Замок

Глава 10

Замок

Вторник, 29 апреля

01 ч 18 мин

Майор Кэмпффер ворочался в своем спальном мешке и никак не мог уснуть. Он не мог забыть вызывающее поведение Ворманна. Утешало, хоть и слабо, лишь то, что сержант Остер выполнил все должным образом. Как и большинство солдат регулярной армии, он с должным почтением и страхом относился к черной форме и эмблеме в виде мертвой головы — к тому, на что его командиру, как выяснилось, было глубоко наплевать, хотя Кэмпффер был знаком с Ворманном еще задолго до создания СС.

Сержант с готовностью расквартировал оба эсэсовских взвода и даже подобрал помещение для заложников в тупиковом конце коридора задней части замка. Прекрасный выбор: коридор был прорублен прямо в горе и заканчивался четырьмя большими комнатами. Единственной дорогой к месту заключения, помимо коридора в стене, был длинный коридор, ведущий прямо во двор. Кэмпффер предполагал, что прежде эти помещения использовались под склад, поскольку вентиляция там была слабой, а камины отсутствовали вовсе. Сержант проследил за тем, чтобы по всей длине обоих коридоров развесили лампы. Теперь никто не мог приблизиться незамеченным к часовым из спецкоманды, стоящим на посту попарно.

Для самого же майора Кэмпффера Остер отыскал огромную комнату на втором этаже задней части замка. Сначала сержант предложил ему поселиться в башне, но Кэмпффер отказался. Конечно, можно было бы обосноваться там на первом или втором этаже, но это означало быть ниже Ворманна. А на четвертый слишком высоко взбираться. Лучше уж в задней части замка. Здесь было окно, позволявшее обозревать двор. Ему принесли деревянную койку, взятую у одного из солдат Ворманна, а главное — здесь была необычайно массивная дубовая дверь с металлическим засовом. И вот теперь майор лежал в спальном мешке на новой койке и смотрел на стены, украшенные крестами. Кругом кресты. Странно. Он хотел было поинтересоваться на эту тему у сержанта, но раздумал, не желая терять имидж всезнающего человека, поскольку этот имидж был существенной деталью эсэсовского мифа и приходилось его соблюдать. Возможно, он потом спросит Ворманна — когда будет в состоянии с ним беседовать.

Ворманн… Этот человек не шел у него из головы. Ирония создавшегося положения заключалась в том, что Ворманн был последним человеком на земле, с кем Кэмпфферу хотелось бы столкнуться. В присутствии Ворманна он не мог изображать того офицера СС, каким хотел казаться. Ворманн видел его насквозь и знал, что под личиной бесстрашного эсэсовца скрывается до смерти перепуганный восемнадцатилетний мальчишка. Тот день под Верденом был поворотным в их судьбах…

Англичане внезапно прорвали линию обороны немцев и били по ним, не давая поднять головы. Кэмпффер, Ворманн и вся их рота под пулеметным огнем противника… непрерывные атаки англичан… гибнущие рядом товарищи… единственно верное решение — перегруппироваться и отступить, но нет команды… командир, видимо, убит… Рядовой Кэмпффер не видит возле себя никого из своего отделения, кроме новобранца, совсем зеленого шестнадцатилетнего добровольца по фамилии Ворманн, слишком молодого для сражения… жестом предлагает юнцу следовать за собой и отойти… Ворманн качает головой и ползет к пулемету… сначала раздаются короткие захлебывающиеся очереди, затем стрельба становится все уверенней. Кэмпффер уползает прочь, зная, что позже англичане зароют мальчишку…

Но Ворманна в тот день не похоронили. Он сдерживал натиск врага достаточно долго, пока не подошло подкрепление. Его повысили в звании и наградили Железным крестом. К концу войны он был уже кандидатом в офицеры и ухитрился закрепиться в тех жалких остатках немецкой армии, которые было дозволено иметь Германии после Версальского мира.

А Кэмпффер, сын чиновника из Аугсбурга, оказался после войны на улице, до смерти перепуганный и без гроша в кармане, один из многих ветеранов проигранной войны и разбитой армии. Они не были героями — они были обузой. Тогда он присоединился к нигилистам из Фрайкорпс Оберлянд, а уж оттуда было рукой подать до вступления в НСДАП в 1927 году. В 1931 году, доказав свое чисто арийское происхождение, Кэмпффер вступил в СС, и с этого момента СС стали для него домом. Свой родной дом он потерял во время войны и тогда поклялся, что больше никогда не будет бездомным.

Уже в СС он освоил технику террора и пыток, а также искусство выживания — как подсиживать начальство и одновременно скрывать собственные слабости от подчиненных. Таким образом он сумел продвинуться до должности первого заместителя коменданта Освенцима Рудольфа Гесса, самого беспощадного истребителя евреев.

