Загадочные события во Франчесе

2

Некоторое время все молчали.

— Это та самая девочка, которая сейчас сидит в машине у ворот? — спросил Роберт.

— Да.

— Надо полагать, что вы ее сюда привезли с какой-то определенной целью?

— Да. Когда девочка пришла в себя, ее уговорили рассказать полиции о том, что с ней случилось. Ее показания застенографировали, и когда их напечатали на машинке, она прочитала и подписала. В показаниях есть два важных момента, которые сильно помогли полиции. Вот они:

«Когда мы ехали по дороге, нам встретился автобус с надписью «Милфорд». Нет, я не знаю, где находится Милфорд. Я там никогда не была».

И другое:

«Из чердачного окошка была видна высокая кирпичная стена и посередине ее — чугунные ворота. С другой стороны стены проходила дорога — мне были видны телеграфные столбы. Нет, машин я не видела — стена очень высокая. Иногда мелькала крыша фургона. Ворота были обиты изнутри листами железа. Подъездная дорожка сначала шла прямо через двор, потом раздваивалась и образовывала круг перед крыльцом. Нет, сада там не было — только трава. Что-то вроде газона. Нет, кустов я тоже не видела: только трава и дорожка».

Грант закрыл записную книжку.

— Насколько нам известно — а мы тщательно прочесали этот район — между Ларборо и Милфордом нет другого дома, кроме Франчеса, который соответствовал бы этому описанию. А Франчес подходит в точности. Когда девочка сегодня увидела кирпичную стену, она сказала, что это — то самое место. Но пока она не заходила во двор. Мне сначала надо было объяснить мисс Шарп, в чем ее обвиняют, и спросить, согласна ли она на очную ставку с девочкой. Она весьма разумно потребовала, чтобы при этом присутствовал адвокат.

— Теперь вам понятно, почему я просила приехать вас поскорее? — сказала Марион Шарп Роберту. — Вы можете себе представить более вздорное обвинение? Мне кажется, я вижу страшный сон.

— Вы правы, рассказ девочки представляет собой странную смесь конкретных фактов и неправдоподобнейших нелепиц. Я знаю, найти горничную сейчас нелегко, — сказал Роберт, — но какой нормальный человек станет насильно удерживать девочку, чтобы заставить ее работать? Не говоря уж о том, чтобы избивать ее и морить голодом?

— Да, нормальный человек этого делать, конечно, не станет, — согласился Грант, вперив взгляд в Роберта, чтобы ненароком не посмотреть на Марион Шарп. — Но, поверьте мне, в первый же год службы в полиции я имел дело с десятком гораздо более невероятных случаев. Люди порой совершают фантастические сумасбродные поступки.

— Разумеется, это так, но сумасбродные поступки с тем же успехом могла совершить и девочка. В конце концов вся эта история начинается с нее. Это она отсутствовала в течение…

Он вопросительно посмотрел на Гранта.

— …месяца, — подсказал Грант.

— В течение месяца. И у нас нет никаких свидетельств того, что за этот месяц во Франчесе происходило что-нибудь необычное. Может быть, у мисс Шарп есть алиби на тот день, когда, как предполагается, она похитила девочку?

— Нет, — ответила Марион Шарп, — алиби у меня нет. По словам инспектора, это произошло двадцать восьмого марта. С тех пор прошло много времени, все дни у нас похожи один на другой. Я просто не в состоянии вспомнить, что мы делали двадцать восьмого марта — и вряд ли найдется свидетель, который вспомнит, где мы были в тот день.

— А ваша горничная? — спросил Роберт. — Слуги обычно удивительно хорошо осведомлены о делах хозяев.

— У нас нет горничной. Они у нас долго не задерживаются. Им не нравится жить на отшибе.

Опасаясь, что она скажет что-нибудь себе во вред, Роберт прервал Марион:

— А эта девушка… как ее, между прочим, зовут?

— Элизабет Кейн. Все называют ее Бетти.

— Да-да, вы говорили. Извините, забыл. Так вот, что она собой представляет? Полиция, я так полагаю, расспросила людей, которые ее знают, прежде чем принять на веру эту дикую историю. Например, почему она живет с опекунами, а не с родителями?

