Загадка старого дома. Приключения частных детективов

Загадка старого дома

Однажды, когда теплые лучи весеннего солнца разъедали последние остатки почерневшего снега на улицах Иркутска, мы с Краснощековым традиционно заварили зеленый плиточный чай.

– Скажите, – спросил меня Краснощеков, – задумывались ли вы когда-нибудь о том, что такое время?

– Время? – удивился я. – Ну это все знают. Все человечество живет по времени.

– Это, конечно, так, – согласился Краснощеков. – Но все же какое бы определение понятию «время» вы дали? Попробуйте сформулировать.

Я задумался.

– Для конкретного человека время возникает с момента его рождения. А если вообще сказать, что такое время – это… движение, сама жизнь. Сразу приходят на ум такие слова, как «часы», «скорость». Я думаю, без них нельзя охарактеризовать понятие «время», но…

– Не мучайте себя, – улыбнулся Краснощеков. – На самом деле девяносто процентов человечества никогда не задумываются об этом. Но вы очень близки к ответу. Вы дали характеристики времени и вспомнили о приборе для его измерения. Время, как считают ученые, – это изменение. А часы – прибор для измерения величины изменений, происходящих в мире. Хотя до сих пор нет единого определения времени.

– Но к чему вы начали этот разговор? – удивился я.

– К тому, чтобы лучше разобраться, чем мы с вами занимаемся. С одной стороны, мы живем по времени, а с другой – над временем.

– Как это? – не понял я.

– Когда человек рождается, он не знает о существовании часов и живет во времени. Поэтому – он спит, ест, ходит в туалет, когда хочет. Но его близкие, а потом и все общество вначале рекомендуют, а затем жестко навязывают человеческие ритмы. Ночью ты должен спать, а утром завтракать, принимать душ, идти на работу или учебу. И таким образом человек начинает жить по времени. Улавливаете разницу?

– В общем, да, – согласился я. – Хотя разве это мешает человеку?

– Очень. Ведь тогда он делает не то, что для него лучше, а то, что надо. А это начало потери одаренности и движение навстречу сообществу под названием «как все». И только немногим удается вырваться из стандартов, но именно они и совершают открытия, и встают над временем, изменяя горизонты пространства. И после их смерти их идеи продолжают жить. Вспомните открытие закона земного тяготения Ньютона или теорию относительности Эйнштейна. Я думаю, что наши расследования, затрагивая разные исторические эпохи, с помощью нас соединяют их и становятся над временем. Ведь мы с вами раскрываем тайну веков как машина времени, преодолевая временные пространства и бороздя просторы истории.

– Да, наверное. Трудно лучше сказать!

Неожиданно в дверь постучали. Как бы крадучись вошла молодая рыжая девушка лет семнадцати, в светлой стеганой короткой куртке и высоких сапогах.

– Извините, здесь находится детективное агентство «ФЗО»? – спросила она тихим голосом, с интересом глядя на нас большими глазами.

– Да, – произнес Краснощеков, рассматривая ее. – У вас что-то случилось?

– И да и нет. Меня зовут Рита. Понимаете, прошлым летом я поступила в Иркутский университет и переехала из Братска к бабушке, которая живет на улице Желябова в старом деревянном доме. Она там жила всегда, и я раньше нередко у нее гостила вместе со своими родителями. Несколько дней назад в нашем доме начало происходить что-то странное.

– Что именно? – уточнил Краснощеков.

– По ночам стали появляться какие-то звуки. Я вначале подумала, что это просто мыши, и, может, так оно и есть. Но звуки с каждым днем все ближе к моей комнате, и мне стало очень страшно. Я теперь по ночам не могу спать, ожидая их появления.

– Это, наверное, не к нам, – предположил я. – Вам необходимо обратиться в службу по борьбе с грызунами. Они вам выдадут яды, и проблем не станет.

– А у вас подвал есть? – спросил Краснощеков, не обратив внимания на мою реплику.

– В том-то и дело, что нет. Только имеется небольшое подполье на кухне, но оно расположено в другой стороне.

– Вы одни проживаете в доме?

– Нет. Дом состоит из трех квартир, каждая имеет отдельный вход. Но у нас общий огороженный двор.

– А звук появился с улицы или со стороны соседей?

– Не знаю. Ведь я заметила его не сразу. Просто однажды я готовилась к зачету и долго не ложилась спать. Тогда и услышала его впервые. А затем через несколько дней проснулась от странного звука. Я не могу сказать, на что он похож. Он бывает разным. Но точно он не стоит на месте, а продвигается, усиливаясь по направлению к моей комнате.

– Что по этому поводу говорит ваша бабушка?

– Она мне не верит. Советует меньше смотреть телевизор про вампиров и читать больше хорошей литературы.

– Что ж, дельное предложение! – поддержал я.

– А звук, – спросил Краснощеков, – сильнее за стеной, сверху или снизу?

– Снизу. Но мне кажется, что иногда я слышу скрип потолочин. Хотя какая между ними может быть связь?

– Да, очень странно, – заключил Краснощеков. – Я думаю, мы займемся вашим делом, правда, Владимир Федорович? – Он посмотрел на меня.

Хотя я и не понимал, что могло заинтересовать Краснощекова в рассказе девушки, но согласился. Она в благодарность одарила меня счастливой улыбкой.

– Тогда не будем откладывать решение вопроса, – оживился я. – Давайте пойдем к вам и все посмотрим.

Одноэтажный почерневший большой дом располагался в глубине большого двора на углу улиц Желябова и Декабрьских Событий. Вход в квартиру Риты на фоне остальных выделялся резным высоким козырьком. Входная дверь была массивная, сколоченная из толстых досок. Квартира состояла из двух комнат и кухни, которую разместили в бывшем вытянутом коридоре без окон. Из кухни налево располагалась маленькая комнатка, где проживала бабушка Риты – Клавдия Илларионовна. Сама Рита занимала большую комнату, являющуюся продолжением кухни-коридора, за ней жили соседи. В комнату пробивался солнечный свет через три окна, близко расположенных друг к другу в единственной наружной стене.

– Очень давно, когда дом был единым целым, комната Риты была проходной, – сказала Клавдия Илларионовна. – Напротив входа из кухни и в правом ближнем углу ее комнаты раньше были дверные проходы, которые мы давно заделали, когда дом поделили на три части. С нашей стороны теперь их не видно за толстым слоем штукатурки. А со стороны обоих соседей остались красивые филенчатые двери – они решили их не убирать.

– Почему? – удивился я.

– Не знаю. Наверное, поленились, а может, надеялись когда-то, после моей смерти, занять весь дом. Но им со мной не повезло. – Пожилая женщина улыбнулась. Она выглядела моложе своих восьмидесяти пяти лет. – А до революции весь дом принадлежал моим предкам. Они из купцов были.

– А когда подполье вырыли, при советской власти? – спросил Краснощеков.

– Когда дом на квартиры поделили. Раньше запасы продуктов хранились в соседнем двухэтажном доме. Вы, наверное, обратили на него внимание, когда сюда шли? Он тоже нашей семье принадлежал. Там до революции прислуга жила и кухня располагалась, где еда готовилась для господ.

– Ваши соседи давно поселились?

– В двадцатых годах прошлого века, когда в половине дома разместили какого-то комиссара с семьей, а потом, после их переезда, его квартиру разделили еще на две. Затем много раз соседи менялись. Сейчас в одной квартире уже лет тридцать живут Никитины – пенсионеры. А в другую недавно заехали новые соседи – молодая семья. Я их мало знаю. У них вход в квартиру с противоположной стороны.

– Скажите, – спросил Краснощеков Клавдию Илларионовну, – а вы здесь давно живете?

– Я здесь родилась, – ответила она. – И мои родители жили в этом доме с незапамятных времен.

– С какого года?

– Мой отец родился в тысяча девятисотом году. А до этого его родители жили. Дом наш очень старый, ему больше ста лет.

– Вы в последнее время ничего не замечали странного?

– Если вы о таинственных ночных звуках, про которые говорит внучка, я думаю, что это есть результат ее бурной фантазии. В старом доме шумы не редкость. Наш дом доживает свои последние деньки. Нижние бревна давно уже сгнили. И мыши могут шумно поедать запасы продуктов.

– Вы вообще хорошо слышите?

– Мы же с вами разговариваем.

– Извините. Но вы сами слышали какие-нибудь звуки ночью?

– Бывало. Но еще раз подчеркиваю, что меня это не удивляет.

