Записки Юлия Цезаря и его продолжателей

ИСПАНСКАЯ ВОЙНА (пер. Ю. Б. Циркина)

1. Когда Фарнак был побежден[401] и Африка возвращена[402], убежавшие из этих сражений сбежались к молодому Гн. Помпею[403], когда тот завладел Дальней Испанией[404]. Пока Цезарь был занят в Италии распределением даров[405] [406], Помпей, чтобы лучше подготовиться к обороне, стал стремиться привлечь на свою сторону каждую общину[407]. Так частью просьбами, частью силой собрав довольно большое войско[408], он опустошал провинцию. В этих обстоятельствах некоторые города по своей воле посылали ему вспомогательные войска, другие же закрывали перед ним ворота[409]. Когда в тех городах, которые брал силой, Помпей находил какого-либо богатого гражданина, хотя бы и имеющего заслуги перед Гн. Помпеем, он его из-за его богатства предавал суду, чтобы, погубив, его деньги раздать разбойникам[410]. Так малой ценой склонив врага, он увеличил свои войска. Из-за этого общины, враждебные Помпею, часто отправляли послов в Италию, прося себе помощи.

2. Гай Цезарь, третий раз диктатор, назначенный в четвертый[411], ранее пройдя многие пути, со всей поспешностью двинулся в Испанию, чтобы завершить войну[412]. Кордубские послы, отпавшие от Гн. Помпея[413], вышли навстречу Цезарю. Они сообщили, что в ночное время можно взять город Кордубу, так как враги не ожидают прибытия Цезаря, а посланцы, которых Гн. Помпей расположил во всех местах, чтобы они быстрее сообщили ему о приходе Цезаря, схвачены. Они еще много вероятного предложили. Побужденный этим, Цезарь дал знать о своем приходе легатам Кв. Педию[414] и Кв. Фабию Максиму[415], которые ранее командовали войсками, и приказал им, чтобы всю конницу, которую те себе набрали в провинции, послали к нему для охраны. Однако он пришел к ним быстрее, чем они ожидали[416], и поэтому не получил для себя охрану, какую желал.

3. Тем временем Секст Помпей, брат[417], с гарнизоном удерживал Кордубу, которая считалась главой этой провинции. Сам же Гн. Помпей Младший завоевывал город Улию[418] и уже в течение нескольких месяцев там задерживался. Как только пришла весть о приходе Цезаря, посланцы этого города тайком от отрядов Гн. Помпея прибыли к Цезарю и стали просить сразу же оказать им помощь. Цезарь, зная о том, что эта община всегда оказывала услуги римскому народу, приказал быстро отправиться во вторую стражу[419] шести когортам и такому же количеству всадников. Во главе их он поставил человека, известного в этой провинции и довольно умелого, Л. Вибия Пациека[420]. Когда Пациек приблизился к отрядам Помпея, началась жестокая буря и ужасный ветер. Из-за столь сильной бури стало так темно, что едва можно было различить соседа. Все эти неудобства оказались очень полезными для войск Пациека. Прибыв на место, он приказал всадникам построиться по двое и прямо через лагерь противника направиться к городу. Когда среди лагеря их спросили, кто они, один из наших ответил: «Молчи: ведь сейчас как раз время попытаться подойти к стенам, чтобы взять город». И стражники частью из-за бури не могли проявить усердие, частью были устрашены этим ответом. Прибыв к воротам и дав сигнал, наши были приняты горожанами. А затем пехотинцы и всадники, оставив часть на месте, с большим шумом вторглись в лагерь врага. Враг же этого никак не ожидал, и большая часть врагов сочла, что противники были в их лагере, и решила, что они чуть ли не схвачены.

4. Послав отряд к Улии, Цезарь, чтобы отвратить Помпея от ее завоевания, двинулся к Кордубе. На пути туда он выслал вперед сильных мужей, одетых в панцири, с конницей: как только покажется город, всадники должны будут их принять на коней. Так кордубцы ничего не смогли заметить. Когда они приблизились к городу, большое число горожан вышло, чтобы обрушиться на конницу. Тогда тяжеловооруженные, как мы писали выше, соскочили с коней и устроили большое сражение. И когда был применен этот прием, то немногие из бесчисленного количества кордубцев вернулись в город. Устрашенный этим, Секст Помпей послал письмо брату, прося, чтобы тот быстрее пришел ему на помощь, дабы Цезарь не взял город раньше, чем тот сюда придет. Тогда Гн. Помпей, почти уже взявший Улию, получив письмо брата, начал с войсками путь к Кордубе[421].

5. Когда Цезарь подошел к реке Бетис[422] и не мог ее перейти из-за ее глубины, он спустил туда корзины, полные камней. Так по созданному мосту он перевел войска, разделив их на три части. Мост удерживался двумя рядами брусьев, как мы писали[423], перед городом и районом. Когда Помпей со своими войсками прибыл, то он по той же причине расположил свой лагерь напротив. Цезарь, чтобы отрезать его от города и снабжения, начал двигать правый фланг к мосту. То же самое сделал Помпей. Между двумя полководцами разгорелся спор, кто первый займет мост. Из-за этого спора ежедневно происходили незначительные стычки, в которых то одни, то другие оказывались победителями. Когда дело дошло до большого спора, с обеих сторон началось сражение лицом к лицу. Так как все страстно желали удержать место, то сгрудились вблизи моста и, приблизившись к берегу реки, стесненные, начали туда падать. Здесь с обеих сторон не только мертвые нагромождались на мертвых, но и холмы с холмами мертвецов сравнивались. И вот в течение многих дней Цезарь хотел, если позволят условия, вывести врага на ровное место и сразу же решить судьбу войны.

