ГЛАВА 7. Костер. Падение ямбаллахов

от, — сказал Тримрапарттмрапутахасуптантрапеша, — дальше — земля Вонючих Болотников. — Плохо. Едят людей.

— А я-то думал, это якши падки на человечинку, — подначил своего нового знакомца Конан, разглядывая плотную стену колючих кустов, среди которых, словно вход в пещеру, темнела прогалина, где начиналась тропинка.

Они стояли на краю небольшой поляны, поросшей высокой травой и желтыми цветами — киммериец, вендийка, вожак недоросликов и пяток его лупоглазых соплеменников. Соплеменники угрюмо молчали, сжимая в лапах свои кривые дубинки, и каждый не спускал одного глаза-пузыря с людей, а зрачком другого настороженно озирал окрестности.

— Базарные сказки, — сказал вожак, не понимавший шуток. — Верить не надо. Якши не едят людей, якши любят женщин. Я говорил.

Варвар уже слышал историю лесного племени: у костра, возле которого они с девушкой сушили одежду и угощались какими-то довольно сладкими корешками, испеченными на углях. Недорослики бродили поодаль, к костру не присаживались — то ли не могли забыть обиду, нанесенную киммерийцем, то ли просто его побаивались. Только их вождь, так и не сняв свою зеленую шапку, отороченную крашеным мехом неведомого зверя, устроился рядом с людьми и даже вступил с ними в беседу.

На берег, куда стая обезьян перенесла в сплетенной из лиан сети чуть было не ставших добычей водяных демонов путников, Тримра (так для краткости окрестил его киммериец) явился один. При нем не было оружия, только фонарь из выдолбленного ореха, в котором что-то, как ни странно, булькало и тлел неясного происхождения огонек. Завидев своего давешнего похитителя, Ка Фрей испуганно прижалась к северянину, поминая Таттара-Рабугу и нервно потирая пальчиком переносицу — жест, согласно поверьям вендийцев, охраняющий от нечистой силы.

— Я пришел мирный, — возгласил недорослик, потрясая для убедительности уже виденной Конаном грамотой. — Наши слуги, имеющие хвосты, спасли вас.

— Зачем? — недоверчиво спросил варвар, направив в грудь якши острие меча и настороженно оглядывая склон.

— У нас мир с людьми, — заявил Тримра важно. — Еще — ты друг Деви. Она отблагодарит.

— Я отнял у тебя добычу, — напомнил киммериец.

— Это право сильного. Мы найдем другую женщину.

— Чтобы съесть?

— Чтобы родить потомство. Пойдем к нашему костру. Мы дадим вам сладких паттахашара, Я расскажу, зачем нужны женщины.

Немного поразмыслив, Конан решил воспользоваться сим любезный приглашением. Тем более, что дорога из этого гиблого места была неведома даже вендийке. Если якши затаили коварное намерение напасть на них, что ж, у него достанет сил проучить лесных уродцев и навсегда отбить у них охоту нападать на людей. Хотя бы на киммерийцев, если, конечно, какому-нибудь его земляку придет в голову безумная мысль отправиться в джунгли Вендии.

Они взобрались по крутой тропинке и оказались возле большой деревянной статуи обезьяны, мельком виденной Конаном с реки. Идол был старый, поросший лишайником, обвитый лианами, локтей двадцать высотой. Имел он три лика, один обращенный к реке, а два других — в сторону троп, разбегавшихся от подножия истукана. Тропа пошире уходила вглубь джунглей, другая вилась по кромке обрыва мимо идола и убегала дальше, теряясь среди обломков скал. Обезьяна была многорукой: две лапы прикрывали глаза, устремленные на реку, две другие зажимали рот морды, таращившейся на уходившую в заросли тропу, последняя пара прикрывала рот третьего лика.

Возле ног истукана горел небольшой костер, а на плечах гигантской обезьяны сидели ее живые сородичи — со скрещенными на груди лапами, безмолвные и важные.