Мы с Краснощековым осмотрели подполье на кухне. Оно было небольшим, глубиной два с половиной метра. Возле наружной стены располагался небольшой отсек из досок, где хранилась картошка. На стене, ближней к комнате Риты, под лестницей были сделаны полки, на которых стояли в стеклянных банках консервированные продукты домашнего приготовления. Стены были земляные. Потолком служили массивные широкие половицы кухни.

– Скажите, – обратился Краснощеков к бабушке Риты, – вы не будете против, если мы сегодня подежурим ночью у вас в квартире?

– Если это поможет моей внучке успокоиться. – Она улыбнулась. – Хотя я не думаю, что вы что-нибудь обнаружите интересное.

В наше распоряжение предоставили кухню. Мы традиционно заварили зеленый чай с молоком, прихватив его с собой из офиса. Примерно в час ночи Краснощеков достал из кармана свой желтый мундштук и вставил в рот. Увидев мой возмущенный взгляд, он успокоил:

– Не переживайте, Владимир Федорович, я вовсе не намерен курить. Мундштук поможет мне сохранить бодрость духа. Все же по ночам я больше предпочитаю спать, чем ловить преступников.

– Скажите, – обратился я к Краснощекову, – а зачем вы вообще курите?

– Я это делаю крайне редко. Один, иногда два раза в день.

– А разве большая разница: одна сигарета или двадцать? Вы курильщик, и этим все сказано.

– Насколько я понимаю, разница есть. Ведь и змеиный яд может быть полезен в маленьких дозах. Хотя, если честно сказать, я не раз подумывал о том, чтобы избавиться от вредной привычки, и сделал бы это, если бы не мой мундштук.

– Мундштук?! – удивился я. – Вы хотите сказать, что он управляет вами?

– Вы, наверное, заметили, что он сделан из янтаря. Это необычно для наших мест, не правда ли? Мне его подарил сослуживец из Калининграда, который в Афганистане, спасая меня, погиб сам. С тех пор я постоянно его ношу с собой: он и память о друге, и мой талисман.

– Но при этом не обязательно носить с собой сигареты.

– Да, вы правы, – согласился Краснощеков. – Надо об этом подумать.

– Вы слышите?! – вбежала к нам Рита в халатике, подчеркивающем ее юную прекрасную фигурку. – Началось!

Мы прислушались. Со стороны ее комнаты, куда мы тут же прошли, доносилось едва уловимое шуршание. Позже шум стал нарастать. Он напоминал то ритмичные удары часов, то скрип дверей, то звуки работы челюстей грызунов. Периодически он то терялся, то вновь усиливался, медленно смещаясь то больше влево, то вправо. В подполье ощущалась небольшая вибрация. Звуки раздавались до четырех часов утра, затем исчезли.

– Убедились, что я была права? – возбужденно спросила Рита. – А бабушка мне не верит.

– Да, действительно очень странные звуки, – согласился Краснощеков. – Хотя, – он улыбнулся, – я не думаю, что это происки дьявола. Им явно есть земное объяснение.

Наутро мы решили обойти двор. В дальнем углу находился небольшой сарай из свежих досок, на двери которого висел большой замок. Сквозь узкие щели в стене сарая мы разглядели несколько перевязанных белых мешков, стоящих недалеко от входа.

– Кому он принадлежит? – спросил Краснощеков Клавдию Илларионовну.

– Новым соседям, его недавно построили. Они купили дачный участок и в сарае хранят инвентарь и урожай. Хорошие, трудолюбивые молодые люди.

– Я думаю, – обратился ко мне Краснощеков, – пришло время познакомиться со всеми соседями.

Никитины оказались общительными стариками. О странных звуках по ночам они услышали от нас впервые. Других, молодых соседей, дома мы не застали.

– Что вы думаете? – спросил меня Краснощеков по результатам дежурства.

– Можно уверенно сказать, что, во-первых, посторонние шумы в доме действительно имеются, причем их лучше слышно в комнате Риты. Во-вторых, они смещаются в пространстве и, возможно, по направлению к ее комнате, хотя это трудно подтвердить объективно. В-третьих, звук появляется только ночью и длится непродолжительное время. В-четвертых, шумы имеют физическую природу.

– Что ж, прекрасно! – похвалил Краснощеков. – Правда, хотелось бы сделать несколько уточнений. Все же днем мы не проверяли их наличие, так что их ограниченное по времени присутствие в доме носит пока предположительный характер. О природе шума мы тоже пока ничего не можем сказать определенного. Давайте подумаем, что может стать причиной его появления.

– Я думаю, что его могут производить обычные грызуны. Шум может быть и следствием проводимых в ночное время работ коммунальными службами поблизости от дома, например, из-за какой-нибудь аварии. Кроме того, звуки, а также вибрация в подполье могут быть результатом землетрясений, которые не редкость в нашем городе. Я где-то читал, что на Байкале их регистрируют в течение года несколько тысяч и немало сейсмических волн доходит до Иркутска. Но вибрация может быть и результатом работы каких-нибудь механизмов, например отбойных молотков.

– Да, предположительных причин много. Но все их надо проверить. Я могу добавить еще одну – кто-то просто пытается проложить путь в комнату Риты. – Краснощеков улыбнулся.

– А что, правда! – поддержал я шутку Краснощекова. – Может, копает по ночам какой-нибудь Ритин поклонник.

– Может, – согласился Краснощеков, – хотя это был бы очень необычный способ признания девушке в любви.

– Это точно!

Мы осмотрели улицы вокруг двора. Нигде поблизости следов земляных работ не наблюдалось. Двухэтажный деревянный дом, про который говорила бабушка Риты, на половину первого этажа врос в землю – снаружи была видна только верхняя часть окон. Одной стороной он выходил на улицу. Рядом с другими деревянными строениями он выглядел самым старым.

– Удивительно, – сказал я. – Хозяева жили в одноэтажном доме, а прислугу поселили в двухэтажный, который загораживал их от улицы. Странно как-то.

– Я думаю, для этого было несколько причин. Во-первых, прислуги было немало, и думаю, что большой дом имел несколько функций: он был и жильем, и складом, где хранились вещи и продукты, и кухней, где готовилась еда для всех. Да и вопросы безопасности для господ были не на последнем месте.

– Да, наверное, – согласился я.

Вечером мы встретились в офисе.

– Вы обратили внимание на то, что двухэтажный дом так глубоко врос в землю? – спросил меня Краснощеков. – Я покопался в архиве и узнал, почему это произошло. Оказывается, он и дом Риты – единственные в квартале, уцелевшие во время страшного пожара в Иркутске в июне тысяча восемьсот семьдесят девятого года. В Иркутской летописи говорится, что это было большое бедствие для города, началось оно двадцать второго июня. Стоял жаркий и ветреный день. Около четырех часов дня вспыхнул пожар в Глазковском предместье, а в пять часов вспыхнул пожар на Баснинской[1] улице, во дворе, где сейчас слюдяная фабрика. Загорелись амбары, сеновалы, и из-за скученности построек огонь перебросило на смежную усадьбу, а от нее он, подгоняемый ветром, перекинулся на улицу Большую Трапезниковскую[2]. Огонь шел сплошной стеной, остановить его не было никакой возможности. Тучи дыма затмили солнце. Жители, видя, что огненное море разливается именно в их сторону, бросили свои дома и имущество и бежали на берег реки Ушаковки. Всеми овладела паника, думали только о спасении жизни. К ночи догорало уже четырнадцать кварталов, а двадцать третьего июня пожар возобновился, и сгорело еще немало построек. Но, что удивительно, когда огонь уже почти дошел до данного двора, ветер переменил направление, и дома уцелели.

– Повезло! Но что это нам дает для понимания происходящего в квартире Риты?

– То, что эти два дома были построены до тысяча восемьсот семьдесят девятого года и значит, то, что происходит в квартире Риты, может уходить корнями в девятнадцатый век. Поэтому нам надо подробно изучить, кто здесь проживал.

– Но мы можем говорить только о двухэтажном доме. Ведь одноэтажный внутри двора не врос в землю.

– Это легко объяснить. Дорогу по улице много раз подсыпали и асфальтировали, существенно приподняв ее уровень. Кроме того, двухэтажный дом тяжелее, и под его весом нижние прогнившие бревна могли просесть. А дом господ находился внутри двора, и, следовательно, уровень земли существенно не менялся.

– Логично, – согласился я.

В этот вечер мы наконец-то застали дома молодую пару – соседей Риты.

– Давно вы переехали жить сюда? – спросил Краснощеков хозяина квартиры Льва – молодого человека лет тридцати.

– Около года. Раньше мы жили на окраине города. Но мама моей жены с нами обменялась, и мы переехали. Мы работаем недалеко отсюда.

– Говорят, что у вас есть дача?

