Закулисные страсти

Бриллиант, оправленный в хомут. Мария Савина и Иван Тургенев

В одной из предыдущих историй мы рассказали о прекрасной трагической актрисе Полине Стрепетовой, и было бы справедливо поведать о ее вечной сопернице, замечательной русской актрисе Марии Гавриловне Савиной.

Мария Савина прослужила на сцене Александринского театра более сорока лет и долгие годы была в театре признанной примой, или, как говорят сами актеры, «премьершей». За удивительное мастерство, покорявшее публику многих российских городов, Савину называли «петербургской Сарой Бернар».

Родилась Мария 30 марта 1854 года в Каменец-Подольске. Ее отец, Гавриил Николаевич Подраменцев, был учителем чистописания и рисования, но очень увлекался любительскими спектаклями. Играя в таких спектаклях перед узким кругом знакомых лиц (как говорится, все свои), он имел некоторый успех, что вскружило ему голову. В те годы театр был в большой моде, и Гавриил Николаевич, бросив гимназию, решил добиться успеха на театральных подмостках. Он придумал себе сценический псевдоним – Стремлянов, и «устремился» к вершинам актерской славы. Его пример оказался столь заразительным, что вслед за ним на сцену пошла его жена, Мария Петровна, тоже не обладавшая ни талантом, ни даже небольшими способностями. Вот так и получилось, что родители Маши стали весьма посредственными провинциальными актерами.

В поисках работы новоявленные Стремляновы с дочерьми (у Маши была младшая сестра Елена) переехали в Одессу. Увлечение театром, а главное, театральной жизнью, не оставляло Марии Петровне времени на воспитание девочек, и впоследствии Савина вспоминала о своей матери: «Кроме пощечин, брани, упреков в ничегонеделании, я ничего от нее не видела, и с каждым годом было хуже». Живя в семье, девочка была одинокой и нелюбимой.

Когда Маше исполнилось восемь лет, ее поместили в частный пансион, а затем в интернат женской гимназии. Почти все время она проводила вдали от дома и родных, что совсем ее не огорчало.

Но была в ее жизни одна радость – она играла на сцене разных девочек и мальчиков и даже маленькую Эсмеральду. Эти выходы доставляли ей огромное удовольствие, и вскоре игра перешла в серьезное увлечение театром.

Марии было тринадцать лет, когда родители разошлись. Дочерей они поделили: отец взял Машу, а мать – Елену. В подростковом возрасте Мария стеснялась выходить на сцену, поскольку ужасно переживала из-за своей тогдашней внешности: «Как известно, тринадцать лет – самый неблагодарный возраст, – вспоминала она много позже. – Я была очень худа и ужасно смугла, узкие плечи, длинные руки, коротко остриженные светлые волосы, неправильные черты, ноги в больших (на рост) башмаках, уродски сшитое по тогдашней моде платье (всегда ситцевое, а стало быть, и измятое), длинная гусиная шея и пальцы в чернилах. Вот мой портрет».

Но время шло, и Маша взрослела и хорошела. Всего через пару лет она превратилась в очень привлекательную девушку. Эта приятная перемена вернула ей желание играть на сцене, что получилось, однако, не сразу. Но вот наконец ей предложили поступить в одну бродячую труппу – там не хватало актрис. Мария сразу же согласилась, и честно отрабатывала свой гонорар. А потом ее приметил профессиональный антрепренер, и Маша получила свой первый ангажемент. К этому времени она уже ушла от отца и начала самостоятельную жизнь.

