Заговор теней

ГЛАВА 3. Косогор. Добыча якшей

небе кружили большие черные птицы. Они то взмывали вверх, то снова опускались, широко распластав острые крылья.

Конан тряхнул головой и увидел дырявую тень пальмового листа на пыльном щебне. Он сидел, прислонившись спиной к дереву, а на его коленях поблескивал бугристой кожурой Золотой Плод. Сильно болело плечо.

Из мутных глубин памяти неохотно всплывали воспоминания. Они рубились с Рогаром, рубились жестоко и яростно. Меч киммерийца лежал рядом, клинок его был зазубрен. О боги, чем же закончилась эта схватка?

Проклятое лиановое вино!

Варвар огляделся: котловина была пуста, дом Хранителя чернел провалами окон, дверь открыта. Тишина.

Горбоносые унесли безжизненное тело баронского сына, это он помнил. Был ли Рогар убит? На мече нет крови, в голове бухает тупое било…

Плохое вино, плохое место.

Варвар сунул оказавшийся неожиданно тяжелым орех в кожаную сумку на поясе, поднялся и размял затекшие мускулы. Птицы висели над головой, внимательно наблюдая за человеком.

Да, он теперь Хранитель! О том объявил тощий жрец, после того как Рогар ударился головой о ствол кальпаврикши и рухнул возле корней дерева. Приложился он мощно: ствол содрогнулся, и Плод Желаний золотистой искрой сорвался вниз.

Конан глянул на свой кулак. Костяшки пальцев были сбиты в кровь. Барон припечатался затылком к стволу с его помощью.

Но что сталось с ним самим, отчего он оказался сидящим возле кальпаврикши?

И тут вспомнилось, как они с Рогаром Безголовым брели к пальме, пошатываясь, похлопывая друг друга по плечам, похохатывая и сыто рыгая. Довольные друг другом, почти друзья. Тауранец поглядывал вверх и грозил кулаком пустому небу. Птиц тогда еще не было.

— Вот! — возгласил младший сын Гайварда Толстого, останавливаясь возле дерева, — Вот семя, упавшее из Небесных садов, чтоб им пусто было! Kru singh omm-olu! Сорвем же плод сей и уйдем, предоставив горбоносым самим поливать гнилые корни.

— Сорвем, — согласился киммериец, — подсади меня.

— Нет, — замахал руками бородач, — я сделаю это сам! Или ты мне не доверяешь?

— Я тебе не доверяю, — сказал Конан, — потому что пришла мне в голову одна мысль.

— Ты меня обидел, — сказал барон упавшим голосом, — но мысль твою я послушаю.

— А мысль такая, — объяснил варвар, поглядывая на черные точки, появившиеся в безоблачном небе, — ты можешь сожрать орех и возжелать освобождения.

— Чего возжелать?! — уставился на него Рогар маленькими мутными глазками. Конан пожал плечами, удивляясь его тупости.

— Мог бы и раньше сообразить: если отсюда нельзя уйти с плодом, можно уйти без него. Предварительно проглотив и попросив у той вон бабы отпустить тебя восвояси. — Он кивнул на грудастую статую Хали, молча взиравшую на них из-под откоса.

Барон растерянно пошевелил пальцами, немного подумал и сказал:

— Умный ты, северянин. Я так и сделаю.

И треснул кулачищем по стволу. Кальпаврикша жалобно заскрипела и закачалась, однако Золотой Плод удержался на своем месте.

— Ты обещал отдать орех мне, — напомнил киммериец.

— Обещал, — согласился Рогар, — но твоя мысль нравится мне больше. Надо было самому догадаться. Глупо надеяться, что мы сможем уйти отсюда просто так, это вино замутило мне голову.

— Тогда ты отправишься в Сады Индры, — сказал варвар. — Я пришел сюда за Плодом Желаний, и я его возьму.

Тауранец молча на него посмотрел и побежал на тяжелых ногах к своим мечам.

