове. Прилив закроет и ее?

– Я уверена, – кивнула Тринка. – Иначе я заметила бы их во время поисков на прошлой неделе. Думаю, что при верхней точке прилива все здесь окажется на много футов под водой.

– Значит, он решил нас утопить.

– Да, видимо, он это и имел в виду, – она растерянно улыбнулась. – Но лучше умереть при свете дня, чем там, внизу, где он меня бросил...

Она снова задрожала, и Дарелл обнял ее за плечи.

– Когда прилив достигнет максимума?

– Думаю, мы окажемся под водой с наступлением сумерек.

– Какое-то время мы сможем продержаться на плаву. И будем звать на помощь.

Она покачала головой.

– Ты не представляешь, какие здесь опасные течения. Какое-то время мы еще сможем продержаться, но прилив быстро нас затянет. – Она окинула взглядом мрачный, белесовато-молочный горизонт. – А кроме того, мне не очень нравится погода. Если начнется шторм, тогда и природа окажется против нас. Неужели мы ничего не можем сделать?

– Остается только ждать, – ответил он.

Они вернулись к развалинам маяка, инстинктивно рассматривая его как спасительное убежище, ведь он был самой высокой точкой на острове. С вершины развалин Дарелл вновь осмотрел море, но не смог разглядеть мачты "Сюзанны" в лабиринте узких проходов и островов между ними. Однако он заметил, как начинающийся прилив изменил направление течений, и услышал мягкий рокот моря, омывающего подножье маяка.

До момента, когда море их накроет, оставалось около четырех часов.

Дарелл размышлял над тем, что в течение этих четырех часов собирается делать Джулиан Уайльд. Что он намерен делать со всеми пробирками с вирусом, которые забрал из бункера?

Он старался избавиться от горького чувства своей полной беспомощности. Больше ничего нельзя было сделать. Здесь он оказался в ловушке, полностью лишен возможности действовать и заперт в центре мелководной соленой пустыни, а его противник, собиравшийся осуществить свои безумные планы, был далеко.

– Сэм? – тихо позвала Тринка.

– Да?

– Он победил нас, ведь так?

– Похоже на то.

– И нам придется здесь умереть?

– Не знаю.

– Когда я, связанная, в полном одиночестве осталась там внизу, в бункере, то подумала, что никто на свете не сможет меня найти... – Она неожиданно вздохнула и в страхе зажала рот рукой. – О, я просто ужасна! А что Ян... с ним все в порядке? Как он себя чувствует?..

– Его отправили к врачу.

– Я и не подумала спросить тебя о нем. Ты же понимаешь, все случилось так внезапно... Джулиан Уайльд совершенно спокойно появился на борту яхты. Он знал, кто я такая. Сказал, что видел, как я обследовала острова, и сам кое о чем расспросил. Затем заявил, что собирается в чрезвычайной ситуации использовать меня в своей борьбе с властями, если вынужден будет это сделать. Когда он появился на борту, Ян спал в своем отсеке. А я изучала карты – не знаю, почему я это делала, ведь Флаас сказал, что все закончилось, и власти намерены дать Джулиану Уайльду все, что он требует. Именно в тот момент он и появился на борту и направился прямо в каюту Яна. Думаю, Ян его услышал, проснулся, сел и пытался обороняться; но у него не было ни малейших шансов, я ... я видела, как все это произошло. Я видела лицо Уайльда. Это было так жестоко и ужасно, что я...

Она замолчала, покачала головой и снова уставилась в море. Казалось, они остались единственными живыми существами в этом всеми покинутом мире.

– Оставляя меня в бункере, Уайльд сказал, что вернется или скажет властям, где я нахожусь, если они будут настроены достаточно доброжелательно и быстро пойдут с ним на сделку. Но я понимала, что он никогда не вернется и никогда никому не скажет обо мне до тех пор, пока не станет слишком поздно. Там внизу было так темно и холодно, и я старалась представить себе, сколько времени у меня остается до того... как море ворвется внутрь и все зальет... я была совсем одна... и там было темно и холодно, как в могиле...

– Не думай об этом, – перебил Дарелл.

– Ничего. Теперь со мной все порядке. Я уже свыклась с мыслью о смерти. Просто не могу отделаться от мысли, каково было умирать там в темноте. Здесь наверху я чувствую себя совершенно нормально, даже если до прихода прилива нас настигнет ночь. Ведь мы сможем смотреть на звезды.

– Мы не должны умереть, – сказал Дарелл.

Она безрадостно улыбнулась.

– Разве ты король Кануте, который мог командовать приливом?

