Западня для лорда

Глава 8

Венеция поставила фонарь на старую дубовую скамью. Вопреки ожиданиям Линвуда, в оранжерее не было ни цветочных горшков, ни садовых совков, ни иных инструментов, только скамья, печурка и широкая кожаная кушетка, которая лучше смотрелась бы в светской гостиной.

— Никаких цветов, — произнес Линвуд.

— Вообще никаких, — заговорщически улыбнувшись, подтвердила Венеция. — Обычно я прихожу сюда по ночам, когда не работаю, но в последнее время это случается нечасто из-за… отвлекающих обстоятельств.

— Я тоже в последнее время немного отвлекся.

— Всего лишь немного? — лукаво спросила она.

Он улыбнулся:

— Должен признать, все гораздо серьезнее.

Опершись о спинку скамьи, Венеция посмотрела на него:

— Я никогда сюда никого не приводила. Даже Элис.

Фонарь стоял за ее спиной, так что ее лицо оставалось в тени. В воздухе был разлит холодный бодрящий запах ночи.

— Я польщен, Венеция.

Повисло долгое молчание, казавшееся, однако, вполне естественным.

— Именно из-за оранжереи я и купила этот дом. — Она с нежностью осмотрелась вокруг. — Полагаю, я влюбилась в нее с первого взгляда. — Она улыбнулась, будто про себя, точно забыв, что не одна. Спохватившись, снова посмотрела на Линвуда. — Вы уже догадались, зачем я сюда прихожу?

— Чтобы укрыться от мира? — предположил он.

Ее улыбка стала шире.

— В ваших словах есть зерно истины, но ответ неверный. Попробуйте еще раз.

— Чтобы учить роли?

— Вы совершенно не стараетесь, милорд.

Линвуд шагнул к ней:

— А вы действительно хотите, чтобы я разгадал ваши тайны?

Темнота сгущалась вокруг них, шепча, намекая. Венеция не ответила на его вопрос, но раскрыла еще одну истину о себе:

— Многие пытались, никому это не удалось.

Он улыбнулся, принимая брошенный вызов:

— Вы сказали, что приходите сюда только по ночам и всегда в одиночестве. Здесь нет ни книг, ни записей, ни свечей или фонаря, за исключением того, что вы приносите с собой. Ключевым элементом вашей оранжереи является кушетка, на которой можно с удобством лежать.

— Верно.

— Напрашивается только один вывод. — Он выдержал драматическую паузу. — Вы приходите сюда любоваться звездами.

Ахнув от удивления, Венеция рассмеялась:

— Верно!

— А вы, оказывается, тайный астроном!

— Едва ли. Мне недостает знаний, но я люблю смотреть на звезды, ярко сияющие на небосводе.

Произнеся эти слова, она подняла голову. Линвуд проследил направление ее взгляда, но увидел лишь отражение их лиц и света фонаря в стеклянной крыше. Он потушил фонарь, и оранжерея погрузилась во мрак.

Венеция стояла неподвижно, Линвуд тоже, привыкая к темноте. Когда они снова посмотрели вверх, не увидели стекла, вместо него расстилался черный бархат ночного неба с рассыпанными на нем бриллиантами звезд.

Венеция шумно выдохнула, от восхищения или от того, что до этого задерживала дыхание, Линвуд не знал.

— Разве это неудивительно?! — восторженно воскликнула она.

— Да, — согласился он, имея в виду вовсе не звезды. Было удивительно наблюдать за произошедшей с ней метаморфозой, видеть живую женщину, а не маску, которую она предпочитала являть миру. — Взгляните вон туда, южнее. Это Пегас.

Она склонила голову, и он ощутил прикосновение ее волос и тонкий аромат духов.

— Не вижу.

— Видите квадратную фигуру, образованную четырьмя звездами в основании? — Он показал.

— Теперь да. — В ее голосе слышалась улыбка. — Я смотрела на них долгие годы, но не знала, как они называются.

