Замок

Глава 20

Рыжий уселся возле окна, чтобы послушать дальнейший разговор, но чуть в глубине, так, чтобы Магда его не видела, если вдруг вздумает поднять голову. Один раз он уже допустил оплошность, облокотившись на подоконник, чтобы лучше слышать. И, застигнутый врасплох, решил, что лучший способ защиты — нападение, и спустился вниз, прямо к ним.

А сейчас, похоже, разговор увял. Услышав скрип колес инвалидной коляски, он выглянул и увидел, что Магда увозит отца. Девушка катила коляску и внешне казалась спокойной, хотя рыжий прекрасно понимал, какие чувства бушуют у нее в душе. Высунувшись из окна, он смотрел им вслед, пока они не исчезли за поворотом.

Не раздумывая, рыжий выскочил в коридор, быстро пересек его, открыл комнату Магды и прошел прямо к окну. Магда катила коляску по тропинке, ведущей к мосту.

Ему хотелось на нее смотреть.

Девушка заинтересовала его еще при первой встрече, возле рва, когда без тени страха спокойно стояла перед ним в ночной темноте, на всякий случай сжимая в руке увесистый камень. И позже, уже в корчме, когда твердо отказалась уступить ему свою комнату. Тогда рыжий впервые увидел ее при свете, с горящими от ярости глазами, и почувствовал, что выстроенная им за долгие годы защитная стена рушится. Ему нравилось в Магде все: темно-карие глаза, румянец на щеках… а особенно улыбка. Правда, она всего лишь раз улыбнулась… А волосы… Золотисто-каштановые прядки, выбившиеся из-под платка… Она была бы просто красавицей, если бы распустила волосы.

Но это не просто физическое влечение. Она сделана из добротного материала, эта Магда… Он смотрел, как она подвезла отца к воротам и передала охране. Ворота закрылись, и девушка осталась одна на мосту. Когда девушка пошла обратно, рыжий отступил в глубь комнаты, чтобы она случайно не увидела его в окне. Она хорошо знала, что со стен замка за ней наблюдают сотни глаз, что солдаты буквально раздевают ее взглядом, но шла, гордо выпрямившись, не торопясь. Она прекрасно владела собой и шагала с таким видом, как будто только что вручила бандероль и отправилась по следующему адресу. А ведь внутри у нее, наверное, все дрожало.

Рыжий покачал головой в молчаливом одобрении. Он уже давно научился прятать свои мысли за щитом непробиваемого спокойствия. Это позволяло ему сохранять отчужденность, избегать слишком близких отношений, уменьшало вероятность импульсивных действий. Выработанная им манера поведения позволяла сохранять ясное и трезвое восприятие действительности, даже если кругом царил хаос.

Магда же, как он теперь понимал, относилась к той редкой породе людей, которым удавалось проникать за его защитную оболочку, нарушать спокойствие. Его влекло к этой девушке, к тому же она заслужила его уважение — а на это мало кто мог рассчитывать.

Но любовь для него непозволительная роскошь. Он должен сохранять дистанцию. И однако… у него давно не было женщины, и Магда пробудила в нем чувства, которые, казалось, давно умерли. И это было приятно. Она сумела пробить его оборону, а он — рыжий прекрасно это понял — смог проникнуть в ее защитный кокон. Было бы так здорово…

Нет! Ты не можешь сейчас влюбиться! Не можешь позволить себе беспокоиться о ком-либо! Когда угодно, но не сейчас! Только сумасшедший…

И все же…

Рыжеволосый вздохнул. Лучше сразу завязать свои чувства в крепкий узел, пока ситуация не вышла из-под контроля. Или последствия будут ужасны. Для них обоих.

Магда уже подходила к корчме. Рыжий вышел из комнаты, тщательно закрыв за собой дверь, вернулся к себе и лег на кровать, закинув руки за голову. Он прислушался, ожидая услышать ее шаги на лестнице. Но так и не дождался.

К своему собственному немалому изумлению, Магда вдруг поймала себя на том, что по мере приближения к корчме все меньше думает об отце и все больше — о Гленне. И устыдилась. Она оставила своего больного отца одного в окружении нацистов, ему предстоит нынешней ночью встреча с нежитью, а она думает о каком-то незнакомце. Обходя корчму, девушка почувствовала стеснение в груди, и пульс участился при одной только мысли о Гленне.

Это просто от голода, подумала Магда. Ведь она ничего не ела сегодня.

Вокруг не было ни души. Только стул, принесенный Гленном, одиноко стоял, освещенный солнечными лучами. Магда глянула на окно. И там никого.

