Записки неординарной эльфийки

Где-то рядом с Изенгардом

Пробираясь через заросли душистых кустов, поминутно отряхивая одежду от желтоватой пыльцы на третий день мы вышли к величественной реке – сире Андуин. Красота этой широкой водяной дороги потрясла нас с Изиком одновременно. У моего друга даже недожеванный клочок травы упал изо рта. Обменявшись выразительными взглядами, мы замерли в восхищении, напоминая конную статую. Вода, правда, оказалась довольно холодной, зато очень чистой. На вечернем чаепитии единорог признался что больше всего на свете он любит стихи, причем, сам сочиняет, сам рецензирует и сам восхищенно слушает, жаль, что ночная мгла помешала мне насладиться его сочинениями. Но выяснения отношений разгорелись даже при слабом свечении ночных мотыльков-огников.

Изик недоумевал почему мы так спешно экипировавшись и даже не поужинав бежали.

– Там за столом был эльф из моего племени, из Лихолесья, он и меня знает, и то, что я отвергнута всем родом. Если бы мы не слиняли со всем имуществом, то возможно что бы нас отправили уже налегке. Ведь у меня статья с конфискацией.

– Так ты еще и вне закона.

– Начихать мне на их закон. Пусть законятся сколько хотят, я сама ушла и найду дом тоже сама. И какое тебе дело до моего прошлого, может у меня еще сердечная рана не затянулась.

Я всхлипнув вкратце рассказала о той несправедливости, что закрыла мне доступ к родному дому.

– Жаль, – резюмировал Изик, – знаешь, а он мне понравился. Красивый такой.

"Ещё один любитель мальчиков", – подумала я в полудреме. И закапавшись носом в теплую шерсть живота моего спутника заснула.

Этой ночью мне снился очередной кошмар – наш аранен Леголас почему-то с рыжей бородой заплетенной в косу обнимал минерассе – единорога – и целовал его в раздувавшиеся ноздри. Затем, посмотрев долгим взором на меня, протянул руку, и она начала вытягиваться, как древесная лиана все ближе подбираясь к моему горлу. Ужас сковал конечности, и я заворожено следила за этой рукой. Она все тянулась и тянулась, перебирая пальцами, искала меня. В какой то момент шею сжала страшная, неведомая сила. "Нет это не сон," – пронеслось в голове, и в тоже мгновение ресницы взлетели, я увидела черную тень нависшую надо мной. Тень, однако, была материальна. Железный захват не ослабевал. Подтянув колени и упершись ими во что-то мягкое, я резко выпрямила их. Одновременно проведя ногтями по предполагаемому лицу. Дикий вой потряс берега реки, и отброшенное тело рухнуло в заросли шиповника. Туда же полетели попавшиеся под горячую руку небольшой чайничек, ведерко с остатками воды, черствые лориэнские пирожки и под конец отломанный рог Изика. Душераздирающие вопли прекратились как то внезапно.

– Значит попала, – решила я и, оглянувшись на единорога, поразилась его безмятежному и спокойному сну. Глубоко выдыхая, тот дрых самым наглым образом. Дрожа от пережитого волнения и от предутреннего ветерка, я решила поближе разглядеть так напугавшее меня существо. Раздвинув колючие заросли и заглянув в самое нутро кустов, я увидела одетую в грязные лохмотья оркиху, она была не в себе, точнее вообще в полном отключении от красоты наступающего дня. Рядом валялся расколотый надвое рог.

– Бедняжка, – запричитала я, в тоже время прикидывая, что мне будет за убийство. Может награду дадут, а может срок изгнания набавят. В ходе рассуждений я забыла, что он у меня пожизненный. Присев рядом коснулась её щеки, пытаясь прочувствовать через изрядный слой грязи биение жизненной искры. Ничего. От страха я забыла, где искать пульс, и попыталась открыть ей глаза, может, очнется. Всё бесполезно. Послышался треск ломающихся кустов, и выспавшийся Изик воззрился на место преступления.

– Что замочила? Умница, теперь сама закапывай!

– Чем? Твой рог сломался

– Глупая неумеха, ты не могла воспользоваться веревкой. Что теперь я буду без него делать? Нет, положительно, ты действуешь мне на нервы.

Я всхлипывая подняла наш чайник и потянувшись к ведерку поймала боковым зрением смутное движение, в следующее мгновение увернувшись от огромного двуручного меча с криком:

– Она живая! – бросилась к своему другу.

