Задобрить грубияна [ЛП]

Глава 7

Синди

Двумя часами ранее

Из маленькой комнатки за двигателями я наблюдаю, как спит Бутч.

Я обхватываю себя за талию и крепко держу, опасаясь, что разлечусь на сотни маленьких кусочков. Внутри меня кипит столько эмоций: любовь, отрицание, печаль.

Когда я проснулась в самом теплом и безопасном месте на планете, я была в этом уверена.

Я не могу просить Бутча покинуть вышку.

Ни за что. Как?

Мои мысли постоянно возвращались к тому моменту, когда он думал, что враги придут, чтобы убить нас. Он принял гром и молнию за стрельбу. А то, как он меня прикрывал… Не могу выкинуть это из головы.

И теперь пришло время мне защитить его.

Я остаюсь владелицей установки.

Если я никогда не продам ее, Бутчу никогда не придется уходить, не так ли?

Или, по крайней мере, он сможет остаться здесь, в единственном месте, где он долгое время чувствовал себя в безопасности.

Кроме нефтяной вышки, есть наследство моего отца — хоть и небольшая сумма, накопившаяся благодаря засушливым сезонам — теперь принадлежат мне.

Я могу использовать ее, чтобы запастись едой для Бутча, который будет внизу.

Как американский гражданин, разве я не обязана проявлять такое уважение к солдату? К этому герою? Насколько невероятной эгоисткой я была бы, если выгнала его из безопасного места, ради кучи денег? Нет, я не сделаю этого. Не могу.

Я люблю его.

Я влюбилась в этого человека со шрамами. Человека, который сдерживает своих демонов в темноте машинного отделения. И я отказываюсь причинять ему боль ради собственной выгоды.

Но я тоже не могу оставаться на вышке.

Я не могу жить тремя этажами ниже уровня моря и бояться выходить на солнечный свет, опасаясь, что ПТСР Бутча вызовет еще один приступ паники или боли.

Я не могу оставить свою жизнь позади и никогда больше не заниматься ландшафтом. Здесь отсутствуют хоть какие-то цвета, кроме синего и черного.

Моя душа была бы не на месте, даже если Бутч наполнил мое сердце.

Со слезами на глазах я одеваюсь и поднимаюсь по лестнице вверх. Захожу в кабинет отца с видом на палубу. Я стою на том же месте, где вчера разговаривала с адвокатом, но я уже не та девушка. Даже не близко.

Мое сердце разбивается. И я не принимаю решения, основываясь исключительно на том, как они повлияют на меня.

Я сделала выбор, на который повлияла любовь, и я не могу поступить по-другому.

Моя рука весит тысячу фунтов, но я беру телефон со старого стола отца и набираю номер, указанный на визитной карточке адвоката.

Он отвечает на третий звонок, его голос звучит устало. Ожидаемо.

Солнце едва взошло. Я даже не знаю, который час. Знаю только то, что мне нужно вернуться в Новый Орлеан прямо сейчас, прежде чем Бутч проснется и убедит меня остаться.

Он легко мог бы убедить меня. Он мог уговорить меня вернуться в постель, пообещав удовольствие — такое, о существовании которого я даже не подозревала, — и я с радостью вернулась бы.

Я могу потерять себя здесь.

Я могу потеряться в одержимости и похоти, и проснуться через несколько лет с осознанием, что время идет без меня.

Как человек, который ценит жизнь во всех ее моментах, я не могу это сделать. Не могу предать себя.

И не могу попросить Бутча пойти со мной. Не могу видеть его боль и панику, которую увидела вчера вечером. Воспоминание об этом — словно нож между ребер.

— Привет? — повторяет более нетерпеливо адвокат

— Даа, здравствуйте. Это Синди Картер, — сглатываю ком в горле — Не могли бы вы организовать для меня вертолет сейчас?

Всего через несколько мгновений, как я повесила трубку, я начинаю трястись.

Это еще больше доказывает, что мне пора уходить. Одна ночь с Бутчем, и я никогда не смогу вернутся назад. Он уже овладел моими костями, моим сердцем и желанием. Он оставил свой след всюду. Дрожащей рукой я пишу записку и оставлю ее на столе рядом с визитной карточкой юриста. Возможно, он никогда ее не увидит. Возможно, после паники, которую он испытал из-за меня прошлой ночью, он больше никогда не захочет подниматься так высоко.

Но, кажется, я не могу просто уйти, не оставив часть своего сердца.

