Записки контрразведчика. Взгляд изнутри на противоборство КГБ и ЦРУ, и не только

Глава тринадцатая Некоторые итоги восьмидесятых

Суммируя итоги непосредственного участия первого отделения первого отдела Второго главного управления КГБ СССР в противодействии в восьмидесятые годы деятельности ЦРУ США путем организации контрразведывательных мероприятий по вскрытию противоправной агентурно-оперативной деятельности посольской резидентуры, следует еще раз подчеркнуть, что все мероприятия готовились и проводились под руководством генерал-майора Рэма Сергеевича Красильникова, в той или иной мере к ним подключались его заместители И.А. Батамиров и Л.И. Голубовский.

Безусловно, в этой работе мы не были одиноки. Нам оказывалась серьезная помощь со стороны других подразделений КГБ. Под руководством Красильникова на постоянной основе было организовано взаимодействие по конкретным вопросам с Первым главным управлением КГБ СССР, радиоконтрразведкой, Седьмым управлением. Привлекались группа «Альфа», технические службы, управления центрального аппарата КГБ СССР (военная контрразведка, экономическая безопасность, защита стратегических объектов, объектов транспорта), а также Ленинградское и Московское управления и многие другие территориальные органы безопасности.

В те годы благодаря активной работе контрразведки идентифицировали принадлежность к ЦРУ десятков офицеров американской разведки и закрыли им въезд в СССР, сковали деятельность посольской резидентуры ЦРУ в Москве.

С помощью многочисленных оперативных игр раскрыли формы и методы работы ЦРУ со своей агентурой из числа советских граждан, определили источники получения американцами информации, провалили действовавшие агентурные и технические операции американцев.

В восьмидесятые годы семерых сотрудников ЦРУ захватили с поличным во время проведения ими в Москве и Ленинграде операций по связи со своими агентурными источниками. Еще шестерых работников ЦРУ выслали из СССР в качестве ответных мер на аналогичные действия американцев, вскрыли две технические операции АНБ и ЦРУ.

Совместными усилиями с Первым главным управлением, Третьим управлением (военной контрразведкой) и Шестым управлением (экономическая безопасность) были разоблачены более двадцати действовавших агентов ЦРУ из числа советских граждан, перехвачены действия более десяти инициатив-ников, пытавшихся установить преступный контакт с ЦРУ.

За всю новейшую историю нашей страны, СССР и России, контрразведка не добивалась таких ярких результатов в борьбе с американскими спецслужбами и их резидентурами, как в восьмидесятые годы прошлого столетия.

Как явствует из откровений самих бывших руководителей советского отдела ЦРУ, провалы в Москве заставили центральный аппарат ЦРУ провести тщательную ревизию деятельности московской резидентуры, отказаться от многих своих планов по СССР, перенести основную тяжесть агентурной работы против нашей страны на территории третьих государств.

Активная работа советской контрразведки против ЦРУ США на рубеже веков продолжалась. Но наступил 1991 год, ознаменовавшийся ГКЧП, последующим прекращением существования СССР, практически развалом системы органов государственной безопасности и обвинением руководителя КГБ в противоправной деятельности.

Как известно, Михаил Горбачев за год до августовского путча отправил в отставку своих единомышленников по перестройке — Шеварднадзе и Яковлева и, наоборот, приблизил к себе председателя КГБ Крючкова. И я никогда не поверю в то, что Владимир Александрович Крючков возглавил заговор, целью которого было смещение Горбачева.

КГБ СССР, как нас учили, всегда был вооруженным отрядом партии, а председатель КГБ — политической фигурой в нашем обществе, неукоснительно подчинявшейся и выполнявшей все директивы КПСС, поручения ЦК и Политбюро ЦК КПСС.

Председатели КГБ СССР Андропов (1967–1982), Чебриков (1982–1988) и Крючков (1989–1991) были для нас, офицеров контрразведки, небожителями.

В повседневной жизни мы, молодые контрразведчики, с ними никогда не сталкивались. Изредка видели их только на сцене в клубе им. Дзержинского на всесоюзных совещаниях КГБ СССР или на партийных конференциях, а «непосредственное знакомство» с ними происходило лишь путем ознакомления с основополагающими приказами по ведомству, подписанными ими.

Они были членами ЦК КПСС, избирались в Верховный Совет СССР, были политическими фигурами всесоюзного масштаба, входили в руководство страны. Ездили на доклад лично к Брежневу, затем Черненко и Горбачеву и докладывали им некоторые из подготовленных, в том числе и нами, документов.

Когда эти документы возвращались к нам с визой генерального секретаря, мы с гордостью показывали подпись руководителей страны тем, кто принимал участие в подготовке этих записок в ЦК КПСС.

Сам факт доклада наших документов первому лицу государства расценивался нами практически как награда за проделанный труд.

И Крючков был лично подчинен генеральному секретарю ЦК КПСС, то есть Горбачеву, докладывал ему по всем самым острым вопросам и действовал исключительно в соответствии с его указаниями.

С Чебриковым у меня было одно-единственное и очень кратковременное общение после задержания агента ЦРУ из числа сотрудников советской разведки Полещука, когда мы его доставили сразу же после захвата в здание на Лубянку для личного допроса председателем.

Крючков же был первым руководителем нашего ведомства, с которым мне все же посчастливилось познакомиться.

Вместе с Красильниковым я дважды присутствовал у Крючкова в кабинете во время доклада ему о деятельности ЦРУ в СССР, и в дополнение к отчету начальника первого отдела ВГУ я давал пояснения по некоторым конкретным разведчикам и о проведенных ими операциях.

Мы демонстрировали председателю оперативные видеозаписи встреч сотрудников ЦРУ со своими агентами, закладок и изъятия ими тайников, проведение операций на канале радиосвязи.

Крючков проявил большую заинтересованность в предоставленном ему материале, профессионально комментировал наши сообщения, остался доволен работой ВГУ на американском направлении, просил передать контрразведчикам высокую оценку за их находчивость и умелые действия.

Через некоторое время мне вновь удалось пообщаться с Крючковым, когда вопрос работы по американцам был вынесен на заседание коллегии КГБ СССР, на котором с основным докладом выступил Красильников, а мне поручили содоклад и пояснения по предметам шпионского снаряжения сотрудников ЦРУ.

Владимир Александрович Крючков был не только политической фигурой в советском обществе, твердо стоявшей на позициях КПСС, но и профессионалом, досконально разбиравшимся в тонкостях оперативной работы разведки и контрразведки.

Достаточно сказать, что большая часть операции «Фантом» проходила уже в то время, когда Крючков был председателем КГБ СССР.

В первом отделе ВГУ многие годы под руководством Красильникова трудился полковник Алексей Егоров, очень талантливый, способный и эрудированный оперативный сотрудник.

Он возглавлял третье отделение первого отдела ВГУ, очень хорошо разбирался во внешнеполитических и внутригосударственных проблемах и на высоком уровне готовил докладные записки в ЦК КПСС по советско-американским отношениям.

На него справедливо обратило внимание руководство КГБ, и его пригласили перейти на работу из первого отдела ВГУ в аппарат первого заместителя председателя КГБ СССР Виктора Грушко в качестве его помощника.

Я вспоминаю весну и лето 1991 года, когда Егоров изредка стал появляться в отделе с загадочным видом, как будто ему была доверена какая-то важная государственная тайна.

Однажды на мой вопрос, почему он такой загадочный и в то же время постоянно находится в приподнятом настроении, Егоров ответил, сделав таинственный вид, приблизительно следующее.

Бардак в стране Горбачеву и всем остальным там, наверху, уже окончательно надоел, и скоро будут перемены, к которым он, Егоров, имеет непосредственное отношение. Дескать, он и еще ряд товарищей выполняют прямое указание генерального секретаря, данное Крючкову, по подготовке очень важных документов и мероприятий, и со временем мы все узнаем.

Егоров многозначительно поднял указательный палец, этим жестом давая понять, что именно высшее лицо государства (как уточнил Егоров: «Он сам») поручило КГБ навести порядок в стране.

Как впоследствии стало известно, Егоров действительно входил в группу, которая готовила документы для ГКЧП, и у меня нет ни малейшего сомнения в искренности его слов о том, что все делалось по прямому указанию Горбачева, который в последний момент отказался от своего собственного замысла и кинул тех, кому сам и давал указания.

После ареста председателя КГБ Владимира Александровича Крючкова наше ведомство с августа 1991 по январь 1992 года возглавлял Вадим Бакатин.

Спустя годы Бакатин открыто заявлял, что его на эту должность назначил Горбачев с целью, согласованной с Ельциным, разрушить КГБ и всю систему государственной безопасности. Развал страны привел и к развалу единой системы органов КГБ.

КГБ СССР расчленили, выделив из его состава КГБ Российской Федерации, а по мере выхода союзных республик из состава СССР республиканские органы безопасности превращались в самостоятельные структуры, подчиненные не союзному КГБ, а руководителям новых государственных образований на территории нашей Родины.

Из центрального аппарата КГБ вышло и пустилось в самостоятельное плавание Первое главное управление (внешняя разведка) — она стала самостоятельным ведомством, Восьмое и Шестнадцатое управления образовали Комитет правительственной связи (позднее ФАПСИ), Девятое управление стало Управлением (затем Службой) охраны Президента, Пятнадцатое управление преобразовалось в Главное управление специальных программ.

Из подчинения КГБ были также выведены войска спецназа и пограничные войска.

Таким образом, задачи, поставленные Горбачевым и Ельциным перед Бакатиным по уничтожению КГБ как единой структуры, были выполнены к декабрю 1991 года. В соответствии с законом «О реорганизации органов государственной безопасности» КГБ СССР был упразднен и вместо него создали: Межреспубликанскую службу безопасности (МСБ), Центральную службу разведки и Комитет по охране государственной границы.

Бакатина, как руководителя МСБ, профессиональные вопросы деятельности КГБ мало интересовали. Он, со слов очевидцев, сталкивавшихся с ним, был груб и безапелляционен с подчиненными, любезен с западными дипломатами и новоявленными российскими демократами.

Внутри самого КГБ начались чехарда и сплошные сокращения, в том числе и финансирования, пошли процессы расформирования и преобразований.

Руководящий и оперативный составы управлений КГБ выводились за штаты — освобождались от занимаемых должностей и вновь назначались на должности, но не все, а только после персонального их утверждения на заседаниях каких-то комиссий, в работе которых принимали участие депутаты из числа так называемых демократов и правозащитники, которые свободно разгуливали по зданию КГБ, что в предшествующие годы даже представить себе было невозможно.

Ставленник Бакатина из числа новоиспеченных демократов Евгений Севастьянов, назначенный в сентябре 1991 года начальником московского управления КГБ, предлагал вообще отказаться от методов агентурной работы, всех видов прослушивания и наружного наблюдения.

На Бакатине лежит ответственность и за уход из КГБ многих ветеранов-профессионалов, и за развал агентурной сети КГБ.

Но больше всего Бакатин прославился своим щедрым подарком американцам — передачей им схемы установки спец-техники в новом здании посольства США в Москве в Большом Девятинском переулке.

Американцы многие годы с нетерпением ждали переезда части посольства США в новый комплекс, который начал строиться в Москве еще в 1979 году. Но переселение затянулось на долгие годы из-за обвинений со стороны Администрации, Госдепартамента и спецслужб США в адрес КГБ СССР в установке в посольстве аппаратуры прослушивания и поднятой на этой волне в СМИ и на межгосударственном уровне антисоветской пропагандистской кампании.

Спецслужбами США были организованы всеобъемлющие дорогостоящие поисковые работы в новом здании с использованием новейших технических средств (томографов), но специалисты ничего не смогли обнаружить, разобраться с волновавшей их проблемой проникновения КГБ в посольство.