Изик, оперативно оценив обстановку, взял с места в галоп и скрылся в остатках предутреннего тумана. Перелетая через некстати торчащие корни деревьев, я отчаянно начала бороться за свою жизнь. При этом успевая отметить, как блистает клинок на солнце, очень воинственно. Резкий свист рассекал неподвижной прибрежный воздух,

"Хорошо что я в своем старом костюмчике, – как то некстати пришла мысль, – может, примут за принца и похоронят с почестями."

Резкий выпад моей соперницы заставил меня, прокатившись по земле, припасть к острому камню, сноп искр, взорвавшись возле самого носа, погнал дальше. Вращая громадной железякой, оркиха дважды почти достала меня. Она напоминала неуклюжего повара пытающегося поймать верткого цыпленка. Но её силы понемногу утекали, и вращения становились все медленнее, вот, стараясь пригвоздить меня к стволу дерева, она промахнулась и пропахав изрядную борозду в еловом мху приземлилась на живот. Озадачено потерев нос и направив меч на исходную атакующею позицию оркиха снова бросилась вперед.

"Определенно, очень упорная дама," – опять некстати подумала я. Пробегая по кромке воды, забросала её мокрым песком и, пока она откашливалась, добралась до своего одиноко брошенного лука. Он лежал сиротливо выделяясь среди растоптанных вещей. Рядом был колчан заполненный высококачественными лориэнскими стрелами, прощальный подарок королевы.

Схватив лук и вложив стрелу, я впервые в жизни встала в правильную первую позицию для стрельбы и дрожащим голосом крикнула:

– Даро. Карин наэг эх! Сейчас выстрелю! Правда, правда!

Оркиха остановилась на полувзмахе и громко выдохнув воткнула меч в землю.

– Баста! Перерыв! – Тяжело дыша провозгласила она.

– Может, поговорим? – дипломатично отозвалась я, держа её все же на безопасном расстоянии.

– Давай. Ты, вообще-то, кто?

– Эльфи, Эльфарран из Лихолесья, путешествую в автономном режиме.

– Мата из Гнилой пустоши. Нахожусь в политическом изгнании за гуманистические убеждения. Тоже прохаживаюсь здесь. Отдыхаю.

Опустив лук, я предложила присесть. Она охотно приняла моё предложения, оставив меч стоять воткнутым в землю. Усевшись на землю, мы как старые подружки излили свои души в приукрашенных историях своей жизни.

История Маты (моя уже записана)

Впервые проснувшись в жалкой лачуге и оглядев закопченный потолок маленькая Ма твердо решила выбиться в приличные ирчи. Но таковых в деревне не наблюдалось, поэтому, научившись ползать, она предприняла первую попытку побега и была остановлена своей бабушкой. Трепка, пережитая в раннем детстве, оставила неизгладимый след в нравственном облике Маты. Повзрослев и окончив единственный класс по начальной военной подготовке, Мата увлеклась учением забредшего к ним орка. Тот проповедовал отказ от мясной пищи и идеи всеобщего братства. Его периодически лупили, но твердость убеждений оказалась заразительной. Правда, заразить он успел только Мату, благополучно сбежав в соседнее селение. Сотни насмешек вытерпела она от своих сородичей питаясь корешками и ягодами, но простила всех драчливых сверстников и наотрез отказалась служить в армии положенные сто сорок лет. Затем, написав несколько правозащитных статьей в местный периодический листок, окончательно вывела из ленивого равновесия старейшину деревни. Тот принял меры. Несколько раз получив по шее, Ма только утвердилась в правильности выбранного пути. После нескольких публичных выступлений ей выписали документы на странствия и вежливо проводили за околицу. Дабы она сеяла прекрасное и вечное подальше от жилищ добропорядочных ирчи.

Мата прошла восточные равнины и проплутав в окрестностях Золотого леса вышла к Андуину.

– Так ты всего и путешествуешь десять дней. Подумаешь, странница нашлась, – гордясь собственным опытом засмеялась я .

– Зато у меня документы в порядке, а у тебя они есть?

Я сконфуженно пожала плечами

– То-то же, – удовлетворенно рыгнув произнесла оркиха.

Мы еще посидели, Изик и не думал возвращаться и, вспомнив, я спросила:

– Почему ты хотела меня задушить?

– А зачем ты вцепилась в свой рюкзачок мертвой хваткой.

– Ты ворошка?!

– Нет, просто ограбить эльфа у нас считается удальством, и моим убеждениям это тоже не противоречит. Ваш брат стреляет без предупреждения а потом везде рассказывает анекдоты про глупых орков. Как после этого не придушить очень кстати спящего недруга. Я же не знала, что ты такая бешеная – три разреза на носу и отшибленный зад это тебе не переломанная шея. Не очень больно, но как обидно.

