Заклятие на любовь (СИ)

*** 50 ***

Над проектом мы с Ди принялись работать в этот же день после занятий. А к чему откладывать: быстрее начнем – быстрее закончим.

Жаль, наше укромное место на пляже залито водой – там бы нам никто не помешал. Мы отправились бродить по осенним аллеям. Благо погода позволяла. После дождливых хмурых дней выглянуло солнце, пригрело. Последние пестрые листья устилали землю разноцветным ковром.

Мы то и дело натыкались на другие парочки. Бруно и Маль оживленно болтали – наш сосед-молчун становился совсем другим человеком рядом с робкой Соломинкой. Будто даже выше ростом и шире в плечах. Другие первокурсники-чаровники, хоть и шли рядом, смотрели в разные стороны и молчали. Непросто им будет справиться с заданием.

Обычно я не чувствовала стеснения рядом с Димитрием – кого там смущаться! – но сейчас язык точно прилип к небу. Как рассказать о сокровенном? Пусть даже эта история случилась в детстве и быльем поросла. Да и Ник оказался предателем!

Решилась, будто с разбега нырнула в воду.

– В детстве у меня был друг! – рявкнула я едва ли не угрожающе.

Ведун, шедший нам навстречу по своим делам, аж с шага сбился. Я зыркнула на него: «Иди куда шел!»

Ди по обыкновению приподнял бровь. Я и без слов поняла, что означает его мимика: «Отлично, Пеппи. Это замечательная новость. Я внимательно слушаю. Но зачем так кричать?»

– Его звали… Неважно.

Уф, имен называть нельзя, чтобы не спалиться. Спасибо, папа, удружил.

– Мы в детстве часто играли. Отец брал меня с собой к ним в гости. Он ехал по делам, а я с утра до ночи была с Д… другом.

Я начала медленно, запинаясь, не смея от волнения поднять взгляд от дороги, засыпанной листьями. Но с каждым словом я чувствовала себя все свободнее. Меня будто захватил бурный поток воспоминаний и понес с собой. Ди слушал, не перебивая, и хорошо, что он молчал, иначе я бы сбилась.

Я рассказала не только о нашей летней прогулке по саду, которая первой всплыла в памяти, но и о том, что родители друга были очень добры ко мне. Его папа создавал для меня маленькие чародейские чудеса вроде говорящих цветов или туфелек, которые никогда не пачкались, мама рассказывала сказки на ночь, а царапины и ссадины за мгновение заживали под ее теплой ладонью.

Но потом что-то случилось. Когда все изменилось бесповоротно? Ник превратился в высокомерного и хмурого подростка. Во всяком случае, так мне тогда казалось. Ни пошутить, ни подурачиться. Ни повалить на пол и защекотать, как прежде. Я и сама была не та смешливая и озорная девчонка. Наверное, это просто жизнь. Дети вырастают и меняются, и узы, что держали крепче железа и камня, истончаются, пока от дружбы не остается ничего, кроме легкого сожаления.

Однако сейчас, когда я рассказала про ясный летний полдень пятилетней девчонки, почудилось, будто и нет тех, разлучивших нас с Домиником, лет.

– Мне жаль, что мы больше не друзья, – закончила я.

В душе, в том месте, где долгие годы лежал тяжелый угловатый камень, появилась приятная легкость.

– Он был мне дорог… – прошептала я, и по щеке скатилась непрошеная слезинка.

Вот удивительно. Мэтрисс Кеолея ясно дала понять, что нужны лишь светлые воспоминания. Я плакала, но на сердце сделалось спокойно и тихо. Какой получится эликсир из этакой смеси чувств?

Ди молча нашел мою ладонь и тихонько ее пожал. Я была ему благодарна за то, что он не начинает утешать, говорить банальности вроде: «Да и плюнь ты на него, было бы из-за чего переживать!»

– Теперь ты! – буркнула я.

А то ишь, уши развесил, а сам-то отмалчивается.

Настала очередь Ди собираться с мыслями. Ему тоже было непросто – он молчал, хмурился. В конце концов заговорил.

– Удивительно, как совпало: я тоже хотел рассказать тебе о друге. Хотя у меня были чудесные любящие родители, и все-таки про друга я вспоминаю очень часто.

– Повторюшка, – проворчала я, но на самом деле не злилась: подумаешь, подсказала Ди идею.

Он улыбнулся и подтолкнул меня плечом.

– Я серьезно! Но, чтобы не докучать, расскажу только об одном эпизоде. Хотя уверен, что в жизни каждого ребенка случалось что-то похожее.

