Записки Русалочки

7

Второе июня…

Что это было? Наверное, крик израненной души или… или… попросту глупые слезы маленькой девочки, которая любит мечтать и грустить. И все-таки это не обо мне. Во-первых, моя душа не так уж изранена, чтобы плакать кровавыми слезами. Во-вторых, я не маленькая девочка. В-третьих, я люблю не мечтать, а фантазировать — как мне кажется, это разные вещи. Ну а в-четвертых, я не люблю грустить. Я с превеликим удовольствием избежала бы грусти, утопая в пестром веселье, но, увы, у каждого человека рано или поздно находится повод для грусти…

В жизни Иво произошли перемены. Алисия не бросала свои слова на ветер — она сегодня вернулась из Аспина, удивительно загорелая, подтянутая, но очень холодная. Как будто горнолыжный курорт укутал своими снегами ее душу. Впрочем, я видела ее всего лишь второй раз в жизни. Кто знает, может быть, она всегда была такой…

Наше знакомство с Алисией было не из приятных. Сегодня я спала дольше обычного. Сырные бега, растянутые связки, вся эта путаница с Иво не давали мне заснуть спокойно. Я долго размышляла над тем положением, в котором оказалась, над приездом Алисии, над словами Мэта. Проворочавшись с боку на бок несколько часов, я наконец уснула. И встала, как назло, именно тогда, когда в доме объявилась ее величество Алисия.

Я выдавила из себя приветственную улыбку и написала на своей дощечке: «Здравствуйте, меня зовут Дона». На этот жест, исполненный, пусть вынужденного, но все-таки дружелюбия, Алисия отреагировала высокомерным кивком головы и пренебрежительным «наслышана». Видимо, ее брат, Иллиан Отис, рассказал обо мне в самых ярких красках. Ни капли не сомневаюсь, что в его рассказе фигурировали такие слова, как «посредственность», «необразованная» и, в лучшем случае, «не нашего круга». О том, что Иллиан сообщил Алисии обо мне и Иво, я предпочитаю не узнать никогда.

Холодная Алисия создала в доме не менее холодную атмосферу. Пока она дожидалась Иво в гостиной, я предпочла отсидеться на кухне вместе с огорченной Ампаро. Оказалось, что Ампаро терпеть не может свою будущую хозяйку. Выражения Иво насчет «цунами» и «землетрясения» были весьма близки к истине, потому что Ампаро предпочла бы оба этих явления сразу женитьбе своего хозяина на Алисии.

— Это катастрофа, Дона, — жаловалась она, шлепая на хлеб ломтики ветчины. — Настоящая катастрофа… Слепой видит, что она совершенно не подходит ему. Злая, холодная, колючая… Одно, что красивая, а толку-то? Я сойду с ума, когда они поженятся. Мне проще уйти из этого дома, хотя я очень люблю мистера Видхэма, чем терпеть выходки этой рыжей штучки… Представь себе, Дона, за все это время, что они помолвлены, она даже не запомнила, как меня зовут… Она постоянно называет меня Амбаро, хотя отлично знает, что мое имя произносится не иначе как Ампаро… Это она нарочно, я уверена… Выказывает презрение к низшему сословию. Так себя вести — у них норма. Слава богу, мистер Видхэм не такой… Но эта бестия кого хочешь переделает…

Мне оставалось только вздыхать и кивать головой. Конечно, Иво она не «переделает», но придавит — это точно. Вытрясет из него все имеющееся жизнелюбие, выпьет все соки, а когда он станет совершеннейшим сухарем — найдет себе любовника… Интересно, чем занимается эта высокомерная особа? Я спросила об этом у Ампаро.

