Записки грибника

Посмотрел на Никодима, передо мной сидел довольно ещё крепкий мужик, самое большое старше меня лет на десять,

— Никодим, тебе сколько лет? Годков?

— Это ты к чему спрашиваешь?

— Так сколько?

— Сорок девять, летом сполнилось.

— Ты старше меня на девять лет, хорош сынок у тебя получился бы… Ладно, хозяин, сколько мне за работу положишь? Что делать буду, ведь я в твоем деле ни чего не знаю.

— А тебе и знать не надо. — Он улыбнулся, — Я со Степаном говорил, он сказывал ты придумки разные ведаешь, да и в разговоре с тобой, уже это слышал. Почитай мы уже вместе работаем, вон тебе и деньгу отдал за неё родимую.

На этом наш разговор окончился, пришла Марфа и позвала нас ужинать. После него, остаток вечера провели за обсуждением горелки и попытки довести до ума того что я наточил. Закончилось это тем, что меня обозвали чертом косоруким и отправили спать.

На следующий день, вернувшись с утра к Степану, переговорил с ним о предложении, которое мне сделал Никодим, он в принципе его одобрил, но просил не забывать о моём обещании.

— Степан, я тебе уже давно говорил, селитру давай и начну делать, — Раз он не хотел нарезное оружие заряжаемое с казны, будет у него обычный гладкоствол, с капсюлем, как у амеров, в гражданскую. Нравиться ему шомполом шуровать, пусть наяривает, онанист несчастный. Ему прогресс предлагают, а он рогом упирается. Его пищаль слегка модернизировать и всё будет как надо.

— Сегодня будет. — Клятвенно мне пообещал, а сам глазами по сторонам водит.

— Отлично. Как получу так сразу и начну. К кузнецу со мной поедешь или я один схожу?

— Иди один, я занят. Мне завтра на службу идти.

— Ну как знаешь, пойду один.

— Иди, только оденься нормально, я то привык, а другим смотреть на тебя…

Да уж, вид конечно, был ещё тот, брезентовый плащ с капюшоном, черная вязаная шапочка на голове, и кирзовые сапоги. Джинсы забыл. Вытертые на ляжках до бела, но в отдельных местах сохранившие синий цвет. И довершал этот гардероб драный на локтях зеленый свитер, одетый на серую футболку. Хотя с другой стороны. Нормальный вид. Плащ почти на рясу похож. За тот месяц, что здесь провел, вещи ещё больше истрепались, наверно скоро перейду на местный фасон, короткие штаны в полоску, рубаху со стоячим воротом, и картуз, точно первый парень на деревне. Надо одежкой запасаться, осень в этом году выдалась теплая, даже сейчас стоял небольшой плюс, и было сухо, но скоро наступят холода…

Часть вторая.

Зима в прошлом году началась поздно. Очень долго стояла теплая погода, но все хорошее когда ни будь кончается, так было и в этот раз, в одну ночь натянуло тучи, с утра зарядил мокрый снег. Сначала сыпала мелкая крошка, после её сменили крупные хлопья. Уже к обеду город было не узнать, всё стало белым. Он сыпал целый день, а ночью ещё вдобавок и похолодало. Думал, как потом будет, грязь, слякоть, белая от соли обувь. Ничего подобного, зима пришла сразу, и последние сугробы стаяли только к середине апреля. Жизнь почти замерла, в воскресенье, да, город жил, а в будни только базар лениво шевелился. Выпавший снег, никто не вывозил ни на какие снеготаялки, его просто укатывали, утаптывали обозы да жители. Убирали его только перед домами, даже не так, просто делали проходы к воротам и калиткам. К весне это были толстенные, до метра толщиной, ледяные мостовые. И когда стало пригревать солнце, борьба с ними свелась к тому, что стали посыпать золой из печек и днем потекли черные ручьи.

Как ни странно, это сработало. Единственно, что было плохо, так это черные разводы, на сапогах. С наступлением холодов, окончательно перебрался к Никодиму, как мне показалось, Степан, даже вздохнул с облегчением. Он не говорил, но было видно, что месяц, который прожил у него, был ему в тягость. Расстались мы добрыми друзьями.

Всю зиму мы с Никодимом, трудились с утра до позднего вечера, да и не мы одни у нас трудилось ещё два человека. Первым был кузнец Данила, он оказался нормальным, трудолюбивым парнем, но с одним маленьким изъяном, великолепный исполнитель, сделает, так как на макете или рисунке указано. Один раз я даже подшутил над ним, нарисовал вмятину, а потом с тупым видом рассматривал её на готовом изделии, кто над кем посмеялся?

Вторым оказался старинный друг Никодима, дед Серафим. На самом деле дед, ему было за семьдесят, но получив один раз по загривку, перестал над ним подшучивать. На кузнеца Данилу спихнули все, что было связанно с горном, он плавил медь, бронзу. Экспериментировал по моей просьбе со сплавами, я хотел получить латунь, пока что получалось не ахти. Раскатывал на валках листы меди и покрывал их оловом, отливал краники и крутил их в барабане с песком, очищая от окалины, и доводил до ума. Я по сделанным мною шаблонам нарезал заготовки из листов меди. Никодим гнул на оправке детали и спаивал их, проводя сборку. Серафим проводил полировку, наводя блеск и лоск на наши убожества. Мы делали всего две модели, большой и маленький самовары, и выходило всего два в день, что было очень дорого, слишком много ручного труда. Одна крышка нервов выматывала больше чем котел. Всю зиму мы копили деньги, я хотел сделать пресс, примитивный самый простой, без вырубки, но чтоб можно было штамповать заготовки. Чугунное литье, массивное основание, направляющие, переменный груз. Матрица и пуансон. Канатом подумается вверх, до замка, защелкивается, кладется заготовка, дернули за веревочку… Дверка и открылась. Модель, сделанная из дерева. Работала без перебоев, посмотрим, как это будет. А ещё кузнец за зиму сделал мне маленький, рычажный пресс для меня, я попробовал на нем прессовать сначала порох, одновременно закупоривая оловянной фольгой, вроде получилась, во всяком случае, состав держался и не выпадал. Мне до сих пор не удалось сделать нормальную азотную кислоту, нужна была стеклянная посуда, а она стоила таких денег. То что получалось…Дерьмо получалось. Ну не химик я, любитель, и не могу из навоза добыть золото. Да знаю, как. Знаю из чего. А вот всякие мелочи типа колбочек пробирочек и самое главное трубочек и шлангов, вот где геморрой. Был у стекловаров, послушали, головами покивали, участливо вздохнули и сказали — что такое им ни когда не сделать. Ещё намекнули, чтоб опыты им оплатил, да за готовое, если получиться, тоже деньгу дал, вроде пустяк, копейка там, копейка здесь, а итоге на круг выходила мне одна банка в пятак. Да за такие деньги, зайца в поле пинками загоняю. Психанул ушел, двинул к другим, а у них блин, круговая порука, везде одну цену ломят. Так и прожил всю зиму в объятиях зеленой подруги державшей меня за горло. Попробовал сварить сам, по телику видел кучка того, кучка этого, ещё какая-то хрень, в и тоге получил нагоняй от Данилы и втык от Никодима, когда спалил впустую десяток тиглей, мы их всей толпой один раз в месяц месили.

С конца января, начал из дерева вырезать различные части затвора для винтовки, натурное макетирование не из глины же лепить. Объездил половину Москвы в поисках нормального кузнеца, который мне мог бы сделать ствол нужного калибра с нарезкой. Вроде нашел, сделали мне, ухари, миллиметров десять, шесть нарезов. Плохой ствол получился, кривой с не проварами и внутренний диаметр не выдержан. Какой-то чок и ли получок, что хорошо для гладко ствола, то не подходит нарезному. Ладно бы в конце, отрезал бы. Так по закону подлости в середине. Было у них ёще две попытки, обе неудачные и только самый последний выдал требуемый результат. Вот скажите мне люди и как мне было со стекловарами не лаяться. Ведь за каждый ствол, треть суммы, за материал, но отдавал, обошелся он мне в пятьдесят копеек на круг. И четыре на короткие можно попилить, обрезов понаделать. Если Данила мне испортит его, сваривая со ствольной коробкой, убью бугая и скажу что сам помер.

Вот черт, заедает, стреляная гильза не выходит из каморы, сильней тащить боюсь сломать деревянную личинку. Не выдержан размер, подточим. Приклад уже готов, если всё получиться можно будет начинать сборку и отладку механизма. Подымаем рукоять вверх, тащим на себя…

— Федор! Ты где? — Внизу послышался голос Степана, — Спускайся, я тебе подарок принес.

Я накрыл тряпкой, лежавшие на столе части и засунул под топчан остов винтовки, — Иду.

Когда спустился вниз, сияющее лицо стрельца не оставляло сомнений, он наконец то достал то что нужно.

— Я даже спрашивать не буду, что ты приволок, по твоей довольной роже, всё видно. — Поздоровался я с ним. В сенях, стоял рогожный куль, заглянув во внутрь, расплылся в улыбке. Кристально белый порошок селитры, настраивал на оптимистический лад.

— как тебе удалось?

— Какая разница? Ты просил, я принес. Давай исполняй что обещал, а то тебе каждый раз всё ни так и не эдак.

— Теперь точно сделаю.

— Когда?

— Думаю дня через три, приходи пробовать будем.

Мы посидели немного, поболтали ни о чём, потом пришли Никодим и Данила и спасли меня от стрельца. Я дал себе зарок что в следующий раз напьюсь только после того как моё ружье выстрелит. Сдав с рук на руки гостя, подхватил мешок и потащил его в свою лабораторию, так у меня назывался сарай, поставленный за огородом у самого тына. Небольшая постройка три на четыре метра, соломенная крыша, пара небольших окошек, почти похожа на баньку.

Темнело, запалив свечу (Ох как же негодовал Никодим, когда я стал жечь восковые свечки, не привык я к потемкам, прогресс всё таки балует людей, почем зря) стал осматривать свою убогую мастерскую, мага алхимика. Стол, моя гордость, лично сделал, сам. Табурет со спинкой, хотел стул, опыта не хватило, да и напильник здесь маловат, сколько не точил бревно, только табуретки получаются. Здоровенный ларь, комод, ящик, не знаю, как и назвать этого монстра, его не вынести, вокруг него строили стены (шутка) На проушинах висит угрожающего вида замок, но, даже сняв его открыть невозможно. Нужно вытащить три гвоздя, похожих на арбалетные болты, два спереди и один задний и только после этого можно поднять крышку. Под ней находятся три секции, в правой, кожаные мешочки с заготовками для капсюлей. При последнем подсчете выяснилось их там около пяти тысяч, несколько рулонов оловянной фольги, хорошо вспомнил — чистое олово боится холодов и в него добавил немного свинца. Сарай по ночам сильно выстуживается. Посередине моя немногочисленная стеклянная посуда, пяток бутылок, что-то похожее на банку и единственный стакан. Не густо. Левая сторона хранилище химикатов.

Развязал завязки заглянул во внутрь мешка. О — да, стоило напрягать Степана, белый порошок, почти чистый с легкими вкраплениями чего-то непонятного. Он ее, что с пороховой мельницы уволок? Ладно, дареному коню, под хвост не заглядывают.

Пришлось немного повозиться, пересыпая селитру в глиняные кувшины. Надо разжечь огонь, это ещё тот подвиг, самое главное не подставлять пальцы, а то сбитые костяшки долго заживают. Трут сунуть в пук соломы и дуть до посинения, когда займется подложить немного щепок и только после всего этого, полноценные дрова. Но я пользовался спиртом, в жаровне лежали угли, поливал их и пихал горящую растопку, один раз переборщил, хорошо морда далече была, а то Степану был бы родным братом. Уложить поверху решетку, поставить сверху котелок с водой в него второй и на водяной бане плавить воск. Не забыть только, изредка подкачивать воздух в надутый мех, на нем лежал камень, и под его тяжестью создавалось давление, получалась почти газовая плита, только на углях. Минут за десять вода закипела и содержимое начало плавиться. Я тем временем нарезал на куски тряпку, деревянные крышки были готовы, накрываем материей, придавливаем и заливаем воском, когда осталось упаковать последний, мне в голову пришла идиотская мысль, а что если…

Огляделся вокруг… нету. Придется возвращаться в дом. Взял свою чудо печку, вынес на улицу и прикрыв за собой дверь пошел клянчить у Никодима, даже не у него, у Марфы, вату.

Забрел как-то, искал, уже не помню чего, на хозяйскую половину дома, а она там что-то шила. Так я и углядел…

— Марфа Никитовна, — Позвал я с порога, — Марфа Никитовна!

— Чего кричишь ирод? — Она вышла из-за занавески, руки у неё были в муке. — Случилось чего?

Вот вредная бабка, чуть что, — ' Помоги соколик, старухе', не угодишь того гляди иудой станешь, за ней не заржавеет.

— Вата мне нужна. Немного, горсточку. — И я показал размер, со средненький такой арбуз, килограммов на пять, а что, проси больше всего на… пошлют.

— Морда не треснет?

— Не — е…

— Ты видишь занятая, я, — Она выставила грязные руки, — не до тебя, позжей приходи, иди, иди, — И меня выставили прочь. Уже уходя расслышал вопрос, — А зачем тебе она?

'А зачем мне она?'

Ответил честно, почти. — Хочу одну штуку попробовать, так мне вата нужна.

— Всё игрушки играешь? А мох тебе не подойдет?

Я начал ей отвечать и тут меня стукнуло.

'В сорок первом когда немцы перли на Москву, жутким дефицитом была взрывчатка и стали делать торфяные мины, противотанковые, торф, селитра и обычный взрыватель, единственно чего это ВВ боится влаги'

— Нет, вата нужна, так я приду попозже?

— Приходи. — Услышал через закрытую дверь. Остановился на крыльце, перебирая в голове всплывшие факты, только сухие факты, рецепта не было, чего и сколько не знал, да и в былые времена не задумывался о такой экзотике.

Хорошо как на улице, тихо, почти, если бы соседский барбос не гавкал. С неба падают редкие снежинки, к вечеру немного подморозило, когда шел к мастерской под ногами хрустели льдинки редких лужиц. Вот тебе и март, с утра одно, днём другое, а в ночь третье. Утром выглянет солнце, всё растает и потечет… Потечет.