Они снова замолчали и продолжили наблюдение. Наконец Венеция окинула Линвуда внимательным взглядом, будто оценивая, и стала массировать затекшую шею.

— Есть более удобный способ это делать.

Ему не требовалось смотреть на кушетку, чтобы понять, что она имеет в виду.

— Любоваться звездами, я хочу сказать, — объявила она привычным холодным, непроницаемым тоном, а затем добавила чуть мягче: — Вы же понимаете меня, лорд Линвуд?

— Отлично понимаю, — ответил он, угадывая ее внутреннюю борьбу.

Дождавшись, когда Венеция устроится на кушетке, он осторожно пристроился рядом, не касаясь ее. Некоторое время они лежали в молчании, созерцая небо с мириадами звезд.

— Теперь я различаю Пегаса более отчетливо, — наконец произнесла Венеция.

— Это признак наступления осени.

— Это созвездие названо в честь мифического крылатого коня?

— Да, того самого. Если посмотреть на него вверх ногами, то при наличии хорошего воображения можно увидеть лошадиную голову.

Венеция склонила голову набок, внимательно всматриваясь в небо.

— А яркая звездочка прямо над нашими головами — это Полярная звезда. По ней ориентируются путешественники, — пояснил он.

— Так вот она какая. Я-то представляла ее самой крупной звездой небосвода.

— Это распространенное заблуждение. Есть звезды крупнее и ярче Полярной. Иногда мы ошибочно принимаем за звезды планеты.

— Как интересно. Расскажите мне еще что-нибудь.

— Вон тот небольшой круг из звезд, расположенный под копытами Пегаса, — это Рыбы. Их всего две, и этот кружок изображает голову одной из них.

— А где же Дева, то есть девственница?

— Созвездие Девы в это время года не видно. Придется подождать до весны. Зато видно кое-что другое неподалеку от Пегаса и Рыб. — Он указал на звезды. — Водолей.

Венеция слегка задела его руку, глядя в ту сторону.

— Группа из тех пяти крохотных звездочек представляет собой его кувшин.

— Вижу.

Линвуд взглянул в ее заинтересованное лицо:

— Мне тоже нравится любоваться ночным небом, Венеция.

— Похоже на то. — Перекатившись на бок, она посмотрела на Линвуда. — Маленькой девочкой я любила наблюдать за звездами через чердачное окно. Я тогда часто повторяла, что, когда вырасту, у меня будет дом со стеклянной крышей, чтобы можно было созерцать ночное небо, лежа в кровати.

— Так оно и случилось.

— Да, — негромко подтвердила Венеция.

Ее улыбка подсказала ему, что происходящее имеет для нее гораздо большее значение, чем просто совместное созерцание звезд. Рассказывая и показывая ему, она делилась частичкой самой себя, выходя за рамки игры, которую они затеяли.

Опершись на подушку, Венеция некоторое время смотрела на него молча, затем поинтересовалась:

— Где вы всему этому научились?

— В Итоне и Оксфорде, а еще прочел в книгах отца.

— Так вы ученый.

— Нет.

Помедлив мгновение, она прикоснулась к его лицу и принялась очерчивать пальцами скулы:

— Вы похожи на своего отца.

Линвуд сжал зубы, чтобы подавить горький ответ.

— В тот день, когда мы столкнулись с ним у Гантера, я не могла не заметить, что между вами не все гладко. Я тогда решила, что это из-за меня.

— А какая разница?

Она пожала плечами, отчего темный плащ сместился, обнажив кусочек нежной белоснежной кожи.

— Ваш отец — граф, а вы — его сын. Я же простая актриса.

— Я не стыжусь вас, Венеция. А моего отца и вовсе не должно волновать то, с кем я провожу время.

— Похоже, вы на него сердитесь.

— Иногда оказывается, что отцы — вовсе не те великие люди, какими кажутся нам в детстве. Хотя, возможно, ваш батюшка — иное дело, я же опираюсь на собственный горький опыт.

