Загадки Понта Эвксинского

Остров Борисфен (Борисфенида)

Ознакомив нас с низовьями Тиры, Страбон пишет далее: «Затем следует река Борисфен, судоходная на протяжении 600 стадиев, и неподалеку от нее другая река Гипанис и остров перед устьем Борисфена с гаванью» (VII, 3, 17; ВДИ, 1947, № 4, с. 200). Именно так перевел слова Страбона С. В. Мирошников в известном сборнике В. В. Латышева. При переиздании указанного свода источников в «Вестнике древней истории» процитированный перевод остался без изменений. Так же перевели эту фразу Г. Вероненс и Г. Трифернат, К. Цшукке, дю-Тейль и Корэ, Хр. Гроскурд, А. Форбигер, К. Мюллер, В. Юргевич и А. Маркопуло, Ф. Г. Мищенко, Г. Джонс, Л. А. Ельницкий, Г. А. Стратановский и многие другие исследователи^[112].

Согласно такому пониманию текста, Страбон сообщает, что Борисфен судоходен на 600 стадиев, т. е. примерно на 111 км, если считать стадий, равным 185 м. А в действительности длина судоходной части Днепра превышает эту цифру во много раз. Такое расхождение бросает тень на репутацию Страбона и вызывает недоверие к другим его сведениям.

Разница настолько значительна, что ее трудно объяснить плохим знанием течения Борисфена. Здесь можно было бы ошибиться на какую-то часть общего расстояния, пусть даже на половину, но не в несколько раз. При этом указание источника четкое и категоричное. Поэтому размышления над этим несоответствием привели к мысли о необходимости проверить точность перевода.

Обратимся к тексту. Страбон сообщает буквально следующее: «Ειτα Βορυσυενης ποταμος πλωτος εφ’ εξακοσιους σταδιους». Эта фраза представляет собой простое повествовательное предложение. Исследователи полагают, что слова πλωτος εφ’ εξακοσιους σταδιους — целое выражение, которое переводят как «судоходная на протяжении 600 стадиев». На первый взгляд такая разбивка предложения и вытекающий отсюда перевод вполне правильны. Но при более близком ознакомлении перевод вызывает возражения. Дело в том, что слово εφ’ — в данном случае предлог винительного падежа — имеет несколько значений. Он может отвечать: 1) на вопрос где; 2) на вопрос куда; 3) на протяжении, через, по. И от того, какое значение предлога избрано, зависят разбивка предложения по составу и его перевод. Ученые обычно выбирают значение «на протяжении» и получают традиционный перевод. Но если взять первое или второе значение, то слова εφ’ εξακοσιους σταδιους следует отнести к слову ειτα. В результате получается принципиально иной перевод: «Затем, в 600 стадиях судоходная река Борисфен».

Итак, перевод отрывка зависит от правильного выбора значения предлога εφ’. При одном значении 600 стадиев определяют длину судоходной части Борисфена, а при другом — указывают расстояние между Тирой и Борисфеном. При первом переводе данные Страбона вступают в резкое противоречие с действительными расстояниями, при втором — полностью согласуются с ними. По-видимому, традиционный перевод является неточным. Для проверки этого предположения необходимо обратиться к тексту «Географии».

Знакомясь с терминологией Страбона, мы замечаем, что он четко разделяет употребление слова «судоходный» с помощью двух синонимов. Если географ просто отмечает, что та или иная река судоходна, то применяет прилагательное πλωτος. Именно этот термин использован, например, в таких выражениях: «судоходная река Тира» (VII, 3, 15), «судоходная река Пирам» (XII, 2, 4), «две судоходные реки — Акирис и Сирис» (VI, 1, 14), «судоходные реки» (VII, 5, 2) и др. Если же Страбон определяет длину судоходной части реки или степень ее судоходности, то использует другой термин — производный от глагола αναπλεω. Такой термин фигурирует, к примеру, в следующих фразах: «Река судоходна почти на 1200 стадиев от моря до Кордубы и местностей, лежащих немного выше… Далее до Гиспалия река судоходна для значительных по величине грузовых кораблей на протяжении 500 стадиев без малого, а для меньших по величине грузовых кораблей она судоходна до городов, лежащих выше течения вплоть до Илипа» (III, 2, 3); «Патавий доступен для судов на протяжении 250 стадиев от большой гавани вверх по реке» (V, 1, 7); «На этом пути встречается река, судоходная для грузовых судов вверх вплоть до области далматов и либурнского города Скардона» (VII, 5, 4); «…река Дрилон, судоходная в верхнем течении, к востоку вплоть до Дарданской области» (VII, 5, 7). Количество тех и других примеров легко можно умножить.