Развернулся на пол дороге и в потемках побрел в лабораторию, забыл закрыть сундук, с сокровищами. Пришедшая в голову идея требовала проверки. ' Торф, нужен сухой торф. Его нужно перемолоть… Что такое селитра, это кислород, к нему примешиваем… Мох! Точно, надо у Никодима спросить… Ой, да мне нужен всего чуток, можно и из щелей понадергать. Молоть чем? Кофемолка тю-тю. Тогда возьмем бочонок, обобьем внутри кожей, Дед, мне понаделает бронзовых шариков, закидываем всё внутрь и крутим. Должно сработать'

Подняв голову и осмотревшись вокруг, обнаружил себя державшимся за ручку сарая. 'Автопилот, истинный помощник и друг алкашей и других творческих людей' Потянув на себя открыл и… Отскочил в перепуге назад от метнувшейся тени, не удержавшись на ногах со всего размаху сел задницей в лужу. Матюгась, выбрался из неё. То ли крыса, то ли хорёк. Закрыв всё что было нужно, побрел спать. Все мысли о возвышенном свелись к одной, — 'как же мокро и противно', а самое поганое, что сразу все стало мерзнуть.

Наутро проснулся с головной болью и заложенным носом, в глотке першило. Когда пришел завтракать, Марфа углядев это, раскудахталась как курица. Меня моментально напоили горячим молоком с медом и отправили обратно, наказав одеться потеплей, и не вылезать из кровати. У — у, тоска зеленая, книг нет, компа нет, ничего нет. Да ещё через каждый час приходит Никодим с участливым видом входит клетушку, смотрит на мой распухший нос и, покачав головой уходит. После третьего посещения, я не выдержал, — Ты чего ходишь и молчишь? Случилось что?

Того что он мне поведал, хватило чтоб встать и заставить себя думать. Степан, вчера на рынке видел самовар похожий, почти как наш, приценился, он стоил на две копейки дешевле нашего. Кто на продажу выставил узнать не удалось, купчина мялся, врал как сивый мерин. Говорил что привезено издалека, вещь заморская. Я только улыбался на рассказ стрельца.

Вот и конкуренты зашевелились, долго же они тянули. Была у нас пара ходоков, всё пытались в мастерскую пробраться, их быстро отшили и когда буквально на следующий день пришел парнишка наниматься в ученики, его взяли в оборот. А что, самая нормальная дедовщина. Снег со двора прибрать, печь в доме почистить, скотину обиходить, напоить там, накормить, да мало ли каких работ по усадьбе… Месяц он у нас так батрачил, а потом исчез. Ну да бог с ним. Я его потом видел в городе, был по делам и углядел, в лавке торгующей всякой всячиной. Переговорил с нищими на паперти ближайшей церкви, они мне и поведали. Мальчонку этого, звали, как и меня, Федором, а у нас он обозвался Иваном. Отец его мастер по железу работает, лавку они открыли с год назад, выкупив её у вдовы. Так вот покойный был медником и помер вроде как бы случайно, прошлой зимой поскользнулся на льду и приложился головушкой, на месте душу богу и отдал. А зовут этого конкурента Михаил сын Силантия. Когда в другой раз в той стороне был, заглянул ненароком, поговорил с ним, худощавый, по возрасту лет около тридцати, ниже меня на пол головы. Весёлый, улыбчивый, а глаза мертвые, пустые. Поговорили с ним вроде не о чем, о погоде, о природе и видах на урожай, только вот зачем он за мной слежку послал…

Я этого деятеля на первом же повороте засек, на втором убедился, а на третьем…

Уж больно место удобное было, сгоревшая заброшенная усадьба, пролом в заборе, кинжал у горла…

Ничего интересного он не сказал, но мне больше и не надо было. Только кто послал. Как я и предполагал, мой бывший собеседник, а этого бедолагу подрядившегося за полушку проводить меня до дома, пинками прогнал прочь.

Вот ещё одна забота на мою голову, почему-то кажется, что нам надо среди родственников ещё людей искать, да по ночам охрану ставить. Не ровен час, беда приключиться и сразу, как только мы начнем делать много, дешевых самоваров, испытания пресса, кстати, прошло удачно, и часть деталей можно было просто штамповать, исключив полностью ручную выколотку, только правка. Никодим сначала ворчал, но потом когда я за час сделал пять крышек, смирился с грохотом. Мы были готовы увеличить выход продукции, если не в четыре раза, то в два раза точно, но тогда нас сожгут, спалят к едреней фене.

Мы втроем сейчас делали десять штук в неделю. Если увеличим выпуск, сможем скинуть цену до минимума и этим придушить конкурента.

— Никодим, знаю я, чей это самовар видел Степан. Помнишь, у нас ученик появился?

— Тезка твой? Как же помню, только до сих пор не пойму, зачем ты его батрачить заставил, вместо того чтоб ремеслу учить? Вот он и сбежал, — И укоризненно покачал головой. — Обидел сироту.

'Вот уж Русь Матушка, всяких юродивых, по которым психушка плачет, привечает и ласкает. 'Сироты' убогие табунами ходят, погорельцев не меряно. Приходя в воскресенье в церковь на службу, сталкивался с одним и тем же чувством, стоит мне закрыть глаза и кажется, что услышу родной голос,

— ' Звиняйте, люди добрые, шо мы обращаемся к вам, мы сами не местные у нас случилось великое горе, сгорел наш дом, в одночасье лишились мы крова над головой, украли кошелек, потеряли мы совесть, стыд и всякое остальное и если вы простодушные лохи, начнете пихать нам свои деньги, мы не будем от них отказываться, а возьмем на себя ваш грех…''

— Он такой же сирота как мы с тобой, не далее как месяц назад разговаривал с его папашей, живёхонький такой мужичок и даже помирать не думал. А чтоб ты знал, зовут моего 'тезку' Иваном сын Михаила и есть у них лавка, в которой они продают всякую посуду из железа и меди. А что Степан про того купца говорил?

— А… Не наш, не Московский, приблуда Тверская. — Махнув рукой, взялся за бороду, сжав её в кулак, изредка потихоньку подергивая. Он всегда так делал, когда находился в глубокой задумчивости. Я, молча, ждал результата его размышлений, может чего и посоветует. На конец он очнулся, и посмотрел на меня, — Есть на примете, пара людишек, стрельцы, правда у одного ноги нет, а второму кисть татарва срубила, но мужики крепкие.

— И на кой ляд нам эти инвалиды нужны?

— На тот, один моей тетки по отцу, сын, а второй Серафима дружок. Воинское дело знают, первый на деревяшке скачет, и другой на голову не жалуется.

— А с вином у них как? — Я хлопнул себя по горлу ладонью. — Пропьют нас за милую душу.

— С этим как все, не усердствуют.

— А лет им сколько?

— Племяшу третий десяток пошел, его Сидор зовут, а Силантий, лет на пятнадцать старше меня, будет.

— Это Сидор на костыле шкандыбает?

— Вот не знал бы тебя, подумал что ругаешься. — Улыбнулся в бороду, — но кажется, понял. Было это с пяток лет тому назад. Как раз с ляхами бились, ему пуля вот сюда попала, — Ткнул пальцем в икру, — вырвала кусок мяса. Вокруг сражение идет, он тряпицей примотал, чтоб кровью не истечь, да опять в строй, так до вечера и простоял. Отбились. А на следующий день, ему ногу по колено и оттяпали лекари, вокруг раны всё почернело и завоняло, ну и… Он сначала горевал, а потом даже радоваться начал, с той битвы лишь каждый второй живым вышел, а целым один из пяти.

А вот Силантий тоже везунчик, с его полусотни он один остался, кто от ран помер, кто от старости, ежели в баню с ним пойдешь, на его шкуре можно найти все походы стрельцов московских за последние пятьдесят лет.

— Подожди, а когда он руки лишился?

— Ему тогда было чуток поменьше чем Сидору.

— Хочешь сказать, что калека ходил…

— Ты ему об этом не скажи, обидится, он и одной рукой управляется, так, что тебе и не снилось. А что битва, ему сделали перчатку с кинжалом, он её ремешками кожаными подвязывал, а в другой руке сабля. — Заметил недоверчивое выражение моего лица, — А что я тебе его хвалю, на завтра позову, придут, вот тогда и посмотришь.

— Ну, тебе видней. — Тут я помолчал, потом продолжил, — Что у тебя с деньгами?

Это надо было видеть. Сначала открыл рот, чтоб спросить зачем, потом в глазах мелькнула искорка понимания, рот беззвучно захлопнулся, брови приподнялись, так что на середине лба собрались морщинки. Он обреченно вздохнул, и зачем-то кивнув, молча, смотрел на меня.

— Никодим, с твоего лица можно писать икону — страдания иудея. Дай мне в займы три рубля, во как надо, — Я провел ребром по горлу.

— Снова на всякую всячину тратить будешь? А я ещё в приказ поместное не платил и за тебя кстати тоже.

— Никодим, если всё что надо, получиться, ты потом свои подати будешь отдавать одной левой, не спрашивая сколько.

— И что на этот раз?

— завтра опять пойду к стекловаром, буду с ними договариваться.

— Ежели так, сходи на подворье к Митричу, он тебя сведет с нужными людьми из пушкарского приказа…

— Я тебе уже говорил и не один раз, в кабалу к царю идти не хочу, если не получится, мне по гроб жизни не расплатиться.

— А я, стало быть, тебе дай деньгу? Вынь да положи?

— На тебя работаю, и ты мне просто половину не будешь отдавать, пока долг не возьмешь.

— Сдается, что в прошлый раз я не к тем людям обратился, тут поспрашивал, мне сказали в монастыре разузнать. Говорят, хорошие вещи делают.

— Ну-ну, пошлют тебя, куда подальше… Ладно, сейчас принесу.

По уговору все, что мы получали от продажи, делилось довольно честно, откладывали часть денег на материал, а оставшиеся, Даниле и Серафиму по десять процентов, мне тридцать и Никодиму, как хозяину пятьдесят. Ему ещё налоги платить. Почему так, да потому что они пришли со своими инструментами и приспособами.

Спустив ноги с кровати, обул валенки, закутался в одеяло и побрел в дом. Молоко с медом это вкусно, но за этими разговорами, я захотел есть…

Удачно сходил, мне перепал кусок рыбного пирога, большая миска клюквенного киселя и кружка горячего чая. Правда за мёд пришлось 'вилять хвостом' и всячески подлизываться, зато дали ещё кусок хлеба. Пока это всё уплетал, Никодим принес деньги, положил передо мной на стол, — Я бы такого работника как ты, в коленках удавил бы.

У меня кусок чуть изо рта не выпал, — Это за что такие ласки?

— Жрешь много. — И добавил, усмехаясь, — Мёда.

Ну да, когда в доме собирается двое сладкоежек, — А сам-то… Марфа Никитична, скажи ему, что он на больного человека наговаривает?

— Оба хороши. Федя, посмотри потом рукомойник, что-то он подтекать начал.

Это чудо сантехники, было сделано по образцу и подобию того что было куплено в магазине 'Дачник' верой и правдой честно отслужившее свои пять лет которые мне понадобились на строительство водопровода. (Сначала мне надоело таскать воду из колодца) Прямое основание, емкость полукруглая в плане и краник, влезало в него двадцать литров воды.

Этот был сделан на порядок больше и литраж, на глазок выходил за сороковку. Мне осталось только кивнуть и угукнуть, так как жевал в этот момент.

После того как покушал, посидел маленько, по блаженствовал в тепле, а нельзя расслабляться, пора и поработать. Осмотр занял пять минут, так и знал, пайка слабовата, кран всё время дергают туда, сюда вот он по шву и потёк.

Подставил ведро, пока вода вытекала пошел за инструментом, застал своих подельников на месте преступления, они додумались закладывать по три листа в форму, веса не хватило чтоб продавить и они не придумали ничего другого, как его увеличить и переборщили, произошла частичная запрессовка, листы ведь были луженые, вот они от удара и спаялись. Когда пришел, они как раз отдирали один лист, порядком изуродовав его, да и двум другим тоже пришла хана. Посоветовал, не мудрить, а лучше подумать, как приспособить сюда пару шестеренок и больших колес, чтоб легче было поднимать груз. Меня послали, я ушел. Когда вернулся обратно и положил на верстак рукомойник, они бросили заниматься ерундой и собрались вокруг. Кто сказал, что Советы появились в семнадцатом году? Россия всегда была страной Советов. Течет вода, горит огонь и работают другие, первые двое молчат, а с третьим можно поговорить, дать рекомендации, услышать в ответ резюме о своих умственных способностях, близкой и дальней родне, кто с кем, когда, вступал в половые отношения и имеет ли отношение к зоофелии. После бурных обсуждений. Проблема была решена просто и кардинально, меня выгнали со словами, — 'болеешь, иди болей дальше' А мне проще, баба с воза мужику легче.

Уже на выходе вспомнил об одной вещи, — Данила! — Позвал кузнеца, — ты мне сделал, что я просил? Сегодня третий день пошел.

— Так, это… — Он замялся.

— Испортил что ли? Я тебя зашибу, бугая чер…

— Не. Сделал, тока она у меня дома в кузне осталась.

— А чего не принес?

— Так остыть должна была, а потом забыл, про неё, младший ногу подвернул, а старшая порезалась. Вот те крест, — Он перекрестился, — Завтра принесу.

Мне стало стыдно, с какого-то перепугу напал на человека, — Данила, ты это, извини. — Попросив прощения, побрел к себе.

Уже ложась на кровать, обнаружил пропажу одеяла, идти за ним было лень, вытащил кусок плотной материи, не знаю чем это было раньше но я его использовал как покрывало, накрылся им. Постепенно согрелся, мысли в голове бродили ленивые, в какой-то момент обнаружил что через оградку у меня прыгают веселые паровозики из Ромашкова, приговаривая, — Вечно ты всё раскидываешь, а я собирай за тобой, — потом он плюхнулся на меня, дыхнул в нос теплым воздухом и согрел ласковым теплом… И я уснул. Снилась какая-то ерунда, начальник, требующий отчет и грозящий карами неземными, потом его сменила моя супруга со словами, — Не ври. Ты мне всё время врешь, лжешь самым наглым образом, у тебя даже уши покраснели.