— Чем занимается? Да ничем. Как и все они, за исключением таких, как Иво Видхэм… Он говорит, у нее какая-то особенная коллекция картин. На этой почве они и познакомились… Дорогие, ужасно дорогие картины известных художников… Она на них помешана. На них, да еще на лыжах. В Аспин она мотается регулярно, бывает там даже чаще, чем в Дувре… Раньше мистер Видхэм просто бесился, когда она уезжала. А сейчас успокоился, наверное, уже привык…

Я вспомнила фразу Иво о том, что не он — причина столь долгого отсутствия Алисии в Аспине. Но кто же тогда? Неужели она так сильно любит этот вид спорта — горные лыжи? Вполне может быть. Там, на холоде, ей, наверное, очень комфортно. Особенно когда в Англии лето…

Мне очень хотелось, чтобы Алисия поскорее ушла. Я услышала голос Иво, доносящийся из гостиной. Значит, он уже спустился к своей невесте. Мне стало очень обидно оттого, что я даже не могу поздороваться с Иво. А все из-за этой высокомерной колючки. Можно было предположить, что я не объективно отнеслась к этой женщине, но слова Ампаро… Они окончательно убедили меня в том, что ничего хорошего от мисс Отис ждать не придется.

И все же мне удалось поздороваться с Иво. Правда, не потому, что я осмелилась зайти в гостиную, а потому что сам Иво заглянул на кухню. Его лицо было пасмурным, на нем не было ни тени вчерашней беспечности. Мне показалось, что приезд Алисии прибавил к его тридцати еще пять лет. Я увидела того самого мужчину, который стоял на палубе «Дуврского голубя» и спорил со своей невестой. Мне хотелось спросить у него, в чем дело, но я понимала, что этот вопрос будет неуместным. Дело, скорее всего, в Алисии. Не знаю, что она наговорила ему в гостиной, но, очевидно, ничего приятного.

— Привет, — мрачно поздоровался Иво. — Так и знал, что найду тебя здесь. Ты уже видела Алисию?

Я кивнула. Это он, наверное, тоже знал.

— Вижу, ты не в восторге… Алисия немного… холодновата, но ты к ней привыкнешь.

Я искренне надеялась, что привыкать к Алисии мне не придется — ведь я уеду из этого дома гораздо раньше, чем они с Иво поженятся, — но кивнула Иво в знак согласия.

— Мне придется уехать. Но это ненадолго. Я вернусь вечером. Ты не умрешь без меня со скуки? Может быть, тебе сходить куда-нибудь? — Отрывочные фразы Иво, беспокойство во взгляде, какая-то несвойственная ему суетливость в движениях — он не знал, куда ему деть руки, и хватался то за край стола, то за кухонные принадлежности — все это казалось мне странным. Может быть, он чувствует себя виноватым передо мной? Но за что? Может, ему неловко за свою высокомерную невесту? Я терялась в догадках. — Мы с Алисией едем покупать обручальные кольца. Она хочет, чтобы мы сделали это вместе. — Сделали это… Прозвучало так, как будто речь идет не о покупке обручальных колец, а о работе, трудной и тяжелой… Я встретилась взглядом с Ампаро. Эта новость не вызвала у нее восторга. Впрочем, как и у меня. Я вдруг почувствовала себя разбитой и обессилевшей. Как кувшин с трещиной, из которого капля за каплей утекает вода… — Я буду вечером, — еще раз повторил Иво и, уже скрываясь за дверью, бросил: — Не скучай.

— Так я и думала, так и думала… начала причитать Ампаро, когда Иво скрылся из виду. — Если они едут покупать кольца, то назначили дату свадьбы. А если назначили дату свадьбы, то пиши пропало… Нет, Дона, я не выдержу этого. Придется уволиться. Ты только представь Алисию в роли хозяйки дома…

Но я уже не слушала причитания Ампаро. Я пыталась понять логику поступков Иво. Нельзя сказать, чтобы он обрадовался приезду Алисии, но тут же поехал за обручальными кольцами. Он терпеть не может чванливых выскочек и при этом собирается жениться на девушке, которая относится именно к этому типу людей. Я пыталась понять, но не понимала… Хотя любовь, говорят, вообще нелогичная штука… Но, если Иво любит, он должен быть счастлив, а его лицо, когда он говорил о покупке колец, выражало совершенно противоположные чувства. Я ничего не понимаю… Я гадаю на лепестках своей души, в то время как нужно знать его душу, душу странного, далекого и в то же время такого близкого мне человека…

