— Они вошли в огромный холл, отделанный чёрным мрамором. Здание было старое, из тех, что построили ещё накануне второй мировой войны.
Эмиль остановился перед списком жильцов и, найдя то, что искал, коротко объявил:
— Четвёртый этаж.
Это известие не слишком обрадовало его сотрудницу, ибо на кабинке лифта висело красноречивое объявление: «Лифт испорчен».
Они начали покорно подниматься по лестнице. Рядом с ними шёл какой-то старичок, задыхающимся голосом произнося бурные проклятия по адресу кооператива «Лифт»:
— С тех пор, как они сделали капитальный ремонт, он больше стои́т, чем движется! Чтоб им пусто было! Двадцать лет ходил, а как только отремонтировали — встал, и ни с места! А деньги за обслуживание, небось, берут!
На втором этаже старик остановился, чтобы передохнуть, и Эмиль с Аной продолжали подниматься, не сопровождаемые больше «комплиментами» по адресу кооператива «Лифт».
На четвёртом этаже они остановились.
— И в самом деле, как тут не начнёшь браниться — воскликнул Эмиль. — Впрочем, мне движение необходимо. Меня подстерегает склероз!
— Кто здесь живёт? — с любопытством спросила Ана.
— Ещё минуточку — и ты всё поймёшь! — ответил Эмиль, нажимая на кнопку одного из звонков.
Им открыла пожилая женщина.
— Мадам Флорика Аиоаней? — спросил Эмиль.
Ана не сдержалась, чтобы не бросить ему укоризненного взгляда:
— Ага, вот как!.. и ты молчишь?!..
— Да, — дрожащим голосом ответила женщина.
— Извините, пожалуйста, за беспокойство, — начал Эмиль. — Но мы хотели бы вас кое о чём расспросить… мы из милиции…
— Пожалуйста… входите! — пригласила их женщина.
Они прошли прихожую, и женщина впустила их в небольшой холл.
Флорика Аиоаней была женщина лет семидесяти, худенькая, низкая, одетая в простое чёрное платье. Её поседевшие волосы имели голубоватый оттенок: как видно, когда-то они были блестящего чёрного цвета. Сзади волосы были собраны в огромную шишку. Казалось, что женщина их никогда не подстригала.
— Садитесь! — пригласила она их, всё тем же дрожащим голосом.
«Гости» сели. Ана огляделась. Это была двухкомнатная квартира, чистая, хорошо обставленная. Одного хозяйского взгляда было достаточно, чтобы определить, что в этом доме всего вдоволь. Радиоприёмник, маленький проигрыватель. И повсюду вязаные салфеточки, кружева, вышивки. Всё сделано искусно, со вкусом. «Она вышивает, — подум Ана, — и, как видно, следит за модой».
Женщина взглянула на них вопросительно. Её голова по-прежнему слегка тряслась, что выдавало, однако, не страх, а удивление. Эмиль отметил это про себя. Не зная, с чего начать, он бросил на Ану умоляющий взгляд. Девушка его поняла и завела рассказ о научном исследовании, о «дипломной работе»… Женщина смотрела на них, как огорошенная; казалось, она не могла поверить, что через столько лет кто-то ещё интересуется этой историей и не находила слов для того, чтобы выразить своё удивление. Она буквально застыла на месте, но голова затряслась ещё сильнее. Увидев всё это, Ана впервые подумала, что, может быть, плохо сделала, вмешавшись в эту кампанию по «откапыванию мертвецов».
— Извините, пожалуйста, что мы вас побеспокоили, — попытался успокоить женщину Эмиль. — Если вы не можете нам помочь, мы уйдём.
— Нет… Нет… вы можете остаться! — возразила она.
Эмиль глядел на неё молча. Он даже забыл те вопросы, которые собирался задать. Опять начинать всё сначала? Старуха, казалось, свалилась с того света. Эмиль уже было решил не спрашивать её ни о чём. Ана отплатила ему за это решение тёплой, утвердительной улыбкой.
Эмиль откашлялся.
— Нет, мы больше ничего от вас не хотим, — решительно заявил он и взглядом попросил у Аны поддержки.
— Мы пришли скорее для того, чтобы повидать вас! — подхватила она.
— Мы раскопали эту печальную историю, и нам захотелось посмотреть, как живёт дочь актрисы… то есть Дойна…
Женщина сидела, склонив голову, словно пытаясь собраться с мыслями. Ана и Эмиль, не сговариваясь, оставили её на какое-то время в покое. Наконец, пронзив их острым взглядом, женщина резко заговорила:
— Дойна — моя дочь….
Потом так же резко остановилась и испуганно спросила:
— Который час?
— Двенадцать!
Женщина облегчённо вздохнула:
— Дойна придёт в час… Прошу вас не говорить ей ни о чём… она не знает… ведь ей тогда было два года… Она даже и не помнит матери… Она… она думает, что я — её мать… Прошу вас… чтобы она не узнала…
— Она не узнает! У нас нет никаких оснований говорить ей об этом… Успокойтесь, пожалуйста! И повторяю: если вам не хочется говорить с нами, мы уйдём… Пусть будет… пусть будет так, словно мы и не приходили… — попытался пошутить Эмиль.