И здесь он проявил себя настолько прилежным учеником, что получил чин штурмбаннфюрера и задание создать концлагерь в Плоешти.

Кэмпфферу не терпелось поскорей попасть в Плоешти и приступить к выполнению возложенной на него миссии. Только ворманновские убийцы-невидимки стояли у него на пути. Придется сначала разобраться с ними. Это даже не проблема, а так, маленькая помеха. Ему хотелось покончить с этим как можно быстрей не только потому, что он рвался в Плоешти, но и потому, что жаждал отыграться на Ворманне. Быстрое решение проблемы — единственный способ одержать над ним верх. Он навсегда заткнет Ворманну рот, и тот не посмеет больше упоминать об этом верденском инциденте. Если Ворманн попытается публично обвинить его в трусости, то он, Кэмпффер, всегда сможет сказать, что капитан просто ожесточился, не справившись с задачей, и теперь из зависти клевещет на одержавшего победу Кэмпффера.

Он погасил стоящую на полу лампу. Да… ему нужно срочно найти решение здешней проблемы. Впереди еще масса дел, важных и требующих полной отдачи.

На самом деле больше всего его настораживало то, что Ворманн по-настоящему напуган. А капитан Клаус Ворманн не из пугливых.

Майор закрыл глаза и стал потихоньку погружаться в сон. Он почти совсем было заснул, когда что-то вырвало его из этого блаженного состояния. Кэмпффер вдруг обнаружил, что сон улетучился, а сам он весь в холодном поту от внезапно охватившего его животного ужаса. Что-то находилось в коридоре прямо за дверью. Он ничего не видел, ничего не слышал, но тем не менее точно знал, что оно там. Что-то, окруженное такой сильной аурой зла, холодной ненависти и злобности, что он ощутил его присутствие даже через массивную дверь и каменные стены. Оно было там, двигалось по коридору, прошло мимо двери и удалилось прочь. Прочь…

Пульс майора начал успокаиваться, дрожь прошла. Не сразу, но все-таки эсэсовец смог убедить себя, что это был всего лишь кошмарный сон, очень яркий, из тех, которые могут разбудить едва заснувшего человека.

Кэмпффер встал с постели и начал быстро снимать белье. Во время кошмарного сна у него не выдержал мочевой пузырь.

Рядовые Фридрих Вальц и Карл Флик из дивизии СС «Мертвая голова» стояли на посту в черной форме, блестящих касках и тряслись от холода. Они дохли от скуки, замерзли и устали. Эта ночь была совсем не похожа на те, к которым они привыкли. Там, в Освенциме, были теплые казармы, теплые сторожевые башни, где они могли посидеть, выпить горячего кофе и перекинуться в картишки, пока заключенные ежились от холода в своих полосатых робах. Лишь изредка их ставили дежурить у ворот или отправляли обходить лагерь по периметру.

Конечно, здесь они тоже были не на улице, но мерзли так же, как и заключенные. А это несправедливо.

Рядовой Флик закинул свой «шмайссер» за спину и потер руки, пытаясь согреть пальцы, окоченевшие несмотря на теплые перчатки. Он стоял рядом с Вальцем, привалившимся к стене на пересечении обоих коридоров. Отсюда они хорошо просматривались: левый до самого выхода во двор и правый, где содержались заложники.

— Слушай, Карл, давай чем-нибудь займемся, — сказал Вальц, — не то я свихнусь.

— Например?

— Давай поиграем с ними в «заксенгрусс».

— Они не жиды.

— Но и не немцы.

Флик задумался. «Заксенгрусс», или саксонское приветствие, было его любимым способом ломать сопротивление вновь прибывших заключенных в Освенциме. В течение нескольких часов он заставлял их делать глубокие приседания, держа руки за головой. Даже человек в хорошей спортивной форме может выдержать не более получаса таких упражнений. Флик всегда ужасно потешался, глядя на выражения лиц заключенных, когда те начинали ощущать, что их тела им больше не подчиняются, суставы и мышцы разламываются от напряжения. И страх на их лицах, потому что тех, кто не выдерживал и падал, либо пристреливали на месте, либо били ногами до тех пор, пока они снова не начинали приседать. Конечно, сейчас они с Вальцем не могли пристрелить никого из этих румын, зато вполне могли поразвлечься с ними. Впрочем, это чревато…

— Лучше не стоит. Нас всего двое. Вдруг кому-нибудь из них взбредет в голову погеройствовать.

— А мы будем выводить их по двое. Да ладно тебе, Карл! Порезвимся!

— Ладно, уговорил, — ухмыльнулся Флик.