Таким образом, эта закономерность в стиле Страбона показывает, что в данном случае географ просто называет Борисфен судоходной рекой, а не указывает длину его судоходной части. В этом предложении к подлежащему Βορυσυενης ποταμος относится только нераспространенное определение πλωτος. А выражение εφ’ εξακοσιους σταδιους относится к слову ειτα. Такое построение предложения с разрывом составных частей обстоятельства места характерно для Страбона. Примеры такого рода встречаются у него особенно часто при кратком, лаконичном описании местности, например Западного Причерноморья (VII, 6, 1). Вследствие подобной манеры изложения в предложении о Борисфене сложилась такая расстановка слов, в результате которой появилась неправильная разбивка предложения по составу, из чего вытекает неточный перевод.

Итак, отрывок из Страбона переводится, а вернее сказать, интерпретируется следующим образом: «Затем, в 600 стадиях судоходная река Борисфен». Именно так перевели это место еще И. Казобон и А. Пенцель^[113]. Но в начале XIX в. К. Маннерт выступил против такого понимания текста и присоединился к традиционному переводу (с. 252). Несколько десятилетий спустя К. Нойман раскритиковал возражения К. Маннерта и настаивал на переводе, который здесь обосновывается (с. 352, прим. 2). Но эти важные выводы ученых остались, к сожалению, без внимания. В результате общепринятым стал неточный перевод, согласно которому Страбон якобы определил судоходную часть Борисфена в 600 стадиев. В действительности же географ указывает расстояние между устьями Тиры и Борисфена. Эта цифра вполне соответствует действительному расстоянию между реками и согласуется с данными других источников, например Анонимного автора.

Здесь же Страбон упоминает и «остров перед устьем Борисфена с гаванью». А составитель хрестоматии из «Географии» Страбона указывает, что этот остров также назывался Борисфеном (см. ВДИ, 1947, № 4, с. 243). Клавдий Птолемей отмечает здесь остров Борисфениду (III, 10, 8; ВДИ, 1948, № 2, с. 243). Безусловно, речь идет об одном и том же острове. Что же это за остров? Казалось бы, вопрос простой и никаких особых сложностей вызывать не должен. Устьем Борисфена греки считали устье Днепро-Бугского лимана. А неподалеку от него расположен небольшой остров под названием Березань. Других островов здесь нет. Выходит, что Страбон и Птолемей указывают именно Березань. Долгое время так и считалось. Тем более что на Березани открыто самое раннее в Северном Причерноморье греческое поселение, которое, естественно, имело и гавань. Как говорится, налицо полное соответствие сведениям Страбона.

Но со временем выяснилось, что в античный период район Березани был не островом, а полуостровом. Встает вопрос, о каком же острове идет речь у Страбона и Птолемея. Ведь их сообщения предельно ясные и не вызывают сомнений. Оказалось, что здесь был еще один, ныне не существующий остров.

Тот, кто бывал в районе Днепровского лимана, вероятно, знает, что такое нижнеднепровские пески. Эти обширные песчаные массивы на левобережье Нижнего Днепра и Днепровского лимана вытянулись на многие десятки километров и завершаются вблизи Очакова Кинбурнским полуостровом, который омывается с одной стороны лиманом, а с другой — морем. Этот малозаселенный район, покрытый дюнами и периодически высыхаемыми солеными озерцами, малопригоден для жилья. Здесь нет ни плодородных земель, ни высоких обрывистых берегов, на которых предпочитали селиться греки. Поэтому археологи и не искали здесь древнегреческих поселений.

Но вот более десяти лет назад работники лесничества обнаружили в дюнах недалеко от села Ивановка, на берегу Ягорлыцкого залива, обломки амфор, чернолаковой и лепной посуды, бронзовые наконечники стрел, свинцовые изделия, стеклянные бусы и другие предметы. Археологические исследования под руководством А. С. Островерхова показали, что здесь в VI в. до н. э. существовал древнегреческий ремесленно-производственный центр^[114]. Тут были развиты железоделательное, бронзолитейное, стекловаренное и другие производства, которые изготовляли свою продукцию (оружие, предметы быта, украшения и т. п.) для продажи в Скифию.

