Заключенный на воле

Глава 4 ▼▼▼

Император Халиб следовал за ярким продолговатым пятном, скользящим по мощенному каменными плитами полу коридора. Какое-то движение за пределами освещенного пятна испугало императора. Он издал невнятный звук и остановился так резко, что управляющей Вед просто налетел на него.

Внезапно впереди возникли два круглых пятна, похожие на светящиеся капли крови. Животное — бледное и тощее существо — с пугающей быстротой поднялось на задние лапы, а передние, когтистые, протянуло вперед. Сверкнули обнаженные клыки. Животное угрожающе взвизгнуло: заносчивый правитель своего промозглого королевства.

Но Халиб отнесся к этому правителю безо всякого почтения — швырнул в него фонариком. Темный коридор озарился вспышкой бешено пляшущего света. Луч метался так быстро, что за ним невозможно было уследить. А затем обрушился звук — взбешенный и испуганный визг, за который животное и получило свое наиболее распространенное имя.

— Крич! — выдохнул император. — Я никогда не видел ни одного… — тут он запнулся. У потайных ходов дворца были свои тайны, не известные даже Веду. Халиб не слишком естественно кашлянул и закончил: — …ни одного такого наглого.

И император поспешно двинулся вперед, чтобы подобрать фонарик.

Идущий по пятам Вед хмыкнул.

— Хорошая вещь ралит. Пластиковая или стеклянная линза просто не выдержала бы такого удара. Хорошо, что вы промахнулись.

Не оборачиваясь, Халиб через плечо поинтересовался:

— Ты так любишь кричей?

Вед невежливо фыркнул.

— Попади вы в эту зверюгу, и у нас возникли бы крупные неприятности. Я в курсе, кто бы после этого носил ваш фонарик.

Халиб фыркнул с поистине императорским презрением.

Через некоторое время они добрались до висящего на стене монитора. Рядом с монитором был прикреплен небольшой контрольный пульт. На нем красовались три светящиеся кнопки и два колесика. Халиб нажал указательным пальцем правой руки на вторую кнопку. Экран тут же ожил, и на нем появилось изображение императорской библиотеки. Маленький зеленый огонек, горящий в правом верхнем углу экрана, свидетельствовал, что за время отсутствия Халиба датчики, чувствующие движение и тепловые излучения, не засекли присутствия в библиотеке нежелательных лиц. Эта часть системы безопасности вступала в действие лишь тогда, когда Халиб выходил куда-нибудь через потайную дверь. Поворачивая колесики, император принялся вращать объектив видеокамеры и осматривать помещение — включая и примыкающий к библиотеке балкон. Видеокамера была вмонтирована в глаз одной из множества фигур, изображенных на потолке. Убедившись в отсутствии посторонних, Халиб нажал нижнюю кнопку указательным пальцем левой руки. Книжный шкаф, выполняющий функции двери, скользнул в сторону.

Перешагнув порог, Вед произнес:

— Надеюсь, когда-нибудь вы мне все-таки расскажете, что произойдет, если вы ткнете в кнопку не тем пальцем? Они ведь сверяются с отпечатками пальцев, да?

Халиб улыбнулся, но предпочел не отвечать.

Направившись прямиком к письменному столу, император прикоснулся еще к одной кнопке. Средняя часть декоративной стенной панели отъехала в сторону, образуя проход, и вперед беззвучно скользнул бар. Халиб щедро наполнил великолепные хрустальные бокалы виски. Один бокал он вручил управляющему Веду, а вторым отсалютовал ему. Покончив таким образом с формальностями, Халиб сделал большой глоток.

— Исключительно неприятный опыт! Не думаю, чтобы хоть кому-нибудь удалось настолько полно разоблачить мою убогую этику, как это только что проделал капитан Лэннет.

Прозвучавший в словах императора сарказм мало обеспокоил Веда.

— Он бесполезен. Ему ни за что не справиться с этим делом на Хайре. Если он даже и доберется туда, он никогда не уничтожит Этасалоу. У него хватит ума предложить этому кричу честный бой.

— Слушай, давай не будем поминать кричей. — Халиб глотнул еще виски. Потом он посмотрел сквозь бокал на свет, любуясь светлой янтарной жидкостью. — Отличное виски, неразбавленное, прямо из бочонка. Двенадцатилетней выдержки, с севера Нового Бурбона. Великолепно взбадривает. Как раз то, что мне сейчас нужно.

