Зажги красный

Глава двадцать третья

Лилиана

Настоящее

Я чувствую себя оцепеневшей. Никогда раньше не испытывала такого ужаса. Я никогда не знала такой боли.

— С ним все будет хорошо, Лил, — говорит Алессандро, крепко сжимая меня в своих объятиях.

Мой брат справился, беспрекословно выполнил все мои просьбы. Он помог незаметно выйти из дома. К тому времени, как мы прибыли в ангар, пилоты уже были готовы к взлету, и все мои кузены, за исключением Лоренцо, сидели в самолете и ждали нас.

— Ты не знаешь этого, — плачу я у него на груди. Так я провела все время с момента взлета. Больше я никому не сказала ни слова. Алессандро провел меня в заднюю часть самолета и сел рядом со мной. Если говорить о братьях, то мне действительно повезло.

— Лил, он Трэвис, мать его, О’Нил. С ним все будет в порядке, — повторяет он. — Этот парень получает удары посильнее пули каждый раз, когда выходит на лед.

— Я не готова его потерять, Алессандро. Я только что обрела его. Я не хочу его терять, — говорю я сквозь икоту.

— Ты его не потеряешь. — Мой брат продолжает гладить меня по спине.

Я хочу верить ему. Отчаянно хочу, чтобы он был прав, но я не идиотка. Я знаю, что, если кто-то говорит с убежденностью, это еще не значит, что это правда. И даже если с Трэвисом все в порядке, если он переживет это, он никогда больше не захочет иметь со мной ничего общего. Это моя вина, что в него стреляли. Это моя вина, что он в операционной. И это будет моя вина, если ранение уничтожит его карьеру... Если он больше никогда не сможет играть в хоккей...

Я в миллионный раз проверяю свой телефон. Грей должен был написать мне, как только Трэвис покинет операционную. Пока ничего нет. Это не может быть хорошим знаком.

Алессандро слегка сдвигает меня, доставая из кармана свой собственный телефон.

— Это отец, — говорит он.

— Удивительно, что он так долго тянул, — ворчу я.

— Он этого не делал, Лил. Я знаю, ты не хочешь в это верить, но он действительно не стал бы так поступать с тобой.

— Я не хочу сейчас с ним разговаривать. Честно говоря, я не знаю, сделал он это или нет, но это единственное, что имеет смысл. У Трэвиса нет врагов, кроме папы.

— Пап, как дела? — Алессандро отвечает на звонок беззаботным тоном, прижимая меня к себе. — Да, ничем не могу помочь... извини.

Я слышу голос отца через динамик, когда Алессандро слегка отводит трубку от уха. Он злится.

Хорошо. Пусть злится. Потому что сейчас я тоже злюсь.

— Может, она и твоя дочь, но она также моя сестра. И ты всегда говорил мне защищать ее любой ценой. Помнишь? Поддерживать ее. И это то, что я делаю. Я выбираю ее, потому что она нуждается во мне, — говорит Алессандро.

Никто никогда не говорит моему отцу «нет». Даже мы. Мой брат рискует своим будущим в семейном бизнесе, противостоит суровости отцовского нрава... ради меня.

— Ты должен дать ей время, — говорит он. — И немного доверять мне, отец. Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось.

Я закрываю глаза, но открываю их снова, потому что передо мной появляется лицо Трэвиса. Может ли этот самолет лететь быстрее?

Когда мы приземляемся в Ванкувере, нас ждут три внедорожника. Алессандро и мой кузен Энцо забираются в один из них вместе со мной. Остальные мои кузены заполняют два других, они направляются в арендованное жилье, а мы едем прямо в больницу.

У меня дрожат руки. Мне так холодно, но я не могу согреться. Я снова достаю из кармана телефон и набираю номер Грея. Он уже должен был связаться со мной. То, что он этого не сделал, только усиливает мое беспокойство.

— Лил, ты приземлилась? — отвечает он после второго гудка.

— Я еду в больницу. Он?.. — Я проглатываю остатки слов. Не могу их произнести.

— Его только что вывезли из операционной. Они ввели его в кому, — говорит Грей, а я продолжаю беззвучно рыдать в трубку. — Лил, он крепкий орешек. Он выкарабкается. Ему просто нужно немного времени, чтобы поправиться.

— А если нет? — спрашиваю я. — Что мне тогда делать?

— Давай не будем говорить о том, что если, и сосредоточимся на фактах. Он пережил операцию. Он борется, и поверь мне, этот парень так просто тебя не отдаст.

— Скоро увидимся. — Я подавляю очередной приступ рыданий и завершаю звонок. Затем я делаю глубокий вдох и смотрю на брата и кузена. — Его прооперировали, и он в искусственной коме.

— Хорошо, это хорошо. Операция закончилась, — говорит Алессандро. — А искусственная кома отличается от обычной комы. Это значит, что врачи могут разбудить его, когда посчитают нужным.

— Я знаю. — Я вытираю щеки. Мне нужно взять себя в руки. Я очень надеюсь, что все правы. Мне нужно, чтобы с ним все было в порядке. Я не могу представить себе мир без него. Я не могу думать о том, что Трэвиса больше нет.

Я также не могу понять, почему это произошло. Мой брат твердо уверен, что это был не наш отец, но я просто не могу представить никого другого, кто хотел бы убить Трэвиса. Он не из нашего мира. У него нет врагов, скрывающихся за каждым углом. И единственные угрозы, с которыми он сталкивался, исходили непосредственно от моей семьи.

Неужели мое заявление о том, что я переезжаю к Трэвису, довело отца до предела?