Это, конечно, не так увлекательно, как их с Вальцем игра в Освенциме, когда они держали пари, сколько можно переломать костей заключенному, чтобы тот не потерял трудоспособности. Ну да на худой конец и «заксенгрусс» сойдет. Флик полез за ключом от комнаты, где содержались заложники. Их можно было, разбив на группы, разместить в имеющиеся здесь четыре комнаты, но эсэсовцы предпочли затолкать всех десятерых в одну. Флик заранее предвкушал удовольствие созерцать искаженные страхом лица и ужас от его улыбки, не предвещающей ничего хорошего. Он готов был наслаждаться подобным образом до бесконечности.

Он уже приближался к комнате, когда Вальц окликнул его:

— Погоди-ка минутку, Карл.

Обернувшись, он увидел, что напарник озадаченно смотрит в глубь коридора, ведущего во двор.

— В чем дело? — поинтересовался Флик.

— Что-то не так с лампочками. Самая дальняя гаснет.

— Ну и что?

— Она гаснет. — Он глянул на Флика, затем снова в коридор. — А теперь вторая!

Голос Вальца взлетел на октаву, он перехватил автомат на изготовку.

— Иди сюда!

Флик выронил ключи, сбросил предохранитель «шмайссера» и побежал к приятелю. Пока он добежал, погасла третья лампа. Флик попытался рассмотреть, что происходит в коридоре за погасшими лампами, но не увидел ничего. Казалось, все пространство утонуло в непроглядной тьме.

— Не нравится мне это, — произнес Вальц.

— Мне тоже. Но я не вижу ни одной живой души. Может, генератор барахлит или с проводкой что-то.

Флик сам не верил в то, что говорил, равно как и Вальц, но он должен был хоть что-то сказать, чтобы скрыть охвативший его страх. Эсэсовцы должны вызывать ужас, а не испытывать его сами.

Начала гаснуть четвертая лампа. Тьма подступала все ближе и уже была футах в двенадцати от них.

— Пошли отсюда, — произнес Флик, отступая в хорошо освещенный коридор, где содержались заложники. Он слышал их за дверью. Хотя сидевшие там люди не могли видеть, что происходит в коридорах, но явно чувствовали что-то неладное.

Скорчившись за спиной Вальца, Флик все сильней ощущал холод, глядя на затухающее освещение во внешнем коридоре. Ему хотелось увидеть цель, по которой можно было бы стрелять, но там не было ничего, кроме полнейшей тьмы.

А потом тьма охватила его, сковала холодом суставы, заволокла глаза. На краткий миг, показавшийся ему вечностью, рядовой Флик ощутил безумный ужас, который он так любил вызывать у других, и почувствовал рвущую внутренности боль, которую так любил причинять другим. Затем он перестал что-либо ощущать и чувствовать вообще.

Постепенно освещение снова набрало силу. Сначала в дальней части коридора, затем все ближе и ближе. Лампочки стали оживать. Тишину нарушили лишь заложники. Из-за запертых дверей доносились всхлипывания женщин и облегченные вздохи мужчин. Они радовались тому, что охвативший их страх отступил. Один из заложников попытался было рассмотреть что-нибудь сквозь замочную скважину, но смог увидеть лишь небольшой кусок пола и часть противоположной стены коридора.

Коридор был пуст, на полу была лужа крови, от которой на холоде поднимался пар. На стене тоже виднелась кровь, и ее брызги очень напоминали румыну знакомые буквы, однако понять смысл написанного он не сумел.

Мужчина отошел от двери и, ни слова не говоря, присоединился к остальным, сбившимся в кучку в дальнем углу.

За дверью снова кто-то стоял.

Кэмпффер открыл глаза. Он боялся, что кошмар снова возвратится. Но нет. На этот раз он не чувствовал за стеной присутствия темных злых сил. Там явно находился человек, причем очень неуклюжий. Да, если он решил чем-либо здесь поживиться, то явно промахнулся. Для пущей надежности Кэмпффер достал из кобуры свой «люгер» и положил на изгиб локтя.

— Кто здесь?

Тишина.

Кто-то упорно продолжал дергать ручку. Кэмпффер видел, как периодически что-то загораживает свет, проникающий в комнату через щель под дверью, но определить, кто это, он не мог. Кэмпффер было подумал, не зажечь ли лампу, но решил, что пока не стоит. Темнота давала ему преимущество — злоумышленник будет хорошо виден в верном проеме на фоне освещенного коридора.

— Назовитесь!