— Нет, погодите… теперь погодите… раз уж вы пришли… По правде… по правде говоря, мне нечего сказать… Я почти ничего не знаю…
— Если вы согласны, я вас кое о чём спрошу.
— Да, пожалуй, так будет лучше.
— Вы родственница бывшей танцовщицы Беллы Кони?
— Нет… я ей не родственница… Я её даже и не знала…
— А почему вы взяли девочку? — вмешалась Ана.
— Почему? Потому что… Я жила одна, муж погиб на фронте, в Чехословакии… Сын тоже… Я подумала, дай возьму ребёночка, усыновлю… После смерти матери Дойну отправили в приют, потому что родственников у неё не было… Там мне её и предложила директорша. Когда я туда пришла, понимаете….
— Да, да… конечно!
— Тогда все только и говорили что о той печальной истории. Я и взяла девочку… Их дом опечатали… Когда её взяла, мне дали оттуда мебель, постельное бельё… Потом я переехала на другую квартиру. Та была слишком большая… Ох, боже мой!
— И вы растили Дойну одна?
Тень беспокойства прошла по лицу женщины, или, по крайней мере, так показалось Эмилю.
— Одна! — проговорила она наконец.
— На деньги, заработанные вышиванием?
— Да, вышиванием, — послышался, как эхо, голос хозяйки. — За вышитые вещи платят хорошо, — добавила она немного живее.
— И они такие красивые! — воскликнула Ана, поглаживая скатерть.
— Я ведь уже шестьдесят лет этим занимаюсь… — просто сказала женщина и снова задумалась.
Эмиль взглянул на Ану, спрашивая, не пора ли им уходить. Казалось, что они больше ничего не вытянут из этой доброй, спокойной женщины. Но она вдруг начала сама:
— Моя Дойна… она хорошая девочка… Очень хорошая…
— Она учится? — спросила Ана.
— Конечно. В медицинском, на пятом курсе, — гордо ответила женщина. — Первая на курсе. Получает стипендию! Лишь бы бог дал ей удачи!
Ана вздрогнула, почувствовав, что из кухни доносится запах горелой еды.
— Вы забыли что-то на огне?
— На огне? — удивлённо спросила старуха и потом, испуганно: — Ах да! Мясо! Господи, наверное, сгорело!
Она встала и быстрыми мелкими шагами направилась на кухню.
— Можно, я вам помогу? — предложила Ана и тоже встала.
Женщина не ответила, и Ана вошла с ней в кухню.
Оставшись один, Эмиль внимательно огляделся.
Две-три фотографии молодой девушки — конечно Дойны. Эмиль внимательно рассматривал портрет. В девушке было сходство с матерью, насколько Эмиль помнил её по фотографиям.
Другой снимок привлёк его внимание. Молодой человек в униформе сержанта румынской армии. В его чертах какое-то сходство с хозяйкой. Вдоль рамки шла чёрная ленточка. «Это её сын» — подумал Эмиль. На стене, в широкой золочёной раме — фронтовая фотография. Группа солдат и несколько офицеров на площади в Праге. Один из них, должно быть, муж хозяйки.
Он уже готов был сесть на своё место, когда что-то привлекло его внимание. Что-то неясное… исходившее от этой фотографии. Казалось, он её уже где-то видел или знал кого-то из стоявших перед фотографом людей, счастливых оттого, что наконец-то, после стольких боёв и километров, они находятся в городе… Эмиль застыл перед фотографией, как пригвождённый. Он не мог бы сказать, что именно заставляло его сделать это. «Может быть, я кого-нибудь здесь знаю…» — подумал он.
Он опять уселся и обвёл комнату взглядом.
Мебель была новая. Не могла же она быть тогдашней, то есть двадцатилетней давности. Всё было новое, устроенное со вкусом и с явным достатком. Конечно, за вышитые вещи платят хорошо, но если учесть возраст Флорики Аиоаней, казалось если не невозможным, то очень трудным содержать такой дом рукоделием.
Почти о том же самом думала на кухне и Ана. Холодильник, стиральная машина, газовая плита — неужели всё это куплено на заработок старухи?
Хозяйка погасила огонь.
— Ничего… только соус чуть-чуть подгорел…
Они вернулись в маленький холл. Ана и Эмиль понимающе переглянулись. Можно было уходить. По правде говоря, они и не рассчитывали сделать здесь какие-нибудь сенсационные открытия. И желание нарушать спокойствие этой женщины, напомнив ей о драме, происшедшей двадцать лет тому назад, пропало у них окончательно. Ведь старуха даже не была замешана в «дело Беллы Кони». Как она призналась им сегодня, она и не знала актрису. Просто — осталась одна, ей захотелось вырастить ребёнка, она пошла в приют и случайно выбрала Дойну Коман, дочь актрисы.
«Пора уходить» — говорил взгляд Аны.
Старуха посмотрела на них умоляюще: «Чтобы девушка ничего не узнала!»
Эмиль кивком головы подтвердил своё обещание. Они встали. Но как раз в этот момент открылась дверь на лестницу.