Венеция смущенно потупилась:

— Мои отношения с отцом нельзя назвать простыми. Он был далек от идеала, каким сам себя полагал.

— Полагал?

— Он умер.

— Мне очень жаль.

Она посмотрела на него со странным выражением во взгляде.

— А ваша матушка? — снова спросил Линвуд.

— Она скончалась, когда мне было десять лет.

— Печально, что вы потеряли ее в столь нежном возрасте.

— Это было давно. К тому же я быстро научилась заботиться о себе.

— Сельский викарий и его супруга, вступившие в неравный брак?

— А вы, похоже, многое обо мне успели выяснить, — поддразнила она.

— Верно, — не стал отпираться Линвуд. — Так это правда?

Она горько рассмеялась:

— Едва ли. Но всегда гораздо приятнее предаваться очаровательным фантазиям, чем жить в суровой действительности, вы не считаете?

— Это зависит от того, что скрывается за пеленой очарования, — ответил Линвуд.

Она потупилась, на щеках появились тени, отбрасываемые длинными ресницами.

— Венеция.

Ее имя звучало в его устах нежно и мягко, точно шелк, навевая мысли о поцелуях.

— Линвуд…

— Не Линвуд, — возразил он, проводя по ее щеке подушечкой большого пальца. — Меня зовут Френсис.

Она всматривалась в его черные глаза, чувствуя, как в животе у нее неистово порхают бабочки.

— По имени человека называют в кругу семьи или близких друзей, а еще так обращаются друг к другу любовники.

— А кем мы друг другу доводимся, Венеция?

Его откровенный вопрос поразил ее, она не спешила отвечать, всматриваясь в его глаза, но без привычного желания соблазнить, стараясь проникнуть в глубь его души.

— Не знаю. — В ее крови бушевала страсть, сердце бешено колотилось, тело жаждало его поцелуев. — Вы оказались не таким, как я ожидала.

— А чего вы ожидали? — чуть слышно произнес он.

Вытянув руки вперед, она осторожно приложила их к его крепкому подбородку.

— Не этого, — прошептала она и, капитулируя, прильнула губами к его губам. — Точно не этого.

И поцеловала его нежно и осторожно, опасаясь, что поцелуй может оказаться не таким, как предыдущий, и еще более страшась, что он окажется именно таким, как она помнила. Их губы слились воедино, касаясь, пробуя на вкус, исследуя. Затем Линвуд поработил ее рот. Венеция поняла, что память ее не подводит. Закрыв глаза, всецело предалась ощущениям, растворяясь в охватившем ее безумии.

Запах и вкус Линвуда напрочь лишили ее желания притворяться, теперь открылась настоящая Венеция, страстно отвечающая ему. Внутри ее будто что-то пробудилось к жизни, что-то настоящее, вернуть к жизни которое мог лишь он один. Он проник в ее кровь, сердце и разум, она с жадностью поглощала его, наслаждаясь ощущениями, ослабив свою защиту и явив истинную суть. Ни один мужчина прежде никогда ее так не целовал. Поцелуй Линвуда заставил забыть, кто она и кто он. Для нее существовал лишь нынешний момент и мужчина, целующий ее настойчиво и благоговейно одновременно, разжигая в ней страсть, пробуждая всепоглощающее желание.

Венеция стала отвечать ему быстрее, яростнее, повинуясь внутреннему неистовству. Линвуд прижал ее к себе, и она тут же прильнула к нему всем телом, сгорая от желания. Его руки умело гладили ее по спине, груди, талии и бедрам. Она едва могла дышать, кружилась голова, а последние оставшиеся крупицы здравого смысла грозили вот-вот покинуть ее. Упершись рукой в грудь Линвуда, она прервала поцелуй.

Его глаза были черны, как у самого дьявола, и столь же опасны. Тяжело дыша, они воззрились друг на друга. Венеция все еще лежала у него на груди.

— Понимаете теперь? — прошептала она, не сводя с него глаз, и крепко вцепилась в него руками, понимая, что, если отпустит, неминуемо упадет прямиком в пропасть.