– Да, ее приобретение по времени почти совпало с переездом. Мы во дворе построили небольшую кладовку, для хранения садового инвентаря. Соседи не возражали.

– А что вы можете сказать о ночных шумах? – спросил я.

Показалось, что парень немного смутился.

– Что вы имеете в виду?

– По ночам вы не слышите какие-нибудь странные звуки?

– По ночам?! – удивился парень. – Нет, мы с женой крепко спим. За день так устаем, что едва ноги доносим до дома. Перекусим – и сразу спать.

– А в кладовке, кроме инвентаря, что храните? Урожай? – спросил Краснощеков.

– Что вы, какое там. Мы ведь купили неразработанный земельный участок. Сами знаете, пока раскорчевали, землю перекопали, и зима наступила.

– Тогда что вы держите в мешках, которые стоят в сарае?

– В мешках? – смутился парень. – В сарае? – Глаза его забегали.

– Вы уж извините, – сказал Краснощеков. – Мы случайно заглянули к вам в кладовку.

– Ах, эти, – наигранно засмеялся парень. – Там стоят удобрения. Навоз. Мне родственники из деревни его привозят.

– Какой, коровий или конский? – зачем-то уточнил Краснощеков. – Я тоже хочу удобрить землю на своем участке и не знаю, какой лучше выбрать. Это ведь дело не простое. Он бывает свежим, и тогда можно весь урожай погубить. Кстати, вы не боитесь пожара, ведь если навоз не высох, может воспламениться, и тогда труба дело – кладовка сгорит. А там и до дома пламя может добраться. Вы не покажете нам его?

– Вам показать? – удивился парень. – Зачем? Нет, он точно сухой и старый. Хотя, если вы считаете нужным… – Он стал обшаривать свои карманы. – Извините, я ключи случайно оставил в машине, – было видно, что парень расстроился, – а она в гараже. Я покажу вам завтра, если у вас к мешкам останется еще интерес.

– Что ж, – легко согласился Краснощеков, – завтра так завтра! Мы к вам подойдем. Спасибо за беседу.

– Зачем вы хотели посмотреть навоз, вы что, его раньше никогда не видели? – поинтересовался я у Краснощекова.

– Ну почему же. Я ведь в деревне родился и могу любому городскому человеку фору дать по оценке его качества и возможности его применения в сельском хозяйстве. У меня просто возникли кое-какие мысли насчет мешков в сарае. Время покажет, насколько они были здравыми.

В ту ночь странных шумов не было, как и в последующую. Молодых соседей увидеть не удавалось, по-видимому, они очень поздно приезжали домой. Рита успокоилась. И мы решили ночные дежурства приостановить.

– Вам не кажется, что дело старого дома можно закрывать? – спросил я Краснощекова на следующий день в нашем офисе.

– Совсем наоборот. Я думаю, нам необходимо ускорить изучение архивных документов. Чует мое сердце, что скоро нас ждут грандиозные открытия. Кстати, то, что дома изучаемого нами двора во время городского пожара не сгорели, вменило им в обязанность быть собирателями иркутских историй.

– Почему? – удивился я.

– Очень просто. В тысяча восемьсот семьдесят девятом году пожар в Иркутске был чрезвычайно разрушительным. Город представлял страшную картину. На улицах валялся скарб, разные вещи, мебель, опрокинутые экипажи. Лишь немногие храбрецы оставались в домах и квартирах с заветренной стороны города, которая не была тронута пожаром. Берега рек Ангары и Ушаковки были буквально запружены жителями.

– Улица Большая Трапезниковская называлась по имени купеческой династии, жертвовавшей крупные суммы на благотворительность. А во время пожара они активно защищали не только свои, но и чужие дома от пожара. Поэтому их двор и дома, оставшиеся нетронутыми огнем, приютили немало пострадавших, дав им кров, пищу и место для хранения уцелевших вещей. Но, думаю, что после окончания пожара за ними вернулись не все.

– Но почему?

– Потому, что немало людей погибло. И многие выжившие не знали, куда в переполохе их родственники бросили свои вещи, убегая от огня. Тогда всего сгорело сто пять каменных построек и три тысячи четыреста восемнадцать деревянных. Были уничтожены огнем и все казенные учреждения с архивами, а также учебные заведения. Сгорели библиотеки – городская и Географического общества, в которых было много редких книг и документов. Часть вещей из архивов и музеев были спасены. Но часть бесследно исчезла.

– И вы думаете, что в уцелевших домах могут остаться упоминания о них или они сами? Тогда получается, – догадался я, – что сейчас в квартире Риты, возможно, всплывают загадки, оставленные в те далекие времена?

– Вот именно! Хотя это только предположение. Вы обратили внимание на то, что после нашего опроса соседей шумы прекратились?

– Конечно!

– Так вот, я думаю, что это не случайно. Шум распространялся со стороны недавно заехавших в дом молодых людей. Я проверил, оказывается, они поменялись квартирами не со своей матерью, а с незнакомой пожилой женщиной, которая с трудом согласилась на их предложение. Все же для переезда из центра на окраину города нужны веские причины. Компромисс был найден, и, видимо, обошелся недешево.

– И что мы теперь будем делать с ними?

– Ничего! Просто исчезнем на время. Я уже договорился с Клавдией Илларионовной, чтобы она рассказала соседям о том, что Рита зря беспокоилась.

– То есть вы думаете, что молодая пара что-то ищет?

– Не думаю, уверен! Правда, еще надо выяснить, являются ли они на самом деле мужем и женой. В любом случае необходимо продолжить изучать архивы. Так что давайте засучим рукава и начнем работать. Надо выяснить, что пропало ценного во время пожара, и это станет ключом к разгадке.

Но чем больше мы выясняли, тем меньше оставалось зацепок в наших руках. И до пожара, и после двор имел особое значение для горожан, и через хозяев и прислугу прошло немалое количество известных людей, которые могли оставить большой след в истории Иркутска, как духовный, так и материальный.

– Оказывается, – начал я, глядя в блокнот, – в связи с отсутствием дворянского сословия в Иркутске наиболее активной общественной силой города выступало купечество, среди которого важное место занимали купцы первой гильдии Трапезниковы. Они не только занимались торговлей, но и добычей золота в Ленско-Витимском золотоносном районе. Я думаю, для нашего дела наибольшего внимания заслуживает Трапезников Федор Константинович, который проживал в то время и оказал большую помощь пострадавшим от пожара. Ему присвоили звание «Почетный гражданин города Иркутска». Он умер в тысяча девятьсот седьмом году, и потому про него может что-нибудь знать бабушка Риты.

– Да, это очень интересно. Не будем терять время.

Когда мы пришли, Клавдия Илларионовна подметала крыльцо.

– Скажите, – спросил ее Краснощеков, – вы слышали про Трапезникова Федора Константиновича? Он проживал в вашем доме.

– Конечно. Это мой дедушка.

– Вы что-нибудь можете про него рассказать?

– Да, он был очень яркой личностью, горячо любил Иркутск. Много занимался благотворительной деятельностью. Папа рассказывал, что во время большого пожара он особенно отличился, безвозмездно помогая многим жителям. В те дни ему кто-то оставил на хранение какие-то очень важные документы и не пришел за ними. Он тогда сам начал искать хозяев, чтобы вернуть, но так никого и не нашел. И он велел папе их сохранять.

– И куда потом делись они? – спросил я.

– Не знаю. Мне было это не очень интересно. Меня тогда больше интересовали куклы, а ту историю я воспринимала как сказку.

– Но, возможно, кроме документов в вашем доме хранились еще и какие-нибудь ценности? – спросил я.

– Наверняка хранились, – улыбнулась Клавдия Илларионовна. – Все же они купцами были. Но все изменилось после революции. Папа ее принял и стал служить новому режиму. Однако его в тридцать седьмом году все равно посадили в тюрьму, из которой он не вышел. А вскоре и мама моя умерла. Вряд ли мои родители стали бы что-нибудь прятать в нашем доме. Так что я вас, наверное, разочаровала?

– Никак нет, – ответил Краснощеков. – Я бы даже сказал, что вы нам многое подсказали. Это нам поможет разобраться в причинах тех звуков, которые беспокоили вашу внучку.

Примерно через неделю к нам пришла Рита. Она сообщила, что вновь появился шум.

– Великолепно! – воскликнул Краснощеков. – Дело осталось за малым. Вечером вы, – обратился он к девушке, – как всегда, ложитесь спать, потушив в своей комнате свет. Мы будем рядом. Только со стороны улицы.

