Затертые во льдах Гренландии

Глава 3-я

Стоянка лагеря Тансена в районе зелёной долины.

22 часа 06 минут по местному часовому поясу.

Брата-эскимоса не было уже несколько часов. Взяв ружьё, молодой проводник ушёл на охоту, когда Тансен, Константин и Томас только просыпались после тревожно проведённой ночи. В окрестностях разбитого лагеря всю ночь кто-то бродил, шумно выдыхая воздух из могучих лёгких. Это мог быт только медведь. Более крупных хищников на острове не водилось, разве что касатки, приплывавшие к берегу, но тот был далеко, за перевалом Делонга.

Трое полярников, отправив вчера разведчиков к видневшейся на горизонте реке, весь день просидели у костра в ожидании своего проводника. Сначала никто не тревожился, справедливо полагая, что парень сможет постоять за себя, имея в руках оружие, а их самих было трое, так что не каждый хищник отважится напасть на столь многочисленную группу. К тому же на этой зелёной равнине было столько разнообразной живности, что вряд ли медведя заинтересуют трое тощих незнакомцев, не входящих в его каждодневный рацион. Об этом и шутили, расширяя лагерь, сооружая дополнительные шалаши с навесами. Обедали без проводника. Несколько раз, уже ближе к вечеру, Борисов поднимался на небольшую возвышенность за пределами поляны, звал проводника криком, но лишь распугивал мелких зверей. Эскимос пропал. С ним пропало и ружьё, единственное оружие, способное остановить стаю волков или медведя. А то, что это был он, бродивший ночью вокруг лагеря, принюхиваясь к запаху жареного мяса, ни у кого не вызывало сомнений.

Теперь наступил вечер. Проводника по-прежнему не было.

- У кого-нибудь есть предположения, куда он подевался? – спросил Борисов, в очередной раз вернувшись после неудачных криков. – Звал-звал его, только зверей распугал. Подстрелить пару куропаток или зайца – дело одного часа. А он ушёл с утра. Что-то мне тревожно на душе.

– Больше не кричи, всё напрасно, - откликнулся Томас. – Он бы уже давно вернулся. День на исходе, с ним явно что-то случилось. А нашими криками мы только привлечём сюда хищников.

- Думаешь, всё же был медведь?

- А кто ещё мог так сопеть, разбудив нас, словно топка паровоза? Овцебыки по ночам не шастают в поисках добычи. Они пугливы и к огню костра никогда не подойдут. Парень, очевидно, утром заметил его следы, направившись по ним вглубь долины. Там и пропал.

- Вместе с ружьём, - поразмыслив, констатировал Тансен. – Теперь мы ни с чем. Ножи и копья не в счёт, сами помните, как они отскакивали от шкуры того чудовища, что растерзало Пауля с Георгом. – Интересно, как там наши разведчики? – после тягостной паузы спросил русский полярник, вороша угли. – Дошли до реки?

- Должны уже.

Константин бессмысленно смотрел в огонь, потом решительно поднялся:

- Так и будем сидеть, сложа руки, предполагая всякие домыслы? Необходимо же что-то делать, иначе мы не узнаем, что с ним произошло.

Тансен хмуро молчал, стругая ножом острую ветку. За него ответил Томас:

- Что предлагаешь? На ночь глядя идти искать неизвестно где, когда даже следов не видно?

- Но не сидеть же здесь до утра, ничего не предпринимая! Я вот что предлагаю…

Договорить ему не удалось. Подобно промчавшемуся вихрю, на лагерь обрушилась сразу целая стая волков. Борисов не успел даже отпрянуть от костра, как тут же был растерзан на несколько частей, оставляя на лишайнике куски окровавленных конечностей. Восемь или девять крупных животных с осклабленными в ярости клыками ворвались в расположение стоянки буквально ниоткуда. Как они могли так тихо и незаметно подобраться, одному Богу было известно. Волки, подвергнутые какому-то необъяснимому желанию разрывать человеческую плоть, окружили лагерь и, дождавшись мгновения, когда стоящий у костра русский повернётся к ним спиной, тотчас напали. Это было похоже на стремительную целенаправленную атаку, словно кровожадными тварями руководил какой-то неведомый разум. Нападение было настолько быстрым и тихим, что Тансен поначалу опешил, не успев дотянуться до копья. А когда бросился, раздирая глотку отчаянным криком, Константин был уже растерзан. Всё что осталось от русского полярника, это пара разорванных самодельных унтов, подаренных ему эскимосами, да обглоданные кости с кусками ещё тёплого мяса.