– Может быть, еще что-нибудь изменится. У нас впереди несколько часов.

– Это время пройдет очень быстро, – вздохнула она.

Время шло слишком быстро. Сидя у развалин маяка, они наблюдали, как садится солнце, как западная часть неба темнеет от тяжелых грозовых туч. Цвет воды сменился с голубого на серый. Один за другим низкие, заросшие тростником острова к югу от них становились все меньше, одевались белыми барашками и постепенно уступали настойчивому приливу. Вдалеке парус клонился под ветром, но не было никакой возможности подать сигнал судну в открытом море за много миль от них.

Каждые несколько минут Дарелл поднимался на развалины и осматривал горизонт. Тринка испытующе поглядывала на него.

– Никто сюда не придет, – сказала она. – Весь этот район на много миль вокруг обозначен на навигационных картах, как весьма опасный для плавания во время отливов из-за отмелей. Никто в здравом уме никогда не заведет свою яхту так далеко.

– А я думаю, кое-кто может появиться, – возразил Дарелл.

– Не знаю, почему ты в этом так уверен.

– Я думаю о вдове, – пояснил он. – О женщине, которую генерал фон Витталь назвал Кассандрой, чтобы жестоко подшутить над ней и над всем миром. Ей досталась яхта генерала, "Валькирия", та самая, которая нас чуть было не потопила, помнишь?

– Да, но...

– Сегодня утром она была на дамбе Ваддензее, говорила там с главным инженером. И прихватила у него на время некоторые карты.

– Это не значит, что она найдет это место.

– Она знает о маяке Гроот Керк. Остается предположить, что она слышала его название от Мариуса Уайльда до его гибели. Кассандра хочет заполучить деньги. Как я полагаю, вирус ее не интересует. Но она знает о спрятанных здесь сокровищах и приплывет за ними.

– Даже если так, – возразила Тринка, – совершенно ясно, что для такой яхты, как "Валькирия", здесь слишком мелко, чтобы добраться до нас вовремя.

– Даже при максимальном приливе?

– Тогда будет слишком поздно, – спокойно сказала она.

И все-таки он продолжал осматривать горизонт в поисках Кассандры.

Было что-то гипнотизирующее в происходивших в море изменениях. Теперь течения окончательно повернули в обратную сторону, и прилив катил свои длинные валы – такие неумолимые, бесконечные и мощные, что даже трудно было себе представить. Потоки воды бурлили и кипели в узких проходах, мчались среди тростников, как орды всадников, и постепенно превращали всю сцену в кипящую, покрытую белой пеной пустыню.

Из туч, загромоздивших всю западную часть неба, неслись величественные раскаты грома. Ветер тоже крепчал. Холодный и пронизывающий, он словно хотел напомнить о своем зарождении на арктических дальних окраинах Северного моря.

В очередной раз взобрался наверх, Дарелл заметил, как изменился остров, большая часть которого скрылась под крупными приливными волнами. Лагуна сильно увеличилась и старый канал, отмеченный древесными пнями, уже скрывшимися под водой, невозможно было обнаружить. Он еще раз посмотрел на высокий гребень, шедший по западному берегу острова, и снова был поражен его неестественной точностью, выдававшей рукотворное происхождение. Видимо, там была длинная линия береговых укреплений, глубоко врытых в землю, – подумал он, – подземные артиллерийские позиции, склады боеприпасов, помещения для людей, охранявших этот район много лет назад...

Когда он вновь спустился вниз, то обнаружил, что Тринка курит. Сигарета была сухой, а рядом с нею на песке в непромокаемом пакете лежал коробок спичек.

– Не угостишь и меня сигаретой? – спросил он.

– Конечно. Но что ты собираешься делать?

– Думаю, нам стоит обследовать бункер "Кассандры". Другого случая не представится. А когда я вытаскивал тебя оттуда, у меня не было спичек.

– Я не хочу, чтобы ты туда шел. Слишком опасно. Вода уже поднялась на несколько футов.

– У нас еще больше часа времени, – мягко возразил он.

Она взглянула на небо.

– Стемнеет раньше обычного. Видимо, будет очень сильный шторм. Я ведь знаю эти места. Здесь регулярно бывают штормы с холодным ветром и необычайно высокими приливами. Посмотри, все море покрыто белыми барашками. Никто сюда не приплывет.

– Тогда мы должны сами как-то выкручиваться.

– Но как?

– Еще не знаю. Посмотрим.