По дипломатическим каналам и по линии спецслужб вопрос внедрения спецтехники в новое здание посольства США в Москве неоднократно поднимался американцами, но им официально заявлялось, что в новом здании, после того как там начались поисковые мероприятия, все работы нами были прекращены, что соответствовало действительности, и что им ничего не угрожает.

И на этом фоне Бакатин преподнес американцам бесценный подарок — передал изумленному такой щедростью послу США в Москве Роберту Страуссу семьдесят листов эскизов мест установки прослушивающих устройств в посольстве США.

Я помню, каким расстроенным накануне того события вернулся от Бакатина Красильников, рассказавший, что тот категорически отказался провести официальные двусторонние переговоры с американской стороной по поводу спецтехники в здании посольства США в Москве.

Бакатин, по словам Красильникова, заявил, что в переговорах нет необходимости, так как у него имеется формальная санкция Горбачева на передачу этих документов американцам, а также устное разрешение, полученное по телефону от Ельцина.

Горбачев с Ельциным в своем желании понравиться американцам не остались в стороне от предательства своих спецслужб, пошли на поводу у Бакатина, санкционировали в нарушение закона передачу американцам сведений, составлявших государственную тайну.

Свое фактическое предательство Бакатин аргументировал ссылкой на заключение технических специалистов, не согласованное ни с разведкой, ни с контрразведкой, о том, что аппаратура в здании посольства США в Москве уже не работоспособна, якобы не секретна, устарела, выведена из строя и обнаружена американцами.

Тем самым он в одностороннем порядке, даже не рассекретив переданные американцам документы, пошел на беспрецедентный в истории взаимоотношений иностранных спецслужб шаг, грубо нарушив незыблемый принцип взаимности.

Бакатин рассчитывал на то, что американцы в ответ отдадут нам информацию о многочисленных прослушивающих устройствах, к тому времени уже внедренных ими в квартиры и офисные учреждения советских дипломатов в Вашингтоне, но этого не произошло и не могло произойти.

Как и следовало ожидать, надежды Бакатина на компромисс с США и на передачу в ответ на его «жест доброй воли» нам в КГБ чертежей ФБР и АНБ, завершивших к тому времени установку и налаживание своей современной системы прослушивания в новом здании посольства СССР в Вашингтоне, полностью провалились.

Я никогда не забуду мою единственную встречу с Бакатиным, состоявшуюся в его день рождения, 6 ноября 1991 года, в здании КГБ на Лубянке.

В тот вечер я находился по окончании рабочего дня в своем кабинете на восьмом этаже и готовил на пишущей машинке какой-то документ, при этом дверь, соединяющая кабинет с коридором, из-за духоты была открыта.

Неожиданно ко мне в комнату вошел Бакатин, кабинет которого был расположен на четвертом этаже, с вопросом, почему у меня открыта дверь и кто я такой. (Перед этим, как выяснилось, Бакатин побывал в кабинете Красильникова.)

Я встал и представился, назвал свою должность — заместитель начальника первого отдела, начальник первого отделения Второго главного управления КГБ СССР.

Следующий вопрос со стороны Бакатина был таким: «Каковы ваши служебные обязанности?»

Я доложил, что всю свою профессиональную жизнь я, как сотрудник, а теперь и руководитель первого отделения, занимался и занимаюсь исключительно посольской резидентурой ЦРУ и разработкой конкретных американских разведчиков, а также разоблачением агентов из числа российских граждан и оперативными играми против ЦРУ. В качестве заместителя начальника первого отдела я уже некоторое время курирую вопросы технического проникновения в здание посольства США в Москве и организую взаимодействие с техническими подразделениями нашего ведомства.

Что тут началось! Бакатин был возмущен и разгорячен (может быть, в связи с тем, что вышел лишь передохнуть и прогуляться между поздравлениями от череды его гостей), но самое «мягкое и приветливое» выражение с его стороны в мой адрес было следующим:

«А кто вам позволил заниматься такой работой против американцев в ведомстве, которое я возглавляю?» Красноречивая иллюстрация его настроя и профессиональной компетенции, не правда ли?!

Наша «беседа», вернее, возбужденный монолог Бакатина прервал один из разыскавших его помощников, доложив, что в здание КГБ поздравить председателя с днем рождения прибыл министр обороны СССР Шапошников.

Напоследок Бакатин резко заявил, что мы еще увидимся и что он вызовет меня для подробного доклада о деятельности контрразведки против посольства США в Москве и американцев, с которыми надлежит строить дружественные отношения, а не провоцировать их на конфликты и конфронтацию.

Он покинул мой кабинет в сопровождении своего помощника, но обещанного им вызова не последовало, и мы больше не встречались.

Очевидно, у Бакатина были более важные дела по развалу органов безопасности под видом реформирования КГБ, чем разборки с конкретными оперативными сотрудниками.

Глава четырнадцатая «Гаврилов» и что из этого получилось

Восьмидесятые годы прошлого столетия характерны не только острым противостоянием и соперничеством между КГБ и ЦРУ, но и, как бы это ни показалось парадоксальным, контактами между ними, которых не существовало в годы холодной войны.

Безусловно, в то время не могло идти речи о сотрудничестве или партнерских взаимоотношениях советских и американских спецслужб, а лишь о контактах в области сугубо узких сфер, затрагивающих собственные профессиональные интересы КГБ и ЦРУ, таких, как судьбы разоблаченных агентов, подготовка обменов одного агента на другого или поиск без вести пропавших лиц (офицеров разведки) на территориях наших государств.

Первая попытка организовать подобную встречу с санкции руководства КГБ СССР была предпринята первым отделом ВГУ в 1982 году, когда московскую резидентуру ЦРУ возглавил Карл Гебхардт.

Было использовано несколько попыток установить контакт с ним по телефону, но они ни к чему не привели.

Затем один из заместителей Красильникова Леонид Голубовский при возвращении Гебхардта из Хельсинки в Москву на перроне Ленинградского вокзала вступил с ним в разговор, но американец от контакта категорически уклонился.

Скорее всего, Гебхардт строго придерживался инструкций Лэнгли о запрете контактов с работниками КГБ, но, может быть, свою роль сыграли и его чрезмерная осторожность и подозрительность, боязнь провокаций со стороны Лубянки.

Тогда мы приняли решение изложить наше предложение о встрече в письменном виде, а чтобы у Гебхардта не возникло сомнений в авторстве письма, доставить это послание прямо к месту его проживания, что было сделано мною лично.

Письмо в конверте, адресованное в Лэнгли, с предложением КГБ об установлении неофициальных контактов с ЦРУ для обсуждения проблем взаимной заинтересованности я доставил в строго охраняемый жилой дом для иностранцев. Дверь квартиры открыла его дочь, и я передал письмо ей с просьбой вручить отцу, когда он вернется с работы. На конверте были указаны имя и должность Гебхардта.

Но и эта наша акция успеха не имела.

Прошло еще несколько лет, прежде чем между КГБ и ЦРУ начались в Москве неофициальные контакты, организованные в 1986 году Управлением «К» ПГУ и первым отделом ВГУ КГБ СССР, переговоры, которые с 1989 года стали носить регулярный характер.

Со стороны ЦРУ в них принимали участие последовательно сменявшие друг друга резиденты ЦРУ в Москве Джек Даунинг, Майкл Клайн и Дэвид Рольф (они же в то же самое время участвовали в операции «Фантом»), а со стороны КГБ эти контакты вел начальник первого отдела ВГУ Рэм Красильников.

В ходе встреч в Москве, носивших неофициально-конфиденциальный характер, как бы вырабатывались правила игры, кодекс чести и поведения спецслужб СССР и США.

Между КГБ и ЦРУ велись переговоры о взаимном отказе от провокаций, пыток, похищений людей и убийств, применения ядов, снабжения ядами своих агентов для самоликвидаций, об исключении из практики использования психотропных препаратов.

Обсуждались вопросы обеспечения физической безопасности американских дипломатов и здания посольства США в Москве, взаимные претензии по поводу оборудования строящихся в Москве и Вашингтоне зданий посольств США и СССР спецсредствами для прослушивания и съема информации с линий связи.

На этих встречах также выяснялись судьбы людей, пропавших без вести на территории наших стран, судьбы перебежчиков из числа завербованных ранее агентов.

С самого начала (по договоренности с американцами) было признано целесообразным, в интересах конфиденциальности, обозначить этот контакт как «Гаврилов».

Когда мы звонили в посольство, Красильников или эпизодически я, то представлялись Гавриловым. Когда инициатива звонка исходила от ЦРУ, то американцы, если Красильников отсутствовал, просили дежурного по отделу подозвать к телефону Гаврилова или что-то передать ему — таковы были условия связи.

Во время отсутствия в Москве перечисленных резидентов ЦРУ к контактам подключались их заместители, а при отсутствии Красильникова роль Гаврилова исполнял я.

Помимо достаточно регулярных встреч в Москве, дополнительно в Хельсинки и Берлине проходили переговоры, но уже в расширенном составе, в которых, помимо Красильникова, со стороны КГБ принимал участие начальник первого отдела Управления «К» ПГУ Леонид Никитенко.

Со стороны американцев переговорщиками были начальник советского отдела Оперативного директората ЦРУ Милтон Бирден и руководитель управления контрразведки ЦРУ Гарднер Хэттавей (бывший резидент ЦРУ в Москве), Тэд Прайс, сменивший Хэттавея на его посту, и резидент ЦРУ в Москве Майкл Клайн.

На этих встречах, помимо деликатных вопросов, связанных с деятельностью спецслужб США и СССР, обсуждались и иные проблемы, затрагивающие общечеловеческие ценности и разрешение которых является целью любых спецслужб независимо от того, в дружественных отношениях они находятся или нет.

К этим проблемам относятся борьба с международным терроризмом, нераспространение ядерного оружия, уничтожение химических вооружений, противодействие организованной преступности и незаконной продаже обычных видов вооружений, наркотрафик.

Контакт Гаврилов создал платформу для дальнейших, уже открытых переговорных процессов между американскими и российскими специальными службами по вопросам, представляющим взаимный интерес или касающимся безопасности наших стран. Переговоры начались официально после распада СССР.

В августе 1991 года, еще до ГКЧП, по приглашению КГБ СССР Милтон Бирден, руководитель советского отдела Оперативного директората ЦРУ, и Джек Дивайн, руководитель центра ЦРУ по борьбе с наркотиками, посетили Среднюю Азию, где обсуждали с советской стороной пути сотрудничества в международной борьбе с наркотрафиком.

7—8 августа, когда американцы возвратились из Ташкента в Москву, состоялась моя первая непродолжительная встреча с Милтоном Бирденом в особняке приемов КГБ, где проходили переговоры с американцами.

В те дни, предшествовавшие августовским событиям ГКЧП, советская и американская стороны пытались достичь понимания между КГБ и ЦРУ в таких областях, как противодействие наркоторговле и распространению оружия массового поражения, обеспечение безопасности ядерного, химического и биологического вооружений.

Но события 19 августа 1991 года на время прервали переговорный процесс, суть которого сводилась к определению конкретных сфер взаимодействия между КГБ и ЦРУ. Американцы приостановили сотрудничество до прояснения обстановки в Москве и в ожидании нового руководителя КГБ СССР, которым, как известно, стал Бакатин.

Однако контакты Гаврилова и 19 августа, и в последующие дни и недели не прекращались и были достаточно интенсивными, но исключительно лишь по вопросам безопасности посольства США в Москве, генконсульства США в Ленинграде и их дипломатического персонала.

После ГКЧП продолжались необратимые центробежные процессы распада СССР, усилилась опасность международных вооруженных конфликтов, и на этом фоне всем участникам переговорных процессов стало очевидно, что в новом мире, при новом раскладе политических сил особенно необходимо взаимодействие самых сильных спецслужб в мире, советских и американских, и надо договариваться на официальном уровне.

