Загадки индейских цивилизаций

История изучения городов майя

Первым цивилизованным народом Америки, с которым столкнулись испанцы в ходе завоевания земель Западного полушария, были майя. На каменистом берегу мыса Каточ (полуостров Юкатан) в 1517 г. произошла проба сил двух враждующих миров, отделенных друг от друга необозримыми просторами океана. Закованные в стальные доспехи конкистадоры во всеоружии европейской военной техники и тактики тех лет сошлись в кровавой схватке с многочисленными и храбрыми отрядами индейцев майя, живших, по сути дела, в каменном веке. Металлическим латам, коннице и артиллерии испанцев майя смогли противопоставить лишь хлопчатобумажные панцири, подбитые ватой, копья и стрелы с каменными наконечниками, дубинки. Исход этой жестокой борьбы был предрешен историей. Но майя в течение многих лет яростно отстаивали свою независимость от посягательств чужеземных завоевателей. Даже в 1540 г., т. е. двадцать лет спустя после гибели могущественной державы ацтеков, большая часть Юкатана все еще находилась в руках индейцев.

Новый Свет интересовал конкистадоров прежде всего как неисчерпаемая сокровищница, которую можно было грабить, не задумываясь о будущем. Золото — главная движущая сила далеких заокеанских походов европейцев. И поскольку на территории майя золота оказалось совсем мало, а сила сопротивления индейцев была необычайно велика, испанцы бросились в Центральную Мексику, стремясь заполучить сказочные богатства царей Теночтитлана, накопленные ими в результате бесчисленных завоевательных кампаний и войн предыдущих столетий. Когда первый европеец ступил на мексиканскую землю, царство ацтеков находилось в зените славы, в то время как десятки независимых городов-государств майя переживали явный упадок: непрерывные междоусобные войны, неурожаи, эпидемии опустошали некогда цветущие провинции Юкатана. Стоит ли после этого удивляться, что испанские летописцы и историки основное внимание уделили не майя, а ацтекам. Кроме фундаментального труда епископа Диего де Ланды (1566 г.) и отдельных сообщений более поздних авторов, у нас практически нет письменных источников, посвященных древним майя. Да и эти немногочисленные свидетельства очевидцев касаются наиболее поздних этапов развития майяской культуры. Города классического периода (I тыс. н. э.) превратились в руины и были поглощены джунглями задолго до прихода конкистадоров. К XVI в. о них забыли даже ближайшие потомки людей, некогда живших там. А затем по владениям майя прокатился всесокрушающий вал конкисты со всеми ее насилиями и ужасами. Именно испанское завоевание, равно как и фанатичная инквизиция, почти полностью уничтожили тысячелетние традиции высокой древней культуры, конечный этап развития которой могли видеть на Юкатане участники первых испанских экспедиций Кордовы, Грихальвы, Кортеса и Монтехо.

С этих времен среди руин майяских городов побывали конкистадоры, священники, королевские чиновники, этнографы, археологи, путешественники и искатели приключений — и каждый из них на всю жизнь уносил с собой неизгладимое впечатление о самобытной и яркой культуре одного из самых развитых народов доиспанской Мезоамерики.

В 1576 г. королевский чиновник Диего Гарсиа де Паласио во время своего путешествия в город Гватемалу обнаружил на берегу реки Копан величественные руины какого-то древнего города. «Я со всем тщанием, — пишет он, — пытался выяснить у местных индейцев, нет ли в их древних преданиях сведений о людях, живших когда-то в этом городе. Но у них не оказалось книг с описанием их древней истории… Правда, они сообщили мне, что в древние времена сюда пришел с Юкатана великий правитель, который построил все эти здания, но затем, бросив все, вернулся в родные края». Подробный отчет о своей находке Гарсиа де Паласио направил императору Филиппу II. Но и монарх, и высшая администрация пропустили это сообщение мимо ушей.

В конце XVIII в. в глубине джунглей Чьяпаса (Мексика) был найден еще один древний город майя — Паленке, покинутый жителями в конце I тыс. н. э. Собственно говоря, нашли его индейцы. Они и сообщили о причудливых белокаменных зданиях, затерявшихся в лесу, местному священнику. А от последнего о руинах узнали чиновники испанской администрации.

В 1773 г. Паленке посетил капитан Антонио дель Рио, который впервые более или менее полно обследовал центральную часть гигантского города и описал его архитектурные памятники. В 1822 г. отчет А. дель Рио был переведен на английский язык и издан в Англии. Но занимательное повествование испанского офицера не вызвало заметного резонанса в научных кругах Европы, хотя именно оно вдохновило позднее американца Джона Ллойда Стефенса на поиски забытых городов майя.

В 1839 г. он отправился в глубину тропических лесов Гондураса, где, по туманным сообщениям некоего сеньора Галиндо, находились руины Копана (открытого испанцами в 1576 г.). Преодолев на своем пути многочисленные трудности, Стефенс побывал не только в Копане, но и в Паленке, Ушмале и многих других городах древних майя. Этот энергичный и талантливый исследователь изложил позднее результаты своих работ в увлекательной и яркой книге, а поразительно точные рисунки английского художника Ф. Казервуда — постоянного спутника Стефенса во всех его странствиях — придали ей документальную достоверность. Учитывая огромный эффект, который произвели на ученых Европы и США находки Стефенса, можно с полным правом утверждать, что именно он пробил первую брешь в стене забвения доколумбовой истории Мезоамерики.

В конце XIX в. на территории майя начались первые археологические раскопки, которые дали специалистам массу материала, бесстрастно и объективно отражающего картину прошлого. С тех пор научные учреждения Мексики, США и отдельных стран Европы продолжают вести систематические исследования наиболее важных памятников культуры майя: Копана, Киригуа, Вашактуна, Тикаля, Паленке, Пьедрас-Неграс, Чичен-Ицы, Майяпана и многих других. Ученые приступили к широкому чтению иероглифических надписей и текстов майя на камне, кости, раковинах, керамике, в настенных росписях. В этой области большие заслуги принадлежат известному исследователю Ю. В. Кнорозову, впервые предложившему в 50-х гг. способ дешифровки майяской письменности и успешно прочитавшему все сохранившиеся рукописи майя XII–XV вв.

Учитывая тот факт, что индейцы майя создали точный солнечный календарь, настоящую иероглифическую письменность и необычайно высокое по уровню искусство (архитектура, скульптура, живопись), их часто называют «греками» Нового Света.

Культура-загадка

Среди бесчисленного сонма больших и малых археологических культур Нового Света в доколумбову эпоху звездой первой величины является цивилизация древних майя — культура-загадка, культура-феномен, полная парадоксов и противоречий. Известно, что все великие цивилизации древности возникли и развивались в условиях засушливого и теплого климата, в долинах крупных рек, чьи ежегодные разливы повышали плодородие почвы и создавали наиболее благоприятные условия для земледелия. Так было в Месопотамии, Египте, Индии и Китае. И только индейцы майя, словно бросая вызов капризной судьбе, на века обосновались в негостеприимных джунглях Южной Мексики и Северной Гватемалы, выстроив там свои белокаменные города. За пятнадцать столетий до открытий Колумба майя изобрели точный солнечный календарь и сложнейшую иероглифическую письменность. Они использовали в математике понятие нуля раньше индусов и арабов, уверенно предсказывали солнечные и лунные затмения, а пути движения планеты Венера вычислили с ошибкой 14 секунд в год. Майя достигли поразительного совершенства в архитектуре, скульптуре, живописи и в производстве керамики. Но вместе с тем их орудия труда оставались крайне примитивными и изготовлялись только из дерева, кости и камня.

Происхождение майя окутано пеленой таинственности. Мы знаем лишь, что появление развитой культуры у этого народа относится к началу нашей эры. Около 3 тыс. лет назад отдельные племена индейцев — предки майя — начали свое продвижение из горных районов в глубину лесной равнинной зоны на юге Мексики и севере Гватемалы. Это была не слишком благоприятная для жизни территория. Даже сегодня природа здесь дика и своенравна. На пути человека плотной стеной встают лесные деревья-исполины — кедр, махогониевое дерево, сапот, пальмы, опутанные лианами и прикрытые снизу колючим кустарником. Ядовитые змеи, скорпионы, москиты и летучие мыши представлены здесь в избытке. Неистовые тропические ливни в мгновение ока смывают и уносят прочь тонкий слой плодородной почвы, а дождевую воду тут же впитывает без остатка пористый известняк.

В этих трудных условиях первые поселенцы майя строили в джунглях скромные хижины из дерева и глины с высокими крышами из пальмовых листьев. Они вырубали лес грубыми каменными топорами и выжигали его, расчищая в зарослях небольшие участки для посевов маиса, фасоли и тыквы. Их технический потенциал был крайне невелик. И тем не менее ближайшие потомки первых колонистов возвели в джунглях каменные города и добились поразительных успехов в самых разных областях науки и искусства.

Под защитой грозных богов и могущественных царей майя строили изящные храмы, гигантские дороги-дамбы, ступенчатые пирамиды и дворцы. Росли и расширялись старые селения и города. Возникали новые. И так продолжалось почти десять веков, пока в IX–X вв. н. э. на цветущие земли майя не обрушилась внезапная катастрофа. Всякое архитектурное строительство прекратилось. Жрецы не возводили больше громоздких каменных стел с ликами правителей и богов и вычурными иероглифическими знаками. Один за другим приходили в запустение великолепные майяские города. Жители покидали их, оставляя на милость жадных тропических джунглей.