Изучение Ягорлыцкого поселения выдвинуло перед учеными ряд новых проблем. В первую очередь необходимо было выяснить, почему греки поселились в этих песках, в местности, неудобной для жилья. Что привлекло их сюда? Ответ оказался неожиданным — природные богатства этого места. Именно здесь сосредоточены большие запасы гематитовых песков, которые содержат высокий процент железной руды и служили в древности сырьем для получения железа^[115]. Такой способ добычи металла описывает в своем произведении «О чудесных слухах» автор, известный нам под условным именем Псевдо-Аристотель: «Рассказывают о совершенно особом происхождении железа халибского и амисского: оно образуется, по рассказам, из песка, несомого реками; песок этот, по одним рассказам, просто промывают и плавят на огне, а по другим — образовавшийся от промывки осадок несколько раз еще промывают и потом плавят, прибавляя так называемый огнеупорный камень, коего много в той стране; этот род железа гораздо лучше прочих, и если бы оно плавилось не в одной печи, то, кажется, ничем не отличалось бы от серебра. Только одно это железо, по рассказам, не подвергается ржавчине; но добывается оно в незначительном количестве» (II, 48; ВДИ, 1947, № 2, с. 327). Кинбурнский район богат также кварцевыми песками, которые являются сырьем для стекловаренного производства. Кроме того, здесь есть и необходимая для стеклоделия натуральная сода. Так была открыта на Ягорлыцком поселении одна из первых в Европе стеклоделательных мастерских.

Ягорлыцкие ремесленники не испытывали недостатка и в топливе. В то время низовья реки и лимана были покрыты пойменными лесами. Древние авторы называют эту местность лесной страной — Гилеей. Как повествует древнегреческий миф о происхождении скифов, их прародителями в этом краю были Геракл и Скифская змееногая богиня. Геродот (IV, 8–10) пишет, что Геракл, разыскивая похищенных по божественному предопределению коней из своей колесницы, прибыл в Гилею и встретил здесь в пещере полуженщину-полузмею. От Геракла у нее родились три сына: Агафирс, Гелон и Скиф. Геракл оставил им свой лук и пояс с золотой чашей с таким условием, что владеть этой страной будет тот из сыновей, кто сумеет натянуть его лук и опоясаться его поясом. Справился с отцовским наказом только Скиф. От него и произошли цари скифов. Здесь же, в Гилее, как сообщает Геродот (IV, 76), скифский царевич Анахарсис, один из семи мудрецов древнего мира, совершил обряд в честь Матери богов и за эту приверженность к греческим обычаям был убит своим братом, царем Савлием.

Постараемся теперь выяснить, как выглядел в древности район Ягорлыцкого поселения. Как мы не раз уже говорили, за прошедшие 2–2,5 тыс. лет в Причерноморье произошли довольно значительные изменения в географическом облике побережья. Это коснулось и района Кинбурнской косы.

Ягорлыцкое поселение расположено на берегу Ягорлыцкого залива, мелководной лагуны глубиной в 2–3 м^[116]. А толща морских осадков достигает в среднем 2 м. Если к этой цифре прибавить глубину залива, то получим, что дно лагуны к моменту ее образования находилось на 4–5 м ниже современного уровня моря. А в античный период уровень Черного моря был ниже этой отметки. Следовательно, Ягорлыцкого залива в его теперешних очертаниях в то время не существовало. Это пространство представляло собой, видимо, периодически заливаемую водой низину. А в районе острова современного Долгого находились верховья Пра-Ягорлыцкого залива, который врезался в сушу совсем незначительно.

Как мы видим, море было довольно далеко от Ягорлыцкого поселения. Но и от Днепровского лимана оно отделено Кинбурнским полуостровом, ширина которого в этом самом узком месте — 7–8 км. Выходит, поселение не имело судоходных подступов и было изолировано от других населенных пунктов. Но такое размещение поселка противоречит греческой традиции. Поселения древних греков всегда находились прямо на берегах моря, лиманов, рек, заливов. Кроме того, такой сравнительно крупный торгово-ремесленный центр не мог существовать без гавани. И она, бесспорно, была здесь. О ее существовании говорят и находки камней средиземноморского происхождения, которые попали сюда как балласт с греческих кораблей^[117]. Все это заставило обратиться к геологической истории дельты Днепра.