6. Когда Цезарь увидел, что враги этого не хотят, он стал их отвлекать от дороги, чтобы вывести в поле. Переводя войска через реку, он приказал зажечь много огней. Так он выступил к Атегуе[424], сильнейшей крепости Помпея. Когда Помпей от перебежчиков узнал об этом, он оставил на узких дорожках многочисленные телеги и баллисты и отступил к Кордубе. Цезарь начал нападать на Атегую и окружать ее укреплениями. Когда вестник сообщил об этом Помпею, тот в тот же день выступил. При его приходе Цезарь ради охраны занял многочисленные крепости[425], расположив там частью конницу, частью пехоту, чтобы они, находясь в карауле, охраняли лагерь. Во время прихода Помпея случилось так, что утром были очень плотные облака. И вот в этой темноте помпеянцы с несколькими когортами и турмами всадников окружают всадников Цезаря и нападают, так что немногим удается избежать гибели.

7. На следующую ночь Помпей сжигает наш лагерь и, перейдя реку Сальс[426] и долины, разбивает свой лагерь на горе между двумя городами — Атегуа и Укуби[427]. Цезарь, обладая укреплениями и прочим нужным для завоевания города, решил действовать при помощи валов и виней. Места здесь — гористые, самой природой предназначенные для военных операций: долина разделяется рекой Сальс, которая протекает все же ближе к Атегуе, так что оттуда до реки около двух миль. Прямо напротив города, на горе, и устроил Помпей лагерь в виду обоих городов, но не осмелился прийти на помощь своим. Он имел орлов и значки 13 легионов, но из них до некоторой степени надежными считал два туземных[428], которые перебежали от Требония[429], один, созданный из колонистов этой области[430], четвертый афранианский[431], который он привел с собой из Африки; остальные же были составлены из вспомогательных солдат, перебежавших к нему[432]. В легкой же пехоте и коннице наши намного превосходили врагов и доблестью, и числом.

8. К этому присоединяется, что Помпей вел войну дольше, что места — подходящие, что укрепления лагеря — довольно хорошие. Ведь почти из всей Дальней Испании именно этот район был неудачным для штурма из-за плодородия земли и обилия воды. Здесь из-за частых нападений варваров места, удаленные от городов, удерживались башнями и укреплениями[433], которые, как и в Африке, покрывались не черепицей, а щебнем, и одновременно на них были дозорные башни, с которых из-за их высоты было видно далеко и широко. И большая часть городов этой провинции располагалась на горах, и природа этих великолепных мест была такова, что и подход, и доступ были трудными. Природа настолько мешала штурмам, что враги с трудом захватывали общины Испании. Так случилось и в этой войне. Помпей, как было сказано выше, имел лагерь между Атегуей и Укуби в виду обоих городов, а приблизительно в четырех милях от его лагеря находился прекрасной природы холм, называемый Постумиевым лагерем[434]; там для его охраны Цезарь соорудил крепость.

9. Помпей, который и той же высотой защищался от природы места, будучи далеко от лагеря Цезаря, заметил трудность этого места и, поскольку был отрезан рекой Сальс, счел, что в таком трудном месте Цезарь не сможет прийти на помощь. Полагаясь на это мнение, он выступил в третью стражу и начал штурм крепости, чтобы помочь испытывающим затруднение. Когда враги приблизились, наши начали с большим шумом метать копья, так что ранили большое количество людей. При этом находящиеся в крепости оказали сопротивление и послали вестника в главный лагерь Цезаря, который выступил с тремя легионами. При его приближении враги обратились в бегство, и многие из них были убиты, многие взяты в плен, и среди них два центуриона[435]; кроме того, убегавшие бросили много оружия, и больших щитов было собрано 80.

10. На следующий день пришел из Италии Аргуэций[436] с конницей. Он доставил пять значков сагунтинцев, которые захватил у горожан[437]. В своем месте не было упомянуто, что всадники из Италии[438] с Аспренатом тоже пришли к Цезарю. В эту ночь Помпей сжег свой лагерь и отступил обратно к Кордубе. Царь по имени Индон[439], который привел конницу вместе с остальными войсками, слишком страстно преследовал противника и был захвачен туземными легионерами, а затем убит.

11. На следующий день наши всадники далеко от Кордубы преследовали тех, кто из города доставлял провиант в лагерь Помпея; из них 50 человек с повозками были схвачены и приведены в наш лагерь. В тот же день военный трибун Кв. Марций[440], воевавший на стороне Помпея, перебежал к нам. Ночью в третью стражу в городе разгорелось жестокое сражение и насылался огромный огонь, как это обычно делают люди, упражняющиеся в этом[441]. Через некоторое время Г. Фунданий, римский всадник[442], из лагеря врага перебежал к нам.

12. На следующий день наши всадники захватили двух воинов туземного легиона, которые сказали, что они — рабы[443]. Когда же их привели, то их узнали воины, которые раньше служили под командованием Фабия и Педия и перебежали от Требония. Им не было никакой пощады, и их убили наши воины. Тем временем были захвачены посланцы, которые из Кордубы были отправлены к Помпею и по ошибке подошли к нашему лагерю; им отрубили руки и отослали. По обыкновению во вторую стражу из города стали метать огромный огонь и множество стрел и многих ранили. По прошествии ночи горожане сделали вылазку против шестого легиона, когда наши были отвлечены работами, и началось жестокое сражение; они были отбиты нашими, хотя на стороне горожан было превосходство местности. Начавшие вылазку были отбиты доблестью наших воинов, хотя им и мешало низкое расположение места. Нападавшие вернулись в город, причем многие из них были ранены.

