Задобрить грубияна [ЛП]

Глава 6

Бутч

Меня будит крик. Мне не чужды такие звуки в голове. Однако обычно они не исходят от женщины.

— Синди, — хрипло шепчу я, вскакивая с дивана.

Ее нет. Ее тепло все еще ощущается на моих руках и груди, но ее нет.

Где она, черт возьми?

— Синди! — Сон рассеивается немного быстрее, когда я снова слышу крик. И моя кровь стынет в жилах, когда я осознаю, что это ее крик. Холодный пот стекает по моей спине, когда я вскакиваю на ноги, стены офиса пульсируют вокруг меня, в такт сердцебиению. Что заставляет ее кричать? Я уже бегу в общий коридор, в голове миллион сценариев.

Зажала ли она конечность в оборудовании? Упала со ступенек? Есть ли на этой вышке кто-то, кроме нас? Последний вариант заставляет меня закричать так громко, что горло болит от протеста.

— Синди!

На этот раз звук, который она издает, больше напоминает крик тревоги, чем боли. И я не могу отрицать мысль, которая проникала в мое подсознание с самого первого звука.

Она наверху, на палубе.

Крики доносятся снаружи.

Место, где я не бывал пять лет.

Тем не менее, я не колеблюсь и бегу к лестнице.

Моя Синди где-то там, и что-то не так.

Я кинулся бы в огонь, если бы ей понадобилась помощь. Я бы вернулся и пережил войну, лишь бы почувствовать ее губы.

Может быть, у меня в животе образовалась ужасная яма, и в горле застыл ком, но эти ощущения ничто по сравнению с тем, что я почувствуют если ей будет больно. Да поможет мне Бог, я разрушу небо.

— Бутч.

Я преодолел половину лестницы, когда она позвала меня. Мое сердце сжалось от боли, но я не остановился. Я не остановился, даже когда пульс, казалось, подскочил до двухсот ударов в минуту. Я не остановился, когда по моему телу начала проходить дрожь. Когда я достиг верхнего этажа лестницы, открыл железную дверь — и меня встретил вой ветра. Лупит дождь.

Именно тогда я увидел ее.

Лежа на животе, она обхватывает металлический столб, чтобы ветер не унес ее в море.

— Синди! — Я кричу во все горло, бросаясь в хаос.

Ветер рвет меня, но я слишком большой, чтобы он меня сдвинул. Но моя девушка, такая малышка, в два раза меньше меня.

Вот-вот порыв могучего ветра унесет ее и выбросит за борт вышки. Нет, нет, нет. Я не позволю этому случиться.

Пожалуйста, Боже, дай мне двигаться быстрее. Намного быстрее.

Палуба скользкая от океанского брызг, и я использую это, набираю скорость и проскальзывая оставшееся расстояние до Синди, как игрок в бейсбол. Обвиваю одной рукой ее талию и хватаюсь за столб другой рукой.

Я поймал ее.

Я держу ее.

— Ты жива, — прохрипел я, достаточно громко, чтобы меня услышала сквозь шум дождя и порыва ветра. — Ты жива, детка. Ты не пострадала? Скажи мне!

— Нет. Всё в порядке — она начинает плакать, обхватывая руками мою шею и перекидывая ногу через бедро. — Просто испугана. Ветер… он подхватил меня и потом я была… я чуть… не упала…

— Шшш. — Я прижимаю её лицо к своей шее. — Теперь всё в порядке.

— Я поняла, что нужно, чтобы напугать человека из Нового Орлеана.

Вот тогда я безудержно влюбился в Синди. Тогда, когда она способна шутить в самом эпицентре страшной бури, после того как ее жизнь чуть не оборвалась. Моё сердце бешено колотится от адреналина, но теперь мне страшно, что, если оно забьется ещё сильнее, я упаду в обморок.

Нет.

Нет, я должен доставить её в безопасное место. Мысль о том, что она будет в тепле и безопасности, придаёт мне сил для подъема. Она крепко прижимается ко мне, её тело дрожит, и я шагаю вперёд, прорубая путь сквозь яростный ветер и бьющий дождь.

Но теперь, когда она в моих объятиях, когда я убедился, что она жива и невредима, осознание того, что мы на улице, находимся под открытым небом, бьёт меня будто мешок кирпичей.