Магда понесла стул к дверям. Она не хотела признаться себе, что испытала разочарование. Просто хотелось есть. Вот и все.

Тут она вспомнила, что Гленн собирался позавтракать. Может быть, он еще там? Магда ускорила шаг. Да, ей очень хочется есть.

Зайдя в столовую, она увидела Юлиу. Он отрезал толстый ломоть сыра и запивал его козьим молоком. Похоже, он ел не меньше шести раз в сутки.

Юлиу был один.

— Домнишоара Куза! — окликнул ее корчмарь. — Не хотите ли сыра?

Магда кивнула и села за стол. Аппетит как-то сразу пропал, но она решила что-нибудь съесть для поддержания сил. К тому же ей надо было задать Юлиу несколько вопросов.

— Ваш постоялец, — начала девушка, снимая с протянутого ножа ломтик сыра, — должно быть, ему принесли завтрак в комнату?

Юлиу удивленно поднял бровь:

— Завтрак? Он не просил никакого завтрака. Многие путешественники возят еду с собой.

Магда нахмурилась. Почему же он сказал, что попросит Лидию его накормить? Предлог, чтобы уйти?

— Скажите мне вот что, Юлиу. Похоже, вы уже успокоились с вечера? Чем вас так расстроил этот Гленн, когда приехал?

— Ничем.

— Юлиу, но вы весь дрожали! И я хочу знать почему, тем более что его комната напротив моей! Я должна знать, не опасен ли он.

Корчмарь с преувеличенным усердием резал сыр.

— Вы посчитаете меня за идиота.

— Нет, не посчитаю.

— Ну, ладно. — Юлиу положил нож и продолжил заговорщицким тоном: — Когда я был ребенком, мой отец владел корчмой и, как и я теперь, выплачивал деньги смотрителям замка. Однажды, когда часть золота, предназначенного для уплаты, исчезла — была украдена, по словам отца, — он не смог выплатить полную сумму. То же самое случилось и в следующий раз — исчезла часть денег. И вот однажды ночью приехал незнакомец и стал бить отца. Он гонял его по всей комнате и тряс, как соломенную куклу, требуя найти деньги. «Найди деньги! Найди деньги!» — кричал он. — Юлиу надул и без того круглые щеки. — И мой отец, стыдно сказать, нашел пропавшие деньги. Оказалось, он спрятал их. Незнакомец был в ярости. Он снова начал избивать отца, сломал ему обе руки.

— Но какое это имеет отношение…

— Поймите, — Юлиу наклонился к Магде и понизил голос почти до шепота, — отец был порядочным человеком, а в начале века в наших краях происходило нечто ужасное. Он взял лишь немного денег, чтобы семья не голодала грядущей зимой, надеясь вернуть их, как только наступят лучшие времена. Никогда ничего подобного он не делал.

— Юлиу! — нетерпеливо прервала Магда старика. — Какое это имеет отношение к вашему постояльцу?

— Он как две капли воды похож на того, домнишоара. Мне было в ту пору десять лет, но я на всю жизнь запомнил того, кто избил отца. У него тоже были рыжие волосы, и выглядел он в точности как этот. Лет на тридцать, не больше. Но, — Юлиу хихикнул, — с тех пор прошло сорок лет. Так что вряд ли это тот самый человек. Однако вчера вечером, при свечах, я подумал… подумал, что он сейчас начнет избивать меня.

Магда удивленно подняла брови, и корчмарь поспешил объяснить:

— Нет-нет, у меня все золото в целости и сохранности. Но дело в том, что смотрителей не пускают в замок, и они, само собой, не работают, а я продолжаю им платить. Никто не может сказать, что я присвоил хоть одну монетку! Никто!

— Ну конечно нет, Юлиу. — Магда взяла еще кусочек сыра и встала. — Пойду, пожалуй, к себе, отдохну немного.

Он улыбнулся и кивнул:

— Обед в шесть.

Магда буквально взлетела наверх, но, проходя мимо двери Гленна, замедлила шаг, прислушиваясь. Интересно, что он делает, если, конечно, он вообще там?

В комнате было душно, и Магда оставила дверь открытой. Плеснув в таз немного воды из фарфорового кувшина, стоявшего на тумбочке, Магда умылась. Она чувствовала себя совершенно разбитой, но знала, что не сможет уснуть. Слишком много мыслей роилось в голове.

