Записки «важняка»

Картежник

Свидетель происшествия Павел Васильевич Гуров, доставленный в прокуратуру из районного отделения милиции, хотя еще выглядел напуганным, но уже стал успокаиваться.

Я уже многое знал о нем — его паспорт и командировочное удостоверение лежали у меня на столе. По специальности он был инженер-путеец, находился в служебной командировке и проживал в московской гостинице «Украина».

Гуров рассказал о том, как он познакомился с тем человеком, который нас и интересовал.

Первый раз он разговорился с ним на лавочке в сквере у газетного киоска недалеко от гостиницы, там же он встретился с ним и в воскресный день. Тогда же узнал, что звали его Григорием Петровичем Карповым и что проживал он в большом доме недалеко от «Украины», а работал не то бухгалтером, не то кассиром на каком-то торговом предприятии.

В дальнейшем они стали встречаться и после рабочего дня, — оба были холостяками и торопиться им было некуда, — обсуждали газетные новости.

Гуров побывал в доме своего нового знакомого — у того была комната в коммунальной квартире. Мебелишка у Карпова была скромной. Немного посидели, выпили, поговорили о жизни, на том и расстались.

Рассказав все это, Гуров вздохнул, помолчал, как бы собираясь с мыслями, и приступил к главному.

А вот вчера они с Григорием Петровичем договорились встретиться в центре города, погуляли, зашли в ресторан. Посидели там за приятной беседой часа два и ушли в числе последних посетителей. На дворе стояла весьма паршивая погода: проливной дождь и ветер так и норовили сбить с ног.

Григорий Петрович сильно опьянел, и Гурову пришлось тащить его буквально на руках. Кое-как добрались до дому, поднялись наверх, с трудом открыли дверь, вошли в комнату и зажгли электричество. Уже собрались лечь спать, когда Карпов вдруг предложил:

— Павел Васильевич, как ты смотришь на то, чтобы сыграть парочку партий в картишки, в двадцать одно?

— Не дури. Я хочу спать! — отмахнулся от него Гуров.

Однако Григорий Петрович только выразительно прищелкнул пальцами по карточной колоде и настойчиво проговорил:

— Слышь, поднимайся! Сыграем в очко, всего одну-две партийки. Деньги еще есть!

— Ложимся спать! — Гуров начинал злиться.

Но Григорий Петрович не унимался. Извлек из ящика небольшую стопку денег, заявил:

— Ставлю четвертак! Клади свою долю и тяни карту!

— Ты еще пьян, брось эту дурацкую затею, — попытался протестовать Гуров. Но Григорий Петрович неожиданно угрожающе повысил голос:

— Спрашиваю в последний раз. Ты будешь играть или нет?!

— Тем не менее я все же твердо заявил: «Нет!» — продолжал Гуров. Потом демонстративно отвернулся к стене.

К счастью, это подействовало на Григория Петровича, он явно угомонился:

— Черт с тобой! Стану играть сам с собой!

Сон Гурова, конечно, глубоким не был. На жестковатом и узком диване он беспокойно ворочался и просыпался.

Григорий Петрович тем временем продолжал играть в карты с воображаемым противником с прежним азартом. Лицо его пылало, со лба срывались капли пота.

— Что же произошло потом? — спросил я.

Свидетель горестно вздохнул:

— Ранним утром меня разбудил громкий стук в дверь.

Я вскочил, настольная лампа все еще горела, но Григория Петровича не было. Тут дверь отворилась, и в комнату вошли двое: один — в милицейской форме, он представился тамошним оперуполномоченным, и дворник в белом переднике.

— Вы кто здесь будете? — строго поинтересовался оперуполномоченный.

— Всего лишь гость, — ответил Гуров. — Из-за плохой погоды остался ночевать.

Дворник, видно хорошо знавший жильцов дома, подтвердил:

— Не наш.

— Где хозяин комнаты? — продолжал милиционер.

Гуров только пожал плечами:

— Что у вас стряслось? — продолжал вопрошать опер.

Гуров промолчал, подумав, что его заспанный вид красноречивее слов. И вдруг как гром среди ясного неба:

— Кто это и почему сиганул вот из этого окна?

Гуров недоуменно выглянул из окна. Во дворе на асфальте лежало неподвижное тело Григория Петровича. На столе лежала записка, из которой следовало, что Карпов безнадежно проиграл… Ее текст был предельно ясен:

«Ухожу из жизни со стыдом и позором. Проиграл в очко три тысячи казенных денег. Прощайте!»

На этом наша беседа и закончилась. Я позвонил по телефону на работу к Карпову. Оказалось, что эти три тысячи рублей — зарплата, которою он не успел до конца рабочего дня раздать. Произошел чудовищный случай. Человек предельно честный умудрился сам себя обыграть в карты — ни с чем подобным в нашей следственной практике я не сталкивался.

Гуров немного помолчал и с нескрываемой тревогой спросил:

— Что мне будет за всю эту историю?

— За историю ничего не будет! — успокоил я его. — А вы за собой чувствуете какую-то вину?

Видимо, Гуров подсознательно боялся прокуратуры, полагая, что визит сюда чреват неприятностями.

— Вам нечего опасаться. Произошел несчастный случай. И вы тут ни при чем! — развеял я его страхи.

С этими словами я извлек из своего портфеля его паспорт, командировочное удостоверение и безоговорочно вернул их ему под расписку.

И только тогда испуг окончательно исчез с его лица.