Глава 3

Арго очень не хотелось уходить от фонтана: под соседним деревом росла вкусная травка, названия которой Зена не знала. Впрочем, стоило воительнице настойчиво потянуть за поводья, и лошадь неохотно тронулась с места, фыркнув и лениво взмахнув хвостом. Вместе они вышли из убежища и вернулись на площадь. Силуэт Кратоса на мгновение мелькнул на фоне фонтана, и паренек скрылся из виду. Зена проворчала что-то себе под нос и потянулась к кинжалу, но через минуту мальчик вернулся.

— Хотел оглядеться по сторонам, — прошептал он, куда-то указывая пальцем. В темноте Зена не могла различить даже направления его вытянутой руки.

Она пропустила Кратоса вперед и теперь наблюдала, как он метался от одного края узкой дороги до другого, проверяя, нет ли каких помех для Арго. «Будто играет! В прятки или в войну, как всегда забавляются дети», — с удивлением подумала Зена и тут же нахмурилась. Игра игрой, но сейчас мальчик твердо осознавал опасность и действовал разумно, он уже не раз бывал в таких переделках. А детям нужно жить в своем светлом мире.

Слева от воительницы, за поворотом, возвышался непонятный предмет, и ей потребовалось время, чтобы узнать в нем повозку. Мальчик потянул Зену за руку, показал на свое громко стучащее сердце, затем на кусты и метнулся в сторону прежде, чем Зена успела открыть рот. Ей оставалось только развести руками: паренек был шустр и осторожен, он уже доказал свое умение выходить сухим из воды. Теперь многое зависело от него. Хорошо бы еще стражи не спохватились и не усилили охрану.

В конце концов, Кратос, его мать, да и все Афины ничуть не волновали воительницу. Еще пара часов — и город останется далеко позади.

«Но сначала надо вытащить мальчишку и его мать из беды, а заодно позаботиться о нас с Габриэль», — с этой мыслью Зена вытянула губы и издала душераздирающий птичий крик. Она прекрасно понимала, что ни один здравомыслящий козодой не станет жить в большом полисе, но откуда об этом знать горожанам? Они ничего не заподозрят. Зато Габриэль не придется ломать голову, решая, кто кричал: ее подруга или настоящая птица.

Зена устало вздохнула; не сводя глаз с зарослей кустарника, обошла повозку и подала сигнал еще раз.

Теперь исчез и Кратос. Единственным человеком, которого Зена могла разглядеть, был часовой, мерно ходивший по тюремной стене, высившейся далеко позади. Виднелся догорающий факел у ворот, яркий светильник сияющей точкой переместился от конюшни в сторону темницы — один из стражей делал обход. Зена знала, что он идет к начальнику с докладом. Странно, что не поднялся переполох. «Не может все быть так просто».

Но не стоило забывать, что стражам маловато платили. Они повиновались приказам, и не более того. Возможно, увидев всадника, часовой на стене и впрямь поверил, что его товарища отправили в путь со срочным указом. «Случались и более странные вещи, — думала Зена. — Глупость плохой помощник».

Сбоку подошел Кратос, не успевший даже запыхаться, следом из-за повозки появилась оправляющая пеплос Габриэль, Элизеба не отставала. Женщина на четвереньках выползла на дорогу и осторожно поднялась. Мальчик метнулся к ней и горячо обнял, потом схватил за руку и потащил к Зене. Элизеба неуверенными шагами тронулась за ним. Воительница тем временем обратилась к Габриэль:

— Хватит на сегодня приключений, ты как считаешь? Пора бы… — но девушки рядом не было. Габриэль уже вприпрыжку бежала туда, откуда только что пришли Зена и Кратос и где теперь мелькали спины мальчишки и матери. Воительница возвела глаза к небу, покачала головой и двинулась следом.

***

Скоро Зена совершенно перестала ориентироваться. Кратос вел женщин узкими переулками мимо покосившихся нищих хибар и куч мусора. Вот путники миновали площадь с круглым фонтаном, потом прошли вдоль лавчонок, источавших запах переспелых фруктов. Мальчик двигался вперед без остановок, сохраняя ровный, ритмичный шаг.

