Крышка багажника откинулась, и Пепси Доббинс, высунув на солнечный свет свою взъерошенную голову и широко раскрыв рот, стала глотать прохладный живительный воздух, словно выброшенная на берег рыба.
Чья-то рука ухватила ее за волосы и протащила несколько ярдов по ухоженной траве к круглой террасе, откуда открывался вид на Потомак, Мемориальный мост и мемориал Линкольна за ним. Наконец ее швырнули наземь. Пепси подняла взгляд. Перед глазами над плитой из песчаника трепетало оранжевое газовое пламя. На вмурованной в плиту мраморной доске было высечено:
ДЖОН ФИЦДЖЕРАЛД КЕННЕДИ
1917 — 1963
Знакомый мягкий голос произнес:
— Я говорил вам, что прошлое — это пролог.
Пепси сделала попытку подняться, но тут же чья-то нога, наступив на спину, прижала ее к земле.
— Кто... что... — ошеломленно произнесла она.
— Когда... где... как? — проговорил мягкий голос. — Может, это послужит ответом на ваши вопросы.
И возле ее руки легла папка с бумагой. Сквозь вырезанный на обложке прямоугольник виднелась первая страница. На ней было отпечатано:
КЮРЕ
Фильм Харди Брикера
Пепси оглянулась через плечо и увидела человека в черной бейсболке с буквами «ЦРУ». Он выбрил пухлые щеки, снял темные очки. Лицо и фамилия сразу же объединились в ее сознании.
— Вы Харди Брикер!
Тот холодно улыбнулся.
— Я говорил вам, что сценарий уже написан, и теперь вы участница фильма. Зачем было разглашать мой сюжет на всю страну?
— Сюжет?!
— Черт возьми! Вы требовались мне, чтобы снабжать меня пленками. Теперь КЮРЕ заставит молчать и вас.
— Что такое КЮРЕ?
— Подлинное название тайной смертоносной организации, которую я именовал эр-икс.
— А почему не КЮРЕ?
— Потому что кто-нибудь мог украсть заглавие. К тому же мне не хотелось, чтобы Смит отправил своего ассасина с широкими запястьями за мной по следу. По крайней мере пока я не отстрелялся.
— Вы имеете в виду съемку? Или стрельбу в прямом смысле слова?
— И то, и другое, — ответил Харди Брикер. — Поскольку вы знаете о Смите, то должны знать о КЮРЕ и ассасине с широкими запястьями.
— О КЮРЕ я ничего не слышала. Все эти сведения я получила от маленького азиата, который, называл себя Чиун. Познакомились мы в самолете.
Лицо Брикера приобрело задумчивое выражение.
— Человек с широкими запястьями говорил о доме ассасинов в Азии. Перед тем как заставить меня молчать.
— То есть?
Харди Брикер тяжело вздохнул.
— Он подошел ко мне, когда я читал лекции в Гарварде. Сказал, что я случайно наткнулся на истину. Что есть тайное теневое правительство, осуществляющее свою волю убийствами и тайными операциями. Что называется он КЮРЕ. Возглавляет его человек по фамилии Смит. Я оказался во всем прав. Мой фильм «ЦРУ» оказался куда ближе к истине, чем я мог представить. А потом этот ассасин что-то сделал со мной, и я лишился разума. То есть памяти. Больше года бродил по улицам Кембриджа, питался отбросами и подаянием, пока один студент-кинематографист не узнал меня и не позвонил моему агенту. Операция на мозге вернула мне память. Я вспомнил, что я Харди Брикер. И то, что человек с широкими запястьями со мной сотворил. Тогда-то я и поклялся разоблачить его и бесчеловечную, расистскую, фашистскую инфраорганизацию, которая им руководит.
— И ради этого разоблачения убить Президента?
Харди Брикер равнодушно пожал плечами.
— В Голливуде я не был больше года. Меня забыли. Мне требовался громкий успех. К тому же лично я никого не убивал.
— Но ведь это Президент Соединенных Штатов!