— Это ваш бог? — кивнул киммериец на идола.

— Рапрапаратрукравапрадеша, — торжественно объявил вождь якшей, — Отец Народов.

Варвар хмыкнул. Хорош отец! Если какие народы и произошли от этого чучела, то только не киммерийцы. Может быть, якши. Впрочем, вендийцы тоже могли иметь своим предком хвостатое чудовище, не зря их презирают за хитрость, двуличие и склонность выражать свои чувства лицемерными гримасами.

— Почему у него три башки?

— Башки?

— Ну головы, морды.

— О, — сказал Тримра и пошевелил ноздрями, как бы к чему-то принюхиваясь, — Отец Народов мудр. Не хочет смотреть на бурный поток жизни. Презирает. Не хочет слышать пустых речей. Не боится. Молчит о тайне. Знает.

— А ты знаешь тайну? — живо спросил варвар, вспомнив слухи о лесных кладах, охраняемых племенем лупоглазых карликов.

— Знаю, — отвечал якша, — но не понимаю.

Конан не нашелся, что противопоставить столь странному заявлению, скинул промокшую одежду и, оставшись в одной набедренной повязке, уселся возле костра и принял поданные якшами коренья, оказавшиеся хоть и приторными, но весьма сытными. Перевязь с мечом киммериец предусмотрительно положил под руку. Ка наотрез отказалась скинуть свою юбчонку и короткую кофточку — сушилась одетой, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком, со страхом поглядывая на сновавшие в полумраке низенькие тени.

— Ты обещал рассказать, зачем вы похищаете женщин, — напомнил варвар, когда немного утолил голод. Единственное, о чем он жалел, было отсутствие вина — на запивку подали кокосовые орехи. И Тримра поведал историю своего племени.

Когда-то его народ владел обширной страной, лежавшей далеко на севере, за Гимелийскими горами, степями и тундрами, за морем, покрытым ледяными торосами. Там было тепло, потому что страну окружали высокие хребты, не дававшие холодным ветрам проникнуть в долины, и горы эти часто плевались огнем, а вода в озерах была горячей и часто взлетала вверх кипящими струями. Карлики тогда не были карликами, были они настоящими великанами и звались ямбаллахами. Во главе народа стояли мудрые правители, именуемые мажиками, и предки Тримры жили в мире и довольствии.

Северную страну населяли и племена людей, прозябавших в дикости и ничтожестве. Звались они по местам обитания — «люди болот», «люди полей», «племена оврагов» — постоянно воевали друг с другом и потихоньку вымирали. Иногда племена объединялись и шли воевать ямбаллахов, влекомые алчностью и гордыней: крепости предков якшей полнились золотом и самоцветами, а в роскошных дворцах имелось немало диковинок, память о коих теперь уже стерлась. Люди ни разу не смогли взять ни одной крепости, они во множестве погибали под ударами мощного оружия, о котором сохранились лишь смутные предания: известно только, что имелись у ямбаллахов огненные диски, поражавшие врагов сотнями, и громовые стрелы, разившие тысячами.

Так бы и сгинул род людской, обитавший по соседству с великанами, если бы не явилось неведомо откуда племя ругов, хитрых и жестоких воинов, идущих в бой обнаженными, с одним лишь каменным топором в руке. Очень скоро руги стали собирать дань со всех родов, но этого им показалось мало: старейшины племени замыслили коварством одолеть самих ямбаллахов.

Легенда гласит, что в один далеко не прекрасный день явились от них благообразные старцы, безоружные, лишь с музыкальными инструментами в руках. Они были допущены в столицу пред очи мажика и, усевшись рядком, ударили в струны и жалобно запели песню-мольбу, суть коей сводилась к нижайшей просьбе всех подвластных и неподвластных ругам племен дать им мудрых наместников, дабы мир и согласие воцарились среди людей.