На опустевшие безмолвные площади, в дверные проемы зданий вскоре ворвалась буйная лесная зелень. Лианы и корни деревьев расшатывали фундаменты и перекрытия массивных каменных построек, а кустарники заполняли любую свободную пядь пространства. Считаные десятилетия спустя города древних майя скрылись от людских глаз. К моменту появления у берегов Нового Света первых европейцев цивилизация майя классического периода (1-1Х вв.) — наивысшее достижение в истории доколумбовой Америки — представляла собой лишь смутное воспоминание, туманную легенду в памяти ее далеких потомков-индейцев.

После X в. развитие культуры майя, правда, значительно измененной влиянием со стороны чужеземных завоевателей — тольтеков, продолжалось на полуострове Юкатан (Мексика) и в горной Гватемале. Но «золотой век» майяской цивилизации остался позади. Страна переживала явный упадок. Беспрерывные войны, эпидемии, засухи и неурожаи опустошали некогда цветущие области Юкатана. Испанцы застали здесь в XVI в. свыше полутора десятков небольших, постоянно враждующих между собой государств, каждое из которых имело свою династию правителей. Разрозненные и слабые перед лицом нового могучего противника, они были обречены на гибель. После двадцати лет ожесточенного сопротивления города юкатанских майя попали под власть испанского короля.

Загадки, загадки, одна сложнее другой. Они сопровождают нас на протяжении всего знакомства с культурой древних майя. Ирония судьбы состоит в том, что эта величайшая цивилизация древности, о которой написаны горы книг и статей, до сих пор известна нам очень мало. Мы почти не знаем имен правителей, военачальников и жрецов майяских городов. Не прочитаны до конца иероглифы, высеченные на многочисленных стелах и алтарях. Ученые не могут пока удовлетворительно ответить даже на такие важнейшие вопросы, как происхождение цивилизации майя, особенности ее социально-экономической структуры, характер политического устройства и, наконец, причины драматической гибели местных городов в конце I тыс. н. э. Однако яркий свет познания упорно пробивается сквозь сумрачные тени столетий. Ученые используют сейчас разнообразные методы для воссоздания прошлого майя. Значительную долю всей информации дают археологи, раскапывающие руины древних городов и селений с их скульптурами, надписями, храмами и дворцами. Историки упорно выискивают нужные сведения в архивах и библиотеках среди немногих дошедших до нас письменных свидетельств о майя: здесь и повествования самих индейцев, записанные на их родном языке, но буквами латинского алфавита, вскоре после конкисты (эпос майя-киче «Пополь-Вух», книги юкатанских индейцев «Чилам Балам» и др.), свидетельства первых конкистадоров и монахов, вторгшихся в XVI в. с мечом и крестом на земли майя (Кортес, Берналь Диас дель Кастильо, Диего де Ланда). Наконец, заслуживают пристального изучения и сами индейцы. Некоторые из них, обосновавшиеся в наиболее глухих и труднодоступных уголках страны, во многом сохраняют старый уклад жизни. Они говорят на родном языке, верят в языческих богов, пользуются древним земледельческим календарем — словом, буквально во всем следуют проторенными путями своих далеких предков. Традиции старой культуры у современного индейского населения Мезоамерики тщательно изучаются этнографами. Эти всесторонние исследования позволяют нам уже сейчас частично дать ответ на многие загадки погибшей цивилизации майя.

У истоков великой цивилизации

К приходу европейских завоевателей майя занимали обширную территорию, в пределах которой исследователи выделяют обычно три культурно-географические области. Северная область охватывает весь полуостров Юкатан — плоскую известняковую равнину с кустарниковой растительностью, кое-где пересеченную цепями невысоких каменистых холмов. Бедные и тонкие почвы полуострова не слишком благоприятны для земледелия. К тому же здесь нет рек, ручьев и озер. Единственным источником воды, если не считать дождей, служат карстовые колодцы — сеноты. Южная область включает в себя горные районы и Тихоокеанское побережье Южной Мексики и Гватемалы. Основу Центральной области составляет обширная территория департамента Петен (север Гватемалы) и прилегающих к нему с запада мексиканских штатов Чьяпас, Табаско и Кампече, с востока — районов нынешнего Белиза с сетью рек, текущих в Карибское море, с юга — западного района Гондураса с реками Мотагуа и Чамелекон. По своим природным условиям Центральная область — это холмистая известняковая низменность, лежащая на высоте 30—200 метров нал уровнем моря. Большая ее часть покрыта влажными тропическими лесами, которые чередуются с травянистыми саваннами, болотистыми низинами и озерами. Плодородная почва встречается здесь чаще, чем на Юкатане, и имеет большую толщину. Климат теплый, тропический. Год делится на два сезона: сухой (с конца января до конца мая) и сезон дождей (с конца мая по январь). Всего выпадает от 1000 до 3000 мм осадков в год. В сухой сезон дождевой воды не хватает ни для земледелия, ни для бытовых нужд местного населения — приходится прибегать к строительству искусственных водоемов и резервуаров. Именно равнинные лесные территории в Центральной и Северной областях и стали колыбелью майяской цивилизации классического периода.

В старинном эпическом трактате «Пополь-Вух», написанном на языке майя, есть рассказ о сотворении мира. В нем говорится, что руками великих богов были созданы твердая земля, солнце, луна. Боги населили землю различными животными, растениями и птицами, а затем из кукурузного теста сделали первых людей — предков майя. Это одно из немногих во всей доиспанской литературе Америки упоминание о происхождении индейцев. Однако ни древние легенды, ни археологические находки пока не могут помочь нам пробиться сквозь покровы неизвестности, которыми окутаны истоки майяской цивилизации.

Если мы обратимся к древнейшим памятникам майя, то увидим, что на большей части равнинной лесной зоны (Центральная и Северная области) первые осязаемые следы пребывания человека появляются не ранее конца II тыс. до н. э. В горных же районах майя (штат Чьяпас в Мексике, Гватемала, часть Гондураса) имеются археологические находки, относящиеся к периоду первоначального заселения Нового Света, — XII–X тыс. до н. э.

Когда же в горах впервые появились предки майя? В этой связи большой интерес представляют результаты археологических исследований в гроте Санта-Марта (горный Чьяпас). Наиболее ранние предметы оттуда относятся, по данным радиоуглеродного анализа, к VI–IV тыс. дон. э.,т. е. ко времени господства охотничье-собирательского хозяйства.

Находки из последующих слоев (включая и керамику) позволяют предполагать, что человек обитал здесь и позднее, в эпоху появления земледелия (около 1500 г. до н. э.). При изучении глиняной посуды из грота Санта-Марта выявилось ее поразительное сходство с керамикой из нижних слоев большого древнего поселения Чьяпа-де-Корсо (1400–1000 гг. до н. э.), которое находилось неподалеку от Санта-Марты.

В Чьяпа-де-Корсо длинная цепь последовательно сменявших друг друга этапов развития местной земледельческой культуры доходит до середины I тыс. н. э. В этот период Чьяпас уже населяли какие-то племена, говорившие на языке майя. Сопоставление материалов двух упомянутых археологических поселений позволяет предполагать, что предки майя обосновались в горах Чьяпаса за несколько тысяч лет до нашей эры.

А по лингвистическим данным, предки майя обитали в Чьяпасе и горной Гватемале не позднее середины III тыс. до н. э. На рубеже III и II тыс. до н. э. в истории местных племен наступила новая важная эпоха — доклассическая, время господства раннеземледельческих культур с маисовым земледелием, развитой гончарной традицией и культом глиняных женских статуэток.

В конце II тыс. до н. э. майя из горных и предгорных районов приступили, видимо, к широкой колонизации слабо заселенных лесных равнин Северной Гватемалы и Юкатана (Северная и Центральная области майя). Самые ранние земледельческие памятники на этой территории относятся к рубежу II–I тыс. до н. э. Одновременность их появления на столь обширной территории и вполне развитый облик культуры, не имеющей местных корней, указывают на пришлый характер населения. О том, что это действительно были предки майя, красноречиво говорят глиняные статуэтки, изображающие людей, из самых нижних напластований майяских селений и городов. Они имеют характерные крючковидные носы и искусственно деформированную лобную часть черепа, т. е. именно те черты, которые были ярко выражены во внешнем облике майя вплоть до завоевания их страны испанцами в XVI в.

Доклассические памятники ранних земледельцев в лесной зоне изучены еще недостаточно, и поэтому однозначного ответа на вопрос о путях колонизации равнинных областей майя пока нет.

Этнические и языковые определения относительно древних племен и народов всегда содержат в себе значительный элемент неопределенности. Но существует твердая уверенность в культурной преемственности первых поселенцев майя в равнинной лесной зоне с более поздними обитателями городов классического периода.

Древнейшая керамика из разных центров Северной и Южной областей майя, хотя и имеет ряд общих черт, отличается все же известным своеобразием. Это, видимо, говорит о том, что заселение Центральной и Северной областей майя осуществлялось из разных мест горной зоны. Один из таких исходных районов — горный Чьяпас (Мексика) — находится к северо-западу от Центральной области. Другие — горы Гватемалы, запад Сальвадора — лежат южнее и юго-восточнее.