— Это мерзавец, который продал кинопромышленность около года назад во время переговоров по ОСТТ! — взревел Брикер. — Весь Голливуд чувствовал себя преданным.
— ОСТТ? — переспросила Пепси.
— Это общее соглашение по торговле и тарифам. Французы добивались концессии, защищающей их дрянную кинематографию от крупнобюджетных фильмов США. Президент клялся направо и налево, что не уступит. Но уступил. Мировой лидер, не защищающий основную индустрию развлечений своего государства, недостоин жизни. Я думаю так.
— Но кто же убил Президента?
Харди Брикер возбужденно вскинул руку.
— Кто? Кто?! Вы не поняли? Этого не знают даже непосредственные исполнители. В том-то и прелесть! Никто не знает всего фильма. У каждого своя роль, но никто не представляет, что происходит. Даже мои ближайшие помощники не посвящены в замысел. У меня есть умельцы, которые считают, что изготавливают бутафорские копии вещей для моей постановки. Есть агентство талантов, вербующее двойников. Есть врач-мексиканец, который вживляет мозговые центры животных в головы двойникам.
— Что, простите?
Брикер успокоился.
— Французский метод. Разработан в конце восьмидесятых. Сверлишь отверстие в черепе, вводишь мозговые клетки других животных, управляющие инстинктами, и они дремлют, пока их не активизирует вдыхаемый стероид. Поначалу такое проделывали на животных. Перепела кукарекают петухами, так как считают, что они петухи. Собаки крякают Львы полагают, что умеют летать. Долго они не живут. У меня есть мычащая коровой обезьянка. Их называют химерами. Я всего лишь воспользовался этим открытием, чтобы воздействовать на людей. Мой Гила Гинголд считал себя аллигатором. Двойник Трэша Лимбергера — слоном-отшельником. Он не был слоном, но при трехсотфунтовом теле и адреналиновом воздействии стероидов очень на него походил.
— Это безумие! Вы убили Президента только для того, чтобы сделать фильм?
Харди Брикер принял оскорбленный вид.
— Собственно говоря, это документальная драма. Для меня все засняли съемочные группы, выдающие себя за журналистов. Пленки, что принесли вы, придутся весьма кстати. Когда они будут смонтированы и озвучены моим дикторским текстом, именно моя версия событий войдет в учебники истории. Президент предстанет мучеником за всеобщее здравоохранение. И кто знает, возможно, закон о всеобщем здравоохранении будет-таки принят к тому времени, когда я буду произносить очередную речь при получении академической премии.
Чей-то голос неподалеку произнес:
— Приятель, там, куда ты отправишься, премий не дают.
Пепси подняла взгляд.
Из-за живой изгороди появился человек в черной тенниске и летних хлопчатобумажных брюках. Человек с широкими запястьями и самыми неумолимыми на свете глазами. С холодной яростью устремленными на Харди Брикера.
Брикер выхватил из кармана пальто пистолет. Навел на мужчину и сказал:
— Не подходи.
Но тот и не подумал останавливаться.
Брикер выстрелил пять раз подряд, и все пули, казалось, просвистели мимо. Человек с неумолимыми глазами почти приблизился.
Брикер очень тщательно прицелился и, поскольку противник не особенно спешил, выстрелил, лишь когда их разделяло около двух ярдов.
На сей раз Пепси увидела, как идущий уклонился от пули. Он просто сделал шаг в сторону, словно балетный танцор, выполняющий простейшее упражнение, и вернулся на место. Контуры его тела на миг расплылись, что говорило о невероятной быстроте, однако казалось, что он выполнил этот маневр весьма небрежно.
Харди Брикер вновь нажал на спуск, но боек щелкнул вхолостую.
Человек с широкими запястьями протянул руку и вырвал у Брикера пистолет, содрав при этом кожу у него с пальца.
Режиссер попятился.
За спиной Пепси появился крохотный человечек, известный ей как Чиун, и ткнул Брикера ногтем в позвоночник.