Со всех сторон установки поднимаются белые волны. Как враги, несущиеся сквозь тьму. Приходят, чтобы захватить нас, но на этот раз будет гораздо хуже, потому что Синди придётся пережить страдания.

— НЕТ! — кричу, прижимая её плотнее, врезаясь в дверь лестницы, протискивая её тело между собой и укрытием, чтобы она не попала под огонь или обломки.

В небе мелькает луч света, оставляя за собой шипение. Господи, это ракета? Беспилотник? Где он упадет? Он повсюду. Враги повсюду, в этой тьме, и я не вижу их.

Мои колени подкашиваются, и я падаю, всё ещё прижимая Синди, к двери.

Повернись и открой её.

Почему я не могу повернуться и открыть её?

Это может быть ловушкой.

Так меня поймали в первый раз. Меня ранили в спину, и я очнулся через несколько недель в лагере врага, слабым и брошенным своим отрядом.

Если что-то подобное случится с Синди… Синди.

Что она делает здесь посреди перестрелки? Я не понимаю.

Она слишком нежна и добра для этого места…

— Бутч! — Она держит моё лицо, заставляя посмотреть на неё. Но я не могу.

Я смотрю на её спину. Защищаю её. Разве она не понимает, что грозит неминуемая опасность?

— Бутч, посмотри на меня. Мы на нефтяной вышке. У нас страшный шторм, но мы в порядке. В порядке. Просто нужно попасть внутрь.

— Нет. Они наступают. Они вычислили наше местоположение.

— Нет, не вычислили. Всё, что там, это Мексиканский залив. Вот что. — Она сильнее обвивает ногами мою талию и приподнимается, чтобы нежно и долго поцеловать меня.

— Обещаю, всё будет хорошо. Ты на побережье Луизианы. Со мной. Здесь нет врагов и войны. Только гроза и молния.

Как по сигналу, вспышка молнии освещает нас, и я вижу… я вижу, что она права. Мы здесь одни. Мы на нефтяной вышке, и те движения в темноте — это волны, а не люди.

Она в безопасности. Моя Синди в безопасности.

Облегчение растекается из кончиков моих пальцев, устремляясь внутрь и освобождает страх и отрицание, скопившееся в груди. Холод исчезает настолько, чтобы я мог двигаться. Я так и делаю. Рывком открываю дверь и врываюсь внутрь, захлопывая за собой металлическую дверь. Адреналин продолжает бурлить во мне, пристегиваемый диким защитным инстинктом по отношению к Синди. Моя. Моя, чтобы заботиться. Моя, чтобы охранять. И самое безопасное место, куда я могу ее привести, это мое машинное отделение. Потому что оно было моим убежищем в течение пяти лет. Это самое далекое место от шторма, который бушует наверху. Там с ней ничего не случится — я позабочусь об этом. Там вообще ничего плохого не происходит. Вот почему я остаюсь.

Мы начинаем спускаться по лестнице.

— Бутч…

— Я сделаю всё, чтобы ты была в безопасности, — обещаю я.

Она медленно кивает в мою шею. — Нам не обязательно спускаться обратно, чтобы быть в безопасности — шепчет она. — Нам просто нужно внутрь.

— Машинное отделение — говорю я, сфокусированный. Неподвижный.

Возможно, какая-то часть меня уловила разочарование в ее тоне, но я все равно продолжаю, не позволяя себе признать это. Там, куда мы направляемся, ей будет безопаснее всего. Она увидит.

Нам потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться до моей маленькой комнаты за двигателями. И я выдыхаю, как только мы оказываемся там, в знакомых стенах, устойчивый гул убеждает меня, что ничто не может добраться до нас. Мы изолированы. Вдали от лагеря, опасности и боли. Тут безопасно.

— В безопасности, — бормочу я в волосы Синди. — Я сейчас тебя согрею, детка. Теперь все в порядке.

Я чувствую, как она сглатывает у меня на плече, а затем откидывается назад, осматривая мою комнату, мой дом, и… это слезы на ее глазах?

Боль пронзает мою грудь, сердце болезненно бунтует.

— Нет, Синди. — сталкиваю наши лбы. — Не плачь. Теперь ты в безопасности.