Крылатые соглядатаи жрецов, слетевшиеся к тому времени, могли быть довольны: Хранитель защищал вверенное ему священное растение яростно и ожесточенно. Надежда обрести свободу, опрометчиво подсказанная северянином, придала ему силу и неустрашимость. Правда, недоставало картинного изящества, подобающего битве пред очами самой Богини Смерти: нанося удары, бойцы часто промахивались, спотыкались о камни, а клинки их лишь со свистом рассекали знойный воздух, не достигая цели. Что и говорить: лиановая настойка была достаточно крепкой.

Дальнейшее вспоминалось смутно. Кажется, Конану удалось выбить кривые мечи из рук Хранителя. Тогда Рогар подобрал булаву и, яростно вопя: «Оmm-olu!», запустил ею в противника. Киммериец не смог отбить шестопер, тот саданул его в левое плечо и сбил с ног.

Страж кальпаврикши устремился к пальме. Крылатые соглядатаи возмущенно загалдели, снижаясь: очевидно, подобное отступление не предусматривалось правилами. Впрочем, киммерийцу дела не было до черных птиц — он вскочил и бросился вслед за бароном, сжимая в руке меч. Рогар был возле самого дерева, когда варвар настиг его. Хранитель был безоружен; он оглянулся, оскалив зубы в жуткой гримасе, и тогда Конан ударил в эти зубы кулаком, сжимавшим рукоять меча, ударил так, что тауранец отлетел на пару шагов и стукнулся затылком о волосатый ствол.

И тут что-то садануло киммерийца по темени, и перед глазами поплыли огненные круги. Потом перед ним оказался по пояс голый жрец в черном дхоти. Видно, прошло какое-то время, и Конан уже сидел, прислонившись спиной к стволу, потому что видел горбоносого снизу. На широком землисто-буром лице жреца лежала печать мутного равнодушия, словно у каменного изваяния. Волосы были цвета жухлой осоки, тощую шею украшала гирлянда маленьких черепов, вырезанных из сандалового дерева. Витой посох служителя Хали тоже венчал череп, настоящий, принадлежавший некогда человеку, с выкрашенными охрой зубами и зелеными камешками, вставленными в провалы глазниц.

— Ты победил, — проскрипел жрец по-вендийски. — Золотой Плод сорван. Ты будешь Хранителем кальпаврикши, пока не созреет новый или кто-нибудь тебя не убьет. Omm-olu Kru singh!

Краем глаза киммериец заметил, как еще двое в черных дхоти тащат поверженного барона к тропинке, ведущей из котловины. Косматая голова тауранца безвольно моталась, длинные волосы подметали землю. Прикончил ли его роковой удар, или слуги Богини Смерти просто решили наказать Стража, нарушившего правила поединка? Это навсегда осталось тайной.

Жрец бросил на колени варвара Золотой Плод. Конан потянулся было к мечу, но горбоносый вытянул вперед тощую руку, что-то пробормотал, и мир снова погрузился во тьму.

Когда Конан пришел в себя, рядом никого не было. Осмотрев котловину, варвар не обнаружил никаких следов, дом Хранителя был пуст, а возле ног статуи Богини Смерти аккуратно лежали кривые мечи, булава, крылатый шлем, желтая одежда и доспехи с золотыми пластинками. Все это, как видно, предназначалось ему, новому Стражу пожелайдерева.

Немного поразмыслив, киммериец пришел к следующим умозаключениям. Во-первых: никогда не стоит пить вино, приготовленное из красной лианы. Оно развязывает язык и заставляет болтать лишнее. Например, подсказывать здравые идеи человеку, которому знать о них вовсе не следует. Во-вторых: Золотой Плод, с виду маленький и невзрачный, может причинить серьезные неприятности, угодив кому-нибудь в голову. И наконец в-третьих: ему вовсе не хочется десять лет кормить лесных клопов и не стричь волосы.

Тут намечалось два выхода. Можно было немедленно проглотить орех и потребовать у грудастой Хали свободы. Но тогда предстояло вернуться к Жазмине с пустыми руками. Это уязвляло гордость киммерийца. Сейчас, когда хмельные пары лиановой настойки выветрились, он рассудил, что Деви навряд ли стала бы избавляться от него столь сложным способом. В конце концов он сам пришел в ее Дворец в Айодхьи, пришел один, ночью, практически доверив свою судьбу ее милости. И сам вызвался принести властительнице Вендии Плод Желаний.