Дергать ручку прекратили, и тут же последовал треск, как будто что-то тяжелое навалилось на дверь, стараясь вломиться внутрь. Конечно, точно определить в темноте Кэмпффер не мог, но ему показалось, что дверь прогибается. Но ведь она же из двухдюймового дуба! Чтобы прогнуть столь массивные доски, нужно что-то очень тяжелое. Дверь трещала все сильней. Майора стало трясти, он весь взмок. Деваться было некуда. И тут послышался еще один звук — как будто кто-то скребся когтями по двери. Звук нарастал, становился все громче и практически парализовал волю офицера. Дерево трещало, как будто вот-вот разлетится в мелкую щепку, а петли со скрежетом начали отдираться от камня. Сейчас дверь рухнет! Кэмпффер понимал, что ему давно пора достать патрон в своем «люгере», но не мог пошевелиться.

Замок заскрипел и выломался, дверь широко распахнулась, с грохотом ударившись о стену. В дверном проеме, в падавшем из коридора ярком свете, выросли два человеческих силуэта. По каскам Кэмпффер определил немецких солдат, а по форме сапог — эсэсовцев. Казалось бы, он должен был испытать облегчение, но почему-то еще сильнее напрягся.

— В чем дело? — требовательно спросил майор.

Ответа не последовало. Молча они шагнули вперед к тому месту, где Кэмпффер, окаменев, лежал в своем мешке. Что-то было не так с их внешним видом — не то чтобы какой-то беспорядок в одежде, а какая-то неуловимая гротескность. В какое-то мгновение майор Кэмпффер подумал, что оба солдата пройдут прямо по нему, но они, подойдя вплотную, замерли как по команде. Ни слова, ни жеста.

— Что вам нужно?

Ему полагалось бы рассердиться, но злости почему-то не было. Только страх. Помимо воли майор сжался в мешке, пытаясь спрятаться.

— Отвечать! — В его голосе звучала мольба.

Тишина.

Левой рукой он нащупал лежащую возле него лампу, а правой судорожно сжимал пистолет, направленный на странную пару, нависшую над ним. Нащупав выключатель, Кэмпффер замер на секунду, прислушиваясь к своему прерывистому дыханию. Он должен выяснить, кто они и зачем пришли, но что-то мешало ему включить фонарь.

Наконец Кэмпффер не выдержал. Застонав, он нажал кнопку и поднял фонарь.

Над ним стояли рядовые Флик и Вальц с искаженными бледными лицами и остекленевшими глазами. С вырванными окровавленными глотками. Никто из троих не пошевелился. Мертвые, как известно, не двигаются, а Кэмпффер замер от ужаса. Какой-то миг, показавшийся ему вечностью, Кэмпффер лежал парализованный страхом, сжимая фонарь и судорожно открывая рот. Но ни один звук не вылетел из пересохшего вдруг горла.

И тут фигуры задвигались. Тихо и чуть ли не грациозно солдаты наклонились вперед и рухнули на своего командира, придавив его всей своей тяжестью.

Отчаянно дергаясь в попытках вылезти из-под мертвецов, Кэмпффер услышал где-то вдалеке полный смертельного ужаса вопль. Какой-то частью своего сознания майор сумел идентифицировать его.

Голос принадлежал ему самому.

— Ну теперь-то ты веришь?

— Во что?

Кэмпффер старался не глядеть на Ворманна. Он уставился на стакан с водкой, который судорожно сжимал в руке. Он залпом выпил половину и теперь тянул маленькими глотками то, что осталось. Только сейчас он пришел в себя. То, что он находился в комнате Ворманна, а не в своей, сильно помогло ему очухаться.

— Что методы СС здесь не помогут.

— Методы СС всегда помогают.

— Но не в этот раз.

— Я только начал! Еще не расстрелян ни один крестьянин!

Говоря это, Кэмпффер, однако, отдавал себе отчет в том, что столкнулся он здесь с чем-то необъяснимым. Сотрудникам СС еще не приходилось решать подобной проблемы. Прецедентов не было, и он не знал, к кому обратиться за помощью или советом. В этом чертовом замке было нечто не поддающееся ни страху, ни насилию. Оно само великолепно умело пользоваться страхом как оружием. Это не партизаны, не фанатики из Народной крестьянской партии. Это нечто сильнее войны, сильнее национальности, сильнее расы.

И все же крестьян надо будет на рассвете расстрелять. Он не мог их отпустить — это означало бы признать поражение, и не только свое, но и СС. А подобного нельзя допускать. Не важно, что их смерть не произведет ни малейшего впечатления на… нечто убивающее немецких солдат. Крестьяне должны умереть.

— А они и не будут расстреляны, — сказал Ворманн.

— Что? — Кэмпффер оторвал наконец глаза от стакана и глянул на капитана.

— Да деревенские… Я их отпустил.