– Я испугалась, – вздохнув сказала я.

– Я тоже испугалась, думала, что ты парень, вы так похожи, прямо унисекс. Я в расстроенных чувствах прилегла после нехилого удара по макушке какой-то вонючей палкой, а тут ты, да еще меня по щеке гладишь, ну уж я не стерпела.

Мы помолчали.

– Есть хочется, аж кишки сводит. – Задумчиво почесываясь пожаловалась Мата .

– Можно наловить рыбы, смотри, она сама на берег лезет.

И спустя несколько минут окрестности огласились нашими криками и шумом взбаламученной воды. Мата пыталась своим мечом пронзить вертких придонных рыбок, а я, бегая по мелководью и поднимая фонтаны брызг, подгоняла их к ней поближе. Мы больше смеялись, чем охотились за этой мелочью. Мата два раза попала себе по ноге. (Хорошо у орков кожа грубая и твердая, только на сгибах нежнейшая как у новорожденных.) Накалывая очередную жертву оркиха издавала леденящий кровь вопль – крик атакующего ирчи, как после она мне пояснила.

Десяток жалких рыбешек сиротливо отсвечивали на дне ведерка, когда, набросав туда пахучих корешков и всыпав полгорсти каменной соли, мы с жадностью следили за кипением бульона. Вспомнив про пирожки, я отправилась на их поиски – два слегка обгрызенных лесными мышами мирно покоились среди высокой травы, а ещё один застрял на ветках. Значит, сегодня на обед будет три блюда – бульон, рыба, пирожки. Великолепно.

К моему возвращению Мата уже выхлебала половину ведерка кипятка и пришлось снова доливать, для верности привязав её к сосне. Запах вареной рыбы распространился по поляне. Слегка подвывая оркиха давала понять что пора за стол.

– Уф, – сладостно икнув закатила глаза Мата

– Да хорошо покушали,– поглаживая живот согласилась я. Уже под вечер, окончательно подобрев, она извлекла из-под лохмотьев изрядную бутыль. На половину полную. Сделав несколько глотков, протянула мне. Резкий запах основательно вскружил голову.

– Тебе пить нельзя, – авторитетно заявила Мата

– Почему нельзя? – Не согласилась я. – Кто мне запретит? Я уже вторую сотню лет разменяла. В подтверждение своих слов я храбро глотнула обжигающую жидкость. "Возможно, Мата была права," – запоздало прикинула я. Это все моя эльфийская сущность, которая диктует, что мы ни в чем не должны уступать грязным ирчи, даже в выпивке. Кстати о грязи. Поняв после двух глотков горючей жидкости, что мы родственные души, Мата и я дружно приняли решение стать сестрами – гвателями. Для этого надо было пройти обряд в ближайшей грязевой заводи.

– Не переживай, через несколько минут отмоешься, или к рассвету отпадет сама, – увещевала меня Мата накладывая грязевую маску.

– Может кожа посвежеет, а может и нет. – Ловя за хвост проскользнувшую мысль я попыталась осмыслить происходящие.

Наконец вывозившись в жирной пахнущей камышом жиже мы стали идентичны.

"А что, – подумала я, – грязь приятно холодит кожу и укусы хищных бабочек не так заметны." Здесь встав на колени мы дали клятву нерушимой дружбы. Выглянувшая луна залила серебристым светом медленно движущуюся реку, заводь, нас, спускающийся к воде терновник, отряд ирчи, стройные сосны вперемешку с волчатником, недозрелую землянику.

Отряд ирчи!!!

Взглянув осовелыми глазами Мата поинтересовалась:

– Эльфи ты вызывала мальчиков?

– Может, они ошиблись поляной, – резонно заметила я.

– Начихать на подробности, главное, что они очень кстати, что-то скучно стало, – вылезая из лужи докончила мысль Мата.

Мальчики, однако, весьма грубо сгребли нас в охапку и, потребовав документы, начали обыск. Нет, к нашим высоконравственным телам не притронулись, скривившись от запаха камыша, но вещи перетряхнули основательно, особенно мои. Громадный орк с полубеззубым ртом, грозно потрясая носовыми платками, угрожающие двинулся к нам. От его несвежего дыхания я начала тихо сползать на траву.

– Это мы эльфа грабанули. Того что с лошадью тут ошивался. Лошадь съели, – не моргнув глазом выпалила Мата.

Изучив её дорожные справки угрюмый одноглазый орк хмуро просверлил меня взглядом. Дыхание сперло так, будто лягушка попала в горло. Нечленораздельно пытаясь объяснить ситуацию я окончательно сникла.