А я чувствовал что мне на самом деле жарко, душно, рубаха расплавилась и прилипла к телу. Потом меня окатила волна прохладного воздуха. Нет, нежного, он погладил мои мокрые от пота волосы, промокнул воспаленный лоб, от его прикосновения мне стало спокойно на душе…

Проснувшись на следующее утро, я с удивлением обнаружил что, здоров. Но одежду пришлось сменить, она пахла, воняла, так что казалось, будто недели две не мылся. Похоже, вышла вся дурь. Меня слегка пошатывало, от слабости, держась за стенку, спустился вниз и побрел к дому. Солнце уже взошло, куч снега не было, как и луж, орали вездесущие воробьи, квохтали куры, раскапывая землю, барбос уныло вылез из будки, зевнул, обнажив белоснежные клыки и звякнув цепью, вернулся обратно. Я вошел в дом, там аппетитно пахло пирожками, свежим хлебом и гречневой кашей. У меня вдруг судорогой скрутило живот, было такое чувство, что он начал переваривать сам себя, так захотелось есть. За дверью о чем-то разговаривали Никодим, Марфа и какая-то женщина, когда я переступил порог, в комнате наступила звенящая тишина, они все трое смотрели на меня с каким-то испугом. А прошел к столу, сел на лавку, и спросил, — Марфа Никитовна, а можно и мне каши с молочком?

Она медленно отошла к печке, позвенела посудой и вернувшись поставила передо мной миску и положила ложку. Я налил молока, и с жадностью, удивившей меня, стал жрать.

Тут Никодим вышел из ступора, — Ты как себя чувствуешь?

— Мамально, — Прожевав повторил, — Нормально, только проголодался немного.

— Ты это, не торопись, нельзя тебе сейчас много.

— Это с чего? По-твоему миска каши это много?

— Для тебя, да.

— Феденька, — Меня так Марфа называла только когда хотела сказать какую ни будь гадость, но тон был… Тон был участливый, — Мы уже хотели батюшку приглашать…

— Погодь, Марфа. — И обращаясь ко мне, спросил, — Ты по улице шел ничего необычного не видел?

— А что я там должен был увидеть, всё как обычно. Вы чего темните? — И тут до меня стало доходить, земля, куры в ней копаются, солнце теплое светит. Ложка выпала из ослабевшей руки, челюсть отвисла…

— Уймись Никодим, чего парня пугаешь.

— А чего его пугать, три седмицы в беспамятстве отлежал.

— Сколько? — Я прижал руки к лицу и почувствовал под ладонями отросшую бороду, а ведь я всегда брился, каждый утро.

— Да, именно столько, вот и Агрипина — лекарка подтвердит. Агрипа, ты что молчишь?

Молодая женщина, смущенно покраснела и кивнула головой, — Я уже думала, что и не выхожу вас. Вы в жару метались. С кем-то ругались, кого-то звали, пытались куда-то идти, хорошо хоть отвары пили.

— Все три недели, седмицы то есть?

Она кивнула головой.

— Тебя хватились на следующее утро, когда Данила притащил твою железку. Я поднялся а ты в бреду мечешься, весь потный, позвал Марфу, а к вечеру и её вызвали. Да не смотри на неё так, — Он заметил мой взгляд устремленный на лекарку, — Агрипина, баба справная, вон и тебя на ноги поставила. Многие из стрельцов ей жизнью обязаны, да только не все добро упомнят.

В общем засмущал он её, она резко встала и, пробормотав, — Ну мне пора, — пошла на выход. По дороге её перехватила Марфа и утащила занавеску.

— Никодим, перестань сверлить меня глазами, дырку протрешь. — Зачерпнув ложкой кашу, отправил в рот и стал медленно жевать.

— Напугал ты нас со старухой, я уже грешным делом подумал, что ты, не жилец.

— Так она, что так все три недели, тьфу, седмицы со мной и просидела?

— Нужен ты ей, девка с тобой сидела.

— Так я про неё и спрашиваю, а ты про кого подумал?

— Кобель ты, Федька.

— Это с чего ты так надумал?

— Ты вон ложку с трудом держишь, а туда же на баб засматриваешься.

— Сам ты кобель, я спросил, чтоб узнать, как потом отблагодарить, а у тебя седина в бороду, бес в ребро.

— Когда ты ей во след смотрел, у тебя глаза масляные стали и улыбка как у юродивого. Только слюней не было, ты жевал в это время.

— Тьфу, на тебя, два раза. Потом ещё, тьфу.

Он заржал в ответ, поднявшись, проходя мимо, слегка хлопнул по плечу, — Поешь, иди, отдохни, по себе знаю… — И вышел из комнаты. Так что свой завтрак я доедал в гордом одиночестве, попытался прислушаться к тихим голосам звучавшим за занавеской, но поняв что ничего не понимаю, решил и не стараться. Последняя ложка, уф, всё, доел. Допив остатки молока, почувствовал, как мне стало вдруг тяжело, я подпер щеку рукой и на секундочку закрыл глаза.

Проснулся поздним вечером у себя на кровати, раздет до исподнего, накрыт одеялом. По телу гуляет слабость, как будто выгрузил пару вагонов угля, голова ясная, не было той затуманенности, что с утра присутствовала. Вспомнилось всё и сразу. Я лежал и смотрел в низкий потолок. Шевелиться было лень. Рядом раздалось шуршание, вздрогнув, резко повернулся, одновременно откатываясь к стене.

'Вот черт, так и заикой можно остаться'

Рядом с кроватью на моем табурете со спинкой сидела Агрипина и молча, смотрела на меня своими ярко зелеными глазами, ещё подумалось что у людей не бывает таких… Ан нет, бывает… Сидит и смотрит. А меня подпирает, надо навестить заветный номер люкс.

— Отвернулась бы, — Довольно грубо сказал ей, — мне одеться надо.

— Одевайся, — А сама и не думает отворачиваться, — Думаешь, я тебя за эти седмицы не разглядела?

— А ты точно лекарка?

В ответ была милая улыбка. — Эх вы, мужики, сколько же в вас спеси… Всё бы вам свое, я, показать. Скольких за свой век повидала… Пока в дерьме и грязи, в лужах крови валяетесь, такие ласковые и добрые, а как от жопы отлегло. Так сразу себя, показать норовите. Ты думаешь, кто за тобой ходил все эти дни? Бабка старая?

Если честно. От тона сказанного и слов, хотелось встать по стойке смирно, встать на колено и поцеловать руку. И сделать это всё одновременно. Работа у сиделок не самая благодарная, а ждать благодарности… Ну и свинья же ты Федор, большая, толстая. Жирная.

— Извини… те. — Пробормотал и залился краской по самые уши, меня так, в двух словах ещё ни разу не отчитывали, но было даже не обидно, а очень стыдно.

С той же улыбкой, кивнула, — Да чего уж там. Вы по другому не можете, я зашла сказать, что сегодня вставать не надо, тащить вас сюда нелегко было. Лестницы узкие, наверно пока мужики несли, головой стукнули…

— Агрипина. Я уже извинился.

— Я ещё не остыла. Давай уж, собирайся, провожу тебя, пока в постель не наделал, — Встала и пошла, на миг оглянулась и, кусая губы, спросила, — А кто такая Арина? Звали её, ругались с ней…

Я как раз собрался откинуть одеяло, опустить ноги на пол, но так и замер на месте. Таким не врут, не солгал и я, — Это моя жена, она осталась очень далеко отсюда и мы больше никогда с ней не увидимся.

— Все вы так говорите, — И вышла прочь.

Пожав плечами, оделся и спустился по лестнице вниз.

Вернувшись обратно, обнаружил на столе в комнате, кружку с каким-то отваром и кувшин с водой. Понюхал, пахло разнотравьем, — ' Злые вы все'

Выпил, сел на табурет, отодвинув в сторону посуду, потянулся к шкатулке достать свои рисунки. Запалил вторую свечку, переставил подсвечник, чтоб светил предо мной. Склонился над рисунком.

Но линии стали расплываться и задув свет, в потемках разделся и лег спать.

***

С той поры миновал месяц, много было сделано за это время, на многое его не хватало. Я провел свой опыт, кусок ваты, отлежавший в селитре все эти недели, пока болел, был подожжен и сгорел, не дав вспышку. А вот перемолотый в пыль торф и селитра с капелькой серы, дали предсказанный результат, закопанный в ближайшем леске кувшин, взорвался, распугав окрестное вороньё и оставив после себя небольшую воронку. ' Мины сделать что ли, противопехотные? А почему бы и нет, эта смесь, запал из капсюля пружина и пара растяжек, может мину лягушку сделать?'

Я добрался до стекловаров, отдал бешеные деньги и мне сделали всё. Три больших емкости, каждая на два литра, трубки пять штук по полметра, стеклянные пробки и пару банок с широким горлышком. На обратном пути мне на глаза попался воз, доверху набитый глиняной посудой, в одном из кувшинов было неуловимо знакомое очертание. Догнав повозку, разговорился с мужиком, он оказался гончаром. В общем, я отдал ему копейку задатка и через неделю забрал то, что мне было нужно и полмешка сухой перетертой в порошок глины. Установка для сухой перегонки древесины. Я такого не делал ни разу, но если получиться смогу получить ацетон, какой будет выход? Не знаю. Опыты, эксперименты, работа. Иной раз до кровати добирался и падал без сил… На следующий день всё начиналось по новой…

— Данила, всё сделано хорошо, только вот закраины внутри, их надо убирать и чем прикажешь это сделать? — И показал ему восковой слепок внутренней части, каморы. На ней отпечатался четкий след, небольшой, всего с миллиметр, но стрелять нельзя.

— Нужна развертка, длинная с локоть с обратной стороны четырех угольник, за него крутить будем. — Взял свою рисовальную доску и углем набросал рисунок. — Данила, сможешь сделать?

Он покрутил в руках схему, — Можно, откую такую, на горячей сделаю насечки и квадрат, заточить будет трудно. У тебя здесь эвон как мудрено.

— По-другому нельзя, эти острые грани, как раз и будут снимать излишек, вставляем, начинаем крутить, и одновременно надавливаем. Получиться очень ровно, так напильником не сделаешь, а здесь как раз и нужна чистота.

— Пойду пробовать, — Забрав рисунок, ушел.

'Проблема привычного инструмента, к которому привык, встала особенно остро, когда мы столкнулись с нарезкой листов прокатной меди. Пассатижи, надфили, наждачная бумага, ножницы по металлу. Покупать на стороне готовое, да не было их здесь, а то, что было, было не лучшего качества, такое мог изготовить и Данила. А хорошее стоило таких денег… Как же я благодарил бога, за свое неуемное любопытство, на одном из сайтов, посвященных ножам, видел картинку по выплавке булата. Посмотрел и забыл, а ведь это первый сплав освоенный людьми. Всех делов, чугун и мягкое железо, плавят в тигле, пока не забулькает, там такой момент был, развесовка. Я её не помнил, но Данила опытным путем подобрал состав. Так мы получили довольно посредственную инструментальную сталь. Ножи, из неё действительно имели знаменитый рисунок, вот и ковался из неё, потихоньку разный инструмент. Когда были сделаны первые ножницы, восторгу обоих не было предела. Закрепленные одной стороной в чурбаке, высотой по пояс, приделанный небольшой столик, чтоб разворачивать заготовки, длинная ручка, миллиметровый лист резался без усилий, а когда полоса в сантиметр распалась на две части, я грешным делом подумал, что их хватит удар. Пришлось утихомирить восторги, взяв с них слово — молчать и никому не показывать. Может, кто и делает лучше… А потом по восковой модели, он сделал примитивные плоскогубцы, Никодим отнял, через пять дней, после того как я похвастался. Надфили и напильники поставили на поток после того как Данила уже по собственному почину сделал матрицу, накладываешь на разогретую деталь, два удара и готово. А вот с тисками, пока не получалось, известная мне схема требовала железный винт, выполненный на токарном станке, а та резьба которую видел, не подходила, здесь нужна прямая чтоб при усилии не закусывала гайку, поэтому они оставались клиновыми'

Взяв в руки инструмент, склонился над зажатой между губками тисков, деталью. Выталкиватель стреляной гильзы.

Если будет работоспособна, у меня получиться магазинная винтовка на пять патронов. Плоская пружина из нашей стали уже выдержала, хрен знает, сколько циклов и не сломалась, я приспособил её вечером к потолочной от которой шел привод на шлифовальный станок деда Серафима, он даже и не заметил разницы в прилагаемом усилии. А я провел испытание, вторую неделю она сжимается и разжимается. Хотя сегодня утром, заметил его взгляд направленный верх. Обычно раз в несколько дней, сухая лесина, играющая роль возвратной пружины, менялась, она либо ломалась, или теряла упругость, кожаный ремешок провисал и начинал проскальзывать по шкиву…

Последние дни, апреля, самые — самые, когда меня спрашивали, когда родился, я говорил что последний день Апреля. И следовал вопрос тридцать первого? До этой даты остался всего один день и мне стукнет сорок один или сколько? На самом деле, какой у меня возраст? В плюс считать или в минус? Сегодняшний день был ветреным и хмурым, с запада натянуло дождевые облака, к обеду пошел мелкий дождик. Открыв оба оконца, чтоб продувало насквозь, расставил свои банки склянки, собрал перегонный агрегат. С богом, перекрестился и поставил заполненную емкость, на чугунную доску, лежавшую на жаровне, присыпал песком, начал потихоньку нагревать. В последний раз осмотрелся, лед, вода на месте, лишнее убрано, корзина с песком тут же. Всё пошла реакция, отступать поздно, как говориться с высоким пафосом, победа или смерть. На этапе подготовки встала проблема, измерения плотности, нужен был ареометр. Отрезал кусок трубки, запаял одну сторону, положил внутрь кусок свинца, и так же запаял, потом нагрел и чуть заузил. Опустил в ведро с водой, поставил риску. Промерил кислоту, поставил вторую метку. Они были на разном расстоянии, получив две точки, замерил свой самогон, вот и всё что я мог измерить. Всё хватит отвлекаться, процесс начался.

Приблизительно через час всё закончилось. В приемнике плескалось жидкость, цвет не разглядишь, но запах похожий, могу и ошибиться, несмотря на открытые окна и сквозняк, воняло, будь здоров. Осторожно подложил льда обложив банку, потрогал её рукой, ещё теплая. Пока остывала моя бормотуха, вынес жаровню, поставил на землю под накрапывающий дождь, подумал, зачерпнув воды из стоящей у двери кадушки, залил, потушив тлеющие угли.

Вернувшись обратно, достал вату, вздохнул, качество у неё ещё то, серого цвета с шелухой, и вкраплением семян, очесок какой-то. Надо искать чистую. Надергав из пучка более-менее нормальную, скатал в шарики, прихватив пинцетом, погрузил в полученную кислоту. Прождал минут пять, вытащил и опустил в банку с дистиллированной водой, промыл, сменил воду, опять промыл, отжал и оставил сушиться. Пока сохло, разобрал свою 'установку' промыл и убрал до следующего раза. Что-то я нанюхался сегодня этой дряни, хоть и была примитивная вытяжка, но надо думать над чем-то более действенным, может вытяжной шкаф построить? Ага, и к заднице крыльчатку приделать, чтоб тянула. Достал свою великую драгоценность, склянку со ртутью. Если присмотреться, в ней даже можно рассмотреть очертания моего швейцарского ножа на который сменял. Вот жлоб, этот ювелир, или золото или серебро, а ваши медяки можете засунуть куда поглубже. Разошлись по весу, баш на баш. Я смотрел, как он свободно обращается с ней и у меня вставали волосы дыбом. В детстве, доигрался с этими блестящими шариками, три дня жесточайшей диареи с кровью, враз вбили в голову уважение к этому красивому, но смертельно опасному металлу.

