Записки старого киевлянина

И СНОВА ОБ ЭТОМ ЗАГАДОЧНОМ ЛУРИКЕ

Через несколько дней после того, как я рассказал в газете о загадочном слове «лурик», и даже «лурик на вате» слове, которым много лет назад двое почтенных киевлян обзывали один другого, мне позвонил Владимир Алексеевич Лысак, старый киевский обувщик, и рассказал, что лурик - это плохо сделанная, испорченная обувь. «Повесь этот лурик на елку», говорили сапожники на Подоле об «убитой» паре.

Сапожников в Киеве было много, и это были хорошие мастера. В далекие довоенные и в первые послевоенные годы состоятельные люди шили себе обувь у сапожника, а не покупали в магазине. Обувь пошитая «на заказ», может, и не всегда была красивее фабричной, но что она была удобнее, так это уж точно.

Нашей семье услуги сапожников-модельеров были не по карману, но в победный период войны, когда Красная Армия была уже на чужой территории, отец прислал нам обувь из Европы. Это была неудачная попытка. В Австрии отец купил мне красивые туфли, но, увы, они оказались девичьими. Я их ненавидел, но ничего другого носить было нечего. А маме - то ли по почте, то ли с оказией через какого-то офицера, ехавшего в Киев на побывку, или по делам - пришла посылка с несколькими парами красивых дамских туфелек. Все разных размеров, от 33-го до 40-го. Отец, как водится, забыл, какой размер носит его жена, и купил несколько пар. Подошла, конечно же, не самая красивая. Остальные долго истлевали в шкафу. Торговать туфлями мама стеснялась, а подарить оказалось некому. У подруг размер ноги был такой же, как у нее.

Летом мужчины носили парусиновые туфли, которые считались нарядными, пока к вечеру не становились серыми. Тогда парусиновые туфли чистили, точнее, мазали зубным порошком, разведенным в воде до консистенции каши. Порошок высыхал, и клубился облачком вокруг каждой туфли, зато обувь некоторое время была белой.

В Киеве работали крупные обувные предприятия. В частности, первая фабрика, она же обувное объединение «Киев», шестая и четвертая обувные фабрики. Шестая делала модельную обувь, а четвертая в шила и модельную, и солдатские чеботы чуть ли не для всех армий Варшавского договора. Нас, киевлян, разумеется, больше интересовали первая и шестая, но скорее это был умозрительный интерес. Носить советскую обувь было опасно. Она уродовала ноги. Но тот же Владимир Андреевич рассказывал, как двое киевских сапожников делали пару туфель - один правую, другой левую. Когда обе туфли взвесили, оказалось, что они весят абсолютно одинаково. Мастера у нас были, только трудились они для избранных. Очень хорошее ателье индпошива «Коммунар» обслуживало работников Совета министров. Еще лучшее ателье индпошива «Люкс» работало только для сотрудников ЦК.

Однажды несбалансированность двух начал - частного и государственного - слегка оконфузила социалистический строй. На очень авторитетной выставке, если не ошибаюсь, на Всемирной в Канаде, в украинском павильоне выставили и обувь. Одна пара канадцам понравилась, и они заказали для себя целую партию. Это было ужасно. Выставочную пару делали вручную, на наш конвейер она не шла, наш конвейер на такое качество не был рассчитан. Чтобы не уронить престиж социалистической родины, собрали настоящих мастеров, и они тачали злосчастную партию руками.

А в остальном все было хорошо. В целом. Обувные фабрики выполняли план. План спускался сверху, над ним работали специалисты по социалистической экономике. Согласно плану, в торговую сеть поступало положенное количество обуви. Куда она девалась потом, сказать трудно, я, например, ее не покупал. Ходил в стоптанных ботинках, потерявших внешний облик, но это было лучше, чем носить каторжные «коты», как говорили наши бабушки.

Что вы, молодые знаете о стертых ногах? Разве что девушки на высочайших каблуках. Но девушки страдают, чтобы быть красивыми, а для чего страдали мы, мужчины? Для чего страдали, не имея возможности сказать об этом, младенцы, которым надевали несгибаемые «сандалики». Они не гнулись, но родителям объяснили, что согласно суровым законам ортопедии детям надо носить обувь жесткую и негнущуюся.

Под громадиной магазина «Обувь» на Крещатике, под Центральным универмагом и под всеми прочими торговыми точками, где продавали обувь, стояли застенчивые женщины с импортной обувью в руках: купите, Христа ради. Этот импорт они, не меряя, хватали с прилавков, отстояв перед этим часок-другой в очереди. Но дома оказывалось, что иностранный 37-й номер это не обязательно отечественный 37-й. Размеры не совпадали, продавать добытое таким трудом не хотелось, а надо было.

Так что луриками оказывались не обязательно наши ботинки. Попадали в эту категорию и импортные.