И такая встреча состоялась. В конце октября 1991 года по приглашению американской стороны в США для проведения переговоров была направлена объединенная делегация во главе с заместителем председателя КГБ — начальником Второго главного управления генерал-майором Федором Алексеевичем Мясниковым.

В составе делегации были представитель ПГУ Леонид Рябченя, английского направления контрразведки Вениамин Каширских, КГБ РСФСР Владимир Зайченко, специалист по борьбе с организованной преступностью Александр Громов и я, в то время заместитель начальника первого отдела В ГУ.

Мы были первыми представителями российских спецслужб, в составе официальной делегации посетивших в Вашингтоне штаб-квартиры ЦРУ и ФБР.

В штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли мы были приняты Ричардом Керром, исполнявшим в то время обязанности директора ЦРУ, а также легендарным руководителем Оперативного директората ЦРУ Томасом Тветтэном.

Во встречах с руководителями ЦРУ взаимно было подчеркнуто, что холодная война закончена, мир видоизменился, но противоречия, обусловленные государственными интересами, неизбежно остаются.

При этом констатировали, что разведка и контрразведка всегда находятся на противоположных сторонах игрового поля — они всегда будут работать друг против друга, но формы работы должны носить цивилизованный характер.

В этом же контексте декларировали взаимные пожелания — не выносить на политический уровень конфронтационные вопросы, которые можно было бы разрешить напрямую между ЦРУ и российской контрразведкой, не предавая их гласности через средства массовой информации и внешнеполитические ведомства наших стран.

Общие темы переговоров были обозначены сторонами заранее — это общечеловеческие ценности и общенациональные угрозы, против которых спецслужбы наших стран, несмотря на противоречия между ними и не прекращающееся противостояние, могут и обязаны совместно бороться.

Стороны заявили, что в новых условиях относятся друг к другу как профессионалы с большим уважением, и согласились, что наступила эра прямых переговоров и контактов между противоборствовавшими сторонами, сильнейшими спецслужбами мира, и это в интересах не только российского и американского народов, но и всего человечества.

В переговорах в Лэнгли и на заседаниях в конференц-зале гостиницы, где нас разместили, неоднократно принимали участие Милтон Бирден, Пол Рэдмонд, руководитель контрразведки ЦРУ, а также в то время резидент ЦРУ в Москве Дэвид Рольф.

Пол Рэдмонд отвечал в советском отделе ЦРУ за все тайные операции против Москвы и за работу с перебежчиками в США из числа сотрудников советских спецслужб.

С ЦРУ было достигнуто взаимопонимание о том, что хотя мы и не союзники, но можем иметь партнерские отношения по таким вопросам, как борьба с международным терроризмом и нераспространением ядерных вооружений и наркотических веществ.

Договорились о целесообразности, учитывая взаимные интересы, объединить усилия КГБ и ЦРУ в борьбе за запрещение и уничтожение химических и бактериологических боеприпасов, предотвращение незаконных поставок обычных вооружений в регионы конфликтных ситуаций.

Стороны пришли к заключению, что контакт Гаврилов свою миссию выполнил и в Москве можно перейти на открытые контакты, в которых со стороны американцев будут принимать участие резидент ЦРУ и его заместитель, а со стороны КГБ — руководитель первого отдела ВГУ и, если это потребуется, его заместитель.

Предполагалось по вышеуказанным вопросам, а также и по иным, представляющим взаимный интерес, наладить информационный обмен, а в случае необходимости и проведение совместных операций.

Было также достигнуто соглашение о периодическом делегационном обмене между КГБ и ЦРУ для обсуждения проблемных вопросов и подведения итогов партнерского взаимодействия. (Во исполнение этого решения уже в феврале 1992 года делегация ЦРУ совместно с представителями РУМО посетила Москву.)

После завершения переговоров в штаб-квартире ЦРУ по приглашению американской контрразведки наша делегация побывала в штаб-квартире ФБР. Встреча в ФБР не была продолжительной. Мы, с нашей стороны, предложили американским контрразведчикам найти точки соприкосновения и организовать партнерское взаимодействие, например, по вопросам борьбы с организованной преступностью.

Ответ американцев был лично для меня обескураживающим — по заявлению высокопоставленных лиц ФБР ни о каком взаимодействии с КГБ не может идти речь до тех пор, пока на территории США не прекратится столь агрессивная и активная деятельность российской разведки, особенно военной (ГРУ).

После такой постановки вопроса дальнейшее пребывание в штаб-квартире ФБР смысла не имело, и на память нам осталась лишь совместная фотография.

Так закончилась официальная часть наших переговоров. На следующий день на самолете ЦРУ мы совершили перелет в Сан-Франциско, где продолжались, но уже в полуофициальном порядке, разговоры по темам основных переговоров. Затем был обратный перелет и возвращение в Москву.

Договорились с американцами, что в средствах массовой информации обеих стран будет опубликовано краткое сообщение о состоявшихся в США переговорах.

В газете «Известия», № 263 от 4 ноября 1991 года, появилось следующее сообщение:

«Спецслужбы всех стран, объединяйтесь! С 26 октября по 2 ноября в Вашингтоне проходила встреча делегаций представителей советских служб безопасности и разведки, возглавляемой заместителем председателя КГБ СССР Ф. Мясниковым, сообщили нам из Центра общественных связей КГБ СССР.

Советские представители встретились с исполняющим обязанности директора центральной разведки США Ричардом Керром и ответственными сотрудниками ФБР. Во время встречи были намечены сферы будущего сотрудничества между американскими и советскими спецслужбами, такие, как борьба с наркотиками, терроризмом, организованной преступностью, контроль за распространением оружия массового уничтожения.

Состоялся обмен мнениями о возможностях улучшения общей атмосферы отношений между спецслужбами двух стран.

Обе стороны рассматривают визит делегации советских служб безопасности и разведки как успешный. Состоявшиеся переговоры, возможно, положат начало новым отношениям между спецслужбами».

Про такую делегацию, как наша, говорят: «Они были первыми». Я горжусь тем, что вместе с другими стоял у истоков новой эры взаимоотношений между российскими и американскими специальными службами, которые в последующие годы получили развитие.

Глава пятнадцатая Что было дальше

Если оглянуться назад в недалекое прошлое и поразмышлять о роли руководителей государства и руководителей органов безопасности, то вырисовывается очень даже наглядная картина.

Так, в период с 1966 по 1991 год, в течение двадцати пяти лет, страну возглавляли четыре генеральных секретаря ЦК КПСС — Л. Брежнев, Ю. Андропов, К. Черненко и М. Горбачев.

В тот же период времени сменилось тоже только четыре руководителя органов безопасности Советского Союза.

Юрий Владимирович Андропов возглавлял КГБ пятнадцать лет, с 1967 по 1982 год. Его ненадолго, на шесть месяцев с мая по декабрь 1982 года, сменил Виталий Васильевич Федорчук. Виктор Михайлович Чебриков стоял во главе КГБ с 1982 по 1988 год, а затем КГБ руководил Владимир Александрович Крючков.

Те годы ознаменовались для личного состава контрразведки КГБ СССР возможностью спокойно работать, уверенностью в сегодняшнем и завтрашнем дне, стабильностью обстановки во всех коллективах, неуклонным ростом заработной платы оперативных сотрудников в соответствии с их продвижением по служебной лестнице, передачей оперативного опыта ветеранами молодым сотрудникам и преемственностью поколений в подразделениях.

Обстановка в ведомстве резко изменилась в 1991 году.

После того как страну возглавил Ельцин, после целенаправленной ликвидации в период его президентства КГБ как единой структуры государственной безопасности, в ведомстве начались всевозможные преобразования и переименования: Межреспубликанская служба безопасности СССР (1991 год), Агентство федеральной безопасности РСФСР (1991 год), Министерство безопасности Российской Федерации (1992 год), Федеральная служба контрразведки (1993 год), Федеральная служба безопасности (1995 год).

За восемь лет правления, с 1991 года по 31 декабря 1999 года, Ельцин сменил девять руководителей органов безопасности страны.

С августа 1991 года по январь 1992 года ведомством руководил Вадим Бакатин, с января 1992 года по сентябрь 1993 года — Виктор Баранников, с декабря 1993 года по февраль 1994 года — Николай Голушко, с февраля 1994 года по июнь 1995 года — Сергей Степашин, с июля 1995 года по июнь 1996 года — Михаил Барсуков, с июля 1996 года по июль 1998 года — Николай Ковалев, с июля 1998 года по август 1999 года — Владимир Путин, с августа 1999 года — Николай Патрушев. На посту директора ФСБ РФ Патрушева в мае 2008 года сменил Александр Васильевич Бортников. Но это уже было после ухода Бориса Ельцина с поста президента.

Каждый новый руководитель, как правило, приводил с собой свою команду и пытался сказать новое слово в обеспечении безопасности страны: видоизменить структуру ведомства, сократить оперативный состав, ужесточить кадровую политику, иначе расставить акценты в оперативной деятельности, например определить что главнее — борьба с терроризмом или со шпионажем, хотя и так понятно, что каждое подразделение должно заниматься своим делом и не дублировать функции другого.

Смена Ельциным руководителей ведомства, как правило, влекла за собой и смену руководителей основных его подразделений, в том числе и контрразведки, которая переименовывалось и в Управление контрразведывательных операций, и в Департамент контрразведки, и в Службу контрразведки.

В период президентства Ельцина и кадровой чехарды (а иначе и не назовешь то, что происходило) руководителей органов безопасности России, офицерский состав контрразведки неоднократно выводили за штат их подразделений, и они находились в подвешенном, стрессовом состоянии, не уверенные в сегодняшнем и завтрашнем дне, так как по указанию Администрации президента периодически сокращались численность и финансирование контрразведки, дробились подразделения и видоизменялись их функции.

На фоне чистки подразделений и постоянных кадровых сокращений уходили из органов опытные сотрудники, а молодежь не желала в безденежье и в ситуации отсутствия идеалов идти на службу.

Это привело к тому, что образовался серьезный разрыв поколений, когда некого было назначать на вакантные руководящие должности.

Стоило больших усилий удержать американское направление работы в контрразведке на достаточно приемлемом уровне, ведь приданные силы (наружное наблюдение, технические средства) были подвергнуты катастрофическим сокращениям и сведены до минимума.

О восстановлении прежних наших оперативных и оперативно-технических возможностей по американской линии не могло идти и речи.

Но, как говорится, жизнь продолжалась, и в тот сложнейший для нас период американцы, в соответствии с нашими договоренностями в Вашингтоне, через посольскую резидентуру ЦРУ наращивали переговорно-информационную работу — буквально завалили нас информационными запросами.

На достаточно частых встречах мне приходилось получать от них информационные запросы по тематике, напрямую не касающейся ни деятельности первого отдела, ни ведомства в целом.

После таких встреч, возвратившись в отдел, я был вынужден, отвлекаясь от своей непосредственной работы, готовить многочисленные запросы в другие подразделения и органы безопасности, добиваться и получать от них ответы, обрабатывать их и затем, на последующих встречах, передавать эти ответы американцам.

Так же, как в рамках операции «Фантом» мы заставили резидентуру ЦРУ работать буквально на износ под нашим контролем, так и американцы обрушили на нас шквал запросов, которые мы были вынуждены исполнять, не имея к тематике этих вопросов прямого отношения.

Аналогичной активностью американцам мы не смогли ответить, так как другие подразделения КГБ, владельцы информации, были по большей части заняты своими внутренними проблемами. К тому же они опасались американцев, не доверяли им и не имели ни желания, ни дополнительных возможностей заниматься подобного рода информационным обменом.