К удивлению Зены, Элизеба без труда держалась с ним вровень. «Просто атлет! — подумала воительница. — Может быть, опасность придает ей силы». Когда они наконец замедлили шаг, оказавшись на булыжной мостовой, Габриэль почти задыхалась от бега, а мать Кратоса дышала на удивление ровно. Неторопливой походкой путники прошагали по пустынному двору, заросшему чертополохом, и вошли в дом. Кратос пропустил вперед всех женщин и лошадь.

Внутри было темно и тесно, назначение здания оставалось загадкой.

— Ждите здесь, — прошептал паренек, и Зена различила шорох удаляющихся шагов. Раздался легкий стук кремня и трута, и красноватый свет озарил полуразрушенные стены. Кратос вернулся с глиняной плошкой с маслом, прикрывая ладонью крохотный огонек.

— Это разумно? — вполголоса спросила воительница, показывая на огонь и оглядывая неровные стены.

— С улицы свет незаметен, — объяснил паренек, но его взгляд выдавал беспокойство. — Я сам проверял. Матери нужно видеть наши лица, иначе она не сможет общаться.

— Понятно, — закончила споры Габриэль и, кашлянув, принялась оглядывать помещение. Наконец она выбрала плоский камень, вытерла его рукавом и села, прислонившись спиной к стене. Девушка слегка поежилась. Элизеба опустилась на низкий стул у хромого стола, а сын поставил рядом тусклый светильник и нежно коснулся материнской щеки. Женщина улыбнулась и накрыла его ладонь своею. Кратос на мгновение отодвинулся и сделал несколько сложных жестов, Элизеба ответила чуть лаконичнее. Мальчик бросил взгляд на Зену и Габриэль, потом, повернувшись лицом к матери, пояснил:

— Я сказал ей, что сбегаю за Неттероном. Она пусть посидит здесь до восхода. Я принесу вам воды и пиши.

— Не беспокойся, — твердо оборвала воительница. — Спасибо, что освободил нас. Мы уезжаем немедля.

— Нет, пожалуйста, нет! — подскочил к ней паренек, отчаянно заглядывая Зене в глаза. Покачав головой, он продолжил: — Я оказал тебе услугу на рынке, и ты мне заплатила. Теперь я снова помог тебе.

— И я тебе должна, так? — спросила она. Мальчик с беспокойством посмотрел на королеву воинов и упрямо кивнул. — Отлично, у меня найдется монета.

— Какая монета, — отмахнулся мальчуган. — Деньги я достану в любой момент.

— Украдешь? Тебе хоть раз говорили, что это нехорошо?

Он скривился:

— И ты такая же!

— Какая? — вставила Габриэль, видя, что Зена сердито сложила руки на груди и одарила Кратоса весьма неприязненным взглядом. — Знаешь, парень, она ведь права. Даже если ты живешь в трущобах, есть иные способы раздобыть денег. Воровство — не решение проблемы и…

— Не все проблемы можно решить, — раздраженно ответил упрямец. — Что ты вообще знаешь о нашей жизни!

Зашевелилась Элизеба и грустно вздохнула, глядя на сына и с мольбой протягивая к нему руки. Воришка смягчился:

— Прости, мама, — и он снова отвернулся от женщины, обращаясь к Габриэль и Зене. — Пожалуйста, воительница, останься с мамой. Ты же знаешь, она глуха. Если кто-то отыщет укрытие, она узнает об этом слишком поздно. Маме страшно одной. Я ничего больше не прошу, ни единой монеты! Сделай так, и по воинскому правилу чести мы больше не будем в долгу друг у друга.

— Я… — устало начала Зена и вздохнула. — Ну, хорошо. Управься за ночь, я хочу уехать на рассвете.

— Стой, — вмешалась Габриэль. — Ты знаешь златовласого мальчишку? Милого мальчика, который бросил мне тот несчастный кошель?

Кратос долго раздумывал и наконец решил не отвечать, но Элизеба по губам следила за беседой и, печально вздохнув, вмешалась:

— Это Геларион, сын моей старшей сестры. Кратосу он двоюродный брат. Совсем непохож на моего! — сердито добавила она.