Во всяком случае, мы можем сейчас констатировать, что к середине I тыс. до н. э. основная часть Центральной и Северной областей была прочно освоена земледельческими общинами майя, пришедшими сюда из различных мест горной зоны. Не подлежит сомнению и тот факт, что горные майя несколько опережали тогда в своем культурном развитии собратьев из равнинной лесной зоны. Многие важнейшие черты классической цивилизации майя — иероглифическая письменность, каменные скульптурные стелы и алтари, нефритовые украшения и мозаичные маски, погребения вождей в пирамидах храмов — проявляются раньше именно у горных майя.

Относительно недавно в горах Сальвадора археологи обнаружили и частично раскопали крупный центр древних майя Чальчуапу с рядами каменных храмов, стоящих на вершинах ступенчатых пирамид, с широкими мощеными площадями и множеством каменных скульптур. Этот предшественник будущих многолюдных городов вполне сформировался уже к концу I тыс. до н. э. В Чальчуапе возводились резные стелы и алтари с иероглифическими надписями и календарными датами по эре майя. Но вскоре быстро растущий город гибнет, став жертвой катастрофического извержения близлежащего вулкана, засыпавшего все окрестности толстым слоем пемзы и пепла.

В центральной части горной Гватемалы, на окраине столицы этой латиноамериканской страны, до сих пор уцелели отдельные земляные холмы пирамидальной формы — остатки некогда крупного поселения майя, получившего у археологов название Каминальуйю (что означает на языке майя «Холм мертвых»). Оно возникло, вероятно, во II тыс. до н. э., но наивысшего расцвета достигло в последние столетия до нашей эры. В этот период в Каминальуйю получила широкое развитие традиция возведения каменных стел с изображениями правителей и богов и с иероглифическими календарными надписями. Стела I, например, изображает босоногого персонажа в пышном ритуальном костюме и две горящие курильницы по бокам от него. На стеле II высечен человек в длинном плаще с маской божества на лице. В левой руке он держит подобие ритуального топорика и «фигурный» предмет из кремня. Но самой интересной находкой считается стела «X», высеченная из черного базальта и разбитая еще в древности. На стеле изображен ягуар с чертами человека. Там же помещены и колонки иероглифов— древнейший из известных сейчас иероглифических текстов майя. «Я почти уверен, — говорит известный археолог Эдвин Шук из США, — что иероглифика майя впервые появилась в Каминальуйю или в близлежащих районах Тихоокеанского побережья Гватемалы, а сам Каминальуйю был вполне сложившимся городским центром уже в 300 г. до н. э.».

Остается выяснить, какова была дальнейшая судьба раннеземледельческой культуры, возникшей в начале I тыс. до н. э. в лесах Южной Мексики и Северной Гватемалы. Имеет ли она какое-нибудь отношение к блестящим достижениям майя, характерным для эпохи цивилизации?

Многие исследователи признают факт возникновения майяской цивилизации на основе местной доклассической культуры. Но как только дело доходит до анализа конкретного материала, начинают недоумевать по поводу качественного отличия классических памятников майя от более скромной культуры предшествующего времени. Между тем преемственность между ними прослеживается довольно четко, причем в ключевых областях материальной культуры. Выделяется ряд характерных признаков — монументальная каменная архитектура со ступенчатым (ложным) сводом, культ резных каменных стел со скульптурными изображениями и надписями, иероглифическая письменность и календарь, царские гробницы с заупокойными храмами над ними, планировка основных архитектурных комплексов вокруг прямоугольных дворов и площадей, ориентированных по сторонам света, «акрополи» — цитадели. И буквально все названные черты майяской цивилизации уходят своими корнями в культуру предшествующего доклассического периода.

Становой хребет государства

Большинство исследователей справедливо считают, что решающей экономической силой в происхождении и развитии цивилизации майя явилось интенсивное высокопродуктивное земледелие, и прежде всего земледелие ирригационное. Однако и сейчас есть немало людей, утверждающих, будто майя испокон веков использовали самую примитивную подсечно-огневую систему земледелия, которая требовала больших массивов свободной земли и частой смены выжигаемых участков. Но такое земледелие, по всем подсчетам, не могло обеспечить пищей сколько-нибудь значительное население. Как же в таком случае появились у майя многолюдные каменные города? Почему эти города существовали непрерывно на одном и том же месте на протяжении сотен, а то и тысяч лет?

Общепризнанно, что тот вид экстенсивного земледелия — система мильпа[8], — который обнаружили у индейцев Юкатана в XVI в. испанские конкистадоры, был широко распространен на всей территории майя, начиная по меньшей мере с конца II тыс. до н. э. Во всяком случае, все виды дошедших до нас этноисторических источников рисуют именно такую картину. Большое значение маисового подсечно-огневого земледелия в жизни майя нашло свое отражение и в их религиозных представлениях, мифологии, искусстве.

В уцелевших иероглифических рукописях XII–XV вв. тексты религиозно-календарного содержания сопровождаются многочисленными цветными рисунками, с исключительной достоверностью отражающими основные моменты земледельческого цикла: вырубку и выжигание участков в лесу, сев и т. д. Причем действующими лицами во всех этих актах являются божества — покровители земледелия. Наиболее часто в рукописях фигурирует персонаж с «глазом бога», длинным крючковатым носом и кривыми клыками, торчащими изо рта. Он изображается на фоне дождя, с топором, горящим факелом и палкой-копалкой, т. е. с орудиями подсечно-огневого земледелия. Это — бог ветра и дождя Кашиш. В рукописях часто встречаются изображения основных земледельческих орудий майя — палки-копалки, топора, факелы. В древности покровитель земледельцев носил имя Чак, что в переводе с майяского — «топор». В данном случае топор — не оружие, а главное орудие земледельца. Согласно списку тринадцати небесных богов древних майя I тыс. н. э. Чак был владыкой шестого неба. Иероглиф лицевого варианта цифры 6 представляет собой «портрет» этого божества с горбатым коротким носом и оскаленными верхними резцами. Наиболее характерный его отличительный признак — стилизованный знак топора, вписанный в глаз. В условиях господства мильповой системы земледелия топор стал главным орудием земледельцев майя и важнейшим атрибутом их бога-покровителя.

Среди разнообразных произведений искусства майя I тыс. н. э. можно также отметить немало мотивов, связанных с подсечно-огневым земледелием. Сложное мотыгообразное орудие представлено на одном из каменных рельефов городища Тикаль. Правитель (или жрец), облаченный в пышный костюм с изображением лягушки на груди (земноводные у американских индейцев всегда ассоциируются с водой, дождем, плодородием), левой рукой опирается на мотыгу или усовершенствованную палку-копалку, а правую поднял ладонью вверх, как бы взывая к богам.

В другой группе каменных скульптур (стелах из Тика-ля, Пьедрас-Неграс и других древних городищ) запечатлены сцены ритуального сева, совершаемого, по-видимому, лично правителем города-государства. Так, на одной из стел в Пьедрас-Неграс правитель, облаченный в головной убор из листьев маиса, стоя на коленях на платформе или троне, бросает горсть зерен, взятых, видимо, из длинной узкой сумки, которую он держит в левой руке. Внизу изображено божество земли. Вся сцена обрамлена с боков длинными стеблями маиса. Общий аграрно-культовый характер этого изображения не вызывает сомнений. Довольно значительную группу в искусстве древних майя составляют изображения божеств — покровителей земледелия (боги маиса, какао и др.).

И все же, несмотря на приведенные исторические свидетельства, многие вопросы, касающиеся системы мильпового земледелия майя, оставались до недавнего времени неясными. Прежде всего требовалось определить реальную продуктивность такой системы.

До 60-70-х гг. прошлого века считалось, что майя в I тыс. н. э. практиковали подсечно-огневое земледелие того же самого типа, что и их потомки в XVI в. и даже в наши дни. Это означает, что мильповое земледелие было главным занятием рядового члена общины. Однако результаты последних археолого-ботанических исследований заставляют усомниться в правильности подобных представлений.

Возделывание маиса до мильповой системе — это явно экстенсивная форма земледелия. Она чаше всего используется там, где обстоятельства затрудняют применение более интенсивных методов, или там, где сравнительно невелика численность населения и много свободной земли. Чаше всего мильповое земледелие представлено в лесных равнинных областях тропической зоны. Если исходить из потребностей и состава пищи современных индейцев майя, то средняя семья нуждается примерно в 1200–1400 килограммов зерна маиса в год. Видимо, такие же потребности были у майя и в момент испанского завоевания в XVI в. Мексиканский этнограф Б. Васкес установил, что современные майя, сохранившие подсечно-огневое земледелие, получают сейчас на полуострове Юкатан урожай маиса в среднем по 7 центнеров с гектара. Чтобы прокормиться, семья, состоящая обычно из пяти человек, должна засевать около 3 гектаров. Суточный расход маиса составляет здесь 4 килограмма на семью; таким образом, на ее обеспечение уходит в год 1460 килограммов, а 640 килограммов остается. Чтобы полностью обработать поле в 3 гектара и собрать урожай, требуется около 150 восьмичасовых рабочих дней. Следовательно, у индейца оставалось для других дел больше половины года.