Дельта Днепра в более ранние геологические периоды имела совсем иную конфигурацию^[118]. Она начиналась в районе села Старая Збурьевка, где разделялась на несколько рукавов, которые выходили к району современной Тендровской косы. Со временем дельта переместилась в широтном направлении и постепенно приняла ориентировку, которую сейчас повторяет Днепровский лиман. Он представляет собой не что иное, как затопленную морем дельту. А между старым и новым местоположениями дельты речные наносы образовали водораздел, который положил начало формированию Кинбурнского полуострова.

Однако от старой дельты осталось несколько рукавов, которые продолжали течь по старой долине через косу. Один из таких рукавов существовал еще в XVI–XVII вв. под названием «Запорожская протока»^[119]. Он протекал от села Рыбальче через Аджигольское озеро мимо села Ивановка к Ягорлыцкому заливу. Через этот рукав запорожцы, избегая встреч с турецкими галерами, которые сторожили выход в Черное море у Очакова, переволакивали свои челны и выходили в море через Ягорлыцкий залив. «Запорожская протока» существовала и до недавнего времени в виде Ивановской старицы. И сейчас еще ее уровень не намного выше морского, поэтому еще в начале нашего века при восточном ветре вода из залива заходила в старицу. Но со временем в ее устье образовались коса и несколько песчаных островков. Они преградили доступ воде, и старица высохла.

А на дне Ягорлыцкого залива прослеживается затопленная морем часть днепровского рукава. Он представляет собой неглубокую, еще не полностью занесенную песком ложбину. А в нескольких километрах западнее Ягорлыцкого поселения видны следы еще одного рукава Днепра, протекавшего здесь в древности. На Кинбурнской косе от бывшего этого рукава остается еще цепочка крохотных озерцов. Затопленную его часть можно проследить на дне залива в виде неглубокой ложбины, которая выходит в море западнее острова Долгий.

С повышением уровня моря самая низменная часть Кинбурнского полуострова была подтоплена. В результате образовался современный Ягорлыцкий залив, поглотивший нижнюю часть днепровских рукавов.

Таким образом, выясняется, что в древности через Кинбурнскую косу протекали два днепровских рукава, впадавших в Пра-Ягорлыцкий залив. Теперь становится понятным, почему Клавдий Птолемей (III, 5, 2; ВДИ, 1948, № 2, с. 233) и Руфий Авиен (§ 720; ВДИ, 1949, № 4, с. 240) говорят не об устье, а об устьях Борисфена. Понятно также, почему летописец Нестор в «Повести временных лет» сообщает о том, что Днепр впадает в море «тремя жерелы», т. е. устьями^[120]. Это сообщение долгое время считалось непонятным и даже ошибочным. Однако полученная палеогеографическая реконструкция полностью подтверждает указание Нестора.

А составитель хрестоматии из «Географии» Страбона не просто указывает устья Борисфена, но и определенным образом связывает местоположение острова с устьями: «Устья реки Борисфена и остров Борисфен лежат в углу Тамиракского залива» (ВДИ, 1947, № 4, с. 243). Это указание наталкивает на мысль о том, что остров Борисфен и по своему местоположению, и по своему происхождению связан с устьями реки.

Подведем итоги. Благодаря палеогеографической реконструкции мы выяснили, что в древности через Кинбурнский полуостров протекали два рукава Днепра и образовывали два острова. С одной стороны их омывало море, с другой — лиман, а рукава реки отделяли от материка. Эти острова изображены на многих средневековых морских компасных картах, так называемых портоланах (см. атласы А. Норденшельда, В. Кордта, рис. 49–50). Правда, на некоторых картах здесь показан только один огромный остров. Видимо, в данном случае картографы указывали только восточный рукав, «Запорожскую протоку», а второй, менее значительный рукав не учитывали.

Вернемся, однако, к Страбону. Географ указывает «остров перед устьем Борисфена с гаванью». Теперь, зная, как выглядел этот район в древнегреческий период, можно наконец установить, о каком острове идет речь у Страбона и Птолемея. Имеющиеся данные говорят о западной части современного Кинбурнского полуострова. В древности она была отделена от материка и представляла собой обширный остров, на котором и было основано Ягорлыцкое поселение. Днепровский рукав, на котором лежало это поселение, был судоходным и связывал этот ремесленно-производственный центр как с морем, так и с Днепро-Бугским лиманом.