«Старая песня, — устало подумала воительница. — Мой сын попал в дурную компанию. Бедняжку заставили воровать, во всем виноваты плохие мальчишки с улицы». Однако Элизеба молчала, и вместо нее заговорила Габриэль:

— Конечно, ваш сын не такой! — ободрив женщину, она повернулась к Кратосу: — Ага, значит, Геларион. А почему он выбрал меня?

— Просто ты оказалась на пути, — пожал плечами воришка. — Ему все равно, кого подставить, законы Афин не для него. В конце концов, его отец сам…

— Кратос! — резко одернула Элизеба: сын стоял к ней лицом.

— Но это же правда, мама! — настаивал мальчуган. — Он мне все уши прожужжал этой историей, да и тетя Сибелла не возражает. Он сын Гермеса и любимец богов.

Элизеба покачала головой, и Габриэль поняла, что женщина ужасно смущена этими слухами. Зена широко распахнутыми глазами воззрилась на паренька:

— Сын олимпийца Гермеса, покровителя воров и мошенников?

— Не совсем так, — поправила Габриэль, задетая неточностью определения. — Гермес — вестник богов, он быстр, ловок и плутоват, но он скорее позаботится о герое вроде Одиссея, чем о воришке с рынка.

Кратос сверкнул глазами в ее сторону, но девушка не обратила на это внимания.

— Хитрость и обман — разные вещи, но воровство подло всегда. Не говоря уж о том, чтобы переложить вину на соседа! Попадись негодяй мне в руки, и никакой папаша его не спасет! Будь он хоть Зевс! Или бог холодной погоды, о котором рассказывал Петер! Так бы и придушила голыми руками, несмотря на родню! — разошлась Габриэль.

Наконец в комнате воцарилась тишина, и Зена вздернула бровь. Болтушка, раскрасневшись от гнева и уже не находя слов, качала головой.

— Хочешь с ним поговорить? — неожиданно спросил Кратос. — Я приведу его.

— Не стоит, нам пора в путь, — Зена считала разговор законченным, но ее подруга уже закивала:

— Обязательно приводи.

— Габриэль, — внушительно произнесла воительница, — мы уезжаем при первой же возможности.

— Езжай одна, — ответила девушка, горящими глазами глядя в пустоту. — Я останусь здесь, пока не выложу негодному мальчишке все, что о нем думаю. Пожалуй, добавлю на память пару синяков да посмотрю, примчится ли Гермес в своих крылатых сандалиях, чтобы защитить гадкого сыночка, — она поглядела на Зену. — Уезжай, если хочешь. Скажи, когда и где тебя найти, я догоню.

Зена улыбнулась помимо своей воли:

— После всех неприятностей, в которые ты угодила в Афинах, думаешь, я оставлю тебя одну? — Воительница посмотрела на Кратоса и приказала: — Ступай. Чем раньше приведешь ворюгу, тем раньше мы уедем, а я не хочу ждать.

Мальчик кивнул, вышел на освещенное место и, глядя на мать, прижал одну руку к груди, а сверху приложил кулак другой.

— Знаю, сынок. Иди.

Кратос колебался лишь мгновение, затем его юное лицо стало суровым, мальчик выбежал в соседнюю комнату, а оттуда на улицу. Зена слышала, как застучали по камням его башмаки. Звук тут же оборвался.

— Вышел с черного хода, — сказала воительница, обращаясь к Габриэль, которая уже поднялась на ноги и с наслаждением потягивалась. Следившая за губами воительницы Элизеба кивнула:

— Да, с черного хода. Там может проскочить только ребенок. Мы в безопасности… по сравнению с темницей.

— Согласна, — пробормотала Габриэль и спросила: — Что это сказал твой сын? — Она скопировала жест, прижав к груди кулак. Элизеба улыбнулась.

«Да она раза в два моложе, чем я думала! — вдруг поняла Зена. — Ведь ее сыну не больше девяти лет. Она ловка, вынослива и даже красива». Теперь женщина сбросила покрывало, и воительница увидела гибкие руки. Они никогда не держали меч, но и слабыми не казались. Лицо Элизебы, тонко очерченное, носило следы тревог и делало ее старше.