13. На следующий день Помпей начал вести из лагеря боковое укрепление до реки Сальс. И поскольку наших воинов на посту было немного, а врагов много, наши были выбиты с поста, а трое убиты. В этот день А. Валгий, сын сенатора, брат которого находился в лагере Помпея[444], оставив все свое имущество, сел на коня и бежал. Разведчик из второго помпеянского легиона был захвачен воинами и убит. Тогда же был послан снаряд из пращи с надписью: «Пусть в тот день подойдут для взятия города, когда там будет выставлен щит». С этой надеждой некоторые стали без опаски подходить к стене и надеяться, что смогут взять город. На следующий день начали работать у стены, и значительная часть первой стены была разрушена. Часть их была захвачена горожанами[445], и после этого они были пощажены горожанами, как будто были из их партии, и им сказали, что горожане предлагают сдаться и отослать тяжеловооруженных, которых Помпей оставил для охраны города. Цезарь им ответил, что он привык ставить условия, а не принимать их. Когда они вернулись в город и сообщили ответ, горожане начали сражаться за всю стену; из-за этого большая часть людей, находившихся в нашем лагере, не сомневалась, что в этот день будет сделана вылазка. И вот, окружив кольцом город, они начали долгое и ожесточенное сражение, и одновременно баллиста, посланная нашими, разрушила башню; из врагов, находившихся в башне, пять было убито, погиб и мальчик, обычно наблюдавший за баллистой.

14. Через некоторое время Помпей установил укрепление за рекой Сальс, и никто из наших ему не помешал. Тогда он стал хвастать, что скоро и в нашей части захватит участок. И вот на следующий день он по обыкновению, которому долго следовал, напал на то место, где наши имели пост, удерживаемый несколькими турмами с легкой пехотой, и, так как наших всадников вместе с легкой пехотой было не много, они были смяты турмами противника. Это происходило на виду обоих лагерей; и помпеянцы ликовали, видя в этом большую славу, и начали далеко преследовать наших. Но когда наши в некотором месте соединились, то те, как это было обычно при равных силах, уклонились от сражения.

15. У войска есть обычный способ кавалерийского сражения: когда всадник теряет коня, он спешивается и схватывается с пехотинцем, не будучи ему равным; так произошло и в этом бою. Когда легкие пехотинцы неожиданно для наших всадников вступили в сражение и это было замечено в битве, многие всадники спешились. И в течение короткого времени, начали сражаться всадник с пехотинцем, пехотинец с всадником, пока сражение не развернулось вблизи вала. В этом сражении у врагов погибло 123 человека, они оставили много оружия и многих раненых унесли в свой лагерь. Из наших погибло трое, а ранено было 12 пехотинцев и пять всадников. Через некоторое время в тот же день наши по прежнему обыкновению начали штурмовать стены. Довольно большое количество огня и метательных снарядов направили защитники против нас. Затем они приступили к нечестивому и ужаснейшему делу: на виду у наших они начали убивать и сбрасывать со стены чужеземцев, находившихся в городе, как варвары[446], чего никогда не случалось на памяти людей.

16. В конце того же дня тайком от нас помпеянцы послали к горожанам гонца с приказом, чтобы те в эту ночь сожгли вал и башню и в третью стражу совершили вылазку. И вот они, метнув большое количество огня и метательных снарядов, уничтожили значительную часть стены и открыли ворота, ведущие в направлении лагеря Помпея. Они совершили вылазку со всеми силами, неся с собой фашины для заполнения рвов и крюки для уничтожения и сжигания домов, построенных нашими воинами из-за зимы; кроме того, они взяли деньги и одежду, чтобы, пока мы будем отвлечены добычей, напасть на нас и достичь лагеря Помпея; ведь тот, считая, что они смогут выполнить это предприятие, всю ночь стоял в строю на той стороне Сальса. Хотя все это произошло неожиданно для наших, они, опираясь на доблесть, отбили врагов и, многих ранив, оттеснили их в город, захватили добычу, оружие и нескольких пленных, которых на следующий день убили. В это же время перебежчик сообщил из города, что Юний[447], который находился в подземелье, когда совершалось убийство горожан, закричал: «Вы совершили нечестивое злодеяние и преступление: ведь нисколько не заслуживали наказания те, кто находился у своих алтарей и очагов, и вы запятнали преступлением гостеприимство». И многое другое он сказал. Устрашенные этой речью, горожане больше не совершали убийств.

17. На следующий день прибыл посол Туллий[448] с лузитанином[449] Катоном и держал такую речь перед Цезарем: «О, если бы бессмертные боги сделали так, чтобы я лучше был твоим воином, а не Гн. Помпея и чтобы показал постоянство доблести в твоей победе, а не в его поражении! Ведь его печальная слава привела к такой судьбе, что мы, римские граждане, лишенные защиты, отданы толпе врагов[450]. Ведь мы не имели пользы от его удачных сражений и не получили выгод от его неудач. Днем и ночью ожидающие ударов мечей и метания стрел, побежденные, оставленные Помпеем, одоленные твоей доблестью, мы просим о твоей милости, умоляем тебя». Им Цезарь ответил: «Каким я был по отношению к иностранцам, таким я буду и по отношению к гражданам».