— Да, — отозвался он, проводя рукой по ее волосам. Его дыхание также было прерывистым.

Венеция не притворялась, не играла в изощренную игру. То, что между ними произошло, было для нее самым реальным в жизни. И очень мощным. Чтобы вернуть себе самообладание, она стала думать о Роберте, о Ротерхеме, о том, как Линвуд всадил ему пулю в голову. Она отпрянула от Линвуда, понимая, что, если он снова ее коснется, она позабудет все на свете. Сила собственного желания поразила до глубины души, и дело тут не только в физическом влечении, но и в духовном единстве. Чем лучше она узнавала этого мужчину, тем сильнее ее к нему тянуло. Ей стоило большого труда снова надеть личину невозмутимой мисс Фокс и не допустить того, чтобы их отношения зашли слишком далеко. Призвав на помощь все свое актерское мастерство, она разыграла спокойствие и самообладание, которых не испытывала.

— Думаю, для одной ночи любования звездами вполне достаточно, лорд Линвуд, — произнесла она холодным голосом, поднимаясь с кушетки.

Тем не менее голос еще не вполне пришел в норму, сердце продолжало бешено колотиться. Она по-прежнему страстно желала Линвуда, а он смотрел на нее, будто знал об этом.

На следующий вечер, стоя посреди бального зала, в котором представители высшего общества и полусвета перемешались, точно в калейдоскопе, Линвуд взирал на собравшихся невидящим взглядом. Он думал о Венеции и о том, что между ними произошло в ее оранжерее. Она приоткрыла ему свою истинную сущность. И хотя она талантливая актриса, Линвуд всегда мог точно определить, когда она играет, а когда говорит искренне. Прошлой ночью определенно не притворялась. Показав ему то, что скрывала от других, она обнажила свою уязвимость и доверие, выглядела искренне шокированной и смущенной их взаимным влечением, будто это не было частью плана, разработанного ею и Клэндоном, в чем бы он ни заключался. В ее взгляде и голосе, когда она произнесла: «Вы оказались не таким, как я ожидала», не было и тени притворства. Линвуд размышлял об этом всю ночь. Венеция тоже оказалась совсем не такой, как он ожидал. Ему было интересно, как она поступила бы, если бы он столкнул ее лицом к лицу с Клэндоном, но понимал, что не имеет права рисковать, давая понять сынку Ротерхема, что ему известно о его махинациях. Только не сейчас, когда ставки столь высоки. Ему придется играть, чтобы усыпить бдительность Клэндона, а еще он очарован Венецией Фокс.

— А вы, я вижу, витаете в облаках, лорд Линвуд, — раздался у него над ухом голос Венеции.

— Пойман с поличным, — отозвался он.

— Такой сдержанный джентльмен, как вы? Вот уж не думаю.

Ее губы изогнулись в легкой усмешке, в глазах сверкал задорный огонек. Эмоционально открытая мисс Фокс осталась в прошлом, сегодня она снова разыгрывала соблазнительницу.

— Я протестую против вашей оценки моего характера.

— Не стоит. — Она теснее придвинулась к нему, будто собираясь поверить какой-то секрет, и он снова ощутил горьковато-сладкий аромат ее духов, экзотичный и эротичный одновременно. Этим запахом пропитался его вчерашний сюртук, висящий ныне в шкафу. — Мне нравится сдержанность в мужчинах.

— В самом деле? — негромко произнес он, глядя ей прямо в глаза. — Вчера ночью мне так не показалось, Венеция.

Он заметил, как тронулись легким румянцем ее щеки и в глубине глаз промелькнула какая-то тень, прежде чем Венеция потупилась. Когда же она снова на него посмотрела, в ее взгляде отражалась лишь железная решимость.

— Идемте ужинать, — сказала она.

Линвуд бросил взгляд на очередь в столовую. Венеция вскинула бровь. Ее глаза были холодными и вызывающими, рот манящим.

— Я распорядилась, чтобы для нас накрыли столик в оранжерее.