Император сделал еще глоток и повернулся к Веду.

— Так что ты там говоришь?

— Я не хочу использовать Лэннета, Возвышенный. Я ошибся в нем. Он слишком сильно зациклился на том, что такое хорошо и что такое плохо. А уничтожение Этасалоу — не та работа, которую стоит поручать человеку, погруженному в размышления о высоких материях. Я только все испортил, предложив его.

— А я не согласен.

Халиб уселся за стол и жестом указал Веду на соседний стул.

— Мы с тобой почти инстинктивно сделали именно то, что было нужно. Люди вроде Лэннета делают то, что они считают своим долгом, ради того, чтобы мы продолжали править. Я его понимаю. Но я понимаю и тебя, дружище.

Внезапно император умолк. Потом он проворно смахнул со стола бумаги и всякие мелочи — руки Халиба при этом порхали, словно бабочки. Прежде чем заговорить снова, император внимательно взглянул в глаза Веду.

— Ты понимаешь, что я больше никого не называю — «дружище»?

Медленно кивнув, Вед произнес:

— И никто из тех, кто называл меня другом, не ошибался во мне. Мы друг друга стоим, Возвышенный. Искусство властвования невольно вырабатывает сходство. Гм. А есть такое слово — властвование?

— Если нет, то его стоит выдумать. Не сбивай меня с толку, — огрызнулся Халиб. — Ты кое-что проглядел в Лэннете. Эта стычка проверила не просто степень его храбрости. Для этого человека, какими бы качествами он ни был наделен, самым важным и самым, пожалуй, тяжелым оказалось одно требование: остаться собой, выдержав ту психическую травму, которую ему нанесла произошедшая резня и потери. Чтобы оправдать эту бойню, нужен побудительный мотив неимоверной силы. Лэннету необходимо дело. И сегодня утром мы в какой-то степени дали ему это дело. Теперь нам нужно убедиться, что он умеет сосредотачиваться лучше Этасалоу.

Вед недоуменно нахмурился, ожидая, что еще скажет император.

— Назови мне человека, который оказал Лэннету наибольшую помощь во время паровианского погрома, — произнес Халиб. — Назови мне человека, которого у Этасалоу есть причины ненавидеть сильнее, чем меня и Лэннета.

— Это та женщина, жрица Люмина. Доктор Бахальт. Доктор Нэн Бахальт. Племянница Этасалоу. При виде Лэннета она начинает выглядеть, словно влюбленная без памяти девчонка — потому, кстати, все ее показания и пропали втуне. А чем она может нам помочь?

— Ты, соблюдая полнейшую секретность, позволишь Бахальт встретиться с Лэннетом. Сделай так, чтобы один из охранников предложил Лэннету организовать эту встречу за хорошую взятку, или что-нибудь в этом роде — придумай сам. Лэннет не знает, что ему предстоит отправиться на Хайре; теоретически мы ведь понятия не имеем, куда делся Этасалоу. Следовательно, нет никаких причин, препятствующих поездке Бахальт на Хайре. Устрой это.

Вед чуть не поперхнулся виски.

— Бахальт? На Хайре? Зачем?!

— Лэннет должен отправиться выполнять это задание, считая, что мне грозит неимоверная опасность. Никто из них не знает, что Этасалоу находится на Хайре. И Лэннету не следует этого знать до тех пор, пока он полностью не пройдет подготовку. Потом он должен будет обнаружить, что Бахальт сейчас на Хайре, в когтях у Этасалоу. Соединим два этих фактора, и он получит свое дело — реальнее не придумаешь.

— Но если я устрою им встречу и он скажет ей, что его посылают… — Вед умолк и задумался.

Халиб усмехнулся.

— Именно. Их роман только начал завязываться. Неужели при таких обстоятельствах капитан скажет своей Нэн, что он согласился убить ее дядю? Да ни за что!

Неустрашимый Вед попытался оспорить эту мысль.

— Этасалоу ставит родственные узы превыше всего. Вдруг он простит свою племянницу? Она может предать Лэннета. Или вдруг Этасалоу убьет Бахальт, чтобы отомстить за честь семьи — за то, что он считает честью семьи, — прежде чем Лэннет успеет ее спасти?

— Она не станет предавать Лэннета. Если бы она хотела это сделать, она бы уже его предала. А если Этасалоу убьет ее, у Лэннета появится еще больше причин выполнить то, что мы от него хотим.