Независимость хороша, но не в столь юном возрасте – не зная жизни и не разбираясь в людях можно наделать массу ошибок. Именно это случилось с Марией. Ей было всего шестнадцать лет, когда она выскочила замуж. Мужем ее стал, естественно, актер – Николай Николаевич Славич, носивший сценический псевдоним Савин. Это был очень слабый актер, пришедший на сцену, как и ее родители, по зову сердца. Дворянин и бывший флотский офицер, Славич обладал военной выправкой и хорошими манерами, которые производили сильное впечатление на молоденьких девиц и скучающих провинциальных дам. Этот непорядочный человек был изгнан с флота за то, что проиграл большую сумму казенных денег; его отец, узнав о таком позорном для дворянина поступке, проклял сына. Не имея, таким образом, возможности вернуться в отчий дом, Славич решил использовать свои внешние данные и знания «куртуазности поведения» на театральных подмостках. Его приняли в театр на роли героев-любовников и обольстителей. Он так увлекся этим амплуа, что продолжал «играть» и в жизни.

Естественно, Мария всего этого не знала, она видела лишь бравого, галантного мужчину, который в одной неприятной истории защитил ее. Романтически настроенная девушка вообразила, что он это сделал неспроста, а под влиянием высокого чувства. Дальше бурное воображение нарисовало ей рыцаря в сверкающих доспехах, и этот выдуманный образ совершенно заслонил реального распутника и проныру.

В таком восторженном состоянии она и вышла замуж. Увы, ее ждало горькое разочарование. Славич не считал нужным скрывать от молодой жены свои самые низкие стороны: он продолжал кутить, играть в карты и… поощрял ухаживания богатых поклонников за своей юной супругой. Его очень раздражала ее неопытность в деликатных делах – наивность и непонятливость в общении с богатыми мужчинами…

Давление мужа не дало результатов, Мария осталась верна своему характеру и своим взглядам на жизнь. Но это противостояние привело к семейным скандалам. К тому же наступило безденежье. Савина старалась заработать любым способом: днем она играла на сцене, а по ночам перешивала и латала театральные костюмы. Ее муж о семейном бюджете не задумывался и спускал все в карты.

Вся юность Марии Савиной прошла в семейных неурядицах и бесконечной работе. Но эти же годы стали серьезнейшей школой для молодой актрисы – она сыграла множество ролей, и с каждой ролью ее талант проявлялся все ярче.

Пять лет они с мужем колесили по России, меняя труппы и города – Минск, Харьков, Калуга, Орел, Одесса, Смоленск, Бобруйск, Саратов, Казань. В Нижнем Новгороде Савиной предложили заменить в местном театре заболевшую актрису, она согласилась – и не прогадала. Тогда в Новгороде ее партнером на сцене был так же ставший потом знаменитым Владимир Николаевич Давыдов, много позже он вспоминал: «Скромная, тихая, но с лукавыми глазенками, со звонким мелодическим голосом, вся изящная, хрупкая – она была очаровательна в оперетке и комедии… Тогда уже можно было угадать, что из Савиной со временем выработается хорошая актриса. Она имела характер, любила сцену до самозабвения и умела работать, не надеясь на вдохновение».

Вот такую Савину увидел на сцене известный театральный антрепренер Петр Медведев, тот самый, что искал молодых талантливых актеров по всей России. Конечно, он тут же взял юное дарование к себе в труппу, а с ней и «довесок» – ее мужа.

Такое признание чрезвычайно польстило Марии, к тому же публика принимала ее очень хорошо, и с этого момента в ней проснулось что-то вроде тщеславия. Она и прежде была достаточно независимой особой, теперь же Савина хотела быть еще и первой, и это не самое плохое чувство очень помогло Марии достичь желаемого и в жизни, и на сцене.

Но в те годы еще не все складывалось, как ей хотелось – на ней, словно вериги, «висел» муж, со всеми его «достоинствами». Этот бездарный и ленивый кутила абсолютно не вписывался в труппу Медведева. Актеры его терпели исключительно по необходимости. Амбициозный муж умудрился поссорить жену с самим Медведевым, а ведь Савина относилась к своему антрепренеру с огромным уважением. После неприятного скандала Славича таки выгнали из театра. Пришлось покинуть труппу и Савиной – она была еще не готова расстаться с мужем.