Из прихожей послышался весёлый голос девушки:
— Мамочка! Готово! Каникулы!
И в тот же момент в холл вошла Дойна. Это была красивая, стройная девушка, хорошо, даже очень хорошо одетая: замшевая юбка, красный шерстяной, застёгнутый у горла свитер и куртка, тоже замшевая. Пара высоких, изящных сапог из мягкой кожи. В руках она держала портфель и свёрток из модного магазина «Ромарта».
Дойна хотела продолжать свой весёлый щебет насчёт каникул, но присутствие посторонних заставило её остановиться.
— Добрый день, — сказала девушка, вопросительно глядя на мать.
— Мы пришли по поводу обмена квартиры… — Ана пустила в ход запасной вариант.
— Да… да… — пробормотала старуха, в то время как девушка её обнимала. И, обращаясь к гостям: — Хорошая девочка… очень хорошая…
— Мама, что ты хвалишь меня, как на смотринах? — засмеялась Дойна и, чтобы переменить разговор, вручила старухе свёрток. — Один подарок для тебя и один для дяди…
— Хорошо, хорошо… — поспешно сказала старуха.
Она хотела её прервать? Или это только показалось Эмилю?
— Ведь скоро его день ангела… А накануне таких дней ничего не найдёшь, — оправдывалась Дойна.
— Да… да… — бормотала старуха.
— Мама, ты не рада?
— Рада, конечно, рада… — прошептала старуха со слезами на глазах.
— Мы пошли… — сказала Ана.
— Ох, извините меня… — прервала её Дойна. — Я так обрадовалась, что хорошо сдала все экзамены и…
— Ничего, это ведь мы — непрошеные гости…
— Нет, что вы, что вы… — убеждала их Дойна, обеспокоенная тем, что они уходят, может быть, из-за неё.
— Когда вы появились, мы как раз собирались уходить. — Уверила её Ана. — И, обращаясь к старухе, добавила: — Благодарим вас за сведения, которые вы нам дали…
— Да… да… ничего… ничего… — повторяла старуха.
Ана хотела добавить ещё что-то, но вдруг резко остановилась. Она внимательно поглядела на Дойну. Вроде бы она её где-то видела. Но где?
Дойна тоже смотрела теперь на Ану и тоже пыталась вспомнить, где встречалась с этой девушкой, потому что видеть её она наверняка видела. Сама того не желая. Дойна сказала:
— Кажется, мы знакомы.
И Ана вдруг вспомнила Библиотеку Академии. Дойна была той девушкой, которая читала интересовавшие её газеты. Газеты, открытые на той странице, где говорилось о смерти Беллы Кони — матери Дойны…
— Да, — просто сказала Ана — Мы встретились в Библиотеке Академии.
— Да, да, — поспешно подтвердила Дойна и бросила на мать обеспокоенный взгляд.
Было ясно, что ей не хотелось продолжать разговор на эту тему.
Эмиль чувствовал, что происходит что-то необычное, но не знал, о чём идёт речь. Год тому назад Ана ещё тоже была студенткой и они могли встретиться, где угодно… Он и забыл, что Ана рассказала ему о подшивках газет, которые были выданы какой-то студентке.
Девушки смотрели друг на друга несколько смущённо. Дойна выглядела так, словно её застали за каким-то неблаговидным делом. Это не ускользнуло от внимания Аны. Но оставаться больше не было смысла.
— Ещё раз, спасибо, — сказала она.
— Не за что! — ответила старуха.
Дойна проводила их до двери и закрыла её за ними.
Когда они вышли на улицу, Эмиль спросил:
— Это твоя бывшая соученица?
Ана взглянула на него очень серьёзно.
— Бывшая соученица? Разве ты не слышал? Мы встретились в Библиотеке Академии.
Эмиль ударил себя ладонью по лбу.
— Ох я, растяпа. Ладно ещё — не видеть, но не…
— Значит, Дойне известно, что она дочь актрисы Беллы Кони, — сказала Ана.
— Ты думаешь? Возможно… Хотя это может быть и простое совпадение… — без убеждения выдвинул Эмиль новую гипотезу.
Впрочем, он и сам понимал, как нелепо было бы предположить, что через двадцать лет после смерти матери Дойна случайно наткнулась на подшивку газет, писавших как раз об этом случае.
— Да… конечно… ты права.
— Дойна знает тайну своего происхождения, но не хочет говорить об этом старухе. Чтобы не ранить её, — тихо продолжала Ана. — Это доказывает, что старуха права, когда говорит, что Дойна — хорошая девушка…
— И она узнала об этом именно сейчас? Именно сейчас, когда исполняется двадцать лет? — спросил Эмиль тоном, таившим возможность самых разных предположений.
— Оставь… оставь, теперь не до следствия… — прошептала Ана, под впечатлением недавней встречи.
— Хорошо! Ты права! Предлагаю перерыв и обед у нашего «комиссионера».
Ана не ответила. Она думала об этих двух женщинах, которые вот уже двадцать лет живут одни, друг для друга, и таятся друг от друга, чтобы ни одна не узнала тайну, которую знали обе, но которая, признанная обеими открыто, может быть, разрушила бы их счастье.