Вдруг внимание ее привлекло громкое чириканье за окном. В кроне дерева у северной стены корчмы птицы свили гнездо. Магда разглядела четверых крошечных птенцов, состоявших, казалось, из одних глаз и широко раскрытых клювов. Они вытягивали свои тоненькие шейки, ловя пищу, которую принесла им мать. Магда ничего не понимала в птицах. Это была какая-то серая птаха с черными полосками на крыльях. Дома можно было бы посмотреть в справочнике. Но сейчас Магде было не до птиц.

Напряжение не проходило, и девушка бродила по крошечной комнате, не находя себе места. Поискала фонарик, который привезла с собой. Работает. Это хорошо. Ночью пригодится. Возвратившись в корчму, девушка приняла решение.

Магда бросила взгляд на лежавшую в углу у окна мандолину. Взяла ее, села на кровать и, настраивая, стала перебирать струны, потом заиграла. Сначала неуверенно, потом все смелей, смелей, народные мелодии сменяли одна другую. Она настолько сроднилась со своим инструментом, что играла почти машинально, уставившись в пространство, пальцы сами летали по струнам. Напряжение постепенно спадало. Увлеченная игрой, Магда забыла обо всем на свете.

Движение в дверях вернуло девушку к действительности. На пороге стоял Гленн.

— Вы так хорошо играете, — произнес он.

Она обрадовалась, что это он, что он ей улыбается и что ему понравилась ее игра.

— Не очень, — застенчиво улыбнулась девушка. — Я была невнимательна.

— Возможно. Но ваш репертуар великолепен. Я знаю только одного человека, который может сыграть столько песен.

— Да? И кто же он?

— Я.

Ну вот, опять он демонстрирует свое превосходство. Или же просто разыгрывает ее? Магда решила принять вызов и протянула мандолину.

— Докажите!

Ухмыляясь, Гленн вошел в комнату, пододвинул трехногий табурет поближе к кровати, сел и взял мандолину. Чуть подстроив инструмент, он заиграл. Магда слушала в немом изумлении. Такой крупный мужчина с такими большими руками, а как нежно касается струн. Он явно рисовался, играя те же самые вещи, но в более сложной манере.

Магда изучающе глядела на него. Ей нравилось, как туго обтягивает голубая рубашка широкие плечи. Рукава были закатаны до локтей, и она смотрела на игру мышц на его руках, исполосованных шрамами, начинавшимися от самых ладоней и уходившими вверх, под рукава. Она хотела спросить, откуда шрамы, но не решилась — слишком это был интимный вопрос.

А вот песни другое дело.

— Последнюю вы сыграли неверно, — сказала Магда.

— Какую же?

— Я называю ее «Жена каменщика». Слова варьируются в разных местностях, я знаю, но мелодия везде одна и та же.

— Не везде, — ответил Гленн. — В оригинальном исполнении она звучала так, как я ее сыграл.

— Вы уверены?

Опять эта раздражающая самоуверенность.

— Меня обучила этой песне деревенская певица, далеко не молодая, ее давно уже нет в живых.

— Из какой она деревни?

Магда не могла сдержать возмущения. В самом деле, она была экспертом. Кто он такой, чтобы поправлять ее?

— Краних… недалеко от Сучевы.

— А… Молдавия. Возможно, отсюда и различие.

Магда подняла глаза и перехватила его пристальный взгляд.

— Вам одиноко без отца?

Магда задумалась. Вначале ей и в самом деле было очень одиноко, она была растеряна и просто не знала, куда себя девать. Но сейчас, сидя рядом с Гленном, слушая его игру и даже споря с ним, она чувствовала себя совсем неплохо. Вообще-то напрасно она его впустила, хотя он сам зашел — дверь была открыта, — с ним, по крайней мере, ей не было так страшно. К тому же он ей нравился, особенно его ясные синие глаза, однако Магда мало что могла прочесть в его взгляде, так искусно скрывал он свои чувства.

— И да и нет, — ответила наконец девушка.

Гленн засмеялся.

— Что же, вполне честный ответ!

Оба замолчали, и Магда вдруг осознала, что Гленн — яркий представитель своего пола, из плоти и крови, при этом хорошо сложен. От него исходила такая аура мужественности, которую она ни у кого другого не встречала. Ночью и утром Магда этого не заметила, но здесь, в тесной крохотной комнате эта аура заполнила буквально все пространство. Она ласкала девушку, вызывая у нее странное, специфическое чувство. В общем-то достаточно примитивное. Магде приходилось слышать о животном магнетизме… может быть, это она и испытывала сейчас? Или просто все дело в том, что он полон жизни? Жизненная сила била из него ключом.

