Загадочные экспедиции

Американская негоциация вятского купца

Как-то раз после очередного прослушивания по радио политических новостей в кают-компании нашего корабля зашла речь о том, с чего началась американская государственность, каков был характер на первых порах экономических отношений Соединенных Штатов с Западной Европой и Россией.

Геннадий Васильевич Соловьев бросил при этом реплику насчет того, что американцы проявляли в свое время инициативу в деле установления дипломатических отношений с Россией, а попытка одного русского купца организовать русско-американскую торговлю встретила у них живейший интерес. Присутствующие заинтересовались подробностями, и штурман рассказал нам историю, как он выразился, «американской негоциации вятского купца». Представляю ее вниманию читателя в том виде, в котором она сохранилась в моей памяти.

Русское купечество можно было делить не только на гильдии. Были в его среде Разуваевы и Дикие — бессердечные обиралы и невежественные стяжатели; были Шелиховы и Третьяковы — предприимчивые коммерсанты, меценаты и патриоты. К категории последних стоит отнести и Ксенофонта Алексеевича Анфилатова. Родился он в 1761 г. в небогатой купеческой семье и значительную часть жизни провел в городе Слободском (Вятская губерния). Образование молодой Ксенофонт получил обычное для детей своего века и сословия. Азбука, счет, письмо, чтение — вот, пожалуй и все науки, которые вятские просветители (священники, отставные солдаты, мелкие чиновники) преподавали местному юношеству. Однако природный ум, любознательность и трудолюбие позволили Анфилатову накопить запас знаний, выделявших его из среды провинциального русского купечества.

Коммерческая и общественная деятельность Ксенофонта Алексеевича началась довольно успешно. Был он учредителем и участником торгово-промышленных обществ, строил богоугодные заведения, избирался на общественные должности, основал один из первых в России общественных городских банков, имел солидную клиентуру (в том числе и за рубежом), ворочал большими капиталами — одним словом, некоторое время преуспевал.

Примечательно, что его начинания отличались профессиональной смелостью, новизной и оригинальностью замысла и пользу несли не только самому Анфилатову, но и его согражданам. Заразительный, казалось бы, пример коллег-современников не побуждал его жертвовать совестью во имя корысти. И в том, что конец коммерческой деятельности Анфилатова был печален, есть своя закономерность. К 1812 г. он разорился и в 1820 г. умер всеми забытый[61]. Жизнь и деятельность этого человека сами по себе достойны описания, но я остановлюсь лишь на одном его предприятии, и начать мне придется с небольшой исторической справки.

В 1776 г. в результате борьбы американских колонистов против английского господства на политической карте мира появилось новое независимое государство — Северо-Американские Соединенные Штаты. Отдавая должное мужеству американских борцов за свободу и организаторским способностям генерала Вашингтона, все же следует признать, что их победа в значительной степени была обусловлена тремя внешними факторами: во-первых, военными действиями, которые Британская империя вынуждена была вести в Европе и Азии (особо следует отметить борьбу народов Индии против английских колонизаторов); во-вторых, разносторонней и обширной по масштабам помощью со стороны Франции; в-третьих, той позицией, которую заняла в американо-английском конфликте Россия.

Екатерина II отказалась предоставить Англии русских солдат для борьбы с восставшими колониями. Объясняется это обострением англо-русских противоречий, имевших место в то время. Более того, Россия оказала США существенную помощь, провозгласив Декларацию о вооруженном нейтралитете.

Здесь я сделаю отступление и напомню вам о романе Лиона Фейхтвангера «Лисы в винограднике». Основная тема его — деятельность французского драматурга Бомарше и американского ученого и дипломата Франклина по обеспечению французской помощи Соединенным Штатам.

Деятельность эта была весьма успешной, и результаты ее заметно повлияли на развитие событий за океаном. Все это так. Однако ни Фейхтвангер, ни современные американские историки не показали своим читателям, почему могущественный английский флот (а Англия была в то время первой морской державой в мире) не смог помешать переброске военных грузов из Франции в Америку.