Однако подсечно-огневое земледелие накладывало на жизнь майяских общин и свои ограничения. После трех лет непрерывного возделывания поле должно находиться под паром не менее 4–8 лет. Следовательно, на каждый обрабатываемый участок приходилось в 4–8 раз больше земли, находящейся под паром. Любое сокращение периода восстановления плодородия почвы ведет к потере урожайности. А это строго лимитирует численность населения. При его количественном росте требуются новые массивы земель. По подсчетам специалистов, мильповое земледелие могло обеспечить пищей максимум 76 человек на 1 кв. километр. Но если учесть обилие древних руин классического периода в лесных зарослях Южной Мексики и Северной Гватемалы, где через каждые 15–20 километров встречаются остатки крупного городского центра с каменными дворцами и храмами, то общие возможности мильпового земледелия по обеспечению столь значительного населения (а по самым скромным подсчетам, оно превышало 2 млн человек) представляются явно недостаточными. Здесь, видимо, возможны два объяснения: либо в I тыс. н. э. у майя имелись какие-то иные, более интенсивные, чем система мильпа, виды земледелия, либо сама эта система носила несколько иной, более продуктивный характер. Как показали недавние агроботанические и археологические исследования, древнее население низменных лесных областей майя применяло и улучшенный вариант подсечно-огневого земледелия, и более интенсивные способы ведения земледельческого хозяйства.

Сравнительно высокая продуктивность подсечно-огневого земледелия майя объясняется целым рядом причин. Безусловно, во многом это связано с созданием к началу I тыс. н. э. стройного агрокалендаря, регламентирующего сроки и очередность всех сельскохозяйственных работ. Создателями и хранителями его были жрецы, которые облекали свои предписания в весьма строгую форму. Из старых документов и хроник известно, как тщательно жрецы устанавливали день выжигания растительности на участках. Это и понятно. Если бы их расчеты оказались ошибочными, был бы сорван важнейший этап полевых работ. Ведь выжигание производилось в самом конце сухого сезона, поэтому затяжка сроков могла стать роковой: льющие здесь 5–6 месяцев подряд ливневые дожди помешали бы сжиганию деревьев и кустарников.

Астрономические расчеты майя отличались поразительной точностью. Исследуя руины древнего города Копан в Гондурасе, археологи обнаружили две каменные стелы, расположенные друг против друга на вершинах холмов, которые замыкали с запада и востока долину Копана. Стелы разделяют по прямой около семи километров. Если смотреть от восточной стелы, можно установить, что солнце заходит за западную стелу всего два раза в году: 12 апреля и 7 сентября. Первая дата приходится на конец сухого сезона. Поэтому ученые предполагают, что 12 апреля определяло начало выжигания растительности на полях вокруг Копана. Когда вечером 12 апреля солнце заходило точно за стелу на западе, по всей долине рассылались гонцы, извещавшие земледельцев о том, что боги приказали утром начать выжигание полей.

Земледельцы майя путем длительных опытов сумели вывести высокоурожайные сорта основных сельскохозяйственных растений — маиса, бобовых, тыквы, а ручная техника обработки небольшого лесного участка и сочетание на одном поле посевов нескольких культур (например, маиса и фасоли) позволяли долгое время сохранять его плодородие и не требовали частой смены участков.

Объем урожая, как показывает практика современных индейцев горной Гватемалы, районов Петена, Кампече, Юкатана, Белиза и других территорий, резко возрастает, если мильповое земледелие в лесах сочетается с возделыванием садов, огородов и приусадебных участков. Они удобряются хозяйственными отбросами и растительным перегноем, а возделываются более интенсивно (ручная, «грядковая» культура), нежели лесные мильпы. Это позволяет снимать по два урожая в год практически без какого-либо перерыва из-за истощения почвы. Урожайность на участках в два раза выше, чем на мильпе. Сочетание мильпы с огородами и плодовыми садами вокруг жилищ требует возделываемой земли в несколько раз меньше, чем при наличии одной мильпы, а плотность населения может быть при этом вдвое большей. Видимо, аналогичная практика имела место и в доиспанский период. Во всяком случае, наличие четко выделенных каменными стенами приусадебных участков отмечено в Майяпане (ХIII–XV вв. н. э.), на севере полуострова Юкатан.

Еще более очевиден факт широкого использования древними майя различных древесных плодовых растений, произраставших как вокруг жилищ, так и на мильпах. Об этом свидетельствует обилие деревьев рамона — хлебного дерева — вокруг руин классического и постклассического времени на Юкатане и в Петене. Этому дереву в пищевом балансе майя принадлежало важное место: плоды рамона, будучи перемолотыми, дают неплохую муку для выпечки лепешек тортильяс. Особо велика его роль в сухое время года, до созревания урожая маиса. Не требуя больших затрат труда, рамоновые деревья дают с одного гектара одну тонну плодов, что заметно превосходит урожай маиса с той же площади. Широко были распространены у майя и другие плодовые деревья — папайя, авокадо, сапот, саподилья, анона, гуайо.

Испанские хроники единодушно утверждают, что в питании индейцев большую роль играли корнеплоды. У майя к моменту прихода испанцев были распространены четыре вида корнеплодов: батат, или сладкий картофель, ямс, маниок и маланга. Все названные растения до сих пор выращиваются индейцами. Они были введены в культуру задолго до открытия Америки европейцами. Названия, по крайней мере двух из них — маниока и батата, появились у майя, по лингвистическим данным, еще до начала нашей эры. Следует отметить, что по урожайности корнеплоды значительно превосходят маис.

Не приходится сбрасывать со счетов и другие виды добывания пиши: сбор диких плодов и растений, охота, рыболовство, всесторонняя эксплуатация морских, речных и озерных пищевых ресурсов, разведение индеек и собак, пчеловодство. Каждый из этих способов, в зависимости от конкретных природных условий, играл большую или меньшую роль, но суть вопроса в том и состоит, что всегда надо иметь в виду комплексный и разносторонний характер хозяйственной деятельности древних майя, направленной на максимально полное использование местных природных ресурсов.

Но особенности экономики майя на этом не кончаются. Установлено, что в 1 тыс. н. э. помимо мильпового земледелия майя знали и другие, более интенсивные формы. На юге Юкатана и на территории Белиза на склонах высоких холмов найдены земледельческие каменные террасы с особой системой увлажнения почвы. В бассейне реки Канделария (штат Кампече, Мексика) археологи с помощью аэрофотосъемки обнаружили в пойме отчетливые следы каналов и так называемых приподнятых полей — искусственных длинных и узких земляных платформ. Подобные земледельческие системы, очень напоминающие знаменитые «плавучие сады» ацтеков, способны были давать огромные урожаи по нескольку раз в год и обладали практически неистощимым плодородием.

Приподнятые поля расположены обычно на более высоких и сухих безлесных участках речной долины на некотором удалении от главного русла. Согласно полученным данным, общая площадь таких полей по реке Канделария составляет 1,5–2 кв. километра. Ежегодно они затопляются водой во время паводков, так что из воды выступает только их верхняя часть. В местности Эль-Тигре на одном из таких приподнятых полей были заложены шурфы. В ходе раскопок обнаружены два больших куска твердого дерева, датированных при помощи радиоуглеродного метода 229 г. н. э. Аналогичные поля были найдены на севере Белиза, в долине реки Ондо. Их возраст, если верить радиоуглеродным анализам, еще более почтенный — II тыс. до н. э.

Департамент Петен на севере Гватемалы, где в I тыс. н. э. находилось большинство самых значительных городов майя, почти лишен крупных рек, и описанные выше системы интенсивного земледелия там вроде бы невозможны. Правда, свыше 21 процента территории Петена составляют болота, временные озерца и водоемы, пересыхающие в сухое время года. Может быть, древние майя как-то использовали и эти «бросовые» земли?

Ответ на этот вопрос дало сообщение о новом открытии, сделанном в самом центре Петена. Специалисты космической лаборатории с помощью радарной системы, разработанной для изучения Венеры, при опробовании новой аппаратуры на Земле обнаружили в Северной Гватемале под густым пологом тропической зелени остатки разветвленной системы каких-то каналов. Как показали археологические исследования в этих районах, майя прорывали на болотах множество параллельных каналов, а выкопанную землю бросали в промежуток между ними — так возникали ровные островки земли — те же приподнятые поля. Этот способ обеспечивал растения достаточным количеством влаги, а ее излишек выводился за пределы участка.

Перед нами, таким образом, не столько ирригация, сколько мелиорация. Построенные майя во влажных джунглях Петена каналы одновременно аккумулировали и подводили в искусственно сделанные резервуары дождевую воду, служили важным источником пиши (рыба, водоплавающая птица, пресноводные моллюски), были удобным путем сообщения и доставки на лодках тяжелых грузов. Остатки каналов и приподнятых полей найдены также в болотах Тикаля, Накума и к юго-западу от руин древнего города Эль-Мирадор.