Тансен заорал. Протяжно, безысходно, не веря своим глазам. Волки окружали, словно вычерчивая мысленно математическую схему атаки. Томас кинулся к капитану, но тот остановил его предостерегающим криком:

- Схвати горящую ветку и отбивайся! Обо мне не думай, я уже не жилец…

На спину бросились сразу два оскаленных зверя. В две секунды треснули шейные позвонки. Клыки вонзились в пульсирующую артерию. Начальник экспедиции повалился в мох, исчезая под яростно рычащим клубком смерти. Его протащили по земле, разорвав на части так же моментально, как и Константина, не дав возможности защититься копьём. На глазах у Томаса капитан судна «Франклин» превратился в сплошной комок перемешанных кровавых останков. Сам Томас напрасно старался укрыться на дереве. Полярные карликовые деревца не превышали человеческого роста. Следуя последнему указанию своего старшего товарища, отважный полярник схватил пылающую ветку, тыкая в оскаленные морды наседавших хищников. Разинутые пасти издавали утробное рычание. Вся поляна превратилась в настоящий полигон бушующей смерти. В одно мгновение были истерзаны сразу два тела, и Томас знал, что он вот-вот будет третьим.

Пятясь назад и упираясь спиной об истлевший ствол поваленной сосны, он вдруг отчётливо увидел, как первый хищник, затем второй, третий, издав какое-то испуганное скуление, внезапно замерли на месте. Ещё секунда, и волки одновременно, в один миг, теряя движение, повалились в нелепых позах. Кто как был, в прыжке или зверином оскале, они обездвижились, падая на мох, тут же замирая. Какая-то необъяснимая волна вибрации, заставившая их распластаться на месте, прошла насквозь через всю поляну, задев своим импульсом расположение лагеря. Останки Тансена так и остались лежать в кровавой груде истерзанной одежды. Томас с удивлением уставился на обездвиженных хищников, ещё не совсем понимая, что каким-то чудом остался жив. Теперь поляна была похожа на мистическое кладбище застывших трупов. Было ощущение, что место трагедии и сам лагерь подверглись какому-то проникновению непонятной энергии. Сам Томас почувствовал внезапно охватившую его слабость, настолько сильную, что, не устояв на ногах, повалился рядом с первым волком, замершим в конвульсиях.

Глаза его закрылись, дальше он ничего не помнил.

********

…А когда пришёл в себя, с удивлением заметил, что находится совершенно в другой местности. Поляна с обглоданными ошмётками человеческой плоти куда-то исчезла. Он лежал вповалку на сыром лишайнике, а над ним, в вышине неба парили слоистые облака.

Где он? Что произошло? Где лагерь?

Превозмогая пульсирующую в висках боль, он поднялся, оглядывая горизонт. Куда не бросишь взгляд – везде равнина. Зелёная, испещрённая мелкими ручьями с небольшими возвышенностями. Ни поляны, ни костра, ни лагеря. Волков и останков его товарищей тоже не было.

Чёрт! Куда я, к бесу, попал? Неужели сознание помутилось настолько, что прошёл, не разбирая дороги несколько километров? Ведь ни черта же не помню!

С этими мыслями он оглядел себя с ног до головы. Одежда не пострадала. Хищникам так и не удалось до него добраться. Первый, бросившийся на него волк-людоед, был снесён в прыжке какой-то неведомой силой, прошившей поляну насквозь, словно вода сквозь сито. Его будто откинуло назад, врезавшись в невидимую стену границы, защитившую Томаса от нападения. Что это было? И почему прошедшая сквозь лагерь волна вибрации, повалившая всех волков, защитила только его, а не всех, включая Борисова с капитаном?

Вопросы сыпались в ещё не восстановившееся сознание, а Томас, полными глазами слёз, продолжал оглядывать местность, вспоминая жуткую трагедию. Боже! Какая нелепая смерть! Сначала Пауль с Георгом от медведя. Теперь Тансен с Константином от волков. Причём, волков, совершенно не похожих на привычных ему полярных хищников. Это были не те волки. Не гренландские. Такие ему никогда не встречались ни в научных журналах, ни в архивах, ни в описаниях зоологов. Это были вообще не волки.

Тогда кто?

Огромные, чёрные, уродливые, с разинутыми кровавыми пастями, они не походили ни на один известный ему вид.

Теперь он стоял в совершенно иной местности, абсолютно не понимая, каким образом сюда попал. Проверил карманы. Дневник с записями был на месте. Спички, табак с трубкой, платок, нож на ремне, которым он так и не успел воспользоваться. Кожаная ёмкость с остатками воды. Сделав большой глоток, Томас сел и… разрыдался. Скупые мужские слёзы, стекая по давно небритой бороде, упали на грудь. Теперь он один. Чудом остался жив. И всё это благодаря какой-то неведомой силе, посетившей их лагерь во время нападения неизвестных хищников.