— Я знаю, — шепчет она, быстро вытирая влажные щеки. — Я знаю, что в безопасности. Просто, хм… мы добились такого большого прогресса, а я все испортила. Мне не следовало выходить на улицу. Это моя ошибка. Я не понимала…

Я ищу ее лицо.

— Не понимала, чего?

— Насколько серьезен твой страх, — шепчет она, поглаживая пальцами мое лицо. — С моей стороны было эгоистично ожидать, что ты так легко уйдешь. Мне жаль.

Все, что я могу сделать, это смотреть в ее зеленые глаза, впитывая ее красоту, свет и заботу. Она ангел, о котором я столько раз молил во тьме вражеского лагеря.

Вот она, прибывшая спустя много лет. Я защищу ее ценой своей жизни. Всегда.

— В тебе нет ничего эгоистичного, Синди, — мрачно говорю я, прикасаясь к ее губам, пока они не открываются в нежном вдохе.

Затем я пробираюсь внутрь, поглаживая ее язык своим.

— Моя идеальная, идеальная девочка.

— Я далека от этого, — тихо говорит она, глядя из-под тяжелых век. — Но я могу компенсировать то, что была эгоистичной и недальновидной идиоткой. Я могу дать то, что нам обоим нужно.

Она проводит кончиками пальцев вниз по моим волосам, по моим плечам, царапая ногтями мои соски, вынуждая потрясенно застонать.

— Ты ляжешь со мной, Бутч?

Моя кровь устремляется вниз, поднимая член к молнии джинсов.

Я мгновенно твердею, у меня кружится голова и во рту пересыхает.

— Не думаю, что это хорошая идея, Синди, — задыхаюсь я, но мои руки уже скользят по ее заднице. Играя с ее упругими половинками. Сжимая их между легкими шлепками.

— Ты была в опасности. Ты не знаешь, что это со мной сделало. Я не мог думать рационально.

— Хорошо, — шепчет она мне на ухо, ее язык касается моей мочки. — Будь со мной, пожалуйста.

— Нет, — задыхаюсь я.

Надувшись, она опускает ноги с моей талии. Мне физически больно, когда она отходит и ее тепло покидает меня.

Но потом я загипнотизировано наблюдаю, как она снимает мокрую майку, обнажая свои сиськи и мокрые соски. Затем юбка падает на пол около ее лодыжек.

Я смутно осознаю, как она выходит из кучки ткани, потому что не могу отвести взгляд от мокрых белых трусиков, прилипших к ее киске.

Сочность плоти под ними заставляет меня согнуться пополам и положить руки на колени, борясь с желанием свалить ее вниз и вогнать свой член в нее, прямо через барьер ее девственности.

Она просит об этом — рычит животное внутри меня.

Но нет.

Нет. Она не понимает, о чем просит.

Я монстр. Я не создан для такого рода удовольствий. Я могу только причинить боль этой длинной пульсирующей штукой между ног.

Медленно пятясь к моей койке, Синди манит меня пальцем.

И я иду. У меня нет сил сказать ей «нет».

— Я просто обниму тебя, — хриплю я. — Я тебя согрею.

Она кивает, и я подхожу ближе, позволяя ей притянуть себя ближе на койку, потому что что еще я могу поделать, когда ее руки на мне?

Я в ловушке возбуждения и удивляюсь, что эта девушка решила прикоснуться ко мне. Что она вообще здесь. Удивляясь этому факту, я неосмотрительно позволил опрокинуть себя на спину.

А потом она забирается на меня сверху.

Голая.

Ее теплая маленькая киска расположилась на моем члене.

— Синди, — говорю я отрывисто, начиная потеть.

И снова давно забытый жар, когда ее бедра обхватывают меня.

— Я чуть не потерял тебя там. Пожалуйста. Я очень голоден. Я отчаянно пытаюсь не прикоснуться к тебе и убедить себя, что с тобой все в порядке. Не дразни меня своей киской, детка. Не будь жестокой.

Глядя мне прямо в глаза, она начинает покачивать бедрами.

Мой гортанный стон эхом разносится по маленькой комнате, руки взлетают, чтобы ухватиться за ее бедра в попытке удержать их неподвижно, но в конечном итоге я тру ее киску вверх-вниз-вверх-вниз-вверх-вниз по своей эрекции, наблюдая, как приоткрывается ее рот.