А объясняется этот парадокс именно вышеупомянутой декларацией. Сущность ее сводилась к провозглашению не только нейтралитета, по и права на свободную торговлю с обеими воюющими сторонами, т. е. Россия отвергала блокаду Англией Соединенных Штатов и грозила применением силы в случае противодействия ее торговому мореплаванию. Позднее явно под влиянием русского демарша к этой декларации присоединились ряд других государств Европы. Как видим, сформировалось что-то вроде антианглийского блока. Ведущая роль в нем принадлежала, конечно, России. Именно угроза иметь дело с русским флотом заставила Лондон лишь пассивно наблюдать за потоком транспортов, следовавших в восставшие колонии с грузом военного снаряжения.

Стоит отметить и то, что значительная часть французских грузов в Соединенные Штаты направлялась на транспортах под русским флагом. Отправители грузов считали его самым безопасным для подобной цели. И наконец, в числе этих грузов были товары русского происхождения (железо, парусина и т. д.)[62].

Как видим, Россия оказала Соединенным Штатам немалую услугу в трудный для них период. Американцы, как известно, добились независимости, однако англичане не оставили мысли о реванше. Обстановка, сложившаяся в мире к началу XIX в., как будто этому благоприятствовала: франко-американский союз канул в Лету, в Канаде стояли английские войска, господство Англии на море также было очевидным. Одним словом, независимость молодого государства была под угрозой. Сознавая все это, правительство Соединенных Штатов обращало свои взоры к Европе в поисках союзников или хотя бы дружественных нейтралов, И нет ничего удивительного в том, что с особой надеждой в Вашингтоне поглядывали в сторону Петербурга. Конфликтные отношения Англии с Россией были известны, и о «вооруженном нейтралитете» американцы еще не успели забыть. Вот и решили государственные мужи заокеанской республики отправить миссию в Петербург с целью установления дипломатических отношений, очевидно действуя по принципу: враг моего врага — мой друг.

Послом в России континентальный конгресс назначил Фрэнсиса Дейна, а секретарем и переводчиком у него был Джон Адамс — будущий президент Соединенных Штатов. Надо сказать, что господа конгрессмены несколько поторопились со своей «иррегулярной» дипломатией (назначили посла без согласия на то русского правительства), но, главное, они не учли политических взглядов и симпатий Екатерины II. Конечно, самодержица всероссийская имела основания ненавидеть английское правительство, т. е. политические подножки премьеру Британской империи Вильяму Питту она ставила с великим удовольствием. Но вступать в союз с мятежными подданными государя брата своего Георга III — это уж слишком! Принимать посла бунтовщиков, у которых парижские цареубийцы списали свою богомерзкую Декларацию прав, как можно! Здесь, пожалуй, уместно напомнить о том, что, перечисляя «грехи» журналиста Новикова, Екатерина констатировала следующее: он (Новиков) бунтовщик похуже Пугачева, он хвалит Франклина. То есть российская императрица не видела принципиальной разницы между мятежным казаком и одним из основателей американской государственности.

Отсюда ясно, почему миссия Дейна кончилась провалом. Однако в петербургских салонах посланец Соединенных Штатов получил достаточно теплый прием.

Лучшие умы тогдашней России приветствовали борьбу американского народа за свою независимость, и то, что в Петербурге у Соединенных Штатов есть друзья, а следовательно, не все еще потеряно, Дейн, очевидно, уяснил. Во всяком случае, американская сторона не отказалась от попыток установления с Россией если не дипломатических, то хотя бы экономических отношений. Так, например, в качестве частного лица, но с ведома президента Джефферсона в Россию отправился некий Джон Ледьярд. Официально миссия его имела следующую цель: достичь Камчатки, оттуда добраться до Аляски, а затем до американских владений, с тем чтобы проложить дорогу русско-американской торговле. Совершенно очевидно, что Ледьярд не по своей инициативе и не на свои деньги решился на это рискованное и дорогостоящее предприятие. Несомненно, за ним стояли влиятельные силы, которые были заинтересованы в русско-американских контактах на высоком уровне.