В мексиканском штате Кампече среди руин древней Эцны с помощью аэрофотосъемки обнаружена и исследована еще одна интенсивная система водосборных каналов и резервуаров для воды. В естественных условиях вода встречается в Кампече на поверхности лишь в сезон дождей. В этот период здесь выпадает свыше 1000 мм осадков. Но чтобы выжить на раскаленной известняковой равнине в сухое время года, уже первые поселенцы этого района должны были мобилизовать все имевшиеся местные ресурсы воды. Для этого майя прежде всего углубили и расширили естественные сезонные водоемы, чтобы выпавшая в период дождей вода сохранялась там круглый год. Затем они построили сеть водосборных каналов и искусственных резервуаров. В них жители Эцны конца I тыс. н. э. могли запасать до 2 млн кубических метров воды. Самый длинный канал города имел протяженность свыше 12 километров, ширину до 50 метров и глубину от 1,5 до 2 метров. Канал соединял центр Эцны с ее окраинами. Всего для строительства этой сложной сети каналов и резервуаров жителям города потребовалось вынуть приблизительно 1,75 млн куб. метров грунта. Для сравнения можно сказать, что примерно такой же объем работ был затрачен для возведения гигантских Пирамид Солнца и Луны в древнем Теотихуакане на рубеже нашей эры.

Итак, улучшенная разными способами мильпа (симбиоз разных растений и деревьев на одном участке, многоразовый последовательный сев различных сельскохозяйственных культур на одном поле в течение одного года, селекция растений, ручная обработка полей, удобрения, четкий агрокалендарь и т. д.) в сочетании с приусадебными участками и садами могла обеспечить в среднем не 76, а 200 и более человек на 1 кв. километр. Террасы и приподнятые поля (независимо от того, выращивался на них один маис или одновременно и другие культуры), включив в сельскохозяйственный оборот массивы ранее не использовавшихся земель, окончательно решили пищевую проблему — они обеспечивали в среднем уже свыше 700 человек на 1 кв. километр площади. Все это во многом объясняет нам загадку «экономического чуда» одной из наиболее блестящих цивилизаций доколумбовой Америки.

Классический период: шесть веков прогресса

Археологические раскопки позволяют изучить материальную культуру исчезнувшего народа. Но они почти ничего не дают для познания его духовных достижений — философии, астрономии, истории, математики. Сведения этого рода можно получить только при анализе иероглифических надписей древних майя и культурных традиций их современных потомков. Однако подобные «прорывы» в прошлое пока довольно редки. К тому же современная культура индейцев испытала на себе многовековое влияние христианства.

Философия греков и римлян — целостное мировоззрение наиболее ярких умов того времени— дошла до нас почти полностью, оказав глубокое воздействие на развитие европейской цивилизации. Точно так же обстоит дело и со многими направлениями восточной философии. В то же время у майя, которые ни в чем не уступают, а во многих отношениях и превосходят эти народы по высоте своих достижений, сохранилось ничтожно мало сведений о духовной культуре. Археологи могут истолковать то, что запечатлено на камне. Но как быть с теми видами искусства, которые воплощались в легко разрушающихся материалах и которые подчас отражали более высокую степень развития? Что хотели выразить майя посредством музыки и танцев? Какие идеалы были отражены в их литературе и фольклоре в те далекие времена, когда чужие влияния еще не начали разрушать древние традиции? Сохранившиеся до наших дней эпические произведения майя, такие как «Пополь-Вух», «Анналы Какчикелей», «Родословная владык Тотоникапана», служат ярким доказательством литературных способностей этого индейского народа. Собрав все виды доступной современной науке информации, можно попытаться воссоздать общую картину жизни майя в городах классического периода.

В обществе майя никогда не было прочного единства. Между правящей верхушкой и простым людом существовали непреодолимые барьеры, созданные кастовой ограниченностью. Земледельцев ждала трудная жизнь: изнурительная работа на полях и бесконечные поборы аристократов и жрецов. В то же время правящие слои наслаждались всеми благами, создаваемыми трудом низов. Благодаря особой системе наследования жрецы и сановники передавали свои должности по наследству ближайшим родственникам по мужской линии.

Испанский епископ Ланда (XVI в.) дает в своей книге следующее описание индейских жрецов Юкатана: «Они обучали сыновей других жрецов и младших сыновей знатных лиц, которых им отдавали еще детьми, если замечали у них склонность к этой профессии. А его [великого жреца] должность получали по наследству сыновья или ближайшие родственники».

Великий жрец имел разнообразные обязанности. Обратимся опять к Ланде: «Он [великий жрец] был очень уважаем знатью… Кроме приношений, ему давали подарки сановники, а все жрецы платили ему подать. У него был ключ к их знаниям, и именно этими делами он больше всего занимался: он давал советы знатным лицам и отвечал на их вопросы… Он назначал жрецов в селения, когда в этом была нужда, испытывая их в науках и церемониях, и поручал им дела по должности, обязывая их быть хорошим примером для народа, снабжал их книгами и отправлял на места. И эти жрецы занимались службой в храмах и обучением своим наукам, а также сочинением религиозных книг. Они давали своим ученикам знания о следующих вещах: летосчислении, празднествах и церемониях, управлении таинствами, о несчастных днях и циклах, способах их предсказания, пророчествах, памятных событиях, лекарствах от различных болезней, памятниках старины, о том, как читать и писать их иероглифы и рисунки, которыми они объясняли значение своих письмен».

У великих жрецов существовали особые помощники — чиланы, или предсказатели. В их обязанности входило прямое общение с богами, истолкование знамений и таинственных примет. Другие жрецы — наконы и чаки — принимали участие в ритуальных обрядах и жертвоприношениях.

Во главе каждого города-государства (административно-религиозный центр и примыкающая к нему сельскохозяйственная округа) стоял светский верховный правитель — халач виник, что означает на языке майя «настоящий человек». Ему помогала в государственных делах группа сановников — батабов, обязанности которых примерно соответствовали обязанностям местной администрации в наши дни. Батабы обладали исполнительной и судебной властью. Кроме того, в их распоряжении находился небольшой отряд воинов. Ниже батаба стояли советники и мелкие должностные лица селений. Их обязанности заключались в беспрекословном исполнении приказов высших сановников. Вся эта огромная сеть городов-государств вряд ли объединялась когда-либо в рамках единого царства. Каждый крупный город сохранял, по-видимому, свою самостоятельность и управлялся собственной знатью и жрецами.

Археологические находки (если учесть, что исследуются главным образом центральные участки городов) мало что рассказывают о жизни простого человека из низов. Его роль в обществе или условия существования совершенно не отражены в изобразительном искусстве и в иероглифических надписях майя. Жилища бедного люда — хрупкие хижины с оштукатуренными стенами и крышами из тростника — редко сохраняются до наших дней не в пример монументальным каменным зданиям храмов и дворцов. Правда, опытный археолог легко распознает остатки древних земледельческих поселений, которые, как правило, находятся в непосредственной близости от полей, по кучам мусора и едва заметным очертаниям прежних домов.

Точно в таких же домах живут и современные потомки майя — прямоугольный каркас из жердей, обмазанных глиной или слоем штукатурки. Иногда стены жилища делали из камня, а крышу — из плотно уложенных снопов тростника. Раскопки этих поселений воссоздают картину простого быта земледельцев. Там встречаются обломки глиняной посуды (в большинстве своем это горшки для варки и хранения пищи), зернотерки, каменные топоры, кремневые или обсидиановые ножи, скребки, шилья и глиняные статуэтки богов.

Ланда рассказывает, что дома знати строили окрестные земледельцы за свой собственный счет. Они же вели полевые работы на землях сановников и вождей, давали им в виде подарков рыбу и дичь. Достаточно сказать, что на содержание правящей верхушки уходило свыше половины урожая каждого земледельца. Кроме того, с крестьян взимали налоги солью, душистой смолой, украшениями, одеждой, дичью, фруктами и медом. Земля находилась в собственности общины. Ни один человек не мог единолично распоряжаться ею. Хотя наблюдения епископа Ланды относятся к периоду после испанского завоевания, жизнь юкатанских майя в это время вряд ли могла сильно измениться по сравнению с древностью. Некоторые факты, содержащиеся в книге Ланды, подтверждаются археологическими находками, а многие обряды, упоминаемые им, все еще существуют у индейцев майя.

Рассказ Ланды дополняют другие авторы XVI–XVII вв. Сопоставляя их наблюдения со сведениями более ранних источников, ученым удалось частично воссоздать древние обычаи и традиции майя. Рождение ребенка считалось у майя одним из самых радостных событий, проявлением благосклонности богов, особенно богини Луны — Ишчель. Жрецы давали младенцу детское имя. Они же составляли для каждого ребенка особый гороскоп. Позднее к детскому имени добавлялись родовые имена обоих родителей и прозвище, которым ребенка называли близкие. День рождения отмечался по ритуальному 260-дневному лунному календарю («Цолькин»). По этому же календарю предсказывалось, какое божество будет покровительствовать или вредить ребенку на протяжении всей его жизни.