Элизеба снова улыбнулась, и ее темно-синие глаза оживились:

— Это семейный знак, только для нас двоих. У нас их множество. Этот я выдумала, когда Кратос был совсем еще ребенком, чтобы сказать: «Я люблю тебя, будь осторожен».

— Ой, — расплылась в улыбке Габриэль. — Ой, как трогательно!

С лица Элизебы, напротив, сошло выражение радости:

— В последний год сын часто пользуется этим жестом. Никогда не думала, что мы поменяемся ролями, — женщина вздохнула, закрыла глаза и подперла рукой щеку. Легкое прикосновение Габриэль заставило ее вернуться к реальности:

— Мне очень неловко спрашивать, но… Как ты оказалась в тюрьме? — поинтересовалась она. — Конечно, это не мое дело и… Но ты ведь непохожа на вора или, чего доброго, на…

— Габриэль! — укорила Зена, и девушка покраснела до корней волос.

— Я… Я не то хотела сказать! — прошептала она подруге и снова повернулась к глухой женщине.

Элизеба поникла и с трудом выговорила:

— Я оказалась там из-за сына. Хозяева так рассердились, когда он не принес им ни монет, ни кошельков, ни колец да еще сказал, будто женщина-воин велела никого не трогать и пригрозила, что…

— Она ему не угрожала! — вмешалась Габриэль. — Зена никогда не запугивает детей!

— Да, Кратос мне все объяснил, тот рассказ был для хозяев. Спасибо, воительница, — поблагодарила Элизеба за монеты и заботу о сыне. — Я провела в темнице две ночи без сна. Простите, засыпаю на ходу, — она положила голову на скрещенные руки, лежащие на столе. Габриэль тронула ее за одежду и отвела на место, где раньше сидела сама. Опустившись на пол, она устроила голову женщины у себя на коленях, сказав:

— Так ведь удобнее. Мы с Зеной побудем на страже.

Элизеба благодарно улыбнулась и тотчас заснула.


Надолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием масляного светильника и глубоким ровным дыханием матери Кратоса. Зена поднялась на ноги, размялась и принялась ходить по хибаре: четыре шага налево, четыре направо.

— Габриэль, — сказала она наконец.

Но Габриэль уже трясла головой:

— Нет, нет, нет, и не думай. Я знаю, что ты скажешь, и не собираюсь тебя слушать. Ладно, если б это была случайность, но златовласый воришка бежал ко мне, именно ко мне. Он смеялся!

— Габриэль, посуди сама, у таких, как Геларион, нет совести. Ты не можешь вбить ему в голову то, что он не способен понять. Афины для нас ловушка: стоит сюда приехать, и неприятности сыплются как из рога изобилия. Давай уедем прямо сейчас, как только вернется Кратос. Решайся!

— Нет! — твердо заявила Габриэль и, заметив, что Элизеба пошевелилась, успокаивающе улыбнулась усталой женщине и откинула с ее лба прядь темных волос; подождала, пока та не заснула опять. — Езжай на здоровье, я тебя не виню. В Афинах нам и правда пришлось несладко. Знаю, что ты собираешься сказать насчет Гелариона, но все равно я его проучу. Если я прочитаю ворюге вдохновенную речь о честной жизни, он станет ненамного лучше, а вот если наставлю ему пару шишек, это он запомнит надолго. Не нужно так шутить с прохожими.

Глаза Габриэль потемнели и напоминали бурлящее море. Злость в них так и кипела:

— Он не только смеялся надо мной, он натравил на меня Агринона. Того самого, которого я поколотила, чтобы не приставал к бедной Арахне.

— Я помню ткачиху Арахну, — Зена надеялась направить разговор в другое русло. Взгляд ее подруги потеплел, уголки рта приподнялись в улыбке. Королева воинов воспользовалась паузой: — Гелариона не изменишь. Ты не произведешь на него впечатления, как ни бейся.

— Я сделаю не то, что ты думаешь.

— Неважно, что я думаю. Он не изменится, не трать силы попусту. Даже побои не помогут. Кто знает, может, Гелариона били все кому не лень, кроме матери и так называемого «отца». А может, и они били. Габриэль, в мире есть вещи, которые от тебя не зависят.