— Она сирота. Ее ребенком эвакуировали из Лондона в район Эйлсбери, и там ее взяла к себе семья Виннов, у которых был свой мальчик старше ее на четыре года. Примерно через год ее мать и отец погибли при бомбежке. Винны, всегда мечтавшие о дочке, очень полюбили Бетти и с радостью ее удочерили. Она считает их своими родителями, а настоящих родителей почти не помнит.

— Так-так. И что о ней говорят?

— Только хорошее. Хорошо учится, хотя и не отличница. Ни разу не попадала ни в какие истории — ни в школе, ни дома. «Абсолютно неспособна ко лжи», — так говорит о ней ее бывшая классная руководительница.

— Когда после месячного отсутствия она явилась домой, на ней были следы побоев?

— Да, да, совершенно несомненные. На другое утро ее осмотрел домашний врач Виннов, и он показал, что она была покрыта синяками и кровоподтеками. Некоторые синяки еще не прошли даже через несколько дней, когда она согласилась прийти в полицию.

— Она никогда не болела эпилепсией?

— Нет. Эта мысль нам сразу пришла в голову. Надо вам сказать, что Винны — люди здравомыслящие. Они были очень огорчены случившимся, но не пытались раздуть историю, не хотели, чтобы девочку жалели или испытывали к ней нездоровый интерес. Они проявили замечательное присутствие духа.

— А нам только остается проявить столь же замечательное присутствие духа, — заметила Марион Шарп

— Вы должны меня понять, мисс Шарп. Девочка не только описала дом, где ее держали, она подробно описала вас и вашу мать: «Худая старуха с тонкими седыми волосами, одетая в черное и без шляпы, и женщина значительно ее моложе, худая и высокая, со смуглой, как у цыганки, кожей. На ней тоже не было шляпы, а на шее была яркая цветастая косынка».

— Да, этого я объяснить не могу, но понимаю, что вы вправе поступать так, как поступаете. Так давайте же пригласим в дом эту молодую особу. Однако сначала я хочу заявить…

Тут дверь бесшумно отворилась, и на пороге появилась мать Марион. Ее коротко остриженные седые волосы стояли дыбом — видимо, она не причесалась, встав с постели — и старуха еще больше обычного походила на сивиллу.

Она закрыла за собой дверь и окинула собравшихся сардоническим взглядом.

— Ха, — каркнула она — трое неизвестных мужчин!

— Разреши мне тебе их представить мама, — сказала Марион. Все трое встали.

— Это — мистер Блэр, из адвокатской конторы «Блэр, Хэйвард и Беннет». Знаешь, в том очаровательном доме в конце главной улицы.

Роберт поклонился. Старуха вонзила в него свой птичий взгляд.

— Крышу надо перекрыть, — заметила она.

Она была права, но Роберт ожидал услышать от gee что-нибудь более относящееся к делу.

Его несколько утешила ее реакция на инспектора Гранта. Присутствие представителя Скотланд Ярда в гостиной не произвело на нее особого впечатления. Она только сухо заметила:

— Напрасно вы уселись в это кресло. У него слабые ножки.

Когда же дочь представила ей местного инспектора полиции Хэллема, старуха кинула на него мимолетный взгляд, слегка кивнула и явно сочла его недостойным внимания. Хэллем, судя по выражению его лица, был сильно уязвлен.

Грант вопросительно посмотрел на Марион Шарп.

— Я сама ей скажу, — ответила она на его немой вопрос. — Мама, инспектор хочет устроить нам очную ставку с девушкой, которая сейчас сидит за воротами в машине. Ее месяц не было дома — она живет в Эйлсбери — и когда она вернулась, вся покрытая синяками, то заявила в полиции, что ее держали взаперти люди, которые требовали, чтобы она согласилась работать у них служанкой. Когда она отказалась, они избивали и морили ее голодом. Она подробно описала дом и этих людей; и наш дом, и мы с тобой в точности соответствуем этому описанию. Предполагается, что мы держали ее в чердачной каморке с круглым окошком.

— Как интересно, — заявила старуха, невозмутимо усаживаясь на диван эпохи ампира. — А чем мы ее избивали?

— Она говорит — ременной плеткой.

— А у нас есть плетка?