Надо было что-то делать, и мы вышли с предложением к руководству ведомства передать весь этот информационный поток создаваемой Службе (управлению) международных связей (СМС), оставляя за собой право и обязанность присутствовать на каждой встрече с американцами, сотрудниками ЦРУ, так как это наши объекты разработок, переложив на плечи СМС проработку запросов со стороны ЦРУ и подготовку ответов на них.

Наше предложение было поддержано, но и вплоть до моего отъезда в 2000 году в загранкомандировку я участвовал во всех переговорах и с делегациями ЦРУ, и в большинстве встреч с резидентами ЦРУ в Москве, последовательно сменявшими друг друга: Дэвидом Рольфом, Майклом Суликом (впоследствии он возглавлял контрразведывательное подразделение ЦРУ, одно время он был помощником заместителя директора ЦРУ, в сентябре 2007 года его назначили главой подразделения агентурной разведки ЦРУ), Рольфом Моуэтт-Ларсеном и Стивеном Каппесом (в 2000 году американец руководил Центром контрразведки ЦРУ, в 2004 году был заместителем директора ЦРУ по операциям, в 2006 году был назначен первым заместителем директора ЦРУ).

Когда Служба международных связей встала на ноги, переговоры с ЦРУ проводили в доме № 2 на ул. Большая Лубянка, в небольшой рабочей комнате при служебном кабинете Ю.В. Андропова, окнами выходящей на Лубянскую площадь.

Чтобы пройти в эту комнату для переговоров, надо миновать большой бывший рабочий кабинет Андропова, где осталась обстановка со времен Юрия Владимировича — его рабочий стол, сейф и стол для переговоров.

Американцы, по их словам, первое время, затаив дыхание, пересекали кабинет Ю. В. Андропова, представляя, какие события могли там происходить многие годы назад.

Встречи, за исключением тех, где мне приходилось заявлять американцам официальные протесты по поводу их противоправной деятельности, иногда происходили в ресторанах и в другой обстановке с глазу на глаз и всегда в уважительно-дружеской атмосфере — мы прекрасно понимали друг друга, иногда и не все договаривая.

Вот как одну из таких встреч описывает Рольф Моуэтт-Ларсен, в то время резидент ЦРУ в Москве (публикация «НГ-Независимое военное обозрение» от 18.02.2011 года «У истории много коварных путей и запутанных троп»):

«Не доверие, а профессиональное уважение друг друга отдельными офицерами стало одним из важнейших слагаемых тех скромных успехов, которые принесли усилия по получению конкретных результатов от поддержания связей между спецслужбами.

Эти неоднозначные результаты были подвергнуты испытанию в напряженные часы, предшествовавшие попытке путча, которую предприняли сторонники жесткого курса во главе с Русланом Хасбулатовым и Александром Руцким в октябре 1993 года и которая была направлена против президента Ельцина.

Одним прекрасным осенним днем мой домашний телефон зазвонил. Звонил генерал ФСБ Валентин Клименко, являвшийся одним из основных на тот момент офицеров связи своего ведомства с резидентурой ЦРУ в Москве.

Настроение у него было мрачное. Мне пришлось напрячься, чтобы расслышать его слова. Генерал спокойным тоном сказал мне: “Рольф, я должен тебя немедленно видеть. Приезжай один, но не заходи на Лубянку. Езжай на метро. Встретимся на углу остановки метро на площади Дзержинского”. Сказав это, Клименко вздохнул и добавил: “И, пожалуйста, приезжай один ”.

Прежде чем отправиться на встречу, я предпринял необычные меры предосторожности — сообщил нашему послу Томасу Пикерингу о моем предстоящем рандеву с ФСБ на тот случай, если я не вернусь. А про себя я подумал: “На чей же стороне КГБ?”

Я вышел из метро на Лубянке. При этом наружка следовала за мной по пятам. “Какой поворот судьбы ”, — хмыкнул я, подумав о том, что сотрудники службы наружного наблюдения были, по всей видимости, даже больше озабочены и озадачены, чем я.

Валентин и его коллега поравнялись со мной еще до того, как я дошел до места встречи. Рукопожатие генерала было твердым. “У нас проблема, — начал Валентин. — Когда президент выслушал сегодня утренний доклад, то он спросил нас (ФСБ), почему офицеры ЦРУ встречаются с путчистами в (российском) Белом доме”. Посмотрев мне в глаза, Клименко продолжил: “Мы ответили, что не знаем. В ответ на это президент поинтересовался: ‘А на чьей стороне ЦРУ? Соединенные Штаты за меня или против?’” Сказав это, ветеран контрразведки сделал паузу для пущего эффекта, прежде чем спросил меня: “Что же нам сказать ему? Нам нужен ваш ответ на этот вопрос прямо сейчас”.

Я вздохнул с облегчением. Ответить на вопрос Клименко было просто. Для этого не надо было истребовать ответ из посольства или Вашингтона.

“Пожалуйста, заверьте президента Ельцина в том, что США в его углу ринга. Соединенные Штаты твердо поддерживают правительство России ”.

Я разъяснил Клименко, что встреча между сотрудниками посольства США и сторонниками жесткого курса была организована в рамках действий ЦРУ, направленных на информирование Вашингтона о быстро развивающихся событиях в Москве.

“Хорошо! — воскликнул явно удовлетворенный моим ответом Валентин. — А теперь передай в Вашингтон следующее: российские военные в самом скором времени примут меры, необходимые для разрешения кризиса. Убирайте своих офицеров из Белого дома в течение двух следующих часов или же они попадут под перекрестный огонь или будут взяты в заложники путчистами”.

Поездка обратно в посольство на метро, казалось, длилась вечность. Те, кто вели за мной слежку, как испарились. Я доложил послу, и мы сообщили в Вашингтон о решении Ельцина предпринять военные действия. Были приняты меры для защиты тех, кто проживал на территории посольства, в связи с ожидавшимися действиями правительства по противодействию путчистам.

Как и говорил Валентин, танки въехали в город и стали занимать позиции спустя два часа. Вскоре посольство США оказалось перед перекрестным огнем российских военных и путчистов, которые заняли позиции в зданиях по периметру американского дипломатического комплекса.

Когда перестрелка стала интенсивной, персонал и члены семей сотрудников посольства укрылись в подвале. Малочисленное подразделение морских пехотинцев, облаченных в боевое снаряжение, заняло позиции перед импровизированной баррикадой, сооруженной из мебели. Эти молодые ребята были единственной преградой между беззащитным персоналом посольства и внешним миром.

Я хорошо запомнил их мрачные лица, их решимость биться до последнего человека, в случае если путчисты, которые уже вовсю сновали по территории дипломатического комплекса, предпримут атаку на наше подземное убежище.

Позднее той ночью резидентура ЦРУ получила указание отправить офицеров в резиденцию посла в Спасо-Хаусе с целью оборудовать там альтернативный командный пункт, из которого можно было поддерживать по спутнику связь с Вашингтоном. Посольство было отрезано от внешнего мира, и его сотрудники не могли сообщать с его территории о развитии путча.

Я возглавил команду из трех офицеров ЦРУ, которая вырвалась из гаража посольства на одной машине под покровом ночи. На улицах нас ожидал хаос. Только чудом нам удалось кружными путями, ведшими через едкий дым и мимо толп людей на улицах, добраться до Спасо-Хауса без приключений. Тотчас же мы отправили свою первую телеграмму в Вашингтон, описывающую ситуацию в Москве.

Ситуация в центре Москвы продолжала ухудшаться по мере того, как приближался рассвет. Постепенно Спасо-Хаус стал местом сбора для сотрудников посольства, готовивших отчеты, а также для персонала из числа российских граждан, которые пришли на работу, как если бы это был обычный рабочий день.

Но обычным в этот день на самом деле не было ничего. Элита российских войск вела бои со снайперами, от дома к дому, в высотных строениях, что нависали над резиденцией посла. Шальные пули стучали дождем по крыше резиденции во время внезапно вспыхивавших перестрелок. Вооруженные путчисты зашли на территорию посольства, разбив несколько стекол.

Я отправил весь российский персонал по домам, где они могли бы быть в безопасности. Я также позвонил послу, чтобы сообщить ему о возможности того, что путчисты захватят командный пункт в Спасо-Хаусе и возьмут сотрудников посольства в заложники.

Невозмутимый посол предложил мне сделать нечто удивительное: позвонить связному офицеру ФСБ и попросить о помощи. Казалось, что сделать подобный первый шаг можно было разве что из отчаяния, но мы прислушались к совету посла за неимением лучших идей.

Вскоре у нас зазвонил телефон. Офицер ФСБ сообщил, что его ведомство получило нашу просьбу и что он должен нам сообщить кое-что по поручению генерала Степашина.

Офицер сообщил нам, что группа хорошо вооруженных сотрудников ФСБ в штатском уже выдвинулась к Спасо-Хаусу с заданием обеспечить нашу безопасность. “Однако, — продолжил он, — им поручено выполнять свое задание, а вы выполняйте ваши. Вас разделяет черта. Не пересекайте ее. Установите зрительный контакт, чтобы подтвердить добросовестность намерений. Но не более. Понятно?”

“Понятно, — ответил я. — И спасибо”. — “Пожалуйста”. И так группа сотрудников ФСБ стала нашими молчаливыми партнерами на все время кризиса.

Мы все стали свидетелями того, как делается на самом деле история. Я тогда понял, что ничего в судьбе той или иной нации не предопределено. Я понял, что не история делает личностей, а личности делают историю.

Российские политические деятели, военнослужащие и офицеры разведки, а также простые граждане предопределили будущее России посредством тех решений, которые они приняли во время того кризиса. Если бы они приняли другие решения, то события стали бы развиваться по совершенно иному пути. В тот момент истины американские и российские интересы совпали».

В девяностые годы американские и российские спецслужбы, как видно из этого конкретного примера, находились в контакте и напрямую обменивались информацией по ряду вопросов, представлявших чрезвычайное значение для национальной безопасности обеих стран. В руководстве спецслужб было понимание того, что подобные отношения надо строить на основе неукоснительного соблюдения собственных интересов, просчитывая выгоды и риски, сопровождающие конкретные действия.

А вот другой пример, когда канал партнерских контактов между ФСБ и ЦРУ был использован американцами для решения уже конкретного оперативного вопроса…

Летом 1981 года в Москве впервые в новейшей истории КГБ СССР был захвачен с поличным во время выхода на личную встречу с источником ЦРУ сотрудник московской резидентуры Питер Богатыр.

После задержания американского разведчика доставили в приемную КГБ, где официальное разбирательство с ним, в котором и я принимал участие, проводил Рэм Сергеевич Красильников.

До прибытия в приемную представителя МИД СССР, который затем вызвал сотрудника консульского отдела посольства США, Красильников и я пытались разговорить американца, делая упор на то, что его предки — выходцы из России, он сам прекрасно говорит по-русски и жаль, что нам пришлось встретиться в такой обстановке.

Американец хмуро отмалчивался, но затем бросил такую фразу: «Да, обстановка не самая подходящая, да и времени у нас с вами нет для обстоятельного разговора, так как сейчас приедет представитель посольства США».

Эту фразу можно было расценить по-разному — и как просто ничего не значащий ответ, и как действительно сожаление, что не удалось поговорить, но в любом случае эта его фраза мне запомнилась.