— Все равно.

— Не хочу, чтобы ты огорчалась из-за собственного бессилия.

— А я хочу попробовать, — упрямо сказала Габриэль и вдруг затихла, прислушиваясь. — Показалось. Все равно, прежде чем уехать из Афин, я должна заглянуть в лавку Петера.

— Ох уж этот Петер, — процедила Зена, а Габриэль бросила на нее лукавый взгляд и едва удержала смешок.

— Я схожу одна, не беспокойся. Я же видела, что он тебе не понравился.

— Он сумасшедший. Больной человек.

— Ой, да брось ты! В его крылатых эльфов не нужно верить, они ненастоящие! Это что-то вроде дриад или нимф, ну, и тому подобное. Нет, я не спорю, дриады, может быть, и существуют, вспомни друга Гомера, но эти малютки — выдумка! — Девушка звонко щелкнула пальцами. — Они не реальнее гарпий, поверь. Ну нельзя же сажать Петера в тюрьму всего лишь из-за сказки, выдумщику там не место. Подумаешь, развернул перед госпожой пергамент! Она ведь сама хотела его увидеть. Ишь, упала от смеха, а теперь возмущается!

— Хватит, хватит, утомила, — мрачно перебила Зена. — Настоящие, ненастоящие, какая разница. Твой приятель в темнице — вот и все. Крылатые малютки — фу, ерунда!

«Это гарпий-то нет!» — подумала она с кривой усмешкой. Воительница и Марк — «пусть хранят тебя боги, любимый» — могли бы многое о них порассказать.

— Ладно, не будем о мифах, — смирилась Габриэль, поняв, что Зену не переубедить. — Лучше поговорим о Петере, надо ему помочь. Что, если стражи оставят его под арестом? Не найдется денег на подкуп, или обозлится глупая жертва, или заупрямится муж? Говорят, муженек пользуется влиянием. А Петер сидит в подземелье, и никто даже не знает об этом. Афинам необходим поставщик пергамента, а мой приятель снабжает город свитками и даже рукописями. Читая их, певец может всю душу вложить в песню, а не вспоминать сюжет и рифму. До Петера никто не продавал рукописные тексты.

Габриэль остановилась перевести дух, а воительница непонимающе покачала головой. Девушка принялась объяснять:

— Ну хорошо, представь, что я пою легенду о том, как ты поборола титанов. А все слушают. Потом начинающий певец-аэд меняет пару строчек и рассказывает все по-своему. Его историю перепевает другой, третий, и, наконец, я слышу легенду и думаю: «О, это что-то знакомое, но…»

— Поняла, поняла, — заскучала Зена. — Но почему?

— Не перебивай. Так вот, если читать записанные тексты, какие продает мой друг Петер, песня останется прежней. Кто бы ее ни пел, он скажет, что именно ты поборола титанов, и не спутает тебя с Иолаем или Гераклом.

— Гераклу было бы все равно. Мне тоже.

— А мне нет, — возразила Габриэль. — Я бы так легко не отказалась от заслуг. Если я положила на легенду немало сил: подобрала размер и рифмы, придумала героев, зачем же отдавать ее другим? Не понимаю… Ты слышала шум?

— Арго дала бы нам знать, а она молчит. Все в порядке, — успокоила воительница и положила руку подруге на плечо. Девушка улыбнулась в ответ.

— Поспи, — предложила Зена. — Я совсем не устала и могу вас покараулить. Кстати, — добавила она с ехидной усмешкой, — если хочешь поколотить златовласого вора, тебе лучше набраться сил.

— Я расплющу его, как малюток из северных мифов — фей, или как там их звать, — сонно пробормотала Габриэль и осторожно завозилась, устраиваясь поудобнее. Элизеба не проснулась. Зена с нежностью поглядела на мигом задремавшую болтушку, и улыбка тронула ее губы. Глаза Габриэль были закрыты, она глубоко дышала во сне. «Накажу хитреца, — передразнила воительница. — Глупышка! Как же она непохожа на других!»