Вед пожал плечами, подчиняясь неизбежности, и переключил внимание на обдумывание плана.

— Потребуется некоторое время, чтобы изобрести правдоподобный повод, который объяснил бы перемещение Бахальт. Она ведь находится в подчинении у Солнцедарительницы. А тем временем я переведу Лэннета в другую камеру. Односторонняя для нашей цели не годится.

Халиб покачал головой и встал. Расхаживая вдоль книжных стеллажей, император поинтересовался:

— Как он справляется с ситуацией?

— Не очень хорошо. Одиночное заключение противоречит типу его психической организации. Впрочем, я не думаю, что здесь кроется какая-нибудь опасность.

Халиб, водя пальцем по корешкам книг, некоторое время обдумывал реплику Веда, прежде чем ответить на нее.

— Дайте ему дозреть.

— Он будет очень зол, Возвышенный. Односторонние камеры часто действуют на людей подобным образом.

— Именно на это я и надеюсь.

Халиб задумался: может, попытаться объяснить Веду свою мысль? Размышляя, император откинул голову назад и принялся разглядывать потолок, расписанный портретами первопроходцев, осваивавших галактику. Центром огромной композиции служило изображение космического корабля, доставившего Прародителя на Атик. Высоко в небе парили корабли — полностью сотворенные причудливой фантазией художника, — направляющиеся к другим незаселенным планетам. А сам Прародитель стоял посреди радостной, сияющей улыбками толпы.

Внимание Халиба снова привлекло недостоверное изображение болтающихся без дела кораблей. Интересно, что еще на этой картине не соответствовало действительности? И много ли подобных деталей знали его предки — если вообще знали? И что они делали, чтобы скрыть это. Что ж, в конце концов, таков извечный порядок вещей — сказал себе император. Лэннеты всего мира сражаются и умирают, пытаясь отыскать истину. А Халибы правят и используют власть для своей пользы и при помощи тонкой лжи подталкивают других к самопожертвованию. Такова жизнь.

— Если Лэннет озлится настолько, что потеряет способность выражаться членораздельно — тем лучше, — сказал он Веду. — Я восхищаюсь этим человеком. Но он должен послужить судьбам империи — или он окажется бесполезен. Ну, ты понимаешь. Я не могу позволить себе руководствоваться теми же представлениями, что и обычные люди. От меня зависит судьба десятка планет и сложившихся на них культур. Вот что я такое. Вот для чего предназначен Лэннет.

Вед безмолвно поднял бокал, показывая, что он все понял. Солнечные лучи преломлялись в граненом хрустале и с беспорядочной прихотливостью отбрасывали разноцветные стрелки, пока Вед осушал бокал. Допив виски, управляющий встал, низко поклонился и направился к потайному ходу. Мгновение спустя Халиб остался один.

Император нажал на кнопку, и бар вернулся на место. Темное полированное дерево и металл, хрустальные графины и граненые зеркала и множество разноцветных жидкостей блеснули на прощанье, желая императору спокойной ночи, и дверца закрылась. Прежде чем допить виски, Халиб некоторое время смотрел куда-то в пространство. Потом он снова нажал кнопку и приподнял бокал, приветствуя послушно вернувшийся бар.

Дверь камеры Лэннета распахнулась. Пораженный капитан вскочил со стула и ошеломленно уставился на возникшую в дверном проеме Нэн Бахальт. Все его мысли разлетелись в стороны, как будто их разметало взрывом. Лэннет поднял руку — сейчас он был не в силах ни шагнуть навстречу Нэн, ни произнести хотя бы слово.

Он отдал охраннику, пообещавшему ему эту встречу, номер своей кредитной карточки. И вот этот миг настал, но Лэннет боялся поверить своим глазам. Они насмехались над ним. Не бывает на свете кожи такого чудесного бронзового оттенка. Не бывает таких сияющих, таких бездонных и живых глаз. Не бывает такой пышной, такой зрелой, такой манящей фигуры.

Не бывает таких губ, шепчущих его имя с лаской, нерешительностью и надеждой.

Сильный толчок швырнул Нэн вперед, и женщина едва не упала. Лэннет рванулся навстречу, чтобы поддержать ее. Подхватив одной рукой Нэн, взбешенный капитан второй рукой вцепился в дверь. Дверь резко захлопнулась, едва не отдавив ему пальцы.