Приезд Алисии ознаменовался дождем. Мои растянутые связки противно ныли, несмотря на то, что я как следует умастила ногу кремом, который дал мне доктор на сырных бегах. Но ни моросящий дождь, ни серые тучи, хмуро сдвинутые над Дувром, ни моя больная нога не помешали мне отправиться на прогулку. Меня тянуло уйти из дома. Потому что там не было Иво…

Я решила погулять на гребне Белых Скал. Это место, поросшее травой и желтыми цветами, обдуваемое ветром, словно вырвавшимся из ушедших столетий, отлично подходило для раздумий. А мне было о чем подумать…

Например, о том, что же я все-таки буду делать, когда уеду от Иво. Этот день не за горами. Я не знала, когда они поженятся, но предпочитала уехать из поместья Видхэмов до этого торжественного события. Я должна найти себе работу. Но кем и где? Немая девушка, только и умеющая, что вести экскурсии и ухаживать за садом… Предложение Иво не стоило даже обдумывать. Если в доме будет хозяйничать Алисия, мне нечего делать даже в саду… Может быть, Мэтью посоветует что-нибудь дельное, кроме «почетной» должности юнги, о которой я имею довольно смутное представление…

Но даже мысли о предстоящем поиске работы не занимали меня так, как женитьба Иво и мое к ней отношение… Хотелось утешать себя тем, что я всего лишь переживаю за Иво, как переживала бы и за Мэта, соберись он жениться на женщине, которая ему не подходит. Но я чувствовала, что это объяснение — всего лишь отговорка, иллюзия, которой я пытаюсь прикрыться, как щитом, чтобы на меня не обрушилась та истина, о которой совсем недавно говорил Мэт. Я как улитка или страус… Постоянно пытаюсь спрятаться в раковину или в песок, чтобы не знать, не думать, не чувствовать того, что может сделать мне больно… Так проще. И многие со мной согласятся… Зачем мне признавать то, что я влюблена (или почти влюблена) в Иво, когда это признание обернется против меня, смоет меня гигантской волной в океан… Зачем? И даже если вычеркнуть из жизни Иво Алисию, наши отношения… даже на бумаге это выглядит нелепо… они невозможны. Потому что я никогда не смогу перебороть в себе тот страх, то отвращение, которое вызывают у меня в этом смысле мужчины.

Разыгравшийся ветер нешуточно трепал дождевик, который я накинула поверх тонкого свитера. Я продрогла и решила вернуться в поместье, хотя туда меня совсем не тянуло. Бросив прощальный взгляд на серые вспененные волны, на желтые цветы моего одиночества, на белоснежную россыпь известняка, я вздохнула и побрела назад.

К тому же днем обещал зайти мистер Колчет, и мне не хотелось заставлять ждать пожилого человека. Хорошо, что Ампаро настояла, чтобы я взяла тоненькую тросточку с блестящим серебристым набалдашником, на которую можно было опереться. Эта тросточка существенно облегчала мне ходьбу. Нога разболелась, поэтому наступать на нее было больно, а трость принимала на себя часть моего веса.

Мистер Колчет пришел раньше обещанного. Вымокшая и продрогшая, я стаскивала с себя дождевик, когда услышала знакомый, немного гнусавый голос.

— Здравствуйте, Дона… Как ваше самочувствие? Ампаро успела пожаловаться, что вчера вы дадесли себе увечья?

Ампаро сильно погорячилась, объяснила я доктору, вовсе никакие не увечья, а всего-навсего банальное растяжение связок…

— Здачит, вы последовали моему совету и получаете позитивдые эмоции… — констатировал доктор. — Сырдые бега — интересдое представление… Правда, участвовать в них десколько не безопасно… Что вы и подтвердили собстведым примером. Ну, это дичего… Главное, вам подравилось? — вопросительно посмотрел на меня мистер Колчет.

Угу, понравилось… Я расплылась в улыбке — чрезмерно натянутой — и радостно закивала головой. Доктору незачем знать, что весь мой чудесный день был испорчен одним-единственным звонком Алисии и сообщением о ее приезде. А теперь и самим приездом… Но мистер Колчет, наверное, тоже старый прожженный знаток сердец, мне не поверил.