Около пяти утра наружная дверь новых соседей отворилась, из нее вышел молодой человек с набитым мешком в руках и отнес его в сарай. Затем он перетаскал туда еще несколько мешков. И когда он достал ключи, чтобы закрыть дверь сарая на замок, мы вышли из темноты.

– Здравствуйте, Лев! – сказал громко Краснощеков. Молодой человек шарахнулся в сторону, готовый убежать, но затем резко остановился и хмуро посмотрел на нас.

– Я так и знал, что вы не успокоитесь, – обратился он к нам. – Вы все знаете?

– Что именно? – поинтересовался Краснощеков.

– Что мы делаем?

– Думаю, да.

– Ну что же, может, это и лучше. Я думаю, нам надо с вами поговорить. Проходите в дом.

Его квартира напоминала больше служебное помещение: раздвинутый, но не застеленный диван-кровать, старый письменный стол и несколько стульев. Вместо люстр на потолке торчали обычные электрические патроны, из которых выглядывали тускло мерцающие лампы накаливания. За столом сидела девушка в спортивной одежде, держащая в руке кружку с дымящимся чаем. Увидев нас, она вздрогнула, но, посмотрев на молодого человека, успокоилась. Посередине комнаты был открыт люк в подполье, куда уходил черный электрический провод, по-видимому, для освещения подвала. Рядом с подпольем стояло несколько белых мешков.

– Я думаю, вы не там ищете, – сказал Краснощеков. – Мы пришли вовремя, пока дом полностью не разрушился бесплодно.

– Почему не там? – спросил Лев.

– Потому что в этом доме никогда раньше подвала не было и потому что купцы – умные люди. Они бы не стали прятать ценности в своем доме, их тут легко найти.

– А где тогда они могли спрятать?

– Смотря что. Но, думаю, что они воспользовались другим домом.

Молодые люди и я непонимающе смотрели на Краснощекова.

– Объясните поподробнее, – попросил я.

– Я это сделаю чуть позже, когда кладоискатели расскажут нам, что они здесь ищут.

– Что ж, я думаю, – парень посмотрел на девушку, – нам придется это сделать. Тем более что мы и вправду в поисках зашли в тупик. Мы выкопали и вынесли уже почти половину грунта под домом и не нашли даже следов того, что здесь когда-то был подвал. Хотя в письме было четко сказано, что ценности спрятаны в подвале, за камнем фундамента дома.

– Вот именно, – оживился Краснощеков, – подвала здесь никогда не было, и раскопки вы произвели зря, тем более что землю, которую вы выгребли и увезли, придется возвращать на место, иначе дом развалится.

– Да, мы думали об этом, – сказал парень. – Мы не хотели причинить вред никому.

– Тогда расскажите нам, почему вы начали здесь производить раскопки? – попросил Краснощеков.

– Мы однажды купили старинный письменный стол в антикварном магазине, который сдала бывшая хозяйка этой квартиры. Я по профессии краснодеревщик. Сейчас многие увлекаются стариной и всем, что с ней связано. Я думал разобрать стол и сделать несколько его копий под старину для продажи. Одним словом, я хотел заработать на моде. И вот, когда я стал его разбирать, вдруг выпало письмо. – Он протянул его нам.

«Дорогая доченька! Милый мой ангелочек!

Я так и не дождался твоего возвращения. Силы покидают меня, и жить осталось недолго.

До сих пор не могу понять, почему так у нас с тобой получилось. Какие силы вмешались, чтобы разлучить нас? Ты всегда радовала меня своей умненькой головкой, милыми кудряшками, очаровательными глазками, так похожими на глаза твоей мамы, которую ты никогда не видела. Я очень любил ее, но Бог забрал ее при родах, зато он дал мне тебя. Я всегда жил тобой и только для тебя. Мне казалось, что ничто нас не сможет разлучить. Ты выросла умной, красивой, образованной, заботливой. И вдруг покинула меня. Я думал, ты вернешься, но оказалось, мы расстались навсегда.

Знай, что ты всегда была и остаешься для меня самым дорогим человеком на свете. И я покидаю этот мир в надежде, что Бог нас соединит вновь после смерти, и я еще порадуюсь вместе с тобой.

Солнышко мое! Я уверен, что, узнав о моей смерти, ты посетишь отчий дом и обязательно заглянешь в наш с тобой тайник в письменном столе, куда мы иногда прятали письма, желая донести друг другу то, что не могли сказать вслух. Именно здесь я оставляю для тебя свое последнее послание.

Доченька! Я не успел тебе отдать то, что хранил для тебя, ведь ты упорхнула из гнезда неожиданно. Знай, все, что было в моей жизни, – это для тебя, все, что я сберег – все твое! Мне это досталось неожиданно, во время пожара в 1879 году, и оно не имеет цены. Меня попросил сохранить это до лучших времен уважаемый человек из Географического общества, который на пожаре потерял всех своих близких, а сам не смог перенести их потерю. У него это находилось со времен А. Н. Радищева. Ты найдешь это в углу подвала нашего дома, за камнем с отколотым краем в фундаменте. Ты не спутаешь его ни с каким другим камнем из-за его желто-коричневого пятна причудливой формы в виде выступа посередине, напоминающего человеческое лицо. Это самое дорогое, что у меня есть. Распорядись им по своему усмотрению, как подскажет твое сердце.

– Это подтвердило мое предположение, что вы искали не там, – сказал Краснощеков.

– А где надо было? – вдруг заговорила девушка.

– В соседнем доме. Но я думаю, чтобы проверить мою версию, нам лучше подождать до утра. Пока же давайте попьем чаю. Он явно остыл за разговорами.

Наутро выяснилось, что подвал как таковой в двухэтажном доме не сохранился. Цокольный этаж при советской власти переделали в квартиры, где в настоящее время проживали две семьи. Пришлось на неопределенное время поиск отложить.

– Вы обратили внимание в письме на ссылку о Радищеве? – спросил я Краснощекова.

– Конечно. Я думаю, надо эту версию проверить.

– Какую версию? – удивился я. – Вы думаете, речь идет о том Радищеве, который написал «Путешествие из Петербурга в Москву»?

– Непременно. Я другого не знаю.

– Но какое отношение он имеет к Иркутску?

– Самое непосредственное. Ведь за изданную книгу, которую вы упомянули, Екатерина Вторая сослала его в Сибирь на десять лет в Илимский острог. Так что он мог тогда побывать в Иркутске и что-нибудь оставить. Что ж, придется мне опять пойти в архив. А вы поработайте в областной библиотеке Молчанова-Сибирского.

Вечером в нашем офисе мы собрались уже вчетвером.

– Давайте я зачитаю, что мне удалось выяснить в библиотеке, – начал я, открыв свой блокнот. – Александр Радищев родился в тысяча семьсот сорок девятом и жил до тысяча восемьсот второго года, затем покончил с собой. После издания книги «Путешествие из Петербурга в Москву» суд и Сенат приговорили его к смертной казни, но затем по помилованию императрицы казнь заменили ссылкой на десять лет в Сибирь. По дороге в Илимский острог он останавливался в Иркутске. Он много писал писем друзьям, родственникам и президенту Коммерц-коллегии графу Воронцову – его негласному покровителю, о том, что его окружало, и многие считали, что он начал писать «Путешествие из Петербурга в Сибирь». Однако труд его никто не увидел и после возвращения. Многие материалы Радищева безвозвратно утеряны, некоторые исследователи его творчества считают, что часть из них, вероятно, таится в недрах сибирских архивов. Известно точно, что какие-то свои работы Радищев оставил в Иркутске, перед возвращением из сибирской ссылки.

– Интересная информация! – похвалил меня Краснощеков. – Возможно, ссылка на Радищева в письме незнакомца имеет отношение к утерянным документам. Я тоже кое-что разыскал в архиве. В переписке графа Воронцова подтверждается, – он посмотрел на меня, – что Радищев оставил у тогдашнего иркутского генерал-губернатора Нагеля на временное хранение несколько ящиков своих бумаг и книг. В июне тысяча семьсот девяносто восьмого года Воронцов писал Нагелю и просил его выслать из Иркутска ящики с книгами Радищева, но тот покинул Иркутск ранее этого письма, успев передать книги на хранение иркутскому комиссару Новицкому. В тысяча восемьсот втором году Воронцов просил еще и вице-губернатора Тобольска Селифонтова помочь переправить из Иркутска вещи Радищева, но и он сделать этого не смог. Дальнейшая судьба указанных ящиков с бумагами Радищева нам не известна.

– Очень странное поведение официальных лиц, – заключил я. – Их просил граф, который был не последним человеком в России, а они проигнорировали.

– Да, много в этой истории загадочного. Ведь документы можно было переслать и позже.