Однако, как бы то ни было, необходимо срочно определиться, куда и каким образом его занесло.

Наметив впереди ориентир, оглянувшись назад и не заметив знакомого ему лагеря, Томас побрёл к ручью, чтобы для начала хотя бы набрать воды. По месторасположению солнца, никогда не заходящего в эту пору за горизонт, он определил, что время приближается к наступлению утра. Выходит, он брёл наугад, куда глаза глядят, сам того не сознавая почти целую ночь? Если так, то от шалашей и останков товарищей он отошёл уже на несколько километров вперёд. И тут его осенило:

«Господи! А кто же тогда похоронит Тансена? Кто узнает, где растерзали Константина Борисова? Я полностью заблудился, не ведая, в какую местность меня зашвырнуло! Не мог я так просто уйти, бросив то, что осталось от моих товарищей. Не мог! Не мог, не похоронив, пойти куда глаза глядят. Очевидно, та же неведомая сила, что защитила меня каким-то прозрачным щитом, перенесла и швырнула в совершенно иную местность. Теперь я не знаю, где нахожусь, где оставлен лагерь, и куда, собственно, иду…».

С этими мыслями, оглядываясь в поисках их ночной стоянки, останавливаясь и спотыкаясь, падая от бессилия, вытирая на ходу слёзы, спустя несколько часов он вышел к ручью. Здесь местность изменилась настолько, что даже при острой необходимости, он бы не смог найти ориентиры их оставленного лагеря. ПОГИБШЕГО лагеря.

По пути ему посчастливилось прирезать ножом раненого хищником зайца, который уже не имел возможности скрыться. Напившись у ручья, Томас развёл огонь, освежевал тушку и, расположившись у костра на ночлег, трясущейся рукой сделал в дневнике запись:

«Потеряли сразу двоих, как и в прошлый раз с медведем. Только теперь это были волки. Нет… не волки. Даже не знаю, как их назвать, к какому виду и классу отнести. Это были настоящие монстры-людоеды! Восемь или девять тварей растерзали русского Константина Борисова прямо на глазах. Потом бросились на Тансена, разорвав его на куски. Да-да, на куски, иного слова не нахожу. Что случилось дальше со мной, до сих пор не имею понятия. Будто какой-то неизвестный мне РАЗУМ взял и оградил прозрачной стеной от наседавших хищников. Неведомая волна, прошедшая сквозь стоянку лагеря, повалила их в одну секунду, разбросав вповалку по земле. Потом пустота, мрак и полное отсутствие памяти. Когда пришёл в себя, обнаружил, что меня перенесло каким-то непонятным образом в совершенно иную местность, километров за двадцать от стоянки. Не могу осознать, где нахожусь. Нет ни подзорной трубы, ни карты, ни ружья, только нож. Не наблюдаю ни одного знакомого ориентира. Местность изменилась настолько, что навевает на мысль, а не забросил ли меня этот РАЗУМ куда-то специально, подальше от места трагедии? Но, тогда с какой целью? Для чего я ЕМУ нужен?».

Руки тряслись, Томас отчаянно кашлял, но продолжал писать:

«Солнце за горизонт не заходит. По всем признакам уже утро. Поспать так и не удалось. Вероятно, без сознания я был несколько часов, так как атака стаи произошла после десяти вечера, а очнулся я, по положению солнца, около пяти утра. Весь день шёл кое-как к замеченному вдалеке ручью. Подбил зайца. Здесь переночую и отправлюсь утром вперёд, к виднеющейся реке. Туда ушли наши разведчики. Судя по времени, должны уже возвращаться, и если я пойду правильным маршрутом, мы непременно встретимся…».

Капля слезы упала на бумагу.

«Господи! Пресвятая дева Мария, что я скажу Кирку с Эрвином? Как передам им ужас трагедии? Как объясню гибель нашего капитана и мужественного Константина, которого мы едва выходили, считая его уже не жильцом на этом свете? Такие нелепые смерти… Уже четыре в нашей экспедиции. А если учесть и пропавшего брата-проводника, то все пять. Что я скажу эскимосу? Как он воспримет смерть своего брата? А то, что тот, несомненно, мёртв, я уже уверен. Не медведь, так эти самые волки растерзали его, когда приближались к лагерю. Пусть земля им будет пухом. Мы вернёмся, клянусь в этом! Вернёмся и разыщем стоянку, чего бы мне это не стоило. Я посвящу всю оставшуюся жизнь розыскам своих товарищей. Точнее, тому, что от них осталось. Первые могилки мы знаем, где. Там мы оставили крестики с запиской. Отыщем и лагерь. Клянусь! Пусть мир знает об их героическом походе, в котором им суждено было погибнуть. Земля им пухом. Аминь».