— Как ты посмел! — Кэмпффер вскочил со стула, отметив про себя, что к нему вернулась способность чувствовать — он был зол.

— Ты будешь еще благодарить меня, что не придется отвечать за смерть жителей целой румынской деревни. А именно этим закончилось бы. Знаю я таких, как ты: раз начав, вы уже не можете остановиться, и вам безразлично, есть от этого толк или нет, не важно, скольких придется убить, — вы скорей перебьете всех, чем признаете свою ошибку. Именно поэтому я и решил не дать тебе начать. Можешь теперь обвинить в провале меня. Я не стану возражать. И тогда, по крайней мере, мы сможем передислоцироваться в более безопасное место.

Кэмпффер молча сел, сразу смекнув, что такой поворот событий действительно дает ему шанс. Но он все равно в ловушке. Доложить руководству СС о провале означало бы конец карьеры.

— Но я не собираюсь сдаваться! — воскликнул майор, пытаясь выглядеть решительным и упорным.

— А что ты еще можешь сделать? С этим невозможно бороться!

— Я буду бороться!

— Но как? — Ворманн откинулся на стуле и сложил руки на животе. — Ведь ты даже не знаешь, с кем сражаться. Так как же ты собираешься это делать?

— Огнем! Оружием! С помощью…

Кэмпффер не договорил и, кляня себя за малодушие, невольно отшатнулся, когда Ворманн вдруг подался всем телом вперед.

— А теперь слушайте меня, господин штурмбаннфюрер. Эти люди были уже мертвы, когда пришли к вам! Мертвы! В коридоре весь пол залит кровью. Они умерли в этой вашей временной тюрьме! И тем не менее прошли по коридору, поднялись наверх, выломали дверь, промаршировали к вашей койке и свалились на вас! Объясните, как вы собираетесь с этим бороться?

Кэмпффер вздрогнул.

— Они были живы, когда пришли ко мне! Пришли с докладом, повинуясь высокому чувству долга, несмотря на смертельные раны.

— Они были мертвы, мой друг, — произнес Ворманн без малейшего намека на дружелюбие в голосе. — Ты ведь не рассмотрел их как следует, был слишком занят, счищая дерьмо со штанов. А я рассмотрел. Я рассмотрел их так же внимательно, как и каждого погибшего в этом Богом проклятом замке. И поверь мне: смерть настигла их внезапно, они не успели сделать ни шагу. Артерии на горле у них были разорваны, как и дыхательные пути. Шеи разодраны до позвоночника, так что они никак не могли прийти к тебе с докладом, будь ты хоть сам Гиммлер.

— Значит, их принесли! — Несмотря на то что Кэмпффер был свидетелем этой страшной трагедии, он все еще пытался найти какое-нибудь разумное объяснение случившемуся. Ведь мертвецы не ходят! Не могут ходить!

Ворманн снова откинулся назад и с таким презрением поглядел на майора, что тот почувствовал себя маленьким и голым.

— А вас в СС обучают еще и лгать самим себе?

Кэмпффер промолчал. Он сразу определил, что подчиненные его мертвы, стоило лишь поднести фонарь к их лицам.

Ворманн встал и направился к двери.

— Пойду скажу людям, что на рассвете мы отсюда уходим.

— Нет!

Слово само сорвалось с языка и прозвучало громче и визгливей, чем майору хотелось бы.

— Не собираешься же ты здесь оставаться?

Ворманн недоверчиво посмотрел на майора.

— Я должен выполнить свою задачу.

— Но ты не сможешь! Ты проиграешь! Теперь-то тебе это должно быть ясно.

— Мне ясно лишь одно: надо использовать другие методы.

— Только законченный псих может здесь оставаться!

Я не хочу здесь оставаться, думал Кэмпффер. Я хочу отсюда побыстрей убраться, как и остальные. При других обстоятельствах он сам отдал бы приказ покинуть замок. Но сейчас он не может себе этого позволить — просто обязан довести дело до конца и лишь после этого поехать в Плоешти. Иначе он не поедет туда никогда — слишком много желающих получить это тепленькое место, стоит только допустить слабинку, как кто-нибудь из сослуживцев с удовольствием займет вакантную должность коменданта лагеря. Он должен выйти победителем в этом чертовом замке. Если он проиграет, его сбросят со счетов и он будет прозябать в какой-нибудь незначительной эсэсовской структуре, тогда как другие в СС станут править миром.

И он нуждался в помощи Ворманна. Нужно убедить его остаться еще на несколько дней, пока они не найдут решение. А потом он отправит капитана под трибунал за то, что тот отпустил крестьян.

— А сам ты как думаешь, что это может быть, Клаус? — вкрадчиво спросил Кэмпффер.