Нэн оттащила Лэннета от двери. Они взглянули друг другу в глаза — и слились в поцелуе, полном страсти и отчаянья. Первым отстранился Лэннет. На какие-то доли секунды взгляд капитана прикипел к Нэн, но почти сразу же он снова скользнул по ненавистным зеркальным стенам.

— У нас всего один час, — сказала Нэн. — Не стоит тратить на них ни секунды. Как ты себя чувствуешь?

Несмотря на весь свой гнев, Лэннет улыбнулся. Улыбка оказалась болезненной, но все-таки это была улыбка.

— Я ужасно скучал по тебе. Со мной еще никогда такого не бывало.

Нэн нежно поцеловала Лэннета и прижала голову к его груди.

— Ты написал в записке, что они собираются освободить тебя. Но ты не сказал, кто эти «они». От тебя все чего-то хотят…

Внезапно Нэн отступила на шаг, и ее глаза расширились от страха.

— Камеры «Мир и Порядок»! Я так разволновалась, что даже не подумала… Я никого не навела на тебя?

— Если бы за тобой следили, этого чертова жучару, которого я подкупил, не подпустили бы к тебе и на милю, — Лэннет заставил себя рассмеяться, но смех получился сардоническим. — Я ведь уже в тюрьме. И любому, кто захочет меня заполучить, сперва придется меня освободить, верно? Не волнуйся, со мной все в порядке.

Нэн ответила нервным смешком и осторожно прикоснулась к лицу Лэннета.

— Мне никогда не приходило в голову, что у тебя может быть борода. Она так тебя меняет…

Лэннет наклонился и крепко поцеловал Нэн. Когда они оторвались друг от друга, женщина снова рассмеялась, но на этот раз ее смех прозвучал более сердечно. Заглянув в глаза Лэннету — ее собственные глаза при этом искрились озорством, — Нэн протянула:

— О-о, разнообразие! Я ценю это в мужчинах!

И Лэннет снова поцеловал ее. На этот раз влюбленные обнимались чуть дольше, а когда они все-таки разомкнули объятья, глаза Лэннета так и остались плотно зажмуренными. Капитан дрожал, словно от сильного холода. Чтобы взять себя в руки, ему потребовалось немалое усилие. Неохотно вернувшись к реальности, Лэннет хрипло поинтересовался:

— Тебе не причинили никаких неприятностей?

— Нет, у меня все в порядке.

Такая явная ложь обидела капитана.

— Не надо так, Нэн. Я должен знать правду.

Нэн снова шагнула поближе к Лэннету, уткнулась лицом ему в грудь и пробормотала:

— Они забрали меня из медицинского учреждения, где я раньше работала — ну, того, которым должен был руководить мой дядя. Теперь я принадлежу к медперсоналу Солнцедарительницы. Они были не очень дружелюбны.

Нэн взглянула в лицо капитану, пытаясь смягчить неприглядную правду.

— Не нужно винить их, Лэн. Мой дядя опозорил Люмин. Ни одна религия не терпит отступников. Он предал всех и вся. Впрочем, ходят слухи, будто меня переведут на Хайре.

Лэннет воспринял эту новость со смешанным чувством страха и облегчения. Мысль о том, что Нэн окажется так далеко от него, была мучительна. Но в то же самое время все, что увеличивало расстояние между Нэн и Солнцедарительницей, было только к лучшему. Так или иначе, мрачно подумал капитан, когда все закончится, он отправится к Нэн, где бы она ни находилась. Не сдержавшись, он позволил себе вслух выразить чувства, которые питал к Солнцедарительнице:

— Солнцедарительница наверняка была замешана в этой заварухе на Паро. Она точно знала, кто что делает, всегда знала. Лицемерная старая ведьма! Как только я верну свое… — Лэннет умолк, потом, запинаясь, произнес: — Я писал тебе. Они дают мне шанс доказать, что я невиновен.

— Кто — они? — Нэн отошла к откидной койке и присела на край. — Я боюсь. Прежде ты доверял им безоговорочно — императору, Стрелкам, Кейси. И до чего это тебя довело? А теперь эти «они». Я знаю, что тут кроется какая-то опасность, в противном случае ты уже сказал бы мне, в чем тут дело. На самом деле «их» вовсе не волнует, сможешь ли ты вернуть свое доброе имя. И ты знаешь, что я права!