Но вскоре разрыв наконец произошел. Случилось это знаменательное событие в Саратове, где Савину приняли с огромной радостью. Ее муж опять было прошел «довеском», но на этот раз терпение девятнадцатилетней актрисы иссякло – Савина порвала с мужем окончательно и бесповоротно. И ощутила себя по-настоящему свободной и счастливой.

Постепенно Мария Савина стала играть все главные женские роли – она стала примой саратовского театра. Эта милая, остроумная и общительная женщина быстро завела множество друзей, которые, в свою очередь, познакомили ее со своими друзьями и ввели в общество. Светская жизнь пришлась Марии очень по душе – она посещала балы и благотворительные вечера, а гонорары (и отсутствие транжиры мужа) позволяли ей одеваться модно и со вкусом. Вскоре она научилась благосклонно общаться с многочисленными поклонниками…

Когда она почувствовала, что Саратов «покорен», то отправилась… покорять Петербург! Вот тут и пригодились уверенность и решительность Савиной – двадцатилетняя актриса из провинции явилась в северную столицу и была принята в труппу Александринского театра.

Ее живость, естественность и «незаштампованность» пришлись как нельзя кстати для императорского театра, пребывавшего в то время в кризисе. Музыкальная и пластичная Савина блестяще справлялась с ролями молоденьких, игривых и наивных девушек, которых так много в водевилях и опереттах.

Удавались ей и скромные «простые» девицы в мелодрамах и легких комедиях. Все эти немудреные роли она играла не просто легко, но талантливо, и столичная критика не замедлила откликнуться: «С г-жою Савиной русский театр ожил и напоминает старые дни золотого своего века, когда артисты играли с вдохновением… игра ее проста донельзя, дикция превосходная, вместе с грациозностью в осанке и изяществом в движениях». Эта молодая женщина завоевала столичную публику и стала «царицей русской сцены», не будучи трагической или романтической актрисой – такое случилось впервые!

На сцене Александринки Савина сыграла огромное количество ролей – и все роли ей удавались блестяще. Критики отмечали как особую заслугу Савиной то, что она создала на театральной сцене новый женский тип. Главное амплуа Савиной было инженю, и эти роли актриса умела играть так, что рецензенты писали: прежде «были водевильные попрыгуньи интернационального типа, были мелодраматические невинности, но русской девушки, русской женщины… наша сцена не знала». Пустые и поверхностные водевильные девицы в исполнении Савиной приобрели личностную глубину, оставаясь при этом легкими и изящными.

С годами Савина сменила амплуа инженю на романтических героинь. В результате она переиграла почти весь современный театральный репертуар. Мария блистала в пьесах Антона Павловича Чехова, Льва Николаевича Толстого, Александра Николаевича Островского, Алексея Сергеевича Суворина и, мало известных сейчас, но очень модных в то время драматургов Алексея Антиповича Потехина, Ипполита Васильевича Шпажинского, Виктора Александровича Крылова, Александра Ивановича Сумбатова-Южина и других.

Обладая потрясающей пластикой, причем не только внешней, но и внутренней, Савина создала целую галерею удивительных и запоминающихся образов. «Царица русской сцены» мастерски владела многими сценическими приемами, но главным всегда считала внутреннее перевоплощение. Она продумывала свой персонаж до мельчайших деталей, «примеряла на себя его шкуру» и в конце концов создавала не просто характер, а тип.

Восторгались критики и комедийным талантом Савиной. Ее самой известной комедийной ролью была гоголевская Мария Антоновна. «В ее исполнении уездная барышня была воздушным созданием, сочетавшим очарование юности с бесконечной ограниченностью и утонченно-пошлыми манерами», – отмечают исследователи творчества Марии Савиной.

О некоторых образах, созданных Савиной, историки театра пишут следующее: «Савина прекрасно сыграла и в пьесе Островского „Последняя жертва“ роль Юлии Тугиной (эту роль она играла более тридцати лет). В ее исполнении Юлия была благородной интеллигентной девушкой, беззащитной перед пошлостью и обманом. В этой роли прослеживался своеобразный Савинский „тихий“ драматизм».