Увы, из этой затеи также ничего не получилось. Екатерина приказала выдворить из России настырного американца, и вождям заокеанской республики пришлось запастись терпением, т. е. дожидаться смены власти в Петербурге.

Начало новой эпохи в русско-американских отношениях совпало с царствованием Александра I. Большинство государств Европы оказались в то время втянутыми в вооруженные конфликты, и, как всегда бывает в подобных ситуациях, налаженные экономические связи оказались нарушенными. Каперы на морях, боевые действия на суше, многочисленные таможенные барьеры — все это било по карманам европейских купцов, и в частности купцов русских. Пошатнулись дела и у Анфилатова. Ряд неудачных торгово-промышленных начинаний поставил его перед угрозой финансового краха. Учитывая все это, решил купец взять компаньона, чтобы объединить два капитала и поправить расстроенные дела смело задуманной негоциацией. Суть же ее заключалась в организации прямой торговли с Соединенными Штатами Америки (без английского посредничества).

Сознавая рискованность данного предприятия, Ксенофонт Алексеевич попробовал заручиться поддержкой правительства — написал прошение с просьбой оказать содействие на имя министра коммерции графа Румянцева[63]. Последний усмотрел в начинании Анфилатова полезное для государства мероприятие и выхлопотал ему временное освобождение от налогов, а также пособие в размере 200 тыс. р.

Ободренные компаньоны с жаром принялись за дело. Было решено отправить за океан два корабля — «Архистратиг Михаил» из Петербурга в Бостон и «Иоанн Креститель» из Архангельска в Нью-Йорк. В качестве каргадора (уполномоченного лица отправителя груза для его сопровождения и продажи) в Соединенные Штаты отправился компаньон Анфилатова Иосиф Смолин.

Что именно отправляли за океан русские купцы, к сожалению, не установлено. В документах Архангельской таможни сказано: «Различные российские товары». Можно предположить, что это были железо, лен, пенька, кожа, а также готовые изделия: оружие, инструменты, канаты, ткани (парусина) и т. д.

В конце августа 1806 г. корабли вышли в море, а в начале октября в Петербург с грузом американских товаров благополучно прибыл «Иоанн Креститель». Что же касается «Архистратига Михаила», то его плавание не было столь удачным. На обратном пути корабль дважды садился на мель (в балтийских проливах), товары с него выгружались на берег, затем он ремонтировался в Копенгагене и прибыл в Ревель в конце 1806 г., имея на борту лишь часть принятого в Бостоне груза. Вот тут-то пришлось Анфилатову побегать, похлопотать и, разумеется, раскошелиться. Дело в том, что часть груза была оставлена в Швеции, и в связи с начавшейся русско-шведской войной о его получении нечего было и думать. Только после заключения мирного договора такая возможность появилась. Однако корабль, посланный в Швецию, вышел из строя; второй же корабль был задержан в Архангельске таможенными крючкотворами. Анфилатов метался по кабинетам должностных лиц, писал прошения, и наконец к июню 1809 г. все товары были доставлены в пакгаузы.

Каков же был коммерческий итог первой русской торговой экспедиции в Соединенные Штаты Америки? Точный ответ на этот вопрос получить трудно. По подсчетам таможни, прибыль превышала миллион рублей. Сам же Анфилатов утверждал, что чистая прибыль составила только 150 тыс. р., ибо продажная цена некоторых товаров была завышена чиновниками таможни, а главное, непредвиденные расходы поглотили значительную часть суммы, полученной от продажи американских товаров. Перечень их сохранился в таможенных документах: гвоздика, гвоздичная головка, мускатный орех, перец, имбирь, какао, каролинское пшено, сахарный песок, сандал, брусковая краска, индиго, лавр, корица, красное дерево, кофе, ром, шоколад. Кроме того, были доставлены запрещенные к ввозу товары: пиво, ликеры, ананасы.