Правда, Деви ничего не сказала ни о Страже, ни о том, чем обернется победа над ним. Не знала? Скорее, ей было ведомо, что уйти с горы Дейгин можно, даже одолев Хранителя.

А следовательно, стоило поискать способ это сделать. Подобрав свой лук, варвар осмотрел небосклон. Птиц не видно. Он осторожно двинулся по тропинке, готовый к любым неожиданностям. Миновал узкую горловину, отделявшую котловину от джунглей, и углубился под сень деревьев.

Ровным счетом ничего не произошло. Яркие бабочки вились между ветвей, звенели цикады, где-то вдали протяжно протрубил слон. Тропинка бежала вниз через заросли бамбука, перечных лиан, рододендронов и диких роз — алое, голубое, зеленое разноцветно придавали пейзажу вид праздничный и умиротворенный.

Вскоре впереди заблестела вода — показался берег реки. Конан увидел свою лодку, зачаленную возле сухого дерева с тремя вершинами — ориентира, по которому утром он признал со слов Деви начало тропинки, ведущей на гору Дейгин. Закинув лук за спину, варвар хмыкнул, шагнул вперед… и уперся лбом в шершавый ствол пожелайдерева.

Это было так неожиданно, что он даже не успел удивиться. Провел рукой по стволу, стряхивая жирных муравьев, только потом огляделся. Он стоял посреди котловины, многорукая Хали таращила свои деревянные глаза, оружие и доспехи у ее ног отбрасывали солнечные блики. Тень пальмы вытянулась до самого дома Хранителя: солнце уже клонилось к закату.

Конан молча зашагал к каменистому склону. Он решил попытать счастья, взобравшись наверх — будь что будет. Склон покрывал мелкий щебень, но карабкаться по нему было несложно, тем более для киммерийца, с детства привыкшего лазать по крутым скалам своей холодной родины.

До кромки откоса оставалась всего пара локтей, когда все поплыло у него перед глазами, и он почувствовал, что скользит на дно котловины, словно по гладкому стеклу.

Странное это было скольжение. Щебень и камни оставались недвижны, никакого оползня, и все же Конан оказался у подножия откоса, не успев даже перевести дыхание. Он повторил попытку еще в двух местах — с тем же результатом.

Присев на нагретый солнцем валун, варвар предался невеселым размышлениям. Похоже, слова Рогара подтверждались самым печальным образом, и перспектива провести десять лет по соседству с проклятой кальпаврикшей вырисовывалась все более отчетливо. Если, конечно, не поступиться гордостью и не проглотить золотой орех.

И тут новое соображение пришло киммерийцу на ум, заставив вскочить и вновь направиться вниз по тропинке. Рогар поминал, что жрецы заставляли его таскать воду и поливать корни пожелайдерева. Значит, он спускался к реке. Может быть, к берегу есть другой путь, не закрытый чарами? Если его просто стерегут — жрецы ли, черные птицы или иные существа — он найдет способ проложить себе дорогу!

Вытащив из заплечных ножен немедийский меч, Конан медленно двинулся по тропинке, внимательно осматривая заросли. Ни малейшей прогалины: колючие ветви кустарников плотно оплели лианы. Между корней растений поблескивала мутная жижа, в которой копошились белые черви и какие-то насекомые. Местность уже не казалась столь привлекательной, а бутоны диких роз алели в зарослях, словно капли крови.

Когда в просвете между ветвей вновь заблестела река, киммериец остановился. Он уже видел свою лодку. Еще шаг — и неведомая сила перенесет его к стволу ненавистной пальмы. Конан решил не пытать судьбу: после всех этих перемещений голова у него кружилась, а в желудке словно ворочался отвратительный сгусток холодной слизи.