Я знала, что ему это не понравится. И я знала, что он не захочет отпускать меня. Но в конце концов я действительно думала, что он сможет поставить мое счастье выше всего остального. Я думала, что он позволит мне это. Я ошибалась. Вся моя жизнь расписана и контролируется. Он привык диктовать, куда я могу пойти, с кем дружить, а кого избегать...

Почему теперь все должно быть иначе?

Внедорожник останавливается у входа в больницу, и Алессандро ведет меня за руку, когда мы входим внутрь через несколько секунд. Все вокруг как в тумане, пока мы с братом идем по извилистым коридорам. Он останавливается, чтобы поговорить с кем-то, а затем нас направляют в палату.

Свет слишком яркий, звуки аппаратов оглушают, а запах...

Почему в больницах так плохо пахнет?

Я отпускаю руку Алессандро и делаю шаг ближе к кровати. Ближе к Трэвису. Люди разговаривают, но я не понимаю, о чем они говорят. Это все фоновый шум, пока я смотрю на любовь всей моей жизни, безжизненно лежащего на кровати. К его телу прикреплена куча трубок и проводов. И палата начинает сжиматься вокруг меня.

Я слышу крик брата, прежде чем мои колени отказывают, и я начинаю падать. Чернота заполняет мое сознание, чьи-то руки подхватывают меня.

— Трэвис. — Я резко сажусь.

— Черт, Лил, притормози, — говорит Алессандро, хватая меня за руки.

— Что случилось? — Я оглядываю комнату. Энцо и Грей смотрят на меня с озабоченностью на лицах. — Что случилось? Где он? — спрашиваю я, пытаясь вырваться из объятий брата, чтобы встать.

— Лилиана, ты потеряла сознание. С Трэвисом все в порядке. Он здесь. Тебе нужно сесть, — говорит Алессандро.

— Он в порядке? — шепчу я.

— Он в порядке. Он здесь. Я говорил с его врачами. С ним все будет хорошо, Лил, — уверяет меня брат.

— Клянешься?

Он колеблется всего секунду, но мне этого достаточно, чтобы понять, что брат говорит неправду. Если бы он в это верил, он бы ответил сразу. Но я знаю, что он не даст мне обещания, которое не сможет сдержать.

— Лил, врачи уверены, что с ним все будет хорошо. — Алессандро тщательно подбирает слова.

Дверь распахивается, и в комнату вбегают родители Трэвиса. Я бросаю взгляд на его мать, и меня охватывает чувство вины.

— Мне так жаль, — задыхаюсь я, и слезы снова текут по моему лицу.

— Милая, ты ни в чем не виновата, — говорит Фрэнсис, заключая меня в свои объятия. Она утешает меня, в то время как это я должна утешать ее. Она целует меня в лоб. — С ним все будет хорошо.

Я киваю, но не уверена, что верю ей. Фрэнсис обнимает меня еще раз, прежде чем отпустить, и я наблюдаю, как она подходит к больничной койке, и тихие слезы текут по ее лицу, когда она смотрит на своего сына. Я встаю у него в ногах. Алессандро рядом со мной. Его рука сжимает мою, пока я стою и смотрю на Трэвиса. Это моя вина. Он оказался в больнице из-за меня, и я понятия не имею, что мне теперь делать.

— Когда он очнется? — Я не знаю, к кому я обращаюсь, но все равно спрашиваю.

— Врачи собираются разбудить его завтра. Они хотят, чтобы он проспал всю ночь, — говорит мистер О’Нил.

Я киваю. Завтра. Он очнется завтра.

Когда телефон Алессандро звонит, нарушая тишину, он выходит из комнаты. Энцо следует за ним, а Грей подходит ко мне. Его рука сменяет руку брата, и он успокаивающе сжимает мою ладонь.

— Ему бы не понравилось, что ты держишь меня за руку, знаешь ли.

— Я знаю, — говорит Грей. — Но ты была моим другом задолго до того, как стала его девушкой.

— Ты должен вернуться домой к своей дочери.

— Я не оставлю тебя, Лил. Мы так не поступаем. Ты никогда не оставляла меня, когда я в этом нуждался. И я не оставлю тебя, — говорит он.

Он имеет в виду то время, когда Кэтрин сбежала. Я знала, что она ушла. Я помогла ей исчезнуть. Хотя до недавнего времени она никогда не говорила мне почему.

Мне было больно смотреть, как он оплакивает ее. Было ненавистно видеть, как его сердце разбивается снова и снова, когда я знала, что на самом деле она не пропадала. Что она сама решила уйти от него. Но она была моей лучшей подругой, и по какой-то причине она была непреклонна в том, что он не должен знать, где она. Все эти годы я хранила ее тайну и делала все возможное, чтобы помочь Грею жить дальше. Но он так и не смог этого сделать. То, что он не испытывает ко мне ненависти, — просто чудо. Потому что, если бы мы поменялись местами, я не уверена, что была бы так же снисходительна.

— Мне нужно знать, кто это сделал, — шепчу я Грею.

— Мы это выясним, — говорит он. — Я обещаю, что мы найдем виновного.

— А если это был мой отец? — Я говорю тихо. Меньше всего мне нужно, чтобы родители Трэвиса услышали меня и поняли, что это моя вина.

— Это была не твоя семья, Лил. Твоему отцу незачем начинать с нами войну.

Грей ошибается, потому что я знаю, что мой отец пойдет на войну с кем угодно, когда дело касается его детей. Его семьи. И забрать меня — это самая большая угроза.