Зена бесшумно потянулась, поднялась на ноги и отправилась изучать соседнюю комнату. Помещение оказалось еще менее пригодным для жилья, чем первое: повсюду валялись камни, мусор, замызганные лоскуты, засохшие объедки, черепки и ржавые лезвия. Запах, разумеется, был под стать обстановке, и нос воительницы сам собой сморщился. Убедившись, что через заднюю дверь мог выйти только мальчишка, Зена поспешно вернулась назад, стараясь не дышать.

Почему такие трущобы стояли в городе, находившемся под властью просвещенного царя? «Простите, господин, — стратега», — иронично поправилась воительница, мысленно обращаясь к Тезею. Насколько она помнила, Тезей терпеть не мог, когда его именовали царем или правителем: он предпочитал поддерживать впечатление, будто его решение можно оспаривать.

Так, а теперь об Ипполите. Всей Греции известно, что Тезей победил воинственную амазонку и, захватив Ипполиту в плен, привез ее в Афины. Вопреки ожиданиям, отношения между супругами вовсе не были враждебными. Царь и царица нежно любили друг друга.

Благодаря мудрым правителям, дела в городе шли превосходно, и другие полисы только с завистью поглядывали на Афины, на их мощь и богатство.

Теперь же город больше всего походил на Спарту: нищета, голодные дети, повсюду рыщут воры и разбойники, стража обленилась или проворачивает грязные делишки, не особенно таясь.

Зена увидела полис, где бедные женщины, такие, как Элизеба, попадают в тюрьму, набитую пьянчугами и негодяями, вроде — как бишь его — Мондавиуса. И женщина утверждает, будто оказалась в темнице, потому что сын не желал воровать для хозяев!

«Эй, не увлекайся», — приказала себе воительница, но ситуация предстала перед ней в новом свете, и Зена уже не могла оставить все как есть.

«Вспомни, какой была сама, — продолжала она внутренний диалог. — Деревенская девушка — сильная, но не телом, а духом. Если б кто-то передал царю просьбу селян и он пошел бы навстречу, насколько изменилась бы твоя жизнь? Полностью», — подумала Зена и одернула себя.

— Что было, то было. Живи настоящим, — прошептала она. — Прошлое далеко, будущее тоже.

Слишком много людей нуждались в ее помощи. Ее умение постоять за себя теперь выручает многих слабых, запуганных и несчастных. Зена прошла трудный путь, но так сложилась судьба, и она не собирается отступать.

Мысли текли сами собой, и воительнице не понравилось, что они зашли так далеко. «Чего доброго, поверишь в эту чушь», — усмехнулась она, возвращаясь в реальный мир. Зена по привычке бросила взгляд на Габриэль, и на душе потеплело: положив голову на выступающую балку и крепко обнимая Элизебу, девушка спала, как младенец. Мать Кратоса дремала, свернувшись калачиком и устроив голову на бедре у Габриэль. На мгновение ее лицо озарилось улыбкой, и она показалась едва ли не ровесницей девушки.

«Не думай о них, не думай, — твердила себе воительница, отворачиваясь и наблюдая за причудливой игрой огня, горевшего в глиняной плошке. — Афины — чужой город для тебя и Габриэль».

***

Через час вернулся запыхавшийся Кратос, покрытый толстым слоем дорожной пыли. Элизеба все еще спала; Габриэль услышала шорох и приподнялась.

— Все в порядке, это мальчишка. Спи, — шепнула Зена. Габриэль что-то пробормотала. Зашевелилась Элизеба. Кратос затаил дыхание, но женщина только переменила позу и затихла.

— Какие новости? — спросила королева воинов. Кратос кивнул и отошел от стены. Он все еще не мог отдышаться и был так красен, словно проделал бегом весь путь.

— Неттерон прибудет сюда… как только… сможет. Я обогнал его, чтобы предупредить вас. Он захватит брата, чтобы тот тебе все рассказал. И еще он передаст Гелариону, что она, — кивок на Габриэль, — хотела его видеть.

— Думаешь, Неттерон не поленится?