О том, каким образом они оказались на борту анфилатовских кораблей, можно только догадываться. То ли американцы были застигнуты врасплох русской инициативой и не знали, чем расплачиваться, то ли языковой барьер породил ошибки при переговорах. Возможно, и то, что Смолин увлекся дарами Бахуса и подписал подсунутую ему бумагу (бросается в глаза обилие спиртного среди американских товаров: только рома было закуплено 222 бочки). Совершенно ясно лишь то, что американские бизнесмены имели слабое представление о русском рынке, а каргадор Анфилатова оказался не на высоте положения. Подумать только, он тащил через океан пиво и ликеры, запрещенные к ввозу, и не удосужился закупить хлопок, ставший к тому времени традиционным предметом русского импорта.

Впрочем, даже с учетом всех этих ошибок и затрат, можно сказать, что предприятие оказалось удачным как для русских, так и для американцев, причем американские купцы быстро среагировали на анфилатовскую инициативу. В Архангельске были открыты две американские торговые конторы, и их успешная деятельность проложила дорогу дипломатам. В 1809 г. между Соединенными Штатами Америки и Россией были установлены дипломатические отношения, а в 1832 г. был подписан торговый договор, устанавливавший режим наибольшего благоприятствования. «Благодаря либеральным условиям этого договора, — отмечал президент США Э. Джексон, — между Россией и США развивается, процветает и увеличивается торговля, что, в свою очередь, придает новые мотивы той взаимной дружбе, которую обе стороны до сих пор питали в отношении друг друга».

Вернемся, однако, к деятельности Анфилатова. Успех первой экспедиции побудил его отправить за океан третий корабль — «Ксенофонт». В 1809 г. он вышел из Архангельска в море и пропал без вести. Ураган ли или пушки капера отправили его на дно океана — неизвестно. Известно лишь то, что Америки он не достиг и что его гибель ощутимо поколебала финансовое благополучие Анфилатова. Ну а далее неприятности посыпались на него в соответствии с поговоркой: «Пришла беда — отворяй ворота».

Прежде всего Тильзитский мирный договор, принудивший Россию присоединиться к континентальной блокаде Англии, ударил по Анфилатову сильнее, чем по его коллегам. И дело было не только в прекращении русско-английской торговли, но и в махинации европейских партнеров Анфилатова. Суть ее заключалась в том, что они отправили ему корабль с грузом заказанных им товаров якобы континентального происхождения. В Петербурге же выяснилось, что они сделаны в Англии. Русские чиновники решили, что именно Анфилатов нарушил закон, и стоимость товаров — 127 тыс. р. — незамедлительно взыскали с «виновника».

Последний не сложил оружия, т. е. начал бегать по департаментам, писать прошения, взывать к справедливости, и через три года добился своего. Деньги вернулись к законному хозяину, но последствия «усердия» императорских чиновников не прошли бесследно. Все это время Анфилатов был оторван от торговых дел, привязан к Петербургу и, главное, ограничен в средствах, ведь он не держал деньги в кубышке, а вкладывал их в дела. Изъятие же из оборота такой солидной суммы расстроило финансовые устои анфилатовской фирмы.

Кроме того, объявился на Севере некий пират, который начал топить анфилатовские промысловые суда. Плавал тот пират под французским флагом, но, судя по всему, флаг был маскировкой. Нетрудно догадаться, кому были особенно вредны антифилатовские коммерческие эксперименты. А тут еще курс русских ассигнаций упал в 4 раза (по отношению к золотому рублю). И наконец, компаньон Анфилатова оказался «злым гением» фирмы. Одним словом, к 1812 г. Ксенофонт Алексеевич Анфилатов разорился (объявил себя несостоятельным должником). Из купца первой гильдии он превратился в мещанина и последние два года жизни провел «наедине с чистой совестью и бедностью», как образно выразилась его дочь.