Лэннет рассмеялся, но тут же оборвал свой смех, заметив, какое впечатление он произвел на Нэн. Он и сам испытал некоторое потрясение, осознав, как резко и неприятно звучит его смех, — и понял, что не может вспомнить, когда он последний раз смеялся вслух. И капитан тихо, пытаясь голосом передать извинения, которые ему никак не удавалось облечь в слова, произнес:

— Это мой единственный шанс. Я должен его использовать.

Лэннет неуклюже поерзал, оглядываясь по сторонам — как будто в поисках пути к бегству. Он чувствовал, что в нем кипит темная, мрачная ярость. Когда же наконец он встретился взглядом с Нэн, глаза его были полны боли и мольбы.

— Они ограбили меня, Нэн. Я потерял все, что знал и чего желал. Но теперь я почти постоянно вспоминаю нас — там, на Паро. Я должен вернуть свое доброе имя. Я не смогу жить в мире с собой — и уж тем более не смогу жить рядом с тобой, пока над моей головой висит вся эта ложь. Возможно, ты этого не понимаешь. Все, что мне остается, — это просить тебя разделить со мной эту ношу.

Лэннет умолк, глядя на дверь камеры, и лицо его сделалось таким свирепым, что Нэн невольно напряглась. Руки женщины, лежащие на коленях, сжались в кулаки. И все же она продолжала молча ждать, пока Лэннет не заговорил снова.

— Сначала я хотел дождаться какого-то особого момента, чтобы признаться тебе в любви. Я хотел, чтобы это признание было романтичным и чудесным, чтобы мы могли всю жизнь вспоминать этот миг и восхищаться им. Но они похитили у меня и это. И все потому, что я слишком долго ждал. Теперь мне приходится говорить тебе об этом здесь. Я очень надеюсь, что смогу повторить это еще раз, в каком-нибудь прекрасном уголке, где будем только мы с тобой.

Лэннет увидел, что Нэн плачет. И улыбается сквозь слезы.

— Все остальное неважно. Я люблю тебя.

И она бросилась в объятия Лэннета. Их долгий поцелуй был исполнен доверия. Полного и безграничного. Остановившись наконец, влюбленные подошли к койке, держась за руки, и уселись рядом. Голова Нэн покоилась на плече Лэннета, а его рука обнимала женщину за плечи. Нэн сказала:

— Я все думаю о Дилайт, о той девчушке, которую Солнцедарительница считала телепаткой. Ты знаешь, что император вернул ее родителям? Он хороший человек, Лэн. Я понимаю, почему ты им восхищаешься. — Нэн умолкла и нерешительно заерзала. Когда же она снова заговорила, звучащая в ее голосе грусть едва не сломила волю Лэннета. Нэн сказала:

— Я хочу, чтобы у нас тоже была девочка. Такая, как Дилайт. Я хочу смотреть, как ты ее балуешь. И чтобы это длилось всю жизнь.

Лэннет ничего не ответил.

Влюбленные долго сидели молча. В конце концов они поговорили еще немного. Они говорили о будущем так, словно оно и вправду ждало их впереди. И еще они пытались забыть, что кто-то смотрит сейчас на них снаружи и развлекается.

Лэннету не спалось, но он притворялся спящим. Это была своего рода игра. Охранники о ней не знали, но в данном случае это было несущественно. Значение имело лишь одно — выиграть! Все, что помогало Лэннету скрыть правду от их пытливого взгляда, от непрерывной слежки видеокамер и подслушивающих устройств, вело к выигрышу. Это был единственный доступный сейчас капитану способ борьбы.

Он повернулся на бок. На самом деле, конечно, это не имело никакого значения, что там считают часовые: спит он, бодрствует или притворяется спящим. Это была его единственная возможность сопротивляться, но в действительности это не имело значения. Что-либо значимое могло произойти лишь при физическом контакте. Если бы только ему удалось добраться до кого-нибудь из них! Хоть разок!

Сколько раз он спал после посещения Нэн?

Иногда Лэннету казалось, что тот час лишь пригрезился ему.

Десять раз? Двенадцать? Некоторое время он пытался вести подсчет, делая небольшие надрывы на внутреннем шве рубашки. Но вскоре Лэннет проснулся с ноющей головной болью, наводящей на мысль об наркотиках, и обнаружил, что на нем надета новая рубашка. Капитан был почти уверен, что на старой рубахе было шесть меток. Но их могло быть и пять. Или восемь. К тому моменту, как головная боль улеглась, он решил больше не заботиться об этом.