Слышать ее сексуальный стон, чувствую вокруг себя горячий изгиб ее бедер. О Господи. Боже. Помоги мне.

Синди падает вперед, трется своей красивой грудью о мою грудь, ее губы целуют мою челюсть и подбородок, покусывая зубами.

И все это время мы потираем ее девственную киску по моему члену, ее сок пропитывает ширинку моих джинсов.

— Когда я сосала его, он был таким вкусным, — шепчет она мне в губы. — Я была не против немного подавиться, чтобы тебе было хорошо.

— Хорошо? — Слово вырывается из меня, грудь вздымается — Детка, прикосновение к твоему горлу — это самое близкое ощущение, к тому, что я испытаю, когда попаду на небеса.

— Не может быть, — бормочет она, скользя рукой по моим джинсам, обхватывая мой член и грубо поглаживая меня, сохраняя плавные движения своих бедер — и Господи, кажется, что мы трахаемся. Она сжимает меня в руке, поглаживая каждый раз, когда ее нижняя часть тела колеблется, и создается впечатление, будто она меня трахает.

— Ты спас мне жизнь, Бутч — шепчет она мне на ухо. — Для меня было бы такой честью… — Ее тело содрогается от удушающей дрожи. — Чтобы ты вошел в меня.

— Синди — Я шиплю сквозь зубы. — Нет.

Она моргает, глядя на меня, медленно прикрыв веки.

— Ты боишься, что я забеременею?

— Я бы убил, чтобы ты забеременела — Я поднимаюсь, рыча в ее чертов рот. — Я также могу убить тебя в процессе. Не смей.

Ее быстрое дыхание касается моих губ.

— Чего не сметь?

— Ты можешь поработать руками, если хочешь. Я приму это и буду чертовски благодарен. Но если ты расстегнешь мои джинсы, у тебя будут большие проблемы, маленькая девочка.

— Большая проблема. — Она сильно бьет меня. — Это более подходящее название.

— Синди. Синди.

— У меня большие проблемы, папочка? — напевает она тоненьким голосом, от которого у меня подскакивает пульс. А густой жар обволакивает со всех сторон. Я слышу, как расстегивается молния, и стискиваю зубы.

Останови ее.

Почему я не могу двигаться? Мои руки сжаты в кулаки и прижаты к бокам какой-то невидимой силой.

Что она собирается делать дальше?

Что, если она сможет его принять?

Она держит меня в своем кулаке, и теперь… ох, теперь головка моего члена упирается в истекающую дырочку между ее бедрами. Она такая маленькая и тесная.

Это не сработает, и потом она возненавидит меня за боль. Дискомфорт.

Потому что я, несомненно, потеряю контроль.

— Нет, — стону я, мои яйца сжимаются. — Нет, Синди.

— Шшш, — говорит она, целуя меня. — Ты хочешь этого.

Она засовывает кончик моего члена в чрезвычайно узкий канал, ее крошечные мышцы сгибаются и растягиваются вокруг меня. Пульсируют.

Она двигает бедрами и тихо стонет.

— Ох, блядь. — Я трясусь. Пот стекает по груди. Мои инстинкты кричат, чтобы я усадил ее одним сильным толчком, но вместо этого я вонзаю кончики пальцев в ее бедра и тяжело дышу-дышу-дышу, преодолевая мучительное удовольствие и боль от ощущения одного великолепного дюйма внутри горячей маленькой киски Синди.

— Глубже не надо. Больше не надо.

Я открываю глаза и вижу, что она озорно кусает губу, а затем шевелит бедрами, скользя все ниже и ниже по моему члену. Я выкрикиваю ее имя, рефлекторно шлепая ее по заднице, мои легкие с трудом разжимаются.

— Господи, — бормочу я, и у меня двоится в глазах.

— Слишком тесно. Слишком туго, детка. Остановись.

Я смотрю вниз между нашими телами и обнаруживаю стенки ее влагалища, охватывающие огромный ствол.

С таким же успехом она могла бы трахать монстра.

И в моих яйцах, в моем животе появляется нарастающая пульсация, говорящая мне о приближении к концу.

Грань, через которую я никогда раньше не перепрыгивал. Я понятия не имею, какого это, знаю только, что это закончится ее болью.