— Поленится? Хм, — призадумался паренек и усмехнулся. Впервые он выглядел так, как должен выглядеть мальчуган его лет: беззаботный, задорный озорник. — Наверняка передаст. Решит, что это забавно. И Геларион явится: дело не только в том, кто его отец. То есть… Я…

Мальчик колебался, не зная, говорить ли то, что начал. Зена молча ждала. Кратос продолжил:

— Я знаю, что воровать нехорошо, но, если я не буду этого делать, мама останется голодной… И я тоже. А еще — ты знаешь, что с ней случится. А для Гелариона воровство просто игра. Он считает, что у вещей нет хозяев и можно брать что только пожелаешь. Братцу нет дела до других людей.

— И слово «нельзя» ему неизвестно? — уточнила воительница. Позади нее завозилась Габриэль, и кто-то застонал во сне, но, когда Зена обернулась, обе спящие лежали спокойно и тихо. Кратос ответил кивком.

— Моя тетка тут ни при чем, она как моя мать, она честная.

— Странно, что она забивает сыну голову сказками про Гермеса.

Мальчик нахмурился:

— Это не сказки. Ты же видела Гелариона!

— Видела, — без всякого выражения ответила воительница. — Давай оставим эту тему, хорошо? И обратись за помощью к кому-нибудь другому. Мы с Габриэль не афинские граждане, и нам давно пора в путь.

— Но она сказала… — паренек стрельнул глазами на спящую девушку.

— Она что угодно наговорит. У Габриэль доброе сердце, и порой оно заводит ее слишком далеко. Самое разумное решение — найти в городе мужчин, способных тебе помочь, — воительница взглянула на Кратоса, упрямо поджавшего губы, и тяжело вздохнула. — Послушай, я обещала остаться в городе, пока она не встретится с твоим двоюродным братом. Так я и сделаю. Но на помощь не рассчитывай, я не собираюсь выполнять работу вашего царя. В любом случае, я даже не знаю, как к ней приступить.

— Зато я знаю, — пробормотал паренек, и Зена решила прекратить бесполезный разговор. «Пусть с ним разбирается Габриэль», — подумала она и вскочила на ноги: с улицы раздался шум. Кратос скользнул к двери и прислушался. По дереву поскребли, мальчик тихо стукнул в ответ, напряг слух.

— Неттерон, — кивнул он мгновение спустя.

— Уверен?

— Абсолютно, — ответил он и навалился на дверь плечом. Воительница подошла помочь мальчику.

В комнату вошел смуглый мужчина с иссиня-черными волосами, беспорядочными кудрями, падавшими на лоб. Он был несколько выше Зены и намного тоньше ее — настоящий скелет. Вошедший нетерпеливо отбросил со лба непокорные пряди и стиснул плечо мальчишки. На полу вздрогнула и проснулась Габриэль. Ее движение разбудило Элизебу, подле которой туг же опустился на колени Кратос. Он нежно погладил мать по щеке, улыбнулся ей и кивком указал на Неттерона. Женщина встрепенулась и села прямее, стиснув руку мальчика в своей. Он освободился и принялся выразительно жестикулировать. Зена повернулась к мужчине.

— Ты Неттерон? — Вошедший кивнул. — Сможешь спрятать ее от стражей?

— Со мной Элизеба вне опасности, — тихо ответил он, тревожно оглядел воительницу и протянул ей руку. — Ты королева воинов. Я слышал о тебе: история с забегами…

— Все сделала Аталанта, я просто помогала, — перебила Зена, пока он подыскивал слова. — Который час?

— Светает.

Кратос понурился. Он поднялся на ноги, помог матери встать и позволил заключить себя в объятия.

— Помни, — сказала Элизеба, нежно глядя на сына, — теперь тебе не надо воровать, чтобы защитить меня. Не делай зла, обещаешь? — Кратос неохотно кивнул. — Я буду очень скучать, но не ходи ко мне слишком часто: тебя поймают.

Кратос заговорил с ней вслух, чтобы новые друзья могли следить за разговором, но для матери подавал условные знаки.

— Хорошо, мама. Не допущу, чтобы тебя опять схватили. Но я буду скучать. Очень, — закончил он, и голос выдал его возраст. Элизеба в последний раз обняла сына, протянула руку Нетгерону, и он вывел ее прочь из комнаты. Зена проводила взглядом две фигуры, идущие по безлюдному, поросшему сорняками двору, и тихо захлопнула дверь.

Загрузка...