С каждым днем Лэннет все меньше думал о времени. Что бы собой ни представляли эти дни. По большей части он размышлял, остается ли в силе обещание освободить его и отправить на охоту за Этасалоу. То есть он размышлял об этом, когда не думал о Нэн. Хотя, конечно, его посещали и другие мысли. Например, о том, как однажды он обнаружит дверь камеры открытой и прокрадется по коридору. Он убьет первого же встреченного охранника, заберет его оружие, а потом…

Усевшись, Лэннет рывком соскочил с койки и прошел к раковине. Бородатый изможденный незнакомец, взглянувший на него из зеркала, произвел на капитана угнетающее впечатление. Лэннет умылся и пригладил волосы мокрой ладонью. Он чувствовал себя не просто неопрятным, а грязным до отвращения. Конечно, ему разрешали сколь угодно часто обтираться губкой и регулярно снабжали чистой одеждой. И тем не менее, он не мог ни принять душ, ни побриться, ни постричься. Отвратительно! Даже во время боев, во время долгой и тяжелой кампании на Дельфи Лэннет всегда умудрялся оставаться бритым и аккуратно подстриженным. Капитан еще никогда не видел себя в таком обличье.

Лэннет уселся на стул и погрузился в мечты о горячей ванне и массаже. И тут внезапно ожившие динамики заставили его подскочить от неожиданности.

— Встаньте в центре комнаты, спиной к двери.

Поскольку ничего подобного прежде не происходило, Лэннет заколебался. В голосе говорящего появилось раздражение.

— Выполняйте!

Чуть повернув голову, Лэннет получил возможность наблюдать за дверью при помощи зеркала, вмурованного в стену над раковиной. Еще одна победа — и, возможно, очень важная. Лэннет расставил ноги пошире — чтобы в случае чего легче было развернуться.

Из динамиков донеслось:

— Вас отпускают. Медленно повернитесь и возьмите у охранника маску. Наденьте ее. Выполняйте, или решение о вашем освобождении будет отменено, а вы будете наказаны.

Лэннет чуть не зашатался под напором нахлынувших на него противоречивых эмоций. Проклиная охватившее его чувство благодарности и стараясь не проявлять внешне своего облегчения, Лэннет выполнил приказание. Дверь медленно — мучительно медленно — отворилась. Когда она открылась полностью, в поле зрения Лэннета появился охранник в обтягивающей форме. Его лицо тоже было скрыто под маской, только его маска была с прорезями для глаз. Капитан отметил про себя материал, из которого была пошита форма: нипро обеспечивал неплохую защиту от холодного оружия, и он был скользким, так что человека в подобной одежде трудно было схватить. Охранник молча протянул заключенному знакомую черную маску. Лэннет надел ее. Воспользовавшись возможностью, он взглянул на обувь охранника. Действительно, это были матерчатые туфли.

Лэннет не улыбнулся, обнаружив подтверждение своей догадки. Хотя это потребовало от него значительного усилия воли.

На этот раз путь казался бесконечным. И повороты были совсем другими. А потом они вышли на свежий воздух. Чистый, напоенный запахами природы — скошенной травы, земли, воды. Капитан услышал размеренное журчание поливалки. Все это удивило Лэннета. Он предположил, что находится в городе. Взревевший двигатель машины заставил капитана подскочить. Следом послышался визг антиграва. Значит, его куда-то повезут на электромобиле или грузовике.

Стояла ночь. Ни малейшего лучика света не проникало через ткань и не пробивалось через складки на горле — там, где завязывалась маска. Точное знание о времени суток опьяняло. Впервые за… за сколько, кстати? — Лэннет знал, что на улице сейчас темно. Ему хотелось протянуть руки, набрать полные пригоршни ароматной тьмы и сжать их.

Руки невидимых конвоиров направили его на лесенку, а потом — в кузов грузовика. Лэннет услышал, как конвоиры уселись на продольной скамье — капитан был уверен, что находится в обыкновенном военном грузовике, предназначенном для перевозки войск. Никто не прикоснулся к Лэннету и не заговорил с ним. Грузовик взвыл. По инерции Лэннет понял, что они двинулись вперед — где бы этот перед ни располагался.