— Оооо, — стонет она, выгибая спину и кладя ладони мне на грудь. — Мне нравится то, как это ощущается. Он пульсирует, как сердце. Заполняет меня везде.

Это самое большое удовольствие, которое я когда-либо испытывал.

Я мог бы умереть сейчас и быть счастливым, зная, что моя жизнь закончилась на нескольких дюймах, погруженных Синди. Я делаю все, что могу, чтобы подавить внутренний инстинкт.

Он умоляет погрузиться в нее полностью, до самых яиц, и так глубоко, что у ее тела не останется выбора, кроме как забеременеть.

Я сдерживаю это желание всеми силами внутри себя, потому что мысль о том, что ей больно, приводит меня в ярость.

— Ты идеально ощущаешься тут, — хрюкаю я, наклоняясь, чтобы лизнуть ее заостренные соски, проводя по ним языком. — Ни дюйма, Синди.

Но затем я осторожно сжимаю зубы вокруг одного из ее сосков, и она стонет, непроизвольно соскальзывая вниз.

Барьер поддается, заставляя ее прерывисто дышать. И наши глаза встречаются.

Ее ошеломленные, а мои, должно быть, хищные, потому что я так себя чувствую. Вот кто я сейчас. Я только что официально заявил на нее права. Я больше не могу это останавливать. Нет, это слишком тесно. Слишком хорошо.

ОНА ВСЯ МОЯ.

— Тебе больно? — рычу сквозь стиснутые зубы.

— Нет. — Она качает головой, передвигаясь на мне сверху.

Соблазняя меня.

— Может быть, немного, но мне нравится д-давление. И есть место, к которому ты прикасаешься… одна из твоих вен ударяется об него и… пожалуйста, Бутч. Я хочу больше. Я хочу все это. — У меня кружится голова.

Я бы подумал, что сплю, если бы не чувствовал, как она сжимает и пульсирует на мне, пронзенная, великолепная и горячая. Так чертовски жарко.

Она просит об этом.

— Хорошо, малышка, тебе нужен этот гигантский член? — Одним быстрым движением я переворачиваю ее, возвышаясь над ее покрасневшим лицом и подпрыгивающими сиськами. Полнейшее совершенство.

Моя. Моя. Моя.

— Тебе лучше раздвинуть свои хорошенькие ножки как можно шире. Я буду глубоко трахать тебя, пока ты не закричишь.

— Да!

Я правильно ее слышу? Она хочет этого?

Я уже на полпути, а она не плачет и не пытается меня оттолкнуть? Я экспериментирую и проталкиваюсь еще на дюйм глубже. И второй.

Ее спина поднимается с кровати, ногти впиваются в мои плечи, оставляя на мне следы крови. Признаки боли… верно? Но ее киска влажнее чем когда-либо.

— Нравится? — просовываю руку под нее, чтобы схватить за ягодицу, удерживая ее неподвижно для еще одного медленного проникновения. Еще один невероятный дюйм.

Боже мой, неужели это действительно происходит?

— Я люблю это. Мне так хорошо. — повторяет она, ее голова метается по койке.

— Больше. — Внутри меня словно щелкнул переключатель.

Теперь, если я не войду в нее полностью, умру.

Смерть. Я прошёл точку невозврата.

— Поласкай свой клитор — приказываю я сквозь зубы.

— Помоги папочке войти по самые яйца.

Она послушно кивает.

Если бы я не знал ее лучше, я бы сказал, что она немного промокает, услышав, как я произношу слово «папочка». О Боже.

Я мог бы все это время находиться на суше в поисках ее. Я мог бы найти ее раньше. Я никогда не прощу себя за то, что так долго ждал. Моя Синди. Моя.

— Ты мое чудо. Мой ангел. Моя игрушка для траха, детка. Я утыкаюсь лицом в изгиб ее сладко пахнущей шеи, целуя и облизывая ее, пока она играет с маленькой пуговкой между ног.

Она становится еще влажнее, ее тугая пизденка сжимается и расслабляется вокруг меня, ее пятки впиваются в мою задницу, побуждая меня двигаться.

И я не могу больше сдерживаться.

Не могу.

Глядя ей в глаза, я сгибаю бедра и даю ей оставшиеся дюймы, глотая ртом ее дрожащее хныканье, удерживая ее, когда она дергается и дергается, шепча слова утешения ей в висок, пока она не успокоится.