Отступив шагов на десять, варвар обрушил меч на стену кустов. Он яростно орудовал клинком, как будто перед ним были не обычные растения, а сонмище мерзких чудовищ. Сок перечных лиан обжигал лицо, колючки рвали одежду и царапали кожу, но киммериец упрямо продвигался вперед, надеясь обойти невидимую преграду, закрывавшую тропинку, и спуститься к берегу в другом месте.

Вскоре живая стена расступилась, и он оказался на краю обширной поляны, заросшей высоким папоротником.

Прикинув, что река должна находиться по левую руку, Конан двинулся через это зеленое озеро, доходившее ему до груди. И тут же застыл, внимательно вглядываясь в извилистую полосу колеблющихся листьев впереди: кто-то или что-то пересекало поляну по направлению к сухому откосу, наверху которого темнела мрачная стена джунглей.

Неприятный запах коснулся его ноздрей. Так мог пахнуть живущий на помойке пес, внезапно искупавшейся в бочке с дешевыми благовониями. Запах казался знакомым, но не вызывал ни малейшего желания повстречаться со своим источником. Решив выждать, варвар пригнулся и принялся наблюдать из-за широких листьев папоротника.

Ждать пришлось недолго: заросли у края склона раздвинулись и показалась процессия карликов с короткими, загнутыми на концах дубинками в руках. По вывернутым назад ступням и выпученным глазам, сидевшим гораздо выше, чем у людей, Конан признал якшей — древнее лесное племя, поселившееся в дебрях Вендии еще задолго до Великого Потопа.

О якшах болтали разное. Говорили, например, что Богиня Смерти Хали вытесала их из камней Химилийских гор, дабы существа эти охраняли несметные сокровища в темных пещерах. Другие утверждали, что якши ведут родословную от древних гигантов, которых небесные воители Асур и Катар так долго лупили по головам своими палицами, что те уменьшились до трех локтей с шапкой, а глаза у несчастных вылезли на лоб, да так там и остались. Ноги же им якобы вывернул Индра, за то что коварные недорослики хотели умыкнуть Небесную Черепаху и лишить земном диск опоры.

Как бы то ни было, к якшам относились презрительно и в то же время с опаской, хотя и пускали на рынки, где карлики обменивали плоды дерева у-у, дарующие мужчинам любовную силу, и молоко птицы удгар, полезное для стариков и кормящих матерей, на железные ножи и наконечники для стрел. Кузнечного дела они, похоже, не ведали.

Время от времени очередной Мехараджуб объявлял их вне закона, ссылаясь на свидетельства очевидцев, уличавших лесное племя в отвратительном людоедстве. Однако плоды у-у произрастали в местах, ведомых лишь якшам, а птицу удгар никто из людей и вовсе не видел. Так что по настоянию стареющих любовников и кормящих матерей законы приходилось отменять, и недорослики вновь появлялись в городах, заставляя жителей зажимать носы и плеваться от их весьма своеобразного запаха.

Недорослики ловко бежали вверх по склону, перебирая кривыми ногами. Впереди следовал карлик в зеленой шапке с красной опушкой, с плетеным щитом за спиной и бамбуковым копьем в руке — очевидно, вожак. Шестеро якшей сгибались под тяжестью длинного свертка, перехваченного тонкой веревкой, стараясь не отставать от своих соплеменников. Конан заметил, что остальные держатся по бокам носильщиков, явно их охраняя.

В другое время киммериец наверняка заинтересовался бы таинственной ношей: он наслышался немало рассказов о сокровищах якшей, которые те то и дело перетаскивали с места на место, дабы не залеживался. Варвар полагал, что делали они это с целью сбить со следа возможных кладоискателей, но сейчас его занимало совсем другое. Рогар утверждал, что недорослики повсюду суют свой нос, так, может быть, им ведома дорога, ведущая к реке из заколдованного места? Если тауранец и не смог ее выведать, то уж варвар найдет способ развязать язык кривоногому уродцу, окажись тот в его руках!

Процессия была уже на середине откоса, когда киммериец предпринял стремительный маневр и оказался за спиной арьергарда якшей.

— Стой, — взревел он, размахивая над головой мечом, — или, клянусь кишками Нергала, я закончу труды Индры и повыдергиваю то, что зовется у вас ногами!