— Может быть что? — бросил Ворманн недовольным тоном.

— Эти убийства… Кто или что, по твоему мнению, убивает солдат?

Ворманн опустился на стул с озабоченным видом.

— Не знаю. И мне кажется, не желаю знать. У нас в подвале уже восемь трупов, и главное сейчас — спасти остальных людей.

— Да ладно тебе, Клаус… Ты здесь уже целую неделю, должны же у тебя быть хоть какие-нибудь соображения по этому поводу.

Говори, сказал себе Кэмпффер. Чем дольше ты будешь говорить, тем позже тебе придется возвращаться к себе в комнату.

— Люди считают, что это вампир, — пожал плечами Ворманн.

— Вампир!

Такой вариант совсем не устраивал майора, однако он продолжал все тем же мягким и дружелюбным тоном:

— И ты с ними согласен?

— На прошлой неделе — господи, да еще три дня назад — я бы сказал «нет». А теперь и сам не уверен. Я теперь вообще ни в чем не уверен. Если действительно это вампир, то он совсем не такой, каким его описывают во всяких страшных историях или изображают в кино. Единственное, в чем я убежден, что убийца — не человек, а какое-то другое существо.

Кэмпффер попытался припомнить хоть что-нибудь о вампирах. Пьет ли тварь, которая убивает солдат, их кровь? Кто знает… Потребуется целая лаборатория, чтобы это определить, — так сильно разорваны шеи и столько крови вытекло на одежду и на пол. Он смотрел как-то пиратскую копию немого фильма «Носферату» и американскую версию «Дракулы» с немецкими субтитрами. Это было много лет назад, и тогда идея существования вампиров казалась просто нелепой, что вполне справедливо. Но теперь… конечно, никакой горбоносый славянин во фраке не разгуливал по окрестностям замка, однако в подвале лежат восемь трупов. К тому же майор с трудом представлял себе своих подчиненных, вооруженных молотками и осиновыми кольями.

— Кажется, нужно искать первопричину, — сказал Кэмпффер, чувствуя, что в своих размышлениях зашел в тупик.

— Что ты имеешь в виду?

— Не «что», а «кого». Необходимо выяснить, кто владелец замка. Пусть все объяснит. С какой целью построили крепость и зачем поддерживают ее в идеальном состоянии.

— Александру и его парни не знают владельца.

— Это они так говорят.

— А зачем им лгать?

— Все лгут. Кто-то же им платит.

— Деньги присылают владельцу корчмы, а он передает их Александру.

— Значит, надо допросить корчмаря.

— Тогда уже заодно попроси его перевести слова на стене.

— Какие слова? На какой стене? — изумился Кэмпффер.

— Там, внизу, где убили твоих солдат. Там что-то написано на стене их кровью.

— По-румынски?

Ворманн пожал плечами:

— Понятия не имею. Я буквы не смог разобрать, не то что язык.

Кэмпффер вскочил как ошпаренный. Наконец-то хоть за что-то можно ухватиться.

— Немедленно притащить корчмаря!

Корчмаря звали Юлиу. Это был тучный мужчина лет шестидесяти, с лысиной на макушке и густыми усами. Его толстые щеки, не знавшие бритвы уже по крайней мере неделю, тряслись от холода и страха, пока он в одной ночной рубашке стоял в коридоре замка возле той самой комнаты, где заперли крестьян-заложников.

Совсем как в старые добрые времена, думал Кэмпффер, рассматривая его из темноты помещения, в котором находился. К нему вернулось боевое настроение. Испуганный, растерянный человек напомнил майору о начале карьеры в СС, когда они в Мюнхене ранним утром вытаскивали из теплых постелей евреев — владельцев магазинов, били их на глазах домашних и смотрели, как те покрывались от страха потом.

Корчмарь, правда, не был евреем.

Впрочем, это не имело значения. Еврей-франкмасон, цыган или румынский корчмарь — не все ли равно. Единственное, что для Кэмпффера имело значение, — это унизить человеческое достоинство жертвы, замучить ее, сломить. Пусть знают, что от него им никуда не скрыться. Он продержит дрожащего старика под ослепительным светом направленной на него лампы, пока ему, Кэмпфферу, это не надоест. Юлиу притащили на то место, где убили эсэсовцев. Все, что хоть отдаленно напоминало регистрационные книги и гроссбухи, было изъято и брошено рядом с ним. Глаза старика перебегали от кровавых пятен на стенах на невозмутимые лица эсэсовцев, вытащивших его из постели, затем на кровавые пятна на полу. Кэмпфферу было трудно смотреть на эти кровавые пятна, которые живо напоминали ему о разорванных глотках, откуда пролилась эта кровь, и о двух мертвецах, стоявших над ним.

