— Как долетел? — просил Римо мастера Синанджу, когда тот вышел из ворот Вашингтонского национального аэропорта.
— Крыло не отвалилось, — ответил Чиун. Его спокойное лицо покрылось сетью глубоких морщин.
— Полоса удач не может тянуться вечно.
— Этот рейс оказался неудачным. Я сидел рядом с очень грубой незначительной женщиной.
— Не повезло. А вот я по пути сюда вынужден был все время слушать, какие ассасины плохие.
— Невежество губит эту страну, как ни одну другую, — отозвался Чиун. Он шел, спрятав руки в рукава кимоно. — Марионетка, насколько я понял, жива.
— Да. Но опасность пока не миновала. — Поглядев на лавандовый шелк, Римо добавил: — Надеюсь, ты захватил не одно кимоно.
— Раньше ты никогда не задумывался об этом.
— Обычно так оно и было. Но теперь сюда прилетает Смит. И он очень просил, чтобы мы не привлекали к себе внимания.
— Пусть лучше враги узнают, что для его охраны прибыл Дом Синанджу.
— Мы чудненько позаботимся о его безопасности в кимоно, которое не так бросается в глаза, как лавандовое.
Когда они подошли к месту получения багажа, мастер Синанджу произнес вполголоса:
— Вон та грубая женщина.
Римо пристально посмотрел на нее.
— Это не Пепси Доббинс, случаем?
— Я не спрашивал ее незначительного имени, — фыркнул Чиун.
— Точно, она.
— Эта женщина требовала уступить ей место, утверждая, что является более значительной, чем я.
— Она оскандалилась, передав сообщение о смерти Президента. Люди рады были бы увидеть ее вздернутой на виселице.
— Я поставил эту женщину на место, не беспокойся.
— Хорошо, — кивнул Уильямс, глядя, как багаж движется по конвейеру.
— Я сказал ей, что работаю на императора Смита, а не на Президента-марионетку, — добавил Чиун.
— Хорошо, — снова кивнул Римо, подался вперед, увидев первый из, возможно, четырнадцати лакированных сундуков, и вдруг замер.
— Постой-постой! Что ты сказал?
— Что слышал, — ответил Чиун.
— Не может быть!
— Так оно и было.
— Она же репортер, черт бы ее побрал!
— Она дура, опьяненная собственным тщеславием. А теперь следи, чтобы мои сундуки не украли кретины.
Поскольку эта опасность была весьма реальной, Римо стал снимать их с конвейерной ленты по мере приближения.
— Всего три? — удивился он, когда лента в конце концов остановилась.
— Я очень торопился, — объяснил Чиун.
Уильямс поднял взгляд. Пепси Доббинс куда-то пропала.
Однако, вынося сундуки из аэропорта, он заметил ее на стоянке такси. К несчастью. Пепси тоже его увидела.
Она тут же приблизилась:
— Вот мы и встретились!
— Я вас не знаю, — надменно произнес Чиун.
Пепси внимания не обратила на мастера Синанджу.
— Кто вы? — спросила она Римо.
Заметив, что руку девушка держит в сумочке, он ответил:
— Римо Уэйн Бэббит.
Пепси свела брови.
— Мне известно это имя.
— Я знаменит своей отрешенностью, — гордо бросил Уильямс. — Благодаря этому меня приглашают на все телеинтервью.
Журналистка указала на Чиуна.
— Вы вместе?
— Вам что до этого?
— Он рассказывает в высшей степени любопытные истории.
— У него болезнь А-ЛЬ-Ц-Г-Е-М-Е-Р-А, — пояснил Римо, выделяя каждый звук. Увидев, что Пепси не поняла, добавил: — Ну, М-А-Р-А-3-М.
— Ты пропустил в фамилии доктора букву "й", Б-О-Л-В-А-Н, — фыркнул Чиун.
Лица Пепси и Римо стали непроницаемыми. Мастер Синанджу захихикал.
Девушка сказала:
— Хотите, поедем одной машиной к...
— К Белому дому, — договорил за нее кореец.
— Не обращайте на него внимания, — торопливо откликнулся его ученик. — Мы едем не к Белому дому.
— Мы направляемся именно туда, — возразил Чиун.
— Мы едем в отель, — заявил Римо, глядя на Пепси.
