6

— Ты в состоянии дойти до дому?

В голосе Филиппа прорывалось сдерживаемое веселье, и глаза Мишель, устремленные на него, светились радостью.

Как он хорош в лунном свете, выглядит как киногерой. Впрочем, когда он выглядел иначе?

— Ну… может, один бокал вина был лишним…

— Думаешь, только один?

— Конечно. — Она сморщила нос, глядя на него. — К тому же я ела как лошадь… Какие были лангусты и этот соус! Просто объедение! — Она поцеловала кончики пальцев и захихикала. — Придется дойти, выбора у меня нет. Если только ты не предложишь мне свои услуги и не донесешь меня.

Прежде чем ответить, Филипп окинул ее долгим оценивающим взглядом с головы до ног. Мишель снова ощутила то взаимное сексуальное влечение, которое в течение вечера проявлялось раз или два… а может, двести раз. Подул ночной бриз, и ее легкое элегантное платье плотно облепило ее фигуру, открывая любовному взгляду Филиппа все изгибы. От приступа желания Мишель дрожала, ноги ее стали ватными.

— Донести не проблема, но, полагаю, прогулка поможет тебе протрезветь.

— Я не пьяная!

— Будем считать, что ты навеселе?

Он больше не улыбался, линия его губ стала жесткой, и Мишель захотелось дотянуться до них, чтобы прикоснуться к ним своими губами и смягчить их, напомнив о том, что ждет их этой ночью.

— Совсем чуть-чуть. — Мишель старалась говорить высокомерно, но ей это никак не удавалось. Куда же девалось ее сопротивление? Филипп больше не раздражал ее, и у нее не возникало никакой потребности обороняться от него.

Вечер они провели в маленьком ресторанчике, недалеко от особняка. Там все было чудесно, и если она и выпила слишком много вина, то исключительно для того, чтобы притупились чувства в преддверии ночи и чтобы не было так страшно.

Вместо этого, как она поняла, алкоголь, проникнув в кровь, возбудил в ней сексуальный голод и заставил льнуть к нему, с нетерпением ждать его любовных ласк. Опираясь на руку Филиппа, Мишель подумала, что на этот раз она, похоже, не будет вести себя как замороженная рыба.

Они шли по узким улочкам старой части города. Ветер с Мексиканского залива, влажный и теплый, доносил запахи моря, которые смешивались с ароматами ночных цветов. Ей действительно нравился этот город, она была счастлива, что снова оказалась здесь вместе с Филиппом, и сознание этого кружило ей голову больше, чем выпитое вино.

— Я и забыла, как успокаивающе действует на меня этот город, — сказала Мишель, вздохнула и уронила свою курчавую головку на его широкое плечо.

— Ты имеешь в виду Новый Орлеан или выпитое вино? — сухо спросил Филипп и обхватил ее за талию, чтобы удобнее было ее поддерживать. — Осталось немного, мы почти пришли.

Дом… Как приятно слышать это слово! Если бы и вправду у них был общий дом… Глаза Мишель наполнились слезами. Если бы они могли остаться здесь навсегда, подальше от…

— Ой! — вскрикнула Мишель от боли, споткнувшись о выступавший булыжник мостовой.

Все несчастья моментально были забыты, как только Филипп, мрачно буркнув, подхватил ее на руки и понес к дому.

— В наш медовый месяц ты не перенес меня через порог, — пролепетала она, но слова звучали невнятно, потому что язык плохо слушался ее.

Неожиданно на нее напал приступ неудержимого смеха. И все это не из-за выпитого вина, подумала она, а потому что самый великолепный мужчина в мире держит ее на руках, прижимая к широкой груди. Руки ее обвивали его за шею, и их лица почти соприкасались. Так что можно было запросто поцеловать его…

— Ты забыла, что на нас смотрели? — весело спросил он таким тоном, словно пытался рассмешить неполноценного ребенка. — Ты была такой скромницей. Мне не хотелось еще больше смутить тебя. Из-за любого пустяка ты краснела как морковка и прятала лицо.

Мишель немного подумала и решила, что в его словах есть доля правды. Три года назад она была жуткой занудой.

— Я помню, — беззаботно ответила Мишель. — Весь штат прислуги сбежался взглянуть на жену хозяина. Уставились и разглядывали, как заморское чудище!

Она почувствовала, что он напрягся, видимо недовольный ее словами, и покрепче ухватилась за его шею. Что толку вспоминать то, что было. Теперь все в прошлом и кроме ни здесь никого нет, а это самое главное. Разглядывать и обсуждать ее некому. Правда, сейчас это ее мало обеспокоило бы, она превратилась в раскованную и независимую женщину, теперь она не стала бы краснеть как морковка и прятать лицо. Но самое удивительное — она больше не боится разочаровать Филиппа в постели. Если она чего-то не умеет, он мог бы научить ее. Она будет старательной ученицей.

— Чудная ты какая-то. — Филипп внес ее в прохладный полуосвещенный холл особняка. — Никогда не понимал, что творится в твоей голове.

Потому что он не спрашивал? Или потому, что она не рассказывала ему? Значит, все проблемы из-за того, что они не научились разговаривать и понимать друг друга?

Мишель была не в том состоянии, чтобы искать ответы на эти вопросы. Сейчас в ней говорила только чувственность, а не разум.

Филипп почему-то не поставил ее на ноги D холле, как она ожидала, а понес вверх по лестнице, да так легко, словно она весила не больше котенка.

Сегодня ночью у них не будет проблем. Никогда еще она не испытывала к Филиппу такого страстного влечения. И почему ее так ужасало поставленное им условие? Сегодня она готова любить своего мужа как положено жене. Ну как можно было не ответить такому неотразимому, фантастическому мужчине? Ведь это так естественно. Мишель вздохнула от предвкушения, когда Филипп поднес ее к постели, залитой лунным светом, пробивавшимся сквозь легкие шторы, и поставил рядом, одновременно включив настольную лампу возле кровати.

Мишель как завороженная смотрела ему в лицо, продолжая висеть на его шее, желание ее разгоралось все сильнее. Она покачивалась, дыхание ее участилось. Она попыталась произнести его имя, но лишь беззвучно открывала рот.

— О Господи! — тихо воскликнул Филипп.

Он снял ее руки со своей шеи, развернул Мишель спиной к себе и расстегнул молнию на платье, которое плавно опустилось к ее ногам. Сердце Мишель забилось как безумное, и она затаила дыхание. Желание, владевшее ею, стало невыносимым, она едва держалась на ногах. Когда Филипп расстегнул лифчик и освободил пульсирующие набухшие груди, ей показалось, что она сейчас взорвется изнутри.

Хриплый стон поднялся из глубины ее существа, пока он стаскивал с нее черные кружевные трусики. Ноги ее подкашивались, во рту пересохло, она попыталась повернуться к Филиппу, желая раздеть его, чтобы ощутить всем телом его наготу. Но твердая рука Филиппа направила ее в постель, а второй он успел откинуть покрывало.

— Проспись, Мишель, — посоветовал он ей мрачно. — Я понимаю, почему ты решила надраться, и нахожу это омерзительным! — сказал он, отчетливо произнося каждое слово. Дойдя до двери, он остановился и сухо добавил: — Я присоединюсь к тебе позже, если только это не заставит тебя совершить набег на винный погреб для пущей храбрости. Но можешь не беспокоиться, я не собираюсь прикасаться к тебе. Так что спи спокойно.

Загрузка...