Как-то в августе под вечер послала мать Захарку в погреб солёных огурцов достать. Захарка скор на ноги, схватил миску — и во двор. А на дворе остановился очарованный. Огромное солнце, будто праздничный красный шар, вот-вот земли коснётся. Бабушка в деннике корову доит, струйки молока о подойник дзинь-дзинь — звенят. Тугие струйки, много у Пеструшки молока. А рядом в старом чугунке дымокур дымится, чтобы комары Пеструшку не кусали. Высокий столб дыма поднялся к самому небу.
Постоял Захарка, закатом любуясь. Потом вспомнил наказ матери — и шмыг к погребу. Нырнул вниз, в сырость и погребную темноту, и вдруг — гр-р-р-аув! — из самого тёмного угла! Захарка в один миг наверху оказался. Остановился, голову в люк опустил и видит в углу погреба, там, где бочка с огурцами и банки с компотами стоят, два зелёных огонька. И страшное рычание слышится.
Захарку будто ветром из погреба вымело.
— Бабушка! Иди сюда! Быстрее, быстрее!
— Ты кого это там испугался? — Бабушка как раз подоила Пеструшку, вымя ей тряпкой вытирала.
— В погребе кто-то сидит. Страшный, с зелёными глазами.
— Да ты чего мелешь-то, господь с тобой. Кто в погребе может быть? — подошла бабушка.
— Вон в том углу, — Захарка снова опустил голову в люк. — Сидит, глазищами сверкает — иди посмотри сама.
— Хватит чепуху-то молоть. Я вот сейчас хворостиной его! — Она спустилась на одну ступеньку, на другую и снова из темноты долетело: грр-р-аув!
Бабушка не так проворно, но всё же быстренько выбралась наверх, еле отдышалась.
— Беги, Захарушка, своего приятеля лесника позови. И правда, непонятный зверь в погреб забрался.
Прибежал Захарка к Шевчуку, запыхался.
— Что случилось? — встревожился Юрий Николаевич.
— Зверь в погреб забрался. Страшный. Ворчит, зубами щёлкает. А глазищи огромные, зелёными огоньками так и сверкают. В углу за бочками сидит.
— Ну-ну, — поднялся Шевчук. — Пойдём посмотрим, что там за зверь такой.
— Ты ружьё, ружьё возьми. Наверное, волк.
— Ничего, обойдёмся фонариком. — Шевчук достал карманный электрический фонарь. — Идём, чего остановился?
— Загрызёт. Волки хитрые. Как схватит за ногу!
— Идём, показывай своего зверя, — сказал Шевчук и направился к Зотовым.
У погреба уже собрались люди — бабушка, Захаркина мать Людмила Петровна, соседи. Ждут Захарку и Юрия Николаевича. Из погреба высокая деревянная лестница выглядывает, рядом в загородке гуси взволнованно гогочут.
— Вы что не закрываете люк погреба? — спросил Шевчук у бабушки.
— Дедушка открыл, чтобы погреб просох и проветрился, — сказал Захарка.
— Сейчас посмотрим, что за зверь туда свалился. — Шевчук включил фонарь и полез в погреб. Тихо. Захарка тоже подошёл к лестнице.
И вдруг из погреба: гр-р-р-нав!
«Собака», — подумал Шевчук и быстро обвёл углы лучом фонарика. В углу он увидел остренькую мордочку с чёрным носиком. На него настороженно, испуганно смотрели два горящих глаза.
— Лисичка! Здорово, кумушка! Как же ты ухитрилась в погреб попасть? За сметаной пришла? — Они стояли и смотрели друг на друга. Лиса прижалась к земле, попятилась подальше в тень, оскалила острые зубки и заворчала.
— За цыплятами она приходила, а скорее всего — за гусями. Курятник-то рядом. Видно, ночью ямы и не заметила. — Бабушка Вера заглянула сверху в погреб. — Шапка-то из неё получится?
— Шапки не получится, — сказал Шевчук, разглядывая пленницу. Лиса скалила зубы, стараясь напугать людей. — Какая-то она очень маленькая.
— Да это же лисёнок! — обрадовался Захарка.
— Видно, впервые на самостоятельную охоту вышла, вот и свалилась. — Шевчук подошёл к лисе ближе. Она проворно юркнула за бочки.
— Людмила Петровна, принесите одеяло или фуфайку и мешок. Будем ловить, — крикнул Шевчук Захаркиной матери.
Принесли одеяло. Шевчук набросил его на лису, она заворчала, защёлкала зубами, но толстое одеяло прокусить не могла.
— Что с ней будем делать? — спросил Шевчук Захарку, когда они выбрались наверх. — Твоя добыча, тебе и решать её судьбу.
— А если оставить и приручить? — вопросительно смотрел Захарка то на бабушку, то на мать. — Она бы у меня вместо собаки жила.
— Не получится из неё собаки, — сказал Шевчук. — Приручить, конечно, можно. Молодая ещё, но хлопот с ней много будет, плохо они привыкают к неволе. Загубишь только.
— Надо выпустить, — сказала Людмила Петровна. — Нечего зверя мучить.
Шевчук посмотрел на Захарку. Мальчику жалко было расставаться со зверем. Ни у кого в деревне такого зверя не было. Глаза у Захарки горели, через мешок он гладил лису.
— Её надо кормить только мясом, — предупредил Шевчук.
— Ладно, — согласился наконец Захарка и сокрушенно вздохнул: очень уж хотелось иметь лису. — Давай выпустим.
Они отправились за огород в лес. Солнце уже закатилось, в лесу стоял полумрак. На опушке остановились, положили мешок на землю, отошли в сторону. Лиса сидела тихонько, будто и не было её в мешке. Потом осторожно показался из мешка чёрный нос, голова. Огляделась вокруг — и шмыг в кусты. Только рыжий хвост мелькнул.
— Не попадайся больше! — крикнул Захарка ей вслед.