— В какой? — поинтересовалась она.
— Вы всегда так любопытны?
— Я не из любопытства. Просто хочу сэкономить несколько долларов. Может, возьмем машину пополам?
— Уступаю вам свою половину, — отозвался Уильямс, поставив сундуки и демонстративно сложив руки на груди.
— Ты что это, Римо? — спросил Чиун.
— Жду машину, которая мне понравится.
Чиун указал на растянувшуюся очередь.
— Да тут полно машин.
— Я не вижу такой, чтобы мне нравился ее цвет, — непререкаемым тоном произнес Римо, глядя Пепси прямо в глаза.
— А какой цвет вам нужен?
— Который гармонирует с вашими волосами, — ответил Уильямс и повернулся к ней спиной.
Потратив минут десять на бесплодный разговор. Пепси Доббинс наконец сообразила, в чем дело, швырнула дорожную сумку в багажник такси и бросила:
— На телестудию АТК.
Человек, которого Римо принял за разминавшего ноги таксиста, сел в машину и сказал водителю:
— Только поезжайте кратчайшим путем. Я знаю, как ваша братия обдирает доверчивых туристов вроде нас.
Когда машина отъехала, Римо обратился к мастеру Синанджу:
— Ничего не скажешь, разумный ход. Смит велел нам не привлекать к себе внимания, а ты, можно сказать, раззвонил прессе о существовании организации.
— Никто не поверит женщине, которая говорит, что находится в одном месте, будучи в другом.
Подъехала очередная машина.
— Я думал, ты ее не узнал. — Уильямс распахнул дверцу.
— Я не хотел выказывать этого, — ответил Чиун, усаживаясь на заднее сиденье.
По пути к телестудии Пепси Доббинс сменила пленку в магнитофоне и сказала:
— Жуть как хочется послушать краткую лекцию по ассасинологии!
Включив магнитофон на запись, она поднесла его к лицу таксиста. Сидевшего на заднем сиденье, а не за рулем.
— Во-первых, — заговорил таксист, — все, что вы знаете об этой истории, неправда. Освальд не убивал одного Кеннеди, Сирхан не убивал другого.
— Оба убийства были частями одного заговора?
— Этого пока никто не выяснил. Не заставляйте меня забегать вперед.
— Назовите свою фамилию.
— Я все думал, когда вы об том вспомните. Для опытного репортера вы слишком невнимательны к таким деталям.
— Вашу фамилию, пожалуйста, — сухо произнесла Пепси.
— Алоисиус Фезерстоун.
— Надеюсь, у вас есть прозвище.
— Люди называют меня Щеголем. Люблю иногда приодеться.
— Продолжайте, Щеголь.
— Как я уже говорил, никто из тех, кого считают убийцами известных людей, на самом деле не убивал их. Это все маскировка. Все, что до сих пор сообщалось, — неправда, готов поклясться. Рей не убивал Кинга, а...
— Не так быстро. Кто такой Рей и кто такой Кинг?
— Джеймс Эрл Рей и Мартин Лютер Кинг.
Пепси нахмурилась.
— Почему у всех тройные имена?
— Дельно подмечено. Люди с тройными именами играют в таких делах значительную роль. Только не спрашивайте почему. Но каждый с тройным именем либо убийца, либо жертва.
— Вы только что сказали — Освальд не убивал Кеннеди. А имя у него тройное.
— Он не Освальд. Он Алек Джеймс Хайделл. Таково его настоящее имя. Он, как сам говорил, всегда был трусом.
— Может, мы начнем с чего-то конкретного?
— Вам следовало бы посмотреть тот фильм.
— Какой?
— Тот, что Харди Брикер снял об Освальде и Кеннеди. «ЦРУ». Он изложил там все, кроме ответов.
— Тогда что в нем проку?
— Нужно знать, о чем спрашивать, иначе грош цена полученным ответам. Тем-то и плох доклад комиссии Уоррена. Эти зануды задавали не те вопросы и получили никчемные ответы.
— Видимо, надо прочесть этот доклад.
— Может, нам удастся отыскать его в одном из книжных магазинов.
— Мыль. — Пепси подалась вперед. — Водитель, найдите книжный магазин, где продается доклад комиссии Уоррена.