Майя были добрыми и сдержанными людьми. Ланда часто отмечает их великодушие и готовность подчинить свои личные интересы интересам общества. Детей воспитывали в духе строгого послушания старшим и жрецам. Косоглазие считалось у майя одним из главных признаков красоты. Для этого к волосам ребенка прикреплялся каучуковый шарик или небольшая бусина, свисавшие между глаз. К головке младенца плотно прибинтовывали спереди деревянную дощечку, с тем чтобы сделать череп более плоским и удлинить линию лба. Это также считалось у майя признаком красоты и высокого общественного положения. И мужчины, и женщины подпиливали свои зубы, придавая им остроконечную форму. Сановники и жрецы часто инкрустировали свои зубы бирюзой, нефритом или раковинами. Мужчины носили простые набедренные повязки из хлопчатобумажной ткани и сандалии из сыромятной кожи. Женщины надевали широкие мантии и покрывали головы платками. Скромная одежда земледельцев не идет, конечно, ни в какое сравнение с пышными одеяниями аристократов и жрецов, которые ходили в длинных белых плащах с яркой вышивкой по краю и имели вычурные головные уборы из перьев тропических птиц. Правители часто носили «жилеты» и «юбочки» из шкуры ягуара.

Планировка типичного селения майя, известная нам по описаниям того же Ланды, доказывает, что местонахождение жилища всецело зависело от социального статуса его обитателей: «В центре селения находились храмы с красивыми площадями. Вокруг них стояли дома сановников, жрецов и наиболее богатых и знатных лиц. А на окраинах города ютились хижины людей из низших классов. Колодцы, которых было немного, тоже находились около домов знати».

В то время как женщины занимались домашними делами — готовили пищу, ткали и ухаживали за детьми, — мужчины трудились на полях. Каждое утро, до восхода солнца, они отправлялись на свои мильпы. В эти прохладные утренние часы, до того как яркое тропическое солнце достигнет зенита, легче работалось. Начиная с полудня, его палящие лучи становились благотворными лишь для солнцелюбивой кукурузы. Тогда земледельцы располагались обычно на отдых под сенью ближайших деревьев. Они растворяли в полой тыкве с водой комок кукурузного теста и пили этот питательный напиток.

У земледельцев редко оставалось свободное время. После уборки урожая все мужчины должны были в принудительном порядке трудиться по заданиям властей — сановников и жрецов. Они выполняли нескончаемые работы по добыче камня, строительству новых храмов и дворцов, прокладыванию через джунгли дорог и дамб. А жрецы требовали все новых и новых сооружений.

Каждое божество многократно повторялось в скульптуре. Каждый новый религиозный культ получал свое святилище, где обслуживающие его жрецы могли бы совершать торжественные обряды и заниматься своими науками.

Когда кто-нибудь заболевал, вызывали колдуна или знахаря. Они могли дать лекарство из смеси трав, и это часто приводило к исцелению. Кроме того, колдуны и знахари произносили заклинания, чтобы изгнать злых духов, считавшихся причиной болезни. Если болезнь оказывалась неизлечимой, знахарь должен был предсказать, сколько осталось жить больному и каковы его перспективы в загробной жизни. Мертвых сжигали или хоронили под полами домов, которые остальные члены семьи иногда покидали, а иногда нет. Тело покойного закутывали в кусок ткани, наполняли его рот размолотой кукурузой и помещали туда кусочек полированного зеленого камня, чаше нефрита. В могилу клали глиняных идолов и различные дары — пищу, воду и личные вещи покойного, которыми он часто пользовался при жизни. В день похорон майя смотрели на мертвеца с малодушным страхом. Ланда рассказывает: «Нужно было видеть их тоску и плач по своим умершим и общее горе, которое это им причиняло. Они оплакивали их днем в молчании, а ночью с громкими и горестными воплями, так что слушать их было очень грустно. Они ходили в глубокой печали много дней. Они соблюдали воздержание и пост по умершему, особенно муж или жена, и говорили, что его унес дьявол, поскольку они думали, что все беды, и особенно смерть, происходят от него».

Страшные и глубокие тайны окружали майяского земледельца, внушая ему суеверный ужас перед неизвестностью. Движение небесных светил, восход солнца, раскаты грома, ветер, рождение ребенка и сама смерть — все это считалось проявлением силы богов и сменялось одно другим, подобно отражению в огромном зеркале, доказывая бренность человеческого существования. Охваченный страхом крестьянин шел сквозь заросли джунглей к сверкающим гребням священных храмов. Именно там искал он поддержку у людей, знания которых позволяли им глубже проникать в сферу неведомого. Для получения такой поддержки любая цена не казалась ему слишком высокой.

Закат великой цивилизации майя

К концу VIII в. н. э. майя достигли наивысшей ступени интеллектуального и эстетического развития. Они беспрерывно строили изящные храмы, гигантские дороги-дамбы, пирамиды и дворцы. В течение многих столетий росли и расширялись старые селения и города, возникали новые, пока в IX в. на цветущие земли майя не обрушилась какая-то таинственная катастрофа.

Всякое архитектурное строительство в городах прекратилось. Скульпторы не возводили больше под присмотром жрецов громоздкие каменные стелы с ликами царей и пространными иероглифическими надписями. Один за другим пришли в запустение майяские центры. Считаные десятилетия спустя города древних майя попросту исчезли, надежно спрятанные в цепких объятиях вечнозеленых центральноамериканских джунглей.

Еще со времен Джона Л. Стефенса — первооткрывателя древностей майя в 40-х гг. XIX в. — исследователи ломали голову, пытаясь объяснить причины катастрофы, в ходе которой огромная географическая область, населенная одним из наиболее энергичных и высокоразвитых народов доколумбовой Мезоамерики, пришла в полное запустение, а ее города за неполное столетие превратились в руины. К сожалению, материалов, относящихся к концу классического (I-Х вв.) и началу постклассического (X–XVI вв.) периодов, т. е. ко времени кризиса майяской цивилизации, сохранилось не так много, и они имеют противоречивый характер. Это и породило, на наш взгляд, пестроту взглядов и мнений в научных кругах. Прежде всего необходимо было еще раз тщательно проверить все реальные проявления кризиса, отразившиеся в археологических находках, и точно определить хронологические рамки этого драматического события.

По первым, весьма поверхностным наблюдениям выходило, что к концу IX — началу X в. на большей части низменных лесных областей майя (мексиканские штаты Табаско, Чьяпас, Кампече, а также Юкатан, Кинтана-Роо, Северная Гватемала, Белиз, северо-западный район Гондураса) жизнь в городах прекращается или же сводится к минимуму.

Однако, как показали дальнейшие события, эта оценка была верна лишь наполовину. В конце I тыс. в жизни общества древних майя действительно наблюдался какой-то кризис. Внешне он выражался в том, что в городах не велось крупного строительства и не возводились стелы с календарными датами по эре майя. Был ли этот кризис быстрым и внезапным?

В некоторых случаях, как отмечает американский историк Э. Томпсон, эти строительные работы были прекращены столь внезапно, что платформы, созданные для того, чтобы служить фундаментом для каких-то зданий, остались пустыми, а в Вашактуне стены самого позднего храма оказались недостроенными. В Тикале два последних этапа в развитии местной культуры назывались Имиш и Эснаб. Первый из них длился с 700 до 830 г., а второй — с 830 до 900 г. В течение этапа Имиш наблюдался наивысший расцвет города. Именно тогда были построены пять из шести великих тикальских храмов, несколько пирамид-близнецов и десятки дворцовых ансамблей. Максимальных размеров достигло и население. Раскопки показали, что в это время функционировало до 90 процентов всех известных в городе жилищ. По подсчетам специалистов, в VIII в. Тикаль с округой имел около 50 тыс. жителей (из них не менее одной пятой находились в самом городе).

Этап Эснаб следует непосредственно за Имиш. Но как разителен контраст между ними! В начале Эснаба прекратилось всякое строительство и резко сократилось местное население. Из нескольких сотен жилищ, вскрытых раскопками, ни в одном не оказалось керамики Эснаб. Она обнаружена лишь внутри дворцовых зданий. Но люди жили там уже не как цари — в изобилии и роскоши, а под угрозой падения обветшалой крыши и штукатурки. Это были не завоеватели, не пришельцы. Это были всего лишь жалкие потомки прежних майя. Да и их осталось совсем немного: по подсчетам археологов, население Тикаля во время Эснаба составляло не более 10 процентов от населения 800 г. Но, возможно, население Имиш вовсе не погибло? Не исключено, что оно в силу каких-то неизвестных нам причин покинуло свои города и ушло в окрестные селения земледельцев.

Однако тщательные археологические исследования, проведенные в деревнях и селах, некогда окружавших Тикаль, показали, что положение там было аналогичным. И если в бывшей столице какие-то немногочисленные группы людей еще ютились среди каменных громад обветшалых дворцов, то в деревнях не жил уже никто. А через 100–150 лет после возведения стелы с календарной датой 868 г. последний индеец покинул Тикаль. Примерно такая же картина наблюдалась в IX в. и в других майяских городах — Вашактуне, Паленке, Пьедрас-Неграс, Копане.

Таким образом, вряд ли приходится сомневаться в том, что индейцы майя в низменной лесной зоне пережили в конце I тыс. подлинное бедствие. Их классическая цивилизация на юге Мексики и севере Гватемалы погибла и больше не возродилась.