Следует подчеркнуть, что существование этого острова предполагал еще В. В. Латышев. Почти сто лет назад он высказал мысль о том, что Страбон, указывая перед устьем Борисфена остров с гаванью, имел в виду не Березань, а часть Кинбурнского полуострова (ΠΟΝΤΙΚΑ, с. 297). В те годы еще не было геологических данных о том, что Березань в античный период была не островом, а полуостровом, и о том, что через Кинбурнский полуостров протекал днепровский рукав; еще не было известно и Ягорлыцкое поселение. Теперь же имеющиеся данные полностью подтверждают высказанное В. В. Латышевым предположение.

Рассмотрим теперь еще один интересный вопрос. Плиний Старший при описании северо-западного побережья Понта Эвксинского указывает также расположенные здесь острова. Особый интерес вызывает такое его сообщение: «Перед Борисфеном есть остров Ахилла, который называют еще Левка и Макарон. Этот остров, по современным показаниям, лежит в 140 милях от Борисфена, в 120 милях от Тиры и в 50 милях от острова Певка. Окружность его около 10 миль» (IV, 93). Из этих сведений следует, что остров Змеиный, называвшийся в древности островом Левка, т. е. Белым и островом Ахилла, имел еще и третье название — Макарон, т. е. остров Блаженных. Но в определении его местоположения имеются два несоответствия: 1) расстояние от устья Тиры до Змеиного равно не 120 милям (178 км), а всего лишь 75 км, т. е. в два с лишним раза меньше; 2) окружность острова составляет не 10 миль (15 км), а около 3 км, т. е. меньше примерно в пять раз. Несоответствия, как мы видим, слишком значительны. Это заставляет детальнее рассмотреть сообщение Плиния.

Следует сразу же напомнить, что Плиний упоминает остров Ахилла дважды. Сначала он указан при описании низовьев Борисфена: «А в 120 милях от Тиры река Борисфен, а также имеющие то же название озеро, племя и город, отстоящий от моря на 15 миль, в древности носивший имя Ольвиополис и Милитополис. Назад по берегу — Ахейская гавань, затем Ахиллов остров, знаменитый могилой этого мужа, а на расстоянии 125 миль от острова — полуостров, протянутый в форме меча в поперечном направлении и по причине упражнений Ахилла названный Ахилловым Дромом; длина его, как сообщает Агриппа, 80 миль. Все это пространство занимают скифы-сарды и сираки. Затем лесная область, которая дала название „Гилейское“ примыкающему к ней морю» (IV, 83). Даже беглое знакомство с отрывком позволяет подметить, что собранные в нем сведения явно противоречивы. Разберем их подробнее.

Отрывок и по своему месту, и по содержанию посвящен району Днепро-Бугского лимана. Ахиллов остров, с одной стороны, указан в непосредственной близости от Ольвии, а с другой — отдален от Тендровской косы на 125 миль (185 км). Создается впечатление, что здесь смешаны сведения о двух разных островах: об острове у устья Борисфена и о Змеином. Еще Г. Келер пришел к выводу, что группа писателей подразумевает под этим островом не Змеиный, в расположенную близ устья Днепровского лимана Березань (с. 632 сл.). Но этот вывод был подвергнут критике со стороны В. В. Латышева, который категорично подчеркнул, что «везде, где древние говорят об Ахилловом острове, следует разуметь остров Белый, нынешний Змеиный»^[121]. Позже И. И. Толстой согласился с мнением В. В. Латышева, но при этом все же разделил письменные источники на две группы. К первой отнесены писатели, правильно определяющие местоположение острова: Псевдо-Скилак, Псевдо-Скимн, Арриан, Анонимный автор, Максим Тирский, Страбон. Вторую группу составляют Мела, Дионисий Периэгет, Авиен, Присциан, Солин, Птолемей, которые «помещают Левку гораздо севернее, почти у самого устья Днепра». Анализируя эти данные, исследователь пишет: «Что именно послужило причиной того заблуждения, в какое впадают все писатели второй группы, помещающие Левку слишком далеко на север, перед самым устьем Борисфена, сказать затруднительно»^[122]. А рассматриваемые сведения Плиния он признает смешанными: «Плиний помещает Левку перед Борисфеном, но расстояния, определяемые им от Левки до Борисфена, Тиры и Певки, весьма близко подходят к указаниям писателей первой группы» (там же).

