12

— И, по-твоему, в этой крысиной норе можно жить?! — воскликнула Кэтрин, войдя в маленькую обшарпанную комнату, которую заняла Мишель, нанявшись ночной сиделкой. Кэтрин опустилась в единственное кресло и тут же вскочила как ужаленная. — Эта рухлядь того и гляди развалится! Слушай, Мэтью позвонил мне и сказал, что ты переехала сюда. Он в жутком состоянии. Я сразу закрыла магазин и к тебе. Где Филипп? Знаешь, мне иногда кажется, что тебя следует держать взаперти ради твоей же пользы! Скажи на милость, что тебе тут делать?

Мишель, пребывавшая в депрессии, готова была согласиться с подругой. Комната действительно была ужасной, но дешевой, а главное, дала ей возможность покинуть квартиру Мэтью. Накануне вечером он отправился спать с чувством вины, после того как она сказала ему, что он все испортил, объяснила, что он глубоко заблуждался, строя из себя благородного рыцаря, готового жениться на ней и взять на себя заботу о будущем чужом ребенке. Что он создал у Филиппа ложное представление об их отношениях, короче — поступил неразумно и непорядочно. Ночь она провела без сна, собрала вещи, потом как сомнамбула бродила по комнате, а на рассвете уехала.

Филипп приезжал за ней, хотел, чтобы они были всегда вместе как муж и жена… А теперь он наверняка считает, что она была с Мэтью в близких отношениях и понесла от него ребенка. Как еще он мог понять слова Мэтью? Ничего удивительного, что он тут же развернулся и ушел. В его глазах она теперь просто шлюха, о которой следует забыть!

— Так что произошло? Филипп приехал за тобой, я знаю, потому что сама дала ему адрес Мэтью. Только не говори мне, что ты прогнала его!

У Мишель покатились из глаз слезы.

— Долго рассказывать, — пробормотала она.

Ей не хотелось говорить об этом, слишком свежей и болезненной была рана. Но рассказать все равно придется, Кэт не оставит ее в покое. Чтобы выиграть время, Мишель взялась приготовить кофе. Кухонная плита и мойка находились в этой же комнате и были отгорожены старой коричневой занавеской. Наконец, когда ароматный кофе был приготовлен и других поводов откладывать признание не осталось, Мишель опустилась на край узкой кушетки рядом с подругой и выложила все как на духу.

— Черт знает что! — воскликнула Кэтрин, за неимением стола ставя кружку на пол. — Как посмел мой глупый братец так себя вести?! Вот уж не ожидала от него… Как истинный джентльмен он всегда умел сдерживать свои чувства. Ты же помнишь, Мишель, как достойно он держался в то первое твое возвращение из усадьбы.

Кэтрин растерянно развела руками и задумалась.

— Только раз он заговорил со мной о своих чувствах к тебе, но твердо обещал не выдавать их тебе ни словом, ни намеком, пока ты официально замужем за Филиппом. Я была уверена, что и на этот раз он поведет себя так же… — Она покачала головой. — Прости меня, Мишель!

— Ты не ответчик за брата своего, — уныло возразила Мишель. — Теперь все кончено.

— Ничего еще не кончено, — решительным тоном заявила Кэтрин. — Когда, говоришь, ты узнала о своей беременности?

— Когда была в Новом Орлеане, за несколько дней до возвращения сюда.

— Так почему ты не сказала об этом Филиппу? Он был бы счастлив… Зачем тебе понадобилось делать из этого тайну?

— Была причина. — Мишель тяжко вздохнула. Где взять силы, чтобы вынести все, что на нее обрушилось?

— Какая причина? — спросила Кэтрин и в ответ услышала еще один тяжкий вздох.

— Понимаешь, за все время, что мы провели вместе в Новом Орлеане и были близки как никогда, он ни словом не обмолвился о том, что любит меня и хочет, чтобы мы навсегда остались вместе. Он сам поставил условие — три месяца совместной жизни. Но стоило ему от матери узнать, что Беатрис выходит замуж и больше для него угрозы не представляет, как он тут же предложил мне уехать.

— Сдается мне, что вы так и не научились понимать друг друга. Но ты так и не ответила на мой вопрос: почему Филипп не знает, что станет отцом? — сурово спросила Кэтрин.