— Что-то я не заметил, чтобы ваши красивые глаза лучились радостью. Так в чем же дело? — Я пожала плечами, изображая полное непонимание. У меня все отлично, да и что может быть плохого у девушки, живущей на всем готовом?.. — Вы очедь скрытная, Дона… Было бы лучше, если бы вы хотя бы с кем-то делились своими переживадиями. А вы копите их в себе, раскладываете по пустым коробкам… Что будет, когда эти коробки закончатся, а, Дона? — Я смущенно потупилась и ничего не ответила. Да и что было отвечать, если Фредерик Колчет понял, если не все, то многое о моих «переживадиях»… — Я слышал, мисс Остин вернулась из Аспида. — Я чуть не прыснула со смеху, до чего замечательно его произношение выразило суть событий. — Вы ее, даверное, уже видели… И как ода вам?

Отвратительно… Этого я, правда, доктору не написала, ограничившись словом «холодная». Мистер Колчет понимающе кивнул и лукаво улыбнулся.

— Эрди Джедкинс, друг Иво… ах, да… вы уже здакомы… того же самого мдедия. А об Ампаро я даже де говорю… Бедняжка собралась увольдяться… Да вы, давердое, и сами здаете… — Я кивнула. — Но вот что самое интересдое… это, разумеется, между дами… В этом, я имею в виду, в холодности, Алисия Отис очень похожа на мать Иво, Элизу Видхэм… Элиза была такой же… деприступной и холодной… Ода почти де замечала бедняжку Иво. А вот младший брат, увы, покидувший этот мир, был ее любимцем. И, кстати, Элиза Видхэм тоже питала склоддость к коллекциодировадию дорогих и редких вещей. Правда, не картид, как Алисия, а статуэток девятдадцатого века… Бродзовых, серебрядых, золотых… Де берусь за психоадализ, однако эта схожесть — вольдая или девольдая — даводит медя да мысль о том, что Иво повторяет путь своего отца. Он добивается расположедия жедщиды, которая к дему… холодна. Кодечдо, может быть, это всего лишь мои домыслы… Скорее всего, так и есть. И все же… Этот факт даводит на размышледия. Вы де даходите, Дона?

Нахожу, и еще как… Как только мистер Колчет заговорил об Элизе Видхэм, я сразу же уловила эту, невидимую для посторонних, параллель. Скорее всего, мистер Колчет прав в своих догадках. Только сознает ли это Иво? Понимает ли, что пытается вернуть прошлое, следы которого избороздили всю его душу вдоль и поперек? Во мне он пытается найти своего утонувшего брата, в Алисии — умершую мать… Но что было, то прошло, и вернуть это невозможно… Впрочем, стоит ли винить в этом Иво? Я различаю соринки в его глазах, когда в моих — здоровенное бревно… Да, в отличие от него я не живу прошлым. Но и не могу его перечеркнуть, забыть о нем раз и навсегда… В чем-то мы похожи с этим человеком. Мы делаем одни и те же ошибки, танцуем над пропастью, которая вот-вот поглотит наши души. И имя этой пропасти — прошлое…

После ухода Фредерика Колчета я долго думала о его словах. О коробочках, по которым я раскладываю свою горечь, об Иво с его попыткой вернуться туда, куда нет пути, о том, что ждет нас впереди… Я понимала, что необходимо остановить этот «танец над бездной», пока еще не поздно, но не знала, как это сделать. Сейчас мне кажется, что наши с Иво судьбы неразрывно связаны между собой, и если Иво сможет разорвать железные цепи прошлого, то смогу и я. Мне кажется, что этот человек сильнее меня, что он сможет сделать все, что захочет. Важно лишь направить его желания в нужное русло… Но едва ли я смогу объяснить Иво Видхэму все то, что осознала сама. Ему будет слишком больно узнать, что все его стремления и старания — не более чем иллюзия. Иллюзия того, что он вернул себе свое детство, свою юность…

К вечеру дождь закончился, и я вышла в сад, чтобы подышать чистым воздухом и поиграть с Корби, который уныло сидел у двери, ожидая хозяина. Кажется, приезд Алисии и ему был не в радость. Или я опять фантазирую?..