— Что, пан Федор? Начнем? — спросил сам себя вслух. А чего откладывать, всё есть, даже примитивный вакуумный насос был. Поехали. Отлил кислоты и задумался… Мне нужно подогревать смесь на водяной бане, а я зачем-то затушил жаровню. Пошел разжигать её заново, потом накачивал воздух для горелки. Пока грелась вода, вспоминал все моменты реакции и последовательность действий, ещё раз проверил, всё ли есть. Ну, всё, пора только руки потянулись к ртути, взгляд упал на тлеющие угли. Пришлось отключать и заново выносить во двор свою плитку.

При реакции получаются нехорошие пары, и при соприкосновении с открытым огнем могло бабахнуть — тьфу, тьфу, вовремя вспомнил. Весов не было, поэтому ртуть была отмерена железной ложкой, специально сделанной для этих целей, и влита в кислоту. Переставил банку на водяную баню для подогрева, во вторую влил нужное количество своего спирта. Как только появились первые признаки реакции, прикрыл крышкой и оставил до полного растворения, которое должно занять часа три. Огляделся, вокруг, вроде ничего не должно никуда попасть или само упасть. Забрал кусок ваты и ушел к себе, не забыв запереть дверь на замок.

— Что ты бледно выглядишь, — Встретил меня Никодим.

— Не обращай внимания, нанюхался всякой дряни, сейчас подышу свежим воздухом и все пройдет. Двинься, — Когда он пододвинулся, сел рядом с ним на лавку, откинулся к стене и прикрыл глаза.

— Ох, доведет тебя до ручки, твоя отрава, я тут мимо проходил, так из оконца смердело как с помойки, тухлятиной какой-то.

— Слава богу, этим не часто заниматься надо будет, за один раз сотен на восемь патронов выйдет, может меньше. Надо будет пробовать, сколько закладывать внутрь капсюля. Данила здесь?

— Нет, ушел домой обедать.

Повернув голову к нему, открыл глаза и посмотрел на него. — А что уже обед?

— Да. Иди, Марфа там лапши сварила с курой.

При упоминании о еде в животе заквакало, — Пойду, умоюсь, а потом и есть пойду.

'По началу реакции, кислота удалась. Завтра надо будет собирать второй перегонный аппарат, для перегонки дров. Вот теперь ещё дрова пилить'

Умывшись, добрался до дома, где благополучно расправился с лапшой, куском курника и кружкой молока. По возвращению в мастерскую столкнулся с кузнецом, — Ты меня искал?

— Да, хотел спросить — что там с моими игрушками? — В свое время, попросил наделать сверл и сделать маленькую зенковку, выдал с десяток чашек для капсюлей, для размера, объяснив, что должны входить туго и не выпадать, но самое главное, он должен был сделать это всё аккуратно, иначе при запрессовке можно было получить холостой выстрел. Через неделю он принес первые образцы, я их забраковал, они были все разные из пяти штук ни один не подошел. Одни больше, другие меньше. Данила обиделся, а я посоветовал ему, изменить форму и момент изготовления, ковать пластину, а потом закручивать в спираль, ему это показалось интересным. Обещал попробовать.

— Сделал?

— Пошли пробовать.

С момента появления у нас двух новых людей прошел месяц, и они как-то органично вписались в нашу команду, единственное отличие было в том, что они получали за свою работу, деньги раз в две недели. Сидор, тот даже задерживался иногда, сначала присматривался, а потом стал полноценно работать в мастерской, постепенно заменив меня на раскрое заготовок. Так что, очень скоро охрану составил один единственный Силантий. Колоритная личность, ростом выше меня на голову, на лице шрам, разваливший правую бровь надвое, отчего его бородатое лицо имело ироничный вид, его осталось нарядить в кожу и посадить на плечо попугая, кричащего, — 'Пиастры'. Получится вылитый флибустьер, гроза морей. Надо ему сделать пару пистолетов для полноты картины.

— Федор! Монах затворник, как дела? — Поздоровался со мной Сидор.

— Ты меня, в следующий раз как обзовешь? Колдуном чернокнижником?

— Серой от тебя не воняет, — Заглянул за спину, — Хвоста нет, копыт тоже, на счет рогов не знаю, под шапкой не видать.

— Балаболка ты Сидор.

— Сам такой, кто обещал новую форму придумать? Пока ты там своими игрищами занимаешься, я тут покумекал — Он вытащил из-за спины, спаянную на живую нитку, заготовку в форме конуса.

Я осмотрел её, единственно чего мне не понравилось, так это то, что слишком узко было внизу, слишком шаткая конструкция получается. Указав на недостатки, оставил его чесать вихрастый затылок, а сам пошел к кузнецу.

Тот уже приготовил сверла, выложив их на верстак, там же лежал коловорот, и медная пластинка миллиметров пять толщиной. Осмотрев, стал пробовать, заточка была хорошая. Просверлив, по пять отверстий, разложил испытуемые образцы в рядок. Первое, дрянь, колпачок в него просто провалился, а вот последующие четыре дали тот результат которого я ждал. Они входили туго и не выпадали.

— Хорошо, вот эти меня устроят, — Я сдвинул в бок удачные образцы, — А вот этим тебе надо будет сделать ровную полосу и просверлить им ряд ровных отверстий. Это тоже должно быть сделано очень аккуратно. — Это было приспособление, для запрессовки и запечатывания взрывчатого состава в капсюль.

— Когда сможешь сделать?

— Какой длины и ширины, и с каким шагом сверлить?

— П — фу, — выдохнул я воздух, лихорадочно вспоминая сделанного им монстра, рычажного пресса. — Делай, так как считаешь нужным, — нашел я гениальный ход.

И получил кучу не менее гениальных вопросов, — Для чего оно надо? зачем такая точность?

— Данила, ты вроде бы русский, а вопросы задаешь, как иудей.

— Сам ты такой, я к нему как к человеку, а он… — С обиженным видом он ушел разжигать огонь в горне.

Я развернулся, чтоб идти по своим делам, когда до меня дошло. — Данила, сделай её из железа, шириной в два пальца, длиной… Длиной чтоб получилось полоса на двадцать штук отверстий с шагом в палец. Толщиной с два колпачка.

Он кивнул головой, продолжая качать привод меха, даже не повернувшись в мою сторону. Я, засунул руки в карманы штанов, собрался пойти в свою лабораторию. Нащупав там кусок чего-то, вытащил, вата, пропитанная азоткой, промытая, благополучно высохла. Развернулся и пошел обратно.

— Данила Филиппович, дозволь обратиться к тебе, — Понес я пургу, — Обращаюсь с просьбой нижайшей, боярин.

Он стоял, молча, даже не поворачивался, но как-то было понятно, что ему такой подход по нраву. — Я ещё минут пять распинался, называя его ' ясным соколом' 'Ильей Муромцем'.

— Идолище он поганое, — Раздался за моей спиной голос Сидора.

Данила развернулся, держа в руках клещи, многозначительно ими, покачав, спросил ласковым голосом. — Я на ярмарке, в эту зиму, видел как приезжий лекарь, зубы драл. Вот у него, такие же были, только чутка поменьше, для одного шибко говорливого в самый раз будет. А второму, проповеднику иудейскому, что поет так сладко, вот это дам отведать, — И показал свой кулачок, размером с половину мой головы.

Я поднял руки, вверх, — Мир? — Против такого аргумента не поспоришь.

— Чего ещё надоть?

— Одну штуку попробовать. Двинься, — Толкаю его в сторону. Потом выложил оторванный кусочек, предварительно распушив, на закопченные кирпичи, поджог щепку и… Небольшая яркая вспышка и ватка исчезла.

— А говоришь не колдун. — Из-за плеча выглянул Сидор.

Данила оказался более практичным, — Что это?

Я как можно небрежно, достал остаток и проделал всё, то же самое, получив тот же результат. — Это новый порох.

— Странный он какой-то? — Сидор принюхивался, кузнец, молча, ждал пояснений.

— Особый, делать его трудно (на самом деле легко, кислота, вата, растворитель, дальше технические операции)

— Я не про то говорю, дыма почти не было. Нам с казны зелье давали, после первого залпа врага не видно, если ветра нет.

— А с этим, можешь стрелять, пока ствол у пищали не расплавится, а дыма не будет. Вы оставайтесь, а я пойду, только мужики, о том, что видели, никому ни слова.

В моей лаборатории все было на месте, ничего ни сгорело и не взорвалось. Осторожно заглянул в посудину, растворилось, тонкой струйкой влил смесь в спирт, она тут же стала обесцвечиваться и начал выделяться белый пар. Быстро, пока сильно не нагрелась, переставил поближе к открытому окну на сквозняк и от греха подальше ушел.

Когда вернулся, приблизительно через пару часов, всё закончилось. Осталось только просушить, перебрать, смешать с порохом и можно будет набивать капсюли. Осторожно промыл полученное, и разложил всё на куске шелковой тряпочки ровным слоем, прикрыл сверху вторым, оставил сохнуть. Надеюсь, ночи хватить, торопиться не куда.

Ночь прошла беспокойно, было душно и жарко, одеяло скинешь холодно. Изредка проваливался в черную яму без сновидений, выпадал из неё в очередной раз, замерзнув или вспотев. Узкая полоска горизонта окрасилась серым цветом, я стоял у открытого окна, закутавшись в одеяло. Ленивые мысли скакали как зайцы.

'Люди. Человечество. Сплошная череда войн. Римские легионы победным маршем прошли через половину Европы. Наполеон по туристической путевке, осматривал достопримечательности Московского кремля, немцы посетили горы Кавказа и посмотрели на нашу великую реку. До этого монголы разграбили половину ойкумены и оставили её нам в наследство. Поляки, литовцы, венгры, немцы, французы, англичане, проще сказать варвары, дикари они. Это мы культурная нация. В сорок первом, в одном из захваченных городов, оккупанты приказали сдать все радиоприемники, их несли три дня. У 'цивилизованных' захватчиков был шок. А кто дикарь? Кто цивилизованный? Каждый норовит обозвать своего соседа, а на основании чего? Что критерий цивилизации? Наличие атомных станций? Или осознание того что каждый человек волен жить своей жизнью? И что, как быть? Кто спросит, с культурных и цивилизованных испанцев и португальцев за уничтоженные народы? С англосаксов за американских индейцев? О как это демократично, загнать хозяев материка в резервацию и кричать на весь мир, что где-то на Кавказе ущемляют права гордого народа, забывая при этом, что для этих гордецов разбой является нормой жизни. Фиг с ним, самое главное ткнуть носом, а придет время, вырежем их, ведь они сидят на 'черном золоте' Но сейчас, враг моего врага, мой друг.

Дикарь. Волосатая, небритая обезьяна, одетая в звериные шкуры с дубиной на плече. Вот истинный символ нашей цивилизации, а не белокрылый засранец'

— Твою Мать… Чтоб тебя…….!! Какая только херня в голову не придет.

— А повторить сможешь? — Раздался снизу веселый голос Силантия. Вздрогнул от неожиданности, облокотился на подоконник и выглянул, в кромешной темноте было ничего не видно, — Ты где?

— Туточки, — Донеслось справой стороны, там было крылечко, присмотревшись, разглядел смазанный силуэт. — Чего не спишь?

— Выспался. А у тебя как, всё спокойно?

— Вроде как да.

— А что не так?

— Спускайся, чего на всю улицу орать, здесь и поговорим. — Раздался шорох и приглушенные шаги. Если бы не вслушивался, точно не услышал бы. Мне нравился этот стрелец, в нем было что-то от медведя. Ленивая грация, мгновенно взрывающаяся быстротой отточенных движений, он не задумывался, а действовал.

Пока одевался, в голове появилась мысль, как переделать стрелецкую пищаль и сделать ей простенький ударный замок.

Надо будет записать. По началу с этим были трудности, при этом не в плане денег за полушку можно было прикупить десяток листов формата а/4. Дороговато и качество немного не ахти, на мой взгляд, испорченного канцелярией двадцать первого века, серо — желто- белого цвета, с вкраплениями плохо перемолотых волокон, фактурой похожая на оберточную бумагу из сельпо. Но писать на ней можно, местными чернилами из дубовых орешков или свинцовым карандашом. 'Мало её, везут оную, с речки уча, что в тридцати верстах от Москвы, там в своем поместье Федька Савинов, мельничку поставил и всякое тряпье на бумагу варит ' Так мне на базаре рассказали, когда я встал перед проблемой, на чем писать. Теперь я постоянный покупатель, полсотни листов за две копейки. На месяц хватает, ещё немного и можно будет переплетать.

— Силантий Ты где? — Позвал я стрельца, на дворе было, хоть глаз коли.

— Здесь, — Послышался шепот, со стороны мастерской, — Не ори, бродит кто-то. Запрячься. Пойду, гляну.

Я отступил к стене и присел на корточки рядом с крыльцом. Стояла на удивление оглушительная тишина, от попытки вслушиваться, в ушах сначала раздался тонкий комариный писк, потом загрохотали барабаны и я оглох. Стал крутить головой, всматриваясь в темноту. На мгновение показалось, что вижу метнувшуюся ко мне с боку, черную тень. Скорей на инстинктах чем осознанно качнулся вперед, падая на подставленные руки. Одновременно с этим мою спину как будто обожгло огнём, мне врезали со всего размаху. Заорав диким голосом от боли, на четвереньках побежал прочь, ноги заплелись, и через пару шагов упал, ткнувшись мордой в грязь. Нападавший, последовал за мной, его второй удар всё по той же спине заставил выгнуться. В глазах вспыхнули искры и тут же потухли.

'Вот это шарахнуло'

Бум-бум, бум-бум. Шлеп. Бум-бум. Шлеп. Шлеп. Дзинь — со страшным грохотом разорвалась чернота и в трещину, ворвался лучик света, пошарил по закоулкам, нашел скукожившееся от страха моё я, схватил за воротник, и потащил за собой.

— Чадо, открой очи. — Голос говорившего, показался очень знакомым.