Томас закончил писать, смахнул слезу, подбросил сучья в костёр, укрылся сухим лишайником и провалился в болезненно-тревожный сон. О том, что его может посетить какой-нибудь хищник, он уже не опасался.

Его сознание поглотилось небытием.

********

…А между тем Эрвин смотрел на Кирка, вяло почёсывая себя за ухом. Он только что окончил петь, развлекая друга своим неисчерпаемым вокалом. Когда песня закончилась, он бросил взгляд на сверкающий поток реки.

- Я вот что тебе скажу, друг мой. Наш проводник довольно милый парень, как, впрочем, и его брат. Но это не значит, что ты посылаешь вперёд всё время его, а не меня. Чем я хуже?

- У тебя нет их навыков, - ответил молчаливый Кирк, лишь бы отделаться от назойливого молодого друга.

- Как нет? А кто предложил нашему капитану идти в сторону реки для разведки? Кто шёл с вами весь маршрут, ни разу не попав в нелепую ситуацию? Кто ухаживал за русским Константином?

- Все ухаживали.

Эрвин вызывающе помолчал, затем продолжил наседать:

- Хорошо. Сформулирую иначе. Отчего ты послал к тому берегу реки не меня, а эскимоса, который и плавать-то толком не умеет? Они ведь дети тундры и охоты, а не пловцы! Соображаешь? А я в своей академии был первым на длинные дистанции! Могу переплыть Темзу, не моргнув глазом.

- Когда-а это было… - протянул Кирк.

Они расположились на ночлег у этого берега реки, к которому приблизились накануне. Противоположное побережье было скрыто высокими скалами, поросшими мхом, поэтому Кирк, как старший в походе, решил послать на тот берег эскимоса, чтобы он смог увидеть со скал незнакомую местность. Погода стояла тёплая, да и проводник сам вызвался в разведку. По всем признакам, видневшийся берег был так же свободен от снега, выделяясь скалами на фоне светлого неба. Река была не слишком широкой и бурной. Проводник уже поднимался по скользкой глине - Кирк видел его в подзорную трубу. Дальше берег разглядеть было сложно, так как нависшие скалы мешали обзору. Но Кирк уже без этого знал, что противоположный берег будет таким же зелёным, как их равнина за спиной.

- Ну… увидит он, взобравшись на скалы. Ну, осмотрит горизонт. Что дальше? – не унимался Эрвин, болезненно воспринимая, что на разведку отправили какого-то дикаря, а не его, лучшего пловца в дни его молодости. Впрочем, он и сейчас был молод. – Вернётся назад, доложит, что там всё зелено, что дальше?

- Переночуем и утром двинемся к лагерю, как и приказал Тансен. Если там такой же тропический климат, то возвращаться к холмам не будем. Пойдём налегке. Слева от нас долина, справа – каньон. Возможно, высохшее русло ещё одной реки. Но что-то не нравятся мне чересчур прямые линии, словно выкопанный кем-то канал. Заметил?

- Ещё раньше тебя, - буркнул недовольно юный полярник. – Когда только подходили. Всё ждал, когда ты сам обратишь на это внимание.

- И твои мысли?

- А чего тут мыслить? Раз Томас говорил, что нас занесло под какой-то прозрачный купол, созданный неизвестным Разумом, то и эти каналы – их рук дело.

- Кого их?

Эрвин замялся.

- Видимо, тех, кто сотворил и сам купол. Кто создал внутри него тропический рай, в то время, как вокруг сплошной снег со льдом. Помнишь, они с Тансеном рассуждали о какой-то цивилизации, исчезнувшей с Земли, прежде, чем появились мы?

- Ты о Гиперборее?

- Так точно. Вот эти каналы и созданы ими. Не эскимосы же их построили, верно?

- Тогда тем более нам необходимо возвращаться к лагерю. То что нужно, мы увидели. Нас ждут, а мы тут время теряем.

- Что, и спать не будем?

- Солнце не заходит, видно как днём. Организм у тебя молодой, поспишь на привале. Пару часов хватит.

Кирк заметил, как проводник уже спустился со скалы, отметив взглядом всё что было необходимо. Вошёл в реку, сделал два-три взмаха…

И тут…

Произошло неожиданное.