По одной из гипотез, самой неправдоподобной, все города майя были разрушены одновременно сильным землетрясением. Эта гипотеза основана на том, что многие архитектурные сооружения позднеклассического времени представляют сейчас сплошную груду развалин, словно разбитые одним ударом исполинской силы. Кроме того, горные районы Чьяпаса и Гватемалы, где жили некоторые группы майя, известны своей бурной вулканической деятельностью. Но дело в том, что Петен и Юкатан, где находились крупнейшие центры классической цивилизации майя, лежат вне активной сейсмической зоны.

Существует также предположение, что причиной гибели культуры майя в IX в. могло быть катастрофическое уменьшение количества дождевых осадков и вызванные этим водный голод и засуха. Однако последние геохимические и биологические изыскания в джунглях Петена показали, что незначительное сокращение ежегодных осадков, действительно наблюдавшееся к концу классического периода, никак не могло отразиться на развитии цивилизации майя, а тем более вызвать ее крах. Версия о повальных эпидемиях малярии и желтой лихорадки тоже оказалась несостоятельной, поскольку обе болезни не были известны в Америке до прихода европейцев.

Одной из наиболее распространенных до последнего времени была гипотеза американского археолога С. Морли, который объяснял упадок классических городов крахом системы подсечно-огневого земледелия, поскольку оно оказалось не в силах обеспечить потребности быстро растущего населения городов. В своей фундаментальной монографии «Древние майя» Морли пишет: «Непрерывное уничтожение леса для использования расчищенной площади под посевы маиса постепенно превратило девственные джунгли в искусственную саванну, покрытую высокой травой. Когда этот процесс закончился и вековой тропический лес был почти целиком сведен и заменен искусственно созданными лугами, то земледелие в том виде, как оно до сих пор практиковалось у древних майя, пришло в упадок, ибо у них не было никаких земледельческих орудий — мотыг, кирок, борон, заступов, лопат и плугов. Именно это экономическое банкротство и послужило главной причиной гибели «Древнего царства» майя».

Эта версия долгое время пользовалась всеобщим признанием среди специалистов. И только исследования последних лет заставили пересмотреть основные положения гипотезы Морли. Прежде всего был поднят вопрос: действительно ли майя исчерпали резервы невозделанных земель? Археолог А. В. Киддер (США) установил, что почва долины реки Мотагуа (Гватемала) ежегодно обновляется во время паводков, и, следовательно, плодородие этих земель не может иссякнуть. То же самое происходит в долинах других крупных рек (например, Усумасинта, Белиз, Улуа) в низменных лесных областях майя. Некоторые исследователи отметили, что в Петене пустующие ноля немедленно зарастают вторичным лесом, а не травами. По Морли, истощение земель должно было произойти сначала в более древних центрах. Однако, к примеру, такой город, как Тикаль, который, судя по стелам с календарными датами, существовал не менее шести веков, приходит в упадок позже (после 869 г.), чем более молодые центры в бассейне реки Усумасинты.

Значительной популярностью пользовалась также социальная гипотеза Э. Томпсона (США), согласно которой упадок классических центров культуры майя связан с внутренними социальными конфликтами и потрясениями.

Отправной точкой для рассуждений Томпсона послужил один на первый взгляд малопримечательный факт: в ходе раскопок древнего города Пьедрас-Неграс археологи с удивлением обнаружили, что почти все найденные там каменные скульптуры, изображающие правителей, намеренно повержены или разбиты. Такое же явление было отмечено и в Тикале. Но кто мог покуситься на эти священные и почитаемые реликвии? Томпсон отвергает версию о нашествии чужеземцев и приписывает эти акты вандализма внутреннему врагу — рядовому земледельцу, восставшему против гнета аристократов и жрецов.

Крупные социальные потрясения — неизбежные спутники любого классового общества — действительно могли послужить причиной (или одной из причин) гибели некоторых городов-государств в конце I тыс. Но подобных городов-государств было тогда у майя только в низменной лесной зоне не менее двух-трех десятков, и вряд ли все они почти одновременно подверглись захвату и опустошению со стороны восставших низов. Кроме того, выяснилось, что и в Тикале, и в других городах майя классического периода стелы и алтари с изображениями правителей и богов подвергались разрушению и порче не только в VIII–X вв., а на протяжении всего существования цивилизации. Это был какой-то важный государственный ритуал или обряд: по прошествии определенного цикла времени (может быть, двадцатилетия — катуна) монумент портили или разбивали, совершая как бы его ритуальное «убийство». Но суть в том, что и после данного акта он продолжал оставаться объектом почитания со стороны горожан: ему приносили жертвы и дары, в его честь возжигали благовония.

Когда гипотезы об экологических и внутренних причинах кризиса общества майя в конце I тыс. обнаружили свою несостоятельность, ученые вновь вернулись к гипотезе о нашествии на земли майя различных центральномексиканских племен: либо теотихуаканцев (VI–VIII вв.), либо тольтеков, вторгшихся на Юкатан, согласно смутным сообщениям хроник, в конце X в. Но и здесь остается много неясного. Теотихуаканское нашествие могло произойти (учитывая время гибели самого этого центра) не позднее конца VII — начала VIII в. Тольтеки появились на Юкатане, как уже говорилось, лишь в конце X в. Спрашивается, кто же сокрушил тогда важнейшие города майя в Петене, пришедшие в запустение как раз между концом VIII и началом X в.?

В 60-х гг. XX в. при раскопках древнего города Алтар-де-Сакрифисьос, расположенного у слияния рек Салинас и Пасьон, в департаменте Петен (Северная Гватемала), археологи обнаружили интересную картину. В конце IX в. общий облик местной майяской культуры резко нарушился. На смену исчезнувшим классическим традициям пришел совершенно иной культурный комплекс, не имеющий местных корней. Материалы этого чужеродного комплекса, получившего название Химба, состоят только из изящной керамики с оранжевой гладкой поверхностью и терракотовых статуэток, напоминающих по облику некоторые центральномексиканские глиняные фигуры. Физический тип, одежда, украшения и оружие (копьеметалки и пучки дротиков) содержат мотивы, совершенно отличные от мотивов классической культуры майя. Обилие упомянутых чужеземных и отсутствие местных материалов в верхних слоях городища свидетельствуют о полной смене культуры, а может быть, и населения в Алтар-де-Сакрифисьос где-то около 868–909 гг. (хронологические рамки комплекса Химба).

В 120 километрах к востоку от Алтар-де-Сакрифисьос находятся руины еще одного крупного города майя классического периода — Сейбаля. По данным археологов, этот город существовал с 800 г. до середины X в., причем последний этап его жизни — Байяль Бока — длился (судя по календарным датам на стелах) с 830 по 950 г. Именно в это время в Сейбале появилось много новых черт и влияний, чуждых классической культуре майя. Во-первых, наблюдается массовый наплыв уже знакомой нам изящной оранжевой и серой керамики, а также терракотовых статуэток центральномексиканского облика. Во-вторых, целая группа каменных стел с календарными датами от 850 до 890 г. содержит скульптурные изображения, совершенно не похожие на классическое искусство майя и близкие по стилю искусству Центральной Мексики и побережья Мексиканского залива: странные фигуры людей с длинными, до пояса, космами волос и украшениями-трубочками в носу. Наконец, было обнаружено весьма необычное для архитектуры майя круглое в плане здание храма. В то же время круглые постройки довольно часто встречаются на тольтекских памятниках Юкатана. Этот набор чужеземных черт в культуре города дополняет плоская каменная голова — так называемая «ача» (дел. «топор»). Подобные изделия характерны для культуры населения Южного Веракруса и Западного Табаско в конце I — начале II тыс.

Таким образом, полученные в ходе раскопок данные свидетельствуют о том, что в IX в. Сейбаль был, по-видимому, захвачен какой-то группой чужеземцев, связанных по своей культуре с побережьем Мексиканского залива (Табаско, Веракрус, Кампече) и с Центральной Мексикой. Однако в отличие от Алтар-де-Сакрифисьос события в Сейбале развивались по другому сценарию: завоеватели обосновались в городе на довольно длительный срок, частично слившись при этом с местным населением (майя), в результате чего возникла своеобразная смешанная культура. Об этом свидетельствуют, например, поздние стелы, изображающие персонажей в центральномексиканских костюмах, но имеющие календарные даты по эре майя. Правда, фатального исхода не удалось избежать и здесь: к середине X в. Сейбаль превратился в пустыню.

В Паленке, расположенном далеко на западе территории майя, в начале IX в. также произошел быстрый упадок местной культуры. И здесь при раскопках неоднократно встречались оранжевая тонкая керамика, резные каменные предметы, получившие у специалистов условные названия ярма и топоров. Аналогичные находки есть и в ряде других городов майя низменной лесной зоны: в Йашчилане, Тикале, Копане. Как известно, эти изделия служат одним из наиболее характерных признаков цивилизации тотонаков (столица Эль-Тахин) и других племен, живших на территории мексиканских штатов Веракрус и Табаско. Типологический и химический анализ оранжевой керамики из всех майяских городов показал полную ее идентичность с изделиями гончаров, живших на побережье Мексиканского залива, в Табаско и Кампече, где и находился, видимо, основной центр ее производства. Таким образом, мы знаем теперь время чужеземного нашествия на земли майя (начало IX — середина X в.) и тот район, откуда двинулись в поход завоеватели (прибрежные территории мексиканских штатов Веракрус, Табаско и Кампече). Остается решить, какой народ или государство сокрушили одну из наиболее ярких цивилизаций доколумбовой Америки.