Бум- бум. Он потрепал меня по щеке, — Да убери ты огонь в сторону, осмолишь ненароком.

Лежать было жестко, какой-то острый камень врезался в позвоночник, чесалась, правя пятка, и болел затылок.

'Кажется, жив' Открыл глаза, а на меня весело скалится веселый Роджер. Вздрогнув, попробовал от него отползти, но протянув руку он, придавил меня к земле, — Федь у тебя всё хорошо?

— Кажется да. — Ответил я, узнавая стрельца Силантия.

— Ну, если, да, то вставай, неча на сырой земле, валяться. — С этими словами меня потянули, ухватив за шиворот. Поставили на ноги и встряхнули. А вот это сделали зря, я согнулся и меня вырвало.

Когда выпрямился вытирая рот рукавом, обнаружил вокруг себя Силантия, Никодима, Сидора, но больше всего меня поразило наличие Марфы, даже не это, а то с какой ловкостью она держала в руках пищаль с тлеющим фитилем.

— Это что было?

— Тати. — Никодим шагнул отходя на шаг назад и отводя в сторону руку с горящим факелом. Красные отблески выхватили лежавшее на земле тело из под него натекала черная лужица крови.

— Это он меня?

— Да, вовремя ты закричал, я поспел в самый раз, он уже дубьё вскинул тебя добить, удар ему сбил, но по башке тебе всё равно перепало.

— Он один был?

— Нет, ещё двоих в ножи взяли, и одного повязали. Сам стоять можешь. — и не дожидаясь ответа продолжил, — Иди умывайся, бабка потом голову посмотрит. — Лапища легла между лопаток и плавно толкнула к дверям.

— Без тебя управимся. Марфа, оставь пищаль, да фитиль затуши, иди воды согрей парню голову промыть надо. Может рана, какая есть. Никодим, Сидор, готовьте телегу, надо их вывезти поскорей, отсель. Не дай бог, кто глядел за ними.

— А ты что здесь… — Договорить ей не дали.

— Никодим, я не посмотрю что это твоя баба, заголю жопу да горячих навешаю, — Силантий командовал как старый опытный старшина. Ухватив за руку убитого им бандита, потащил к дверям конюшни. Бросив там ушел за другим. Дальше уже не видел, шипящая от злости Марфа утащила меня в дом, — Что стоишь, как пень. Пойдем, головушку глянем.

Сначала я долго плескался у рукомойника, смывая грязь с лица и рук, скинул рубаху, оглянулся. Хозяйка махнула рукой, — Мойся. Подотру.

Потом сидел на лавке в окружении трех горящий свечей, — Повезло тебе, ох как повезло. — Я протянул руку, чтоб дотронутся до больного места, но меня шлепнули по ладони.

— Что там, Марфа Никитовна?

— Нет там ничего, царапина малая, да шишка.

— И всё?

— А ты что хотел? Здоров ты, иди мужикам помогай.

— У меня голова болит.

— Поболит. Перестанет. — Подобрала рубаху и потянула мне, — Одевайся, нечего телесами сверкать.

Поблагодарив за оказанную помощь, вышел на двор. Вовремя, они ещё закинули живого разбойника на телегу, натянули ему на голову рубашку и Сидор уже примерялся с кожаным шнурком, чтоб удавить татя по дороге.

— Эй! Эй, погоди. — И поспешил к конюшне.

— Вы чего творите? А допросить, вызнать у него кто послал, зачем послал, сколько денег за нас дали.

— Ну, вызнаешь, ну узнаешь. Только это надо в приказе выведывать, а так на человека наговор будет, сам пострадаешь.

— А кто сказал, что я куда пойду, может и по-другому всё обойдется.

Они переглянулись, Силантий улыбнулся мне и, дернув за плечо, скинул жертву на присыпанную соломой землю. — Как скоро?

— Шило мне дайте.

— Кинжал.

— Давай. — Забрав, попробовал остроту лезвия и кончика, нормально. Встал на колени и склонился к самому уху жертвы. Прошептал. — Если меня слышишь, кивни.

Разбойник кивнул.

— Тебе сейчас открою рот, вздумаешь орать, сдохнешь в мучениях, я тебе уд отрежу и в руки дам. Если скажешь всё, что хочу знать, умрешь быстро, клянусь, мучить не буду. — Всё это я говорил тихим шепотом, на одной ноте.

Тать сжался в комок, задрожал сначала мелкой, а потом и крупной дрожью, не переставая кивать. Сделал надрез. Вытащил кляп.

— Тебя как зовут?

— В…Василий.

— Сколько денег дали за мою душу?

Пленный молчал, пытался крутить головой, пытаясь выглянуть из под накинутой тряпки. — Не крутись, отвечай.

— Рубль.

— Сколько вас было?

— Четверо.

— Не хочешь говорить правду… — Я кончиком кинжала разрезал завязку на его портках…

— Пятеро нас было, дяденька не убивай, Христом богом молю, я один у маменьки кормилец…

За спиной раздался голос Силантия, — Сидор, к воротам, осторожно посмотри там, — И добавил как бы про себя, — Хитрецы. Потом наклонился, нащупал ухо, выкрутил и гаркнул в него, — Как зовут, последнего.

— А — ай, — вскрикнул от неожиданности Василий и торопливо произнес, — Арсений. Арсений хромой.

Услышав имя, стрелец присел на корточки, корявым пальцем подцепил губу и потянул, — Белобрысый такой? Годков под тридцать, одна бровь маленькая и нет половины мочки правого уха. Он?

Пленник мелко закивал. Сиалантий посмотрел на меня, я пожал плечами, задал последний вопрос, — Кто?

— не знаю, богом клянусь, не знаю, нас вчера Арсений собрал, сказал, что надо одного стрельца пощипать, у него денег много. — Тать сглотнул слюну и заторопился выговориться, — Рукодельник он, на рынке торгуется, живет только с бабкой, да наемный мастер у него работает. Московку на стол бросил, сказал это тому — кто этого мужика порешит. Мы три дня за вами следили, на однорукого думали что он за деньгу батрачит, а вот кем не знали… — Под конец он, брызгая слюной уже просто начал кричать. Силантий зажал ему рот и воткнул кинжал в сердце, провернул и подняв тряпку прижал её к ране, — Чтоб не натекло.

Я только и успел глаза прикрыть. Меня передернуло….. вот так спокойно…

Меня толкнули в бок, — Кидай на телегу, чего расселся.

Мы с Никодимом подхватили жмурика и закинули к остальным, прикрыли рогожей, и принялись охапками выносить с конюшни сено, присыпая скорбный груз. На душе была пустота.

'Я блефовал, пугал, давил на псих, а Силантий взял и просто убил….. твою мать… Даже спрашивать зачем он это сделал, бесполезно. Он не поймет, меня, не, поймет. Я хотел напоить этого придурка, а потом пригнув сделать своим агентом. Обломись бабка, ты на подводной лодке.

Похоже такие тонкости либо ему невдомек, либо у него своя игра. Здравствуй шизофрения!!!

Кто следующий на подозрении? Никодим? Запросто. Сидор, смотря с какой стороны посмотреть. Остается Данила, наш тихоня, — ' В тихом омуте, в тихом омуте, в тихом омуте — тихий ад'

Когда забросил последнюю охапку, серый сумрак разорвал черноту ночи и начало потихонечку светать. Никодим вывел Ласку и начал её запрягать, — Чего стоишь? Лопаты принеси.

Я отправился за инвентарем, по дороге заскочил к себе в сарай. В потемках нашел кувшин со спиртом, сделал глоток и тут у меня, все встало дыбом, где-то здесь сохла гремучая ртуть. Осторожно, на полусогнутых, потихоньку вышел, сел на крылечко и вытер потное лицо.

— Черт, черт, черт, — сплюнул в раздражении на землю. — Вставай скотина и иди делом заниматься. — Выругался на себя, поднял свою тощую задницу и потащил её за инструментом.

'Это тебе, не за компом сидеть, где всегда кнопка rezet под рукой'

Забрав нужное, вернулся, Никодим как раз заканчивал, сложный для меня, пока что, момент одевания кобылы. — Тебя только за смертью посылать. Иди к мужикам на ворота, они должны свистнуть, когда можно выезжать.

Вернулись мы только через три часа, сначала заехали к Сидору, сгрузили сено. Его усадьба была крайняя и выходила задами к лесу, там под кустами и выкопали ямку. Перетаскали татей и присыпали. Ни о какой работе сегодня речи и не шло, дружно решили устроить сегодня для себя воскресенье, выходной день. Никодим выставил пива, я принес немного спирта. Помянули души усопших, пожелали им земли пухом, а потом выпили за здравие всех присутствующих.

Слегка поднабравшись, спросил у Никодима, — Марфа и правда стрелять умеет?

— А ты думаешь, я всегда медником был? Пришлось нам рубеже пожить, она тогда ещё молодой девкой была. Случилось это через седмицу после пасхи, — На миг задумался. — Да, седмица как раз прошла.

'-Варвара, ты почто свою козу не привязываешь, она опять к нам в огород забрела, — Звонкий голосок жены, доносился через прикрытую дверь. Вставать не хотелось, но надо было. На овине прохудилась крыша, покосилась изгородь со стороны леса, подгнила слега, надо было распахать остаток, не доделанного вчера надела. Пришлось вставать, потянулся до хруста, почесал грудь. Прошлепал до бадейки с водой сдвинув крышку, напился. Из печи вытащил котелок с кашей из миски прикрытой тряпицей, взял краюху хлеба и, прижав к груди, отрезал себе ломоть. Откусил кусок прожевал, потянулся за ложкой…

С улицы донесся истошный крик и враз захлебнулся, сменившись звериным воем. От соседей послышался крик, — Татары.

Вскочил на ноги и бросился к кровати, в углу стояла пищаль, на полке лежал припас и мешочек с отлитыми пулями, а на вбитом в стену гвозде висела сабля. Опоясавшись, вскочил на кровать с неё на печь, с печки, разобрав солому, вылез на крышу. По улице носились всадники, лисьих шапках, на мохнатых лошадях. В первое мгновение показалось что много, очень много. Но когда нервы немного успокоились, стало понятно, что их всего с десяток, может полтора. Быстро зарядив пищаль, запалил фитиль и принялся отслеживать ворогов. Вот один, проскакавший было мимо. Повернул коня и ударом ноги, распахнув хлипкую калитку, въехал во двор. Сделав круг, незваный гость на миг остановился. Никодим вскинул свое оружие и стал выцеливать татарина, но тут из сарая раздался выстрел. Тать всплеснул руками и опрокинулся на лошадиный круп.

Пару мгновений смотрел туда, потом перевел взгляд на улицу, а там стоял пяток и внимательно прислушивался к тому, что произошло, потом один что-то гортанно выкрикнул и, они разом бросились к дому. Никодим прицелившись, выстрелом ссадил одного. Сдернул с берендейки мерку, высыпал порох в ствол, прибил его шомполом, из мешочка вытащил пулю и кусок промасленной кожи. Насыпал на полку затравки, пальцем придавил, вытащил из под колена фитиль стал привставать, чтоб выглянуть. По волосам чиркнула стрела. Дым от выстрела выдал место и двое татар с луками наготове ждали, когда он снова выглянет. Пришлось сползать ниже, и чудом не сорвавшись и не потеряв по дороге запал, выглядывать сбоку. Обманул, его ждали там, а он выстрелом с этой стороны снес ещё одному пол головы. За спиной прогремел ещё один выстрел и сразу вслед за ним раздался громкий крик раненого человека. Пока перезаряжал. Послышался ещё один выстрел, а потом ему в ляжку вогнали стрелу. Вскинув заряженную пищаль, успел, раньше своего врага, тот упал с коня. Никодим же с крыши, к счастью ничего не сломал, но побился знатно. С трудом ворочаясь, стал вставать, от боли, не видя ничего вокруг, за его спиной раздался конский топот и в сломанную калитку влетел всадник, во вскинутой руке сверкала на солнце сабля.

Подумалось, — 'Вот и всё'

Из сарая выплеснулось облачко дыма, вслед за ним прилетел грохот выстрела и на него упал убитый враг. Сбив с ног и окончательно выбив дух. В себя пришел только ночью, не сразу сообразил, где он. Оказался дома и на своей кровати, чертовски болела спина, дергала раненая нога, но уютное тепло, лежавшее рядом и тихонечко сопевшее, говорило, что всё будет хорошо…'

— Я опосля того боя, с год не мог разогнутся. С пушкарей меня отпустили. Кому нужен вояка, смотрящий на свои сапоги, а потом одна бабка, поставила меня на ноги. Меня хотели обратно забрать. Так тут уже я сам схитрил, походил месячишко согнутым, они, да и отстали. Марфа тогда первенца уже родила, сынишку нашего…

Подожди, — остановил я его рассказ. — А Марфа тут при чем? Кто из сарая стрелял?

— Так она и стреляла. Они там вдвоем с соседкой Варварой отбивались, та в тот день вдовой стала. Мужик её из дома выскочить не успел, на пороге две стрелы в грудь поймал. Так она ухватила пищаль с припасом, да бежать, а Марфушка её и остановила.

— Всё равно не понимаю, когда она стрелять научилась?

— Что ты заладил, — когда, когда. — Потом махнул рукой, — А, дело прошлое, я научил.

— И зачем?

— Я тебе наверно сегодня не говорил, забыл наверно. Зануда ты Федор!

— Спасибо тебе отец родной. Только слышал я, что стрельцам лишнего пороха не дают.

— Так это городским, а нам, порубежникам, по два фунта давали и свинца. Чтоб отбиться могли, подмоги дождаться.

— И сколько в тот день она порешила?

— Я троих всего смог достать, а она четверых.

— Ты только про троих сказывал.

— А ты считал?

— Сам так сказал.

— Четвертого потом нашли, на задах. Оставшаяся татарва, через наш двор решила в лес уйти, хорошо я вдоль стенки лежал, стоптали бы, вот последнего из них она в спину и стрельнула. Он там так и остался висеть на столбе.

— А сколько всего было напавших?

— Двенадцать человек. Они твари как знали, что все наши, с утра в поля ушли и в деревушке одни бабы да дети малые.

— И сколько вы завалили.

— Слово, какое, — 'завалили' а что как раз подходит, этим тварям. Восьмерых ухайдакали, вот оставшиеся и бежали сломя голову. Наши опосля гонцов разослали, окрестные поселения предупредить, но больше нападений в тот год не было, а к следующей зиме у нас уже стены были.

Я потянулся за пирогом, пока выбирал, к столу подошла хозяйка. Я смотрел на эту маленькую хрупкую с виду старушку, а перед глазами стояла картинка, — 'крепкие руки, держащие тяжеленную пищаль наперевес и тлеющий в зажиме фитиль' и ласковые нежные прикосновение к побитой голове.