– Это Фи из Чавкающей трясины, – врать так уж врать до конца, поняла я мысли своей спасительницы. Она бежала из эльфийского плена. Не обращайте внимания, что она потеряла речь после их извращенных зверств.

– Понятно, без документов, отправим на выяснение личности, сделаем запрос, но на обратной дороге.

– Хватайте вещи и айда за нами, – пискнул гнусавый и горбатый оркишка.

Вся колонна пришла в движение, и мы в том числе, успев подхватить только недопитую бутылку и лук со стрелами. Со своим дневником я не расстанусь… впрочем, орки все безграмотные.

Две недели с орками или жизнь на бегу

Отрезвление принесло свои горькие плоды – три флакона лака для ногтей, пилочки мелких калибров, новенький фен, освежающие салфетки и множество других приятных вещей, все-все осталось лежать на далекой поляне, но утро, возможно, моё последнее утро, было возмутительно прекрасным. Проламывая широкую просеку мы неслись на восток мимо Тол-Брандира, мимо водопадов, мимо каменистых уступов. Трещали ветки Приозерного леса, вызывая панику у его обитателей. В толпе нас орков было голов двести, впереди – самые крупные с провалившимися носами и огромными двуручными мечами. Они больше походили на небольшие мельницы попавшие в ураган, уследить за их движениями почти невозможно. Град опилок летел непрестанно. Весь день бежали, уставшие лесорубы периодически сменялись. Рядом со мной пристроился мужественный орк с отпечатком белой пятерни через все лицо

– Очень приятно познакомиться, Углук, – стараясь не сбить дыхание, приветливо начал он.

Сделав глубоко задумчивое лицо я многозначительно закатила глаза.

– На привале познакомимся поближе, цыпочка, – пообещал он и, дав пинок зазевавшемуся впередсмотрящему, захватил лидирующие позиции. Опустившиеся внезапно сумерки, наконец, утихомирили наш бег. Упав на выступающие корни кряжистых дубов и восстановив дыхание, я уединившись быстро записываю события дня, иначе все забуду, от такого бега в голове образуется холодящая пустота. Потирая усталые ноги, подползает Мата и шепнув:

– У тебя грязь на шее отвалилась, – ловко залепляет обнажившийся белоснежный кусочек кожи влажной дорожной пылью, для верности насыпает еще и на голову.

– Очень хорошо помогает от блох, – учись эльфочка.

Приятные ночные размышления взяли нас в оборот, и, слушая мечты Маты, я думала о своём доме, о маме.

Мечты Маты

– Когда-нибудь я поступлю на курс вершителей судеб, выучусь и буду судить своих родственников, буду и судья, и палач – все в одном лице. Надо только приобрести ростомер и щипцы для разжимания рта. Я буду самой честной судейской оркихой в мире и перед казнью буду даже кормить ужином, хотя, нет – чего зря продукты переводить, буду выдавать чистый передник, нет – тоже не годится, буду исполнять самое сокровенное желание, нет – тоже не то…

– Зачем тебе щипцы, – устало зевнув, поинтересовалась я.

Законы орков (всего два)

Закон первый

Всегда прав тот, кто выше ростом. – Это для орков.

Закон второй

Всегда права та, у которой больше зубов. – Это для орких.

Всё, весь кодекс. Желающие получить должность судьи обучаются ему в течение пяти лет, еще пять лет учатся измерять рост и считать зубы. Весь судебный процесс сводится к чисто измерительному циклу, что четко и честно указывает на осужденного. Гениально просто.

Треск сучьев явно указал на приближение чего-то или кого-то крупного.

Отдуваясь к нам подошел Углук неся уже порядком обгрызенный мосол, с которого завораживающе капал розовый сок.

– Проголодались девочки? – вежливо поинтересовался он, ловко разрубая в полете кость и подавая нам половинки с нежнейшим костным мозгом, довольно хрюкнув при этом.

– Я вегетарианка! – грозно вскричав, оскорбилась Мата.

– Да ладно, расслабься, чего завелась, пожуй сосновых иголок, – миролюбиво загоготал орк. – Кстати, ты тоже травоядная? – обратился он к мне.

"Не дождешься," – мысленно пробормотала я, начав спешно заглатывать халявное угощение. Видела бы меня моя мама.

– Умница, настоящая оркиха, – удовлетворенно заключил Углук, присел рядом и заразительно зачавкал.

Помолчав, он предложил мне свое сердце.