Первая делегация российских спецслужб, посетившая для переговоров ЦРУ и ФБР США. На первом плане ее руководитель Ф. Мясников, слева направо: В. Каширских, В. Зайченко, А. Громов, Л. Рябченя и В. Клименко

Делегация в штаб-квартире ФБР. Вашингтон, США

Делегация в штаб-квартире ЦРУ, Вашингтон, США

Исполняющий обязанности директора ЦРУ Ричард Керр (справа) и руководитель российской делегации генерал-майор Ф.А. Мясников

На приеме в китайском ресторане рядом с супругой Керра

В Лэнгли, США, с резидентом ЦРУ в Москве Майклом Клайном

В Белом доме, Вашингтон, в зале для брифингов

В приемной директора ЦРУ, справа резидент ЦРУ в Москве Дэвид Рольф

В Сан-Франциско, второй слева — резидент ЦРУ в Москве Дэвид Рольф, второй справа — руководитель контрразведки оперативного директората ЦРУ Пол Рэдмонд

В самолете: Пол Рэдмонд и руководитель Евразийского отдела ЦРУ (ранее Советский отдел) Милтон Бирден при написании сообщения в СМИ о переговорах между американскими и российскими спецслужбами

Руководитель Евразийского отдела ЦРУ Милтон Бирден и назначенный резидентом в Москве Джон Макгафен на переговорах в здании КГБ в Москве

Джон Макгафени генерал Р. Красильников в Москве. 1992 год

В Сергиевом Посаде, Троице-Сергиева лавра. Слева направо: В. Клименко, Дэвид Рольф, Джон Макгафен, Милтон Бирден и генерал Р. Красильников

Переговоры в Москве в 1982 году с делегацией ЦРУ во главе с Милтоном Бирденом. Российскую часть переговорщиков возглавлял генерал-майор Ф. Мясников

Сотрудник ЦРУ Дэвид Рольф после переговоров

Подведение итогов переговоров между ФСБ и ЦРУ, Подмосковье

С резидентом ЦРУ в Москве Стивеном Каппесом

Официальное разбирательств в тот день закончилось составлением соответствующего протокола. Богатыр был отпущен и отвезен консулом в американское диппредставительство, и затем, через несколько дней, Министерством иностранных дел он был объявлен персоной нон грата и покинул нашу страну.

Работая по американцам, мы со временем многому научились, в том числе и отслеживать передвижение по миру известных нам сотрудников ЦРУ, и знать, в посольствах каких стран и на каких должностях они работают.

И вот однажды нам стало известно, что Богатыр прибыл в столицу Болгарии Софию для работы в посольстве США в качестве резидента ЦРУ.

Тогда возникла идея, а не попробовать ли нам дотянуться до Питера Богатыра из Москвы в Софию с завуалированным вербовочным предложением — мы же контрразведка. А так как американцы активно занимаются за рубежом вербовкой наших граждан, так и нам не пристало упускать открывающиеся возможности.

Нам было известно, что ЦРУ, особо не церемонясь (даже без предварительного знакомства с гражданами России), осуществляло прямые вербовочные подходы к ним, особенно к работникам ПГУ (СВР), предлагая за сотрудничество с разведкой до одного миллиона долларов США, поэтому вербовочный подход к Питеру мы расценивали еще и как ответную меру.

В любом случае мы посчитали, что ничего не теряем. Если американец из личных или карьерных соображений пойдет на контакт с нами, мы сможем приобрести ценный источник информации, если не пойдет на контакт и сообщит своим руководителям о письме, то мы его скомпрометируем хотя бы тем, что он в свое время дал повод контрразведке заинтересоваться им в вербовочном плане.

Подготовили на имя Питера и доставили прямо в его квартиру в Софии письмо, в котором американцу напомнили о встрече в Москве и о его сожалении в связи с тем, что тогда не удалось откровенно поговорить.

Сообщили в письме Питеру, что если у него есть потребность профессиональная или личная с нами связаться, то мы обеспечим секретность контакта.

Чтобы у него не было сомнений в том, что письмо исходит из российской контрразведки, в конверт мы вложили фотографию Питера Богатыра в приемной КГБ. На этом же снимке был изображен и я.

Для связи ему специально был дан известный в ЦРУ номер моего рабочего телефона в Москве.

Время шло, и мы ждали реакции американца на наше предложение, хотя, если честно, не очень-то рассчитывая на положительный результат.

И вот однажды Майкл Сулик, резидент ЦРУ в Москве, пригласил меня на ланч в ресторан гостиницы «Славянская».

Мы сделали заказ официанту и в ожидании, когда нам принесут заказанное, американец достал из кармана фотографию, на которой изображены Питер Богатыр и я, и с хитрецой в голосе спросил, не знаю ли я, каким образом эта фотография и написанный на ней моим почерком номер телефона попали в московскую резидентуру.

Я ответил, что изображенная на фото ситуация — это дела давно минувших дней. И что если у ЦРУ не было более десяти лет назад в приемной КГБ своего фотографа, то тогда фотография — это привет мне от Питера из Софии, который он передает не лично, как я надеялся и просил его, а через руководство ЦРУ, а здесь, в Москве, через Майкла Сулика.

Заявил Сулику, что эта незатейливая, легкая агентурная комбинация — часть нашей работы и что они, американцы, на нашем месте поступили бы точно так же, не упуская ни малейшего шанса добиться успеха.

В глубине души я ожидал официального протеста со стороны ЦРУ за организацию нами такого вербовочного подхода к Питеру Богатыру, однако протеста не последовало.

Обсудили с Майклом Суликом вопросы профессиональной этики и пришли к заключению, что случившееся — это нормальная честная игра спецслужб, сегодня побеждает один, завтра — другой. Это наша работа.

Как пишут в таких случаях корреспонденты, ланч прошел в теплой, дружеской обстановке, а это действительно так и было, потому что мы и без долгих объяснений, без криков и угроз, протестов и пререканий прекрасно понимали друг друга.

Ситуация с Питером Богатыром была последней комбинацией, проведенной с моим участием против ЦРУ в качестве начальника Управления контрразведывательных операций ФСБ России, которое я возглавлял с 1997 по 2000 год.

В эти три года была уже совсем иная работа. Другой уровень ответственности.

Так как в поле зрения контрразведки находятся спецслужбы практически всех стран, имеющих свои резидентуры или отдельных представителей в посольствах в Москве, то мне в короткий срок пришлось ознакомиться с особенностями деятельности и почерком работы уже не только американской, но и английской, немецкой, французской разведок, стран Центральной Европы и Балтии, Азиатско-Тихоокеанского региона, Латинской Америки, с тем чтобы можно было принимать компетентные решения по всем направлениям деятельности контрразведки.

Ежедневное принятие ответственных управленческих решений в области оперативной практики, кадровой политики, административной деятельности — вот не полный перечень того груза, который лежит на плечах начальника управления.

Решения вырабатывались в ходе ежедневного общения с моими заместителями, начальниками отделов и входивших в управление служб, еженедельных разного рода совещаний с привлечением к ним в необходимых случаях и оперативного состава.

Помимо этого приходилось на постоянной основе взаимодействовать с руководителями других оперативных управлений центрального аппарата ФСБ, начальниками территориальных органов ФСБ, Службы внешней разведки, ФАПСИ, Оперативно-поискового управления, МИДа, пограничниками, администрацией органов власти и управления различных уровней.

В итоге многочисленных переговоров и встреч вырабатывались выверенные и согласованные решения по отдельным вопросам, готовились и согласовывались совместные планы по различным линиям работы и как итог — проводились совместные оперативные мероприятия.

Кроме работы в качестве начальника управления КРО ФСБ РФ, мне приходилось готовить и принимать участие в региональных совещаниях по американской и иным линиям работы, возглавлять делегации ФСБ в поездках за рубеж, неоднократно выступать на многочисленных совещаниях руководства ФСБ и заседаниях коллегий ФСБ, участвовать в переговорах с зарубежными партнерами в Москве.

В те годы моими заместителями были генералы Евгений Тарасов, Николай Волобуев, Борис Мирошников, Владимир Скорик, Виктор Лугинин, Сергей Беседа и Александр Ильяков, которые вели работу каждый по закрепленному за ним участку оперативной деятельности, курируя несколько закрепленных за ними отделов контрразведки.

Я с большой теплотой вспоминаю те годы совместной с ними работы, годы, наполненные взаимоуважением и взаимопониманием, профессиональным отношением со стороны всех к своим обязанностям, стремлением каждого добиться поставленных целей и удовлетворением и от самого процесса работы, и от ее результатов.

Я благодарен им за поддержку и за тот вклад, который они внесли каждый на своем участке в дело обеспечения безопасности России.

Не мне судить, каким я был руководителем Управления контрразведывательных операций ФСБ России, но, по крайней мере, в те три года управление не стояло на месте. Было проведено множество мероприятий по иностранным спецслужбам, разоблачены агенты из числа граждан России и иностранные разведчики.

Глава шестнадцатая Официальный представитель ФСБ

К концу девяностых годов в результате переговорных процессов ФСБ установила договорно-правовые отношения с рядом спецслужб иностранных государств. С некоторыми из стран договоры были оформлены юридически в письменном виде, с другими мы достигли устных договоренностей.

В рамках этих договорных отношений происходил обмен делегациями, а также на основе взаимности в посольствах были введены должности официальных представителей.

В ряде наших посольств за рубежом для официальных представителей ФСБ России МИД выделило должности советников.

В Москве статус официального представителя ЦРУ американцы придали резиденту ЦРУ в Москве, занимавшему к тому времени традиционно должность советника по региональным вопросам; во время отсутствия его полномочия передавались заместителю резидента ЦРУ, который практически постоянно вместе с резидентом принимал участие в переговорных процессах.

Наконец, дошла очередь и до США.

С 1997 по 2000 год в качестве начальника Управления контрразведывательных операций я, помимо прочего, продолжал курировать американскую линию.

В начале 2000 года зашла речь об открытии должности официального представителя ФСБ в посольстве Российской Федерации в Вашингтоне.

Первоначально предполагалось направить в Вашингтон на эту должность именно меня как сотрудника, хорошо знакомого с американской проблематикой, стоявшего вместе с Красильниковым у истоков контакта Гаврилова и завязывания партнерских связей между КГБ и ЦРУ и лично знакомого со многими сотрудниками российского направления Лэнгли.

Кстати, и сами американцы на переговорах высказывали и мне, и вышестоящим должностным лицам пожелание, чтобы именно я был «первооткрывателем» аппарата официальных представителей ФСБ в Вашингтоне.

Однако заместитель директора ФСБ (в то время Сергей Борисович Иванов, курировавший тогда международное сотрудничество ФСБ) сообщил, что по решению директора ФСБ Патрушева и по согласованию с начальником Управления «К» Службы внешней разведки командирование меня в Вашингтон было признано нецелесообразным.

Мне сказали примерно следующее: «Валентин, ты столько лет занимаешься ЦРУ, тебя там очень хорошо знают. Знают и то, что ты принимал участие в более чем десятке захватов с поличным их разведчиков в Москве, в разоблачении их агентуры, пытался их вербовать. Против тебя или твоей жены будет масса способов в отместку за твои дела устроить провокации, так зачем нам нужна эта головная боль?»

В результате в Вашингтон через некоторое время поехал другой сотрудник, а я был направлен официальным представителем ФСБ в Израиль в посольство РФ в Тель-Авиве, где и проработал последующие четыре года.

С позицией руководства ФСБ трудно было не согласиться, но, и вполне естественно, в тот момент я был разочарован, так как отчетливо сознавал — наступил рубеж в моей практической деятельности по американской линии, менялся не только мой статус, но главное — содержание моей оперативной практики, когда на первый план выходит не ловля американских шпионов, а организация взаимовыгодного сотрудничества с иностранной разведкой и контрразведкой другого государства. В любом случае я продолжал охранять интересы собственной страны.

Статус официального представителя предполагает безусловный отказ от проведения оперативной работы и оперативных мероприятий на территории иностранного государства, в котором официальный представитель получил аккредитацию.

Российская сторона на основе взаимности взяла на себя такие обязательства. Официальный представитель не имеет права дискредитировать институт партнерских взаимоотношений своими непродуманными действиями.

Как бы ни был велик соблазн получить информацию оперативным путем, нельзя забывать о контрразведке страны пребывания и большой вероятности наткнуться на подставу иностранной спецслужбы.