Вспомнил, заныла проклятая, шишка начала пульсировать глухой болью, отдаваясь эхом в висках.

Встав из-за стола, поднял кружку с пивом, поблагодарил Силантия, за своё спасение и, сославшись на плохое самочувствие, ушел к себе. Так для меня закончился мой день рождения.

Часть третья.

— Здравствуй жопа, новый год. Ты бычара, ещё сильней дергать не мог? Глядишь и ствол оторвал бы. Повторяю русским языком, — ' Взять за рукоять, повернуть её влево и потянуть на себя до упора. А ты обалдуй силы своей не ведаешь'

Я орал как резаный. Полугодовой труд лежал передо мной в разломанном виде. Не спорю, моя вина в этом тоже есть. Зазоры слишком малы и после десятка выстрелов произошло заклинивание затвора, это дитя природы, решил дернуть… посильней, результат, оторвал рукоять.

'А где прикажете взять фрезерный станок? Если верить всем авторам альтисторий, техническая грамотность в древности была на высоком уровне. ХА, ХА, ХА. Не смешите мои кирзачи, они давно уже смеются. Дураков и недоучек, хватает во все времена. Данила уезжал в другой город к родне, а я сдуру, попросил одного такого 'мастера' приварить рукоять к затвору. Приварил. И вот сейчас рассматривая место излома, прекрасно вижу что сделано, плохо. Не провар и пережог. А этот затвор, напильником вытачивал вручную. Смеётесь? Смейтесь. Вам тоже будет весело, если побудете в моей шкуре. С голой задницей и мозолями на руках от напильника'

Пищаль Степану я переделал, спусковой механизм сделал похожим на кремневый замок, только единственная серьезная переделка была. Это пришлось высверливать полку и вваривать огнепроводную трубку с наковальней.

Его пушка заряжалась как обычно, но перед выстрелом, надо было надеть капсюль, наводишь на цель, жмешь курок, пшик и осечка. Потом разобрался почему, отверстия было маленькое, огонь затухал, не дойдя до порохового заряда. Отрезали, переделали. Теперь у него на двадцать выстрелов одна осечка. Это уже качество, как они называют 'пистонов' такое. Исходное сырьё, гавно, химик из меня дерьмо, вот и получается кака. А им и этого мало, жалуются, что ничего не даю. Шиш вам с маслом по толстой роже. Как разговор о деньгах начинается у всех сразу морды постными становятся, как будто я им уксус предлагаю. Ладно. Меди мне много не надо, её вообще пока крохи уходят, а вот купоросное масло, так они кислоту зовут, да ртуть, да селитра нужна. Копейка здесь, полушка там. Рубль кончился.

Стрельцы из его приказа новым оружием заинтересовались и только. Для переделки обратился ещё с десяток, тех, кто по моложе, а старики, ретрограды, держались за свои фитили руками и ногами. И основным аргументом, было: — 'фитильный шнур намок и высох, запалил, стреляй. А твои пистоны не стреляют' Была бы честь предложена.

Сидор молча, слушал меня, на его довольном лице блуждала улыбка, даже мой ор не мог испортить ему хорошего настроения. В душе, я, его понимал. После самопала, а как ещё назвать чудо оружие, пищаль, стрелять из винтовки, держа её на весу, чувствовать толчок в плечо, и через едва заметное облачко дыма видеть цель… В три секунды перезарядить, навести и нажать на спуск… Повторить, потом ещё… Ещё… Дострелялись, один словом. Умерла моя винтовка не успев, родится. Кучность была, так себе, но это для меня привыкшего к снайперам, стреляющим на километр, а стрельцу позволило попасть три раза подряд в березовые чурбаки на ста саженях.

Завернув ружье в холстину, засунул под сено на дне телеги, буркнул, — Поехали, — и предался размышлениям.

Что произошло, было приблизительно понятно, разрыв гильзы в каморе. Последний месяц только и занимался ими. Если честно, напортачил, всё-таки сначала надо было сделать патрон, а уж потом под него делать винтовку. Гильза, она выпила из меня всю кровь, стала сниться по ночам, мерзкая хихикая, дыша в лицо сгоревшим порохом, скалилась в беззубой улыбке. Тварь. Штамповать не получилось, верней получалось, если не брать во внимание тот факт, что выходили они разными. Может попробовать с бронзой? Гидравлический пресс мне не сделать. Это факт. Нужен двигатель. Ага, Паровой на картинке видел, мечтатель. Остается ветер и вода. Ветряк сделать можно, хотя у нас на Руси, ветряных мельниц меньше чем на Украине с её степями. И сколько такое счастье будет стоить?

Не о том думаю. Может ну её, эту гильзу? Сделать патрон по типу охотничьего? С донцем проблем не будет, накатать картона, порох, пуля, пыжи. Эта сборка будет стоить дороже медного в два раза.

Использовать можно будет только с гладкостволом, а если с винтарем, можно забыть о километровых дистанциях. Пулю придется делать по принципу Минье. Везде засада, не одно так другое.

Пройдемся по существующему процессу. Сначала делаем медную полосу. Затем вырубаются, как я их называю, пятаки, заготовки. Первый этап, сформировать выемку по центру, глубинной в десяток миллиметров, получается. Второй, разогреваем и на следующей форме вытягиваем ещё больше, повторяем это ещё два раза, в итоге получаем медный цилиндр. Дальше следует сверловка под капсюль и проточка. Греем, ударяем, забиваем, вынимаем.

А что у нас бывает с металлом при нагреве? Расширяется! Какие гильзы у меня плохие? Первый десяток, на холодной форме или второй на разогретой?

Кажется, удалось что-то нащупать, проведем опыт. Одну партию в два десятка сделаю по старому, следующую с охлаждением, сравню результат.

Скрипели колеса, лошадиные копыта выбивали пыль из дороги, слабый ветерок подхватывал её. Кружась в воздухе, она медленно оседала обратно на землю и на нас. Проехав обратно половину дороги, мы были совершенно серые. Переезжая через один из ручейков, впадающих в Москву реку, мы остановились, умыться напиться и напоит лошадь. После всех мероприятий, решили не торопиться обратно, ехать оставалось километров восемь до города, так что успеем ещё добраться. Полчаса побыть в тенёчке не повредит никому, а некоторым пойдет и на пользу. Кобыле конечно, как сугубо городской человек всегда относился к животным с особым пиететом.

'К травоядным не имею отношения, я мясоед. Просто, знаете это довольно сложно понять и объяснить, я понимаю что домашнюю скотину для того и держат чтоб было мясо, но вот тот будничный подход с которым их забивают…

(Да и простят меня почитатели домостроя) Женщины этого времени, они другие, не такие взбалмошные, как в моем времени, а действительно другие. Они, как бы сказать более целостные. Они действительно жены и матери, а не подруги и телки. Они ведут домашнее хозяйство твердой рукой. А мужики не меняются, сколько бы ни прошло столетий, это видно на примере дома Никодима. Он занимается хозяйством, он хозяин, его слушаются все, от собаки до Марфы. Только вот беда, ни один мужик никогда не сможет сделать из постройки дом, никогда не создаст уют и комфорт. Всё что он может создать, это возвести стены, покрыть крышу соломой и поддерживать условия для жизни и не более. Душа дома это женщина она сама частица уюта и душевного комфорта.

И я такой же, как он, для меня нужно чтоб инструмент был качественный, дом крепкий, не протекал и не продувался, машина всегда на ходу и заправлена.*

Чистые рубашки, глаженые воротнички, свежие носки…

Вкусная и здоровая пища, а не куски, схваченные на ходу, половички, занавески на окнах, красивая люстра, посуда, стоящая на столе. Вы можете возразить, что и мы можем… Да, соглашусь с вами, можем. Пойти в магазин и купить первое попавшееся, что на данный момент нужно. Миску, тарелку, кружку. Именно ее, а не чашку с блюдцем, ведь зачем платить лишние не деньги за то чем не будешь пользоваться. Мы купим именно необходимые вещи, а не для комфорта и души. Мы злимся, мы ругаемся, потом сдаемся. Даем столько, сколько просит, и вместе с ней восторгаемся абсолютно ненужной нам фитюльке, но от покупки которой, дом становиться Домом. Именно так с большой буквы. Женщина это сверкающий бриллиант в оправе из мужского шовинизма'

— О чем задумался? Ты это, не расстраивайся, починим, я тебе помогу. — Сидор, была сама жизнерадостность. Несмотря на липкую жару, бодр и свеж или холодная вода остудила мозги?

— Нет спасибо, я уж сам, как ни — будь, один раз уже помог, хватит пока.

— Ты же сказал, что это кузнец плохо сделал.

— Не в нем дело, сама по себе винтовка плохая получилась. Затвор заклинивает, в прикладе трещина, прицел не отлажен…

— А мне понравилась.

— Ты по привычке по стволу целился?

— Да, — немного удивленно сказал он. — А как ты…

— Если помнишь, я позади тебя стоял и смотрел, мне было видно.

— Но потом-то сбил поленья. А такой можно поставить на пищаль?

— Можно, но толку от него не будет. Круглая пуля летит, как захочет и куда захочет, только не в цель.

— Всё-таки она хорошо получилась, правда лягается, зараза, но меньше чем моя пищаль.

— Дерьмо, а не винтовка, руки мне оторвать за такую работу.

Стрелец помолчал немного и спросил, — Федор, а ты раньше их делал

— Сам не делал.

— Не делал? — В его голосе послышалось изумление.

— Да, не делал. — И раздражением откинул в сторону хворостину, — В руках держал, разбирал, собирал, смазывал, но не делал. Книжки умные читал.

— Какие книжки?

Я прикусил язык, сколько раз клял себя за несдержанность, вот опять сорвалось, — У мастера у которого учился, была такая, в неё секреты записывал, что и как делать. Он её прятал, от нас, учеников, только мне удалось одним глазком в неё заглянуть. Много не понял, а что-то просто не запомнил, — Ещё минут пятнадцать, распинался на тему как выкрадывал, как читал ночью при свече. Как потом возвращал обратно. Кажется, поверил.

— Сидор, а почему вы используете берендейки и натруски для того чтоб заряжать пищаль? — Решил сменить тему разговора, зашедшего в опасную сторону. — Вон свейские войска, свое оружие бумажной пулей снаряжают.

— Видели такой, — Он пожал плечами, — Кто их делать будет? Каждый для себя крутить? С казны мне только порох да свинец дают, кожа на пыж моя, сало, чтоб её смазать сам покупаю. Так я свое оружие знаю, сколько и чего насыпать понимаю, лишнего не положу. На бумагу мне денег не дадут.

— А если на заводике пороховом, начнут патроны крутить…

— Да кому они нужны, они денег стоят, а мы дешевле обходимся. — Он сказал это с какой-то грустью.

— Но если там делать будут, пороха меньше надо будет тратить, все будут стрелять одинаково, заряжать быстро сможете. Не один раз на двадцать шагов противника, а быстрее. Скажи, сколько залпов по ляхам успевали дать, пока они до вас доходили?

— По-всякому, бывало, что и четыре, прежде чем за бердыши возьмемся, а иногда и два не успевали. Если с поля зачинали то, и больше выходило, а ежели нежданно… — он махнул рукой, — Можно и голову сложить, не выстрелив ни разу.

— Вот и я про тоже, с бумажной…

— Что ты заладил, одно и то же, говорю тебе, ежели казна будет нам их давать замес-то пороха и свинца будем ими стрелять, а за свои кровные. Их и так не всегда вовремя платят, хлеба мало дают, а овса иной раз и не дождешься.

— Всё, я понял, успокойся, — Стрелец не на шутку разошелся. Ему осталось, только выкрикивая лозунги и размахивая красным флагом призвать народ на баррикады. Только политики мне не хватало.

— И сукно гнилое было последний раз, — Продолжил он по инерции.

— Сидор, а твоя корова много молока дает?

— Ведро за раз. — Ответил и непонимающе уставился на меня.

— А масло сбиваете? Сметана у тебя вкусная?

— Сбиваем, вкусная, а…

— Варенец жена твоя делает?

— Нет, томленое только…

Я, не давая собраться стрельцу с мыслями, продолжал сыпать вопросами. — А сыр делаешь?

Ответа на них не ждал, надо сбить ура патриотизм, на хозяйственные темы.

Он взмолился, — постой, а причем здесь сыр? Мы же говорили…

— Забудь. Давай собираться, а то просидим до потемок, со всей этой болтовней.

Поздний вечер того же дня. После возвращению я засел за свои чертежи рисунки, разобранное ружье лежало на столе передо мной, в процессе вынимания затвора выяснилось, что именно произошло, я зарядил патроны избыточным количеством пороха, в результате получилось, что выступ боевой личинки и пазы по которым она движется, немного сплющились. Сидор со своей медвежьей силой, дергая за рукоять, заклинил ещё больше. В принципе можно отреставрировать, уменьшить навеску заряда и будет нормально стрелять. Но душа уже охладела к этой винтовке. Нужно что-то другое, более подходящее.

За окном было темно, в безоблачном небе ярко светила луна, лениво лаяли собаки. На столе в подсвечнике горела свеча, источая вкусный запах. Протянув руку, взял кружку с настоем из лесных трав сдобренный двумя ложками липового меда, отпил глоток и поставил обратно. Покрутил между пальцами свинцовый карандаш, бросил обратно, он прокатился по листу бумаги и остановился на самом краю, чудом не упав на пол. Я раздраженно вытер ладони о подол рубахи, в голове мелькнула мысль, что надо сделать нормальные карандаши или на крайний случай обычное металлическое перо.

'А что, самое сложное будет припаять шарик на конце и разрезать пополам, а можно по принципу плакатного сделать, но это тогда только для черчения подойдет, а я его со школы ненавижу.

Карандаш, можно помучиться, что там входит в чернографитные, — графит, белая глина и, кажется клей воск. Самое трудное это размолоть графит в порошок, лень делать мокрую мельницу, возиться не охота, хотя…'

Чуть не опрокинув подсвечник, потянулся, подкатил поближе эрзац карандаш, и принялся набрасывать на бумаге схему мельнички.