– Знаешь, Фи, у меня есть домик в Изенгарде аккурат в конце тупика Гниющих отбросов, мамаша старенькая, очень внучков хочет понянчить. Может, после зачистки ты переедешь туда, глядишь, и в наше окошко заглянет счастье. То что ты немая, очень хорошо, зато не будешь поносить меня на весь тупик, когда вернусь крепко навеселе, упившись сока перебродивших мухоморов. Сплетни тоже собирать не будешь, а вот барашка освежевать всегда у тебя будет время. Ты подумай, я не тороплю. Еще в середине его речи я вдруг отчетливо представила себе эти милые картины. Определенно, мое положение становится все более приятным.

– Ты эльфийка, повторяй за мной – я эльфийка, я эльфийка, – горячий шепот Маты вырвал меня из страны грез. Такое мечтание испортила, а ещё селер – сестра.

Короткие корявые и засаленные строчки

Бежим уже два дня, днем и ночью, я повторяю спасительную мантру:

– Я эльфийка, я эльфийка, я эльфийка…

Но с каждым часом все меньше верю ей. Положительно, в моей родне кто-то погулял с орком, или какая-нибудь отдаленная прабабушка была не кристально чистокровной.

Еще более корявые и сальные строчки

Бежим четыре дня. Самовнушение не действует. В открытую радуюсь скорому замужеству. Какая я все-таки удачливая оркиха, подцепила начальника колонны.

Домик под земляной крышей, и солнышко в единственном окне. Одно тревожит, понравлюсь ли я его маме.

Совсем корявые наборы слов и большое сальное пятно

Бежим шестые сутки, кушаем на ходу, многие умудряются и переобуваться тоже на бегу.

Мы с Матой докончили бутылку ещё два дня назад. К вечеру Углук командует: "Привал!" Мелкие мордорские ирчи вырубаются стоя, зато красавцы изенгарцы по джентельменски возводят временный лагерь с женским отделением. Мата спит, измученная долгим переходом, десяток корешков – плохая замена мозговой косточке. Глядя на небо подмечаю, что то звездное очарование, что было так явно в Лориене, здесь совсем померкло. Но мне не до звезд, надо узнать как свежевать барашка, ещё опозорюсь перед будущей свекровью.

Записки на полях

Пробег закончился, сидим в засаде.

Еще день сидим в засаде, ноги затекли с непривычки.

Далее следуют оборванные, но аккуратно склеенные листки.

Дождались. Утром напали на двух маленьких существ. Нас больше двухсот, но ловили этих двоих почти до обеда. Хохот и крепкие высказывания сыпались с обоих сторон, но недорослики были значительно изощреннее, наши больше повторялись. Потеха была в самом разгаре, когда из-за деревьев выскочил неумытый человек и тоже полез в свалку. Звук его рога создавал приятное музыкальное сопровождение. Ирчи, впрочем, мелодия не понравилась, пять стрел оборвали мотив. Мы с Матой к веселью не были допущены, нас привязали к елке, и мы лишь изредка выражали солидарность торжествующими визгами.

Дни возвращения

Я узнала, узнала их почти сразу, они меня, хвала Эльберет, нет. Вообще-то, за главным Лориенским столом они выглядели гораздо крупнее, и их было четверо, а теперь только двое. Как стемнеет, попробую узнать, что случилось с остальными. Выдать они меня не смогут – по оркски ни шиша не понимают, Углук на пальцах объяснял им правила поведения.

Еще пять дней на бегу

Опять бежим, но уже в Изенгард. Интересно посмотреть будет. Перепавшие дважды бутерброды с соленой кониной поддерживают во мне желание не отставать, а вот Мата определенно плоха. Споткнувшись падает и, закатив глаза, отдает приказания по организации собственных похорон. Углук взваливает её на дюжего гоблина. Я вижу как мотается её голова, и волосы, не знавшие шампуня, в беспорядке метут пыльную степь.

– Не бойтесь, я друг, – стараюсь промурлыкать охрипшим голосом, подсаживаясь к хоббиттам на привале. – Их начальник ко мне не равнодушен, значит, спасемся. Вот только дочапаем до того леса, что за тридцать лиг виднеется, – боюсь что смысл моих слов до них не дошел, или я разучилась говорить на синдарине.