Брикер завопил, словно в его пухлое тело впилась раскаленная игла.
— Вы не убьете меня, — заплакал он. — Меня нельзя убивать. Я весьма, весьма известный человек в кинопромышленности.
— Нужно было уничтожить тебя при первой же встрече, — злобно отозвался мужчина с широкими запястьями. — Я ошибся.
Слезы текли из глаз Брикера, будто из губки.
— Я не хочу умирать!
— Тяжелый случай.
— В сценарии этого нет.
— К черту сценарий! Это жизнь. И тебе самое время прийти к неожиданной развязке.
— Послушайте, — стал упрашивать Брикер, молитвенно сложив руки, — я могу ввести вас в свой сценарий. Вы прославитесь.
— Я уже в фильме.
— Мы можем быть в нем вместе. Обещаю, что не вырежу вас. Даю слово, как дитя шестидесятых годов!
— Римо, мне надоела болтовня этого человека, — фыркнул Чиун.
— Секунду, — ответил тот. — Брикер, кто еще знает о КЮРЕ?
— Только она. Придется вам убить и ее.
— Неправда! — завопила Пепси. — Я знаю только про эр-икс, да и то толком ничего не знаю.
— С вами разберемся потом, — бросил Римо и обратился к Брикеру: — У меня есть идея — ты сознаешься в своих преступлениях перед всем миром.
— Ни за что! Это испортит фильм и повредит реформе здравоохранения.
— Папочка, посмотри, нет ли в той машине видеокамеры.
Через минуту мастер Синанджу вернулся с видеокамерой.
Римо поднял ее к плечу и стал снимать Харди Брикера.
— Начинай свое признание. Только ни слова о КЮРЕ, Смите и нас.
— Не буду.
Мастер Синанджу шагнул вперед, и вся решимость Брикера вмиг испарилась. Признания хлынули рекой. Он излагал все с исчерпывающими подробностями, добавляя эпизоды, о которых не упоминал раньше.
В одном месте Уильямс его перебил.
— Кто был двойником Освальда?
— Бывший актер, — промямлил Брикер. — В семидесятые годы он сделал карьеру, играя в целом ряде телефильмов роль Ли Харви. Постарев, лишился этой роли, правда, стал воображать себя Освальдом. Взял себе имя Алек Джеймс Хайделл. В фильме «ЦРУ» он был великолепен. Ему единственному не пришлось делать трепанационное отверстие, чтобы напустить на Президента. Он прочел сценарий и просто дождаться не мог, когда же наконец выстрелит в главу исполнительной власти.
— Готов был убить Президента, лишь бы только попасть в твой фильм? — изумился Римо.
— В документальную драму. И он знал, что стреляет в агента секретной службы. Ликвидируй мы Президента сразу, фильма бы не получилось. Он единственный, кто, кроме меня, знал, что происходит на самом деле. В этом-то и прелесть. Наш заговор включал в себя буквально тысячи людей — подобно тому как я теоретизировал в «ЦРУ» — и не распался.
— Теперь уже распался. Хайделл знал, что его убьет двойник Руби?
— Это явилось последующей доработкой. С этим вариантом я его не знакомил.
— Продолжай, — кивнул Римо.
...Харди Брикер закончил свой рассказ и с плачем встал на колени перед вечным огнем на могиле Президента, память которого потревожил и оскорбил.
— Теперь тебе пора сводить счеты с жизнью, — подтолкнул его Римо.
— Патронов в пистолете нет, — всхлипнул Брикер. — Заставить меня застрелиться из незаряженного пистолета вам не удастся.
— Мысль здравая. К тому же это выглядело бы обычным самоубийством. Обычного нам не нужно. Требуется нечто такое, о чем любители заговоров размышляли бы в течение ближайших двухсот лет. Может, тогда они перестанут вмешиваться в ход истории.
Рука с широким запястьем сжала вялые пальцы Брикера в кулак. Уильямс поднес его к пульсирующей вене на правом виске режиссера. Отогнул указательный палец и упер его кончиком в голову.