Я выхожу на палубу со слезами, сажусь, скрестив ноги, и смотрю на океан. Вчерашний шторм давно утих, но вода все ещё неспокойная. Соленый ветер развивает мои волосы, хотя это не имеет большого значения. Он был в смятении из-за того, что прошлой ночью я была под Бутчем. В его власти.

У меня перехватывает дыхание, и плоть между ног сжимается.

Больше.

Я хочу большего. Хочу вернуться в его постель.

Пульс быстро бьется в моем теле, а мышцы живота дрожат.

Я больше никогда не найду такого, как он, и я не хочу уходить.

Я буду остаток жизни наслаждаться воспоминаниями о нашей единственной близости. Для меня не будет других мужчин. Никогда.

Когда я вижу вдалеке приближающийся вертолет, я смотрю на стальную дверь, ведущую под лестницу, и шепчу:

— Я люблю тебя.

Я прижимаю юбку, чтобы она не взлетела от вихря, создаваемого винтами вертолета. И когда он, наконец, приземляется в назначенном месте, я бегу и забираюсь на борт, а мое сердце бешено колотится в горле.

Я поступаю правильно. Мне нужно уйти сейчас же, иначе я никогда не уйду.

Хуже того, я заставлю Бутча сделать что-нибудь, что усугубит его травму. Я не буду этого делать. Не могу.

Это единственный выход.

Пилот искоса смотрит на меня, и я показываю большой палец вверх. Во время взлета, установка становится меньше и меньше. Но не настолько, чтобы я не увидела, как Бутч выбегает на палубу без рубашки. На его лице читается отрицание. Агония. Безумие.

Все, что я могу сделать, это согнуться пополам и спрятать голову между коленей и плакать.

Пожалуйста, пойми, Бутч.

Я не могу остаться и люблю тебя слишком сильно, чтобы заставить тебя уйти.

Я долго не могу перестать плакать. Не тогда, когда буровая установка становится крошечной точкой позади меня. Не тогда, когда я вернусь в Новый Орлеан. И не тогда, когда я забираюсь в кровать, рыдая его имя, а мое тело горит и жаждет того, что больше никогда не сможет получить.

Жизнь кажется сном.

Вчера я вернулась с буровой установки. В моей почте были запросы на работу, и я приняла первый попавшийся. Решила заняться физической работой под солнцем, чтобы отвлечься. Может быть, если я вымотаю свое тело достаточно, то пульсирующая боль между ног утихнет. Я не могу нормально дышать.

Моя кожа настолько чувствительна, что утром после того, как я случайно задела дверной косяк, пришлось скрестить ноги и потереть киску.

Но я не смогла довести себя до оргазма.

В душе я представляла, как Бутч сидит на мне сверху, я пыталась представить, как его вес прижимает меня, как этот огромный член входит и выходит, пока он рычит и хрюкает. Без возможности двигаться. Без возможности убежать. Его рука на моем горле. Я дошла до того, что задыхалась и сжималась, но облегчения не наступало. Без него я не смогу избавиться от этой боли.

Пульс громко стучит в ушах, а грудь болит.

Солнце с таким же успехом могло быть в двух футах от меня, учитывая пот, который оно оставляет на моей коже.

Я стою на четвереньках возле таунхауса с небольшим участком сада. Здесь нужны гладиолусы. Или лилии? Я не знаю.

Я даже не могу вспомнить, что купила сегодня утром в детскую. Вся поездка как в тумане. Когда мои пальцы погружаются в грязь, это похоже на чувственный акт, и я останавливаю стон, желая, чтобы пальцы Бутча зарылись в мои волосы и потянули их.

Дергали.

Нет возможности избежать этого. Мне нужно достичь оргазма. Сейчас же.

От моего грубияна.

И я не знаю, как проживу один день, не говоря уже обо всей жизни. У меня на глазах наворачиваются слезы из-за того, что я скучаю по его рукам, мои соски торчат и пульсируют, умоляя о посасываниях его рта. Я в агонии.

Как я пристрастилась к нему так быстро? Что происходит со мной?

Шов моих джинсовых шорт промок, и он трется об меня, как будто я на большой скорости наехала на кочку, но не съезжаю с нее, а просто вишу там. Мои половые органы опухли и горят желанием. Остановись. Пожалуйста, остановись.

Но страсть не угаснет.