Шестой день

Развязка наступила гораздо раньше, во второй половине дня, когда мы пересекали мустагримскую равнину. Всадники с развевающимися плюмажами на шлемах налетели на нас как орлы на стаю странствующих леммингов. Хотя их действия были не очень корректны, все же не могу не отметить, что их удаль пришлась мне по сердцу. К вечеру нас осталось вдвое меньше. Углук упрямо гнал к Изенгарду, добивая раненых и пиная отстающих. Нет, я не выйду за него, слишком неопрятен, кровь даже не отряхивает. К ночи заняли круговую оборону в ожидании нового налета. Мата, подняв меч дезертировавшего орка, тоже приготовилась к бою. Я перехватила лук, решив дорого продать свою честь. Для меня это главнее жизни. Первая атака захлебнулась. Мы издав победный вой сомкнули ряды. Вторая атака была ужасна, и только ночной сумрак скрывал истинный размер трагедии. Меня оттолкнули на дальний край к нашему тылу, где дрожали пленные недорослики. Те от переживаний совсем потеряли способность двигаться, и горбатый орк тащил их к лесу плотоядно облизываясь.

– Лимба лапсе . Оставь детей, извращенец, – крикнула я.

Тот от изумления остановился и обернувшись переспросил:

– Чего ты орешь, сейчас дотащим их до леса и съедим, я поделюсь, я не жадный.

– Брось малюток, пристрелю!

Тут до него дошло что я говорю на примитивном эльфийском.

– Эльфийка?

Больше он уже ничего не сказал, с мягким щелчком стрела вошла в маленькую ямочку у него на горле. Разжавшиеся руки упали и выпустили пленников. Малышня, рухнув, драпанула к лесу, оставив меня в состоянии сильнейшего стресса. Я попала. Первый раз попала в цель. От радости захлопав в ладони и подпрыгивая от избытка чувств, я пропустила предательский удар в затылок. Ошарашено покидая зримый мир, думала, что подобный финал жизни вообще-то совсем не плох.

Седьмой день

Стук копыт, свист ветра, листья хлещут по щекам, да где я? Кто-то большой и теплый уносит меня. Куда и зачем? Нащупав гриву, понимаю что сижу, а вернее лежу на лошади. Бешеный карьер мягко покачивает.

Хорошо что я не ужинала.

Занимается заря, проснувшиеся запахи приятно щекочут нос. Чихнув несколько раз, окончательно прихожу в себя. Да, действительно, лошадь, белая. Через спину лежит небольшая котомочка. Осмотр на ходу прояснил некоторые сомнения. Дернув за гриву я дала понять что спасение закончено. Резкая остановка, перелет прямиком в придорожную грязь.

Привет.

Обнимая такую родную шею, вымазала своего единорога как трубочиста. Но мы ничего не замечали, только собственные мысли и невысказанные переживания, сердца бились с удвоенной скоростью, всхлипывания разносились по всему лугу.

Успокоившись, Изик вкратце изложил череду своих подвигов в ходе розыска наших следов, обстоятельно перечислил спасенные сокровища, в число которых входил и меч Маты. Закончил он хвалебным гимном собственной храбрости.

Всё время он держался на расстоянии двух-трех лиг, выжидая момент для похищения, и прошедшей ночью этот миг настал. Сбив меня с ног от избытка чувств, он забросил затем мое тело себе на спину и спешно покинул поле битвы, короче, финал той заварушки остался для нас загадкой. По оркскому обычаю повыв до вечера, я посыпала себе голову трухой из гнилого пня, а затем отправилась на поиски мухоморов для напитка забвения.

Единорог безуспешно взывал к моей сущности, потрясая косметичкой. Нет, я решительно не понимала его взглядов, жестов, и только внушительный пинок слегка прояснил ситуацию. Пытаясь выбрать колючки из необъятной гривы, я вспомнила, что существует приспособление для приглаживания волос. Вот только как оно называется? Вроде как, прическа, нет – расческа, нет – гребешок, нет – щетка. Все, сдаюсь. Изик положил к моим ногам плоский предмет с блестящей поверхностью, там отражалось косматое, грязное чудовище, впрочем, не лишенное изящества, с небесно-голубыми глазами, в которых мелькали оттенки звездных бликов, у эльфов эти блики всегда в уголках глаз. К рассвету пришла к окончательному выводу о своей расовой принадлежности, хотя, не скажу, чтобы результат меня порадовал. Опять мыться, причесываться, чистить зубы и уши, удлинять ресницы и все такое. Тяжела ты участь простого эльфа.

Второй день обретения сущности

– Куда идем?

– Вперед!

– Но куда именно? Мы заблудились!

– Вперед, и меньше раздумий, от них морщины появляются.

Так мило беседуя, мы вышли на степной простор, где пыльные травы с усилием пробивались меж каменных нагромождений серых валунов. Полустертая надпись на гнилом указателе четко гласила: "Изенгард". Вдали маячила черная башня, и несколько избушек образовывали некое подобие города.