— Скажи я ему о ребенке, и он не отпустил бы меня. Я слишком хорошо его знаю! — Мишель прикусила нижнюю дрожавшую губу. — Неужели ты не понимаешь? Мне нужно, чтобы он хотел меня ради меня самой, а не потому, что я ношу в себе его будущего ребенка. Он хочет получить наследника. А ты знаешь его… Если бы я отказалась оставаться его женой — не могу же я жить с человеком, который меня не любит, — он обязательно добился бы опекунства над ним, а я не хочу отдавать своего ребенка!

Его ребенка…

— Он и его тоже, — сухо заметила Кэтрин. — Ты обязана ему сказать.

— Боюсь, он думает, что ребенок у меня от Мэтью.

— Значит, тебе придется объяснить ему, что он заблуждается. Ты ведь справишься с этим? — уверенным тоном наставляла ее Кэтрин. — Понятное дело, сейчас ты в расстроенных чувствах и соображать нормально не в состоянии. Но, поверь мне, Мишель, Филипп любит тебя. В противном случае зачем ему было приезжать за тобой? Но возник мой глупый братец и встрял между вами. Но, уверяю тебя, все не так плохо, как тебе сейчас кажется. Можно считать это житейскими мелочами. Думаю, ты сумеешь все уладить, я верю в тебя.

* * *

Мишель остановила взятую напрокат машину перед поворотом на подъездную аллею усадьбы.

Вот когда она пожалела, что рядом нет Кэтрин, которая предлагала поехать вместе с ней для моральной поддержки.

Начинало смеркаться, в окна машины задувал холодный ветер, и Мишель поежилась, хотя ладони ее были влажными от пота.

Расставшись с подругой два дня назад, Мишель наконец вышла из глубокой депрессии после пережитого потрясения, и вся ситуация предстала перед ней простой и ясной. Надо лететь к Филиппу в Луизиану и рассказать ему все как есть. Что ребенок от него, а не от Мэтью. Придется ему избавиться от сомнений и поверить ей. Разве он не тосковал без нее, без ее близости? Он приехал за ней, потому что его замучили угрызения совести. Все стало на свои места, и Мишель обрела внутреннюю уверенность. Окрепла и ее вера в Филиппа. Поэтому она сообщила хозяину букинистического магазина, что уезжает и к нему не вернется, и отказалась от места ночной сиделки. Итак, все мосты сожжены и отступать некуда.

Теперь ей предстояло встретиться с Филиппом. Стоило Мишель подумать об этом, как уверенности в том, что все окажется просто, у нее поубавилось. Чем ближе она подъезжала к цели своей поездки, тем ей становилось страшнее. Что она, собственно, знает о нем? Какой он, настоящий Филипп? Она знала его страстным любовником, заботливым и нежным… но в мгновение ока он мог преобразиться в замкнутого, высокомерного, совершенно чужого ей человека. В человека, который скрывал от нее свои мысли и чьи поступки были недоступны ее пониманию.

Взяв себя в руки, Мишель подъехала к большому каменному дому усадьбы и заставила себя выйти из машины. Нельзя же вечно торчать здесь и травить себе душу пустыми сожалениями! Вспомни, как ты гордилась обретенной уверенностью в себе, твердила Мишель. Куда же она делась? Наверняка еще не все потеряно и не напрасно она приехала сюда. Так неужели она снова превратиться в ту робкую, косноязычную безвольную дурочку, какой выказала себя вскоре после свадьбы?!

Решив все-таки не искушать судьбу, Мишель оставила свой небольшой чемодан на пассажирском сиденье, заправила выбившиеся темно-рыжие завитки за уши, решительно выпрямилась и направилась к главному входу.

Тяжелая дверь в этом доме никогда не запиралась. Стоило Мишель открыть дверь и войти внутрь, как ее снова начали мучить сомнения. А если он снова выгонит ее, отказавшись выслушать? А если выслушает, но не поверит, что ребенок от него? А что, если он захочет ребенка, но не захочет ее? Потому что не верил ей, не верил в ее любовь и верность. Обнаружив, что она поселилась в квартире Мэтью почти сразу по возвращении из Нового Орлеана, да еще увидев их обоих в неглиже, он получил подтверждение всем своим подозрениям. Станет ли он бороться за опекунство над своим ребенком? И выиграет дело? Нет, такой сценарий для нее неприемлем. Прав был Пол: никогда не догадаешься, что у Филиппа на уме и как он поступит.