Когда майор почувствовал, что пальцы немеют, несмотря на кожаные перчатки, он вышел на свет и встал перед Юлиу. Увидев перед собой эсэсовского офицера в полной форме, Юлиу попятился и чуть не рухнул на сваленные в кучу гроссбухи.

— Кто владелец замка? — тихо спросил Кэмпффер без всякого вступления.

— Не знаю, господин офицер.

Его немецкий был ужасен, но все же лучше, чем объясняться через переводчика. Майор ударил Юлиу по лицу. Абсолютно беззлобно. Просто стандартная процедура.

— Кто владелец замка, я тебя спрашиваю!

— Не знаю!

Он снова ударил корчмаря.

— Кто? — завопил Кэмпффер.

На губах Юлиу показалась кровь, и он заплакал. Хороший признак — значит, скоро сломается.

— Не знаю! — вскрикнул румын.

— Кто дает тебе деньги, чтобы платить работающим здесь людям?

— Курьер.

— Кто его посылает?

— Не знаю. Он никогда не говорит. Какой-нибудь банк, наверное. Он приезжает два раза в год.

— Значит, ты подписываешь либо ордер, либо чек. От кого они?

— Я подписываю письмо. Там наверху написано: «Средиземноморский банк. Швейцария. Цюрих».

— Какими деньгами ты получаешь?

— Золотом. Золотые монеты по двадцать лей. Я плачу Александру, а он — своим сыновьям. Так было всегда.

Кэмпффер смотрел, как Юлиу вытирает слезы, и размышлял. Он нащупал следующее звено цепочки. Теперь нужно сделать запрос СС, чтобы выяснили в Средиземноморском банке в Цюрихе, кто посылает золотые монеты румынскому корчмарю в Трансильванию. А оттуда — к владельцу счета и затем к владельцу замка.

А дальше что?

Он не имел об этом ни малейшего представления, но в данный момент это было единственным возможным вариантом. Он повернулся и посмотрел на слова, написанные на стене позади него. Кровь — кровь Флика и Вальца, — которой были написаны слова, уже высохла и приобрела буро-коричневый оттенок. Надпись была сделана небрежно и не походила ни на один известный ему алфавит. Кое-какие буквы он, конечно, разобрал, но в целом это было совершенно непонятно. Однако должны же они что-то обозначать.

— Что здесь написано? — Кэмпффер указал на надпись.

— Не знаю, господин офицер! — Юлиу весь сжался под пронзительной голубизной глаз майора. — Пожалуйста… Я действительно не знаю.

По выражению его лица и интонации Кэмпффер понял, что румын говорит правду, но это не имело значения — не имело прежде, не будет иметь и впредь. Румына нужно было окончательно сломать, подавить, чтобы он всем в деревне рассказал, как сурово обошелся с ним офицер в черной форме. Пусть знают, с немцами надо сотрудничать, из шкуры вон лезть, чтобы услужить СС.

— Врешь! — заорал Кэмпффер и снова наотмашь ударил Юлиу по лицу. — Здесь румынские буквы! Говори, что написано!

— Они не румынские, господин офицер! — проговорил Юлиу, скорчившись от страха и боли. — Только похожи! Я не знаю, что здесь написано!

Это вполне увязывалось со сведениями, почерпнутыми Кэмпффером из словаря. Он начал изучать Румынию и существующие там диалекты, как только прослышал о проекте в Плоешти. К настоящему моменту он уже немного знал дако-румынский диалект и надеялся вскоре овладеть им в совершенстве. Он не хотел, чтобы румыны, с которыми ему придется работать, пытались хоть что-то утаить от него, говоря на родном языке.

Но помимо дако-румынского существовали еще три сильно отличавшихся между собой основных диалекта.

А написанные на стене слова, хоть и походили на румынские, не напоминали ни один из них. Юлиу, корчмарь, — скорее всего, единственный грамотный на всю деревню — не узнал их. И все равно ему придется помучиться.

Кэмпффер повернулся спиной к Юлиу и четырем эсэсовцам и произнес, ни к кому не обращаясь, хотя смысл был понятен:

— Научите его искусству перевода.

В воздухе повисла мучительная пауза, затем раздался глухой удар и крик. Он не обернулся, но хорошо знал, что произошло. Один из солдат так ударил Юлиу прикладом по спине, что тот рухнул на колени. Сейчас они окружат его и начнут бить сапогами по самым уязвимым местам. Это они хорошо умеют.

— Прекратить! — раздался чей-то голос, который Кэмпффер сразу узнал: Ворманн!