Среди ежевичных кустов, шиповника и боярышника мы провели около двух часов. Я поиграла с Корби, расчесала его густую шерстку и всласть налюбовалась мерцанием сумерек, облекшим лиловым газом лохматые шапки облаков. Нагулявшись, мы вернулись в дом, где я с удивлением узнала, что Иво и Алисия приехали час назад.

Мне было ужасно обидно, что Иво даже не заглянул в сад, чтобы сказать мне «добрый вечер» и ласково потрепать Корби за ушами. До приезда Алисии он поступил бы именно так, но теперь… Теперь, очевидно, все изменилось… Поэтому я даже обрадовалась, что не застала их в гостиной. Смотреть на задранный до неба нос Алисии мне хотелось меньше всего.

Я чмокнула Корби в нос, пожелала спокойной ночи Ампаро и отправилась спать. Поднимаясь к себе, я услышала довольно громкие голоса, раздающиеся из библиотеки. Значит, они там… Наверное, обсуждают планы на будущее, решила я. Только почему делают это так громко?

Вообще-то я терпеть не могу людей, которые подслушивают. И сама никогда не делаю этого… Но громкие голоса Иво и Алисии почти переросли в крики, часть которых долетала и до меня. Услышав свое имя в этой перебранке, я невольно замедлила шаг. В конце концов, они обсуждают не кого-нибудь, а именно меня. Причем не стесняясь того, что я могу услышать этот «разговор». Оправдание, конечно, сомнительное, но все-таки… Я прислушалась.

— Знаешь, с таким лицом не готовятся к свадьбе и не покупают обручальные кольца! — кричала Алисия. — С таким лицом, какое было у тебя в ювелирном, выбирают гроб для умершего родственника! Ты бы себя видел! Это было отвратительно… Мистер Пентон только из вежливости не поинтересовался у тебя, что случилось… Ты хотя бы подумал, в каком свете выгляжу я. Это так унизительно!

— Не понимаю, что тебя больше волнует, — холодно перебил ее Иво, — мое настроение или то, в каком свете ты выглядела перед мистером Пентоном? Твое желание быть всегда на высоте вполне понятно, но почему бы хоть раз не поинтересоваться, что чувствую я?

— И что чувствуешь ты? — язвительно спросила Алисия. — Можешь не объяснять, я отлично понимаю, что и к кому ты чувствуешь! Твоя слабость к плебеям тебя погубит. Общение с Эрни Дженкинсом не прошло даром: вначале он подцепил себе какую-то площадную девку, а теперь ты, видимо, чтобы не отставать, откопал себе этот немой экспонат, работающий обслугой на яхте… Русалочка… кажется, так ты ее называешь? Интересно, ты уже успел узнать, как русалки занимаются любовью, или все еще ждешь удобного случая?

— Бога ради, Алисия! — взмолился Иво. — Одумайся, что ты несешь! Девочка онемела, когда спасала людей с тонущего «Голубя»… И тебя, между прочим, тоже. Между мной и Доной только дружба. Это ты можешь понять? Хотя… ни ты, ни твой братец, кажется, не знаете смысла этого слова…

— Можешь оскорблять меня сколько угодно. Можешь пользоваться моим зависимым положением. Я отлично поняла, что ты хочешь отыграться за все, что я делала раньше!

— Не говори ерунды, Алисия… Я даже не думал об этом. Ты прекрасно знаешь, что я не умею и не желаю мстить…

— Тогда что эта девочка делает в твоем доме?!

— Живет, черт побери! Я сотню раз объяснял тебе, почему она здесь. Ей нужно прийти в себя, ей нужно поправиться. Доктор Колчет говорит, что ей нельзя ехать в Кентербери. Там у нее практически нет шансов на выздоровление. Она замкнется в своем одиночестве и не заговорит никогда!

— Не нужно цитировать Фредерика Колчета, — презрительно хмыкнула Алисия. — Я прекрасно знаю весь бред, который любит нести этот старый гундосый дурак! Но все же мне нравится твое отношение к «бедной девочке». О ее одиночестве ты думаешь, а кто подумает о моем?!

