В апреле 1970 года я связал себя с телевидением и, похоже, навсегда, хотя считал и считаю себя все-таки газетчиком. Вряд ли меня бы приняли на должность заместителя главного редактора (правда всего лишь детской редакции), если бы партийные руководители понимали, что телевидение не аттракцион, не развлечение, а самый массовый орган информации и, следовательно, как говорил Ленин, не только коллективный агитатор и пропагандист, но и коллективный организатор. Но только в 70-х годах Москве на партийных мероприятиях документы, предназначенные органам печати для ознакомления, стали оставлять и для телепрограммы «Время». Додумались.
Украинским радио и телевидением руководил тогда Николай Артемович Скачко - седовласый, с румянцем во всю щеку и с так называемым львиным взглядом - он был устремлен в точку, находящуюся в сантиметре над вашей головой. Николай Артемович, как правило, ходил на работу пешком. Тем более что порою родина выделяла на его служебный автомобиль 30 литров бензина. Как раз съездить в ЦК и обратно.
Рассказывают, что однажды на Крещатике к главе телерадиокомитета подошел молодой журналист и с нахальством, простительным для юнца, завел с шефом разговор. Мол, как так получилось, что Николай Артемович столь долго и бессменно руководит вверенным ему учреждением, тогда как в других республиках глав телерадиокомитетов смещают куда чаще.
Николай Артемович ответил не сразу. Он спросил, что делает молодой человек, если какой-то материал вызывает сомнения - давать его в эфир или лучше снять? Юноша ответил, что в таком случае он непременно советуется со своим руководством. «А я всегда снимал», - якобы сказал Николай Артемович.
Мне часто приходилось сидеть на совещаниях у Скачко. Его кабинет был чрезвычайно скромен. До такой степени, что, говорят, сам Щербицкий сделал ему замечание: начальнику такого ранга надо бы иметь комнату для отдыха и мебель получше.
Очень похоже на правду. Тогдашние руководители не отказывали себе в удобствах, и скромность времен гражданской войны могла быть расценена как противопоставление себя высшим инстанциям: мол, вы утопаете в роскоши, а я - вроде как Ленин. Как бы там ни было, но кабинет Николая Артемовича со временем стал вполне соответствовать рангу хозяина: лучше, чем у директора автобазы, но скромнее, чем у министра.
На совещаниях Николай Артемович время от времени выдавал так называемые «скачкизмы». Они потом ходили по всему Гостелерадио. «Чому я про все повинен дізнаватися із задніх вуст?» - спрашивал шеф. Никто не смеялся. «Ви що думаєте, - продолжал Николай Артемович, - сказав, і кінець у воду?» Он всегда говорил на безупречном украинском языке, но порою переходил на русский. «Ну что ж, - сказал он, завершая очередное совещание, - пора перекусить червячка».
Я так и не знаю, шутил он или нет. Наверно, шутил. Как-то Николай Артемович собрал нас, чтобы выяснить, кто допустил брак по звуку в какой-то важной передаче. «Хто в нас взагалі відповідає за звук?» - спросил он с ноткой раздражения. Он редко сердился и, насколько я помню, никогда не повышал голос. Николаю Артемовичу ответили, что за звук у нас отвечает товарищ Мокляк. Какой пост занимал этот человек, Скачко не знал, это был не его уровень. «Qu`est-ce que c`est Мокляк?» (Что такое Мокляк?), - спросил Николай Артемович по-французски.
Знал он французский или нет и как владел тонкостями украинского и русского, не берусь судить, но человек он был очень умный и осторожный. В советские, да и в нынешние времена осторожность - качество абсолютно необходимое руководителю любого ранга. Николаю Артемовичу приписывают замечательную фразу, которой он всякий раз отвечал на вопрос высшего руководства: «Что нужно для Гостелерадио?» Ответ председателя стал в Гостелерадио поговоркой: «Спасибі за батьківську турботу».
Велик тот руководитель, который умеет выбивать из высших инстанций средства, технику и льготы. Но мудр тот, кто не докучает верхам своими просьбами и жалобами. Такой просидит лет тридцать у себя в скромном кабинете - как Николай Скачко. Правда, мягкость Николая Артемовича в отношениях с ЦК привела к тому, что Гостелерадио УССР не возразил, когда ему предложили строить новый корпус на кладбище. Макет этого здания задолго до начала строительства стоял в кабинете Николая Артемовича. Он не торопил партию и правительство с началом стройки. Здание воздвигли уже после того, как Скачко ушел. Я видел, как копали котлован для фундамента и выбрасывали из земли человеческие кости.
Этот дом стоит на улице Мельникова, и в народе называется «карандаш». Вообще-то неудобное здание.