— Может, хотя бы заснимете? — спросил Брикер.
— Зачем?
— Это развязка фильма.
— Только для тебя, приятель.
И пока все, в том числе и обладатель пальца, недоуменно смотрели на него, Римо резко дернул кулак Харди Брикера.
Указательный палец вошел в мозг до третьего сустава.
Правый глаз Брикера выкатился из орбиты. Все его тело содрогнулось. Но вытащить палец из мозга режиссер не пытался. Не мог. Жизнь покинула его бренное тело.
Они оставили Харди Брикера стоящим на коленях у вечного огня, где потом его и обнаружат — первого мужчину за всю историю человечества, который покончил с собой, вонзив собственный указательный палец себе в череп, — тайну для грядущих веков, объяснения которой никогда не найдется.
Когда они шли по Арлингтонскому Национальному кладбищу, Чиун спросил:
— Римо, все, что говорил этот кретин, — правда?
— Да, — угрюмо ответил ученик. — Я узнал, что Брикер в городе, а мне надоели его бесконечные фильмы, где он валил все беды, происходящие в мире, на американские правительственные заговоры. И решил, что, если отправлю этого человека на подножный корм, его пропагандистской кампании придет конец. Смитти я не сказал ничего.
— Император Смит будет недоволен, — сдержанно отозвался Чиун. — Еще больше, чем моей обмолвкой в разговоре с этой незначительной женщиной.
— Послушай, мне нужна помощь Смита в поисках матери и отца. Он не должен узнать об этом.
— Не узнает.
На лице ученика отразилось облегчение.
— При условии, что определенные лица выкажут подобающую признательность другим определенным лицам в соответствии с понятиями эпохи.
Уильямс вздохнул.
— Называй свою цену.
— Назову, — негромко отозвался мастер Синанджу, узкими глазами глядя на Пепси. — Только сперва покончим с незначительными мелочами.
Мужчина усадил Пепси во взятый напрокат полицейский автомобиль. Она спросила:
— Что вы со мной сделаете?
— То же самое, что когда-то с Брикером, — ответил Римо.
— А что с ним было?
Рука с длинными ногтями цвета слоновой кости легонько сжала плечо Пепси. Девушка тут же забыла свой вопрос. Затем сознание ее померкло.
Правда, прежде она услышала скрипучий голос:
— На сей раз это сделаю я, и никто уже ничего не переделает.
Очнулась Пепси на заднем сиденье полицейского автомобиля, стоявшего возле вашингтонского отделения АТК. Голова ее кружилась, она нетвердым шагом двинулась к зданию.
Завотделом новостей встретил ее бродящей по коридорам.
— Наконец-то. Где была?
— О, привет, Грег! Кажется, пребывала в каком-то дурмане.
— Самое сдержанное высказывание конца века, — злобно произнес начальник. — Садись уж.
Пепси села. Сидеть на голом полу было не так удобно, как ей представлялось.
— Что хочешь сначала услышать, скверную или хорошую новость?
— А какая хорошая?
— Президент жив.
На лице Пепси отразилось недоумение.
— Разве это не скверная новость?
— Нет.
— Та-а-ак. А скверная какая же?
— Си-эн-эн демонстрирует пленку, найденную у могилы Кеннеди, где покончил с жизнью этот сумасшедший кинорежиссер Харди Брикер. Его обнаружили мертвым, с пальцем в собственном мозгу.
— Что-что?
— Брикер совершил самоубийство, впрочем, никому не ясно как. Всем в этой истории заправлял он.
— Плохо, что мы упустили такой материал, да? — тупо уставилась на Грега Пепси.
— Еще хуже, что мы в течение двух суток дважды объявляли о гибели Президента. Меня уволили. И не ушел я отсюда только потому, что сначала должен кое-что доделать.
— Что же?
— Уволить тебя.
— А-а, — протянула Пепси. Она до сих пор всего не понимала, но со временем наверняка поймет.