Вот, собственно говоря, и все, что я могу вам рассказать по интересующей вас теме.

После этого слушатели начали обмениваться мнениями об услышанном, и кто-то спросил, а что такое «гильдия»?

— Термин этот имеет несколько значений, — ответил штурман, — В России он означал установленное государством имущественно-правовое деление купеческого сословия. В эпоху, о которой идет речь, существовало три гильдии. К первой относились купцы, имевшие капитал 50 тыс. р. и более, ко второй — 20 тыс. и к третьей — 7 тыс. р. Закон обеспечивал каждой гильдии определенные права и налагал ряд ограничений, весьма странных, я бы сказал, даже диких по современным понятиям. Вызваны они были тем, что упомянутые суммы капитала указывались самими купцами (тогдашняя государственная бюрократия еще не разработала эффективной методики контроля доходов). А это затрудняло налогообложение, ведь большой капитал требовал соответственного налога, что побуждало купцов прибедняться. В борьбе с этим злом государственные умы Российской империи разработали методику мелочной регламентации не только торговых дел, но и образа жизни купцов (их жилищ, средств транспорта, одежды).

Так, например, купец третьей гильдии обязан был жить в скромном деревянном доме типа избы. Ездить по городу он мог только в одноконной телеге. Разрешалось подвергать его телесным наказаниям. И наконец, одеваться он должен был в строгом соответствии с гильдийскими ограничениями. Принадлежность ко второй гильдии освобождала от телесных наказаний и давала право на езду по городу в пароконной коляске. Кроме того, давались послабления в одежде и ряд других льгот. Ну а первогильдийцы могли иметь загородные дачи, поместья. Им разрешалось ездить по городу в карете, запряженной четверкой лошадей. Их освобождали от воинской повинности, и одеваться они могли по-благородному.

Эта регламентация личной жизни неукоснительно соблюдалась, т. е. появление на улице какой-нибудь Аграфены Матвеевны Кондрашкиной (жены третьегильдийца) в модной шляпке (как у госпожи городничихи) влекло за собой соответствующую кару. Квартальный, а он-то отлично знал, кто и в каком чине-звании проживает на подведомственной территории, хватал дерзкую модницу и препровождал ее в участок. После этого супругу нарушительницы постановлений приходилось развязывать кошель и устранять инцидент известным способом. Разумеется, при этом он не мог не задуматься: а не лучше ли быть во второй гильдии? Хоть и налог больше, зато достойно жить можно, ведь третьегильдийцу при случае говорят: «Куда прешь!», а второгильдийцу: «Пожалуйте вперед, ваше степенство!» Надо полагать, и Аграфена Матвеевна вряд ли бы возражала против такого уважительного отношения.

Как вы сами понимаете, все это делалось ради роста налоговых поступлений в государственную казну. С этой же целью принимались меры по защите интересов русских купцов на внешних рынках. Но они явно уступали принятым в странах Запада: торговое сословие там жило лучше.

Трагедия Анфилатова заключалась в том, что он, в сущности, один пытался решить задачи государственного масштаба: развитие промыслов в Северном Ледовитом океане, прямой товарооборот с Америкой, пресечение махинаций иностранных купцов в России, совершенствование банковского дела и т. д. В условиях крепостнического государства Анфилатов с его благими и, несомненно, прогрессивными идеями оказался белой вороной.

Что же касается его эксперимента в торговле с Соединенными Штатами, то он показал следующее: 1) торговля эта была взаимовыгодной даже в то время, когда заокеанская республика могла предложить покупателю лишь колониальные товары, а Россия — сырье, полуфабрикаты и сравнительно узкий ассортимент промышленных изделий; 2) в Европе начала XIX в. имелись силы, для которых русско-американская торговля была крайне нежелательной (по политико-экономическим причинам); 3) торговые контакты повлекли за собой дипломатическое признание Соединенных Штатов Россией, что соответствовало государственным интересам обеих стран.