По прикидкам Лэннета, они ехали примерно минут тридцать. Впрочем, сейчас его способность оценивать время находилась под большим вопросом. Когда грузовик приземлился, эхо сообщило капитану, что их сейчас окружают какие-то массивные препятствия. Видимо, высокие здания. Значит, действительно город. Грузовик остановился с глухим ударом. Но двигатель продолжал работать. Лэннету помогли преодолеть восемнадцать дюймов, отделявших машину от поверхности земли, потом отвели на несколько шагов в сторону. Кто-то толкнул капитана так, что тот уткнулся лицом в стену. Чей-то голос произнес:

— Когда услышите, что грузовик отъезжает — не шевелитесь. Вас отсюда заберут. Если вы попытаетесь сдвинуться с места или что-либо сказать, вас вернут обратно в камеру. Ясно?

— Да.

Несколько секунд спустя грузовик поднялся ввысь и умчался. Оставшись в одиночестве, Лэннет принялся прислушиваться к отдаленному шуму города. Наземные скоростные машины ревели моторами и визжали тормозами на поворотах. Бешено подвывали электромобили и электрогрузовики. Где-то с пыхтением и глухим постукиванием работал какой-то мощный двигатель.

И все-таки Лэннет расслышал приближающиеся к нему тихие шаги. На этот раз никаких матерчатых туфель. Ботинки. По крайней мере, две пары. А может, и четыре. Шаги остановились. Раздался хриплый шепот:

— Стойте прямо. Мы вас забираем. Не пытайтесь что-либо выкинуть.

— Не буду.

Два человека двинулись впереди, а два взяли Лэннета за запястья и плечи и повлекли куда-то по тротуару. Бордюров Лэннету не попадалось, а вот поворотов хватало.

Когда произошло нападение, Лэннет оказался полностью сбит с толку. Просто один из его охранников выкрикнул ругательство, и тут же воцарился хаос. Лэннета сбили с ног. Капитан попытался стащить маску. На него сыпались беспорядочные удары, а Лэннет даже не имел возможности уворачиваться. В тот самый миг, как Лэннет все-таки избавился от маски, раздался чей-то вскрик, а следом — жуткий булькающий звук: кому-то перерезали горло. Тяжелый удар швырнул капитана ничком на землю. Под руку Лэннету попало что-то металлическое и мокрое. Клинок меча. Капитан нащупал рукоять, вскочил, приняв низкую стойку, прижался спиной к стене и приготовился обороняться.

Драка протекала до странности тихо. Люди хрипели, стонали. Падали. Лэннет увидел, что они действительно находятся на улице и что два человека уже валяются на земле, прощаясь с жизнью. Единственным освещением здесь был рассеянный свет отдаленного фонаря. Двое мужчин, державшиеся спина к спине, были одеты в светлые мундиры — такие же, как на том охраннике, который заходил в камеру. С ними рубились четверо в темной одежде.

Кто-то крикнул:

— Йерот, прикончи Лэннета! С этими мы справимся сами!

Один из четверки бросился к лежащим и склонился над ними. Узкий луч света заплясал на застывшем лице мертвеца. Глаза покойника были широко распахнуты. Лэннет привстал и вскинул меч. Человек, осматривавший мертвых, метнулся к Лэннету.

Лэннет ударил его в шею, точно над воротником. Жертва издала удивленный звук. Фонарик упал и откатился в сторону от тела. Неизвестный схватился обеими руками за горло и рухнул. Лэннет переступил через него. Трое незнакомцев, дерущихся с бывшими охранниками капитана, понятия не имели о том, что происходит у них за спинами. Ближайший к Лэннету нападавший так никогда об этом и не узнал. Вертикальный рубящий удар развалил ему череп. Избавившись от этого врага, человек в нипро бросился на помощь товарищу.

Но и он, и Лэннет опоздали на какую-то долю секунды.

Нипро неплохо держит рубящие удары. Но, к несчастью, сильный колющий удар обычно прокладывает себе путь даже через эту укрепленную ткань. Именно поэтому один из сопровождающих Лэннета умер, когда его противник со всего маху всадил ему клинок в солнечное сплетение. И тем не менее, меч увяз в нипро. Убийца не желал бросать оружие, и потому, когда умирающий упал, он тоже вынужден был наклониться. В результате у него не осталось ни малейшего шанса защититься, когда последний из конвоиров Лэннета разрубил его надвое.

Последний из нападавших бросился бежать. Лэннет по-кошачьи метнулся вперед и нанес удар. Правая рука беглеца оказалась почти отделенной от туловища, а самого его занесло, и он врезался в стену дома. Его меч звякнул об цемент. Беглец отскочил и развернулся лицом к Лэннету. В темноте его рот выглядел как визжащий черный провал на бледном лице. Лэннет ударил противника под грудину. Рот мгновенно захлопнулся и крик оборвался; из тела хлынула кровь. Лэннет поставил ногу на грудь упавшему и рывком освободил меч.