– Ну что зайдем на пару кружечек мухоморовой настойки к почтенной несостоявшейся свекрови. Ты что совсем шуток не понимаешь? – глядя на округлившиеся глаза друга, засмеялась я.

– Шутки у тебя достойны только ежиков, такие же бестолковые, – фыркнул Изик.

– Все же интересно взглянуть вон на ту голубятню.

– Это не голубятня. Голуби слишком крупные.

За разговором мы незаметно подошли к окраине Изенгарда.

Каменные исполины стали попадаться значительно чаще, скрипел песок под ногами, и даже редкие кузнечики прыгали вдвое ниже. Нас окутала плотная тишина, придавая даже обычным предметам флер таинственности. Кружившиеся голуби (или не голуби?) направились на запад, сбившись в небольшую стаю, а мы предусмотрительно взяли восточнее. Главный ориентир предстал перед нами во всей красе: "Дул-Гулдур" было написано на почтовом ящике, где среди газет "Вестник Мордора" и "Особенности оркской жизни" торчали листки прошений, любовные записки, два каталога на магические шары и прочая дребедень.

– Как насчет познакомиться с его обитателями? Может, покормят, у меня с прошлой недели ни одной косточки в зубах не побывало.

– Пойдём отсюда, – взмолился Изик. – Ну хочешь, загоним двуручник Маты в той кузнице, – и он выразительно мотнул головой в сторону полуразвалившихся прокопченных строений. Мелькающий огонь издалека выдавал ремесло хозяина.

-Хорошо, – смиловалась я, подниматься по двум тысячам ступенек башни мне тоже не хотелось.

Почтенный орк принял меч как величайшую драгоценность, при этом обнюхав рукоятку, и предположил, что в последний раз к нему приложили свою руку эльфы. Выручив два обкусанных грошика, мы тотчас отыскали местную столовую – едальню, по ихнему. Изик уже находился на грани помрачения рассудка, когда я жестами объясняла лоснившемуся официанту, что хочу вон ту бедренную кость из котла, а вовсе не собираюсь загнать ему эту чудесную тушу единорога. Ушли голодные.

– Ты жалкий, трусливый сказочный персонаж, ты питающийся пыльной травой тугой мешок на четырех копытах, ты растительноядный предатель, – перекрикивая урчание собственного живота причитала я.

– Хочешь улитку? – заискивающее спросил Изик.

– А она мне не родственница?

– А тебя это остановит?

– Резонно, – хмыкнула я.

Поднимая камни я осматривала их влажные нижние поверхности, там были целые залежи жирных, скользких улиток. Собрав почти половину ведерка, я развела костер и, прочтя традиционные слова прощания, бросила улиток в закипающую воду.

– Ты посмотрела в какую сторону у них завитки? Если влево то все в порядке, а если вправо, то до новолуния тебя будет тошнить, – глядя как закипает месиво, философски заметил Изик.

– Лишь бы не было среди них красильных, – неспешно бросила я через плечо, разворачивая похищенную газету "Новости Изенгарда" под редакцией Сарумана. На первой странице крупными буквами было написано: "Все на борьбу с вкуснейшими и нежнейшими захватчиками!" Все остальные страницы содержали подробнейшее описание способов убоя и приготовления различных рас. Мы, эльфы, вообще везде шли первыми. Удивительное постоянство нашей вражды сквозило между строк.

Кстати об улитках

Есть улитки съедобные, условно-съедобные (только после отмачивания), несерьезно-съедобные (съеденные в плохом настроении вызывают длительный запор), удивительно-несъедобные (вкусные, но на любителя и только один раз), откровенно не съедобные (невкусные и любителей почти нет) и красильные. Вот с последними надо быть особенно осторожным, они выделяют ярко-красную слюну, но только в момент величайшего раздражения. Её мы используем для получения краски ярко– красного оттенка.

Способ получения краски

Для получения оной следует достать расписание гондорских скачек. Выбрав место, где красильные улитки улеглись на отдых, начать читать расписание и сравнивать скорость галопов лучших скакунов, при этом надо выразительно хихикать, глядя в сторону улиток. Да, это жестоко, ведь в каждой даже самой малюсенькой улитке скрывается мечта о стремительности передвижения, но зато каков результат. Видя, что они начинают дуться, надо быстро приготовить широкое блюдце или салатник, при этом продолжая восхищаться легконогостью красавцев жеребцов, бодростью боевых ослов, стремительностью разведывательных жирафов и мощностью элефантов. После упоминания беговых верблюдов улитки в крайнем раздражении начинают плеваться ярко-красной слюной, только подставляй посуду. Когда наберется достаточное количество краски, надо незаметно убраться без положенных слов прощания. К утру улитки успокаиваются, изорвав в клочья расписание и заплевав все в радиусе 50 минилиг, и достойно уползают. Смыть краску можно только крепким соляным раствором и то не всегда.