— Ты не боишься одиночества. Для тебя оно — выгодная позиция в окружающем мире. Никому не доверять, никого не подпускать к себе близко, никого не любить, чтобы ни в ком не разочароваться, не искать тепла, чтобы от тебя тепла не потребовали… Ты холодная, Алисия. Ты холодная… И никогда не станешь теплее, потому что тебе это не выгодно…

— Ну да, конечно! Я холодная стерва, а ты добрый и наивный мальчик, готовый всех согреть своим теплом. Особенно молоденьких представительниц женского пола. Ведь они так нуждаются в твоих горячих объятиях!

— Алисия!

— Иво! Запомни сейчас, чтобы мне не пришлось повторять потом. Если ты хочешь на мне жениться — прекрасно. Если нет — я не умру от горя, поверь. Но я сделаю то, что хочу сделать. И это не угроза, а неизбежность. По-другому не получится…

— Алисия, пожалуйста, успокойся. Мы поженимся, и все будет хорошо… — как-то обреченно и уныло начал Иво, но Алисия снова перебила его.

— И все будет хорошо… — Она засмеялась, и ее колкий, шипучий смех прокатился по стенам библиотеки, вылетел в коридор и холодом обжег мои уши. — А по соседству с нашей спальней будет жить хорошенькая девочка, к которой ты будешь бегать по ночам… Не выйдет! Я хочу, чтобы она оставила этот дом. Раз и навсегда…

— Послушай, Алисия! — В голосе Иво зазвенел металл. — Обещаю тебе, что до нашей свадьбы она покинет дом. Но не теперь. Не сейчас… Ей нужна помощь, а я никогда не отказываю людям в помощи и поддержке. Ты понимаешь меня?

— Да. Надеюсь, ты говоришь правду… Кстати, хотела тебе сказать… Если ты все еще обольщаешься насчет того, что большинство женщин не интересуют деньги… Помнишь девушку Эрни Дженкинса?

— И?

— Она была с Иллианом. И даже рассчитывала, что он на ней женится… Но мой брат ее быстро бросил — естественно, ему с ней стало скучно. А ведь дурачок Эрни на каждом перекрестке кричал, что его будут любить и без денег. И вот чем все закончилось… Не исключено, что твоя Русалочка прилипла к тебе в надежде оторвать большой куш.

— Ты очень ошибаешься на ее счет…

Слушать дальше я не стала. Мои щеки горели от обиды и стыда. Я была права, Алисия именно такая, как о ней говорят: надменная и холодная. И она ненавидит меня, подозревая в том, что я хочу заполучить Иво. Что ж, в чем-то она даже права… Но только в чем-то… Потому что я не хочу заполучить Ивора Видхэма. Я только хочу помочь. Ему и себе…

Мне не спится. Я пишу о событиях сегодняшнего дня и понимаю, что после всего этого не смогу заснуть… Алисия права. Мне лучше не ввязываться в их дела и уехать домой, в Кентербери. Но как только я представляю себе, что Иво останется один и эта рыжая акула проглотит его со всеми потрохами, мне становится плохо… И все равно, я ведь не могу помочь Иво, пока он сам этого не захочет…

Кстати, что такого может сделать Алисия, если Иво не женится на ней? Очередная тайна… Но, в конце концов, это не мое дело. Хватит и того, что я подслушала их разговор… Господи, как тяжело… Горькой микстурой обволакивает душу тоска… Скорее всего, Алисия уехала, а Иво уже спит. Спущусь-ка я вниз и поищу какое-нибудь снотворное…

К моему великому удивлению, в гостиной я застала Иво. Он был мрачен, как грозовая туча, и выпил, судя по всему, не один стакан бренди. Мутные карие глаза, губы плотно сжаты… Мне стало страшно, и я хотела ретироваться как можно быстрее, но Иво заметил меня.