Эрвин не успел разглядеть случившегося, а Кирк уже стоял и орал во всё горло. Обернувшись на его отчаянный крик и проследив взглядом, молодой полярник едва не отпрянул от кромки берега. То, что он увидел, заставило похолодеть на месте.

Огромный, просто гигантский, выросший буквально ниоткуда водяной тромб, высотою более двадцати метров, вращаясь концентрическими кругами, словно махина навис над проводником, покачался в пространстве и, будто раздумывая, обрушился всей массой вниз. Раздался чудовищный хлопок, послышался сдавленный крик, на месте тромба возникла воронка, которая с бешеной скоростью начала поглощать всё, что колыхалось на поверхности воды. Раздуваясь и ворочаясь, взбухая и расширяясь, у противоположного берега вздулся гигантский пузырь. Казалось, он переливается всеми цветами радуги. Пузырь был похож на громадную шляпу гриба, и если бы не его природное образование вырвавшегося на поверхность подземного газа, можно было смело предположить его рукотворное происхождение.

- Назад! – заорал Кирк, бросаясь к Эрвину. Оба смотрели ошарашенными от внезапности глазами, как тромб, обрушившийся сверху на эскимоса, подмял его под себя, раздавил своей тысячетонной массой, расплющил в лепёшку, а лопнувший с оглушительным треском пузырь, поглотил всё остальное. От проводника ничего не осталось. Пронзительный оглушающий треск забил все барабанные перепонки. Кирк продолжал кричать, но не слышал собственно голоса. Пузырь вздулся последний раз, осел в воду и растворился, словно ложка сахара в стакане воды. Всё было кончено за какие-то секунды.

Эрвин ошеломлённо наблюдал, как вода успокоилась, подёрнулась рябью, и река снова потекла своим вялым ленивым течением.

- Что… - осёкся он. – Что… это было?

Кирк только сейчас перестал кричать, очевидно, сорвав голос. Последние звуки, вырывавшиеся из его гортани, были похожи на хрипы. Он бессильно метался по берегу, бросался по колена в реку, но проводника уже не было. Его поглотила пучина. Молодой эскимос перестал существовать в этом мире.

…Он так и не узнал о смерти своего брата.

********

…Прошло более часа, прежде чем Эрвин пришёл в себя. Всё это время они бесцельно сидели на берегу, совершенно не ощущая времени. Первую минуту Кирк ещё кричал, в надежде, что проводник вынырнет. Потом, видя, что всё напрасно, бессильно опустил руки, отшвырнул длинный шест, уселся на голую землю и прикрыл глаза руками. Эрвин старался его не тревожить, он и сам едва сдерживал слёзы.

- Как же это… - голос молодого полярника дрожал от оторопи. – Как же… я даже не знал его имени. Ни его, ни брата. Что мы скажем Тансену? Что мы скажем проводнику?– он обхватывал голову, качался из стороны в сторону, выдавливая из себя стоны, похожие на рыдания. – Я так к нему привык. Такой славный парень, как и его брат.

Когда они покидали берег, молчаливый и хмурый Кирк, оставил на месте трагедии маленький крестик, сооружённый ими наспех. Теперь срочно необходимо вернуться в лагерь, рассказать о происшествии. Группа доберётся сюда непременно. Все вместе они почтут память отважного парня, сына Арктики, полноправного обитателя Гренландии.

- Вот что… - преодолевая небольшой подъём, затем спускаясь, молвил Кирк. – Ты брату ничего не говори. Я вначале расскажу капитану, а там он пускай сам решает. Теперь нас осталось шестеро.

Оба путешественника и не подозревали, насколько они далеки в своих мыслях о том, что произошло на стоянке ночлега. Ни Кирк, ни Эрвин, разумеется, совершенно не знали, что из некогда полноценной экспедиции их теперь осталось ДВОЕ.

Проходя низменную долину, они не заметили, как вправо от себя из земли выдвинулось какое-то непонятное сооружение, похожее на вентиляционную шахту с колпаком вместо крыши. Как и вздувшийся на реке пузырь, эта конструкция была похожа на гриб с ножкой и шляпкой, только более крупных размеров. Такие колпаки одновременно, с математической точностью, синхронно и методично выдвинулись из земли по всему периметру зелёной долины, границы которой были обозначены невидимой глазу окружностью. Путешественники спешили. Они их не видели. Они были поглощены собственными мыслями.

А между тем, эти неведомые конструкции, похожие на вентиляционные шахты, были предназначены для определённых целей.