Мои волосы тому подтверждение, не отмываются ничем, и это хорошо.

Поужинав, мы прилегли на единственной лужайке среди камней. Глухие удары слегка сотрясали наше полуночное ложе. Они шли откуда то с глубины.

– Странно, – рассуждала я. – Никого нет. Дома как сироты брошены. Что могло заставить жителей покинуть столь живописные развалины, ну не газетная же статья, в самом деле.

– Может твоё появление, – попытался сострить зевающий Изик.

– Баран безрогий, – беззлобно усмехнулась я.

– Уже не безрогий. Смотри, у меня новый растет!

-Врешь! – раздвинув широкие пряди гривы на его лбу, я увидала маленький, в три пальца длинной, роговой холмик. Класс!

Довольный Изик объяснил, что если единорог теряет своё главное украшение, то на его месте вырастает новый рог. Причем, новый бывает гораздо длиннее. Есть даже такие, кто специально ломает рога, для последующей красоты. Хоть остальные их и осуждают, однако, число решившихся на подобную операцию растет. Для отрастания рога требуется специальная диета и полный покой, тогда рог получается идеально ровным.

Ночь прошла спокойно, где то вдали шла крупная потасовка, отблески её вели свой нескончаемый танец.

"Да, там, на западе, кому-то сегодня туго приходится," – убаюкиваемая грохотом осадных орудий грезила я. Мата как то грустно посмотрела на меня и медленно растаяла в ночной мгле. Затем выплыли Углук, Келеборн, гном в шлеме, два недорослика – они неспешно приблизились, уселись полукругом и, пересыпая песок в ладонях, многозначительно молчали. Приполз Кочедык, Листвень из березовой рощи. Причем последний произнес:

– Чего расселась, вода поднимается. Беги, давай.

Смахнув с себя остатки ночной дремоты я уставилась на знакомого энта.

– Бегите, вода уже гремит в узких щелях плотины, – шумели листья у него на голове.

Завораживающая картина буйства реки беспощадно притянула взор, мешая разумным мыслям пробиться сквозь завесу испуга. Обрушивающиеся холодные струи с вскипающими бурунами неслись сметая все: избы, валуны, землю, которая смешиваясь с водой мгновенно растворялась окрашивая её в грязно-зеленый цвет. Проплыло наше ведерко с остатками ужина. Вот и мы, закружившись в водовороте, понеслись на встречу своей судьбе. Спасительный хвост Изика и брошенная энтом ветка поддерживали меня на поверхности водной стихии. Глоток воды, ещё один, и я уже вижу расплывающиеся очертания гребущих ног, рыбу с выпученными глазами, русалку. Скользкий камень противно отталкивает моё тело, и я продолжаю свой путь меж высоких берегов с плакучими ивами. Перевернувшись вверх лицом, сосредоточенно наблюдаю небо, задумавшись о смысле жизни. Кажется, я могу так плыть до бесконечности. Удивительное спокойствие овладевает моей сущностью, я – маленькая кувшинка, я – резвая рыбка, я – прекрасная русалка, и мечты, одна приятнее другой, мечутся у меня в голове.

– Ты не русалка, и нечего загораживать проплыв, вылезай на берег, – грубо прервали все мои иллюзии.

Пологий песчаный берег мягко принял нас.

– Неплохо искупались, смотри, у тебя даже вся грязь отмылась. Эльфи, Эльфи, просыпайся. Будь хорошей эльфочкой. Не пугай меня, открой глазки.

Я фыркнула и, отряхивая волосы, пробормотала:

– Все нормально. Я только полежу немного. И затем, кажется, действительно потеряла сознание.

Тихий смех и плеск воды слегка отвлекли меня от роли полумертвой принцессы, да что тут происходит? Когда изображение немного сфокусировалась, я узрела возмутительную картину – на берегу в окружении полуголых девиц возлежал Изик, читая выдержки из моего дневника. Остальные листочки мирно сохли на песке. Присутствующие дамы расчесывали ему гриву, приглаживали шерсть и просто любовались выразительными ноздрями. Издали наблюдая эту идиллию, я думала, как это здорово иметь друзей и пусть они с копытами, с двуручным мечом, с листьями по всему телу, совсем неважно какая у тебя внешность, главное, то чувство внутреннего тепла, что согревает нас всех вместе, даже если мы разлучаемся.