18. Затем послы ушли к воротам. Тиб. Туллий не последовал за вошедшим Катоном, а, повернув, схватил какого-то человека. Катон, заметивший, что Тиберий такое сделал, выхватил из-за пазухи кинжал и ударил его в руку. Затем они бегут к Цезарю. В это же время перебежал знаменосец из первого легиона и сообщил, что в тот день, когда произошло кавалерийское сражение, его отряд потерял 35 человек; что же касается лагеря Помпея, то он ничего не может сообщить и даже сказать, погиб ли там кто-нибудь. Раб, господин которого находился в лагере Цезаря, оставив жену и сына в городе, убил своего господина и тайком от охраны Цезаря ушел в лагерь Помпея. Он послал знак, написав его на метательном снаряде, сообщив о подготовке города к защите[451]. После этого в город вернулись те, кто имел обычай посылать надписи на снарядах. Через некоторое время два брата лузитанина, перебежчики, сообщили, что Помпей собрал сходку и сказал, что так как он не может помочь городу, то ночью уйдет из вида противника по направлению к морю, а когда один воин ответил, что лучше вступить в сражение, чем давать сигнал к бегству, он приказал того за такие слова убить. В то же время были захвачены гонцы, шедшие к городу. Цезарь приказал их письма бросить горожанам, а тому, кто просил его о жизни, поручил поджечь деревянную башню горожан: если он это сделает, то ему все простится. Трудно было сделать это без опасности. И когда тот, кто это собирался сделать, приблизился к башне, то был убит горожанами. В ту же ночь перебежчик сообщил, что Помпей и Лабиен[452] ничего не знали об убийстве горожан.

19. Во вторую стражу из-за множества метательных снарядов наша деревянная башня была разрушена от самого низа до второго и третьего этажей. В это же время перед стеной развернулось ожесточенное сражение, и нашу башню, хотя и более высокую, сожгли, ибо ветер благоприятствовал горожанам. На следующее утро одна мать семейства спрыгнула со стены, перебежала к нам и сказала, что она со всей семьей решила перейти к Цезарю, за что ее семью схватили и уничтожили[453]. За некоторое время до этого со стены было брошено письмо, в котором было написано: «Л. Минуций[454] Цезарю. Если ты отдашь мне жизнь, я, поскольку Гн. Помпей оставил меня, буду служить тебе с той же доблестью и верностью, с какой служил ему». В это же время послы горожан, которые ранее вышли, пришли к Цезарю и сказали, что если он им уступит жизнь, то они на следующий день сдадут город. Он им ответил, что он — Цезарь и держит слово. Так за 11 дней до мартовских календ[455] он взял город и был провозглашен императором[456].

20. Помпей, узнав от перебежчиков о сдаче города, двинулся к Укуби, расположил вокруг этого места крепости и начал окружать себя укреплениями. Цезарь тоже двинулся туда и расположил свой лагерь рядом с его. Тогда же один воин из туземного легиона перебежал к нам и сообщил, что Помпей созвал граждан Укуби и приказал им со всем тщанием разузнать, кто сторонник его партии, а кто — партии врагов. Некоторое время раньше в городе, который был взят, был схвачен в подполье раб, убивший, как мы видели ранее, своего господина; его сожгли живым. В то же время восемь тяжеловооруженных центурионов перебежали к Цезарю из туземного легиона, а наши всадники схватились с всадниками противника и убили и ранили нескольких человек из легкой пехоты. В ту же ночь были захвачены разведчики: три раба и один воин туземного легиона. Рабы были распяты, а воину отрублена голова[457].

21. На следующий день всадники и легкие пехотинцы из лагеря противника перебежали к нам. И в это же время около 11 всадников напало на наших водоносов; некоторые из них были убиты, других увели живыми. Из всадников было захвачено восемь. На следующий день Помпей обезглавил 74 человека, о которых говорили, что они — сторонники Цезаря; остальных он приказал увести в город; из них 120 человек бежали и прибыли к Цезарю.

22. За некоторое время до этого бурзаволенцы[458], которые были захвачены в городе Атегуе, были отправлены вместе с нашими в качестве послов, чтобы сообщить бурзаволенцам, что происходит, что они могут ожидать от Гн. Помпея, когда, как они сами видели, убивают чужеземцев и совершают многие другие преступления те, кого приняли горожане ради своей охраны[459]. Когда послы подошли к городу, наши, бывшие римскими всадниками и сенаторами, не осмеливались войти в город раньше, чем войдут его граждане. Когда после различных бесед те вернулись к нашим, находящимся вне города, их стали преследовать воины гарнизона и коварно убили послов. Два оставшихся в живых убежали и донесли Цезарю о случившемся. Горожане же послали разведчиков к городу Атегуе. Когда разведчики подтвердили, что все было так, как рассказали послы, горожане сбежались и того, кто убил послов, хотели закидать камнями и отрубить руку: пусть из-за этого погибнет. А он, избежав опасности, запросил горожан, чтобы они отправили его послом к Цезарю, и те его просьбу удовлетворили. Получив разрешение и уйдя из города, он собрал войско, а когда у него образовался довольно большой отряд, ночью обманно проник в город и устроил резню, вельмож, которых считал своими противниками, убил и город захватил в свою власть. Через некоторое время рабы-перебежчики сообщили, что он продал имущество горожан и за вал мог кто-либо выйти только подпоясанным. И поэтому в тот день, когда был взят город Атегуа, многие, охваченные страхом, бежали в Бетурию[460] и не питали никакой надежды на свою победу. А если кто из наших перебегал, того зачисляли в легкую пехоту, и приняли их не больше 16.