– Ну давай! – заинтригованно сказала я.

– В начале лета мои родители подарили нам корзину со свежей клубникой. Слишком большую для маленьких животов. Мы честно съели половину, потом кому-то из нас стукнуло в голову размазать оставшиеся ягоды по лицу и рукам. Ладно, знаю кому: мой друг всегда был сорванцом и выдумщиком, даже в четыре года. Наши физиономии, испачканные красным соком и мякотью, выглядели устрашающе. Но на этом шутка не закончилась. Мой друг ворвался в зал, где в это время сидели наши родители, с криком: «Папа-папа, нас покусали дикие пчелы!» Надо было видеть, как перепугался ее бедный отец.

– Его.

– Что?

– Его бедный отец. Ты оговорился.

– А, да. Как он заметался, подхватил сына на руки. Кричал моим родителям: «Помогите, сделайте что-нибудь!» А мой друг в это время заливался хохотом.

Я, слушая рассказ, не сдержала смеха. Картинка как живая встала перед глазами. Я прямо-таки видела ошарашенное лицо несчастного родителя, и даже представила на его месте собственного отца. Наверное, Ди прав, похожие истории есть у каждого ребенка.

– Чем все закончилось? Его выпороли?

Ди поглядел на меня, чуть наклонив голову, усмехнулся краешками губ.

– Нет, его никогда не наказывали.

– А не помешало бы! – авторитетно заявила я.

Димитрий расхохотался, однако причин своего бурного веселья объяснять не стал. Я хотела было обидеться, но Ди смеялся так заразительно, что я рассмеялась следом.

– Вы до сих пор дружите? – спросила я.

Ди засунул руки в карманы, будто ему сделалось зябко, пожал плечами.

– Сложно сказать… Однажды наши родители поссорились, хотя мой отец и его всегда были лучшими друзьями.

– Что же случилось?

– Точно не знаю. Они перестали к нам приезжать. Я не видел лучшего друга долгие три года, а когда мы снова увиделись, что-то сломалось. Я хотел поговорить на серьезные темы, ведь мы уже не дети, но друг желал лишь озорничать. А я казался себе слишком взрослым, чтобы поддержать эти шалости. Хотя…

Ди грустно улыбнулся.

– Теперь жалею. Я ведь знал, внутри он был прежним, добрым и славным… мальчишкой. Я его оттолкнул зачем-то. Такой весь из себя умный и значительный.

– Дурак дураком, – хмыкнула я.

Ди вскинулся, а я продолжила:

– Нет, а что? Кто тебе еще правду скажет?

Теперь наступила моя очередь взять Ди за руку, ведь я не собиралась обижать его и не хотела, чтобы слова прозвучали грубо.

– А самое печальное, когда я осознал, что и дурачиться не помешает, мой друг уже бесповоротно изменился. Он как-то растерял эту детскую непосредственность. Перестал смеяться, будто боялся, что от смеха раньше времени появятся морщины. Он стал похож на мраморную скульптуру. Красивый, холодный…

– Ой, Ди, ты так описываешь друга, – я многозначительно выделила последнее слово, – что я начинаю опасаться, будто ты из этих…

– Из кого? – не понял он.

Потом вытаращил глаза.

– Ну ты дурында, Пеппи! Как тебе такое только в голову пришло!

Я расхохоталась. Я специально его подначивала, чтобы отвлечь от грустных мыслей.

– Знаешь, что твой друг, что мой – идиоты! Вот я всегда любила подурачиться!

Врала, конечно. Еще два месяца назад я и помыслить не могла, что я, прекрасная и неприступная графиня Алисия Уэст, буду носиться по парку растрепанная, с покрасневшим от холода носом, и швыряться в Ди охапками листьев.

Но Пеппи стыдиться нечего! Никто не ждет от толстушки манер блистательной и утонченной графини.

Мы с Димитрием гонялись друг за другом, валялись на пестром осеннем ковре, зарывали друг друга в листья. Как дети малые, честное слово. Но впервые за долгое-долгое время я чувствовала себя свободной. Тугие путы, стянувшие сердце, исчезли.

Набегавшись, мы рухнули на спины и уставились в небо.

– О Солнцеликая, – простонала я. – Надеюсь, нас никто не видел!

– Я надеюсь, что видели, – усмехнулся Ди. – Пеппи, просто разреши себе быть собой!

Наши пальцы переплелись. И больше не нужны были никакие слова.