За спиной у Лэннета, в тупичке, где находился грузовой док, взвыл антиграв, пробуждаясь к жизни. Капитан в испуге развернулся. Он узнал шум двигателя электромобиля и теперь ожидал нового нападения. Самого электромобиля не было видно, но по улице разлился неяркий свет, исходящий от навигационного экрана. Сюрреалистическое, электрическое голубоватое сияние осветило два лежащих тела. За ними стоял выживший охранник в нипроновом костюме и, привалившись к стене, беспомощно наблюдал за удирающим электромобилем. Он даже умудрился нанести удар по машине, но меч, лязгнув о крышу, вырвался из руки охранника. Темная громада машины поднялась в воздух. В замкнутом пространстве улицы вибрирующий рев мотора, обеспечивающего вертикальный взлет, был просто оглушителен. Едва поднявшись над крышами соседних зданий, электромобиль стремительно развернулся и умчался прочь.

Выживший охранник посмотрел на Лэннета. Дыхание его было тяжелым и прерывистым, а голос — хриплым.

— Я думал, ты примешь их сторону. Ты же заключенный.

— Был заключенным. А они собирались убить меня. Твои люди, по крайней мере, сохранили мне жизнь. Куда вы меня везли?

— Ты по-прежнему мой пленник.

— Солдат, мне даже отсюда слышно, какой ветер гуляет у тебя в груди. Если я оставлю тебя здесь, ты умрешь.

Охранник промолчал. Лэннет уже сам хотел подать голос, но тут охранник произнес:

— Попробуй только бежать — и спорю на свое месячное жалованье, что я тебя переживу. Выбрось это из головы. Сними у меня с пояса рацию. Включи и скажи: «Заключенный схвачен». И можешь выключать. Они получат сигнал и приедут за нами. Быстрее. Односторонние камеры надолго без наблюдения не оставишь. Да, надень маску обратно. И отдай мне меч. Заключенным оружия не положено.

Лэннет чуть было не взорвался, но подавил вспышку негодования и ограничился недовольным ворчанием. Собрав волю в кулак, капитан бросил меч на землю и вызвал помощь.

— Маска… — произнес охранник. — Надень.

Сердито бормоча себе под нос, Лэннет отыскал маску. Он надел ее, как шляпу, и принялся ждать. Когда перед ними опустился грузовик, Лэннет подхватил обессилевшего охранника и помог ему удержаться на ногах. На этот раз люди, помогавшие Лэннету забраться в грузовик, обращались с заключенным более внимательно. Но все же они избегали каких-либо разговоров. И они позаботились о том, чтобы надежно закрепить его маску.

На этот раз дорога была короткой. Когда грузовик остановился, Лэннету велено было не снимать маски. Капитан был уверен, что после этого его оставили в одиночестве. Точнее, это было подозрением, но оно переросло в уверенность, поскольку Лэннету пришлось долго ждать, прежде чем чьи-то руки направили его к выходу. Они шли довольно долго, а потом Лэннет споткнулся на лестнице и с грохотом свалился вниз. Капитан выразил свое недовольство по этому поводу, но его сопровождающий промолчал. Затем они долго шли по какому-то коридору, пахнущему холодом, камнем, затхлостью и сыростью. Еще одна лестница — на этот раз ведущая вверх. Узкие извилистые коридоры. Лэннет был уверен, что это какие-то потайные ходы.

Несмотря на маску, яркий свет ощутимо ударил капитана по глазам. Лэннет невольно вскинул руки. Сопровождающий толкнул его. Пошатнувшись, Лэннет полетел вперед. Другие руки подхватили его и принялись нащупывать завязки маски. Лэннет потянулся, чтобы помочь развязать их. Неизвестный убрал руки, и Лэннет услышал, как кто-то отошел от него. Капитану потребовалось несколько мгновений, чтобы его глаза приспособились к свету, но когда они все-таки приспособились, Лэннет им не поверил. Запинаясь от волнения, он с трудом подобрал нужное слово.

— Возвышенный!

Император Халиб, стоявший перед письменным столом, стиснул кулаки. Лицо его исказилось от потрясения и гнева, и император хрипло произнес:

— Что они с вами сделали? Клянусь светом, капитан, они за это заплатят!