…И те, кто создал их, сейчас непрерывно наблюдали за двумя путниками.

********

Томас выглядел не лучшим образом. Ему и раньше было плохо, теперь стало хуже.

После внезапной чёрной пустоты, обрушившейся, что называется с неба, его организм никак не мог восстановить свой жизненный цикл. Сначала, посетившая его тошнота, от которой он едва не вырвал. Затем непонятное головокружение. Кашель усилился настолько, что он начал задыхаться. Неизвестно, сколько бы он ещё просидел в беспамятстве, бесцельно теребя платок и не в силах подняться, если бы не далёкий выстрел, донёсшийся до него со стороны долины. Стрелять могли только Кирк с эскимосом, обрадовался Томас, прогоняя остатки усталости. А может, доверили Эрвину подстрелить какую-нибудь дичь. Охватившее его бессилие было непонятным. Прежде с ним такого не случалось. Тело казалось невесомым, ноги и руки онемевшими, спазмы в горле вырывались раздирающим кашлем. Платок превратился в комок красной тряпки. Выступившая на губах пена была цветом крови.

Что со мной? Отчего такая усталость?

Радость сменилась полным безразличием. Откуда-то сверху прямо под ноги спикировала полярная сова, абсолютно не пугаясь его присутствия. Томас попытался подняться и… не смог.

Чёрт побери! – мелькнула далёкая мысль. – Бес тебе в ребро! Так и без сил можно остаться. Не хватало ещё, чтобы меня тащили на себе, как когда-то русского Константина.

Внезапный толчок сознания подкинул его на месте.

- Господи! – вырвалось из груди. – Тансен, Борисов, проводник… Где вы теперь?

Сова вспорхнула, но не улетела. Птица смотрела на человека бесцветными глазами, совершенно не опасаясь.

Я что, похож на труп, что даже птицы игнорируют? – мелькнула невесёлая мысль.

Раздался второй выстрел, уже ближе. Сова, взмыв над головой, отправилась по своим делам.

Странно… отчего же так хочется спать? Откуда взялась эта внезапная нега? Словно хочешь провалиться в какую-то нирвану, засасывающую тебя в пустоту.

Последним усилием воли он вынул из кармана дневник, кое-как устроил его на коленях, прищурился от внезапно наступившей слепоты и едва вывел первые буквы:

«Если это вы, Кирк, то я слышу ваши выстрелы. Передай Эрвину, что я его искренне любил как сына. Умираю. Наверное, не дождусь вас. Непонятная истома сковала всё тело. Не могу пошевелить конечностями, словно парализовало. Кричать тоже нет сил. Горло пересохло, вырывается лишь кашель и хрип. Пишу с большими перерывами. Внезапная слепота не позволяет видеть почерк…»

Он в очередной раз перевёл дух. Подниматься совершенно не было сил. Рука ходила ходуном. Строчки плясали и уходили вкось куда-то за страницу. Несколько раз карандаш выпадал из дрожащих скрюченных пальцев. Приходилось вслепую шарить по лишайнику. Набравшись сил, раздираемый приступами бесновавшегося кашля, он продолжал, затем снова отдыхал, снова терял карандаш. Последние строки он дописал уже в полном бессилии:

«Не знаю, что со мной. Ужасно хочется лечь и заснуть. Не в силах поднять даже руку. Усталость, сковавшая внезапно всё тело, будто влечёт в какую-то пропасть. Эрвин, мальчик мой, заклинаю тебя как старший по возрасту: дойди до тоннелей с колодцами! Открой человечеству их тайну! Вернись с Кирком назад к своей невесте. Кирк, на твоих плечах теперь следующая экспедиция. Разыщи могилы Пауля и Георга. Добейся, чтобы им всем и нам всем воздали полагающиеся почести. Семьям – причитающиеся пенсии. Теперь о главном…»

Приступ кашля был настолько сильным, что Томас едва не повалился навзничь. Платок окрасился сгустками крови.

Пресвятая дева Мария! Да что ж со мной такое?

Сердце, казалось, отбивало последние ритмы. Полностью онемевшей рукой, слепыми слезящимися глазами следя за движением дрожащего карандаша, он вывел последние строки:

«Вся экспедиция, кроме вас, погибла. Стая уродливых неизвестных мне тварей, похожих на громадных чёрных волков, растерзала Константина и Тансена. Наш капитан был последним. Проводник пропал без вести. Борисова разорвали по частям на моих глазах. Передайте соболезнование брату-эскимосу. Теряю сознание…».

Капли слёз застилали глаза и капали на бумагу.