— В магазинах его не продают, — ответил тот, перекрикивая автомобильные гудки. — Поищите лучше в библиотеке.
— Откуда вы знаете? — спросил Щеголь.
Водитель пожал плечами.
— Интересуюсь. А этот человек, леди, вещает вам лапшу на уши. Кеннеди убил Освальд и никто другой. По указке мафии.
Щеголь яростно замотал головой.
— Нет! Это все происки ЦРУ!
— Мафии. Чикагской. Все устроили Карлос Марчелло и его дружки. Были у них на то причины, средства и возможности. Они охотились за Робертом Кеннеди, который постоянно вставлял им палки в колеса. А против Джека ничего не имели. Потом сообразили, что, если Джека убрать, Линдон обольет Бобби грязью. И проблеме конец. Если в они убрали Бобби, Джек смог бы прижать их к стенке. А вот этого, уверяю вас, им не хотелось.
— Чушь, — фыркнул Щеголь Алоисиус Фезерстоун.
— Но разве получилось не так? И Хоффу тоже ликвидировали.
— Кто такой Хоффа? — спросила Пепси, быстро перенеся свой магнитофон от одного собеседника к другому и стараясь записать все туманные теории.
— Был такой самонадеянный босс из профсоюза водителей, — пробормотал Щеголь. — Тела его так и не нашли. Но это ничего не значит.
— По-вашему, значит. Джека устранило ЦРУ, чтобы он не выводил войска из Вьетнама? Чушь несусветная! — возразил водитель. — Не было никаких гарантий, что Линдон не сделает этого, заняв его место.
— Но ведь не сделал. Это прямое доказательство!
— Минутку, — перебила Пепси. — А кто стрелял в Линдона?
— Он сам, — буркнул Щеголь. — В ногу. Он стал президентом после Джека. Ему не давали сидеть в кабинете.
— Почему это постоянно происходит? — с печалью в голосе спросила Пепси. — Кто не дает нашим Президентам сидеть в кабинете?
— Пресса, — хором ответили оба таксиста.
— Не надо тенденциозности, — резко заявила Пепси. — Давайте вернемся к строгой теории.
— Сперва нужно отыскать для вас доклад комиссии Уоррена, — напомнил Щеголь.
Пепси обнаружила комплект этих книг в Вашингтонской публичной библиотеке.
— Это доклад комиссии Уоррена? — спросила она, глядя во все глаза на длинную полку, уставленную томами в пыльных кожаных переплетах.
— Да.
— Видно, он пользуется большим спросом. Вон сколько экземпляров. Целая полка.
— Это полный комплект, — пояснил ей Щеголь. — Все двадцать шесть томов.
Глаза Пепси, и без того расширенные, стали величиной с блюдце.
— Это все одна книга?!
— Да.
— Но я столько не осилю! Что я, по-вашему, газетчица?
— Я прочел все, от корки до корки.
— А я призвана освещать жизнь, здесь же всего лишь материал одного дела.
— Если то, что мы подслушали, — правда, это не рядовой материал. Это сенсация. Возможно, самая громкая сенсация двадцатого века. Если Освальд или Хайделл до сих пор жив и хочет убрать Президента, это полностью доказывает существование заговора. И у нас есть прекрасная возможность разоблачить его. Мы с вами можем стать новыми Вудвордом и Бернстайном.
Пепси стерла со своих безупречных пальцев книжную пыль.
— Как же, наслышана. Мой завотделом вроде бы с одним из них играет в гольф.
— Эти ребята пролили свет на уотергейтское дело, но по сравнению с нашим оно чепуха.
— Поехали! Изложим все моему завотделом.
Когда Пепси вошла в отдел новостей АТК, ее никто не поприветствовал.
— Что-то вас очень холодно принимают, — вполголоса заметил Щеголь.
— Видимо, они все еще под впечатлением покушения. Это расстроит кого угодно. Притом многие из моих коллег ходят на выборы.
Завотделом встретил журналистку в коридоре и процедил сквозь зубы:
— Зайди ко мне в кабинет.
— Подождите здесь, — попросила она Щеголя.
В кабинете Пепси Доббинс сказала:
— У меня есть доказательства существования заговора с целью убить Президента.
— Руками Ли Харви Освальда? — сухо спросил завотделом.
— Возможно, его зовут Алек Джеймс Хайделл, мы пока не уверены.