Я оглядываюсь на тихую улицу перед домом, затем беру лопату, прижимаю ее длинный конец к расщелине и тру киску через джинсовую ткань.

Я издаю стон и падаю вперед на локоть в грязь, работая ручкой лопаты у клитора, представляя, что это член Бутча.

Я не должна делать этого с собой.

Я только усугублю страдания, доведу себя до края и не смогу переступить и достичь оргазма.

Боже. О Боже.

Я рыдаю от разочарования, роняю лопату, зарываюсь пальцами в грязь и набираю пригоршни. Земля просачивается сквозь мои пальцы, когда я слышу знакомый рев. Мои легкие сжимаются, все тело замирает. Это мое воображение играет со мной злую шутку? Или это Бутч зовет меня по имени? Здесь, в Новом Орлеане?

Я все еще стою на коленях в грязи, когда он появляется в поле зрения. В конце улицы.

На улице тихо, но люди на тротуарах отходят, уступая ему дорогу. И это неудивительно.

Он пойдет на все. Весь в поту, без рубашки и обуви, с оскаленными зубами, как у дикого зверя.

Он идет перед машиной, не глядя, и крик застревает у меня в горле, но в последнюю секунду машина останавливается, и я падаю набок, замирая. Не могу поверить в то, что вижу.

Он на буровой установке?

Он покинул установку?

Ради меня?

Бутч дошел до тротуара и остановился перед домом, где я работаю. Он видит меня и бьет себя в грудь несколько раз, дикий блеск в его глазах становится еще ярче.

С каждым шагом, который он делает в моем направлении, моя плоть пульсирует все сильнее. Пока я не ползу к нему на четвереньках по грязи, моя грудь вздымаются, испарина покрывает мои щеки.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — хнычу я, умоляя его понять, о чем я прошу, хотя не могу сформулировать мысль полностью. Или как-то.

Мне просто нужно почувствовать его кожу на своей, почувствовать биение его сердца. Почувствовать его дыхание на шее, лице.

Нужно, чтобы он доминировал, подчинил, прижал и взял.

Мне нужно быть с ним любыми возможными способами.

— Я скучала по тебе — кричу я. — Скучала по тебе. Пожалуйста.

Намек на безумие исчезает в его глазах, его шаги замедляются, грудь вздымается.

— Ты оставила меня.

Бросаюсь к Бутчу в ноги, обхватывая руками его лодыжки. Придвигаю свое тело как можно ближе.

— Я старалась поступать правильно.

— Находиться вдали друг от друга — неправильно, Синди, — надломлено хрипит Бутч. — Это так чертовски неправильно. Я думал, что умер, когда был в плену. Но я был неправ. Я умер, когда ты улетела. Я сейчас мертв.

— Нет, нет, ты не мертв. Не говори так. — Шепчу я. — Как ты нашел меня?

— Я нашел визитку адвоката в офисе наверху. Несколько угроз, и он пошел встречу. Он дал твой адрес, и я пошел туда и нашел твою записную книжку. Знал, что найду тебя здесь. Но, Синди, мне нечего было делать, и я бы тебя выследил. Я бы нашел тебя, несмотря ни на что, и всегда и везде найду тебя. Пойми это.

Когда я скольжу взглядом по его телу, его зубы снова сжимаются, а он подхватывает меня подмышки и перебрасывает через широкое плечо.

— Боже. Ты сошла с ума, — рычит он. — Где мы можем трахнуться?

Слава Богу. Мои нервные окончания обостряются, тело чувствует, что вот-вот достигнет освобождения.

— Я не знаю. Я даже не знаю, где я — трусь ртом о его обнаженную спину, мои руки скользят по его мышцам, отчаянно пытаясь почувствовать грубую текстуру.

— Я не могу думать ни о чем, кроме тебя. Не могу. Не могу.

Он перемещает нас в глубокий дверной проем, благодаря которому мы частично скрываемся из виду.

Затем стаскивает меня с плеча и сразу прижимает меня к стене, обхватывает ноги вокруг своих бедер и с ревом врезается мне в шею.

— Ты не можешь думать ни о чем кроме меня, малышка? Хорошо. Это хорошо.

Он берет джинсовые шорты и срывает их с моего тела. Следующими слетают мои трусики и падают на землю, разорванными в клочьях.