М. И. Ростовцев в рецензии на книгу И. И. Толстого присоединился к мнению Г. Келера и заключил, что «Плиний слил в одно целое» указания о двух разных островах: Змеином и Березани: «Выходит так, что в римское время имелись два острова, посвященные Ахиллу, с его культом и храмом, один против устья Дуная, другой против устья Борисфена. Что это и фактически было так, показывают находки посвящений Ахиллу на Березани, определенно свидетельствующие о его культе и, вероятно, храме, во всяком случае святилище»^[123].

К такому же однозначному выводу пришел и П. О. Карышковский, отметивший, что «Плиний сливает посвященные Ахиллу острова (совр. Березань и Змеиный) и соответственно приводит не согласуемые между собой сведения о расстоянии „Ахиллова острова“ от разных пунктов побережья» (с. 150, прим. 6).

М. В. Скржинская также высказала близкое к этому суждение о том, что Плиний слил воедино сведения авторов, которые правильно определяли местоположение Змеиного, и тех, кто «ошибочно помещал остров Ахилла недалеко от Борисфена, очевидно путая его с Березанью» (Северное Причерноморье…, с. 28). Но этот вывод исследовательница распространяет только на сведения в § 83. Далее она пишет: «Сначала Плиний назвал этот остров в непосредственной близости от Борисфена (IV, 83). Затем, пользуясь достаточно верными современными его показаниями, удалил его от Борисфена на 140 миль, от Тиры — на 120 миль, а от Певки — на 50 миль (IV, 93)», — и тут же в примечании добавляет, что остров Змеиный лежит «на расстоянии 45 км к западу от Килийского устья Дуная, в 130 км от устья Днестра и в 250 км от впадения Днепра».

Попытаемся подробнее рассмотреть сведения Плиния в § 93. Здесь он помещает остров «перед Борисфеном… в 140 милях от Борисфена». Возникает вопрос, не слишком ли велико расстояние в 140 миль (207 км) для того, чтобы считать, что этот же остров расположен «перед Борисфеном». Явная несогласованность этих указаний наводит на мысль, что здесь также совмещены данные о двух разных островах: один из них находится «перед Борисфеном», а другой — «в 140 милях от Борисфена».

Теперь рассмотрим конкретные цифры. Итак, указанный Плинием остров лежит в 140 милях (207 км) от Борисфена. М. В. Скржинская почему-то измеряет расстояние не от устья Днепро-Бугского лимана, которое все древние авторы считают устьем Борисфена, а от современного устья Днепра. В результате вместо указанных Плинием 207 км она получает 250 км. А при общепринятом измерении от устья лимана данные источника подтверждаются. Здесь, бесспорно, имеется в виду расстояние от устья Борисфена до Змеиного. Таким образом, это измерение соответствует действительности. Но такого нельзя сказать о 120 милях, измеренных от устья Тиры.

Сначала несколько слов о самом устье. Как уже говорилось, в античное время на месте Днестровского лимана находилась дельта реки из двух рукавов, между которыми был обширный остров, упомянутый Плинием. Река впадала непосредственно в море, причем в ранний период основное ее устье было расположено у села Приморское, а позднее переместилось в район села Затока. М. В. Скржинская принимает изложенную реконструкцию и отождествление указанного Плинием острова тирагетов с островом в дельте. Но при этом она почему-то измеряет расстояние до Змеиного от современного устья Днестра, включая сюда всю длину лимана, т. е. бывшего острова. Однако такое измерение противоречит в первую очередь Плинию, который упоминает остров тирагетов. Следовательно, расстояние необходимо отсчитывать от низовьев лимана. Но указанные Плинием 178 км, как уже говорилось, в два с лишним раза превышают расстояние от устья Тиры до Змеиного. Если вести отсчет от села Затока, то получим 75 км, а от села Приморского и того меньше. Попутно можно заметить, что указанное измерение М. В. Скржинской от современного устья Днестра тоже не спасает положения. Даже этот заведомо неверный расчет дает лишь 130 км, почти на 50 км меньше, чем у Плиния. А сомневаться в достоверности его сообщения нет никаких оснований, особенно если учесть, что измерение от устья Борисфена соответствует действительному. Таким образом, приходится констатировать, что указанные в источнике 178 км от устья Тиры до упоминаемого острова неприложимы к расстоянию до Змеиного. Как же воспринимать этот факт? Искать какую-то ошибку или считать, что указанная цифра определяет расстояние от устья Тиры не до Змеиного, а до другого острова, расположенного близ Борисфена? Оставим этот вопрос пока открытым и рассмотрим остальные измерения.