— Пожалуйста, Русалочка, не уходи. Побудь немного со мной. — Он повернулся ко мне полностью, и я увидела свинцовые осколки боли, засевшие в его глазах. Голос Иво был хриплым и немного грубоватым, очевидно, от выпитого бренди. Я почувствовала себя чуть более уверенно, потому что его вид не был угрожающим, скорее, померкшим и горестным. Я подошла поближе. — Ты боишься? — Иво заметил мою нерешительность и, хоть я того не желала, верно ее истолковал. — Не бойся… Я довольно мирный, когда выпью. А ты — не желаешь? — Я покачала головой. — Отличное лекарство от стресса… — Он покрутил в руках стакан с бренди и сделал основательный глоток. — От дрязг и неурядиц… Вот только одна беда — к нему быстро привыкаешь… А ты зачем спустилась? Тоже не спится? — Я умолчала о снотворном и соврала, что хотела пить. — Значит, не спится… — усмехнулся Иво. — Ты… ты… считаешь меня своим другом, Русалочка? — Я кивнула, не понимая, к чему Иво задал этот вопрос. — А ты рада, что я женюсь?

Странный вопрос… Какое имеет значение, рада я или нет? Ведь он все равно поступит по-своему… Но я решила быть с ним откровенной, хотя понимала, что это ничего не изменит. Нет, я не рада тому, что ты женишься на Алисии, Иво Видхэм…

— А почему? — Мой ответ, бог знает по какой причине, вызвал у Иво улыбку.

Я объяснила, что они с Алисией похожи так же, как весна и зима.

— Ты тоже считаешь ее холодной? — Я кивнула. — Да, все вы правы… Но ничего не попишешь. Я уже почти женатый человек… Если бы раньше… Хотя бы немного раньше… — Иво говорил очень сбивчиво, проглатывая слова, и я не понимала, о чем идет речь. Зато я отлично видела его руки, сжавшие стакан так, что он вполне мог бы лопнуть в этих руках… — Не слушай меня, Русалочка. Все это бред… Бред пьяного, ненормального человека, который вот-вот пустит под откос всю свою жизнь…

Но почему? Ведь можно было еще остановить этот танец над бездной и закружиться в вальсе на лунной поляне… Как я хотела сказать об этом Иво, но он не понял бы, не догадался бы, что я имею в виду… И вдруг… Вдруг он отставил в сторону стакан с бренди и протянул ко мне руки. Я вздрогнула, теряясь в догадках, но Иво, не дав мне времени на раздумья и страхи, тихо спросил:

— Потанцуем?

А потом взял в свои большие руки мои ладони и, отсчитывая «раз, два, три», повел меня в вальсе. Это было упоительно и немного, совсем чуть-чуть, страшно. Но я доверяла Иво, а потому продолжала кружиться в его руках. Закрыв глаза, я представляла себе сад, освещенный лунными бликами, тихую музыку, доносящуюся из-за кустов шиповника, трели соловья и грустный шелест листьев боярышника. А вокруг нас, танцующих под волшебную музыку, мерцали зеленью блуждающие огоньки…

Не знаю, что представлял себе Иво, но его глаза тоже были закрыты. Я открыла глаза, а он открыл свои чуть позже, через несколько секунд после меня. И теперь мы смотрели друг на друга, словно только что познакомились. Я — Русалочка с Белых Скал, и он — заколдованный Принц, пытающийся найти дорогу в прошлое… Но в его глазах было еще что-то, кроме любопытства. Они смотрели на меня не то с сожалением, не то с нежностью. Смотрели и приближались, потому что лицо Иво приближалось к моему. В его лице не было ничего страшного или угрожающего, но я… я испугалась и словно окаменела под его взглядом. Иво почувствовал мой страх и тут же отшатнулся.

— Прости… Что-то я сегодня не в себе… Иди спать, я, наверное, утомил тебя своей болтовней и танцами без музыки… Какой же я идиот… — тихо пробормотал он.

Я пожелала Иво спокойной ночи, поднялась к себе и разрыдалась. Мне было жаль, до боли жаль этих ушедших мгновений танца, этого воображаемого сада с блуждающими огоньками. И Иво, такого потерянного и грустного… Тогда почему я испугалась? Почему отвергла его?

Значит, танец над бездной продолжается… У обоих есть боль, но мы будем терпеть ее в одиночку. Не в этом ли истинная причина нашей неизлечимости?