– А может, они боялись это сделать? – предположил я. – Император Павел I, когда взошел на престол, вызвал Радищева из ссылки, возвратил ему чины и дворянство, но взял с него обещание не писать ничего противного духу правительства.

– А позже мог интерес к творчеству Радищева уменьшиться из-за критики его поэтом Александром Пушкиным, – неожиданно вмешалась в наш диалог Оксана, девушка Льва. Она раскрыла свою тетрадь. – Он писал: «Мы никогда не почитали Радищева великим человеком. Поступок его всегда казался нам преступлением, ничем не извиняемым, а «Путешествие в Москву» весьма посредственною книгою, не говоря даже о варварском слоге… Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и прочее преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны… Они принесли бы истинную пользу, будучи представлены с большей искренностию. Ибо нет убедительности в поношениях, и нет истины, где нет любви». Как видите, – улыбнулась Оксана, – мы тоже время зря не теряли. Не удивляйтесь, я по образованию филолог.

– Приятная неожиданность! – вымолвил я.

– Да, возможно, вы правы, – продолжил Краснощеков. – Этим можно объяснить, почему его документы не пересылались, а потом просто про них забыли вовсе, предав забвению. Политическая обстановка в России всегда выполняла роль фильтра культурной жизни, из-за чего новым поколениям россиян всегда есть чем заняться в поисках правды истории нашего отечества.

– Но, не получится ли так, что самое ценное, про которое пишет в письме незнакомец своей дочери, есть рукописи Радищева? – разочарованно спросил Лев. – Честно говоря, если это так, я не стал бы напрягаться в поисках бумажного клада. Разве можно за них что-нибудь выручить? Кому они могут быть сейчас нужны, если наш великий поэт обгадил творчество литератора?

– Вы торопитесь с выводами, – успокоил его Краснощеков. – В письме незнакомца говорится, что он оставил самое ценное, что сберег и что имел. Да и рукописи могут оказаться бесценными не в смысле их дешевизны, а безграничной стоимости. Отношение к Радищеву наших современников изменилось. Кроме того, он вел записи своего пребывания в Сибири. Через Илимск везли пушнину и золото, правда, это было несколько позже. Так что возможны сюрпризы. Давайте лучше подумаем, как нам безболезненно добраться до клада, ведь это теперь непросто сделать – там проживают на законных основаниях люди.

– Думаю, – сказал я, – что неплохо было бы расспросить Клавдию Илларионовну о человеке, написавшем письмо. Это бы нам очень помогло в оценке значимости его тайника.

Наутро мы с Краснощековым встретились с бабушкой Риты и показали ей письмо. Она, прочитав его, прослезилась.

– Клавдия Илларионовна, вы что-нибудь можете нам рассказать про этого человека? Вы знаете, кто он?

– Думаю, что да. Это грустная история. У моего дедушки был приказчик. А у него была очень красивая дочь Клара, которую он воспитывал сам. И когда ей исполнилось девятнадцать лет, в нашем доме остановился сын известного московского купца – он налаживал связи с поставщиками пушнины из Аляски. У нас они познакомились. Не знаю, как получилось, но девушка влюбилась в него по уши и уехала с ним в Петербург, не попрощавшись с отцом. Он сильно горевал и вскоре слег. А с ней приключилась беда – по дороге в столицу она простудилась и умерла. Но отец так и не узнал об этом.

– А что он мог оставить ей в тайнике? – поинтересовался я.

– Мне трудно сказать. Думаю, что он был состоятельным человеком. В письме он упоминает, что ему кто-то оставил на хранение какие-то ценности. Могли и от жены остаться украшения. Да мало ли что. – Она вопросительно посмотрела на нас. – Вы же не думаете, что они до сих пор сохранились? – и, улыбаясь: – Я бы вам не посоветовала начинать их искать. Очень много с тех пор переделано, и если что-то и было, давно уже безвозвратно потеряно. Давайте я вас лучше чаем напою. – Она подошла к электроплите и поставила чайник, который вскоре протяжно засвистел.

Вечером мы опять встретились вчетвером. Настроение у Льва и Оксаны было приподнятым.

– Мы придумали, – радостно сказала девушка, – как законно проникнуть в квартиры. У меня подруга работает в управлении капитального строительства городской администрации. Оказывается, по программе сноса ветхого и аварийного жилья обследуются старые дома. Мы можем сказать, что из администрации, и нас пустят посмотреть.

– А как вы планируете начать стену разбирать? – иронично спросил я.

– Об этом мы пока еще не думали. По крайней мере, мы будем знать, что нас ждет.

– Хорошая идея, – согласился Краснощеков.

Хозяева квартир оказались дома. В одной проживали пенсионеры. В комнате побеленные неровные стены и потолок, старенький диванчик, сервант и круглый стол, окруженный табуретками. Контуры фундамента просматривались небольшим выступом под толстым слоем штукатурки.

Во второй квартире, поделенной на две комнаты и кухню, проживала семья учителей с двумя детьми. Стены были заделаны гипсокартоном. По-видимому, ремонт был проведен недавно, пахло свежей краской. Хозяева неожиданно радостно встретили известие о том, что их дом может быть снесен. Им давно уже хотелось переехать в благоустроенную квартиру. Мы предупредили, что, возможно, придем еще раз, для более тщательной проверки состояния стен, потолков и фундамента. Они согласились без колебаний. Дело оставалось за малым – придумать способ, как с минимальными разрушениями найти клад в фундаменте.

– Давайте металлоискатель где-нибудь достанем? – предложил я.

– А что, это идея! Тогда мы быстрее найдем, если что-нибудь там вообще есть, – поддержал Лев. – Только я что-то не слышал ни разу, чтобы их где-нибудь в аренду давали.

– Я решу этот вопрос! – уверенно сказал Краснощеков. – У меня с прежней работы немало знакомых осталось. Они помогут нам его найти.

– А что, если металлоискатель окажется бесполезным? – размышлял я вслух. – Ведь в фундаменте и стенах может оказаться арматура. Наверное, ее использовали и раньше.

– За это не беспокойтесь, – возразил Краснощеков. – В старину обходились без армирования, и все крепко держалось. Дай бог каждому сегодня так надежно строить.

На следующий день, вооружившись большим набором инструментов, лопатами, стамесками, пилой, захватив с собой мастерок и мешок цемента, мы с нетерпением перешагнули порог квартиры пенсионеров. Сантиметр за сантиметром металлоискателем обследовали основание дома, затем стены квартиры. Несколько раз мы замирали при появлении звука в наушниках. Сердце наше выскакивало из груди от возбуждения. Но результаты поиска принесли нам только два ржавых кованых гвоздя и металлическую пластинку небольшого размера с отверстием. Пенсионеры внимательно наблюдали за нами, не понимая, что мы делаем. Затем старик не выдержал. Он подошел ко мне и тихонько отозвал в сторону.

– Вам что, моя бабка стуканула?

– О чем вы? – удивился я.

– Ну я же понимаю, что вы никакие не строители. Вы из полиции. Если я добровольно признаюсь, может, обойдется? Я бывший фронтовик, ранен на войне был.

– Это конечно вам зачтется, – поддержал я его порыв откровения. – Рассказывайте.

– Моя жена из деревни, из раскулаченных. Когда ее в четырнадцать лет в девки отдали прислуживать какому-то врачу в Иркутске, мать вшила ей в лямки лифчика несколько золотых червонцев. Часть она истратила во время войны, когда совсем есть нечего было. Я с ней в то время и познакомился в госпитале. Она санитаркой работала, а я из-за ранения в ногу там долечивался. Тогда у нас и завязалась любовь, мы поженились. Как-то она мне рассказала про свои червонцы. Ну что с меня возьмешь? Когда выпить хочется, и не на то пойдешь. Одним словом, я несколько раз заглядывал в ее копилку, она не знала. А потом как обнаружила, тут началось. Так вот, последний червонец я не брал. Клянусь перед Богом! – он перекрестился.

– А кто взял?

– Колька, сосед.

– Но как он узнал?

– Да черт меня попутал. Я ему по пьянке рассказал.

– Так у него он сохранился?

– Да какой там! Мы с ним вместе его пропили. Так что не ищите вы его понапрасну. Его там нет.

– Спасибо за ценную информацию! – важно сказал я. – Я думаю, что мы учтем ваше чистосердечное признание.

– Спасибо вам большое! – Пенсионер посмотрел на меня с благодарностью.

Выходили мы из квартиры уставшими и разочарованными.

– Зато теперь можно спать спокойно, – горько пошутил Лев.