Далее Плиний сообщает, что расстояние от описываемого острова Ахилла до острова Певка равно 50 милям (74 км). Остров Певка находился, как уже говорилось, в южной части дельты Истра. Указанные 74 км соответствуют расстоянию от этого острова до Змеиного.

Рассмотрим теперь вопрос об окружности острова. По данным Плиния, она равна 10 милям (15 км). Но Змеиный — крохотный островок. Его окружность не достигает даже 3 км. Здесь можно было бы предположить, что за прошедшие 2 тыс. лет море уничтожило значительную часть острова, и поэтому, мол, современные измерения расходятся с древними. Но такое предположение не может быть принято, так как Павсаний в «Описании Эллады» (III, 19, 11; ВДИ, 1948, № 2, с. 229) сообщает, что окружность Ахиллова острова, называемого Белым, равна 20 стадиям, т. е. примерно 3,5 км. Следовательно, за прошедший период море уничтожило незначительную часть острова. Поэтому остается признать, что окружность Змеиного не соответствует указанной Плинием цифре.

Итак, выясняется, что остров Змеиный лишь частично подходит под описание Плиния. Он действительно находится в 140 милях от Борисфена и в 50 милях от Певки. Но его местоположение относительно устья Тиры и окружность не соответствуют данным источника. Кроме того, при таком подробном описании побережья о Змеином никак нельзя сказать, что он находится «перед Борисфеном». Ориентиром здесь является, как правило, дельта Истра. Например, Псевдо-Скимн указывает его «прямо против Певки» (§ 785–796), Арриан — «почти против Голого устья» (§ 32), Павсаний — «против устьев Истра» (III, 19, 11), Максим Тирский — «прямо против Истра» (Речь XV; ВДИ, 1948, № 2, с. 278) и т. д. Следовательно, здесь не остается ничего другого, как присоединиться к мнению исследователей о том, что в этом отрывке слиты воедино сведения о двух разных островах: Змеином и острове у Борисфена. Иное объяснение найти невозможно.

Таким образом, если принять вывод о двух разных островах, следует согласиться с тем, что второй остров находился «перед Борисфеном… в 120 милях от Тиры. Окружность его около 10 миль». В этой связи нельзя не обратить внимание на сообщение Плиния о том, что «в 120 милях от Тиры река Борисфен» (IV, 82). Здесь в обоих случаях фигурирует расстояние в 120 миль от Тиры. Несомненно, речь идет об одном и том же маршруте — к Борисфену. Именно здесь и следует искать указанный Плинием остров. Ранее исследователи считали возможным отождествить его с Березанью. Тогда это был закономерный и вполне объяснимый вывод. Но позже выяснилось, что Березань в античное время была не островом, а полуостровом. Встает вопрос, о каком же острове говорит Плиний. Комплексное изучение имеющихся данных показывает, что речь идет о дельтовом острове, расположенном между основным устьем Борисфена и одним из его рукавов, т. е. об одном из островов, существовавших на месте современного Кинбурнского полуострова между рукавами Борисфена. Именно здесь в 1885 г. были найдены следы жертвенника и посвященная Ахиллу надпись (IOSPE, 1², № 327). Этот остров, судя по сведениям древних авторов, как и Левка, был посвящен Ахиллу.

Существование в северо-западной части Понта Эвксинского двух посвященных Ахиллу островов ввело в заблуждение не только Плиния, но и многих других авторов. В результате они также указывают здесь один Ахиллов остров и приводят путаные сведения о его местоположении. Рассмотрим некоторые из них.