Правитель ямбаллахов весьма возрадовался подобным оборотом дела: был он существом просветленным и не терпел войн и убийств, прибегая к своему чудесному оружию лишь в качестве обороны от докучливых дикарей. Он отрядил наместников, которые поставили города на берегах рек и обучили племена хлебопашеству, ремеслам, и торговле. Лишь тайну своего оружия скрыли ямбаллахи.

Руги же, согласно коварному плану, вели себя ниже травы, тише воды, а их вожди даже поселились в столице великанов, якобы для того, чтобы учиться искусству управлять народом своим, на самом же деле лелея лишь одну корысть: овладеть секретом великого разрушения. И весьма в том преуспели.

Надо сказать, что женщин у ямбаллахов было мало, очень мало. В чем причина тому — Тримра не ведал. В легенде глухо поминался какой-то Путь, пройденный ямбаллахами прежде, чем великаны попали в северную страну посреди ледяного моря. Откуда они пустились в дорогу и почему не взяли с собой достаточно женщин, оставалось неясным. Как бы то ни было, хоть и жили великаны по три сотни лет, но лишь у каждого сотого рождался наследник, и предкам якшей рано или поздно грозило вымирание.

Когда вожди ругов завоевали доверие своих новых покровителей, один из них, называемый громким именем Победитель Света, предложил мажику, в знак дружбы и взаимного расположения, одну из своих жен, красавицу Светапху. Надо полагать, красавица была не в восторге от подобной перспективы, но покорилась воле грозного супруга и возлегла с великаном, который оказался, несмотря на изрядные свои размеры, нежным и страстным любовником. От этого союза родился маленький ямбаллах, ставший наследником повелителя. Ростом он вышел не больше обыкновенного человека, но в остальном во всем походил на отца и силой обладал неимоверной.

С тех пор и повелось среди предков якшей брать в жены человеческих женщин. Иногда от этих союзов рождались ямбаллахи, иногда люди, и вскоре кровь великанов и ругов, державших первенство среди племен, настолько перемешалась, что стали они почитать друг друга ближайшими родственниками и во всем друг другу доверять.

Вернее, доверчивыми оказались великаны: руги же, помня о цели своего плана, в конце концов завладели тайной чудесного оружия и изгнали ямбаллахов из страны. Сему предшествовала великая битва у подножия священной горы Меру, и вождь ругов Ория одолел в ней мажика ямбаллахов с его войском.

Лишенные своих огненных дисков и громовых стрел, великаны бежали через горные хребты, переплыли море на огромных льдинах, преодолели тундры, хвойные леса, степи и пустыни и добрались наконец до отрогов Гимеяии. Они погибали в пути, сражаясь с рыжими бесхвостыми обезьянами, гигантскими белыми червями, обитавшими в ледяных торосах, умирали от голода в тундрах, падали под ударами каменных топоров одноногих людей-прыгунов и стрелами кочевников с изуродованными шрамами лицами. Они срывались со скал, атакуемые огромными орлами, и задыхались в ядовитых испарениях, текущих зелеными дымами из недр земли. До укромной долины посреди Гимелейских гор дошли немногие. Из женщин-ямбаллахинь — никто.

С тех пор страх поселился в сердцах предков якшей, страх и тоска по утраченному могуществу. Они обитали в горных пещерах, зарываясь все глубже под защиту крепких скал. От тесноты и недоедания рост их от поколения к поколению уменьшался, а знания мудреных наук утрачивались, пока не исчезли вовсе. Чтобы поддерживать род свой, якши (так стали они называться) похищали женщин в ближайших селениях, чем снискали ненависть местных жителей, преследовавших карликов, словно диких зверей.