– Нет, нам придется здесь умереть, – прошептала девушка. – А я этого не хочу. Я не хочу, чтобы темнело. Чтобы здесь тоже стало, как в бункере. Я постоянно думаю о могиле, о том, как там будет темно, сыро и тихо. Я знаю, что это безумие – ведь тот, кто лежит в могиле, ничего не чувствует, правда? И все-таки ненавижу саму мысль о тьме и сырости...

– Этого не должно случиться, – устало повторил он.

– Но шторм нас лишает последней надежды. Разве ты не видишь? – Голос ее зазвенел. Он попытался обнаружить признаки истерики в ее глазах, но те были на удивление спокойны. Холодный ветер заставил ее вздрогнуть, и она еще крепче прижалась к нему. – Я думала, что у меня впереди еще много времени, и была такой глупой. Я думала, что еще будет время для любви, семьи, детей, для того, чтобы заниматься всем, о чем обычно мечтают – путешествовать, встречаться с людьми, сделать карьеру...

– Вы с Яном любите друг друга? – спросил Дарелл.

– Нет... Да... Не знаю.

– А ты кого-нибудь любишь?

– Думаю нет. И вот сейчас, когда я здесь сижу, мне кажется, что все эти годы я жила лишь наполовину. Я по своей природе слишком старомодна.

Он улыбнулся.

– Я это заметил.

– Хоть это и неправильно, мне следовало быть смелее. Раскованнее в личных делах.

– Ты имеешь в виду – в любви.

– Да, и в любви. К мужчине.

– Тринка, ты не могла связать жизнь с первым попавшимся мужчиной, – мягко возразил он. – А подходящий вовремя не появился, вот и все.

– Может быть, он и появился, – задумчиво протянула она. – Но теперь уже слишком поздно, верно?

– Я не согласен.

– Сэм...

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – кивнул он.

– А ты любишь кого-нибудь у себя дома в Америке?

Перед мысленным взором Дарелла медленно проплыли лицо и фигура Дейрдры Педжет.

– Да.

– Думаю, она очень симпатичная.

– Да. Очень.

– Но ты не женат?

– Нет.

– Можно спросить, почему?

– Это длинная история. Все дело в моей работе. При такой службе лучше оставаться одному.

Он подумал о Джоне О'Кифи и Клер, и всех их рыжеголовых ребятах, которым никогда не доведется ощутить сильные руки Джона, который вернувшись домой обнимал их и подбрасывал высоко в воздух. Он подумал о Клер О'Кифи, которой уже никогда больше не ощутить любовь Джона. И еще – он ведь так и не знал, верно поступил Джон или нет. Для О'Кифи все было кончено, но в конечном итоге жизнь О'Кифи была богаче – ведь он любил, женился и растил детей. Да, О'Кифи жил лучше, – подумал Дарелл. – У него было то, чем наполнена жизнь большинства обычных людей, пусть даже сам О'Кифи жил в странном мире отдела "К". Но что сказать о Клер? Не пожалеет она теперь, что выбрала такую судьбу, выйдя замуж за Джона и избрав тем самым на долгие годы жизнь на лезвии ножа в постоянном ожидании опасности и несчастья? Теперь, когда с ударом ножа все было кончено, не станет она думать, что вряд ли стоило так устраивать свою жизнь, раз ее уделом стали печаль и одиночество, и дети, лишенные отца?

Он не знал. Он сам не мог ответить на свой вопрос.

Рука Тринки шевельнулась в его руке. Она негромко спросила:

– Значит, ты избрал для себя одиночество, верно?

– Думаю, да. Я считал, что так будет лучше, – кивнул он. – Не только для меня, ты же понимаешь.

– А теперь предположим, что для нас все кончено. Шторм, прилив – и через несколько часов для тебя и для меня все будет кончено.

– Да...

– Сэм?

Он взглянул на нее, встретив твердый взгляд широко раскрытых глаз.

– Сэм, могу я стать твоей девушкой? Хотя бы на время, – тихонько спросила она. – Только сейчас.

– А если для нас все это не кончится?

– Только сейчас, – снова повторила она. – Пожалуйста.

Он обнял ее, ощутил соленый вкус ее слез, и поцеловал. Губы, привыкшие за долгие годы умерщвления плоти отвергать всякие проявления страсти, сначала были неловкими и стыдливыми. Потом она слабо вскрикнула, он опять поцеловал ее, и она мгновенно растеклась огнем, запылавшим в его объятиях, одновременно и желая, и отдаваясь ему, и лишь ветер выл в приютивших их развалинах, да шум моря нарастал громогласной угрозой и оно беспощадно вздымалось, чтобы их поглотить...

Загрузка...