– Как раз наоборот! – бурно отреагировала на Левино замечание Оксана. – Теперь нужно пахать и днем и ночью, чтобы хотя бы частично вернуть наши деньги, потраченные на поиски клада. Ведь говорила же тебе, не надо заниматься не своим делом!

– Зато квартиру в центре города купили, – горько отшутился Лев.

Тем не менее мы решили продолжить обследование дома, ведь специально из-за нас хозяйка другой квартиры пришла раньше с работы. Не успели мы включить металлоискатель, как он запищал. Стены снизу доверху давали положительный сигнал.

– Он что, сломался? – разочарованно спросил я.

– Не думаю, – возразил Краснощеков. – Ведь гипсокартон крепится на металлический каркас. Чтобы воспользоваться прибором, нам придется разобрать стены. А для этого надо получить согласие хозяев. Так, что называется, приехали!

– И как вы собираетесь это сделать? – спросила Оксана. – Я бы никогда не разрешила.

– Пока не знаю, – озадаченно ответил Краснощеков. – Для начала давайте обследуем кухню, где гипсокартона нет.

Но и там звук в наушниках появился сразу, как только мы включили прибор, направив индикатор на стену.

– Может, все же сломался? – не выдержал я.

– Теперь я уже не могу столь уверенно вам возразить, – признался Краснощеков. – Видно, я не совсем хорошо разобрался, как с ним работать. – Он выключил металлоискатель и вновь включил, и опять появился низкий звук в наушниках, который при приближении к стене усилился. Но, когда Краснощеков переместил держатель, звук растворился в тишине. – Все же здесь что-то есть! – Лицо его просияло улыбкой.

– Что есть? – уточнила хозяйка квартиры, которая как раз в этот момент зашла на кухню. – Разрушения есть?

– Нет, но сейчас будут! – пошутил Лев и улыбнулся. – Шучу. Мы ищем слабые места в конструкции вашего дома. А затем их надо тщательно обследовать, для чего придется произвести небольшое вскрытие в стене. Но вы не переживайте, мы все восстановим как было, а может, даже еще лучше.

– Да пожалуйста, обследуйте! – согласилась женщина. – Знаете, как надоело жить в памятнике архитектуры. Ничего перестраивать не дают, воду и канализацию сюда проводить нельзя. Чтобы ремонт фасада или крыши сделать, нам надо сперва заказать обследование дома, за что деньги большие с нас требуют. Наверное, когда иностранные туристы к нам приезжают, то не могут понять, почему так неприятно пахнет у нас на улицах возле домов. Это в центре города! У них-то уборные, наверное, давно уже все разобрали, а у нас еще большая проблема их вычистить. Так что, если это поможет нам переехать в благоустроенную квартиру, хоть все переломайте.

– Так мы и сделаем! – опять неудачно пошутил Лев.

Как мы ни старались аккуратно произвести вскрытие стены, пришлось разрушить достаточно большой участок. Цокольный этаж был сложен из крупных тесаных булыжников, связанных между собой окаменевшим цементом, а может, чем-то другим. Вырвать из стены камень было большой проблемой. Но один немного выступал из ровной стены. Когда мы его слегка отодвинули, сразу поняли, что за ним что-то есть. Булыжник оказался плоским и скрывал небольшое углубление. Там находился сверток из черной ткани. Мы обомлели, с нетерпением ожидая, когда Краснощеков его достанет. Казалось, он, наоборот, никуда не торопится. Краснощеков вначале рассмотрел его внимательно со всех сторон, затем осторожно вынул. Положил на стол и медленно развернул сверток.

– Револьвер системы «наган», – произнес Краснощеков. – Разработан бельгийскими оружейниками братьями Эмилем и Леоном Наган. Состоял на вооружении и выпускался в ряде стран в конце девятнадцатого – середине двадцатого века. Хорошо смазан, подготовлен для длительного хранения. К нему прилагаются две пачки патронов.

– И что это означает? – спросил я Краснощекова.

– То, что кто-то спрятал его сюда, – улыбнулся Краснощеков.

Возбуждение ожидания сменилось полным разочарованием открытия. Мы уселись на табуреты.

– Что будем делать с этим? – спросил Лев.

– Пока отложим в сторону и продолжим поиски, – спокойно сказал Краснощеков, как будто его вообще ничего не касалось.

В углу возле окна, выглядывавшего верхней частью на улицу, сигнал в наушниках вновь сообщил о находке. Мы не торопясь освободили камень от штукатурки. Затем отодвинули его и…

Сердце часто забилось. За камнем оказалась небольшая камера, в которой располагалась массивная инкрустированная разноцветными камнями шкатулка. Рядом с ней лежали два тканевых серых мешочка и какой-то бумажный сверток, перевязанный зеленой тесьмой. Мы остолбенели, разглядывая обнаруженные предметы. Первой заговорила Оксана.

– Эй, господа! – Она защелкала пальцами перед нашими глазами. – Очнитесь! Вы не хотите узнать, что там находится?

Мы потянулись к кладу, но Краснощеков пресек наше рвение.

– Стойте! Оно может быть заминировано, – воскликнул он. – Давайте это сделаю я.

Он опять тщательно все оглядел и затем осторожно вынул содержимое ячейки. В мешках оказались золотые и серебряные монеты девятнадцатого века, примерно по килограмму. Шкатулка не поддавалась. Пришлось ее взломать. В ней лежали драгоценные золотые украшения: серьги, кольца, перстни, подвески, кулоны, броши. В мешочках была россыпь алмазов и рубинов.

– Что вы тут делаете? – возмущенно заговорила хозяйка, которая оказалась неожиданно за нашей спиной. Оксана мгновенно загородила своим телом сокровища, набросив на них кухонное полотенце. – Вы всю квартиру разворотили. И кто теперь будет нам все восстанавливать? Я буду жаловаться на вас!

Было удивительно то, что, когда мы ее видели в последний раз, она была в юбке и кофте, а теперь оказалась в джинсах и с другим цветом волос. И голос у нее стал хриплым.

– Мы, мы… – заговорил неуверенно Лев, – производим исследование вашего дома на предмет переселения из ветхого жилья.

– Это я знаю. Зачем вы разобрали стену?!

– Но мы же спрашивали вашего разрешения. Вы же…

В этот момент зашла еще одна женщина, та, в юбке и кофте, она улыбалась. Хозяек стало две! «Ничего удивительного, – подумал я, – от найденного у любого крыша съедет!» Может, я и здраво мыслил, но при этом почувствовал слабость в теле, почему-то все предметы перед глазами закружились… Мои ноги подкосились, и я начал падать в проход кухни. Меня подхватила хозяйка в юбке.

– Держитесь! – воскликнула она. – Зина! Ты опять за свое. Вы не обращайте внимания на ее замечание, продолжайте работать. Это моя сестра двойняшка. Она так часто шутит. Юмора у нее хоть отбавляй. – Она строго посмотрела на сестру. – Я ее попросила заменить меня вечером, мне надо пойти на родительское собрание в школу.

– А!!! – дружно воскликнули мы. – Теперь понятно.

Зина, довольная, смотрела на нас и улыбалась.

Когда две хозяйки вышли из кухни, мы присели на табуретки и, глубоко вздохнув, дружно выдохнули. Закрыв плотно дверь в комнату, мы развернули сверток. Там было несколько акций «Лензото» и письмо. Бегло просмотрев бумаги, мы пришли к выводу, что их необходимо более тщательно изучить в спокойной обстановке.

– Давайте на сегодня закончим поиск и пойдем к нам в офис, – предложил Краснощеков. – Там все внимательно разглядим.

– Как, вы уже уходите? – разочарованно спросила хозяйка в джинсах. – Я надеюсь, не из-за меня? Я просто пошутила.

– Мы уже это поняли, – ответил я.

В офисе первым делом заварили чай. Краснощеков достал из кармана свой любимый мундштук и вставил в рот. Сигареты не вынимал.

– Что будем делать? – спросил Лев. – То, что мы нашли, уже немало. Но относится ли это к тому, что мы искали?

– Думаю, нет, – уверенно сказал Краснощеков. – В свертке не письмо, а опись ценностей, вложенных в шкатулку. И еще акции Ленского золотопромышленного товарищества «Лензото», которое было образовано в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году. Письмо же датируется восемьдесят пятым годом. Значит, этот клад совсем другой.

– И это значит, – заключил Лев, – что этот дом просто кишит сокровищами. Просто иркутский Клондайк! – Он встал со стула и заходил кругами по комнате, скрестив руки на груди.

– Лева! Успокойся! – прикрикнула на него Оксана. – Ты все равно не найдешь больше, чем там уже лежит.