В 1890-х, обогащенная опытом, актриса с большим пониманием и глубиной воплотила на сцене многие образы Островского, в том числе ранее не удававшиеся или принципиально отвергнутые. Это Параша («Горячее сердце»), Елена («Женитьба Белугина»), Вера Филипповна («Сердце не камень»), Людмила («Поздняя любовь»), а также острохарактерные – Клеопатра Мамаева («На всякого мудреца довольно простоты») и Матрена Курослепова («Горячее сердце»).

В этом ряду стоит и одна из лучших ролей Савиной – Акулина из «Власти тьмы» Льва Николаевича Толстого, за право исполнения которой на сцене Императорского театра актриса боролась более семи лет. Сама Савина считала образ Акулины этапным в своем творчестве.

Но вот в Петербурге взошла звезда новой молодой актрисы – Веры Федоровны Комиссаржевской. Савина не стала бороться за первенство, а, чтобы вернуть себе немного остывшее внимание публики, придумала очень правильный ход – она отправилась на гастроли в Берлин и Прагу, дабы познакомить старушку Европу с современной русской сценической школой. Как ни странно, для европейского зрителя Савина выбрала, в числе других, пьесу Александра Дюма-сына «Дама с камелиями». Похоже, в те годы роль Маргариты была своего рода испытанием на талант. Мария Савина это испытание прошла с блеском – ее мастерство ставилось в один ряд с искусством знаменитых Элеоноры Дузе и Сары Бернар.

С гастролей Савина возвратилась победительницей. «Ввиду оказанных ею особых услуг русскому сценическому искусству» Савиной пожаловали звание заслуженной артистки императорских театров. «Царица русской сцены» торжествовала.

Зная толк в светской жизни, Мария Гавриловна занималась благотворительностью и общественной деятельностью. С ее участием было создано Российское театральное общество, которое она со временем возглавила, став председателем совета. А в 1896 году Савина основала в Санкт-Петербурге «Убежище для престарелых сценических деятелей» («Дом ветеранов сцены»), получившее впоследствии ее имя.

Но кроме сценической и общественной жизни у Марии Гавриловны была довольно бурная личная жизнь, которая сводила актрису с очень известными мужчинами…

Одним из таких мужчин был Иван Сергеевич Тургенев, который страстно увлекся Савиной в последние годы своей жизни.

Творчество Тургенева, по сути, все – о любви, и во многих произведениях он рассказывал о себе самом, о своих переживаниях и страданиях. Так, в повести «Первая любовь» он поведал историю из собственной жизни: будучи совсем молодым человеком, он влюбился в княгиню Шаховскую, но у него появился счастливый соперник – его отец. «Я не зарыдал, не предался отчаянию; я не спрашивал себя, когда и как все это случилось – я даже не роптал на отца… То, что я узнал, было мне не под силу: это внезапное откровение раздавило меня… Все было кончено. Все цветы мои были вырваны разом и лежали вокруг меня разбросанные и истоптанные».

Тонко чувствующий человек, умевший любить и ценить любовь, Тургенев не был счастлив в любви. И последняя его любовь, актриса Александринского театра Мария Савина, также не принесла ему долгожданного счастья.

А познакомились они обычно – по театральным делам. Савина подыскивала пьесу для своего бенефиса и ей попался тургеневский «Месяц в деревне». Роль Верочки пришлась Марии по вкусу, и Савина решила ставить именно эту пьесу. «Месяц в деревне» давно приобрел репутацию несценичной пьесы, но Савину это не останавливало. Дирекция театра предлагала найти что-нибудь более подходящее, а Савина упорно стояла на своем. В конце концов она получила разрешение на постановку.