Мексиканский ученый В. Х. Морено предложил в связи с этим весьма правдоподобную гипотезу. Он напомнил, что, по сообщениям древних летописей, примерно в конце VIII в. так называемые «исторические ольмеки»[9] захватили большой город Чолулу (штат Пуэбла, Мексика), где после гибели Теотихуакана (в VII в.) обосновалось значительное теотихуаканское население и продолжали развиваться традиции прежней центральномексиканской культуры. Спасаясь от «ольмеков», жители Чолулы вынуждены были бежать на побережье Мексиканского залива, где они и осели на некоторое время в южной части штатов Веракрус и Табаско. Здесь они подверглись, по всей вероятности, сильному влиянию со стороны культуры тотонаков, главный центр которой Эль-Тахин находился в Центральном Веракрусе. В итоге всех этих событий прямые наследники теотихуаканских традиций, усвоив ряд черт других культур и частично слившись с ними, превратились в народ пипиль, упоминаемый в старых индейских преданиях. Теснимые своими врагами-«ольмеками», пипиль двинулись на юго-восток, в области майя. Это и есть та самая волна завоевателей, которая принесла в различные города майя оранжевую керамику, каменные ярма и топоры. Вторжение пипиль на территорию майя происходило с 800 по 950 г. по двум основным направлениям: вдоль реки Усумасинты и ее притоков на юго-восток (Паленке, Сейбаль, Алтар-де-Сакрифисьос) и по побережью Мексиканского залива к городам Юкатана. Некоторые исследователи связывают носителей оранжевой керамики с жившими в XVI в. на территории Табаско и Кампече группами «мексиканизированных» (т. е. подвергшихся заметному влиянию со стороны культур Центральной Мексики) майя-путун[10].

Однако даже эта весьма вероятная гипотеза о нашествии воинственных племен «северян» на земли майя в 800–950 гг. не до конца согласуется с известными фактами. Если на северо-западе территории майя, например в Сейбале, Паленке и Алтар-де-Сакрифисьос, последние дни этих городов действительно совпадают с широким распространением инородной оранжевой керамики, то дальше к югу, в центре Петена, такая керамика появляется лишь после упадка столиц майя и представлена довольно немногочисленными образцами. Это позволило предположить, что оранжевая изящная посуда с побережья Мексиканского залива появилась в период упадка майяских городов в самом конце I тыс.

Итак, все попытки объяснить катастрофу, постигшую классическую цивилизацию майя, лишь ссылками на какую-то одну, хотя и важную, причину потерпели неудачу. И когда в 1970 г. в Санта-Фе, штат Нью-Мексико (США), была созвана специальная конференция для рассмотрения проблемы гибели городов майя в IX–X вв., ее участники были единодушны в одном: такое сложное и многоплановое явление, как катастрофа целой цивилизации, можно объяснить только комплексно — на основе серии взаимосвязанных причин. Одну из таких попыток предпринял на конференции археолог П. Т. Калберт: «Я полагаю, что крах майя — это типичный случай отклонения культуры от нормы, когда она развивается слишком быстро и использует свои ресурсы слишком беззаботно по отношению к окружающей природной среде. Майя истощили свои ресурсы не только в отношении возможностей их земледелия, но и в смысле организационных возможностей, способности распределять товары и эффективно использовать рабочую силу. Циклы роста ускорились, а экономическая база оказалась настолько подорванной, что упадок и кризис никто уже не смог остановить».

Нетрудно заметить, что перед нами, хотя и в более усложненной форме, вновь предстала старая экологическая гипотеза Морли, связывающая гибель классических городов на юге равнинной лесной зоны с истощением природных ресурсов и крахом местного земледелия.

Ясно, что подобные объяснения могли удовлетворить далеко не всех исследователей. Так, больше внимания стало уделяться в ходе раскопок материалам, относящимся к концу классического и началу постклассического периода. Усилилась тенденция к конкретному рассмотрению событий и фактов не только в главных центрах классической цивилизации майя, но и в сопредельных областях. И тогда выявилась поразительно разнообразная, мозаичная картина: крах великой цивилизации не был ни полным, ни одновременным. В то время как один город в равнинной лесной зоне приходил в запустение, его близлежащий сосед вступал в пору своего расцвета. На севере, на полуострове Юкатан, вообще в IX в. в большинстве городов не было никакого упадка. Скорее, наоборот, они переживали свою лучшую и наиболее блестящую пору. Даже в тех юкатанских городах, которые переживали упадок, оставалось зачастую значительное население, продолжавшее жить повседневными делами и заботами. Храмы не строились, стелы не возводились, а жизнь продолжалась.

Но вернемся в южную низменную лесную область, где находились главные города классической эпохи. Раскопки в районе Петена (в Топоште, Маканче, Йашха и др.) и Белиза (Ламанай, Нохмуль) заставили многих исследователей пересмотреть традиционные взгляды на ход исторических событий в регионе на стыке классического и постклассического периодов. А. Чейс и П. Райе (США) говорят о наличии довольно многочисленного населения майя в районе озера Петен-Ица и вокруг него в IX–XII вв., т. е. в эпоху кризиса и краха прежней цивилизации. Они же доказывают преемственность в керамике между создателями постклассической культуры Петена и их классическими предшественниками. В Белизе большой город Ламанай благополучно прошел через все «темные» века истории майя, сохраняя и непрерывно развивая свою культуру от начала I тыс. и до испанского завоевания. До конца X в. существовал в Белизе и еще один город майя — Сан-Хосе. Там даже продолжали вести в это время какие-то крупные строительные работы. Если добавить сюда такие города, как Нохмуль и Кольха с памятниками IX, X, XI и последующих веков, то картина развития событий на восточной окраине низменной лесной зоны майя получается совершенно иная, чем в центре. Города Белиза, хотя и не все, сумели более или менее благополучно миновать последствия кризиса и дожили до XII–XIII вв., а некоторые и до европейского завоевания. То же самое происходило на Юкатане. Учитывая эти факты, некоторые исследователи вообще стали отрицать сам факт краха классической цивилизации майя и обезлюдения обширных территорий на юге Мексики и севере Гватемалы (Петен). На мой взгляд, это — ошибка. Необходимость тщательного изучения конкретных фактов в разных городах и в разных районах обширной территории майя отнюдь не может заслонить собой совершенно очевидного вывода: в ряде областей низменной лесной зоны (бассейн реки Усумасинты, Петен и др.) в IX–X вв. наблюдается прекращение монументального строительства и установки стел с календарными датами: налицо явное уменьшение населения в селах и городах. Это и есть внешние проявления кризиса культуры майя.

Хотя пока не удалось достичь общего согласия по поводу причины или причин упадка цивилизации майя, есть одна мысль, с которой согласны все. Это идея о том, что конец классического периода был временем радикальных политических и социальных перемен во всей Мезоамерике. Старые могущественные центры I тыс. в Оахаке (Монте-Альбан), Центральной Мексике (Теотихуакан) и других местах были ниспровергнуты. На туманном горизонте мезоамериканской истории появились новые влиятельные государства типа тольтеке кой «империи». Возросла роль войны и милитаризма в жизни общества. Были пересмотрены прежние политические союзы и забыты старые торговые пути. И какое бы конкретное воплощение ни получали отдельные исторические события, случавшиеся в той или иной части Мезоамерики, классическая цивилизация майя не могла остаться в стороне от этого всеобщего хаоса и анархии.

На вопрос, как объяснить упадок многих майяских городов в конце I тыс., окончательного ответа, который мог бы удовлетворить буквально всех, пока нет. Можно привести в заключение лишь одну, весьма вероятную версию тех далеких событий. Видимо, гибель некоторых центров классической цивилизации майя была вызвана целым комплексом причин. Причем первоначальным толчком, приведшим в движение остальные разрушительные силы, было все-таки нашествие чужеземцев (даже если считать ими «мексиканизированных» майя-чонталей). Вражеское вторжение повлекло за собой новые потрясения — развал экономики, голод, болезни, народные волнения, кризис прежней системы управления и прежних религиозных представлений. Выше отмечалось, что основу экономического процветания майя в I тыс. составляло в низменной лесной зоне интенсивное земледелие в виде разветвленной системы оросительных, дренажных и водосборных каналов, «при- С-Г? поднятых полей» и террас. Их сооружение и поддержа-ние в порядке требовали колоссальных усилий общества. '-'w Они были предметом особой заботы со стороны центральной власти — правителя с его мощным бюрократическим аппаратом. И как только вторжение вражеских армий уничтожило или подорвало эту центральную власть, пришли в полное запустение и многие некогда цветущие земледельческие районы майя. Резко сократившееся в результате войн население было уже не в состоянии содержать в трудных условиях тропиков столь сложную и разветвленную систему. И она погибла, а вместе с ней погибли и многие центры майяской классической цивилизации.

История человечества знает немало примеров подобного рода. Когда в XIII в. орды кочевников вторглись в цветущие земледельческие оазисы Средней Азии, большая часть местной оросительной сети была разрушена или заброшена, и целые районы некогда благодатных земель на века превратились в мертвую пустыню.