– Давайте лучше подумаем, как мы сможем продолжить поиски в квартире, – перебил диалог Краснощеков. – Ведь там недавно был произведен ремонт, и нам без вскрытия стен не обойтись.

– Но хозяйка же не возражает, в чем проблема? – Лицо Левы раскраснелось от возбуждения. – Мы ей потом все восстановим.

– А что, если мы ей купим квартиру и переселим ее? – предложил я. – Ведь она говорила, что давно мечтает о благоустроенном жилье. Зато нам никто больше мешать не будет.

– Я так испугалась, – засмеялась громко Оксана, – когда пришла сестра хозяйки. Думала, что от радости с ума схожу. Если еще будут такие стрессы, то может сердце не выдержать. Лично я поддерживаю предложение. Я ее как женщина очень хорошо понимаю: жить в городе без воды и канализации с детьми в наше время просто катастрофа.

– А что, и я согласен, – поддержал Лева. – То, что мы нашли, с лихвой покроет все убытки, даже если мы вообще больше ничего не найдем. Зато учителям поможем, навряд ли им государство в ближайшее время квартиру даст.

– Ну что ж, – заключил Краснощеков, – значит, это наше общее мнение. Надо будет с ней переговорить и выяснить, на какую квартиру она рассчитывает. Кому поручим?

– Я думаю, Леве, – предложила Оксана. – Он хороший переговорщик, тем более что он представился как работник городской администрации.

– Отлично, – согласился Краснощеков. – Тогда теперь давайте займемся нашими сокровищами. Я буду вслух читать опись, а вы последовательно раскладывайте на столе изделия. Если в чем-то сомневаетесь, то откладывайте в сторону. В любом случае нам без ювелира не обойтись.

– А зачем он нам нужен? – возмущенно спросила Оксана. – Мы что, сами не разберемся?

– Думаю, что нет, – возразил Краснощеков. – Стоимость ювелирных изделий много от чего зависит: от мастера, количества карат в камнях, пробы драгоценного металла, их возраста. Короче, всего не перечислить.

– Алексей Викторович прав, – сказал Лев. – Другое дело, что если мы его позовем, как объясним, где драгоценности взяли? С ним же потом делиться придется. Или он нас заложит.

– А разве вы не намерены клад сдать государству? – наивно спросил я.

– Государству?! Вы шутите! – воскликнула Оксана. – Да вы же нигде не купите такие вещи. Захотите и не сможете. Им же цены нет. Я не согласна. Категорически нет!

– А как вы считаете? – обратился я к Краснощекову.

– До этого разговора я знал точно, что надо сделать с ними – сдать государству! Но раз мнения разделились, предлагаю сделать перерыв. Давайте все хорошенько обдумаем и придем к коллективному решению. А пока продолжим поиски. Но для этого нам необходимо максимально быстро решить вопрос с квартирой.

– А деньги? Где мы возьмем деньги на квартиру? – спросил Лева.

– Давайте скинемся, – предложил я. – Думаю, нам это посильно – купить жилье вместе.

– Для нас с Оксаной вместе – это два раза вместе. Бюджет-то у нас с ней общий, столько вырвать денег мы не сможем. И так уже потратились на одну квартиру.

– Ничего, – успокоила Оксана, – справимся. Продадим несколько твоих столов под старину и нашу теперь уже ненужную квартиру на Желябова.

Лев нахмурился.

– И почему всегда, когда я говорю «нет», ты обязательно говоришь «да»?

– Я же женщина! – Она игриво улыбнулась.

– Итак, решено? – спросил Краснощеков.

– Решено, – сказал Лева. – Только квартиру нашу быстро не купят, даже если мы сильно цену скинем. Да и за столами тоже очередь не стоит. Придется немного подождать.

– Но и квартиру тоже быстро не приобрести, – предположил я.

– Так что будем делать? – не выдержал Лев.

– Я знаю, как ускорить дело, – вскричала Оксана. – Мы им предоставим нашу квартиру для временного проживания и дадим денег на приобретение новой! Хорошая идея?

– А что, мне кажется, получится, – ободрился Лев. – Тогда у нас есть шанс продолжить поиск уже в ближайшее время.

– Как говорится, «хорошо, когда хорошо»! Но у нас остается еще один нерешенный вопрос, – продолжил Краснощеков. – Где мы будем хранить найденное? Какие будут предложения?

В комнате воцарилось молчание.

– А может, в банковской ячейке? – предложил я. – Банк гарантирует.

– И вы верите этому? – воскликнула Оксана. – Кому-кому, но нашему государству, а тем более банкам, я очень не доверяю. Да и представьте, вдруг случайно они узнают, что у них хранится? Не возражайте! – Она замахала руками в мою сторону, видя, что я хотел что-то сказать. – Я не верю, что у них нет запасных ключей от ячеек, таких же, которые выдают клиенту как единственный. И, кроме того, нас четверо, а ключ выдают один, да даже пусть два. Где гарантия, что кто-нибудь из нас не захочет втихаря взглянуть на драгоценности, а заодно и потрогать?

– То есть у нас создалась безвыходная ситуация? – спросил Краснощеков.

Все опять замолчали. Мы включили чайник, разлили кипяток по кружкам и, не сговариваясь, одновременно положили в них пакетики с чаем. Затем стали пить, как будто никого рядом не было.

– А что, если, – вскричал я, – нам временно разделить клад на четыре равные части так, чтобы всех устроило, и взять на себя ответственность за их хранение?!

– Это просто смешно! – истерично рассмеялась Оксана. – Мы же не знаем точной цены вещей, не поштучно же делить их?

– И все же это можно сделать. Послушайте, как я предлагаю. Любой из нас первым может поделить все ценности на четыре равные, как ему кажется, части и предложить их выбрать нам. Делившему останется та часть, которую никто не выберет.

– А если кто-то выберет то, что и другому понравится? – спросил Лева.

– Тогда те двое или трое вновь сложат части в одну кучу и один из них поделит на равные части, но сам выбирать не будет. И так до тех пор, пока всех не устроит. Тем более что деление клада есть временная мера, пока мы не примем решение, что будем делать с ним дальше. Но если кто-то не сможет сохранить свою часть, то и претендовать не должен на оставшиеся.

– А что, мне эта идея нравится! – поддержала Оксана.

– Логично, – согласился Краснощеков. – Тогда начнем. Кто будет первым?

– Я! – Оксана соскочила со стула и потянулась к шкатулке. – Все же я единственная среди вас женщина и лучше разбираюсь в ювелирных украшениях.

– Это точно, – грустно согласился Лев. – Хорошо разбирается, пальцев свободных не осталось – все в кольцах.

– Молчи уж! – игриво возмутилась Оксана. – Сам-то какой. Все деньги на старье переводишь. Одеться не на что. – Она открыла шкатулку, и комната озарилась переливами драгоценностей.

Поиски клада в квартире учителей удалось продолжить только через две недели. Они искренне обрадовались неожиданно свалившейся на них чуткой заботе государства, которое не только предложило новое жилье взамен неблагоустроенного, но и взяло на себя все заботы по переоформлению документов и переезду.

В этот раз Краснощеков принес металлодетектор другой конструкции, который позволял искать не только все металлические объекты, но и получить информацию о предмете с учетом его формы и проводимости. Изюминкой прибора являлся блок управления с большим жидкокристаллическим дисплеем. Таким образом, индикатор сигналил двумя способами: аудиально и визуально.

Уже вскоре в наушниках раздался низкий звук, на дисплее датчик показывал железо. Нам пришлось немало постараться, чтобы извлечь его из-под большого булыжника, крепко связанного с остальными. Это оказалась подкова.

– Наверное, ее специально по старой русской традиции замуровали на счастье, когда дом строили, – предположила Оксана.

– Не думаю, – возразил я. – Насколько знаю, на счастье подкову вешают на двери. Причем по русской традиции ее крепят рожками вниз. Чтобы счастье лилось на вас.

– А я дома рожками вверх повесила, – разочарованно сказала Оксана. – Придется перевесить.

– Не торопитесь это делать, – улыбнулся Краснощеков. – Ее во многих странах вешают рожками вверх, чтобы счастье не утекало.

– Правда? – обрадовалась Оксана.

– Правда, но в России действительно вешают наоборот. А знаете, откуда такая традиция пошла? По легенде, в одну кузницу явился дьявол в облике лошади и стал соблазнять кузнеца на черные дела. Но тот не поддался и подковал черта и, чтобы он не забыл про науку, повесил подкову на дверь. С тех пор люди стали вешать подковы на дверь, чтобы отпугнуть нечистую силу.

– Но мы-то нашли ее в кладке, – уточнил Лев. – Как это можно растолковать?