Пока напряжение не оставит ее, и она снова не станет податливой подо мной.

— Прости, детка, прости, я не хочу, чтобы тебе было больно, — хрипло говорю я между поцелуями в ее задыхающийся рот. Или, может быть, это я задыхаюсь.

Как я могу не задыхаться?

Она сжимает меня так сильно, что у меня наворачиваются слезы, а позвоночника напрягается у основания.

Мягкая. Такая мягкая, теплая и совершенная. Она уже заставила меня дрожать от необходимости кончить, мои яйца сжались и пульсируют.

— Но теперь я не смогу остановиться.

Мои толчки усиливаются.

А она запрокидывает голову и стонет.

Я реву в знак отрицания. Я причиняю боль этому ангелу. Но я не могу перестать трахаться.

Я яростно впиваюсь в ее сладкое тело, обильно потея, мои громоздкие руки, вероятно, оставляют синяки на ее коже.

— Черт, черт. — Хрюкаю я, раскачиваясь все сильнее. Быстрее.

— Еще — всхлипывает она, царапая ногтями по моей спине и вонзая их в мою задницу. — Сильнее, сильнее, сильнее.

Внутри меня взорвалось облегчение, удивление и страсть. Она… наслаждается этим.

Я правильно ее слышу? Неужели я выдумываю эту реакцию в своем уме, потому что так сильно хочу ее удовольствия? Нет. Нет, я думаю, что это правда.

Ее бедра нетерпеливо поднимаются к моим, ее руки притягивают меня ближе, подгоняя, вместо того, чтобы пытаться сместить меня.

— Пожалуйста, — кричу я. — Я бы умер, чтобы заставить тебя кончить вот так. Я бы умер, чтобы почувствовать, как твой оргазм вспыхивает вокруг моего члена. Скажи мне, что тебя возбуждает, малышка, и я сделаю это еще раз.

Собираюсь удовлетворить эту киску. Собираюсь её порадовать.

Ошеломленные глаза скользят по моим, ее бедра все еще соблазнительно покачиваются, ее гладкое, гладкое тело извивается под моим огромным, грубым и волосатым. — Я не знаю… Я…

Почему она не решается сказать мне, что ей нравится?

Это румянец растекается по ее щекам?

— Скажи мне немедленно, — рычу я, вхожу в нее, чтобы подчеркнуть свои слова.

Ее стон лучше хора ангелов.

— Я не знаю. Мне понравилось, когда ты сказал, что не можешь остановиться. Как будто ты не мог контролировать себя, и я ничего не могла с этим поделать. — Ее голос падает до шепота. — Мне понравилось быть беспомощным.

Иисус.

Горячая дрожь проходит по моему члену, почти заставляя меня взорваться.

Нет.

Сдерживайся.

Это важно, это… понять мою девушку. Ей нравится, когда я уступаю требованиям своего тела и все время пытаюсь предотвратить подобное.

Больше никогда.

Я дам ей то, что нужно. Всегда. Мое тело обеспечит ее.

Я сжимаю руку вокруг ее горла и наблюдаю, как ее глаза становятся расфокусированными, ее стенки сжимаются и пульсируют вокруг меня.

— Папочка возьмет то, что ему сейчас нужно. И ты раздвинешь ноги, тебе понравится. — Я крепче сжимаю хватку и слушаю ее взволнованное хныканье. Ее бедра дрожат, а влажность облегчает скольжение. Не сдерживаясь.

Теперь я зверь, выходящий и врезающейся глубоко в киску Синди, в место, созданное исключительно для меня.

— Если кто-нибудь приблизится к этой дырочке между твоими ногами, малышка, я убью их голыми руками, понимаешь меня?

— Да, — вопит она, кивая. — Не приблизится. Мне не нужен никто, кроме моего…

— Скажи это, — требую я, слегка касаясь большим пальцем учащенного пульса на ее шее. — Никто, кроме…

— Моего Папочки.

Меня охватывает удовлетворение, и я отпускаю ее горло, вознаграждаю большим пальцем во рту. Она жадно сосет его, наши тела издает хлюпающие звуки.

Влажные движения, когда я трахаю ее, поднимая ее ноги вокруг себя.

Кровать скрипит под нами, металлические ножки подпрыгивают на полу, когда я сильно толкаюсь — как ей это нравится.