— Чувствую себя польщенным.

— Больше, чем вы думаете, лорд Линвуд, — прошептала она чувственным, как прикосновение шелка, голосом и взяла его под руку.

Вместе они покинули бальный зал и отправились в прилегающую к нему оранжерею, двери которой были открыты, поэтому туда долетали мелодичные звуки пианино. Любой, кто пожелает, мог прогуляться здесь, растения, кустарники и ползучие лианы создавали ощущение уединенности, даже если в действительности это было не так. У фонтана, напевающего журчащую песнь, был накрыт на двоих круглый столик. Рядом с ним стояло большое серебряное ведерко со льдом, в котором охлаждаюсь шампанское, а на столе высилась открытая бутылка кларета.

Линвуд дождался, когда за стол сядет Венеция, и лишь после этого занял свое место. Из ниоткуда возник лакей. Наполнив шампанским сначала ее фужер, затем его, он столь же бесшумно удалился.

Проигнорировав шампанское, Линвуд сделал выбор в пользу кларета. Налив два бокала, он протянул один Венеции. Она приняла его с улыбкой, то было искреннее изумление.

Зачем вы заказали шампанское, Венеция, все равно ведь его не пьете?

Вы очень наблюдательны. Никто этого никогда не замечал.

— Еще одна составляющая иллюзии?

— Никто не станет восхищаться актрисой, которая не пьет шампанское.

— Вообразите, какой разразился бы скандал, если бы вы взамен потребовали чаю.

Она рассмеялась, и он улыбнулся. Первоначальная неловкость прошла, сменившись симпатией.

— Предлагаю тост за новых друзей, — сказала она, поднимая бокал.

— За новых друзей, — эхом повторил он, и они чокнулись, удерживая бокалы прижатыми друг к другу дольше положенного.

Когда они пили вино, их взгляды встретились. Момент был нарушен появлением лакея. Он прошептал что-то на ухо Венеции, от чего на ее лице отразилось выражение ужаса, после чего бесшумно удалился. Все же ей быстро удалось восстановить привычное хладнокровие.

Она встала из-за стола. Линвуд последовал ее примеру.

— Боюсь, мне придется покинуть вас, милорд. Мое присутствие требуется в другом месте.

— Плохие новости?

— Да.

Она не стала ничего объяснять, просто протянула руку для прощального поцелуя, он взял ее, но не поцеловал.

— Позвольте мне пойти с вами.

Прочтя в ее взгляде мимолетное выражение ужаса, он искренне обеспокоился тем, что могло явиться его причиной. Возможно, Клэндон шантажирует ее?

Улыбнувшись, Венеция покачала головой и высвободила руку, намереваясь уйти.

— Благодарю за предложение, но я вынуждена отказаться.

Он ничего больше не сказал, стоял и наблюдал, как она удаляется. Она сделала три шага, мягко покачивая бедрами, после чего остановилась, будто обдумывая что-то, затем обернулась к нему.

— Это должно оставаться в тайне, — предупредила она.

— Я умею хранить тайны.

— Да, верно, — согласилась она.

Молчание затянулось, но Венеция не сделала больше ни шагу.

— Я буду рада вашему обществу, — сдаваясь, призналась она.

При этих словах Линвуд ощутил укол удовлетворения и облегчения.

Их совместный уход в разгар веселья не остался незамеченным, вызвав множество перешептываний и переглядываний, но, если Венецию и волновало это хоть сколько-нибудь, она не подала виду. В ее походке не было поспешности, но Линвуд чувствовал, что она движется к какой-то цели, умело и деликатно отваживая тех, кто пытался задержать ее. Когда они оказались в холле, появился лакей с ее плащом. Линвуд помог ей надеть его, и они вышли из дома, направившись к ожидающему экипажу.

Венеция не дала возничему никаких указаний, но он, похоже, отлично знал, куда нужно ехать. Дверца закрылась, карета тронулась с места и быстро покатилась в противоположную сторону от улицы, на которой жила Венеция.