Так, например, Дионисий Периэгет дает нам следующее описание: «По левой стороне Эвксина против Борисфена лежит в море знаменитый остров героев; называют его Белым, так как водящиеся здесь птицы — белого цвета. Здесь, говорит предание, блуждают по пустынным долинам души Ахилла и других героев. Такая награда дана Зевсом героям за доблесть: ибо доблесть получила вечную славу» (§ 541–548; ВДИ, 1948, № 1, с. 239). В этом отрывке обращают на себя внимание слова о том, что души героев блуждают по пустынным долинам. Ведь на крохотном Змеином никаких долин нет и никогда не было. Следовательно, здесь речь идет о другом острове, который лежит «против Борисфена», где до сих пор сохранились еще не полностью занесенные песком долины — следы протекавших тут в древности рукавов реки.

Чрезвычайно интересные сведения приводит Филострат-младший в своем «Рассказе о героях». По его сведениям, остров Ахилла — «один из понтийских островов, лежащий ближе к негостеприимной стороне, которая для въезжающих в устье Понта приходится слева; в длину он имеет 30 стадиев, а в ширину не больше четырех; на нем растут тополя и вязы, вокруг храма в порядке, а остальные как попало; храм построен со стороны Меотийского озера (которое впадает в Понт и равно ему по величине)… Посейдон, приняв в соображение огромное протяжение Понта и то обстоятельство, что вследствие отсутствия островов для мореплавателей нет пристанища, поднял упомянутый мной Белый остров, предназначив его Ахиллу и Елене для жительства, а морякам для стоянки на море. Владычествуя над всей влажной стихией и заметив, что реки Термодонт, Борисфен и Истр изливаются в море неудержимыми и вечно текущими потоками, Посейдон запрудил ил, который несут реки из Скифии в море, и образовал упомянутый остров, прочно утвердив его в глубине Понта» (XIX, 16; ВДИ, 1948, № 2, с. 301).

В этом отрывке обращает на себя особое внимание, во-первых, величина острова. Его окружность равна примерно 70 стадиям. А окружность Змеиного составляла, как указывает Павсаний, лишь 20 стадиев. Следовательно, эти размеры относятся к днепровскому острову. Важно подчеркнуть, что приведенные 70 стадиев почти совпадают с 10 милями Плиния. Обе цифры, безусловно, относятся к одному и тому же острову.

Во-вторых, важное для нас значение имеет указание о том, что расположенный на острове «храм построен со стороны Меотийского озера», т. е. Азовского моря. Если бы речь здесь шла о храме на Змеином, никому и в голову не пришло бы определять его местоположение относительно Азовского моря. Такой ориентир абсолютно ничего не дает. А главное, тот храм находился в юго-западной части острова, т. е. как раз в противоположном направлении^[124]. А вот район устья Борисфена античные авторы при общем географическом ориентировании связывают с Меотидой. Так, к примеру, Страбон сообщает: «Вся эта страна очень холодна вплоть до мест, лежащих между Борисфеном и устьем Меотиды; из самых приморских местностей холодным климатом отличаются самые северные, именно устье Меотиды и еще более устье Борисфена» (VII, 3, 18). И далее Страбон подробно описывает местности, лежащие между отмеченными ориентирами. А Плиний, ознакомив нас с районом Борисфена, пишет далее: «Омывая огромные пространства, где обитают многие народы, море идет большим заливом, не достигая пяти миль до Меотиды» (IV, 84). Эти и другие данные наглядно показывают, что античные географы ясно представляли себе, в каком направлении от Борисфена лежит Меотида, и при надобности указывали этот ориентир. Так и поступил Филострат, уточняя, в какой части днепровского острова расположен храм Ахилла.

В-третьих, Филострат приводит два противоречащих друг другу объяснения относительно происхождения острова Ахилла. Сначала он отмечает, что Посейдон «поднял остров Белый», а затем рассказывает, как тот «запрудил ил, который несут реки из Скифии в море, и образовал упомянутый остров». Остров Змеиный, как известно, тектонического происхождения, и поэтому первую версию можно отнести к нему. А днепровский остров представляет собой аллювиальные наносы реки, и его происхождение соответствует второму объяснению Филострата.

Таким образом, имеющиеся данные показывают, что в античное время в дельте Борисфена на месте современного Кинбурнского полуострова существовал обширный остров, разделенный протоками на несколько более мелких островов. Составитель хрестоматии из «Географии» Страбона называет этот остров Борисфеном, Клавдий Птолемей — Борисфенидой. На карте из атласа Ортелия он назван: «Borysthenes insula». Остров был посвящен Ахиллу, и поэтому многие авторы путали его с другим Ахилловым островом, современным Змеиным, и указывали один «смешанный» остров.