— У вас есть муж? — спросил Гленн, глядя на тоненький золотой ободок на правой руке — обручальное кольцо ее матери.

— Нет.

— А любовник?

— Конечно нет!

— А почему «конечно»?

— Потому что…

Магда заколебалась. Она не решилась сказать ему, что давно уже рассталась с мыслью о личной жизни, разве что иногда мечтала о ней. Все мужчины, с которыми ей приходилось встречаться последние годы, уже женаты, а неженатые либо заядлые холостяки, либо люди недостойные, с которыми никакая порядочная женщина не согласится связать свою судьбу. Но одно Магда хорошо понимала. Все, кого она до сих пор знала, блекли перед сидевшим здесь мужчиной.

— Потому что я уже вышла из того возраста, когда это имеет значение, — ответила девушка наконец.

— Да вы совсем еще ребенок!

— А вы? Вы женаты?

— В данный момент нет.

— А были?

— Много раз.

— Сыграйте еще! — в отчаянии попросила Магда.

Гленн явно подшучивал над ней, предпочитая увиливать от ответов.

Через некоторое время они перестали музицировать и возобновили разговор. Они говорили о многих вещах, но все так или иначе касалось Магды. Девушка вдруг обнаружила, что рассказывает буквально обо всем: о музыке, о своем любимом цыганском и румынском фольклоре, о знакомых цыганах и румынских крестьянах по всем городам и весям, которые были источником ее поисков, о своих надеждах и чаяниях. Вначале из нее трудно было вытянуть хоть слово, но постепенно, поощряемая Гленном, неожиданно для себя самой она разговорилась. И Гленн слушал. Слушал с искренним интересом, в отличие от большинства мужчин, которые так и норовят перехватить инициативу в разговоре. Гленн же, наоборот, больше молчал и слушал.

За окном уже стало темнеть. Магда зевнула.

— Прошу прощения, кажется, я сама себе надоела. Хватит обо мне. Давайте поговорим о вас? Откуда вы родом?

Гленн пожал плечами:

— Вообще-то я всю жизнь переезжал из страны в страну, исколесил почти всю Западную Европу, но вы можете считать меня англичанином.

— Вы говорите по-румынски просто великолепно — почти как румын.

— Я часто здесь бывал, даже жил в румынских семьях.

— А не опасно для вас, как для британского подданного, находиться в Румынии? Особенно если учесть, что рядом нацисты?

Гленн, поколебавшись, ответил:

— Видите ли, на самом деле я не имею никакого гражданства. У меня множество документов, подтверждающих мое подданство в различных странах, но родины у меня нет. Здесь, в горах, это совершенно не важно.

Человек без родины? Ничего подобного Магда никогда не слыхала. Кому же он сохраняет верность?

— Будьте осторожны: рыжеволосые мужчины не часто встречаются.

— Верно. — Улыбаясь, он провел рукой по своей огненной шевелюре. — Но немцы сидят в крепости, а Железная гвардия не лезет в горы. Себе дороже. К тому же я не собираюсь ни с кем контактировать и долго здесь не задержусь.

Магда почувствовала разочарование — ей было приятно его общество.

— А как долго вы здесь пробудете?

Девушка понимала, что поспешила с вопросом, но не смогла удержаться. Она должна знать.

— До тех пор пока Германия и Румыния не объявят войну России.

— Этого не может…

— Это неизбежно. И очень скоро.

Гленн поднялся.

— Куда вы?

— Отдыхайте! Вам это просто необходимо.

Он сунул мандолину ей в руки. На мгновение пальцы их встретились, и по телу Магды пробежал электрический ток. Она задрожала, но руки не отняла… О нет… она хотела, чтобы это ощущение и это тепло, разливавшееся до самых кончиков пальцев на ногах, подольше не исчезало…

Магда видела, что Гленн тоже почувствовал нечто подобное.

Но он заставил себя отпустить руку Магды и пошел к двери. Ощущение исчезло, осталась только слабость. Магде хотелось остановить Гленна, схватить за руку, попросить остаться. Но само это желание шокировало ее. Кроме того, она никак не могла разобраться в своих чувствах, ничего подобного она никогда не испытывала.

Когда за Гленном закрылась дверь, тепло, согревающее душу и тело, уступило место пустоте. Некоторое время Магда неподвижно сидела. Может, оно и к лучшему, что Гленн оставил ее одну. Ей нужно поспать. Предстоит трудная ночь.

Магда твердо решила, что не позволит отцу встретиться с Моласаром один на один.