— По-моему, у нас есть ременный поводок. Им тоже можно выпороть. Дело не в этом. Инспектор хочет устроить нам очную ставку и посмотреть, узнает ли она нас.

— У вас есть возражения, миссис Шарп? — спросил Грант.

— Наоборот, инспектор, я горю нетерпением… Не каждый день удается прилечь на часок старой скучной старухой, а встать потенциальным чудовищем.

— Тогда, с вашего разрешения, я за ней…

Хэллем шагнул вперед, предлагая сходить за девочкой, но Грант покачал головой. Видимо, он хотел сам увидеть ее реакцию, когда она ступит за ворота.

Инспектор ушел, а Марион Шарп объяснила матери, почему в доме оказался Роберт Блэр:

— Со стороны мистера Блэра было большой любезностью немедленно откликнуться на мой зов, — добавила она. Роберт опять почти физически почувствовал пронзительный взгляд светлых старческих глаз и подумал, что эта старуха выпорет кого угодно и не чихнет.

— Я сочувствую вам, мистер Блэр, — произнесла она без малейшей нотки сочувствия в голосе.

— Почему, миссис Шарп?

— Мне кажется, что Бродмур[10] лежит вне сферы ваших повседневных занятий.

— Бродмур?

— Душевнобольные преступники.

— Не надо меня жалеть, разнообразие придает жизни пикантность, — ответил Роберт, решив, что не даст злоязычной старухе запугать себя.

В глазах ее мелькнула улыбка — ответ явно пришелся ей по вкусу. Роберту даже показалось, что он расположил ее в свою пользу. Но вслух она это никак не выразила.

— Да, в Милфорде, наверное, мало развлечений. Моя дочь вот гоняет по полю гуттаперчевый мячик…

— Их уже не делают из гуттаперчи, мама, — поправила ее Марион.

— А в моем возрасте и это недоступно. Мне остается только поливать сорняки ядом, то есть практиковать узаконенный садизм, вроде как топить в воде блох. Вы блох топите в воде, мистер Блэр?

— Нет, я их давлю ногтем. Но у меня есть сестра, которая отлавливает их куском мокрого мыла.

— Мыла? — с искренним интересом переспросила миссис Шарп.

— По ее словам, они прилипают к мокрому мылу.

— Потрясающе. Про такой способ борьбы с блохами я не слышала. Надо попробовать.

Тем временем Марион старалась загладить пренебрежение, которое ее мать выказала к инспектору Хэллему:

— Вы отлично играете в гольф, инспектор.

Роберту вдруг почудилось, что все это сон, и что все эти нелепости не имеют значения, поскольку он вот-вот проснется и вернется в мир реальности.

Но на самом деле было вовсе не так: мир реальности вошел в дверь вместе с инспектором Грантом. Первым зашел Грант, чтобы видеть лица всех участников драмы. Следом вошли женщина-полицейский а девушка.

Марион Шарп медленно встала, словно для того, чтобы занять позицию для отхода, а ее мать осталась сидеть на диване в позе королевы, дающей аудиенцию, выпрямив, как ее учили в молодости, спину и сложив руки на коленях. Даже стоящие торчком волосы не умаляли впечатления, что эта женщина — хозяйка положения.

На девушке было школьное платье и школьные туфли на низком каблуке: в детской одежде она показалась Роберту моложе, чем он ожидал. Она была невысокого роста и не очень хорошенькой. Но что-то к ней располагало. Синие глаза были широко поставлены, лицо резко сужалось к подбородку.

Волосы были какого-то мышиного цвета, но образовывали красивую линию на лбу. Легкие впадины под скулами придавали лицу выражение беззащитности. Нижняя губа была пухлой, но сам рот слишком маленький. Уши тоже были слишком маленькие и слишком близко прижаты к голове.

«Обыкновенная девочка — на такую не обратишь внимания. Вовсе не подходит на роль героини в сенсационном судебном деле. Интересно, как она выглядит в другой одежде», — подумал Роберт.

Девочка остановила взгляд сначала на миссис Шарп, потом перевела его на Марион. В ее глазах не было ни удивления, ни торжества — в них даже не было особого интереса.

— Да, это они, — сказала она.

— Вы в этом не сомневаетесь? — спросил Грант. — Не забывайте, вы обвиняете их в серьезном преступлении.