Взбешенный таким дерзким вмешательством, Кэмпффер повернулся на каблуках, готовый дать капитану отпор. Ведь это прямое нарушение субординации! Удар по его авторитету! Он уже открыл рот, чтобы обругать капитана, как вдруг заметил, что тот держит палец на спусковом крючке пистолета. Конечно, он вряд ли осмелится выстрелить… Но все же…

Эсэсовцы выжидающе смотрели на майора, не зная, что делать. Больше всего Кэмпфферу хотелось сказать им, чтобы выполняли приказ, но он вдруг понял, что не может этого сделать из-за твердого взгляда и вызывающего вида Ворманна.

— Этот румын отказался с нами сотрудничать, — промямлил майор.

— И поэтому вы считаете, что избить его до беспамятства, если не до смерти — самый верный способ добиться желаемого? До чего мудро!

Ворманн подошел к Юлиу, оттолкнув эсэсовцев, будто те были неодушевленными предметами. Он остановил взгляд на стонущем корчмаре, затем пристально посмотрел в глаза каждому солдату.

— Так вот каким образом вы действуете во славу фатерланда! Держу пари, ваши матери и отцы гордились бы вами, если бы увидели, как вы вчетвером забиваете до смерти безоружного старика. Какая отвага! Какое мужество! Почему бы вам не пригласить их как-нибудь на такое зрелище. А может, вы и их забили до смерти во время последней побывки?

— Предупреждаю вас, капитан, — начал Кэмпффер, но Ворманн уже переключил свое внимание на корчмаря.

— Что вы можете сообщить нам о замке?

— Ничего, — всхлипнул Юлиу, не поднимаясь с пола.

— Какие-нибудь легенды, слухи, страшные истории?

— Я прожил здесь всю жизнь и никогда ничего подобного не слышал.

— И никто раньше в замке не умирал? Никогда?

— Никогда.

Тут Кэмпффер увидел, что в глазах старика засветилась надежда, как будто он нашел способ выбраться отсюда живым.

— Но, кажется, есть человек, который мог бы вам помочь. Мне только нужно просмотреть записи… — Он указал на сваленные в кучу книги.

Ворманн кивнул старику, тот прополз по полу и выбрал потрепанную грязную книгу в матерчатом переплете. Лихорадочно полистав ее, он нашел то, что искал.

— Вот! Этот человек был здесь трижды за последние десять лет. Он тяжело болен и тает буквально на глазах. Обычно он приезжал с дочерью. Это крупный ученый из Бухарестского университета, специалист по истории наших мест.

Кэмпффер заинтересовался:

— А когда он был здесь в последний раз?

— Пять лет назад. — Услышав голос майора, Юлиу вздрогнул и отполз подальше.

— Что значит — тяжело болен? — спросил Ворманн.

— В последний раз он не мог передвигаться без костылей.

Ворманн взял у корчмаря книгу.

— Как его имя?

— Профессор Теодор Куза.

— Будем надеяться, что он еще жив, — произнес Ворманн, протягивая Кэмпфферу тетрадь. — Уверен, у СС есть связи в Бухаресте, которые позволят это выяснить. Советую тебе не терять времени.

— Я никогда не теряю времени, — парировал Кэмпффер, пытаясь хоть как-то восстановить свой авторитет в глазах подчиненных. Этого он Ворманну не простит никогда. — Можете сами в этом убедиться. Сейчас мои люди работают во дворе, простукивают стены и проверяют прочность кладки. Надеюсь, ваши люди окажут им помощь. Пока будут связываться со Средиземноморским банком в Цюрихе и искать профессора, мы постараемся разобрать это сооружение по камешку. И если даже не получим никакой стоящей информации из банка или от профессора, по крайней мере разрушим имеющиеся в замке всякого рода тайники.

Ворманн равнодушно пожал плечами:

— Все лучше, чем сидеть и ждать, пока тебя убьют. Я прикажу сержанту Остеру доложиться вам. Он сможет уточнить детали и осуществлять координацию работ.

Он повернулся, поставил Юлиу на ноги и, подтолкнув, сказал:

— Я провожу вас, чтобы часовые вас выпустили.

Но корчмарь замешкался и, наклонившись к капитану, что-то тихо сказал ему на ухо. Ворманн расхохотался.

Кэмпффер почувствовал, как от бешенства кровь бросилась ему в лицо. Они смеются над ним! Это эсэсовец всегда безошибочно чувствовал.

— Что вас так развеселило, капитан? — рявкнул майор.

— Этот профессор Куза, — ответил Ворманн, перестав смеяться, но ехидно улыбаясь, — человек, который, возможно, знает, как хоть некоторым из нас остаться в живых… так вот, он — еврей!

С этими словами капитан повернулся и ушел, снова хохоча во всю глотку.