Негативные политические последствия провала не идут ни в какое сравнение с иллюзорной полезностью непроверенной информации, полученной официальным представителем способом, выходящим за рамки его функциональных обязанностей в стране пребывания.

Я добросовестно придерживался основополагающих принципов деятельности в качестве представителя ФСБ России, работая в Израиле.

Готовясь к командировке, мне пришлось, помимо изучения страноведческого материала об Израиле, усовершенствовать навыки уверенного владения автомашиной, обращения с компьютером, получить квалифицированный инструктаж о финансовых операциях и отчетности, пополнить словарный запас своего английского языка.

Степень владения иностранным языком должна быть такова, чтобы официальный представитель ФСБ не только мог ежедневно знакомиться с прессой, но и легко общаться с окружающими.

Официальный представитель (если ему не предоставлен переводчик) обязан уверенно и самостоятельно вести переговоры и консультации с коллегами из иностранных специальных служб, а встречи официального представителя с руководством, например с директором разведки или контрразведки, предполагают, что собеседники хорошо понимают друг друга.

Очень важным рабочим моментом является необходимость в сжатые сроки переводить с иностранного языка на русский язык официальные запросы партнеров, их информационные сообщения и эти переводы незамедлительно направлять в Центр.

Страноведческая подготовка обеспечивает официальному представителю знание основных исторических вех государства пребывания, праздников, быта и нравов, национальных традиций, которым рекомендуется следовать неукоснительно.

Общая оперативная подготовка требует от официального представителя знания истории местных спецслужб, даты их основания, истории партнерских отношений, знания фамилий и кратких биографических данных действующих руководителей и их предшественников.

К специальной оперативной подготовке я бы отнес навыки официального представителя по выявлению наружного наблюдения, умение обнаружить спецтехнику в собственной квартире, оценить степень надежности защиты сейфа и компьютера, обнаружить признаки конспиративного проникновения в снимаемую квартиру.

Каков бы ни был уровень партнерских связей, контрразведка есть контрразведка, и ее прямая обязанность присматривать за любым представителем любой спецслужбы любого иностранного государства, будь ты хоть трижды официальным представителем…

Планируя подготовку к поездке, я ознакомился с оперативными материалами в отношении официального представителя израильской разведки в Москве Реавуна Динеля, который в середине девяностых работал в израильском посольстве.

«20 апреля 1998 года суд Московского военного округа приговорил сотрудника ГРУ подполковника Владимира Ткаченко к трем годам заключения. Он входил в группу офицеров ГРУ, продавших Моссад около двухсот секретных космических снимков стран Ближнего и Среднего Востока.

Ранее два года условно получил другой член группы — подполковник Геннадий Спорышев. А организатор торговли, отставной полковник ГРУ Александр Волков, дома у которого сыщики изъяли триста сорок пять тысяч долларов, проходил на суде как свидетель.

Ткаченко, Волков и Спорышев служили в Центре космической разведки ГРУ.

С 1992 года центр стал зарабатывать валюту для военной разведки, продавая иностранцам слайды, сделанные со спутниковых пленок. Цена одного слайда могла превышать две тысячи долларов. В зависимости от качества изображения снимки делились на не секретные и секретные.

Группа офицеров ГРУ попала под суд за продажу как раз секретных снимков, покупателем которых стала израильская спецслужба Моссад в лице своего официального представителя в Москве Динеля. Его интересовали снимки Ирака, Ирана, Сирии и Израиля.

В начале девяностых Динель был направлен в Москву для координации деятельности российских и израильских спецслужб по борьбе с терроризмом и наркомафией. Вскоре Динель вышел на полковника Волкова — начальника одного из отделов Центра космической разведки.

Александр Волков рассказал, что вполне официально доставал для Динеля не секретные слайды, а деньги вносил в кассу центра. Встречались они не таясь, заключая сделки в посольстве Израиля или в ресторанах.

В 1993 году Волков из армии уволился и стал одним из основателей и заместителем гендиректора коммерческой ассоциации “Совинформспутник”, являвшейся официальным и единственным посредником ГРУ в торговле космическими снимками.

В 1994 году уволился из центра и старший помощник начальника отдела подполковник Спорышев. Он первым через Волкова продал Динелю несколько секретных слайдов с изображением территории Израиля. Год спустя Спорышев подключил к делу сотрудника ГРУ подполковника Ткаченко, имевшего доступ к фильмотеке центра. Группой заинтересовалась ФСБ.

13 декабря сотрудники Управления военной контрразведки ФСБ задержали с поличным на станции метро “Белорусская” Волкова в момент, когда он передавал сотруднику Моссад Динелю десять секретных слайдов с изображением территории ближневосточных стран. Динеля выдворили из страны».

В тот период времени, когда захватили с поличным Динеля, я был первым заместителем начальника Управления контрразведывательных операций ФСБ России.

Как известно, в сферу деятельности УКРО входит организация контрразведывательных мероприятий по всем иностранным диппредставительствам в Москве и действующим под их прикрытиям посольским резидентурам, и исходя из этого для израильтян я был одним из руководителей того подразделения ФСБ, которое имело прямое отношение к посольству Израиля.

5 ноября 2000 года я вместе с женой прибыл в Тель-Авив в качестве официального представителя ФСБ, то есть занял позицию аналогичную той, на которой в 1995 году во время захвата с поличным находился сотрудник Моссад Динель.

Хотя к операции с Динелем в Москве в 1995 году я непосредственного отношения не имел, так как я всю жизнь занимался исключительно американской линией, и об этом в Моссад были осведомлены, но Шабак, то есть израильская контрразведка, с этим, очевидно, не стала считаться.

(В тот период времени у ФСБ с Шабак партнерских отношений и прямых контактов, за исключением незначительных эпизодов, не было.)

Итак, 5 ноября после приземления в аэропорту Бен-Гурион мой предшественник, которого я менял на посту представителя РФ, нас с женой временно разместил на освободившейся более месяца назад квартире в одном из районов города, где раньше жил дежурный комендант российского посольства. У коменданта закончился срок командировки.

И первая же ночь с 5 на 6 ноября 2000 года в Тель-Авиве для нас стала практически бессонной. Израильская контрразведка (а больше-то и некому) приветствовала мое прибытие в страну беспокоящими телефонными звонками. Звонили и молчали в трубку. И так всю ночь с периодичностью в тридцать — сорок минут, как бы поздравляя с прибытием и предстоящим праздником 7 ноября.

Это был единственный случай с так называемыми беспокоящими действиями, с которыми нам пришлось столкнуться. Больше такие детские игры не повторялись.

За исключением нескольких ситуаций, редкое наружное наблюдение за мной в городе было достаточно конспиративным. Но во время поездок по стране на автомашине наблюдение несколько раз было открыто сопровождающим, причем сотрудники НН даже жестами показывали, мол, мы с вами.

При отсутствии сопровождающего наблюдения мою автомашину пропускали как бы по постам встречного НН, но эти посты особо и не скрывались и передавали нас от одного к другому.

После того как я заменил автомашину на новую, в которой имелось встроенное устройство GPS, мы наружное наблюдение в городе за собой больше не фиксировали. За мной наблюдали дистанционно.

В наше с женой отсутствие нашу квартиру неоднократно посещали сотрудники Шабак.

Сначала это делалось конспиративно. О посещениях свидетельствовали лишь оставленные мною пластилиновые метки, раздавленные на полу или вовсе исчезнувшие.

Но после того как мы с женой, будучи уверенными в том, что наша квартира прослушивается, демонстративно обсудили факты конспиративного посещения нашей квартиры сотрудниками спецслужб, израильтяне (не сомневаюсь, что преднамеренно и в целях оказания на нас психологического давления) стали открыто оставлять следы своего пребывания в нашем доме.

Это были, например, жевательная резинка, приклеенная к зеркалу, пепел от сигарет на полу (а мы не курим), окурок в туалете, непонятного происхождения пятна на зеркалах, следы грязной обуви, переставленные или поваленные предметы, измененное положение штор и ряд других признаков.

Но все эти проявления никоим образом не влияли на мою деятельность в качестве официального представителя ФСБ, которую можно было условно разделить на работу с партнерами и информационную.

Роль официального представителя очень важна. Она заключается в организации конкретного взаимодействия на рабочем уровне, пребывании в постоянной доступности для партнеров, поддержании по просьбе партнеров связи с Москвой для решения срочных вопросов в реальном времени, приеме делегаций из Москвы, обеспечении переговорных процессов, подготовке соответствующих оперативных документов.

Если конкретнее, то суть взаимодействия ФСБ через своего официального представителя с израильскими партнерами заключалась в информационных обменах и стремлении на их базе к проведению совместных операций — серьезнейших мероприятий, требующих тщательнейшей подготовки и проработки.

Совместные мероприятия являются лакмусовой бумажкой, если так можно выразиться, степени доверия между спецслужбами.

Все четыре года моим партнером по регулярным контактам был сотрудник Моссад Эдди Алтер — профессиональный разведчик, в совершенстве владевший русским и английским языками.

Во время наших официальных встреч, проходивших большей частью в штаб-квартире Моссад в Тель-Авиве (а неофициальных у нас и не было), он всегда был подготовлен, оставался невозмутимыми, обладал здоровым чувством юмора. Постоянно выказывал готовность оказать помощь по любым вопросам, связанным с пребыванием в стране, был доброжелателен, тактичен и предупредителен.

Рабочие встречи с Эдди Алтером были достаточно регулярными, не реже раза в одну или две недели. Приглашения на встречи, срочный обмен информацией или договоренности о предстоящих встречах проходили по телефону.

К встречам иногда подключался непосредственный руководитель Эдди — сотрудник Моссад Даниэль Кан, о котором у меня также остались самые добрые воспоминания. Он появлялся тогда, когда речь шла о приезде в Израиль делегации российских спецслужб, официальных переговорах или о поездках израильтян в Москву.

В иерархии израильских специальных служб Моссад занимает исключительное положение, является как бы старшим партнером для всех иных служб. Под присмотром Моссад организуется взаимодействие с иностранными партнерами, поэтому Эдди Алтер был тем связующим звеном, которое позволило наладить служебные отношения с контрразведкой Шабак, полицией и Министерством обороны Израиля.

Он принимал участие во встречах с иными представителями Моссад, организовывал пребывание в Тель-Авиве многочисленных делегаций ФСБ РФ, их переговоры с руководством Моссад и поездки по стране.

С его помощью и при непосредственном участии мне посчастливилось встретиться с легендарными директорами Моссад Эфраимом Халеви и заменившим его затем на этой должности Меиром Даганом.

Именно легендарными, ведь во всем мире известны мастерство и высокий профессионализм израильской разведки. А Халеви и Даган многие годы руководили ведомством и конкретными операциями, в частности Халеви славился искусным проведением тайных переговоров с руководителями арабских государств и разведок.

Штаб-квартира израильского Агентства безопасности Государства Израиль (Шабак, или, по-другому, Шин-Бет — Общая служба безопасности и контрразведки Израиля) также находится в Тель-Авиве.

Основным контактером со стороны израильской контрразведки для меня являлся сотрудник Шабак Бениамин Парвар, специализировавшийся на российском направлении и, по моим представлениям, отвечавший в том числе и за работу против посольства РФ в Тель-Авиве, то есть за его контрразведывательное обеспечение, а также его сотрудник Шломо Вишнер.

Контрразведчикам-профессионалам из различных стран, несмотря даже и на незнание национальных языков друг друга, всегда нетрудно найти общий язык, потому что принципы деятельности контрразведчиков идентичны.

На мой взгляд, ярким доказательством такого понимания между контрразведчиками стала ситуация, когда в 2003 году для разрешения одного щекотливого вопроса израильская контрразведка предпочла обсудить ситуацию со мною, а не с представителем СВР РФ.