23. Позже Цезарь приблизил лагерь к лагерю и начал вести укрепление к реке Сальс. В то время как наши были отвлечены этой работой, многие враги начали сбегать с высокого места, а так как наши не отвлекались от работы, они, пустив многочисленные стрелы, многих ранили. И как говорит Энний[461], «наши на короткое время отступили». И вот когда, вопреки обыкновению, наши стали отступать, два центуриона пятого легиона, переправившись через реку, восстановили строй. И, когда они с выдающейся доблестью превосходно действовали, один из них погиб под ударами стрел с высокого места. Второй, начав неравное сражение и увидев себя окруженным со всех сторон, быстро выступив, ударил ногу. Услышав о падении этого мужа, сбежалось множество врагов, а наши всадники, перейдя через более низкое место, начали теснить противника до вала. И вот когда они слишком страстно стали убивать врагов внутри укрепления, они были отрезаны турмами всадников и легкой пехотой. И если бы не высшая их доблесть, то они были бы захвачены живыми: ведь они были так стеснены укреплениями, что, будучи всадниками, на небольшом пространстве едва могли защититься. В этих двух сражениях многие были ранены, и среди них Клодий Аквитий. Хотя сражение шло лицом к лицу, из наших никто не погиб, кроме двух центурионов, стяжавших славу.

24. На следующий день оба войска сходились к Сорикарии[462]. Наши начали вести укрепление. Когда Помпей заметил, что его отделяют от крепости Аспавии[463], что в пяти милях от Укуби, он был вынужден из-за этого вступить в бой. Но он не принял сражение на ровном месте, а желал из холмика сделать высокий курган и поэтому был вынужден войти в неудобное место. И оба войска устремились к выступающему холму, но наши их удержали и отбили на равнину. Это сделало сражение для нас удачным. Когда же враги стали повсюду отступать, наши начали их в большом количестве убивать. Им гора, а не доблесть была спасением; и если бы им на помощь не подоспел вечер, то они были бы лишены всякой помощи, хотя наших было и меньше. Ведь из легкой пехоты пало 324 человека и из легионеров — 138, а кроме того, наши собрали их оружие и доспехи. Так была отомщена врагам гибель накануне двух центурионов.

25. На следующий день Помпей двинул свои части в то же место, исполняя прежний план: ведь, кроме всадников, никто не осмеливался выйти на равнину. Когда наши занимались работой, конница начала атаку и одновременно легионеры, подняв крик, стали требовать преследовать нас. Полагая, что те готовы к битве, наши вышли далеко из низкой котловины и выстроились на равнине в неудобном месте. Но враги, несомненно, не осмеливались спуститься на равнину, кроме одного Антистия Турпиона[464], который был уверен в своих силах и не считал никакого противника себе равным. Здесь, как говорится, развернулся поединок Ахилла и Мемнона[465]: Кв. Помпей Нигер, римский всадник из Италики[466], выступил из наших рядов на бой. Поскольку ярость Антистия мысли всех обратила от трудов к зрелищу, строи смешались: ведь столь сомнительной была победа какого-либо бойца, что казалось, только гибель обоих прекратит битву. Так страстно и жарко каждая сторона желала победы своему. Когда жаждущие доблести спустились на равнину и стали видны их щиты, покрытые блестящими похвальными знаками, их битва определенно кончилась бы, если бы вскоре легкая пехота ради охраны лагеря не появилась недалеко от нашего лагеря. Поскольку наши всадники отступили и вернулись к лагерю, противники стали с жаром их преследовать. Они же все, подняв крик, напали на врага. А когда враги, устрашенные этой атакой, обратились в бегство и многих потеряли, всадники вернулись в свой лагерь.

26. Цезарь за доблесть дал Кассианской турме 13 тысяч сестерциев, префекту — пять золотых ожерелий, легкой пехоте — 10 тысяч сестерциев. В тот же день А. Бебий, Г. Флавий и А. Требеллий, римские всадники из Асты[467], покрытые серебром, перебежали к Цезарю. Они сообщили, что все римские всадники, находившиеся в лагере Помпея, составили заговор, чтобы его предать; по доносу раба они были схвачены, и лишь они трое избежали ареста и перебежали. В тот же день было перехвачено письмо Гн. Помпея урсаонцам[468]: «Хотя до сих пор из-за нашего счастья мы отбивали врагов, но, если бы могли их вывести на равнину, война закончилась бы раньше, чем вы думаете. Но они не осмеливаются вывести в поле войско, состоящее из новобранцев, и ведут войну с нашими гарнизонами: ведь они осаждают отдельные общины и оттуда получают себе продовольствие. Поэтому я буду сохранять за нашей партией общины и вскоре закончу войну. Я намерен послать к вам когорты. Ведь лишенные нашего продовольствия, они неминуемо обратятся к сражению».

27. Через некоторое время, когда наши случайно разбрелись, было убито несколько всадников, рубивших деревья в оливковой роще. Тогда же перебежали рабы, которые сообщили, что на третий день мартовских нон[469] произошло большое сражение у Сориции и был большой страх и что Аттий Вар[470] защищает крепости в округе. В этот же день Помпей двинул войска и остановился напротив Гиспалиса[471] в оливковой роще. Прежде чем Цезарь двинулся туда же, стала видна луна около шестого часа. Двинувшись к Укуби, Помпей приказал сжечь укрепление, которое он оставлял, и, сжигая город, он ушел в большой лагерь. Когда через некоторое время Цезарь начал завоевывать город Вентиспон, тот сдался, и Цезарь двинулся в Карруку и установил свой лагерь напротив лагеря Помпея. Помпей сжег город, который закрыл перед ним ворота. Воин, который в лагере убил своего брата, был захвачен нашими и забит дубинами. Двинувшись отсюда, Цезарь прибыл на равнину Мунды[472] и разбил свой лагерь напротив помпеянского.