Если женщина рожала якшу — ее оставляли жить в племени, если рождался человеческий детеныш — его убивали вместе с матерью. Так продолжалось до тех пор, пока Сома, великий бог Луны, не обратил свой милостивый взор на вымирающее племя. Он открыл якшам утраченную тайну долголетия и повелел не убивать рожениц, а отпускать их восвояси вместе с ребенком, буде таковой окажется человеком. Женщины, конечно, хранили тайну родов, опасаясь проклятия единоплеменников, и уходили в иные земли, чтобы воспитывать своих незаконнорожденных чад. Если же рождался маленький якша, мать его окружали почетом, и жила она на положении королевы, пока не умирала от старости. Находились такие женщины, что сами являлись к низкоросликам, ожидая щедрых даров и почестей. В последнюю же сотню лет якши похищали исключительно анупр, исчезновение коих не вызывало особого беспокойства — неприкасаемые давно научились ценить жизнь членов своей касты не более чем судьбу ничтожного муравья, ползущего по тропинке.

— Эта женщина зря боялась, — заключил свою повесть Тримра, почесывая огромную ступню и кивая на Ка Фрей, — якши умеют любить.

При этих словах девушка вздрогнула так, словно ее снова окатили холодной водой.

— Представляю, — буркнул Конан, обнимая вендийку за плечи. — А что, эти руги и по сей день владеют чудесным оружием?

— Никто не знает, — отвечал недорослик, — никто не слышал. До них нельзя дойти. Лед. Замерзнешь.

— Если нельзя дойти, можно долететь, — задумчиво проговорил варвар. Ему не раз приходилось совершать путешествия по воздуху с помощью существ странных или магических чар. Воспоминания были не из приятных, но ради огненных дисков и громовых молний рискнуть бы стоило.

Тримра прикрыл глаза тонкими морщинистыми веками, пожевал губами, подвигал плоским носом — то ли недоумевал, то ли гневался. Впрочем, заговорил как всегда ровно и лаконично:

— Нельзя долететь. Огненные горы. Сильный ветер — вихрь, по кругу. Погибнешь.

— Ну, это еще тетушка языком сметану не взбила, — проворчал киммериец. — Нет такого места, куда нельзя попасть.

Карлик промолчал.

— Ты забыл, что у меня есть Плод Желаний, — продолжал варвар, — что, если мне попросить у него летучую колесницу? Или, еще лучше, просто перенестись в страну ругов?

Тримра уставился на него обоими зрачками. На этот раз на его уродливом лице явно читалось удивление.

— Так не бывает, — сказал он, подумав.

— Не бывает? Так на что же годится этот дурацкий орех?!

— Желания исполняет. Не так, как думаешь. Сбывается то, что может сбыться. Можешь найти летучую колесницу. Но она не возникнет из воздуха. Надо искать. Если где-то есть, получишь.

— А если нет?

— Не получишь.

Конан не удержался и досадливо плюнул в костер. Стоило тащиться к Нергалу на рога, чтобы обзавестись вещицей, которая не способна даже построить воздушный корабль! О том, можно ли сразу перенестись в таинственную северную страну за ледяным морем, он не стал и спрашивать.

Но потомок великанов словно прочел его мысли.

— Раньше было можно, — сказал он и снова почесал покрытую черной дубленой кожей ступню, — когда кальпаврикша была большая. Сейчас хуже. Корни гниют, воды мало.

— Теперь совсем загнется, — не без злорадства сказал Конан, — без хранителя.

— Нет, — спокойно возразил Тримра, — к дереву уже идет Алхутдин из Ханасула. Кальпаврикша не бывает без Стража.

— Кого же он станет убивать?

— Никого. Жрецы Хали скажут — будет десять лет плода ждать.

Пожалев мысленно неведомого Алхутдина из Ханасула, которому предстояло столь долгое время обходиться без женщин, не стричь волосы и кормить лесных клопов, Конан решил, что сам бы не согласился на подобное времяпровождение даже ради чудесного оружия ругов. За десять лет можно было осуществить многое и без помощи волшебного плода.

— Что ж, — сказал он, хлопнув себя по голым коленям, — придется, видно, обойтись без помощи орешка. Думаю, за три дня, которые я намерен просидеть на престоле Гадхары, мне удастся стать человеком небедным. А за золото да драгоценные камни можно купить все, даже проводника через льды и цепь огнедышащих гор. Ты повсюду бываешь, карлик, все знаешь — не скажешь ли, когда случится праздник Калипуджи?