Нервно сглотнув, Мишель прикусила нижнюю губу и прислушалась. В доме было тихо. Складывалось впечатление, что все уехали. Переведя дыхание, она направилась по длинному коридору в старую часть дома, где находилась кухня.

Войдя внутрь, Мишель оказалась в царстве тепла и вкусных ароматов. Оживленный разговор ужинавших за длинным столом постепенно затих. Лауренсия обернулась от плиты и, увидев Мишель, засияла.

— Миссис Бессон… вы приехали. Вот хорошо! — Она обогнула длинный стол, за которым сидели неженатые работники усадьбы. — А мы и не ждали вас, не знали… хозяин нас не предупредил. Но я быстро приготовлю для вас ваши любимые блинчики с яблоками.

— Спасибо, Лауренсия, — улыбнулась Мишель. — Я не голодная, правда. Не хлопочите из-за меня.

Судя по всему, женщин в доме нет. А где же Филипп? Она была уверена, что он вернется прямо сюда после той встречи, когда он так резко развернулся и ушел с гордо поднятой головой. За длинным столом она разглядела среди прочих рыжеватую шевелюру брата. Увидев сестру, Пол отодвинул тарелку с недоеденным ужином и вышел из-за стола. Беспокойное выражение на его лице сменилось радостной улыбкой, когда он подошел к ней.

— Мишель! Слава Богу, что ты наконец вернулась! — Он схватил ее за руку и вывел из кухни, плотно прикрыв за собой дверь. — Пойдем, нам надо поговорить.

Нетерпение овладело Мишель. При всей любви к брату ей было сейчас не до его проблем.

— Где Филипп? — резко спросила она. — Ты знаешь?

— Он сейчас в Новом Орлеане. Послушай, я расскажу тебе все, что знаю, когда мы доберемся до моего коттеджа. Здесь нам могут помешать или подслушать. Ты не представляешь, сколько слухов здесь ходит!

— С ним все в порядке? Он здоров?

Мишель испытующе всматривалась в лицо брата. Его слова встревожили ее.

— Если не считать убийственно мрачного настроения, то он в порядке. Насколько мне известно.

Мишель поняла, что больше в данную минуту ничего от него не добьется, и покорно вышла с ним из дому.

В окнах каменных коттеджей, разбросанных на территории усадьбы, почти везде горел свет. Одни коттеджи были побольше — они предназначались для семейных работников, те, что поменьше, — для холостяков.

— Как я понимаю, ты по-прежнему не желаешь жить с родственниками, — заметила Мишель, входя внутрь маленького коттеджа Пола. — Голос ее звучал безжизненно, на нее вдруг напало безразличие ко всему, как только она узнала, что ее муж, к разговору с которым она так долго готовилась, находится от нее на расстоянии сотен миль.

— Да уж, спаси и помилуй! — выпалил Пол, проходя в гостиную, где оказалось очень уютно.

Мишель понравилась простая и удобная мебель, яркие половички на полу.

— Все понимаю, я не заслужил доверия, но три старые грымзы просто глаз с меня не спускали, словно боялись, что я украду их фамильное серебро. Я чуть с ума не сошел. Хорошо хоть Филипп догадался и предложил мне воспользоваться этим коттеджем.

Пол открыл бар и достал оттуда бутылку вина и два бокала. Мишель почувствовала угрызения совести, что совсем забыла о проблемах брата.

— Ты доволен?

— Конечно. — Он вытащил пробку. — Располагайся, отдыхай, чувствуй себя как дома. Жилище незамысловатое, но здесь очень удобно. Хорошо, когда у тебя есть собственное пространство.

Мишель опустилась в кресло, стараясь унять душевную тревогу.

— Я имела в виду твою работу в усадьбе и отношения с Филиппом.