28. На следующий день, когда Цезарь двинулся дальше, он узнал от своих разведчиков, что Помпей с третьей стражи стоит в строю[473]. Услышав это, он выдвинул вперед знамя. Ведь Помпей потому вывел войска, что еще до этого писал своим сторонникам в общине Урсон, что Цезарь не хочет выйти в долину, потому что большая часть его войска состоит из новобранцев. Этим письмом он весьма укрепил мысли горожан. Полагаясь на это мнение, Помпей считал, что он может делать все. Он защищался и природой этого места, и укреплениями города: ведь вся эта местность, как мы говорили выше, была покрыта великолепными холмами, и их не разделяла никакая равнина.

29. Но у меня нет никакого резона умолчать о том, что произошло в это время. Между обоими лагерями располагалась равнина приблизительно в пять миль, так что вспомогательные войска Помпея защищались и городом, расположенным на возвышении, и природой этого места. Начинаясь отсюда, равнина вблизи выравнивалась, а подход к ней пересекался рекой, которая делала доступ к ней очень неудобным: ведь, проходя по обрывистой и болотистой местности, она текла вправо. И Цезарь, увидев прямой строй, не сомневался, что нельзя двигаться прямо через центр равнины для боя с врагом. И это все понимали. К этому прибавлялось, что место хорошо подходило для конницы, что день был солнечным и безоблачным, так что казалось, что и время избрано бессмертными богами для сражения. Наши радовались, но некоторые и боялись, ибо в этом месте решались дело и судьба всех, так что сомневались, как бы дело не рухнуло в течение часа. И вот наши двигаются в сражение, и мы считаем, что противники сделают то же самое. Но те не решились двинуться далее чем на милю от укреплений города, близ стены которого они решили сражаться. Итак, наши идут вперед. Между тем характер местности требовал от противника, чтобы и он при таких условиях стремился к победе. Однако враги не отказались от своего решения, и не спустились с возвышенности, и не отошли от города. Когда наши твердым шагом приблизились к ручью, противники не перестали сопротивляться на неровном месте.

30. Их строй состоял из 13 легионов, по бокам которых находилась конница с шестью тысячами легких пехотинцев и почти таким же количеством вспомогательных войск. Наши войска насчитывали 80 когорт[474] и восемь тысяч всадников. И вот когда наши приблизились к неровному месту на краю равнины, стало казаться, что превосходство на стороне врага, ибо возникла опасность, как бы он жестоко не ударил с высоты. Когда Цезарь это заметил, то, боясь, как бы по его вине не случилось что-либо плохое, приказал остановиться. Когда этот приказ достиг ушей людей, они приняли его тяжело и враждебно, считая, что Цезарь помешал им завершить сражение. Эта задержка взбодрила врагов, ибо они сочли, что войска Цезаря боятся вступить в сражение. Так возгордившись, они захватили неровное место, что доставило нашим еще большую опасность. Воины десятого легиона заняли свое место на правом фланге, левый фланг заняли третий и пятый легионы, а также вспомогательные войска и конница. При большом крике началось сражение.

31. Хотя наши превосходили врагов доблестью, те, однако, защищались с возвышенного места, и огромный крик стоял с двух сторон. Потоком неслись метательные копья, так что наши уже почти не верили в победу: ведь стычка и крик, с каким сталкивались враги, были одинаковы при атаке. В обоих рядах, поскольку и те и другие проявили равное рвение к битве, нагромоздились пилумы и погибло множество противников. Как мы говорили, правый фланг держал десятый легион. Хотя его воинов было немного, они своей большой доблестью внушали врагам страх и так решительно начали их теснить, что те для подкрепления начали переводить свой легион на наш правый фланг, чтобы наши не охватили их сбоку. Как только стало производиться это движение, конница Цезаря начала теснить левое крыло. И с такой доблестью началось сражение, что не было места в строю для помощи. И когда с обеих сторон раздался крик и шум мечей зазвенел в ушах, неопытные души охватил страх. Как сказал Энний, «нога давилась ногой, и оружие терлось об оружие». И врагов, неистово сражающихся, наши начали отодвигать. Помощью им был город. И вот в самые Либералии[475] рассеянные и обращенные в бегство, враги не остались в живых, кроме тех, кто бежал в то место, откуда они вышли. В этом сражении погибло с их стороны около 30 тысяч человек. Погибли Лабиен и Аттий Вар, которым были устроены похороны. Погибло до трех тысяч римских всадников, частью из города, частью из провинции. Наши потеряли до трех тысяч человек, частью пехотинцев, частью всадников, раненых было до 500. У противника было отнято 13 орлов, значки и фасции[476], а кроме того, было захвачено 17 военачальников. Таков был исход дела.