Савина поработала над пьесой и послала автору телеграмму с просьбой разрешить некоторые сокращения. Тургенев, живший тогда в Париже, прислал любезный ответ: «Согласен, но сожалею, так как пьеса писана не для сцены и не достойна вашего таланта». Поскольку Тургенев ни разу не видел Савину, фраза о «таланте» была всего лишь любезностью.

«Месяц в деревне» поставили и сыграли – успех был грандиозный! Савиной удалось невероятное – дать сценическую жизнь несценичной пьесе.

Вскоре Тургенев приехал в Петербург. И, конечно же, он отправился в театр смотреть свою пьесу. В этот вечер Савина старалась как никогда, она играла для Тургенева! Ее техника внутреннего перевоплощения принесла потрясающие плоды – она совершенно явственно чувствовала, что героиня пьесы Верочка и она – одно лицо…

То же самое ощущал и автор пьесы. После представления он зашел за кулисы к Савиной. «Верочка… Вы живая Верочка… – воскликнул Тургенев. – Какой у вас большой талант! Неужели это я написал? Каждое ваше движение, каждый шаг, каждое ваше слово – все правда… Словно праздник – так хорошо!» – и он поцеловал ей руку.

А потом пригляделся повнимательнее и сочувственно спросил: «Отчего у вас такое грустное лицо? Это всегда так?»

И вдруг Савина разоткровенничалась: она рассказала, как сильно устала – каждую пятницу чей-нибудь бенефис, стало быть, новая роль, она бесконечно репетирует и играет, репетирует и играет…

Они почувствовали, словно давным-давно знакомы, и разговорились о самых разных вещах. Тургенев поведал, что вся его жизнь рассказана в его произведениях, а Савина вспомнила о своем неудачном замужестве, о детстве, о том, как не любят ее в театре, зовут провинциалкой…

На следующий день они были на вечере в пользу Литературного фонда и вдвоем читали диалог из его новой комедии «Провинциалка». С этого дня между ними началась теснейшая дружба. Он даже позабыл о своей мучительной любви к Полине Виардо. Да и немудрено – Савина была молода и очаровательна, она не мучила его и, ко всему прочему, была своя, русская, понятная. Они встречались довольно часто, Тургенев отдыхал душой рядом с молодой актрисой, а она… она следила не только за любым своим словом, но и за каждой мыслью – амбициозная женщина боялась как-нибудь оконфузиться перед знаменитым писателем.

Вскоре Иван Сергеевич вновь уехал в Париж. А затем началась их знаменитая переписка. «Встретить Вас на пути было величайшим счастьем моей жизни, моя преданность и благодарность Вам не имеет границ и умрет только вместе со мной…» – писал Тургенев Савиной.

Через некоторое время в Париж отправилась Савина, и, естественно, они встретились. Тургенев был несказанно рад, он читал ей свои стихи в прозе, а Савина уговаривала его вернуться в Россию навсегда.

Летом 1881 года она гостила в Спасском-Лутовинове, куда пригласил ее прибывший из Парижа хозяин. Когда он первый раз предложил приехать к нему в усадьбу, Савина отказалась. Тогда Тургенев стал писать ей из имения письма: «Милая Мария Гавриловна! Вот уже третий день, как стоит погода божественная, я с утра до вечера гуляю по парку или сижу на террасе, стараюсь думать о различных предметах – и вдруг замечаю, что мои губы шепчут: «Какую ночь мы бы провели… А что было бы потом? А Господь ведает!»… И мне глубоко жаль, что эта прелестная ночь так и потеряна навсегда… Жаль для меня – и осмелюсь прибавить – и для Вас, потому что уверен, что и Вы бы не забыли того счастья, которое дали бы мне». Тургеневу было тогда шестьдесят три года, Савиной – двадцать семь…

После долгих уговоров она все же согласилась и приехала в Спасское-Лутовиново. Савина хорошо запомнила уютный дом Тургенева, особенно длинный и широкий диван «в турецком вкусе», который с давних лет получил прозвище «самосон». Этот диван помнили многие гости Тургенева. Говорят, после смерти Ивана Сергеевича Савина, увидев «самосон», воскликнула: «Родной „самосон“! Сколько на нем сиживалось, леживалось, спорилось, переживалось!»