'Два поддона из меди, на внутреннем, закреплен чугунный диск с насечками и осью, на него сверху одевается второй с рукоятью, по середина отверстие для засыпки дробленого графита, наливаем воды и начинаем крутить, не очень быстро, чтоб не плескало. Черная пена, перетекает во второй тазик, мы её собираем и выкладываем на доски для просушки, и так делаем пару раз. Берем глину, всыпаем наш порошок, по не многу, если его перебухать, твердости не будет, берем винтовой пресс и через фильеру начинаем выдавливать стержень, нарезаем его нужной длины. Потом это все надо нагреть в печи, чтоб смесь спеклась. И потом охлаждаем… Охлаждаем…

Ладно, с этим потом, пока они, доходят, готовим липовые доски. Кедровых нет, ольха и тополь отстой. Для карандашей нужна прямослойная древесина, так что обойдемся местным ресурсом, который есть в наличии. Заготовки, это пластины в пять миллиметров толщиной и пятнадцать на десять сантиметров, вырезаем продольные канавки, вкладываем туда стержень, смазываем клеем, накладываем половинки друг на друга и оставляем сохнуть под прессом. Если потом распилим вдоль, получим десять штук чернографитных карандашей, думаю за день можно пару сотен слепить. Копейка штука, два рубля в день'

Отложил карандаш, посмотрел на свое творчество и удовлетворенно хмыкнув, убрал в шкатулку, стоящую на полке рядом с кроватью. Спасть не хотелось, вынул из сундука кусок холстины, постелил на стол, разложил слесарные причиндалы, постоял в раздумье, почесал затылок, сплюнул, уселся на табурет, и потянулся за винтарем.

Утро началось с истошного петушиного вопля, спросонья казалось, что он орет в самое ухо, потом послышался голоса Марфы, рассыпающей корм птице, Никодима о чем-то её спросившего.

Я накрыл голову подушкой, стало тише, попытался уснуть. Уже почти провалился в уютную темноту, как на задворках сознания ярким метеором мелькнула мысль, потом вернулась, робко постучалась, и когда её впустили, поворочавшись, устроилась с комфортом, немного помолчала.

А потом стала задавать вопросы и спорить сама с собой. Попытка изгнать прочь, окончилась её победой. Пришлось вставать, идти умываться и после отправляться на поклон к Марфе. Просить покормить непутевого работника. Она поворчав для приличия, всучила мне деревянную бадейку, с веревочной ручкой, велела задать корма поросенку, пока она разогреет завтрак. Пришлось идти.

А эта стерва, разбудившая меня так рано, продолжала брюзжать, отвлекая от важных дел, пробовал с ней договориться, не хочет ничего слушать. Пришлось быстро проглотить завтрак и идти в мастерскую. Мне был нужен наш коваль, Данила. Я только читал, но, ни разу не видел, как делаются оружейные стволы. Мужики уже были на месте, сидор штамповал крышки и донышки, Серафим полировал готовые самовары, а Никодим накачивал воздух для горелки. Кузнец, в своем закутке у горна, ковырялся с тиглями, перебирал и расставлял по полкам, привезенное от гончаров. Да мы могли себе такое позволить. Я убедил всех, что так будет проще. Они поворчали, но согласились.

— Утро доброе. — Поздоровался с народом.

Никодим повернул в мою сторону голову. — Ты прямо как огурчик выглядишь?

— Какой, соленый или малосольный?

— Пупырчатый. Ты мне, что обещал давеча?

— Свят крест, ей богу сделаю. С Данилой поговорю… — и, не дожидаясь продолжения беседы, позорно сбежал. Ему мало было рисунков разнообразных форм самоваров, которые я ему нарисовал. Теперь он с меня требовал шаблоны.

— Данила! У меня придумка есть, как ствол пищальный быстро сделать

Кузнец кивнул головой, не прерывая своего занятия. Покрутил в руках с виду целый тигель, отставил в сторонку, где был уже десяток ему подобных. Поднял следующий, щелкнул по нему пальцем, прислушался, видимо он ему понравился, поставил на полку.

— Его сверлить надо, а потом обточить немного, — Взгляд, которым меня наградили, понравился, в нем было все от любви до пожелания уйти с глаз долой.

— Федор! Погляди вот на это, — И Данила протянул мне тигель. — Посмотри, что гончары сделали.

Взял протянутый мне горшок, осмотрел со всех сторон, покрутил в руках, пожал плечами и вернул обратно, — Я в этом не понимаю. Ты мастер, уж кому как не тебе знать что надобно.

Он выставил грязный палец и ткнул им в мою сторону, — По твоему наущению, замес-то того чтоб дело делать, чужое дерьмо разгребаю.

— А лучше будет, если ты половину седмицы, будешь тратить на них? Давай опосля поговорим про это.

Мне надоело препираться с кузнецом, бывшем не в духе. Оставив за собой последнее слово, я развернулся и ушел.

Выйдя во двор, огляделся, конюшня крытая дранкой с распахнутыми воротами, птичник, рядом с ним квохтал с десяток кур во главе с моим будильником. Завидев меня одиноко стоящего, что-то переклинило в его пустой голове, и он пару раз капнув ногой пыль, распушил перья, бросился в атаку. Схлопотав сапогом по острому клюву, как ни в чем не бывало, вернулся к своему гарему, клюнул одну из клуш и, вытянув шею, заорал свою утренний клич.

— Вот тварь, твое место на сковороде, ножка буша. — Оглянулся, с этим гадом надо держать ухо востро, может наскочить сзади. Пошел на зады усадьбы, там, в углу у меня стоял перегонный куб.

Но не для самогонки, для других дел. В это примитивной установке я занимался перегонкой древесины.

Простой навес, сложенная из кирпича печка, на ней установлен сделанный из глины с толстыми стенками бак, кувшин, скорей всего бак. Гончар попытался жалиться говорил, что у него с первого раза не вышло, и он много дров в пустую, спалил, пока сделал, так как нужно. Я только спросил, — ' а ты что, только его одного в печи обжигал, а как же те чашки плошки?' Он замялся, и потом было пара попыток выцыганить еще, но тщетно, как договорились о такой цене и будет. Никодим задал один вопрос, — ' для чего' Я объяснил. Он, посоветовал смолу собирать в отдельную посудину. В нижней части моей установки было просверлено отверстие, в него вставлена медная трубка с заглушкой, внутри на двух кирпичах лежала чугунная решетка, на неё выкладывались березовые полешки, сверху опускалась глиняная крышка со вставленным отводом для охладителя. Змеевик был уложен в керамическую трубу, заглушенную с двух сторон, и крепился вертикально, из бачка стоящего на крыше подавалась холодная вода. Проходя насквозь, вытекала из нижнего патрубка в нижний бак. Здесь она остывала и потом перекачивалась на крышу. Ну, нет здесь ручьев и рек поблизости, вот, и приходится выкручиваться.

Если бы вы знали, какое было недоумение от душа по первости, а теперь, когда наступило лето и в мастерской жара и духота. Нет, нет, а кто ни будь, да споласкивается. А чего, выйти из дверей, дойти с десяток шагов до конюшни и завернуть за угол, вот он летний красавец, вода течет на огород, поливать меньше. Зато кайф был неописуемый, на улице под тридцать, а я под прохладными струями стою и фыркаю от удовольствия.

За задней стенкой своего цеха, валялась в лопухах, поднял лестницу, сколоченную из жердей, приставил, забрался наверх проверить уровень воды, норма, хватит. Спустившись, занялся подготовкой к загрузке своего агрегата, замесил немного глины, швы замазывать на крышке. Нарубил дров помельче, пробовал класть целыми поленьями, вместимость позволяла, так выход был мизерным и долго процесс шел. Подготовил емкость под дистиллят, проверил горелку. Да именно горелку, когда в первый раз делал, мне не понравился запах, ну и поднес лучину к выходному отверстию, хорошо морду в сторону отвел, ударила такая струя пламени. Я подумал чуток, мальца переделал приемник, на выходе поставил отводную трубку и теперь мой агрегат почти, перпетуммобиле, сам себя греет. Дрова только на начальный разогрев уходят. Загрузил, поставил крышку, замазал швы, уложил груз и разжег огонь в топке.

Самое дорогое во всем этом процессе, как ни странно оказалась соль, самая обычная. Её надо было много, после того как дистиллят отстаивался, сливал его в другую посудину, круто солил и оставлял для отстаивания. Через день раствор расслаивался, и я сливал получившуюся жидкость с запахом ацетона. Оставшуюся часть пока оставлял, все, что про неё помнил, что для её перегонки нужны большие температуры, мой глиняный аппарат их просто не выдержит.

'Когда получил ацетон в первый раз то даже в пляс бросился, но взял себя руки, и попробовал очистить полученный продукт, не знаю как это делают, поэтому просто отфильтровал. Вся эта бодяга заводилась только ради одного, вата, замоченная в азотке, промытая в дистиллированной воде заливалась ацетоном, происходило её растворение. Полученную массу раскатывал деревянными скалками, обшитыми кожей, пока она не просохла, протирал через сито. Рассыпал в лотки и оставлял для дальнейшего высыхания. В общем, где-то так, может где-то что-то и нарушил, но первая же попытка показала хороший результат, вспышка и маленькая кучка пороха сгорела, практически без остатка. Я тогда откинулся на бревенчатую стену, и устало прикрыл глаза. В голове билась только одна мысль, — 'получилось'

После первой удачной попытки, наступили трудовые будни, и в заначке у меня уже был почти килограмм непонятного порошка, но горящего как порох. На одном таком испытании произошло маленькое приключение предопределившее поиск места для полигона.

Силантий, однорукий охранник, частенько приходил и сидел на пороге, наблюдая за тем, что и как делаю. Под неторопливые разговоры работа шла быстро и не заметно. Когда стал вопрос об оружии для переделки, он не минуты ни сомневаясь, принес свою 'аркебузу'

Вы видели взгляд бассета? Вот и я не смог устоять. С его пищалью приключилась беда, она ровесница ему была. Ваш покорный слуга, насыпал чуток пороха больше, чем надо, забыл дурилка картонная, бездымный мощней черного в три раза. Отрадно, что испытывать решил сам, да ещё привязав к столбу у конюшни, направив на поленницу с дровами… Дернул за веревочку.

Потом пришлось подпорку менять, выслушивая нотацию от Никодима, вопли Марфы, ворчание Силантия, восхищение Сидора. Данила пришел, повертел в руках остатки ружья, пожал плечами, и ушел в свое царство огня. Может взорвать чего, чтоб его расшевелить?'

Подставил тару для смолы, полупустой кувшин с темно коричневой бурдой с резким запахом, факел вымоченныё в ней горел весело, с треском, разбрасывая маленькие искорки. Нашлись и покупатели, я отдавал её практически даром, двадцать копеек да пустой кувшин в обмен.

'Один раз попробовал перегнать сосну, проклял всё, еле отмылся, перемазался как углежог последний. Надо сделать маленький такой перегонничек и канифоль сделать. Вообще надо искать место, нужна река, ручей или ещё чего чтоб поставить привод водяной. Наше дело идет удачно, и кое, какие деньги есть. У нас появились свои постоянные покупатели, даже с других городов народ приходил, интересовался, просили продать. Попытки купить один на пробу я пресёк сразу, давать конкурентам макет, фигушки, минимальная партия была пять штук. Так что наше благосостояние росло, но вместе с ней росла, как мне кажется и зависть соседей. Уже пару раз, приходили, жаловались на вонючий запах, идущий с нашей усадьбы. А я что мог поделать, да пованивало. Пропаганда с переездом на новое место жительства не находила отклика в сердцах моих друзей. Они меня внимательно слушали, кивали головами, сочувствовали, а когда дело доходило до принятия решения, почесав бороды, говорили, — 'нет'

Жизнь вроде бы удалась — работа, дом. Я с ними соглашался, но червяк, сидящий внутри, требовал большего, гнал вперед, торопил. Хотелось воплотить в жизнь свою мечту, сделать своими руками винтовку, за которую мне точно не будет светить срок по статье закона 'об оружии', а чтоб её исполнить, нужна механизация. Вручную, делать самопалы, с которыми гордо рассекают по городу стрельцы? Увольте, последний раз такое в третьем классе на спор сделал, с тех пор зарекся. Нет технической изюминки, труба с заглушкой, да ещё веса немерянного'

Мне на плечо легла рука, — Федор! Ты не оглох? Зову, зову, молчишь, случилось чего?

Вздрогнув, с перепугу, рванулся вперед, споткнулся на дровах, едва не врезавшись головой в печь, остановился на четырех костях. В поле зрения появились коричневые сапоги с загнутыми вверх мысками.

— Экий ты прыткий. Не ушибся сердешный, — Человек с добрым голосом помог подняться на ноги. Весело улыбаясь, рядом с ним стояло около десятка стрельцов и Сидор.

— Мать твою… Блин горелый, уроды мохнорылые так издохнуть можно, я чутка не обгадился. А вы ржете. Сидор, чтоб тебя перевернуло, это ты их по мою душу привел?

— Не ругайся Федор, никто тебя пугать не хотел. Я тебя окликнул, ты сидишь и молчишь. — Он кивнул рыжебородого обладателя ласкового голоса, — Пока Гаврилка Фролов, тебя за плечо не тронул. А ты возьми и сигани.

И вся собравшаяся братия опять рассмеялась. Но теперь вместе с ними смеялся и я. Представивший всю нелепость пробежки на карачках. Отсмеявшись, поинтересовался, каким боком их занесло на наше скромное подворье и что надо этим сучьям детям, от раба божьего Федора. Они сначала загалдели как грачи весной, попросил говорить выборного, а то голова пухнет всех слушать разом.

Гаврила Фролов выступил вперед, пригладил бороду и, прокашлявшись, изложил просьбу. — Федор, продай нам пистонов, кои ты делаешь, пробовали стрелять из пищалей тобой переделанных. Кое кто и на зверя ходил с такими, не чует он как фитиль тлеет и не опасается. И ещё, — он глянул мне за плечо там стоял Сидор, — Слышали мы, что наряд добрый делаешь и из него можно стрелять по нескольку раз.

Я поднял руку и остановил говорившего, — Я понял, чего хотите, это продам. Только знайте, пищали переделать надо будет и после этого она не сможет стрелять с фитиля, только с пистонов, а их никто кроме меня не делает.

Стрельцы переглянулись, Гаврила Фролов покивал головой, — Поэтому и хотим всего пять, с нашего десятка, остальные со старым запалом останутся.

— А почему не все? Я здесь под боком, всегда можно прийти или с кем-то переслать.

Гаврила улыбнулся, — Далече идти придется, отсель как раз до зимы дойдешь. Посмотрел на него, на стрельцов, потом опять на него, — Это куда же?

— В Сибирь.

— так стрельцов не посылали, туда казаки ходят.

— Они первыми, а мы с воеводой.