Да, теперь я это вижу. Как затуманиваются ее глаза, дрожат бедра в этих очень грубых ботинках.

Я разрываюсь между оргазмом Синди и желанию похоти разорвать меня на части.

И скоро у меня не останется выбора.

Напряжение в моих яйцах должно выйти наружу. Мне нужно наполнить ее. Сейчас.

— Бутч, — стонет она вокруг моего большого пальца, посасывая его несколько раз и внезапно выглядят обеспокоенной. Покрасневшей.

— Я с-собираюсь…

— Да, — говорю я сквозь липкие губы.

Я близко. Боже, о Боже.

Это больно. Нужно высвободиться. Но не раньше, чем она достигнет своего пика. Не раньше.

Я вытаскиваю большой палец изо рта, помещая между нашими телами, и щекочу ее клитор средним пальцем, стону, когда она стонет, ощущая это нежное подрагивание кончиками пальцев.

— Отдай мне себя, маленькая Синди. — Вспоминая то, в чем она призналась ранее, я проникся целеустремленностью. — Кончи или я поставлю тебя на колени и заставлю тебя.

Она извивается подо мной, задыхаясь, соки текут по стволу члена. Ее удовольствие пульсирует вокруг меня, и я не могу ничего сделать, кроме как сильно вбиваться в глубину ее киски, разливая влагу повсюду, в нескольких направлениях. В то время, как она стонет и изо всех сил пытается дышать.

— Пришло время размножаться, — задыхаюсь возле ее уха, инстинкт берет под контроль мое тело, мои действия и слова.

Я животное, работающее на чистом адреналине, и оно хочет завладеть мной. Хочет завладеть ею, претендовать на нее. Навсегда.

— У тебя будет большой круглый живот, и я буду ему поклоняться. Поклоняться тебе, моя идеальная девочка. Моя чертова королева. Откройся и позволь мне проникнуть так глубоко, как я только могу. Ну давай же. Ты хочешь этого. Хочешь моего ребенка. Позволь Папочке оплодотворить тебя, Синди. Это сейчас наступит. Не двигайся, балдей. Вот мое семя.

Последняя часть заканчивается ревом.

Обжигающая струя спермы выстреливает из моего члена и проникает в нее чудовищным потоком, прежде чем остальная часть вырвется наружу яростными потоками. Я извиваюсь и дергаюсь на ней, покачивая бедрами и достигаю невероятного удовольствие с каждой секундой. С каждой секундой с ней.

Она держит меня, пока я переживаю невообразимое освобождение и приступы блаженства, мои яйца сжимаются в спазме, а член дергается внутри ее теплых стеночек.

К тому времени, как я спустился из рая, моя бедная девочка прижата между мной и койкой, а ее тело покрыто следами от трения и моим потом.

— Синди. — это все, что я могу выговорить, так как я без сил.

От беспокойства, напряжения или страха, с которым я так долго живу.

Есть только она. Я могу сделать что угодно, пойти с ней куда угодно.

Это факт. Я больше не собираюсь жить прошлым. Мое будущее прямо здесь, подо мной, и я оставлю позади ужасов войны, чтобы заявить о себе.

Заявить права на нее.

Перевернув нас на бок, я удовлетворенно вздыхаю, когда она сворачивается калачиком рядом со мной, ее ступни между моими ногами, лицо уткнулось в мою волосатую грудь. Сон подкрадывается и утягивает меня. Я понимаю, что устал не только от секса. Я устал после пяти лет повторного переживания кошмара. Больше этого не будет. Никогда. Я собираюсь покинуть тьму и прожить остаток своей жизни в ее свете.

В свете Синди.

Как только мы проснемся, и я смогу произносить слова, я скажу ей, что люблю ее. Что я хочу покинуть вышку и поехать с ней в Новый Орлеан.

Я найду работу. Мы будем жить вместе, и у нее будут инструменты для ландшафтного дизайна и цветы.

Она снова будет довольна и не будет ни в чем нуждаться, Бог судья.

Но когда я просыпаюсь, ее здесь нет.

Она покинула мою постель.

В этот момент я слышу шум вертолета над головой — и я знаю.

Каким-то образом я понимаю, что она меня бросает. И я впадаю в полное безумие.