Комнату, в которой проживала в тот свой приезд Савина, Иван Сергеевич так и прозвал «Савинской». После ее отъезда Тургенев писал ей: «Ваше пребывание в Спасском оставило неизгладимые следы… Комната, в которой вы жили, так навсегда останется Савинской».

А пока она жила в Спасском, у них были чрезвычайно искренние и доверительные отношения. Савина после вспоминала, как Тургенев говорил ей, что самые счастливые моменты в жизни для него всегда связаны с любовью женщины. «Это когда глаза встречают ее, глаза женщины, которую вы любите, и вы понимаете, что она любит вас тоже». Он с мгновенье помолчал, затем прибавил: «В моей жизни это случилось один раз; может быть, дважды…»

Савина спросила, а что если госпожа Виардо попросит его сейчас немедленно вернуться. И Тургенев ответил: «Поеду!»

И вскоре мадам Виардо действительно позвала его в Париж. И Тургенев сразу же уехал, теперь уже навсегда…

Об отношениях Савиной и Тургенева один из исследователей ее творчества писал следующее: «Она преклонялась перед талантом Ивана Сергеевича. Его сердечное, внимательное отношение к ней будоражило ее, появлялся трепет, волнение при встречах с Тургеневым. Она становилась откровеннее, честнее под его проникновенным взглядом.

Тургенев был по характеру медлителен, Савина порывиста, с пламенным умом и сердцем. Эти разные по темпераменту люди обогащали друг друга разноритмичностью характеров… Они прекрасно дополняли друг друга».

Их любовно-дружеские отношения продолжались до самой смерти Тургенева. Савина видела его нежное к ней отношение, однако понимала, что он на всю жизнь связан с Полиной Виардо, и эта женщина его никогда не отпустит. Да, собственно, Савиной и не нужно было, чтобы Ивана Сергеевича «отпускали» – ее чувство к нему не было любовью в настоящем ее понимании.

Всего через несколько недель после отъезда из имения Тургенева, она из Перми прислала Ивану Сергеевичу письмо, где сообщала, что собирается выйти замуж… Конечно же, Иван Сергеевич ответил ей пожеланиями счастья и радости и уверил в неизменности дружеских чувств.

Но когда у Савиной начались разлады со вторым мужем, Тургенев в письмах к ней вернулся к тем планам, что они когда-то строили вместе – к совместной поездке в Рим или Венецию. Иван Сергеевич писал три раза в неделю, и часто в его письмах попадались весьма нежные признания: «Милая Мария Гавриловна, я Вас очень люблю – гораздо больше, чем следовало бы, но я в этом не виноват».

Виделись они редко. В 1882 году Савина приехала в Париж подлечиться у европейских медицинских светил. Уже сам тяжелобольной, Тургенев отправился к знаменитому невропатологу Жану Шарко хлопотать о приеме знаменитой русской актрисы. Иван Сергеевич был страшно рад ее видеть и с удовольствием общался с ней. Но умер он все-таки в окружении семейства Виардо со словами: «Ближе, ближе ко мне, и пусть я всех вас чувствую около себя… Настала минута прощаться… Простите!..»

Мария Савина и после смерти Тургенева сохраняла к нему самые теплые чувства. В 1908 году в Академии наук была организована Тургеневская выставка, где представлялось все, связанное с его жизнью и творчеством. Перед большим портретом Тургенева каждое утро появлялся огромный букет роскошных пурпурных роз – их привозила и собственноручно ставила в вазу Мария Гавриловна Савина…

Однако нежные отношения с Иваном Сергеевичем не исключали вполне земной влюбленности Савиной в Никиту Никитича Всеволожского – блестящего лейб-гвардейца, адъютанта одного из великих князей.