«Чудом остался жив. Какая-то неведомая сила или РАЗУМ защитили меня от нападения. Атаковавшие твари, восемь или девять уродливых особей, повалились замертво, одновременно, в один миг. Затем я потерял сознание, очнувшись в совершенно иной местности. Шёл вслепую наугад весь день. Добрался сюда и повалился замертво. Меня, видимо, пе-ре-ме-сти-ли каким-то образом, но для чего? Для какой цели оставили в живых, чтобы сейчас умереть? Не знаю, успею ли дописать. Рука омертвела. Кровь течёт из горла. Если найдёте следы цивилизации Гипербореи – донесите сведения до человечества! Это было целью нашей экспедиции. Мы потеряли всех, кроме вас троих. Эрвин, ты отлично поёшь, из тебя выйдет знаменитый певец. Кирк, ты был и есть лучший из нас. Похороните наших героев у себя на родине. Прощайте…».

Строчки скользнули вниз, оставляя кривую линию с пятнами крови. Рука бессильно ушла в сторону, голова упала на грудь, из горла вырвался хрип. Густая клейкая струйка крови вытекла из открытого в спазмах рта. Воздух наполнился неприятным металлическим запахом. Воротник куртки пропитался взбухшим алым пятном. Томас медленно начал заваливаться на бок. Последнее что он увидел в своей жизни, это мелкого грызуна, похожего на лемминга, который с любопытством принюхивался к его унтам. Звук третьего выстрела прозвучал где-то совсем рядом.

Но Томас, старший из полярников, мужественный первопроходец Арктики, уже не слышал.

Мир его праху. Он был настоящим героем.

…Там они и нашли его, лежащего в лишайнике. Вытекшие из горла струйки крови ещё не успели свернуться. Эрвин первым увидел остывавшее тело, но было поздно. Томас испустил последний вздох, так и не увидев своих товарищей.

– Родной мой! – бросился он к нему. – Господи, да за что?

Оба полярника уже ничем не могли помочь. Им осталось только присесть рядом, совершенно не воспринимая окружающей среды. Кирк взял выпавший из рук дневник, и они молча, смахивая слёзы, в течение нескольких часов читали и перечитывали записи, особенно последнюю, сделанную дрожащей бессильной рукой. Так они и узнали о смерти своих товарищей. Теперь спешить к лагерю не было никакой необходимости, их никто не ждал. Кирк и Эрвин остались вдвоём на всём громадном пространстве прозрачного купола, наедине с медведями и неизвестными волками-людоедами. Оставалось только похоронить иссохшее тело своего старшего друга, воздать почести, забрать дневник, проверить ружьё и…

А что, собственно, и?..

Куда им теперь было идти? Вдвоём, с одним ружьём и десятком патронов? На ту сторону реки переправляться не имело смысла. Если они её перейдут, единственным их финалом будет полный и основательный крах экспедиции. Вдвоём они оттуда уже не выберутся: об этом говорили неутешительные факты встречи с медведями и волками. Кто знает, какие исчадия ада ждут их по ту сторону побережья…

Размышляя таким образом и редко перекидываясь словами, они молча похоронили Томаса, соорудили крестик, написали сообща данные о смерти, сложили костёр, завернулись в прихваченные эскимосские одеяла и, совершенно не опасаясь хищников, провалились в глубокий, безразличный ко всему, сон. Но прежде, чем уснуть, Эрвин в эту ночь, светлую, беззвёздную, под тусклыми лучами незаходящего солнца, затянул свою печальную песню тем голосом, который так нравился Томасу.

…Оба отважных путешественника, единственные уцелевшие из некогда крупной экспедиции, совершенно не ведали, что, начиная с этого момента, события начнут развиваться с поразительной быстротой.

********

Первым проснулся Эрвин. Он почувствовал что-то неладное, пытаясь отогнать остатки болезненной дрёмы, в которую он провалился почти в беспамятстве. Кирк ещё спал. Было светло, впрочем, как и всю ночь. Костёр едва тлел, потухая из-за отсутствия веток. Стараясь не разбудить единственно оставшегося друга, Эрвин подкинул веток, осмотрел долину слезящимися глазами, поёжился от сырости и направился в редкий кустарник. Что-то всё же тревожило его спросонья. Отчего он так внезапно проснулся? Будто толкнули в бок, тихо, но настойчиво. Словно чья-то невидимая рука осторожно встряхнула его, приподняла с земли и аккуратно вернула на место. Было странное ощущение, что в расположение стоянки проникло что-то постороннее.