В израильской прессе прошло несколько публикаций, в которых российский дипломат (указывались его имя, фамилия и должность в посольстве России в Тель-Авиве), находившийся второй раз в командировке в Израиле, открыто назывался сотрудником СВР, и израильским гражданам рекомендовалось отказаться от контактов с ним.

Сообщалось, что о его ведомственной принадлежности утечка сведений в прессу произошла из канцелярии премьер-министра Израиля Ариэля Шарона.

В статьях говорилось, что некий гражданин Израиля, с которым действительно поддерживал чисто дружеские отношения сотрудник Службы внешней разведки России, через своего адвоката обратился в канцелярию премьер-министра с жалобой на Шабак.

По словам этого израильтянина, контрразведчики из Шабак донимали его требованиями или прекратить контакты с российским гражданином в связи с якобы существующей угрозой национальной безопасности для Израиля, или продолжить контакты, но уже под контролем контрразведки.

Этот израильтянин, возмущенный произволом властей, посчитал, что контрразведка нарушает его конституционные права, и потребовал оградить его от контроля со стороны органов безопасности.

Через некоторое время я был приглашен на встречу в Шабак, где Бени Парвар извинился за эти публикации в прессе и попросил меня передать и в СВР, и в ФСБ, что израильская контрразведка сожалеет об этих публикациях.

Контрразведка, по его словам, пыталась их предотвратить, но не смогла, так как корреспонденты, ухватившись за горячую информацию и ссылаясь на конституцию и свободу прессы в Израиле, требования Шабак проигнорировали и придали гласности информацию, добытую ими в канцелярии премьер-министра.

Мне сообщили, что изложенная в публикациях информация в основном соответствует действительности. Но к сотруднику СВР у контрразведки претензий нет, так как своими действиями он в действительности ущерба Израилю не нанес.

Но что касается израильского гражданина, то со стороны Шабак все действия были и правомерны, и своевременны, так как обычной и вполне оправданной для израильской контрразведки является практика выявлять в полном объеме связи сотрудников СВР с израильтянами, опрашивать своих соотечественников и предупреждать этих граждан о потенциальной опасности таких контактов, требовать их прекращения или если и продолжать дальнейшее общение, то под контролем контрразведки.

В беседе неоднократно подчеркивалось, что так поступают практически все контрразведки в мире, в том числе и российская в отношении дипломатов-разведчиков в Москве и их знакомых. Но в данной ситуации им попался неуравновешенный, неадекватно воспринимающий происходящее израильтянин, с которым в Шабак просто не смогли совладать. Отработка связей объектов и беседы с ними — это повседневная работа любой контрразведки.

Помимо рабочих встреч с Бени Парваром, мне приходилось участвовать в переговорах и вступать в контакты и с другими сотрудниками контрразведки Государства Израиль — руководителем Департамента охраны и безопасности Дороном Бергербест-Эйлоном, начальниками разных уровней подразделения по связям с иностранными партнерами этого же департамента, с представителями департамента по внутренним и иностранным делам, с действующими сотрудниками силовых структур, офицерами, обеспечивающими безопасность на воздушном и наземном транспорте.

На мой взгляд, партнерские связи с контрразведкой Государства Израиль были весьма полезны и эффективны.

Все представители контрразведывательных структур и подразделений безопасности Шабак искренне стремились наладить взаимовыгодное сотрудничество с ФСБ Российской Федерации, откликались на все наши просьбы о консультациях по вопросам борьбы с международным и внутренним терроризмом, об обмене опытом при проведении контртеррористических операций, об особенностях силового воздействия на вооруженных преступников, тактике ведения переговоров при захвате заложников и т. д.

В Тель-Авиве у меня в качестве партнера было и Министерство обороны Государства Израиль в лице представителей Управления безопасности министерства Итамара Граффа и Шломо Мааяна.

Для решения ряда интересовавших израильскую сторону вопросов мне несколько раз пришлось побывать в здании Министерства обороны в центре Тель-Авива.

Если при посещении штаб-квартир Моссад или Шабак после прохождения процедуры проезда через жестко охраняемые КПП попадаешь на территорию, где сразу и не определишь, где ты находишься — то ли это университетский городок, то ли научно-исследовательский институт, где без дела никто не ходит и все сотрудники находятся на своих рабочих местах, а тебя встречают внимательные, в меру сосредоточенные и приветливые сотрудники, то в комплексе зданий Министерства обороны картина совсем иная.

В строго охраняемые вооруженными военнослужащими въезды почти всегда очередь из автомашин. Те, у кого имеются постоянные или временные пропуска, умудряются эту очередь «растолкать» и просочиться вовнутрь.

У кого же заказаны одноразовые пропуска, те вынуждены в этой очереди медленно продвигаться к КПП, где в последний момент вдруг оказывается, что пропуск на твою автомашину или забыли заказать, или заказали, но на другое время, или номер автомашины в пропуске указан не верно, или пропуск заказан, но еще не донесен до КПП и где-то в пути на территории министерства, или что-нибудь еще.

После этого начинаются изнурительные телефонные переговоры и долгие поиски виновника отсутствия пропуска, но, наконец, все улажено и ты въезжаешь в святая святых безопасности Израиля — на территорию Министерства обороны.

По всей территории туда-сюда снуют в основном дамы в военной форме с бумагами в руках, одни куда-то спешат, другие мирно стоят группами и переговариваются, третьи медленно, но с деловым видом со стаканчиками кофе в руках прохаживаются между зданиями, подставляя лица теплому солнышку.

Когда удается припарковаться, отыскать нужный вход в нужное здание (а их там несколько) и подняться на этаж — там опять женское, солдатское, с очень серьезными лицами царство.

Но, достигнув нужного тебе кабинета, обнаруживаешь, что все там по-деловому, а женское царство работе не мешает, а вносит в нее свой позитивный вклад. Ну а проблемы с пропуском по сравнению с серьезностью решаемых задач — это такие мелочи, о которых быстро забываешь и не вспоминаешь о них до очередной поездки в Министерство обороны.

Важным партнером для меня была и полиция Государства Израиль. Ее штаб-квартира находится в Иерусалиме, поэтому для переговоров или обмена информацией мне приходилось каждый раз ездить из Тель-Авива в Иерусалим.

Моим партнером был классный специалист своего дела Ашер Бен-Артцы, возглавлявший секцию Интерпола и международных операций департамента криминальной разведки полиции Израиля.

Обаятельный, доброжелательный и улыбчивый человек, настроенный на позитивные отношения с партнерами, на создание условий для успешной работы в Израиле.

Он всегда был открыт для взаимодействия, для демонстрации возможностей полиции по борьбе с внутренним и международным террором, для сплочения всех антитеррористических сил, невзирая на национальную принадлежность против экстремизма.

Мое пребывание в Израиле совпало с начавшейся в октябре 2000 года интифадой со стороны палестинских арабов, сопровождавшейся многочисленными терактами против мирного населения Израиля и ответными шагами со стороны армии, полиции и контрразведки Израиля по уничтожению палестинских террористов.

Ашер доводил до иностранных спецслужб информацию из первых рук о терактах и ответных мерах израильтян.

Под эгидой Ашера Бен-Артцы был создан клуб, состоявший из офицеров безопасности посольств России, США, Белоруссии, Украины, Германии, Великобритании, Франции, Италии, Польши, Канады, Японии и ряда других государств.

Помимо офицеров безопасности, в клуб входили и официальные представители полиции, разведок и контрразведок всех этих государств, аккредитованные при своих посольствах и имевшие дипломатический статус.

Члены клуба собирались для брифингов ежемесячно или в одном из ресторанов Тель-Авива, или на территории одного из полицейских участков. Происходил обмен мнениями и доведение израильтянами до членов клуба сведений о текущем положении вещей, об угрозах дипломатическим миссиям со стороны палестинских террористов.

Для членов клуба Ашер Бен-Артцы организовывал поездки в сектор Газа, на Западный берег реки Иордан, на границу с Египтом в пустыню Негев, к строящейся разделительной стене между западными палестинскими территориями и Израилем, в места, где проходили теракты.

Неоднократно члены клуба приглашались Ашером в разные полицейские участки, где для нас устраивались брифинги по конкретным операциям, проведенным полицией, а также мы бывали в качестве почетных гостей на учениях полиции, устраивавшихся на стадионах Тель-Авива и в его пригородах.

О нужности и полезности такого партнерства с полицией Израиля излишне говорить, но у нас с Ашером было и другое поле для взаимодействия, где, прямо скажем, мы с ним не преуспели.

Речь идет об оказании юридическо-правовой помощи по уголовным делам либо в рамках уже возбужденных дел или по проверке сигналов на граждан Израиля, имевшихся в производстве в ФСБ.

На наши письменные официальные запросы о правовой помощи по конкретным лицам мы, как правило, не получали никаких официальных ответов, а устно нам сообщалось, что такой-то израильтянин полицией не найден, или сменил место жительства, или у полиции нет материалов, подтверждающих сведения ФСБ.

В итоге Ашер Бен-Артцы каждый раз с виноватым видом сознавался, что информацию по гражданам своей страны, за исключением вопиющих случаев (жестокое убийство, наркотрафик в больших объемах и т. д.), в другие государства полиция Израиля не передает.

Делегация КГБ СССР в Болгарии. Встреча в софийском аэропорту. 1984 год

Переговоры КГБ СССР с вьетнамскими коллегами в Ханое. 1991 год

На переговорах в Ханое. Справа — официальный представитель КГБ во Вьетнаме В. Мараев

Делегация ФСК РФ в Минске, Республика Беларусь. 1994 год

Делегация ФСБ РФ в Улан-Баторе, Монголия. После переговоров. 1998 год

Переговоры в ФСБ с делегацией Намибии. Сентябрь 1995 года

Переговоры в ФСБ с делегацией Грузии. Сентябрь 1996 года

Переговоры в ФСБ с американцами. Октябрь 1998 года

Вручение правительственной награды. Директор ФСБ Н. Ковалев. Весна 1998 года

Вручение правительственной награды. Директор ФСБ В. Путин. 1999 год

Неплохо поработали. 1998 год

С Александром Сазоновым. Встреча по случаю присвоения генеральского звания. 1995 год

Вместе с Александром Жомовым. Проводы в Израиль. Ноябрь 2000 года

Вместе с Александром Жомовым десять лет спустя. Сентябрь 2010 года

В 2000 году генералы Сергей Беседа (слева) и Владимир Скорик (справа) были моими заместителями в Управлении контрразведывательных операций Департамента контрразведки ФСБ России

Официальный представитель ФСБ России в Государстве Израиль. В рабочем кабинете в Тель-Авиве. 2000 год

С делегацией ФСБ РФ на пути к Мертвому морю. 2003 год

Переговоры с израильскими партнерами в Тель-Авиве. 2004 год

Семинар в одном из полицейских участков в Тель-Авиве

Встреча официальных представителей иностранных спецслужб с полицией Израиля

На первом плане — официальный представитель МВД России А. Шубов

Разминирование подозрительного предмета перед подъездом нашего дома на улице Герберт Самуэль в Тель-Авиве. Фото из окна квартиры

Весной в Иерусалиме

С супругой на Мертвом море

В музее бронетанковых войск

В Иерусалиме у Стены Плача. 2001 год

С супругой в Иерусалиме, в Старом Городе

На приеме по случаю Дня независимости Республики Беларусь

С супругой после приема посольства РФ по случаю Дня России в одном из отелей Тель-Авива

На одном из приемов вместе с сотрудниками посольства России в Государстве Израиль

Прием в одном из ресторанов Тель-Авива по случаю окончания нашей загранкомандировки. Справа — посол Российской Федерации в Государстве Израиль Геннадий Тарасов. 10 октября 2004 года

Помимо партнерских связей, очень важным элементом деятельности официального представителя является и информационная работа, цель которой своевременно информировать ФСБ об оперативной обстановке, ситуации и событиях в стране пребывания.