Роман аристократа и актрисы длился около пяти лет, вызывая бесконечные сплетни и пересуды. Когда же они поженились, общество было шокировано. Особенно были недовольны родственники Всеволожского и незамужние девицы, потерявшие потенциального жениха. К тому же ради заключения брака Никите Всеволожскому пришлось выйти в отставку – говорят, он потом всю жизнь упрекал за это Савину. Тем более что она отказалась оставить сцену, сколько он того ни требовал.

Но остаться без заработка Мария Гавриловна не могла себе позволить – вместе с мужем она приобрела все его долги, оставшиеся от прежней холостяцкой разгульной жизни. Романтические отношения закончились очень скоро после женитьбы. «Ты с собаками своими обращаешься лучше, чем со мной, – писала Савина мужу. – Ради Бога, избавь меня от такого унижения. Ты свободен, делай что хочешь и забудь о моем существовании».

Всеволожский вел себя очень недостойно по отношению к жене. Его надменное семейство считало ниже своего достоинства водить знакомство с безродной актрисой, но ему и в голову не приходило защитить Марию или прекратить общаться с такой заносчивой родней. Он часто бывал у своих спесивых родственников и о жене старался не заговаривать – чтобы не задеть их «тонкие чувства».

А Савина не очень страдала по этому поводу, она жила своей жизнью: работала, работала, работала и общалась со своими давними и добрыми знакомыми. Когда она приезжала в имение Всеволожского, то вела себя так, как вели бы себя многие ее героини. Она учила и лечила деревенских ребят, помогала старикам, принимала детей у рожениц, добивалась у мужа поблажек для крестьян.

Всеволожского поведение жены удивляло – оно не вписывалось в его понятия о жизни, но поскольку ему заниматься делами имения было недосуг, он в конце концов перевел ведение хозяйства по имению на имя Марии Гавриловны. А через пару месяцев Всеволожский очень крупно проигрался, Савина должна была поручиться за мужа и взять на себя оплату его векселя.

В доме у них все было описано. Тут же объявились и другие желающие получить старые долги – векселя посыпались на нее со всех сторон, ее стали вызывать в суд, и осенью 1887 года их вместе с мужем объявили «несостоятельными должниками». Суд вынес решение под арест ее не брать, а долги удерживать из жалованья.

Общий же долг составил огромную по тем временам сумму – 100 000 рублей! На эти деньги тогда можно было купить два огромных имения «с прекраснейшим парком, с рекой, прудами, изобилующими рыбой, с церковью, театром, художнической мастерской, со статуями и монументами, с громоотводами и проч.». Чтобы выплатить такие деньги, Савина работала на износ…

Ее верный друг судебный деятель Александр Федорович Кони помогал ей во всех судебных тяжбах, он изо всех сил поддерживал растерянную и расстроенную всем случившимся актрису. Кони писал Савиной 6 октября 1887 года, имея в виду ее положение «несостоятельной должницы»: «Бриллиант, даже и оправленный в хомут, остается все-таки бриллиантом. Так и Вы… И даже в мансарде, со свечкой, вставленной в выдолбленную репу (какова картина?!), в холстинном платье – Вы все-таки остались бы в глазах всех знающих Вас тем же – тою же проводницею высоких эстетических наслаждений, так как с Вами, где бы Вы ни были, поселяется светозарный гений искусства, любимого и понимаемого Вами, как редко кем».

А пока Савина, разъезжая по всей России, зарабатывала деньги, чтобы выплатить долги мужа, сам он продолжал кутить. Поведение Всеволожского приводило к ссорам и скандалам – семейная жизнь рушилась на глазах. А он и не старался ее уберечь – одно время в Петербурге ходили слухи, что Всеволожский собирается развестись с Савиной и жениться на другой. Как романтический герой он якобы выбрал себе девушку молодую, но бедную и честную.