— На этой земле нет уголка, где я не буду преследовать тебя, если ты снова сбежишь. Ты меня понимаешь? Ты осознаешь лишь малую часть моей одержимости. Только представь, она бесконечно увеличивается. Только так ты поймешь, где я нахожусь, детка. Никогда больше не убегай от меня. — Он утыкается лицом мне в шею и хрипло ревет. — Пожалуйста.

Инстинкт требует кричать, что я больше никогда не уйду. Однако он оставил буровую установку по другой причине, не так ли?

— Но… ты в порядке? В открытом пространстве? Я не хотела отнимать у тебя дом. Я не могла украсть место, где ты чувствуешь себя в безопасности. Я тебя люблю.

— Ты — место, где я чувствую себя в безопасности. — Выдыхает Бутч в ухо. — Мне нужно быть там, где ты чувствуешь себя в безопасности, Синди. Позволь мне остаться. Позволь мне любить тебя. Потому что, Господи, я чертовски сильно тебя люблю. Твоя записка… — Он вытаскивает ее из кармана и швыряет о стену. — Сохрани буровую установку. Сохрани мое сердце. С любовью, Синди. — Ты пыталась меня уничтожить?

— Нет. Нет.

Прижавшись лбом к моему, он протягивает руку между нами и расстегивает молнию на штанах, приближаю эрекцию к моим складочкам и проводит вверх-вниз по влажности, вытягивая из меня сдавленный стон.

— Ты пожертвовала ради меня тем, что хочешь. Что тебе нужно. Ради меня. Ты думала, что я позволю тебе это сделать? — Он царапает зубами мою щеку.

— Ты можешь быть беременна нашим ребенком. Нет. Ты уже. Мы оба знаем, что с таким большим членом не может быть иначе. Ты открылась для меня, и эта тугая киска умоляла о сперме. И потом ты сбегаешь…? Нееет.

Одним длинным толчком он входит в меня, и оргазм, которого я добивалась, пронзает мои мышцы, превращая меня в трясущуюся массу, способную только на бред.

— Ты думал, что я предпочту жить в одиночестве и темноте, чем при свете с чертовым ангелом? — Он смотрит мне в глаза, медленно входя и выходя из меня. — У меня в голове монстры, Синди. У меня есть страхи. Но мой страх номер один — потерять тебя снова. Все остальное — далекое неважно.

Это вызов — сложно сосредоточиться и поддержать важный разговор, когда он прикасается к особой точке внутри меня. А ствол его члена снова-снова, и снова потирает мой опухший, чувствительный клитор.

Он поступил так смело, придя сюда, оставив установку спустя пять долгих лет. Поэтому я пробиваюсь сквозь наваждение и нахожу слова, которые его успокоят.

— Если ты хочешь жить при свете, я помогу тебе победить демонов, — шепчу я от всего сердца. — Мы не будем просто прятать их, мы убьем их.

Он с облегчением наваливается на меня, его бедра нетерпеливо вздрагивают.

— Вместе. Да. Мы вместе, Синди.

Его всепоглощающий поцелуй дикий и выворачивает меня наизнанку. Заставляет мою кровь циркулировать быстрее, а грудь сжиматься.

— Теперь мы вместе навсегда. Скажи это.

— Вместе навсегда.

Он грубо толкается в меня, его рука поднимается и сжимает мое горло.

— Моя.

— Твоя.

Мое сердце принимает эти слова с радостью.

— Вся твоя.

Бутч занимается со мной грубой, животной любовью, средь бела дня, и мы не ведем себя тихо.

Наши стоны и мольбы эхом раздаются внутри, кожа шлепается при соприкосновении.

Он здесь. Он пришел за мной. И мне больше никогда не придется его отпускать.

Это осознание вызывает у меня волнение, я прижимаюсь к нему еще сильнее, хочу долгих и голодных поцелуев.

— Кончи в меня посильнее, Папочка, — хнычу я, облизывая уголок его губ. — Оплодотвори меня снова. Просто, чтобы быть уверенным.

Один прерывистый стон, затем глубокий толчок, и Бутч замирает, затем начинает трястись, его жидкое тепло наполняет меня большими струями, нижняя часть его тела покачивается при каждой волне, наши сердца бьются в такт.

— Я люблю тебя, — выдыхает он, входя последний раз с достаточной силой, чтобы заставить меня вскрикнуть. — Я люблю тебя, Синди. Моя Синди.

Сонно, я целую его потный подбородок, и он крепко обнимает меня, физически обещая никогда не отпускать.

— Я люблю тебя, Бутч. Мой Бутч.