Или кто-то…

Эрвин обтёр лицо смоченным платком, вернулся к костру и принюхался, продолжая обводить взглядом долину. Подзорная труба пропала в реке, когда второго проводника поглотил в себя громадный тромб, вырвавшийся со дна реки. Теперь Эрвин мог различить долину только невооружённым глазом. Как будто бы всё тихо и мирно. Вдалеке пасутся стада овцебыков. Порхают гуси и полярные совы. Мельтешат мелкие грызуны. Ни медведей, ни волков не наблюдается. Воздух тих и прозрачен. Облаков почти нет. Обычные звуки просыпающейся поутру природы. Тогда что же его, к чертям собачьим, разбудило? Эрвин мысленно выругался.

И тут, поначалу, совершенно не поняв, что начало происходить, он увидел вправо от себя какое-то лёгкое, едва заметное движение. На раздумья не оставалось времени. Какая-то тень, скользнувшая по кустам, заставила его отпрянуть, рефлекторно прикрыв спиной спящего друга.

- Ма-ать его в печёнку… - протянул он ошеломленно. Звук голоса был скорее похож на шёпот.

- Эт… эт-то что ещё такое?

Громадный, просто колоссальный пласт тектонической плиты площадью не менее нескольких сот метров не спеша сместился в сторону, навстречу Эрвину из земли выдвинулась какая-то платформа, и гигантский зев вертикального колодца раскрыл перед ним свои створы. Две смежные двери огромных размеров, изготовленных из неизвестного блестящего материала, разъехались по бокам образовавшегося под землёй бункера, раздался шум работающего механизма и всё стихло. Застывшие двери словно пригашали внутрь. Но Эрвин смотрел сейчас не на них. С запоздалым отчаянием он бросился к спящему Кирку. Тот так и не успел проснуться. Глубокие борозды раздвинувшейся вертикальной шахты спровоцировали внутреннее давление, вырвавшееся наружу с тихим свистом. Целые ручьи сухой почвы вместе с лишайником и кустами начали стремительно всасываться внутрь, увлекая за собой одеяла Эрвина и Кирка. Само тело его старшего друга, по-прежнему не проснувшееся, устремилось вслед за различным мусором, куда последовали и мелкие грызуны с пролетающими мимо птицами. Это был настоящий гигантский пылесос, если бы Эрвин мог знать его предназначение в своём конце девятнадцатого века. Всё, что находилось в радиусе нескольких десятков метров, начало быстро и безжалостно поглощаться раскрывшимся зевом подземного колодца. Пролетающие над зоной всасывания птицы, камнем валились в чёрную пустоту шахты. Нарастающий гул больно вибрировал в барабанных перепонках.

Ничего не понимая, оторопевший от внезапности происходящего, Эрвин уже не мог протянуть руки Кирку. Того несло сплошным потоком внутрь провала, крутя во все стороны обмякшее тело. Он так и не проснулся. Очевидно, это был обморок во сне. Эрвин с застывшим криком бессильно наблюдал, как тело друга перевернуло в напоре воздуха, растянуло в пространстве, изменило форму и, с тихим хлопком увлекло вниз. Больше он его не увидел. Едва держась на ногах от мощных потоков, цепляясь разодранными руками за корни кустов, загребая лишайник, его самого несло вглубь колодца. Слезящимися и почти ослепшими глазами он увидел под собой вспыхнувший яркий неоновый свет. По стенам гигантского бункера отбросило причудливые тени. Перед ним предстал целый комплекс загадочных помещений. Краем глаза молодой полярник увидел под собой громадный амфитеатр из тоннелей, цехов, шахт и колодцев. Где-то внизу двигались едва заметными точками какие-то неведомые существа. Работающие автоматы и механизмы издавали тот самый гул, что он слышал при возникшем из-под земли бункере.

Это была цивилизация, своей немыслимой технологией ушедшей под землю в незапамятные времена ещё на заре человечества.

Это была НОВАЯ ГИПЕРБОРЕЯ.

Цивилизация, обогнавшая и покорившая Время.

...Потом внезапно всё стихло. Гул прекратился. Последний пласт вывороченной почвы обрушился вниз, и наступила тишина. Эрвин на миг потерял сознание.

А когда пришёл в себя, дико, протяжно, завывая словно дикий зверь, безысходно заорал. В этот миг, последний выживший из экспедиции, мужественный и молодой полярник, душа всего общества, весёлый и неугомонный Эрвин, начисто потерял рассудок.

Дальше только полная и всепоглощающая пустота.

Дневник Томаса так и остался лежать на земле нетронутым.

…А в небе Гренландии по-прежнему светило незаходящее огненно-красное солнце.