— Нет, не сомневаюсь. Как я могу ошибаться?

— Эти две дамы держали вас у себя в доме, отняли у вас одежду, заставляли вас чинить постельное белье и били вас плеткой?

— Да, эти самые женщины.

— Какая удивительная лгунья, — заметила миссис Шарп таким тоном, каким говорят: «Какое удивительное сходство!»

— Вы утверждаете, что мы привели вас на кухню и там предложили кофе? — спросила Марион.

— Да.

— Тогда опишите кухню.

— Я не обратила на нее внимания. Большая кухня, каменный пол.

— А какая плита?

— На плиту я не обратила внимания. Но вот та женщина согрела кофе в голубой кастрюльке с синей полоской по краю и отбитой у донышка эмалью.

— Такую кастрюльку, наверное, можно найти на любой кухне в Англии, — сказала Марион. — У нас таких три.

— Вы проверили, она девственница? — спросила миссис Шарп тоном человека, берущего часы из починки: вы проверили, они точно ходят?

Все ошарашенно замолчали. Роберт отметил, что Хэллем весь передернулся, девушка покраснела, а Марион, вопреки его ожиданиям, не воскликнула что-нибудь вроде: «Мама! Почему это?» Она одобряет этот вопрос, или просто выходки матери ее уже не шокируют?

Грант с холодным неудовольствием ответил, что это не имеет никакого отношения к делу.

— Вы так думаете? — парировала миссис Шарп. — Если бы меня месяц не было дома, моя мать первым делом захотела бы узнать, сохранила ли я девственность. Ну ладно. Она нас опознала. Что дальше? Вы собираетесь нас арестовать?

— Нет, нет. До этого еще очень далеко. Я хочу отвести мисс Кейн на кухню и на чердак, чтобы проверить точность ее описания. Если все сойдется, я доложу своему начальнику, и мы решим, какие предпринять шаги далее.

— Вот как? Весьма благоразумно, инспектор, — миссис Шарп медленно поднялась на ноги. — В таком случае, если вы не возражаете, я пойду прилягу.

— И вы не хотите присутствовать, когда мисс Кейн будет… не хотите услышать, что…? — изумленно проговорил Грант — старуха сумела-таки вывести его из равновесия.

— Нет, не хочу.

Миссис Шарп, слегка нахмурившись, разгладила помятую юбку.

— Вот научились расщеплять атомы, а до сих пор никто не изобрел ткань, которая бы не мялась. Я ничуть не сомневаюсь, — продолжала она, — что мисс Кейн опознает чердак. Вот если бы она его не опознала — тогда бы я удивилась.

Она направилась к двери и, следовательно, к девушке; впервые за все это время у той на лице появилось какое-то выражение. Это было выражение испуга. Женщина-полицейский шагнула вперед и остановилась примерно за шаг до девочки. Секунд пять она молча и с очевидным интересом изучала ее лицо.

— Для истязательницы и истязуемой мы на удивление плохо знакомы, — наконец произнесла она. — Надеюсь, мисс Кейн, в ближайшие недели-две узнать вас получше.

Она повернулась к Роберту.

— До свидания, мистер Блэр. Надеюсь, мы и впредь будем придавать пикантность вашей жизни.

И, не удостоив остальных людей, собравшихся у нее в доме, даже кивка, миссис Шарп прошествовала в дверь, которую перед ней открыл Хэллем.

После ее ухода показалось, что сцена опустела.

«Потрясающая старуха, — подумал Роберт. — Так затмить угнетенную невинность!»

— Так вы не возражаете, чтобы мы показали Кейн кухню и чердак, мисс Шарп?

— Нет, конечно. Но прежде я хочу сделать заявление, которое я не успела сделать до появления мисс Кейн. Очень хорошо, что она здесь присутствует. Так вот: я никогда в жизни не видела эту девушку. Я никогда не приглашала ее в машину и никуда ее не подвозила. Ни я, ни моя мать не приводили ее в дом и тем более не задерживали ее здесь. Такова наша позиция. Надеюсь, вам ясно.

— Ясно, мисс Шарп. Вы полностью отрицаете все, о чем рассказывает мисс Кейн.

— Полностью, от первого до последнего слова. А теперь пойдемте, я проведу вас на кухню.