Якши разом обернулись, угрожающе подняв кривые дубинки; носильщики опустили сверток на сухую траву и тоже взялись за оружие.

Вожак в зеленой шапке что-то крикнул и проворно подбежал к варвару. Держа копье опущенным, он протянул волосатую лапку и подал человеку небольшой свиток, перехваченный атласной лентой. Конан в растерянности уставился на пергамент.

— Это что? — спросил он, опуская меч.

— Грамота, — сказал вожак на чистом вендийском, — мы под охраной Деви Жазмины. — Глаза его смотрели в разные стороны: один на Конана, зрачок другого вращался, оглядывая небо и стену джунглей за спиной.

— Ты не вендиец, — заговорил снова карлик, видя, что киммериец не торопится взять свиток. — Ты — кто?

— Конан, — ответил варвар, раздумывая, как теперь следует поступить: помахать ли еще мечом или попробовать договориться миром.

— Я — Тримрапарттмрапутахасуптантрапеша! — Вожак ударил себя в грудь маленьким кулачком, — Мы возвращаемся из Айодхьи, несем товар в свою деревню. Если ты на нас нападешь, мы тебя убьем. Если не нападешь, дадим вот это.

И он показал золотой браслет на своем запястье, сгодившийся бы Конану разве что в качестве перстня.

— Послушай, Трима… пура… как там тебя, — сказал киммериец. — Убить меня не так просто, как тебе кажется. Но если вы укажете мне свободную дорогу к реке, я, так и быть, не стану нарушать вендийские законы и выдергивать ваши мерзкие лапы.

Краем глаза он уловил некое шевеление туго спеленатого свертка: то ли кто-то из якшей задел его нагой, то ли ветер надул края материи.

— Иди вниз, — махнул вожак рукой за спину Конана. — Река там. Иди где хочешь.

— Это легче сказать, чем сделать, — возразил киммериец. — Видишь ли, я пришел сюда по просьбе Жазмины, но уйти не могу, потому что недавно прикончил одного лохматого дурня, который сторожил гнилую пальму неподалеку отсюда. Если вы подданные Деви, то должны мне помочь.

Теперь оба глаза вожака уставились на варвара. Серая кожа на лбу якши сморщилась, широкий нос расплылся еще больше, а губы сложились в трубочку. Обернувшись к своим, карлик защелкал и загукал, подкрепляя странную речь энергичными жестами, при этом зрачки его похожих на пузыри глаз не переставали следить за киммерийцем. Недорослики закудахтали в ответ, мотая безволосыми головами и указывая куда-то вверх короткими ручками.

Послушав, вожак вновь обратил к Конану уродливое лицо и сказал:

— Ты Хранитель. Такова воля Индры. Уйти не можешь. Есть только один способ, очень плохой. Навлечешь гнев богов на себя и на нас. Поэтому мы будем молчать.

— Плевал я на ваших богов! — рявкнул киммериец, снова поднимая меч. — Говори, задница, что тебе ведомо, не то…

В это время лежавший на траве сверток снова дернулся, и приглушенный женский голос взмолился о чем-то жалобно и непонятно.

— А, — заревел Конан, — так вы и вправду жрете людей, вонючки! Это война! — И он ринулся на якшей, стараясь оглушить вожака рукояткой, чтобы пленить и подвергнуть допросу со всей безжалостностью победителя. Но его кулак встретил пустое место — карлики кинулись врассыпную столь стремительно, что варвар успел заметить лишь качающиеся ветви зарослей наверху склона. Он попытался преследовать недоросликов, но очень скоро понял, что якши чувствуют себя в дебрях, как рыбы в воде, чего не скажешь о человеке, более привыкшем к степям, скалам и простору ратного поля.

Проклиная себя за то, что упустил последнюю возможность обрести свободу, сохранив Золотой Плод, Конан вернулся к свертку, оставленному беглецами посреди склона. Из-под плотной ткани доносились глухие стоны.

Концом меча варвар разрезал веревки, наклонился, отогнул край материи…

И в ужасе отшатнулся.