— Послезавтра.

— Мать нергалья! — ругнулся киммериец. — Чего же мы сидим? Вставай, женщина, надо спешить в Город Слона!

— Сейчас ночь, — робко возразила девушка, — и птицы… Они будут нас ждать.

— Есть другая дорога, — сказал Тримра, махнув лапой в сторону тропы, убегавшей вдоль берега. — Плохая. Но птиц Хали нет.

— А кто есть? — поинтересовался Конан.

— Вонючие Болотники.

Конан уже почти привык к неприятному запаху, исходившему от якшей, но при этих словах тут же представил, как должно разить от Болотников, если даже лесные карлики именуют их вонючками.

— Кто такие и с чем их едят? — поинтересовался он. Тримра понял слова киммерийца буквально.

— Их не едят, нет. Худые, мяса мало. Только голодные ягуары. Болотники едят друг друга и пленных. Совсем дикие.

Свое объяснение насчет плохой земли и дурно пахнущих людоедов он повторил на следующее утро, когда якши проводили выспавшихся и подкрепившихся кореньями путников по тропинке к колючим зарослям. Несколько обезьян во главе с крупным рыжеватым самцом увязались следом. Вожак скалил зубы, словно улыбаясь, и шевелил кустистыми бровями, над которыми алели две огромные бородавки.

— Пройдете кусты, дальше — вдоль, — напутствовал Тримра. — Высоко, сухо, идти легко. Внизу болото. Там сидят вонючки. Надо опасаться.

— Уж как-нибудь, — проворчал Конан.

— Дальше — холмы песьеголовых. Надо идти по краю.

— Песьеголовых?

— Люди с собачьими головами. Нападают редко. Вам нет до них дела.

— Что ж, — согласился варвар, — пока им на нас плевать, нам тоже. Главное побыстрее добраться до Города Слона.

— Спуститесь вниз, там река, — продолжал объяснять Тримра. — Нужно плыть. Близко Аккасар.

— Это наш поселок, — вставила Ка Фрей, — там живут неприкасаемые. О Таттара-Рабуга, помоги нам!

Конан прикинул, что можно будет построить плот и переплыть реку, о которой говорил якша. Сам он мог бы пуститься и вплавь, если бы не крокодилы, во множестве обитавшие в водоемах Вендии. Да и его спутница, судя по тому, как она вчера неумело орудовала веслами, была не в ладах с водной стихией.

Киммериец уже собирался распрощаться с карликами и углубиться в заросли, когда Тримра, придержав его за руку, сказал:

— Мы вместе сидели у огня. Глотали один дым. Теперь — дружба. Прими подарок, человек.

И он протянул фонарь из выдолбленного ореха, которым давеча освещал себе дорогу. Варвар принял дар и внимательно его осмотрел. Сбоку ореха имелось круглое оконце, забранное похожим на слюду прозрачным веществом, сверху были просверлены маленькие дырочки, внутри явно плескалась какая-то жидкость.

— Не слыхивал, чтобы огонь горел в воде, — растерянно сказал Конан.

— Это не огонь, — пояснил вождь недоросликов, — полип. Живет внутри, когда темно — светится.

Киммериец понимающе кивнул.

— Полезная вещь. Спасибо.

Он снял с пальца перстень с крупным агатом и протянул Тримре.

— Прими и ты, якша.

Карлик молча поклонился, взял подарок и засунул за отворот шапки. Потом гукнул, и вся орава в сопровождении обезьян пустилась бежать обратно по тропинке и через миг скрылась за поворотом.

Вендийка облегченно вздохнула и воскликнула:

— Хвала Лакшми! У меня леденеет сердце, как представлю, что чуть было ни стала женой этого отвратительного уродца!

— Да брось ты, — добродушно усмехнулся варвар, — совсем неплохие ребята. Хотя мыться им не мешало бы почаще.

Загрузка...