— Зачем. — Я всё не мог понять причин, по которым отправляли людей, из Москвы. — Поближе что ли взять не откуда, где мы, а где Сибирь. Это сколько же вы туда идти будете?

— Полусотник наш, не спрашивал, его по повелению Государя нашего к приказу приписали и повелели набрать охотных людишек.

— Понятно, — Хотя совсем не понятно. Причем здесь стрельцы? — теперь, почему всего пяток, на переделку, только у меня запас пистонов маловат будет. Всего по пятьсот выстрелов на ствол. Может три переделать?

— Мало будет, три. С твоими пистонами, пищаль чаще стреляет, так вот думаем, что пока фитильщики заряжают, эти уже наготове и ежели что завсегда стрельнуть смогут.

— Значит пять?

— Да. И поведай, как с них стрелять.

Я не дал договорить человеку, — Всё расскажем и покажем. Ружья где?

— Что?

— Пищали принесли? Только я сам выбирать буду, не всякие подходят. Старые и стреляные переделывать не буду, у них железо внутри выгорело, взорваться может. — Проговаривая условия, следил за лицами стрельцов. Эти хитрозадые обычно старались притащить хлам, какой ни будь, во всяком случае, один раз такое было. Мы переделали ствол на капсюль, не проверив разгар каморы, стенки оказались тонкими и на втором выстреле с усиленным зарядом, ей вырвало казенную часть. Так это чадо устроило истерику и хотело слупить с меня денег. Кузнец Данила тогда помог, собрал куски и по ним мы поняли, в чем была беда. Я не говорю, что мы совсем отказывались, мы их тоже брали, но там надо было обтачивать и надевать сверху бандаж, проваривать его. Хотя был бы токарный станок и с минимальным допуском да на горячую, держала бы за милую душу. Увы. Увы. Поэтому из-за трудностей в переделке, старались не брать. Сама работа была простая, разделенная на два этапа. На первом снимали ствол, обрезали, вставляли запальную трубку в посверленное отверстие, пропаивали, потом по новой заваривали казенник. Потом на ложе вырезали посадочное место для спускового механизма, крепили, и далее следовала пристрелка из десяти выстрелов усиленным зарядом. Пять пищалей мы могли переделать буквально два дня.

После моих слов рожи у них стали кислые, и догадки подтвердились. Притащили наверно дедовы самопалы, с которыми при Иване грозном Казань брали.

— Показывайте, — потребовал их предоставить оружие.

— Кисель, Пятунка, дуйте к телеге и одна нога здесь, другая там, — Распорядился Фролов. — Федор, а ежели она…

— Очень старая будет? Гаврила, ежели ты думаешь, что мы здесь новые пищали делать будем, то не надейся, это будет очень долго и очень дорого.

— и сколько возьмешь?

— как за новое, рубль. Значит за пять, будет пять.

Стрелец посмотрел мне в глаза, потом перевел взгляд, куда-то за спину, там послышались шаги кто-то из них ушел, — А сколько…

— Намного дешевле, вам отдам по копейке за десяток. Ты погоди морду кривить, сначала послушай, что я тебе даю. Замок, как с ним обращаться позже покажу, запасная пружина, ежели старая сломается, чтоб завсегда заменить можно было. В прикладе делаем отверстие и кладем туда все, что нужно для починки. Чтоб всегда было под рукой и нельзя потерять. А так как вы пойдете далеко, дам вам ещё один запасной. Про пистоны мы говорили, они будут в деревянных коробушках по пятьдесят штук, пересыпаны мелкими опилками, чтоб не отсырели, и сверху облиты воском. Всё это уложено в один большой короб.

'на самом деле я хотел делать коробки из листовой меди, как армейские цинки, но посчитав себестоимость, пришел в тихий ужас, и идея умерла, не родившись, на самовары меди не хватало'

— а ещё я тебе покажу одну штуку, ей свеи пользуются, от этого они стреляют чаще чем вы.

— ты про то чтоб порох и пулю в бумагу вертеть?

— Вы знаете?

— То ведомо нам, токмо дорого ты берешь Федор.

Я развел руками, — Скажите воеводе и вам с казны деньги вернут.

— Вернут и ещё добавят. — Стрельцы одобрительно зашумели. — Все так и будет. За свои деньги в поход собираемся. Нам от казны дали по десять рублей, жалование за два года вот мы и хотели за половину, пищали переделать.

Я оглядел их. Здоровых крепких мужиков одетых в стрелецкие кафтаны, крепкие натруженные кисти рук лежали на саблях, свисающих с пояса, другие держали свои алебарды. Бердыши. Загорелые обветренные лица, ухоженные бороды. Вот этих судьба хранит, если не сгинут в землях сибирских. Собирая ясак для царя московского, то с них пойдет прибыток в людях. Не оставят голов своих на плахе после бессмысленного бунта, не будут кормить своими телами падальщиков в азовской авантюре Петра первого, глядишь моя помощь им обернется чей-то спасенной жизнью. И этот кто-то может стать моим предком.

— Ладно. Сделаю вам пищали, — Они одобрительно зашумели, я поднял руку, останавливая гул, — и припасов за полцены отдам. Только как говорил, плохих не надо, не будет с них прока и вас подведут, когда нужно будет.

— Благодарствую Федор, — Гаврила поклонился, оглянулся к своим, — Робята оставляйте пищали.

Повернулся ко мне — Когда готово будет.

— Дня через три приходите, получите их обратно, и припасы заберете, тогда же и покажу, как стрелять из нового оружия.

— Сидор! — Позвал своего сослуживца, — скажешь Даниле, что у нас работа есть? А то я с ним тут поругался давеча.

— Об чем полаялись?

— Да попусту. Он одного хотел я другого, брехались пока Никодим не разогнал нас.

— Это он может, молчит, молчит, потом шлея под хвост попадает.

— Иди, пока мне шлея под хвост не попала. И проводи служивых.

Встал со своего места, поклонился стрельцам, — Всё исполню, третьего дня жду вас, а сейчас не досуг мне.

Они ушли, а я вернулся к своему занятию, перегонке древесины. А что, тихое спокойное, есть время для размышлений. Вот и сейчас в голове закрутились воспоминания после разговоров со стрельцами, которых на покорение Сибири посылают.

Это было в первую ночь в этом времени, я перебирал варианты, чем мне заняться…

'О!! построить развитую инфраструктуру для купца, у которого в наличии три гвоздя и три штуки бархатной тряпки, мне привыкшему к складской логистике, международным транспортным перевозкам, таможне, электронному учету… Возвращаться в каменный век, к карточкам? Да для этого времени это будет не просто шаг вперед. Это будет как выход человека в космос. Создать службу доставки? С одеждой не выгорит, пока что все шьют только для себя и носят только самострок. Для нынешних семей, женщин в первую очередь, заказать платье на стороне, значит показать себя с худшей стороны, плохая хозяйка. Этим всё сказано, так что ателье мод накрывается медным тазом. Может посудой заняться или печки класть, правда, знаю всего одну модель, самую простую какую с тестем в бане ставили. Чем на жизнь зарабатывать?

А что прикажете делать, если я не историк и не потомственный кузнец. Знаю верхушки, да есть паровая машина, есть атомная бомба, про кучу всякой хрени, какую по телику показывают. Например, поточная линия для производства стеклянных бутылок, выпуск листового стекла, видел передачу про ветряные голландские лесопилки, знаю, что они позволили стать ей мировой морской державой этого времени. А мне с этого, какой прок? Ну не знаю схему привода и из чего сделаны пильные полотна.

В типографии работал, знаю принцип работы офсетного печатного станка, брошюровочных работ.

С последним может и выгорит. Дома порванные детьми книги сам переплетал, шитые в накид, клееные, без разницы было что делать. Так как вариант можно будет рассмотреть этот вопрос, хотя они кажется под церковью ходят. М да. Оставим пока это…

Мозг тихо плавился от количества перебираемых вариантов, в затылке мелко пульсировала боль, а я лежал на низком жестком топчане и тупо пялился в низкий потолок. Почему-то вспомнилось утро, день стрелец с обожженной мордой лица. Разговор с ним и его рассказ о битве за Псков. И мне вдруг стало спокойно. Как я мог забыть. Половину своей сознательной жизни проковырялся с разного рода взрывоопасными игрушками, петарды, хлопушки, взрыв пакеты, всё вместе это тащило за собой огромный пласт информации по военным технологиям. Танки, пушки, самолеты, флот, армейская логистика, боеприпасы, амуниция…

Перестала болеть голова, а перед мысленным взором возник затвор трехлинейной винтовки, и моя рука тянется к нему, чтоб его передернуть и дослать следующий патрон. И вот тут всё встало на свои места. Они здесь в этом плане дикари, до первого унитара ещё лет сто, если не двести. Вот это, я, и буду делать. Патроны. Насколько помнил из истории, с переходом на казнозарядное оружие линейная тактика битв приказала долго жить. Кажется осада Севастополя, была одна из последних, во всяком случае, в России, русско-японская девятьсот пятого, велась уже с рытьем окопов в полный рост и после неё наших переодели в хаки. Значит, если сейчас наладить на Руси производство оружия нового образца… Наполеон, Фридрих, ну кто там ещё был? Карлуша, заядлый враг Петра первого, он любил ходить строем. А при скорострельности в два десятка в минуту и дальности метров на пятьсот и численности роты в сто двадцать человек, да ни одна колонна близко не подойдет, поляжет. А уж вбить в голову молодежи, что вражеский офицер, в треугольной панаме с пером, самая желанная цель… Так у Карла, точно Клара украдет кораллы. Зашибут бедолагу, в первом же бою.

Долго вспоминал, что и как делать и когда уже засыпал, на задворках сознания мелькнула мысль, — ' а может в Тулу, ведь оттуда мой род вышел'. Мелькнула и погасла, я уснул'

Очнулся от воспоминаний от того что перестала гудеть горелка. Надо было выгребать уголь из топки, чтоб аппарат остыл, вскрывать его, перезаряжать и по новой запускать. Надо за сегодня сделать ещё три перегонки. Кстати выходящий уголь не на что не годился, из него выжималось все ценное, и он превращался в черную грязь. Для меня, честно говоря, было открытием, когда узнал что для пороха лучше всего подходит слабо обожженная древесина, почти коричневого цвета. Чудно. Никогда не задумывался над сутью процессов, пользовался готовыми решениями. Семьдесят пять, десять, пятнадцать, формула черного пороха, она неизменна уже многие сотни лет и останется такой навсегда. Технологии вот что самое ценное, но не все из них могут быть воплощены в жизнь. Для одних нужна резина, нет каучука. Подшипники, нет стали и оборудования, чтоб их сделать. Электрогенераторы, о да как же это романтично, чтоб его построить, надо раздеть всю страну и наварить бумаги для обмотки статора и трех метров проводов. Любая технология автоматом тащит за собой целый ворох сопутствующих, вот и приходиться выбирать самое меньшее зло, какое можно воплотить в жизнь.

В животе тихо квакнул желудок, напоминая о себе, жрать захотел, ему по нраву пришлась местная кухня. Ни какой химии, ничего пересоленного и переперченного, все вареное, тушеное, томленое в печи, вкуснотища, почему-то всегда считал, что репу пекли просто так, отдельно или ели в сыром виде. Ничуть не бывало, берется ягнятника, припускается в собственном соку с солью, репа нарезается как картошка, кубиками, морковка, лучок репчатый, достается чугунок, ссыпается, накрывается и обратно на пару часиков. Потом достается. Перед подачей на стол посыпать зеленью, можно в чужих руках свои уши оставить, так к миске рваться будете. А какую колбасу делает Марфа? Пальцы можно откусить. Окорока сырокопченые, буженинка, сало, простое и с чесноком, подкопченное. Свинина, баранина, телятина, говядина, лесная живность, птица, утки куры гуси. А вот котлет не было, нет, они были. Но это был праздник в прямом смысле слова, брешь кусок мяса, и начинаешь скоблить его. Снимая с ножа в миску мякоть, я устал через час. И тогда стал выспрашивать Марфу. А будет ли много уважаемая кормилица кормить нерадивого работника, всякой вкусностью, если он облегчит ей работу?

Она спросила, я ответил, рассказал, что есть такая штука, она сама мясо рубит и можно эти самые скобленцы, хоть каждый день делать. 'И колбасы делать легче будет' — Добавил как бы промежду прочим. И стал дальше говорить, на пальцах показывая, как это может облегчить её нелегкий поварской труд. В общем, за язык меня ни кто не тянул. И вот уже месяц пытался сделать долбанную мясорубку.

С винтом разобрался сразу, слепил из воска и его отлили по выплавляемой модели, на этом все умерло, была одна попытка отлить корпус, но она провалилась, после остывания чугун треснул. Я хотел сделать классическую ручную, какая была у моей бабки. Так что опять лепить, подгонять винт, нарезать стилом резьбу, готовить гайку, если не получиться в этот раз сделаю наплыва и пущу крепеж на клиньях. Или я чего-то не знаю или у меня Данила что-то не знает. Отдавать такое на сторону пока не хочется, если что их же можно продавать за хорошие деньги. Надо вплотную заняться проблемой резьбы, лерки, плашки, клуппы, метчики. Данила бьётся, над этим, я ему рассказал. только всё упирается в хорошую инструментальную сталь. Тот эрзац который мы делаем у себя… Я не знаю. Каждая плавка ведет себя по-разному. Одной можно стекло резать, другая как пластилин, Данила…

А что Данила, он исполнитель. Как я раньше и говорил. 'Как ему скажешь, так и сделает' Спрашиваю — 'сколько железа положил?'

Отвечает — ' столько' и показывает.

'Дробил'

'Да'

' В тигле хлюпало'

'Да'

'Сразу вытащил'

'Да'

'Так с какого хрена, у тебя это недоваренное, а это переваренное'

'Пошел на хер. Как сказывал, так и делаю'

Слово за слово… Не приди к нам в закуток Никодим, поубивали бы друг друга. Жалко его, Данила хороший парень… С медью с бронзой работает так, что я от восхищения могу только рот открывать без слов, а вот сталь не дается, может он дальтоник, они цвета не разбирают, а здесь важна температура нагрева, отпуска, закалки. Надо с ним поговорить на эту тему. Они кажется зеленый… а хрен с ним наберу разных. Покажу и заведу разговор, о чем ни будь, подсуну под нос, попрошу выбрать. Поглядим что получиться.

Через пару дней мои подозрения подтвердились, наш кузнец не различал красного цвета. Как он вообще умудрился хоть чему-то выучиться? Я не понимаю. Ну да, бог с ним, не гнать же его из этого, да и с цвет метом, работает как надо, есть в нем художественная жилка.