Любовь актрисы к «благородному» лейб-гвардейцу испарилась, а ее место заняли бесконечные склоки, разговоры о долгах и деньгах, упреки, обиды и даже угрозы. Переписка Савиной и Всеволожского второй половины 1880-х годов свидетельствует о неминуемом крахе их «неравного брака».

В одном из писем Савина писала: «Вы исказили мою жизнь, осрамили меня на весь мир, сделали хуже нищей, и теперь, когда я приняла Вас в свою квартиру, простив по-христиански Ваши гнусные поступки, Вы осмелились кинуть мне в глаза оскорбления и упреки в том, что я Вас разорила. Последнее только смешно, а первое – подло! Вы дошли до последней степени нравственного падения и теперь хватаетесь за новое средство обвинить меня. Стыдитесь, Вы Рюрикович, Всеволожский! Так честные люди не поступают. Вы пропадали годами и давали о себе знать только тогда, когда Вам нужны были деньги…»

Наконец, после десяти лет мучений, состоялось официальное расторжение брака. И вновь Мария ощутила себя счастливой и свободной.

Вообще Мария Гавриловна пользовалась большим успехом у мужчин, она могла выбрать себе вполне достойного мужа, однако дважды выходила замуж за низких распутников и негодяев. Вряд ли в этом стоит винить судьбу – ведь этот выбор делала сама актриса.

Среди самых достойных ее поклонников был уже упоминаемый нами знаменитый юрист Анатолий Федорович Кони. К нему Савина обращалась за советом в каждом сложном случае, и всякий раз получала не просто совет, но и истинно дружеское участие.

В этом можно убедиться, прочитав обширную переписку Марии Гавриловны и Анатолия Федоровича, которая, к счастью, сохранилась.

Так, в 1883 году, Савина, расстроенная царившими в Александринке порядками, собралась уйти из театра. Но Кони сумел удержать ее от опрометчивого шага. «Савина, – писал он ей, – не есть только имя личное; это имя собирательное, представляющее собой соединение лучших традиций, приемов и преданий с талантом и умом. Вы сами по себе школа. И должны, как солдат, стоять на бреши, пробитой в искусстве нелепыми представителями театральной дирекции».

Будучи старше Савиной на десять лет, Кони пережил ее на целых двенадцать. Мария Гавриловна Савина умерла в 1915 году. Ее верному поклоннику шел тогда семьдесят второй год…

После ее смерти Анатолий Федорович собрал сохранившиеся у Савиной письма Тургенева, и на их основе издал очень интересную и ценную книгу «Тургенев и Савина». Начало прошлого века, его десятые годы, были крайне тяжелым временем. Но Кони сумел выпустить свою книгу в свет – это была дань памяти любимой женщине, прекрасной русской актрисе Марии Гавриловне Савиной.

Когда-то Иван Сергеевич Тургенев писал ей: «Вы очень привлекательны и очень умны – что не всегда совпадает, и с вами беседовать – изустно и письменно – очень приятно». В ней действительно сочетались ум, красота и талант – это редкое соединение очаровывало очень многих.

Сорок лет отдала она русской сцене, сорок лет выходила она на подмостки, и все сорок лет публика встречала ее благодарными и восторженными аплодисментами.

Все эти годы Мария Савина неоднократно повторяла: «Сцена – моя жизнь». Так оно и было. В реальной жизни получалась нелепая, бестолковая трагедия дурного провинциального толка, а там – в свете рампы – Мария, вживаясь «в плоть персонажа», проживала немыслимые по накалу и разнообразию жизни.

Однажды Савина заметила: «Если бы все актеры играли по вдохновению и переживали свои роли, мир наполнился бы домами для душевнобольных».

Но никакие переживания и разочарования не могли сломить эту удивительно сильную женщину, ничто не могло затмить ее душевного света, потому что, как верно заметил Анатолий Федорович Кони, «бриллиант, даже и оправленный в хомут, остается все-таки бриллиантом…»