— Мы?
— Мой ассасинолог и я.
— Твой проктолог!
— А?
— Тактичный способ сказать, что все это дерьмо. А теперь — существуют ли какие-либо разумные объяснения твоим действиям? Пока я не выпроводил тебя в любую местную редакцию новостей.
— Ты не можешь выгнать репортера, у которого в руках самый значительный материал века.
— Ерунда.
— Прослушай эту запись.
Пепси достала магнитофон и перемотала пленку. Когда нажала кнопку «Воспроизведение», послышался скрипучий голос: «Смит пропустил мимо ушей все мои просьбы устранить эту марионетку и воссесть на трон с орлом».
Голос Пепси на пленке спросил: «Вы хотите смерти Президента?»
«Она принесла бы стабильность...»
— Кто это говорит? — спросил завотделом.
— Этот человек назвался Чиуном. Мы встретились с ним в самолете. Он сказал мне, что Президент — марионетка и Америка находится под властью человека по фамилии Смит.
— Человек, которого ты встретила в самолете?
— Да.
— И некто по фамилии Смит всем руководит?
— Да.
— И ты думаешь, я позволю тебе выйти с этим бредом в эфир?!
— Послушай, я знаю, что тут права. Ты не вправе отвергать нового Стейнвея.
— Кого-кого?
— Я о том человеке, с которым ты играешь в гольф. — Пепси раздраженно хрустнула пальцами. — Он пролил свет на ту уайтуошскую историю. Или фладгейтскую, или как там она называется.
— Ты говоришь о Бернстайне?
— Кто бы он там ни был, я — он. Новый он. Возможно, когда-нибудь ты будешь играть в гольф со мной.
— Ничего не выйдет. Пепси. Президент компании сказал, что я останусь на работе только в том случае, если ты уйдешь.
— А я уверяю тебя, что человек по фамилии Смит очень важен для этого материала.
— Ты хоть представляешь, сколько на свете Смитов!
В дверь просунул голову один из корреспондентов.
— Когда Президент бегал трусцой, мы заметили кое-что странное.
— Нельзя ли подождать? Я тут кое-кого увольняю.
Только сейчас коллега обратил внимание на Пепси Доббинс.
— О! Привет, Пепси. Желаю успехов на новой работе.
— Привет, — уныло отозвалась девушка.
— Так в чем там дело?
— На Президенте была кепочка с надписью «Ешьте яблоки бабушки Смит», — ответил репортер.
Завотделом указал на Пепси и зарычал:
— Пьешь из одного с ней источника?
— А на тенниске — надпись «Колледж Смита».
Лицо завотделом приняло странное выражение.
— Это ведь женский колледж?
— Я там училась, — услужливо ввернула Пепси. — И не видела там никаких мужчин. Если не считать таковыми лесбиянок.
— С какой стати Президенту надевать тенниску колледжа Смита?
Пепси запрыгала на месте.
— Смит! Смит! Неужели не понимаешь? Это явно связано с тем Смитом, о котором я говорила.
— Что за Смит такой? — полюбопытствовал корреспондент.
— Забудь о нем и убирайся отсюда! — рявкнул завотделом.
Дверь захлопнулась.
Завотделом неторопливо заговорил:
— Пепси, я наверняка потом пожалею, но договоримся так: ты уволена. Официально.
— Черт!
— Неофициально, если хочешь раскручивать этот свой бредовый материал, раскручивай. Но я не даю тебе такого задания. И ничего об этом не знаю. И не желаю слышать, если ты не найдешь чего-то посущественнее. Если найдешь и это окажется весьма значительным, то даже президент компании примет тебя обратно с распростертыми объятиями.
— Если больше никто из репортеров не станет заниматься аспектом Освальда, то договорились.
— Пепси, это строго между нами. Я забуду об этом, едва ты выйдешь на улицу.
— Мне потребуется мини-камера, — отозвалась девушка.
— Я отправлю ее тебе на квартиру с посыльным. Но оператора у тебя не будет.
— Ничего. Я заставлю работать с ней своего ассасинолога. Надо только знать, куда ее наводить. Это все равно что вести машину.
— Я прощаюсь с тобой. Пепси. Разве только ты совершишь чудо.
— Совершу, не беспокойся.