32. Когда в результате этого бегства помпеянцы составили себе оплот в виде города Мунды, наши были вынуждены окружить его валами. Вместо дерна были нагромождены оружие врагов и их трупы, вместо вала — щиты и пилумы, а сверх того — убитые, мечи, кинжалы, головы врагов, и все было повернуто к городу на страх врагам, которые и знаки доблести увидели, и были окружены валом. Так галлы[477] начинают нападать на город, будучи окруженными трупами врагов, нанизанными на копья и дротики. Молодой Валерий[478] с немногими всадниками бежал из этого сражения в Кордубу и сообщил о случившемся Сексту Помпею, находившемуся в Кордубе. А тот, узнав о сражении, распределил все деньги, которые имел с собой, между всадниками и сказал горожанам, чтобы они отправились к Цезарю просить мира. Сам же он во вторую стражу ушел из города[479]. Гней же Помпей устремился к своему флоту в Картею[480], которая отстояла от Кордубы на 170 миль. Когда он прибыл к восьмому милевому столбу, П. Кальвиций, который до этого стоял во главе лагеря Помпея, послал к нему вестника с такими словами: если он нездоров, то пусть пошлет носилки, на которых будет можно внести его в город. Когда письмо было послано, Помпей был внесен в Картею. Сторонники его партии сошлись в дом, куда его внесли (они считали, что пришли тайно), чтобы узнать о войне и что он хочет. Когда их сошлось много, Помпей отдался под их покровительство.

33. Цезарь осадил после сражения Мунду и двинулся к Кордубе. Те, кто избежал гибели, заняли мост. При нашем приходе они начали нас оскорблять, говоря, что мы — немногие, уцелевшие в сражении, и куда, мол, бежим? Цезарь перешел реку и поставил лагерь. Скапула[481], глава мятежа и стоявший во главе многочисленной фамилии и отпущенников, прибыв после сражения в Кордубу, собрал фамилию и отпущенников. Затем он устроил себе костер, набросав лучшие одежды; деньги и серебро он раздал присутствующей фамилии, а сам тем временем побежал и натер себя душистой смолой и нардом. Когда же пришло время, он приказал рабу и отпущеннику, который был его любовником, одному его заколоть, а другому поджечь костер[482].

34. Горожане же, как только Цезарь расположился лагерем напротив города, начали ссориться между собой, так что нашего лагеря достиг крик, между цезарианцами и помпеянцами. Там были легионы, набранные из перебежчиков, а частично это были рабы[483], которых освободил Секст Помпей. Они начали идти навстречу Цезарю. Тринадцатый легион решил защищать город; хотя им уже сопротивлялись, они заняли часть башен и стену. Снова отправляют посланцев к Цезарю, прося, чтобы он ввел легионы им на помощь. И когда беглецы это заметили, они начали жечь город. Побежденные нашими, они потеряли 22 тысячи человек, кроме тех, кто погиб вне стен. Так Цезарь захватил город. Пока здесь это происходило, те, кто после сражения, как мы выше показали, были окружены, устроили вылазку, но, потеряв большое количество людей, были отбиты назад в город.

35. Когда Цезарь устремился к Гиспалису, к нему стали прибывать послы с мольбами. Он сказал им, что сохранит город, и послал туда легата Каниния[484] с отрядом. Сам же он разбил лагерь около города. Там находился и довольно значительный гарнизон помпеянцев, который вознегодовал на прием гарнизона Цезаря тайком от некоего Филона, являвшегося ярым сторонником помпеянской партии. Этот Филон был очень известен во всей Лузитании. Тайком от войск он отправился в Лузитанию и встретился в Лении с варваром Цецилием Нигером, который командовал довольно значительным отрядом лузитан. Вернувшись в Гиспалис, Филон вновь перебрался через стену. Его сторонники убивают гарнизон и стражей, закрывают ворота и снова начинают сражаться.

36. Пока это происходило, посланцы картейцев сообщили, что в их власти находится Помпей. Так как они раньше закрыли ворота перед Цезарем, то полагали, что этим благодеянием они заслужат прощение за прежнее зло[485]. Лузитане же в Гиспалисе не собирались отказываться от войны. Когда Цезарь узнал об этом, то хотя и хотел захватить город, но, боясь, как бы те, оказавшись в отчаянном положении, не подожгли его и не разрушили стены, решил дать им возможность ночью выйти из города. Лузитане не поверили этому решению. И вот, выйдя, они сожгли корабли, находившиеся на Бетисе. Когда же наши заметили пожар, те бежали, но на них обрушились всадники. Когда это свершилось и город был возвращен, Цезарь двинулся к Асте, откуда прибыли послы с извещением о сдаче, и многие жители Мунды, которые после сражения бежали в город, поскольку их долго осаждали, решили сдаться. Когда же их собрали в легион, они составили заговор, чтобы по их знаку ночью находившиеся в городе устроили вылазку, а они устроят убийство в лагере. Когда это узнали, их всех на следующую ночь в третью стражу по приказу убили вне вала[486].

37. Пока Цезарь по пути завоевывал остальные города, в Картее среди вождей начались разногласия по поводу Помпея. Была среди них часть, которая отправила послов к Цезарю, была и та, что стояла на стороне помпеянской партии. Начинается мятеж, занимаются ворота, была большая резня[487]. Раненый Помпей захватывает 20 длинных кораблей и бежит. Дидий, который командовал флотом в Гадесе[488] и к которому был отправлен вестник, тотчас начал преследовать Помпея. Ради быстроты часть пути он проделал по суше пешком и на конях. На четвертый день морского пути Дидий догнал помпеянцев. Так как те вышли из Картеи неподготовленными и без воды, они были вынуждены пристать к земле. Пока они ходили за водой, прибыл с флотом Дидий и сжег корабли, а некоторые захватил. Помпей с немногими людьми бежал и захватил какое-то место, укрепленное природой.