— Он относится ко мне не так, как старушенции. Я сказал, что буду выплачивать ему деньги, которые я одолжил… — Пол покраснел, увидев, как взлетели на лоб брови у Мишель. — Деньги, которые я взял. Предложил, чтобы он вычитал каждый раз из моей недельной зарплаты. Он отказался и объявил, что если я сумею проявить себя на новом поприще с лучшей стороны, то дело будет забыто.

— Получается? Ты проявляешь себя с лучшей стороны?

Не желая повредить будущему ребенку, Мишель отказалась от вина и попросила стакан воды. О поездке ночью в Новый Орлеан не могло быть и речи. К тому же у Мишель немного отлегло от сердца. По-видимому, Филипп сумел простить ее брату воровство и обманутое доверие. Возможно, и ей он сумеет простить ее мнимую измену и наконец поверит ей.

— Не беспокойся, сестренка, я усвоил урок, — с достоинством сказал Пол, усаживаясь перед ней на низкий кофейный столик. — В первое время я здесь все ненавидел, тосковал по ночной жизни в городе: хорошенькие девочки, скоростные машины, шикарные рестораны… И что ты думаешь? Прошло! Работа меня увлекла, мне вдруг стало интересно учиться управлять усадьбой, руководить людьми. И я не собираюсь снова портить себе репутацию. Не желаю лишать себя тех перспектив, которые открылись передо мной здесь. Филипп даже обещал, что если я достигну высокого профессионализма, то смогу занять место нынешнего управляющего, когда тот уйдет на пенсию через несколько лет. — Пол замолчал и нахмурился. — Только все мы тут сейчас в тревожном ожидании… Понимаешь, Филипп заговорил о распродаже всей недвижимости, кроме особняка в Батон-Руж… А потом неожиданно уехал. Можешь поверить мне, эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы, здесь только об этом и говорят. Вот почему все так рады видеть тебя. Ты одна сможешь вразумить Филиппа.

Мишель побледнела.

— Не понимаю… — растерянно прошептала она.

Даже подумать страшно о продаже огромной усадьбы, испокон веков принадлежавшей бесчисленным поколениям рода Бессонов. Филипп так гордился своим поместьем. Как можно лишить будущего наследника его законных владений?!

— И мы не понимаем. Я думал, ты как жена сумеешь прояснить ситуацию, — взволнованно сказал Пол. — Вы же помирились, у вас был второй медовый месяц. А потом, — растерянно повел рукой он, — Филипп вернулся сюда. На следующий день сбежали его тетки. Поговаривали, будто он погряз в черной меланхолии, и никто не решался приблизиться к нему! Через несколько недель он отправился, судя по всему, на север. Два дня спустя он вернулся в еще худшем состоянии, мрачнее грозовой тучи, как выразилась Лауренсия. Управляющему он сообщил, что продает усадьбу, затем, по слухам, напился до бесчувствия. Старожилы говорят, что такое с ним впервые. Сегодня утром он уехал в Новый Орлеан. Видимо, первым будет продан старинный особняк там. Ты можешь как-то прояснить картину происходящего? Что развело вас на этот раз? Что-то нужно предпринять, все так считают. Должно быть, причина в тебе, ты сорвала его с тормозов!

Ну что на это ответить? Рассказывать ему она не собирается. То, что произошло, касается только ее и Филиппа. Если она в силах еще что-то изменить, она это сделает.

— Сделаю все, что смогу, — твердо пообещала Мишель.

К ней вернулись физические силы и решимость. Раз Филипп сейчас в таком состоянии, она должна быть рядом с ним. Мишель поднялась. Хватит отдыхать, нельзя откладывать поездку в Новый Орлеан на утро. Надо ехать немедленно.

— Покажи мне, где у тебя ванная комната, и приготовь мне термос с кофе. Я еду.

— Но, Мишель, это же сотни миль! Подожди до утра. — Вид у Пола был испуганный. — Нет смысла…

— Если я отправлюсь сейчас, то уже до полуночи буду на месте. — Она взглянула на часы, не желая слушать разумные доводы брата.

Скорее всего, она доберется только поздно ночью. Но ничто не могло ее удержать. Она должна быть рядом с Филиппом всегда. И в настоящем и в будущем.

Загрузка...