Источниками такой информации служат открытые источники, к которым официальный представитель имеет ежедневный доступ — телевидение, Интернет, пресса на русском и английском языках.

Первостепенный интерес представляли сведения и публикации о разведке, контрразведке, полиции и других специальных службах страны пребывания, их структуре и руководящем составе, их деятельности, о шпионских скандалах и судебных процессах над разоблаченными иностранными агентами.

Важное значение имело и информирование Москвы о внешнеполитических акциях и событиях в стране, которые могли бы повлиять на наши межгосударственные отношения, о серьезных внутриполитических событиях (политические кризисы, смена президента и правительства, результаты выборных кампаний), о крупных экономических проектах и инвестиционных намерениях, нацеленных на Россию, об антироссийских акциях и проявлениях.

Наше пребывание в Израиле, как я уже говорил, совпало по времени с обострением израильско-палестинских отношений, со второй интифадой, набиравшей обороты, и многочисленными террористическими актами, совершавшимися палестинскими смертниками в автобусах, кафе и на рынках на территории Израиля.

И именно терроризм — террористические организации и акты терроризма, меры по борьбе с терроризмом — был главной содержательной частью российско-израильских партнерских отношений.

Поэтому неудивительно, что большинство делегаций ФСБ, посещавших Израиль для проведения переговоров и обмена опытом, представляли подразделения, занимавшиеся в России борьбой с международным и внутренним терроризмом.

Для российской стороны антитеррористический опыт израильтян, методика подготовки специалистов по борьбе с террором, тактика проведения конкретных операций, сведения о материально-техническом оснащении подразделений антитеррора оказались чрезвычайно полезными.

Израиль, как вы понимаете, — это отдельная страница моей жизни, и она не имеет прямого отношения к американской тематике.

Скажу лишь, что у миллионов людей так и осталось несбывшейся мечтой побывать в центре зарождения трех мировых религий, прикоснуться к религиозным святыням, побродить по одному из древнейших городов мира Иерусалиму, окунуться в реку Иордан и озеро Кинерет, посетить Назарет, Верхнюю и Нижнюю Галилею, проехать Израиль вдоль и поперек от Красного до Средиземного моря. А мне посчастливилось прожить в этой замечательной стране с чудесным климатом целых четыре года.

Но главным все эти годы была работа, и я получил глубокое удовлетворение и от ее процесса, и от ее результатов.

А результаты были. Обмен опытом с израильтянами позволил нам, во-первых, организовать физическую и техническую антитеррористическую защиту в аэропорту Домодедово по образцу тель-авивского аэропорта Бен-Гурион, и, во-вторых, система посадки в автобусы и троллейбусы Москвы сделана по израильскому образцу.

Но и в Израиле мое прошлое, связанное с работой на американском направлении, все же напомнило о себе.

Однажды в феврале 2003 года мне домой позвонил дежурный из нашего посольства и сообщил, что меня разыскивает американец, некий мистер Бирден. Он просил меня связаться с ним и оставил номер своего телефона в гостинице «Шератон».

В тот же день я поехал в гостиницу, где и произошла моя последняя непродолжительная встреча с бывшим начальником советского отдела ЦРУ Милтоном Бирденом, который в свое время был и организатором шпионажа против СССР, и инициатором установления партнерских связей между Лэнгли и КГБ.

Бирден подарил мне написанную им книгу «Черный тюльпан» о событиях в Афганистане, активным участником которых был сам, с дарственной надписью и словами благодарности за то, что он использовал, хотя и без моего разрешения, мою фамилию для вымышленного персонажа, полковника КГБ, одного из героев тех событий.

Надпись гласила:

«Валентину Клименко: старому сопернику, ставшему новым другом. С глубоким уважением и признательностью за использование Вашего имени. Милт. Тель-Авив 2.19.03».

Одновременно он рассказал, что работает над книгой, посвященной противоборству КГБ и ЦРУ, которая будет называться «Главный противник». Эта книга действительно была издана в 2004 году и затем переведена на русский язык.

В ее английском издании в отношении меня имеются неточности. Там сказано, что я «вырос от руководителя контрразведывательной службы Второго главного управления до начальника новой российской службы безопасности — ФСБ», а это не так — я руководил лишь управлением контрразведывательных операций ФСБ, а другая неточность — что в Тель-Авиве я являлся резидентом. Но и это не соответствовало действительности.

Но мое пребывание в Израиле не обошлось без приключения, которое иначе как провокацией со стороны израильтян и не назовешь. Случилось это в 2002 году.

Ну как тут не вспомнить пророческие слова Сергея Борисовича Иванова, сказанные им в 2000 году, о возможных ответных мерах со стороны спецслужб США, если бы я поехал в длительную загранкомандировку в Вашингтон?!

В декабре 2002 года произошла замена российского посла в Государстве Израиль. По существующей практике все дипломаты в ранге советников посольства, и я в том числе, прибыли в аэропорт Бен-Гурион для встречи нового посла и знакомства с ним.

Так как у меня, в отличие от других советников посольства, был выданный израильской разведкой Моссад пропуск на автомашину для выезда на летное поле, то мы с офицером безопасности встретили посла у трапа самолета и доставили его в здание аэропорта, где около часа, пока оформлялись документы и багаж, происходило знакомство и беседа с ним.

Моя автомашина все это время оставалась внутри аэропорта рядом со взлетной полосой.

По окончании протокольной встречи кортеж автомашин двинулся от аэропорта в Тель-Авив, но моя попытка выехать со взлетного поля за пределы аэропорта была жестко пресечена охраной.

У меня отобрали выданный Моссад пропуск. И сделано это было под предлогом того, что меня как бы по ошибке пропустили на взлетное поле аэропорта (где я бывал десятки раз до этого), так как мой пропуск якобы просрочен (что не соответствовало действительности).

Мне предложили оставить машину под охраной израильтян и пройти в администрацию аэропорта для разбирательства, что я и сделал.

Но лишь после моих достаточно требовательных телефонных переговоров с Моссад и звонка из спецслужбы в администрацию аэропорта мне с извинениями в связи с «ошибкой, произошедшей из-за сбоя компьютера», отдали пропуск.

Вернувшись из аэропорта, но уже не в посольство, а домой, на набережную Тель-Авива Гербер Самуэль, я обнаружил, что во время нашего с женой отсутствия, а она все еще находилась на работе в консульском отделе, неизвестные вдребезги разбили двойные окна-стеклопакеты нашей квартиры, находящейся на четвертом этаже частного здания.

В квартире был разгром — битые стекла валялись по всей комнате, но из квартиры, как выяснилось при тщательной проверке, ничего не пропало, сейф по внешним признакам не был вскрыт, следов изъятия техники слухового или визуального контроля из помещения мы также не обнаружили.

Как сообщил прибывший до меня на место происшествия маклер, подобравший нам эту квартиру, никто не видел, как были разбиты окна, но полиция оказалась на месте незамедлительно.

По лестнице пожарной автомашины, по словам маклера, в квартиру через разбитое окно проникли двое одетых в полицейскую форму сотрудников в «попытке застать на месте преступления забравшихся в квартиру грабителей».

Никого не обнаружив, эти псевдополицейские скрылись, и в дальнейшем разыскать их и машину, в том числе и с помощью всесильного Моссад, не удалось.

Для стороннего наблюдателя внешне все должно было выглядеть так, будто произошла попытка проникновения в квартиру неизвестных лиц с целью ограбления (четвертый этаж и при отсутствии пожарных лестниц!), а израильская полиция предприняла срочные меры для их задержания.

Но обстоятельства происшествия свидетельствовали не о попытке ограбления, а лишь об ее имитации и преднамеренном характере этой провокационной акции устрашения.

Единственный ведущий с улицы в дом подъезд, через который мы проходили, постоянно был заперт и дополнительно охранялся консьержем. Постоянно были закрыты и ворота для въезда (входа) на придомовую территорию для парковки автомашин, поэтому посторонние лица просто не имели возможности попасть в подъезд, из окна лифтовой шахты которого и были разбиты длинным металлическим прутом наши окна.

Взобраться же по отвесной стене на четвертый этаж шестиэтажного дома без риска расстаться с жизнью было практически невозможно. К тому же наши окна хорошо просматривались из помещения администрации гостиницы, находящейся напротив, и из полицейского участка, расположенного по соседству. При таких обстоятельствах ни одному здравомыслящему разбойнику не пришло бы в голову пойти на ограбление.

Все это произошло именно в тот день и в то время, когда меня под явно надуманным предлогом, а это могли организовать только спецслужбы, задержали в аэропорту Бен-Гурион, а моя супруга находилась на работе, что также легко контролировалось.

Не вызывает сомнения, что такую чистой воды провокационную акцию вандализма против официального представителя ФСБ России, несмотря на успешные партнерские отношения с Моссад по вопросам борьбы с международным терроризмом, могли спланировать и подобным образом организовать только израильские специальные службы.

Всем также было понятно, что ни один посол в день приезда, не вручив еще своих верительных грамот, не станет начинать свою службу с ноты протеста в МИД с обвинениями местных спецслужб в провокации в отношении российского дипломата.

На следующий день я доложил послу о случившемся, и по согласованию с ним мною был подготовлен в письменном виде и заявлен Моссад решительный протест «в связи с беспокоящими действиями со стороны израильских спецслужб, граничащими с вандализмом, грубейшим нарушением Венской конвенции и моего дипломатического иммунитета».

Представители Моссад с большой нервозностью восприняли этот демарш. Израильтяне намекнули, что разведка к этому происшествию никакого отношения не имеет.

Израильская разведка Моссад на фоне значительного укрепления наших партнерских связей открестилась от участия в той провокационной акции и попыталась объяснить случившееся высоким уровнем бытовой преступности в стране, но мною такие объяснения приняты не были.

Тогда Моссад решил перевести стрелки на контрразведку, и неожиданно для меня на очередную встречу в штаб-квартиру Моссад для знакомства со мной прибыли начальник Управления Шабак и его заместитель, ведущие работу на российском направлении и организующие работу по российскому посольству в Тель-Авиве.

Это была моя первая встреча с контрразведчиками Израиля за два первых года пребывания в этой стране.

Содержательная сторона той встречи показала, что хотя контрразведка Шабак и не взяла на себя прямую ответственность за битые стекла, но завуалированно дала понять, что это ответная мера за сорванную ею операцию против израильтян со стороны некогда возглавляемого мною управления ФСБ, нарвавшегося, очевидно, на подставу израильской контрразведки.

Они прямо заявили, что не думали, что им придется на территории Государства Израиль проводить контрразведывательные мероприятия не только против СВР и ГРУ, но и против ФСБ России, а им некоторое время назад пришлось это сделать.

Я уверен, что руководство израильской службы безопасности санкции на проведение мероприятия по битью стекол не давало, и я полагаю, что все было организовано на уровне исполнительского звена, возможно, с молчаливого согласия руководства отдела или даже управления, такие, знаете ли, «еврейские штучки».

Хотя израильтяне и классные специалисты, но в них силен и дух авантюризма.

Сбылось-таки пророчество Сергея Борисовича Иванова, но на другом континенте, в другом государстве, при взаимодействии, хотя и партнерском, но не с американскими спецслужбами — таковы реалии невидимого для посторонних мира разведок и контрразведок, в котором мне посчастливилось прожить тридцать семь лет.

5 ноября 2004 года, ровно через четыре года после отъезда из России в Израиль, мы возвратились из загранкомандировки в Москву, и практически сразу же кадровый аппарат приступил к оформлению документов, регламентирующих мою отставку с действительной военной службы в связи с достижением шестидесятилетнего возраста. В январе 2005 года состоялся соответствующий Указ Президента РФ.