38. Всадникам и когортам, посланным для преследования, об этом сообщили разведчики, посланные ранее. Помпей был тяжело ранен в плечо и левую голень, а к тому же еще и вывихнул лодыжку. Это мешало делу. Его несли в тех же носилках, в которых вынесли из башни. Лузитанин[489], возглавлявший охрану Помпея, по военному обычаю быстро окружил себя когортами и конницей. Подступ к месту был трудным. Ибо, как только Помпей был обнаружен нашим отрядом, наши подошли к месту, укрепленному самой природой, которое захватил Помпей и которое его спутники могли защищать против какого угодно количества людей. При подходе к нему наши были отброшены метательными снарядами. Когда наши подошли, враги стали еще жарче их преследовать и удержали их от приступа. При частом повторении всего этого стало заметным, что наши оказываются в большой опасности. Установив это обстоятельство, наши поспешно решили начать осаду. Они направились на возвышенность, чтобы сразиться с врагом на равных. Когда те это заметили, то нашли себе убежище в бегстве.

39. Помпей, как мы выше сказали, был ранен и вывихнул лодыжку и поэтому задержался с бегством. Кроме того, из-за неудобства места он не мог найти себе спасения ни на коне, ни в повозке. А так как его людей повсюду убивали наши и они потеряли укрепление, к нему не подошла помощь. Помпей спустился на равнину и спрятался в пещере, так что его нелегко было бы нашим найти, если бы не указание пленных. Там он был убит[490]. Когда Цезарь находился в Гадесе[491], голова Помпея была принесена накануне апрельских ид[492] в Гиспалис и выставлена перед народом.

40. После убийства молодого Гн. Помпея Дидий, о котором мы говорили выше, обрадованный этим, ушел в ближайшую крепость, а корабли вытащил на сушу для ремонта. Лузитане, которые после сражения собрались под знамя, составили большой отряд и вернулись к Дидию. Хотя корабли охранялись довольно старательно, Дидий из-за частых нападений был выманен из крепости. Лузитане в ходе почти ежедневных боев устраивают засады и разделяют свое войско на три части. Одна часть была подготовлена для сожжения кораблей. Эти люди расположились так, чтобы устремиться в битву никем не виденными. И вот когда Дидий вышел с войсками для отражения атаки врагов, лузитане дали сигнал и сжигаются корабли. Одновременно находившиеся в крепости выступают на бой. И по тому же знаку бегущие разбойники, пока их преследуют, подняв крик, окружают наших сзади. Дидий, сражаясь с большой доблестью, был убит вместе со своими воинами. Некоторые наши захватывают лодки, находившиеся у берега. Затем многие, поплыв к кораблям, находившимся в море, отступают; подняв якоря, они на веслах гребут в море, и это стало для них спасением. Лузитане завладевают добычей[493]. Цезарь из Гадеса возвращается в Гиспалис.

41. Фабий Максим, которого Цезарь оставил у Мунды для ее осады, усердно эту осаду продолжал. Враги, окруженные со всех сторон, договорившись между собой, организовали большое убийство и устроили вылазку. Наши не упустили случая взять город и захватили оставшихся в живых 14 тысяч человек, а затем направились к Урсаону. Этот город удерживался большими укреплениями, так что и само место, не только трудами, но и природой укрепленное, мешало врагу захватить его. К этому прибавлялось и то, что воды, кроме как в самом городе Мунда, не было вокруг ближе чем на 8 миль. Это обстоятельство служило большой помощью горожанам. Кроме того, материал, из которого сооружаются осадные башни, находился не ближе чем в 6 милях. И Помпей, чтобы еще лучше защитить город, весь материал вокруг срубил и внес в город. Поэтому наши были вынуждены весь материал доставить из Мунды, которую недавно захватили.

42. Пока все это происходило у Мунды и Урсаона, Цезарь, вернувшись из Гадеса в Гиспалис, на следующий день собрал сходку[494] и сказал: «Начав в этой провинции квестуру[495], я из всех провинций считал ее для себя особой и, насколько мог в то время, оказывал ей благодеяния[496]. Затем, обладая претурой[497], более высокой почестью, у сената просил насчет налогов, которые установил Метелл[498], и освободил провинцию от уплаты этих денег. Одновременно приняв патроциниум[499], я от себя ввел в сенат многие посольства как по общественным, так и по частным делам и многих подозреваемых во враждебности защитил. И во время консульства[500], хотя и отсутствовал в провинции, я, сколько мог, доставлял ей выгоды. И вот, не помня обо всех этих выгодах, вы оказались неблагодарными ни по отношению ко мне, ни по отношению к римскому народу[501], как это было и в прошлом. Вы, узнавшие право народов и институты римских граждан, по варварскому обычаю не раз нападали на неприкосновенных магистратов римского народа[502] и при ясном свете в середине форума нечестиво хотели убить Кассия[503]. Вы всегда так ненавидели мир, что ни в какое время легионы римского народа не покидали эту провинцию[504]. У вас благодеяние считается злодеянием, а злодеяние — благодеянием. И вы не смогли сохранить ни согласие в покое, ни доблесть в войне. Бежавший частным человеком, молодой Гн. Помпей был вами принят, схватил фасции и империй[505], убив многих граждан, получил помощь против римского народа, поля и провинцию по вашей инициативе опустошил. В чем вы считаете себя победителями? Или не знаете, что если я погибну, то римский народ имеет десять легионов, которые могут не только вам сопротивляться, но и небо разрушить? Их славой и доблестью…»[506]