– Когда подкову находят, – вмешался я в разговор, – это к большой удаче и к деньгам.

– Это хорошо! – одобрил Лев. – Значит, мы сегодня что-нибудь найдем.

– Но эта-то подкова не висела! – возразила Оксана.

– Ее и на стены вешали, – успокоил Краснощеков, – и у порога закапывали. Так что традиция, в общем-то, не нарушена.

Мы несколько часов тщательно обследовали стены сверху донизу, но это не принесло никакого радостного результата. Нам попалось несколько кованых гвоздей, разных шурупов, и все. Уставшие и разочарованные мы сели перекусить.

– Вот вам и подкова! – проворчал Лев. – Она приносит удачу, деньги… Ага. Разбежались! Все же зря мы квартиру купили. Говорят же: «Жадность фраера губит!» Нам разве мало того, что нашли, не хватило бы, а?

– Не ворчи, Лева! – прикрикнула на него Оксана. – Ты же сам себя обманываешь. Всю жизнь бы потом жалел, что не проверил соседний подвал.

– Слушайте! – воскликнул я. – А может, мы неправильно ищем? Почему только в стенах. Ведь могли клад и в пол закопать.

– И что, теперь нам еще и пол вскрывать? – сморщился Лев. – Это же какую работу надо провернуть! А вдруг и там ничего не окажется?

– Глаза боятся, а руки делают! – улыбнулся уставшими глазами Краснощеков. – Давайте продолжим работу.

Когда мы разобрали деревянный пол, под ним обнаружили остатки еще одного слоя досок, прогнивших от времени. Пришлось и их выгребать, чтобы очистить пространство для исследования. Краснощеков включил детектор, и прибор стал безостановочно издавать низкий сигнал по всему пространству. Иногда появлялись более высокие звуки. Мы стали осторожно копать. Земля была перенасыщена железным мусором – мы обнаружили немалое количество пряжек, пуговиц, ножей, ножниц, деталей конской упряжи, несколько мелких медных монет девятнадцатого века и металлический олимпийский рубль восьмидесятого года двадцатого века. Клада не было.

– Как я и предполагал, – разочарованно сказал Лев. – Ничего! Один мусор.

– Но все относительно, – заявил Краснощеков, – точнее, все очень субъективно. Ведь чем являются найденные предметы – мусором или реликвией, – зависит от нашего к ним отношения. Слово «реликвия» произошло от латинского – останки, остатки. А по Толковому словарю – это предметы, особо чтимые и хранимые как память о прошлом. Таким образом, практически любой предмет, даже пуговица девятнадцатого века, может стать реликвией, смотря как к ней относиться: хранить как память о прошлом или выбросить как мусор. Думаю, что часть предметов может пригодиться для школьных музеев. Это вас немного утешит, Лев?

– Я все понял! – Мне пришла новая идея. – Мы не учли возможности детектора. На какой глубине он определяет?

– Если говорить про монеты размером с советский пятак, то до тридцати, максимум пятидесяти сантиметров, – ответил Краснощеков.

– Так мало?! – удивились мы.

– Ну да, – согласился Краснощеков, и глаза его прояснились. – А ведь вы правы! Надо копать глубже. И потом еще раз проверить прибором. Ведь и дом немного опустился в грунт, и пол явно приподнялся, ведь несколько поколений прожили.

Мы опять приступили к раскопкам. Сил уже не было. Если бы не Оксана, которая постоянно нам заваривала крепкий свежий чай, то мы бы выдохлись. Выкопав еще сантиметров семьдесят, опять включили прибор. И, о чудо! Он засигналил. В углу дома звук запрыгал от среднего тона к высокому и стал повторяющимся. Дисплей показывал золото. Углубившись еще на сорок сантиметров, мы обнаружили глиняный сосуд, доверху наполненный золотыми червонцами. Мы заплясали от возбуждения. Я не знаю, откуда взялась энергия, но мы плясали и плясали, пока от усталости не свалились на землю. Вставать не хотелось. Все тело гудело, но душа была переполнена радостью. Казалось, в тот момент не было границ нашему счастью.

Назавтра мы еще копали и копали как сумасшедшие, дойдя до основания фундамента, но прибор огорчал нас своим молчанием. И мы осознали, что наступил конец: нашим надеждам, нашим мечтам, нашему дружному коллективу. Пришло время успокоиться и вернуться к прежней жизни. Но как этого не хотелось! Я думаю, каждый человек однажды испытывал в своей жизни такое чувство, как мы тогда. Ставишь перед собой цель, сильно хочешь ее достичь и отдаешь последние силы, но, когда наступает финал и окончание всех страданий на пути к ней, ты не хочешь, чтобы все заканчивалось. Потому что ты жил в другом ритме, в другом мире – тернистом, но милом и радостном для сердца, и тебе совсем не хочется вернуться туда, где хорошо и спокойно, но серо и скучно. И все же мы пленники этого мира. И наступил следующий день…

– Итак, – произнес Краснощеков, – мы должны подвести итог нашей деятельности, кто хочет высказаться? – Он включил чайник.

– У меня осталось некоторое чувство неудовлетворенности, – начал я, – из-за того, что мы не обнаружили главный клад, с которого все началось. То письмо неизвестного очень тронуло меня, и хотелось бы докопаться до истины. Тем более что там мы могли обнаружить рукописи Радищева, которые давно разыскивают исследователи его творчества. Мы могли бы внести свою лепту в раскрытие истории освоения Сибири. Вот что меня огорчает.

– А я думаю, – Оксана посмотрела на нас счастливыми глазами, – что мы должны быть очень довольны проделанным. Ведь не каждому удается найти клад, тем более два с таким количеством ценностей. Мы теперь обеспечены на всю жизнь, и можно еще больше мечтать и творить. Я решила, что буду рожать. Теперь моим детям я смогу уделять внимания столько, сколько им потребуется, не думая о завтрашнем дне и хлебе насущном. Поэтому, мальчики, не впадайте в крайности и не грустите. Хотя, если вы не успокоились, можете продолжить поиски клада, но только теперь уже без меня.

– И без меня! – поддержал Оксану Лев. – Про детей сказала Оксана – это правильно. Поддерживаю и приму самое непосредственное участие! – Он заулыбался. – Я думаю, что продолжу заниматься антиквариатом. Только теперь стану покупать не для того, чтобы делать копии с изделий, а создам свою коллекцию, которой будут гордиться наши дети и передавать ее новым поколениям, вспоминая отца.

– Ну, тебя потащило куда-то не туда! – не выдержала Оксана. – Ты сперва детей заведи, краснодеревщик!

– Я думаю, было бы справедливо отблагодарить Риту, – продолжил я. – Если бы не она, мы бы никогда не узнали друг про друга и уж тем более не нашли клады. И Клавдия Илларионовна, по-моему, тоже заслуживает уважения и поддержки. Таким, как она, нелегко пришлось после революции. Наши «копатели», – я посмотрел на Леву с Оксаной, – привели часть дома в аварийное состояние. И даже возвращение грунта обратно в подвал не гарантирует жильцам отсутствие проблем. Предлагаю скинуться.

– Ну уж нет! – возразила Оксана. – Это наше дело. Мы сами все решим! Ты согласен, Лева?!

– Я думаю, это справедливо! – нехотя согласился Лев. – Купим им квартиру.

– Что ж, хорошее решение! – подвел итог Краснощеков. – Но как вы обналичите свои богатства? – Краснощеков посмотрел на нас оценивающе. – Если начнете открыто продавать, то рано или поздно окажетесь на скамье подсудимых.

– Может, часть клада все же сдать государству? – предложил я.

– Не получится! – Краснощеков нахмурился. – Или надо все сдавать, или вообще об этом умолчать – мы окажемся в зоне повышенного внимания правоохранительных органов. Поверьте, все же я хорошо знаю своих коллег.

– Нет, решили же! Никому ничего не сдаем! – разгорячилась Оксана.

– Кстати, мой знакомый ювелир сделал оценку наших ювелирных изделий, – сообщил Краснощеков, – и предложил, конечно, с дисконтом, купить их у нас. Он готов встретиться и обсудить условия.

– Хорошее предложение! – обрадовалась Оксана. – По крайней мере, мне пока сложно решиться все продать. Что-то я все же хочу сохранить.

– Я тоже! – поддержал я девушку.

– Я предлагаю нам с Оксаной двоим встретиться с ювелиром. Все же это дело не публичное. Вы согласны, Владимир Федорович?

– Конечно!

– Тогда я назначаю ему встречу на завтра.

А потом, я думаю, нам всем надо хорошенько отдохнуть. Владимир Федорович! А не рвануть ли нам на рыбалку в Таиланд?